главная библиотека архивы гостевая форум


Открой глаза
Автор: Зануда
Рейтинг: G
Жанр: Альтернатива.
Герои: Владимир, Михаил, Анна
Время: Продолжение сцены после угроз Анны пистолетом.


- Хочешь, чтобы я уехал? Конечно, ведь тогда она останется с тобой…
- Давай я уеду, а ты останешься с ней, в моем поместье.
Михаил осекся, не веря ушам. Барон предлагает ему… Но Владимир лишь хмуро смотрел в упор.
- Ты что, как ты можешь?!
- Могу, как видишь. Если у меня нет иного способа открыть ей глаза, тот придется ждать.
- Ждать?!!!
- Конечно. Жениться на ней ты не сможешь. Рано или поздно она это поймет.
- Но почему просто не освободить ее?
- Мишель, очнись! Ты что, всерьез хочешь, чтобы Анна попала в театр? Что станет там с ней. С той самой Анной, которую… мы любим… оба.
Репнин молчал. Корф потряс его в очередной раз. И словно холодной водой окатило князя внезапным осознанием того, как эгоистично и жестоко по отношению к самой девушке было мужское противостояние.
- И ты… смог бы принять ее после…
Язык не поворачивался выговорить внезапно потянувшее гнилью слово “интрижка”.
- … после романа с тобой? Смогу. Я люблю ее даже настолько. Анне нельзя оставаться одной, она не знает жизни. Будучи свободной, после расставания с тобой, она скорее пропадет, чем вернется сюда. Гордости ей не занимать. Так что, вольную она получит, только будучи обрученной.
- Но… Володя…
- Довольно, Мишель. Неужели ты думаешь, мне легко это дается? Но выбора нет, и дело не в тебе, и не во мне, а в ней. Анна убеждена, что любит тебя, пусть тебя и получит. Дуэль ничего не решит. Смерть любого из нас убьет и шансы другого.
- Это да, но неужели ты полагаешь меня способным…
- Хватит! Не испытывай мое терпение.
Ошеломленный Репнин не успел найти, что ответить, а раздраженный донельзя Владимир уже вышел вон, грохнув дверью. Через четверть часа и пуще того, ускакал на любимом жеребце в неизвестном направлении. Прощальное письмо, оставленное хозяином гостю, гласило “Соберешься уезжать – пришлешь записку с Никитой“.

Далеко не сразу смог Михаил прийти в себя. Решение, а затем отъезд Корфа поставили его в отвратительное положение. И тем тяжелее было молодому князю, что друг был прав. Во всем, или почти во всем. Женитьба на бывшей крепостной ему заказана. Связь с актрисой, возможно, была бы прощена светом, но никак не брак. А содержанка Анна… это не Анна. И он сам… Как ни сладостна мысль об этой нежной красавице, но пользоваться ею, как обычной кокоткой, он не мог. Не мог ставить ее на одну ступень с такими женщинами, не хотел. Бойкое воображение вдруг нарисовало картину, каковы они станут через десять лет. Он, охраняющий ступени Российского Престола, возможно, уже муж и отец, уверенный, спокойный. И она, раздавленная колесами судьбы. Сможет ли он без угрызений совести сознавать, что стал колесом первым? Нет, лучше остаться в ее памяти рыцарем из сказки уходящего детства, чем гнусным чудовищем.
Немыслимое предложение Владимира столь внезапно сорвало пелену с его глаз, словно повернуло некую призму, через которую ранее он видел себя благородным освободителем от гнета жестокого тирана. Теперь же стал обычным себялюбцем, не позволяющим дорогому человеку обрести достойное положение и защиту. Ведь Корф открыто признал, что намерения его к Анне более чем честны и серьезны. Простые соображения порядочности обязывали Михаила отступить гораздо раньше, но по-мальчишески и так не вовремя заело – одержать верх над Владимиром хоть раз, да еще и какая сладкая победа!
Но теперь… Конец. Нужно поговорить с Анной. Откровенно и честно.
Однако в тот день ничего не вышло. После угроз пистолетом девушка заперлась в комнате и не выходила. Лишь утром Варваре удалость зазвать ее позавтракать на кухню. Сообщить об исчезновении хозяина. И без того сердитая красавица вновь вспыхнула, объявив, что ей все равно, и даже топнула ножкой для убедительности. За этим упражнением ее и застал растерянный Михаил. Не имея желания снова становиться пешкой в господской игре, Анна прямо напомнила об отсутствии хозяина дома и неуместности нахождения гостя в доме в подобной ситуации.
- Затем я и искал вас. Хотел попрощаться. Уделите мне несколько минут.
Расставание всегда трудно. Попытка объяснить, загладить, простить и испросить прощения. Михаил смотрел в глаза своей былой мечты, вдруг увидев в ней живую реальность. И не загадка там теперь царила, а усталость и боль безысходности. Он отдавал девушке последние капли уходящей любви, желая счастья и любви новой. И, странное дело, отпуская свою очарованность юной красавицей, сам становился свободным. Это открытие так его увлекло, что Репнин забылся и просил передать поклон барону по возвращении.
- Вы знаете, где он? – безразлично спросила Анна, просто чтобы что-то ответить на пространный доселе монолог князя.
- Нет, но знает ваш Никита. Чтобы он сообщить, когда …
-…вернуться, когда вы уедете, - странным свистящим шепотом подхватила красавица, - Правильно ли я вас поняла, что вы с Владимиром Ивановичем разрешили ваш прежний спор обычной очередностью?
Холодное бешенство и презрение девушки били молодого человека наотмашь.
- Вместо пистолетов вы кинули монетку. Разумеется, как же иначе разыграть крепостную…
- Нет же, вы все не так поняли, - Репнин готов был откусить язык и одновременно набить морду Корфу. Заварил кашу в основном Владимир, а весь гнев достался одному ему. Все шишки, и это входит в традицию.
- Не так, говорите… - так же внезапно оборвала себя и его Анна, вся словно наполняясь льдом отчуждения, - Тогда прошу прощения за недостойное поведение. С вашего разрешения у меня дела. Надо подмести кухню. Прощайте, Михаил Александрович. Желаю вам всего наилучшего.
Она сделала изысканный реверанс, выплыла из кабинета с королевской грацией. Бывший поклонник убито смотрел ей в след, с трудом переводя дыхание.

Временным пристанищем Владимира стал отдаленный охотничий домик в поместье. Обстановка тут была спартански проста, но давала необходимую защиту от непогоды и ветра. А большой камин, в былые годы вмещавший в себя вертел с молодым кабанчиком, отлично согревал теперь озябшее тело. Уже второй день барон находился здесь, уверенный, что пробудет еще долго. Ни минуты не сидел без дела, сначала оживляя давно не посещаемый дом, потом просто занимая руки, чтобы не лезли в голову нежеланные мысли. Как она там… они там… Впрочем, о НИХ нельзя ни знать, ни помнить. Так и рассудка лишиться недалеко. Лучше о насущном.
Дров наколол, запас провизии на неделю, много ли нужно одному, когда ружье исправно, пороха и пуль вдоволь, а живности разной вокруг кишмя кишит. Вот, например, упитанный заяц, неосторожно шмыгавший неподалеку. Славное будет жаркое. И шкурка неплоха. Хотя Анна, скорее всего, рыдала бы по бедной зверушке… Опять Анна. Нет ее тут, нет! Сколько ни мечтай о том, что войдет, обнимет, этого не будет. А будет нескорая встреча с перегоревшей разочарованной женщиной, которой придется возвращать силу и вкус к жизни. Надеясь пробудить хоть каплю любви…
Скрип двери отвлек от гнетущих мыслей и пляски пламени. Вот черт, уже видения начались!
Однако видение не проплыло перед ним с легкой улыбкой, а прозаически и вполне реально подошло ближе и влепило оглушительную оплеуху. Владимир моргнул, отступая, но Анна еще только начала. Вторая пощечина также настигла цель, третью дать не получилось – очнувшийся мужчина перехватил ее руки, тем самым развязав язык:
- Негодяй! Мерзкий сводник! Как вы посмели!!! Я вас… - она задыхалась от ярости.
- О чем это вы? – Корф был так рад видеть эту маленькую фурию, что слабо реагировал на впечатления извне.
- О том, как вы арендовали меня князю Репнину!
- Что за чушь! Как только у вас язык повернулся, Анна…
- Как же я должна вас понимать в таком случае? – ядовито осведомилась красавица, гордо выпрямляясь в позу судьи на процессе. Барон выпустил ее запястья, сел в кресло у камина, строгим жестом указал девушке на соседнее.
- Поговорим спокойно, раз уж вы здесь. Кстати, что так скоро?
- А мне следовало ждать вашего возвращения, чтобы выразить свое отношение? Я вас ненавижу!
- Ох, Анна, перестаньте. Вы все не так понимаете.
- Да что вы все твердите одно и то же?! – сорвалась с места и зашагала по комнате упрямица, - А как я должна понимать и что? Логика мужчин порой непостижима. То вы деретесь, как дети, то милостиво уступаете меня друг другу. Очевидно, игра надоела. Что тут не ясно… Кроме одного – почему никто не спросит меня?
- Именно это я и сделал. Вы же выбрали Мишеля, - глухо проговорил Корф, переводя взгляд на пламя в камине.
- И вы решили…
- Не мешать… Решил, что раз вы хотите этой любви, то получите ее.
- Вы не отпустили меня… - она остановилась, не понимая.
- И не отпущу! – он резко повернулся, откинулся в кресле, сложил ногу на ногу, всем видом демонстрируя хозяйское превосходство.
- Почему… - это уже не вопрос, стон.
- Да потому что восторженные грезы сменяются грязью жизни. Сказки кончаются, Анна, и крайне редко кончаются хорошо. Только одна Золушка вышла замуж за принца, одна на миллион. Чаще все прозаичнее – содержание, визиты тайком, поджатые губы знакомых, темная вуаль на лице, груз разочарований и мысли, а как могло бы быть, если бы все было иначе. Миша не смог бы дать вам иного. У него слишком много обязательств перед светом и семьей. Простите, но это так.
- Я поняла это давно и ни на что не претендовала.
- Знаю. Как и то, что вы хотели актерской карьеры. Только учтите – когда мой отец прочил славу, он имел в виду, что лично станет возить вас на репетиции, постановки, пестовать талант вместе с Сергеем Степановичем.
- Но что в том дурного? Моя игра радовала его, и я старалась, как могла…
- Дурного ничего. Но он умер, Аня. И теперь в театре на вас бы смотрели, как на любую дебютантку, то есть как стая волков смотрит на молодую дичь – кто первый откусит кусок. Вы правильно поняли меня, - кивнул он в ответ на брезгливое передергивание хрупких плеч, - и мнения вашего уж точно не спросит никто.
Он помолчал и горько усмехнулся.
- Знаете, мне почему-то все время приходится открывать людям правду.
- О, да! Вы в этом весьма преуспели. Один выбор формы открытий чего стоит, - встрепенулась застарелым возмущением красавица.
- Я уже приносил извинения за приказ танцевать. Я был не прав тогда. Тогда, но не сейчас.
- Сейчас вы оставляете меня себе.
- Не себе, я просто забочусь. Поймите, Анна, рано или поздно вы бы расстались с Репниным, и что бы было? Вас бы растерзали. Не хочу страданий больше, чем есть уже. Ведь сами вы не вернулись бы в поместье, стань жизнь невыносимой, так?
Она смолчала, зябко обхватила себя за плечи, невидяще смотрела перед собой. Такой одинокой и беззащитной оказалась она в жестоком мире.
Владимир поднялся, приблизился к девушке, всей душой желая оградить ее от невзгод, утешить в боли, но он опасался испугать ее.
- … А мне, знаете ли, вовсе не хочется становиться эдаким Призраком Оперы, чтобы отгонять от вас всех любителей звонкоголосых певиц.
Шутка не была услышана, пришлось идти на откровенность.
- Вы однажды обвинили меня в том, что я отнял в вас любовь, уважение… Отчасти это было так. Я стремился отнять у вас любовь к человеку, с которым ничего не может получиться. Увы, это мне не удалось.
- Зато вам удалось заставить его отречься от меня.
- Раз отрекся, значит рано или поздно сделал бы это. Аня… вам все еще больно?
Их разделял лишь шаг. Тот самый шаг, который должен преодолеть кто-то из них. Чтобы соединить половинки воедино, чтобы прекратилась пытка, чтобы усталость двоих чужих превратилась в опыт цельной пары. Но ни один не находил в себе сил преодолеть этот бесконечно короткий шаг. Наоборот, возникшее напряжение притяжения напугало девушку. Она вздрогнула, словно стряхивая с себя путы, встрепенулась спасительным и таким знакомым протестом.
- Не надо, не надо меня жалеть! Не надо изображать то, чего не может быть. Довольно! Вы уже оградили от меня друга, зачем же продолжать фарс…
Анна знала, что это не правда. Знала, почему так теплы сейчас глаза барона, почему он затеял все это. Знала, но не могла принять. Владимир – не романтик Миша. От него нельзя ждать восторженного поклонения, нет, властью своей барин не делится. Битва теперь идет за ее сердце, все остальное и так принадлежит тирану по праву рождения. Сердце… Ах, почему же так хочется слушать его велений и почему так страшно? Не успел разум остановить порыв приехать сюда, все высказать этому… Прискакала с Никитой, а тот от греха подальше домой заторопился. И вот теперь, хоть по снегу пешком иди. Не оставаться же наедине с Владимиром, с ТАКИМ Владимиром…
- Это не фарс, - мягко остановил мужчина, - Но я вас понимаю, мне и самому нелегко было себя понять… А вы, Анна, что чувствуете вы, чего хотите? Знаете ли вы что вам нужно на самом деле? И что для вас та самая свобода, о которой вы с Репниным уже плешь мне проели?
- Нас с Репниным нет, как и плеши, - она ухватилась за возможность продолжить лишь относительно безопасную тему, - А свобода, свобода это выбор.
- Он и теперь есть. Но сейчас это действительно выбор с открытыми глазами, а не попытка сбежать неизвестно куда непонятно от чего. Скажите честно, вы по-прежнему хотите стать актрисой в театре? Или, называя вещи своими именами, рветесь в содержанки князя Репнина?
Признавать поражение девушке совсем не хотелось, пришлось ощетиниться.
- О, да, это действительно богатый выбор – быть содержанкой князя или наложницей барона…
- Прекратите! – рявкнул Корф, мгновенно выйдя из себя, - Если бы все было так, Мишель не отступился бы. Вспомни, я хоть раз пытался соблазнить тебя? Или, может быть, зацеловывал до немоты?
- О, нет. Вы всего лишь приказывали танцевать раздетой.
- Да, после того, как взбесился от лицезрения ваших амуров в гостиной. Мягко говоря, правила приличий в моем доме были нарушены.
Анна покраснела и смолчала. Владимир отмахнулся.
- Дело прошлое, мы оба уже заплатили за ошибки. Но вы должны учесть, что выбор у вас такой – если я вам противен, вы остаетесь в поместье на том же положении, что и при отце. Если же… Я вам противен? – он перебил самого себя, впился глазами в упор, ни тени возможности увильнуть, солгать. Красавица растеряно пожала плечами, покачала головой.
- Нет, но я на вас сердита.
- О, это сколько угодно, - заметно расслабился барон, - Но раз я вам не противен, знайте, что в своей жизни я вижу вас только женой.
Анна прыснула, прикрыла рот ладошкой, потом махнула рукой и звонко рассмеялась. Владимир справедливо заподозрил истерику и прекратил все это эффективным и приятным способом - рывком уронил бедняжку себе на колени и запечатал судорожно вздрагивающий рот требовательным поцелуем. Она пыталась биться, вырываться, но он не пускал. Безмолвно говорил с нею о страсти, о нежности, о тоске уставшего в одиночестве сердца. О том, как нужна ему эта малышка, как желанна.
Куда ей было деться… Как ни злись, как ни негодуй, а Душу, в которой свил уютное гнездышко этот коварный Змей, не спрячешь. Измученные губки раскрылись навстречу горячему мужскому дыханию, вбирая его жар, пробуя на вкус трепет. Когда Владимир поднял голову, Анна крепко зажмурилась, страшась увидеть столь ожидаемое победное выражение, потому и пропустила грустную нежность.
- Я серьезен, Анна. Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж. Но не будем об этом пока. Вы слишком устали. В поместье ехать уже поздно. Переночуем здесь, а утром вернемся. Надеюсь, вы меня не боитесь?
Несмотря на явное желание сказать ”да” девушка почему-то упрямо помотала головой.
- Ну, вот и славно, - улыбнулся Корф и, предвидя новые споры, чуть возвысил голос, - Как нынешний ваш хозяин приказываю больше не болтать. И уж тем более, не причитать над убиенной, но очень вкусной дичью.
Красавица насупилась. Шутки Владимира иногда обижали более своим наличием, чем содержанием. За столом она строптиво дождалась нового приказа есть, впрочем, не проронив ни слова. Барон иронично закатывал глаза и явно наслаждался ”местью” своей (в этом больше не было сомнений) любимой.
На ночь он пододвинул к камину диван, с удовольствием, очень тщательно закутал Анну в одеяла и шкуры, невесомо чмокнул в нос.
- Доброй ночи. Сладких снов…
- Доброй ночи, - она отвела глаза, смущенная трепетом от этой внезапной его близости и позабыв молчанку.
Корф чуть не силой заставил себя удалиться в другую комнату и долго прислушивался к шорохам, скрипам, надеясь, мечтая…
Девушке тоже не спалось. Метания, тревоги, воспоминания теснились в голове, рождая противоречивые мысли. Еще и складка эта давит спину. Но повернуться не получилось – Владимир перестарался, утепляя ее. Руки разве что не связаны, как тогда, на конюшне. Пошевелиться никак. ”Вот во всем он такой! Ни в чем воли не дает!” – едва не плакала Анна, привычно обвинив хозяина во всех своих невзгодах. Потом отчаянно дернулась всем телом и упала на пол. Теперь стало гораздо хуже. Свободы не прибавилось, зато возникла опасность поджечь одеяло. Пришлось звать барона.
- Анна, что с вами? – Корф был озадачен, но расторопен – легко поднял извивающийся на полу кокон и вернул на диван, - Вам плохо?
- Нет, - буркнула страдалица, метая из глаз сердитые молнии, - Лишь неприятно быть спеленутой.
- О, простите, я боялся, вы замерзнете, - он улыбнулся так ласково, что сразу все простилось.
- И замерзли сами – у вас ледяные руки.
- Не без того, дорогая, - церемонно начал Владимир и плутовски подмигнул, - Но я не решился проситься к вам под крылышко. Вы бы не смогли не заподозрить коварства.
- Зато я могу поделиться одеялом.

Как-то само получилось, что в камин подбросили дров, барон со своей подопечной устроились на диване, тесно обнявшись под ворохом покровов. Сам собой начался и откровенный, наконец, разговор:
- Холодно?
- Нет, но мне не по себе.
- Боишься меня?
- Наверное… Немного. Я не знаю, каков ты, о чем думаешь, что чувствуешь. Ты непонятен.
- Знаю, я и сам себя не всегда понимаю. Но я уверен, ты будешь счастлива со мной.
Недолгое молчание, тяжкий вздох.
- Почему ты отдал меня ему? – она даже не ожидала, что осмелится спросить, но этот вопрос был невероятно важен. Корф вздохнул, крепче прижимая к себе девушку.
- Ты мечтала о нем… Все время…
- Уж и помечтать нельзя, - буркнула она, ткнувшись носом в его плечо.
- Так настойчиво – нельзя!
- И все же почему?
- Потому что первая любовь должна быть взаимной. В ней можно разочароваться позднее, но это упоение… Я хотел, чтобы ты его испытала. Была бы счастлива с избранником, хотя бы недолго.
- Первая любовь... – горько усмехнулась она.
- Да. Я знаю, что такое убивать ее. Не хотел и тебе того же.
- Тогда ты опоздал. Причем, надолго.
- В самом деле?
Красавица встрепенулась, отстранилась насколько позволяли загребущие объятия несносного тирана:
- Ты настолько же бесчувственен, насколько слеп. Всегда таким был, всегда! Я для тебя лишь кукла, крепостная, рабыня… стекляшка… Ты никогда не замечал ни меня, ни…
От возмущения и пережитых волнений она проговорилась, а тут еще и лицо обвиняемого приняло столь глупо-счастливое выражение, что захотелось огреть его чем-нибудь тяжелым. Хоть кочергой!
- Анечка! Аня, ангел мой! Ты что, любила меня? МЕНЯ?!!!
Она, конечно, отказывалась, пыталась колкостями поколебать самоуверенность барина, но увы… Корф не слушал, упоенно зацеловывая все, до чего мог дотянуться, шепча:
- Все боялся, что ты меня никогда не полюбишь. Анечка, я был в таком отчаянии. Терял надежду тысячи раз, но не мог забыть тебя… Ангел мой, любимая…
Упрямица уворачивалась до последнего, лишь “любимая” достучалось до перепуганного шквалом эмоций сердечка, пробилось сквозь броню пережитых обид. Тонкие руки дрогнули, сопротивление увяло. Владимир почувствовал это и усилил натиск.
- Любимая, ненаглядная, милая… Анечка моя…
- Пустите меня, - из последних сил пролепетала она, но капкан держал намертво.
- Ни за что! Ты же снова упадешь. И говори мне “ты”… Любимая…
- Не верю, - она шмыгнула носом, хлопая ресницами, - Не верю вам, барин!
Барон еще сильнее расцвел улыбкой.
- Ну и не надо! Вини меня во всех грехах, только люби! Люби так же сильно, как я сам люблю тебя.
Зачарованная признанием и искренним восторгом любимого человека, Анна смущенно потупилась, а мужчине того только и надо было. Невовремя вспомнилось, что первый поцелуй этой девушкой подарен другому, но ничего, все остальные принадлежат только ему одному! А вот и первый из них, жадный, яростный, нескончаемый.
Ночь выдалась долгой. Влюбленные то качались на волнах нежности, то вновь начинали пикироваться. Однако под утро усталость предыдущих дней взяла свое. Анна задремала на плече своего повелителя, пробурчав по привычке:
- Как я понимаю, свободы мне не видать?
- А зачем она тебе теперь? Выбор уже сделан…

Конец.