Работа над ошибкой

Автор: Зануда Рейтинг: PG Жанр: Альтернатива. Сюжет: завязка, предложенная Мимозой для Угадайки Владимир хмуро покачивался в седле. Мысли были самый мрачные. Он потерял все. ВСЕ! И месяца еще не минуло со дня убийства отца, как новый удар – фамильное поместье отнято, а его самого вышвырнули из дома, как побродяжку – вальяжно и чуть брезгливо. А Анна… Нет, с ней все в порядке, о ней сейчас лучше не думать. Тетка права, сначала следует вернуть родовое гнездо, а там… он сможет завлечь обратно в него свою голубку. Ах, отец, отец… Корф помотал головой, не желая впадать в бешенство. Это отдохновение он решил оставить до момента обнаружения душегуба и криво усмехнулся. Но где же все-таки искать? В уезде пока ничего не удалось выведать, в дом Забалуева не попал. Подозрений и доводов хоть отбавляй, но как доказать? Нужно было посоветоваться с Михаилом. Заснеженные тропинки в вечерних сумерках почти не видны. Звезды едва проглядывают сквозь густые кроны елей. Он и раньше замечал, что лес в темноте кажется совсем другим, более строгим, коварным. Даже звуки в ночи разносятся дальше. Кстати о звуках: - Никитушка, скорее, скорее! Владимир стиснул зубы. Ошибиться было невозможно. Тот же звон хрустального колокольчика, неизбывный из памяти. Но сейчас он полон тревоги и боли. Почему она здесь? Что еще произошло? Барон ткнул пятками коня, поторопился к развилке. В темноте лошадь с двумя всадниками казалась диковинным зверем, чудовищем, полным угрозы. Впрочем, так оно и было. Какими бы ни были причины, приведшие Анну сюда теперь, одно было несомненно – она опять не в его власти, не под его защитой. А тем временем, Корфа увидели и узнали. - Владимир Иванович… - растерянно пробормотал Никита, - А вы… это… как здесь? Барона сразу резанула по ушам виноватая неуверенность парня, которая вообще была ему не свойственна. Что-то не так. А вот Анна напротив, почти обрадовалась. - Владимир, Слава Богу! Это вы. С Мишей несчастье. Он в таборе, ранен. Корф похолодел. Еще и Мишель. Да что же за наказание – терять тех, кто дорог. Но… привычный уже к полумраку глаз вновь наткнулся на сконфуженное выражение лица конюха. - Никита, в чем дело? - Так это, барин, просили Анну в табор доставить. Попрощаться то есть. - Репнин ранен? Парень опустил глаза, через силу кивнул. Вот в чем дело! Барон стиснул зубы, медленно выдохнул, потом решительно скомандовал: - Анна, я сам вас отвезу. Никита, вернешься в поместье, держи ухо востро. Если спрашивать станут – знать ничего не знаешь. Понял? Тот с облегчением кивнул и улыбнулся. Взвинченная задержкой девушка сползла с его лошади и перебралась к Владимиру. Она от волнения не обратила внимания, что оказалась почти в объятиях злого хозяина. Барон стиснул зубы: “Она даже не видит во мне мужчину. На что вообще надеяться?” Злость напрочь лишила его желания быть обходительным: - Держитесь крепче. Не вынуждайте ловить вас на каждом повороте. И дал шпоры. Говорят, время относительно. Несмотря на ярость, удерживая в седле перед собой притихшую Анну, он почти не заметил пути. Она же, вся в мыслях об умирающем, была уверена, что дорога продлилась вечность. Табор встретил деловитой суетой и бесшабашностью. Приезжих узнали, посыпались приветствия. Молодая черноокая цыганка потянула девушку за локоть. - Иди, ждут тебя! - Он жив?! – выпалили красавица, на что ей фыркнули в лицо. - Сама суди. Не успев ничего понять, девушка бросилась к указанной кибитке. - Миша, Миша, что с вами? Мрачный Корф молча следил за метаниями своей неразделенной любви. Что теперь? Простит ли она Репнина, бросится ли в его объятия, невзирая ни на что? И сможет ли он сам жить в таком случае? Владимир не сомневался, что ранение князя – просто приманка, но вот для чего она понадобилась? Очевидный ответ был слишком мерзок, чтобы его немедленно принять. Оставалось только ждать. Он привязал коня, отдал горсть монет обступившим его людям и неторопливо подошел к скрывшей Анну повозке. Полный боли возглас девушки по-прежнему звенел в его ушах. Но вслед за ним наступила тишина. Что там? Сердце рвалось на куски, воображение рисовало картины одна страшнее другой. А ведь он самолично привез ее сюда. Привез отдать сопернику. Но разве был выбор? Однако послышались голоса. Это что, Анна? Разве она может так шипеть? - Вы…. Вы… - Не тревожьтесь, со мной все в порядке. Но я должен был выманить вас, - Михаил, похоже, доволен собой. - У вас нет сердца. Сказать мне… это жестоко. - Анна, довольно. Не мог же я позволить увезти вас в Архангельск. - Я просила вас не вмешиваться, - голос красавица наполнился могильным холодом, - Я решила уехать отсюда, как хочет того мой новый хозяин. Все равно, что со мной будет. И без того я долго скрывалась от своего истинного положения. - Но Анна! - Прощайте, Ваше Сиятельство. Мне еще нужно вернуться. Прошу не препятствовать. - Анна, простите, но я не могу спокойно смотреть, как вас… Я люблю вас. Клянусь, что смогу позаботиться… Судя по шагам, Репнин приблизился, но затем последовал сухой резкий звук, похожий на негромкий выстрел. - Больше я не попадусь на вашу приманку, князь. Господа крепостных не любят. Они нами пользуются. Полученная Репниным оплеуха странным образом горела и на лице Владимира. А слова Анны…все верно. И больно. Но на размышления и самобичевание не было времени – девушка выскочила из кибитки и, почти не видя ничего из-за застилающих глаза слез, бросилась прочь. Корф едва успел перехватить ее, остановить, удержав за плечи. Огорченный Михаил показался следом, но замер, завидев друга. - Осторожнее, еще немного и вы упадете в костер. Она встряхнула головой, сбросила руки со своих плеч и постаралась непринужденно ответить. - Прошу прощения, господин барон. Я, кажется, ввела вас в заблуждение. Волнения были напрасны. Ваш друг цел и невредим. - Последнее преувеличено. У вас тяжелая рука, Анна. Не ожидал, - он криво улыбнулся, чтобы хоть немного утешить ее. Но девушка посмотрела ему в глаза и твердо ответила: - Расплата за ложь. Кому как не вам оценить это. Владимир стиснул зубы. Репнин шагнул ближе, но красавица сделала отвергающий жест. - Не стану мешать вам, господа. Мне еще нужно вернуться в поместье. Предстоит долгая дорога. Барин велел. - Если уж вы непременно собираетесь выполнять барскую волю, то поезжайте в Петербург, как велел вам я, - рыкнул Корф. Что бы там не произошло, но никто другой не будет указывать ей. И уж угрожать – тем более. Однако строптивая собственность была иного мнения. - Вы мне больше не хозяин. - Разве? – Корф медленно расстегнул пуговицу шинели и вынул из-за пазухи свернутый листок, - Отдать Это может только хозяин. Владимир навсегда запомнил Анну в тот момент. Дрожашие губы на бледном лице, полные все еще удерживаемых слез глаза. Потом капелька скользнула по реснице и прочертила щеку. Отчаяние, горечь, боль… и надежда, сверкнувшая сквозь мрак, как эта слезинка. - Что это? - Ваша вольная. Из-за княгини я не успел написать ее, не имел права. Но был уверен, что вы в безопасности в Петербурге. Думал выиграть время. А потом решил проверить, вдруг отец заверил документ. И вот… Одним словом, вы свободны. Теперь у вас действительно нет хозяев. Измученная красавица, не веря, протянула руку. Заветный символ свободы был невесомым, почти неосязаемым. Но еще хранящим тепло мужского тела. Онемевшими пальцами она развернула бумагу. Буквы плыли перед глазами, все смешивалось… “девица Анна Платонова”,… “Барон Корф”. Она свободна. Чтобы помочь девушке справиться с потрясением, Владимир проворчал: - Не сильно радуйтесь. Вы несовершеннолетняя, поэтому я теперь ваш опекун. Опыта у меня в этом деле нет, но не оставлять же вас на произвол судьбы. Вы отправитесь в Петербург, на прослушивание в Императорском Театре…. - Почему вы отдали мне это? - Мне, как и князю Репнину, невыносима мысль, что вы окажетесь в беде, тем более, в зависимости от дурных людей, - при упоминании имени Михаила, Анна стрельнула но тому сердитыми глазами, но следующей тирадой Владимир заставил ее смущенно сжаться, - И потом, это единственный способ быть вами услышанным. - Но… что вы сами теперь станете делать? - Доставлю вас в особняк, а потом вернусь и продолжу искать убийцу. Уверяю вас, мне будет, чем занять время. Воцарилось неловкое молчание. Все трое не знали, что делать дальше, чем занять паузу. Торжественность момента получения вольной для девушки скрадывалась упоминанием пережитых бед, да и то, что родное поместье бесчестно захвачено, не позволяло ей отрешиться в сладкие грезы. Мужчины же мрачно сверлили друг друга глазами, впрочем, не желая откровенной ссоры. Чтобы не играть в непринужденность, они решили обсудить планы поутру и устраиваться на ночь. Корф безапелляционно объявил, что будет охранять Анну. На правах опекуна, разумеется. Репнин насупился, но не стал спорить, так как девушка по-прежнему на него сердилась, и убрел куда-то в сторону. Ночь была звездной. Сидя на бревнышке у колеса кибитки, Владимир чутко прислушивался к звукам изнутри. Что с нею сейчас? Радуется? Плачет? Спит? Лишь изредка до него доносился тихий шорох или едва различимый вздох. “Аня” – беззвучно звал он тогда, давая волю нежности. Табор угомонился, костер давно прогорел, лишь налетавший порой ветерок раздувал уснувшие было угли. Все вокруг настороженно замерло, как в преддверии утреннего чуда. Но нет, чудо не стало ждать утра. Едва слышный голос донесся до продрогшего мужчины: - Владимир… Он напрягся. Не имея ни крупицы надежды на что-то хорошее, решил, что девушка боится. - Анна, я здесь. Все в порядке. Спите. Полотняный полог отогнулся, открыв бледное личико с покрасневшими, но сухими глазами. - Вы не замерзли? Он ухмыльнулся. - Ничего. Бывало хуже. В горах куда морознее, в иное время с удовольствием рассказал бы. Сейчас бы горячего кофе. А вы почему не спите? - Мне не по себе. Может быть, вы… зайдете? Тут много места и гораздо теплее. Он внимательно оглядел ее лицо. Как в зеркале увидел усталость, нерешительность и что-то еще. То, чего боялся заподозрить, чтобы не обмануться. Просто пожал плечами и шагнул ближе. Места и правда хватало. Анна забилась комочком в дальнем углу. Корф устроился у “двери”, ногами перегородив проход. В замкнутом помещении молчание стало почти осязаемым и тем более напряженным. Мужчина уже пожалел, что послушался ее и попытался шутить. - Тут и впрямь просторно. До дворца, пожалуй, не дотягивает, но жить вполне можно. Как думаете, не попроситься ли и мне к ним? Стану бароном цыганским, раз уж своего дома нет. - Вы вернете поместье. Вы сможете, - тихо прервали его из угла, - Вы все сможете. Все, чего захотите. Он вздохнул, исподволь вспоминая похожее пророчество безумной тетки. Разговор становился все более откровенным. Нащупал под потолком фонарь, засветил его. - Вы хотели поговорить со мной, Анна? Беспокойные глаза блеснули из полумрака. - Почему вы отдали мне вольную? - Должен был. И гораздо раньше. Так что и я сегодня разоблачаю свою ложь. Поколотите? Она покачала головой, не принимая его показной веселости. - Нет. Но я вас не понимаю. Теперь вы опекаете меня. Если вы таким образом хотите уберечь друга, то не стоит. Я прекрасно понимаю бесплодность своих былых надежд и более не позволю себе становиться увлечением для господ. - Дело вовсе не в Михаиле. Если уж на то пошло – отец просил позаботиться о вас. Успокойтесь. Девушка подалась вперед. - Что случилось, Владимир? Вы так изменились. Неужели…вы получили новости от той девушки? Той, которую любите? Барон улыбнулся, глядя в ладони. - Можно и так сказать. Вы ведь напророчили мне ее взаимность. Хотелось бы верить. - Я от души желаю вам этого, - мелодичный голос неожиданно дрогнул. Корф замер, на всякий случай спросил: - Вам холодно? - Нет, ничего. Все в порядке. “Неужели ревнует?! Господи, помоги!” – но не стал форсировать события. - Итак, завтра вы едете в город. Управляющий давно получил распоряжения, так что главное – не выкидывать фокусов. Я серьезен, Анна. У меня теперь голова болит об убийце, не осложняйте поисками еще и вашей персоны. Она кивнула, хмуро кутаясь в одеяло. - … А потом и поместье вернуть надо. Ведь если вы хорошая гадалка, то мне должно быть куда привести жену. - Конечно, я не доставлю неудобств, - это прозвучало безжизненно и горько. - Ну вот и славно. Отдыхайте, - он протянул ей фляжку, - Хлебните немного. Согреетесь. В эту ночь не спали оба. Анна, неожиданно для себя открывшая, что Владимир любит кого-то настолько, что готов ради нее возвращать поместье. Вообще, обнаружившая, что ей не все равно, чем дышит сердце бывшего барина… И сам барон, растревоженный зыбкой надеждой и умиротворенный близостью любимой девушки. Утро было полно суеты. Корф на рассвете привел Никиту и под его охраной отправил красавицу в Петербург. Девушка прятала печальные глаза. На извинения Репнина лишь молча кивнула, почти не обратив внимания. В особняке Корфов Анну встретили как хозяйку. Предупредительные и прежде, слуги просто стелились перед ней теперь. Это интриговало и немного обескураживало. Сразу по приезду она отправила записку князю Оболенскому, но Сергей Степанович с витиеватыми сожалениями ответил, что новые актрисы театру в настоящий момент не требуются. Огорченная девушка не знала, что и думать. И вообще, что делать. Стать учительницей, гувернанткой? Или, может быть, компаньонкой? Как найти работу? Не утруждать же барона (так и не получалось назвать его опекуном). Но… нет, она обещала без его согласия не предпринимать никаких шагов. Его согласие.. Едва ли он будет протестовать. Та девушка наверняка занимает все его мысли. Нет, нельзя думать о них… Нельзя. Но какова все же она, его избранница? Должно быть, похожа на Натали – красивая, изысканная, светская. Вместе они будут прекрасной парой. Но почему же глаза болят от этих радостных мыслей? Почему утром подушка хранит следы горьких слез? От самого Корфа регулярно приходили записки. Письмами его краткие послания назвать было нельзя. Он не вдавался в подробности, но сообщал, что дело движется к концу. Так же следовали указания, что и где распорядиться по дому. Анне даже казалось, что она стала секретарем барона. Но это же не надолго. Скоро в доме появится настоящая хозяйка. Уже две недели жила она в огромном особняке, окруженная роскошью и одиночеством. Все вокруг напоминало о вздорном хозяине, чьи глаза с одинаковой легкостью придавливали к полу и возносили на небеса (правда, последнее случилось лишь один раз). Она украдкой заходила в его комнату, проводила рукой по подушке, перебирала дорогие ему вещицы на комоде. Однажды даже осмелилась открыть шкаф. Запах знакомого одеколона обрушился на нее вместе с блеском аксельбантов парадного мундира, висевшего впереди остальных. Жесткая ткань, выпуклые пуговицы, награды… И ощущение непринужденной уверенности, властности закружили ее голову. Захлопнув дверцу, она опрометью кинулась к себе. Упала на кровать и, рыдая, наконец, поняла, что влюблена. Мучительно и безнадежно. Владимир приехал под вечер. Он никого не предупредил, на это просто не оказалось сил. Расследование убийства бросило свет на давние неприглядные дела соседа и собственного отца, прикрывавшего его. Ревнивая жена сводила счеты без разбора, а будучи уличенной, лишилась рассудка. Поместье вернули законному владельцу, но барону пришлось, скрепя сердце, помиловать безумную княгиню. Корф едва не бежал из Двугорского. Омерзение было ужасным. Но еще сильнее – раскаяние. Все собственные поступки по-новому встали перед мысленным взором, терзая совесть. Наказание за грехи бывает разным. Но бывает оно всегда. И он отправился за искуплением. Одинокий всадник не так заметен, как карета с гербом. Никто даже не вышел из дверей навстречу. Барон угрюмо ругнулся под нос и поднялся по лестнице. Они что все, повымерли? Где слуги? Где Анна? Первым, кого он встретил, был управляющий особняка. Представительный человек, надежный и верный, давний друг отца. Коротко поприветствовав хозяина и сообщив ему о благоденствии в доме, он поинтересовался состоянием дел в поместье. - Потом, Кузьма Лукич. Поместье я вернул, но об этом потом. Где Анна? - У себя, Владимир Иванович, - вздохнул старик, относившийся к девушке если не по отечески, то очень родственно, - Но не ладно с ней. Бледная, плачет часто. У меня дочка так же горевала, когда в не ровню влюбилась. Душа на куски рвалась. Владимир кивнул, - Действительно, не ровня. Она достойна большего. Управляющий нахмурился. Не первый день гостя на грешной земле, он не мог не заметить облегченной улыбки, скользнувшей по лицу барона. Однако, привычно положился на волю Господа и пошел отдавать распоряжения. Анна нашлась в библиотеке. Замерла перед камином с книгой на коленях, устремив безжизненные глаза в огонь. Корф был готов поспорить – девушка не знает названия того, что “читает”. - Добрый вечер! Даже от его тихого голоса она вздрогнула, опомнилась, вскочила, уронив фолиант. Заметалась смущенно. - Владимир! Это вы! Мы не знали о вашем приезде. Он мягко улыбнулся. - А я решил свалиться снегом на голову. Приютите старого знакомого? Красавица укоризненно поправила: - Хотите сказать, хозяина. Вас все здесь ждали. Но… вы выглядите таким усталым. - Я и есть усталый, Анна, - он тяжко вздохнул, почему-то расслабляясь рядом с нею. Как непривычно быть искренним. - Тогда скорее садитесь к огню, я велю принести чая. Или желаете чего-нибудь покрепче? - судя по виду, его готовы были укутать пледом и поить с ложки. - Не надо, просто побудьте со мной немного. Не хочу оставаться один. Корф уселся в кресле, а девушка уютно устроилась на скамеечке у его ног. Вопросительный взгляд вперился на мужчину. Он нахмурился. - Я знаю, что вас волнует. Владение возвращено, убийца изобличен, но умоляю, хоть этим вечером позвольте мне отвлечься. - Как пожелаете. Я… могу что-нибудь для вас сделать? - Расскажите, как ваши дела. Она послушно кивнула и с грустной улыбкой начала рассказ. Отказ в театре, размышления о будущем. Певучий голосок внезапно дрогнул и наполнился надломом, как в звоне надтреснувшего хрусталя. Барон не выдержал: - Вам больно? - Нет, все в порядке. Я просто отвыкла много говорить. - Да… плохой из меня опекун. Заставил сидеть в четырех стенах. - Но я обещала не доставлять неудобств. - И я чрезвычайно благодарен за то, что сдержали слово. Они обменялись улыбками и замолчали, уйдя в себя. Когда же Анна, наконец, подняла глаза, то вздрогнула и застыла. Владимир смотрел на нее с такой щемящей нежностью, что заныло сердце. Она чуть повела плечами, пытаясь освободиться от сладкого наваждения. - Вы боитесь? – обласкал ее бархатный голос. - Нет… Хотя да, боюсь, - почти доверительно прошептала она. - Я тоже. - Вы?! - неожиданно стало легко - Хозяин шутит. - Я, - он вздохнул, осторожно взял ее руку в ладони и чуть сжал, от чего по телу красавицы прошла волна сначала яростного пламени, сменившаяся холодом, - Анна, мне очень важно это. Вы можете меня выслушать? Бедняжка настолько была ошеломлена своими ощущениями, что только кивнула. А мужчина медленно выдохнул, трепетно поцеловал ее пальцы и начал говорить такое, чего никто от него не мог ожидать. - Я действительно боюсь, Анна. Я боялся всегда. Боялся любить. Это началось со смерти матери. Она ушла, будучи так мне нужной. А убила ее другая дорогая мне женщина. Я очень любил обеих. Очень. И с тех пор начал сторониться этого чувства. Оно невероятно ранит, когда сильно. Я заменил себе любовь увлечениями. Это скрашивало жизнь, наполняло ее приключениями. Но дальше идти я не решался. Мне иногда казалось – не любишь, не больно терять. Я воевал со своим сердцем, стремясь защитить его. Тем более, что никто не любил меня, как я думал. Даже отец… - Но это не правда, - перебила девушка его горестный монолог, не в силах более слышать муку в любимом голосе, - он любил вас. Очень. Переживал, волновался, гордился вами. Просто он тоже боялся об этом сказать – вы были так холодны… Он любил вас… Бесценный дар вашей матери - это его слова. Он любил. - Теперь я знаю это, Анечка. Знаю, благодаря тебе. Она замерла. Слеза скатилась по щеке. “Анечка”. - Только перед его смертью мы смогли немного выглянуть из доспехов. Оба. Несколько минут у нас было на откровенность, на возможность посмеяться. А до этого – годы, долгие годы отчуждения. Я не хочу повторять этой ошибки. И бояться тоже больше не стану. Я научился любить, Анна, потому что перестал бежать от этого чувства. Оно и правда утешает в беде… , а в радости – дает крылья. Белокурая головка кружилась от его голоса и слов, но сердце вдруг пропустило удар и сжалось. Память на единое лишь мгновение вернула ее в кабинет барона тремя неделями назад. “Я увлечен… да нет, кажется, я влюблен…”. Он действительно влюблен. И слезы пронзительного сострадания стихли, чтобы ночью пролиться отчаянием. Личико расцвело восторженной улыбкой, искренней, как кинжал в рукаве. - Я очень рада. Она на вас так благотворно влияет… Темные брови нахмурились, морщина недоумения расчертила лоб надвое. - Кто? - Ваша избранница. Признайтесь, вы получили добрые вести? Владимир понял не сразу. Но вот лицо его расслабилось, знакомая ухмылка вернула дерзость в черты. Несчастная же лицемерка была столь занята разыгрыванием радости, что ничего не заметила. - Да, новости обнадеживающие. - Но… мне же интересно. Какая она? – Анна сама истязала себя, стремясь убить последние крохи надежды. - Она? Она красива, мила, очень ревнива, - ласково улыбался Корф в ее глаза. - Будьте осторожны, - заговорщически шепнула девушка, более всего желая прекратить ломать комедию и бежать, бежать, бежать… - Буду обязательно. Ведь она ко всему еще и недогадлива. Она с улыбкой повернулась к камину, поправить дрова, и сделать передышку, но не получилось. Владимир мягко опустился на колени, сразу оказавшись так близко, что дыхание перехватило, а лицо болью исказилось сквозь веселую маску. Так близко, что мысли исчезли, преграды истончились до небытия. На мгновение, одно мгновение, продлившееся вечность, их губы встретились. Оба не могли насытиться щемящей нежностью поцелуя, прервать эту сказку, но пришлось… Изумление и восторг в глазах девушки вознес мужчину до небес, но так ненадолго. Анна опомнилась и вырвалась из невесть когда обхвативших ее рук. - Неужели ваше чувство позволяет размениваться на крепостных? Или решили испытать силу чар на мне? Право, не стоит. Я дичь не вашего полета. И не слушая ответа ошеломленного барона, бросилась вон. Корф кинулся за ней, как за уходящей жизнью. На ходу пытался что-то втолковать, но куда там… Зачем он вообще затеял этот разговор теперь, усталый, туго соображающий? Кто бы мог подумать, что в этих юбках можно так резво бегать… Никак не получалось догнать. Неужели она настолько боится? Добыча уже почти была в его руках, когда на пути внезапно появился управляющий. Беглянка ловко прыснула мимо него, а хозяину пришлось чуть замешкаться, обходя по дуге изумленно замершего старика. Этой заминки хватило. Корф подоспел к комнате девушки ровно в тот момент, когда она закрыла дверь и задвинула засов. Стук и уговоры не действовали, ему отвечала бездушная тишина. Ломать же дверь Корф не хотел. Анна и без того испугана. Но немыслимо оставлять ее одну в страхе и отчаянии. В голове мелькнула мысль о сплетнях, что неминуемо понесутся по городу после новой выходки, но только усмехнулся с довольным видом. Комната Анны соседствовала с гостевой спальней. Всего-навсего десяток шагов по карнизу… Несмотря на вечер и спонтанность решения, Владимир был удивлен, увидев всю прислугу особняка на улице, таращившую на него восторженные глаза. Сперва хотел прогнать, но сообразил, что криком привлечет еще больше зрителей. “Надеюсь, они ставят на меня” и следом забыл обо всем, ступая на обледеневший карниз. Пробирающий до костей холодный ветер, скользкие камни под ногами, это уже бывало в его жизни. Внове оказалась цель, такая зовущая, как яркий свет в конце тоннеля. Шаг, другой, опираясь о стену и едва ощутимые выступы, ежась от мороза, скользя, костеря сквозь зубы повизгивающих слуг внизу, все ближе и ближе. Не к окну, нет, к временному пристанищу своей любви. Рама, конечно, заколочена на зиму. Но зато в нее можно вцепиться и перевести дух. Мимолетное воспоминание о том, как однажды разбил окно и выговоре отца. И вот снова прозрачное, расписанное ветром полотно покрывается трещинами и оседает. Волна горячего воздуха встречает ныряющего в проем мужчину. Анна приподнялась с кровати, с ужасом переводя мокрые глаза с Корфа на разбитое окно и обратно. Но сказать ей что-либо, а тем более мерзнуть, Владимир не позволил. Уверенно подхватил на руки, не обратив внимания на сопротивление и требования отпустить, унес к себе, уронил на подушки в алькове. Замок двери щелкнул, ключ нырнул в карман сюртука. Тишина. Полюбовавшись видом растрепанной красавицы на своей постели, Корф, наконец, стряхнул с плеч осколки и лучезарно улыбнулся. - Вот теперь можно поговорить. Ты обещала выслушать до конца. - Я и выслушала. Но я не позволю больше никому играть моим сердцем. - Тогда почему ты сама играешь моим? Она хватала ртом воздух, не находя слов от возмущения. - Вы, вы… - Аня, просто помолчи и послушай. Все равно, пока мы не объяснимся, ты отсюда не выйдешь. - Вы решили скомпрометировать меня! Да если хоть кто-нибудь из прислуги узнает… - Все и так видели, стояли под окном, - отмахнулся барон, - А скомпрометировал я тебя давным-давно. У цыган мы ночевали в одной кибитке. На глазах всего табора и Репнина в придачу. Ты сама меня позвала, нечего дуться. - Теперь… мне не найти работу… - горько прошептала красавица. - Ну почему же. Я как раз хотел сказать, что приехал в Петербург за своей женой. - Женой…, - одними губами повторила девушка, - Но когда же? - Надеюсь, в будущее воскресенье, - уверенно улыбнулся Владимир, счастливый ее убитым видом. Пора было снимать маски, и он шагнул к кровати. Однако упрямица резво перекатилась на другую сторону. - Поздравляю вас. Но тем более не понимаю причин повышенного внимания к себе. Корф попытался обойти, но добыча вновь улизнула. Игра в салочки продолжалась. - Что ты вертишься, как уж на сковородке, Анна? Я просто пытаюсь с тобой поговорить. - А я не желаю слушать. Оставьте меня и морочьте голову своей невесте! Владимир возвел очи горе и застонал. Ну что с ней делать? Рыбкой нырнул навстречу своей сердитой судьбе, упал на кровать животом, но красавицу все же сцапал. Перехватил покрепче, стараясь не сильно сжимать брыкающуюся фигурку, упоенно выдохнул в гневное личико. - А я этим и занимаюсь. И решительно прекратил дальнейшие препирательства старым как мир, однако от этого не ставшим менее эффективным способом. Не сразу, но придушенный писк и борьба прекратились, тонкое тело обмякло в его руках, а сладкие губки дрогнули далеко не от протеста. Он поднял голову, чтобы встретить ее взгляд, но по сердцу резануло болью – из плотно закрытых глаз девушки катились слезы. - Аня, Анечка, не надо. Не надо, мой ангел… Она безнадежно прошептала: - Умоляю, прекратите. Не обижайте меня обманом. Та девушка.. - Это ты! Я говорил все время о тебе, тебе одной, мое счастье. Аня, я перестал бояться, что ты не сможешь полюбить меня. И я не хочу тратить жизнь на бесплодные попытки скрыть очевидное, а потом жалеть об этом. Я. Тебя. Люблю. - Нет! - Да! Она недоверчиво покачала головой, не в силах принять его слова. Душа же ликовала, пела, глядя в такие искренние и близкие теперь серые глаза. Владимир виновато улыбнулся. - Я натворил много глупостей, да и вообще был болваном. Но если ты… выйдешь за меня замуж… Ты никогда не пожалеешь. Ты будешь счастливой. - Ты… - растерянно донеслось до мужчины. - Да. - Но ты не можешь, ты же… - Да. - А я… - Да. Это все возражения? - Но… нет, - она внезапно очнулась и опять забилась, - Нет. Я тебе не верю. Ты лжец, безжалостный и коварный. Ты же… Возмущение красавицы не произвело впечатления. - Да. - Еще и соглашаешься!!! Грубый, деспотичный… - Да. Так ты станешь женой этого чудовища, Анна? - она как раз набрала воздуха в грудь, чтобы продолжить обличительный монолог, но не смогла, услышав нежное, - Ты же любишь меня. Не я один боялся этого чувства. Ты любишь… Ты плакала ночами, ты ждала, ты не можешь отвергнуть меня, даже желая этого… Зачем, Анечка… Я все равно не приму отказа. Можешь поколотить меня, но в воскресенье мы обвенчаемся. Обиженная игнорированием своего, пусть и лицемерного, мнения красавица шмыгнула носиком и ткнулась лбом в мужское плечо. А вскоре и вовсе расслабилась в тепле рук и ласке бархатного голоса. - … Между прочим, я очень устал в дороге. И еще больше соскучился. А ты только дуешься и фыркаешь. На карнизе, к слову, было очень холодно. Нет бы обнять, пригреть. Ведь твоей репутации это уже не повредит… Знаешь, так хорошо, когда ты рядом. Без тебя все пусто и безрадостно. Больше этого не будет. Мы будем жить долго и счастливо. Ты никогда не останешься одна. Я расскажу тебе все свои тайны, открою все секреты… Анна так и не сказала о своей любви жениху. Об этом узнал только ее муж. А услышав, на радостях принялся признаваться во всех своих проделках еще с детских пор. За последнюю (письмо князю Оболенскому с просьбой не принимать актрисой в театр будущую баронессу Корф) новобрачного таки оттаскали за ухо. Но он не огорчился. конец