главная библиотека архивы гостевая форум


Против законов времени
Рейтинг: PG-13
Жанр: страшная сказка по мотивам…
Герои: Владимир Корф (барон), Анна Платонова (крепостная барона Корфа), Михаил Репнин (воздыхатель крепостной барона Кофра), Ольга Калиновская, она же мадам Болотова (бывшая любовница Цесаревича Александра), Варвара (кухарка барона Корфа), маленький пушистый зверек
Пейринг: ВА

«И вечный бой. Покой нам только снится…»
(А. Блок)

Пролог

В сущности, это был обычный февральский день. Ну, может, солнышко сияло немного ярче, чем принято в это суровое зимнее время, да еще сильнее отблескивал в его лучах, искрился белый снег, да синева небес, залитая светом, казалась выше, глубже и немного резала глаза. Лес еще дремал, согретый теплой снежной шубой, и ему вовсе не хотелось просыпаться… Но пришлось… Разбуженные тревожным конским ржанием, встрепенулись заснеженные еловые лапы. Вылезла из дупла сонная белка и, взглянув вниз, заметила двоих всадников. Молодые люди с пылающим в глазах праведным гневом горячили жеребцов. Белка фыркнула и скрылась в своем уютном древесном домике, махнув напоследок по-зимнему пушистым хвостом. Озябшие почерневшие ветви дружно зашумели, обсуждая появление чужаков, но вроде бы те не представляли опасности – и все в лесу успокоились. Все ли?...
Где-то глубоко в теплой норе, устланной корой и прошлогодними листьями, проснулся ОН. Протер глаза мохнатыми маленькими лапками, пробормотал под нос нечто неразборчивое и уже собирался снова уснуть, когда конский топот приблизился, и голоса людей стали громче. Потревоженный пуще прежнего громким спором мужчин, он обозлено скрипнул зубами и бочком направился к выходу. Февральское солнце в первые мгновения ослепило сонного лесного зверька, заставило зажмуриться. Шумно выдохнув, он стряхнул с меховой шубки снежную пыль и недовольно выглянул из-за лапника. Двое спорщиков горячились еще больше. Сурок (а это, несомненно, был он) уже хотел пригрозить бестактным сыновьям рода человеческого всеми небесными карами, но, совершенно случайно всмотревшись в серую грусть на дне серого взгляда одного из мужчин, сокрушенно вздохнул:
- Ладно уж… - коготки на маленьких лапках сверкнули волшебным золотом и быстро-быстро принялись чертить на снегу таинственные знаки и символы. Порыв ветра поднял поземку, зловещим шепотом пронесся над чащобами и опушками, растрепал черные волосы грустного незнакомца на вороном жеребце. Сурок, еще что-то недовольно ворча, поспешил укрыться в норе. Он уже почти полностью подобрался к небольшому лазу, но вдруг, чуть оборотившись, бросил прощальный взгляд на всадников и улыбнулся в усы:
- Она всё поймет…
Его слова растаяли в лесном шуме. А впрочем… Да полноте! Разве могут разговаривать маленькие пушистые зверьки?!



1.
- Скорее, Никита! – белокурая девушка, подгоняя возницу, нетерпеливо всматривалась в снежную даль. Ровной змейкой летела дорога, то растворяясь в туманной дымке за поворотом, то неожиданно выныривая из-за спящих деревьев. Красавица торопилась. Она никак не могла опоздать, обязана была предотвратить непоправимую беду. Как же слепа, как глупа она была, когда не прочла ни в упрямом взгляде хозяина, ни в теплых глазах любимого даже тени приближающегося несчастья?! Визит гостившей у Долгоруких таинственной дамы был подобен грому средь ясного неба, в который раз доказав, сколь наивной может быть юная барышня, воспитанная в ворованной сказке. До нелепой дуэли, казалось, еще целая вечность – всё можно изменить за два бесконечных дня. А на самом деле…
- Никита, пожалуйста… - жалобно простонала девушка и услышала в ответ уверенное:
- Не боись, Аннушка, успеем!
Дорога снова резко вильнула влево, и взволнованная красавица через хитрое черно-ажурное сплетение ветвей увидела их – двух друзей, двух соперников. Они замерли друг напротив друга, и барон уже взвел курок, целясь в самое сердце немного растерянного своего бывшего товарища. Отчетливо понимая, что ее еще не видно за деревьями, Анна привстала и хотела крикнуть:
- Остановитесь! – но в этот самый миг сани неестественно дернулись, лошаденка вздыбилась, и земля стремительно поднялась навстречу. Боль от удара слилась с чернотой, что быстро обволакивала ускользающее сознание…
Девушка пришла в себя уже к вечеру. Вскинулась на постели, с жалобным стоном выдохнула, осматриваясь, и несильно сжала руку заплаканной Варвары.
- Что произошло?... – голос еще не хотел слушаться своей хозяйки, дрожал от слабости и воспоминаний о пережитом.
- Так сани-то перевернулись, упала ты, ласточка. Никитка, почитай, на руках принес.
Анна прикрыла глаза – до сих пор болела ушибленная голова.
- А… он? С ним всё хорошо? – она еще помнила, какой опасностью грозило черное дуло ее любимому. – Я не успела… Дуэль…
Варвара всхлипнула, неловко утираясь темным передником.
- Он… нет его… Нет больше нашего соколика… - и она разрыдалась, не стыдясь слез.
- Миша… - обреченно простонала красавица Анна. – Мишенька…
Но голос кухарки прозвучал как-то зло, с толикой ненависти:
- Да не сталось ничего с твоим князем. А он мертвый лежит, соколик наш ясный… Владимир Иванович… Я ж ведь вынянчила его, да выпестовала, я ж ему всё…всё – как баронессы не стало… Храбрый такой, да видный же вырос… Думала ли, что на старости лет соборовать его буду, сердешного… Кому ж мы теперь… Ой ба-а-арин! – Варвара заголосила, оплакивая хозяина. – По что же он так – сам в себя да из пистолета? Насмерть… Ох зачем-то он?..
- Владимир… Господи, Владимир! – не веря услышанному, Анна попыталась соскочить с кровати, только ноги подкосились, отказываясь держать. Но разве могла она остаться здесь, когда там…
Она не верила. До конца не верила сказанному Варварой, и тем страшнее оказалась правда. Тем больнее было принять ее – и эту смертельную бледность на его щеках, что отдавала желтизной в неровном пламени оплывающих свечей, и эту застывшую, словно впечатанную в лицо, гримасу вечной муки, которую теперь, в смерти, не скрывала легкая улыбка. Упасть ему в ноги… Упасть у постели и прижаться губами к мертвой холодной руке, так бережно, так нежно ласкающей вчера ночью ее заплаканное лицо. Упасть и попросить прощения за всё, особенно за то, что не смогла, не нашла в себе сил ответить ему заветное «да», за то, что не нашла этого самого «да» в мятущемся и взволнованном своем сердце… И пусть это было бы ложью, только… он бы жил! Жил сейчас, и не было бы этого удушливого и горького осознания того, что никогда серые глаза не встретят ее взгляд, никогда не улыбнутся губы, никогда тихий голос не позовет ее, по-особенному с надрывом произнося ее имя: «Аня…»
Обессиленная и разбитая, она не покинула его спальную нынешней ночью. Так и заснула, сжимая в ладони краешек могильного савана – белый, как снег…

2.
Глаза зажмурились немного сильнее, а потом резко открылись, стоило лишь вспомнить о событиях вчерашнего дня. Странно, но проснулась она снова в своей комнате, в собственной постели. Кто принес ее сюда, да и…зачем? Анна прищурилась, ослепленная ярким зимним солнцем. Зачем?.. Зачем так навязчиво искрятся золотые лучи, так весело щебечут птицы за окном, если… его нет? Мимолетно вспомнился пережитый страх за жизнь князя Репнина. Тогда она думала – нет ничего ужаснее этого застывающего в сердце ожидания. Теперь же пришлось понять: есть. Это… смерть…
Быстро поднявшись, девушка выбежала в коридор. Даже удивилась тишине, царящей в доме. Неужто все уже в часовне? Она бросилась вниз и буквально столкнулась в двери с давешней гостьей.
- Вы – Анна? – мадам Болотова снова была взволнована, и голос срывался, когда она рассказывала о намеченной на сегодня дуэли. Анна непонимающе тряхнула головой, рука сама потянулась поправить растрепанные волосы.
- Но как же… ведь вчера…
- Ах, милочка, вы слишком плохо знаете мужчин! – вздохнула дама, кутаясь в черное пальто. – Вчера Михаил Александрович дал мне этот самый платок и велел снести вам в случае его смерти.
- Благодарю! – Анна торопливо забрала тонкую батистовую ткань.
Она уже ровным счетом ничего не понимала, но все же велела Никите, не медля более ни минуты, закладывать сани. Дорога до заветной поляны показалась еще длиннее, еще ярче искрился белый снег, застилающий лес. Неужели ей приснился этот ужас – и мертвый барон, и свеча в его восковых руках, и холодный саван, и холод в сердце?! Холодно… Отчего ей было так холодно осознавать, что Владимира больше нет? Красавица упрямо сжала губы. Они выросли вместе, покойные барон и баронесса желали видеть в них брата и сестру. Должно быть, оттого…
Лошадь, резво отстукивая копытами по утоптанному снегу, подбегала к очередному повороту, и Анну обожгло воспоминанием из сна.
- Никита, не гони так! – прозвучало властно, почти приказом. Пусть лишь ночным кошмаром обернулась пережитая дуэль, но что если это было пророчество? И перевернутые сани, и… выстрел…
Она подъехала к поляне в тот же миг, что и во сне. Так же, прищурившись, Владимир целился в Михаила, так же горячился и подстегивал его выстрелить взволнованный князь. Уже в шаге от дороги снег казался вязким, хрупкая девушка провалилась в него едва ли не по колено и, не удержав равновесия, упала. Одновременно молодые люди повернулись к ней – растерянный Репнин, явно недовольный появлением дамы сердца, и решительный Владимир. Только вот… какое решение застыло в глубине серых холодных глаз? Анна попыталась встать и нащупала в снегу нечто твердое. Пистолет! Может, хоть это образумит упрямца?! Путаясь в длинных юбках, подошла ближе, нацелила грозное дуло в грудь барону.
- Бросьте, бросьте пистолет! – она едва не отступила, когда его губы слабо улыбнулись, но гордо вскинула подбородок. – Если вы не сделаете этого – я… я убью вас!
Владимир медленно поднял руку, обхватил тонкое девичье запястье, притягивая оружие ближе, нацеливая в самое сердце.
- Что ж… Стреляйте, Анна. Ведь на самом деле, вы уже сразили меня… Наповал…
- Владимир… Б-бросьте… - неожиданно дрогнул голос, и еще сильнее стала его железная хватка, Анне показалось даже – небо бешено раскрутилось над головой. В попытке удержаться на ногах, девушка пошатнулась, нервно сжались пальцы, в поисках опоры – и грянул выстрел.
Одно движение… Неосторожное, небрежное, едва ли осознанное. Чуть отодвинувшись в сторону, непослушный замерзший палец ляжет на курок – и, нажмет. И громом, зимним громом наполнится округа, словно кувшин наполняется теплым молоком.
И он улыбнется на прощанье, взглянет чуть мутноватыми от боли глазами.
- Сражен… наповал… - вытолкнут с кровью непослушные губы.
И всё.
Больше ничего вокруг.
Только отчаянный крик:
- Владимир!
И ее слезы.
И его кровь.
И чьи-то руки, и чьи-то голоса.
И снова сани резво катятся по припорошенной дороге, в поместье шумно и людно, но не разобрать слов, не узнать множества лиц. Какая вольная? У него? Под сюртуком? Вот глупый… Зачем ей это? Зачем свобода – мертвым? Побыстрей бы… ночь… Ночью темно и не так страшно. Она всегда боялась темноты, но сегодня – не станет, потому что… Т-с-с-с… Никто не должен знать… Потому что сегодня она снова придет к нему. Придет в его спальную – и упрямый мальчишка не посмеет ее прогнать! Да и не захочет, ведь она скажет ему правду! Не побоится и скажет это –самое заветное, невозможное «да»! И в эту ночь она будет с ним, а потом всегда – целую вечность!..

3.
Анна вскинулась на кровати, испуганно вскрикнув. Всё осознавалось неожиданно четко, будто и не было вчерашнего вязкого безумия, от него не осталось даже связных воспоминаний. Быстро оделась, выглянула в коридор. Как-то странно… И снова никого вокруг. Красавице казалось отчего-то: исправник с добрым десятком жандармов просто обязан стеречь ее у спальной. А потом забрать и увести на расстрел. И разве можно поступить иначе с тою, что убила… самого дорогого, самого нужного ей человека? «Володя…» всхлипнула девушка и по пустому коридору, мимо плотно закрытых дверей – поторопилась вниз.
- Вы – Анна? – вопрос мадам Болотовой застал ее врасплох, девушка даже не сумела выдавить из себя приличествующих слов приветствия. Немного оторопев, гостья протянула платок.
- Вы должны остановить их! Дело в том, что…
- Дуэль состоится сегодня! Сейчас! – Анна сжала ладошками виски, чувствуя, как бешено в них бьется пульс, и только отмахнулась от заботливо предложенной помощи. – Со мной... всё хорошо. Я должна ехать, немедленно!
Никита лишь плечами пожал, забираясь на козлы, и присвистнул кнутом:
- А ну, пошла, Гнедая!
Красавице пришлось повыше поднять меховой воротник: сейчас она поняла, что забыла одеть шляпку. Зато… она ехала к нему! Он жив! Там, среди заснеженных, немых в своем безразличии деревьев он жив! И уверен, что не нужен своей крепостной!
- Глупый... глупый мой… - ласково прошептала девушка, так, чтобы слышно было ей одной. Неужели, нужно было два раза пережить его смерть, чтобы понять это? Неожиданный толчок – и сани снова перевернулись, снег обжег морозным холодом нежную кожу, но Анна не успела испугаться. Всё самое ужасное, что могло бы произойти с нею, уже случилось. Вчера! Или… во сне?.. Она уже была ни в чем не уверена. Едва успев поблагодарить конюха, взобралась на лошадь, ударила пятками по конским бокам – так сильно, как только смогла, и во весь опор помчалась к месту дуэли. Кажется, в этот раз, она подоспела немного раньше…
Владимир стоял, прикрыв глаза, и в его грудь смотрело черное дуло. Соперники словно поменялись местами – и здесь, на заснеженной поляне, и в ее сердце. Изрядно озябший доктор Штерн стоял неподалеку, переступая с ноги на ногу.
- Право слово, господа! – в его голосе угадывалось тепло домашнего камина, чуть припорошенное раздраженностью и холодом морозного дня.
Михаил прицелился, криво усмехнулся и взвел курок. Анне показалось, или… упрямые губы барона прошептали ее имя? Неужели князь способен на такое – выстрелить в лучшего друга?! На какой-то миг девушка замерла от этой мысли. Но потом словно очнулась, ринулась вперед. Губы онемели – не могли произнести ни звука, иначе она позвала бы безумцев, обращая на себя внимание. От сердца немного отлегло, когда заметила, что Репнин чуть дернул рукой, меняя цель, задавая пуле другое направление. И грянул выстрел…
Он не смог.
Он не выстрелил в Корфа, передумав в последний момент.
Он выстрелил в сторону…
И уже не так страшно даже, что там была она…
- Аня-а-а! – полный ужаса крик еще пропитывается в сознание сквозь эту кроваво-красную пелену. Владимир… Володенька… Мне так жаль… так жаль, что я умру и не успею… Родной мой, ты никогда не узнаешь, что я… люблю тебя… я так тебя…
А лес отвечает криком потревоженного воронья…

4.
И снова солнечный свет – резкий, яркий, буквально бьет по глазам, заставляя проснуться и тут же зажмуриться от прямых лучей. Позднее утро. Ее спальная. Она жива. Неужели снова?! Оделась, торопливо застегивая ряд мелких пуговиц, сразу же позаботилась о теплом пальто и шляпке. В коридоре – ни души. Такое ощущение, что ей одной это наказание: раз за разом переживать день дуэли – как бесконечное горькое испытание.
- Вы – Анна?!
Со смесью безразличия и раздражения взглянула на госпожу Болотову:
- Вам в этом доме не рады! – Право слово, ну сколько можно приносить этот треклятый платок? – Ни вам, ни вашему Михаилу Александровичу!
Чуть ли не бегом по ступенькам вниз, к конюшне, не дожидаясь, пока Никита заложит сани. Когда скачешь так быстро по ветреному зимнему лесу – мороз словно обжигает. Его губы – они так же обжигали ночью… Какой ночью? Она сбилась со счета… Все смешалось и закружилось в одном водовороте, и лишь та ночь осталась незыблемой, непреложной истиной: «Вся моя жизнь… вся моя жизнь принадлежит только вам…» А ее жизнь – ему! Не хозяину – мужчине, покорившему, пленившему, не смотря на холодность, показную жестокость и деланное безразличие. «Только бы ты была рядом…» Только бы он был жив! Жив – и тогда она уж сумеет урезонить гордеца, докажет ему, что он не имеет права вот так отпускать ее, уходить, ничего не сказав, бросать ее на произвол судьбы!
Ну, вот и поляна. Ах, вот и господа дуэлянты! Барон целится – снова его очередь стрелять! Да где же он? Озябшие пальчики с трудом нащупывают в снежном сугробе оброненный пистолет. Погодите же, Владимир Иваныч, попридержите под полой сюртука свою вольную!
Рассерженная и разрумянившаяся на февральском морозце, Анна подошла к своему насмешливому хозяину, пряча оружие за спиной. Брови Владимира удивленно вскинулись, но тут же чувства надежно спрятались за привычной ухмылкой.
- Вам здесь не место, Анна.
- Барон прав. Не стоило приезжать! – подтвердил Репнин. Возможно, он правда так считает… Но… эта затаенная гордость в его глазах… Ей показалось, или князь действительно радуется ее приезду, наивно полагая, что избранница здесь ради него? Даже если и так, он поймет, ему придется смириться… Свободной рукой она отбросила со лба растрепавшиеся волосы. Надо же, все равно шляпка потерялась. Видать, не судьба… Серые глаза Владимира блеснули недобрым огнем, и он отвел взгляд. Неужели… тоже считает, что она здесь ради Миши?
- Владимир… - начала осторожно, враз растеряв все заготовленные пламенные речи. Он снова повернулся к ней, уже не пряча тоски во взгляде.
- Ну, что же вам еще нужно? Зачем вы снова мучаете меня, Анна? Зачем?!
Красавица оторопела от такого обращения.
- Я? Вас?
- Иначе почему вы здесь? – барон шагнул ей навстречу и тут же услышал гневный окрик противника:
- Владимир, вернись к барьеру!
И он бы вернулся – он, вспыльчивый и порывистый, холодный и горячий – он вернулся бы! Но в руках Анны взметнулся пистолет…
Она ткнула дуло прямо туда, где бьется сердце.
- Хотите, чтобы я ушла?
В глазах – тот же вызов, что и в столовой после танца, когда страстной одалиской вернулась к нему осуществить свою месть. Барон замер на миг, не в силах поверить увиденному. Наведи она оружие на него – другое дело, но ведь Анна целится в себя! И синие глаза насмешливо блестят из-под припорошенных снегом локонов.
- Отвечайте: хотите? Вы хотите этого?!
- Аня… - имя сорвалось с губ, подобное тихому медленному стону, зато рука была быстрее молнии.
Выхватил пистолет из замерзших маленьких ручек, отбросил подальше и притянул девушку к своей груди. Встряхнул за плечи, пытаясь привести в себя, но она резко запрокинула голову.
- Ты не ответил… Чего ты хочешь?
Вместо ответа он жарко прильнул к ее сладким губам…

***
Она чувствовала, что совсем скоро задохнется. Она чувствовала, что дыхания не хватает, что сделать вдох становится жизненно необходимым. Но все равно не хотела и не могла оттолкнуть его. Владимир сам отпустил потеплевшие влажные губки, Анна жадно втянула морозный воздух и выдохнула тепло в его губы. Смущенно потупилась, вспомнив, что они не одни на покрытой снегом лесной поляне. Молодой человек тоже, вероятно, подумал об этом и огляделся в поисках бывшего соперника. Тот уже собирался пришпорить жеребца.
- Миш, прости! – барон покаянно опустил голову, но тут же вскинулся, отбрасывая со лба челку: ему не в чем винить себя, Анна – его невозможная, его единственная безумная любовь, выбрала сама. И выбрала его, хотя он ожидал от девушки совсем иного выбора. Репнин понимающе пожал плечами:
- Мне… просто следовало раньше об этом догадаться…
Скакун нетерпеливо заржал под ним, перебирая ушами, словно прислушиваясь, как совсем близко, в снегу за кустом, кто-то негромко посмеивается над брошенным князем. А может – радуется за двоих, обретших, наконец, истинное счастье? Кто знает… Но, судя по всему, никто, кроме гнедого жеребца Михаила Александровича, того приглушенного смеха не услышал…
Проводив взглядом друга, Владимир заставил Анну поднять глаза.
- Я люблю тебя. – Впервые осмелился сказать это вслух, напрямую, впервые не побоялся признаться той, что уж бессчетное количество лет владела его непокорным сердцем. Анна заметно расслабилась, легкая полуулыбка была полна кокетства.
- А я думала, вы снова будете выспрашивать о моих чувствах, господин барон, - тонкие пальчики игриво провели по его щеке. – О том, люблю ли я вас.
- А ты любишь? – короткий вопрос, но так много зависит от ответа. И в ее глазах вспыхивает солнечный свет:
- Да… - а потом громче, увереннее. – Да! Да!!!
И пусть она снова проснется утром, и снова завертится, закружится снежным вихрем этот день. Одно лишь имеет значение: чтобы он поверил сейчас, чтобы понял, насколько велика ее любовь, насколько сильна!
Она не запомнила дороги домой, только то, как быстро показались из-за поворота родные желтые стены. Владимир легко спрыгнул с коня и снял ее, внес в дом на руках, не прекращая поцелуев, и уже не отпустил. Не отпустил и ночью, в полумраке спальной, медленно расстегивая те самые мелкие пуговицы на платье – одну за одной, одну за одной…
Каким же бережным он был. Каким жаром пылало его сильное тело под ее ладонями… Каким невыносимым блаженством обернулась первая неожиданная боль… Проваливаясь в счастливый сон, Анна успела подумать лишь о том, что этот день хотелось бы переживать вечно…

5.
Солнечный лучик скользнул по лицу, невесомо прикоснулся к дрогнувшим во сне ресницам и куда-то торопливо скрылся. Анна проснулась, но еще некоторое время не открывала глаз. Ведь если день снова повторится, если сладкие воспоминания, которыми еще живет ее тело, которыми еще напоены ее мысли, - если всё это окажется глупою шуткой неведомой силы – она просто не переживет! Замкнувшись в своих опасениях, она удивленно распахнула глаза, когда ощутила на губах нежное прикосновение.
- С добрым утром, Анечка, - довольный барон немного отстранился от нее и теперь, приподнявшись на локте, просто разглядывал милое заспанное личико. Красавица изумленно выдохнула:
- Это ты?! – не так-то просто поверить в сказку, не так-то просто принять огромное, всеобъемлющее, безграничное счастье. Но Владимир ревниво нахмурился:
- А кого еще вы намеревались здесь увидеть, сударыня? – и тут же лукаво улыбнулся залившейся краской смущения возлюбленной. – Ты попалась, моя Анечка. Теперь я тебя никогда не отпущу.
Руки вспорхнули легкокрылыми бабочками, обвивая его шею, притягивая мужчину ближе:
- Значит ли это, что мне никогда не увидеть своей вольной? – мягкие губки на короткое мгновение прижались к его губам и отпрянули, призывно приоткрывшись. Барону с трудом удалось удержать порыв немедленно прильнуть поцелуем к сладкому женскому ротику. Но за маской серьезности все равно просвечивался озорной мальчишка.
- Это значит лишь то, что мы с вами незамедлительно обвенчаемся, и тогда… - он склонился так близко – лицо к лицу, губы к губам, и два дыхания слились в одно, горячее и порывистое. – Тогда ты навсегда, навсегда, навсегда станешь только моей…
Разве не этого юной красавице так хотелось?!
___________________________________________

- Я же говорил! Она всё поняла… - довольно протянул наш пушистый лесной знакомый, зарылся в ворох теплых прошлогодних листьев и прикрыл лапой замерзший нос, засыпая снова – теперь уже точно до самой весны...

Конец