Судьба вампира. Возвращение

Автор: Скорпион Рейтинг: PG-13 Жанр: мистика Сюжет: навеян страшной сказочкой от Рондо (Sugar), так что весь копирайт за ней (и все претензии тоже к ней, разумеется) ______________________________________ «Поднял голову, посмотрел на розовеющее небо и улыбнулся. - День сегодня обещает быть особенно чудесным. Солнце, действительно, очень красивое. Налетевший ветерок весело взметнул невесомый пепел и куда-то понес его… Мертвая девушка лежала и улыбалась чему-то. Ее родители были отмщены, она сама вонзила кол в грудь их убийце. А любовь к вампиру? Да полноте, неужели вы поверили? Это же просто сказка. Ее сказка. Мы встретимся… скоро… уже скоро… встретимся еще раз… я знаю это…» (с) Рондо. Судьба вампира Глава 1. Воспоминание. Капля за каплей вытекает, убегает, покидает кровь, оставляя за собой слабость во всем теле, а на губах едва ощутимый неприятный привкус бронзовой пыли. Любопытно… Она не знает, какая на вкус эта пыль, но отчего-то уверена, что права. Привкус бронзы. Застывшая в бронзе потерянная судьба. Ее или чья-то? Невозможно вспомнить… Совсем никак… Только слабость и уходящая вдаль боль, только острое ощущение приближения смерти. А больше ничего, пустота. Во сне или наяву – только пустота. И мир накрывает темным беззвездным небом. Его глаза – они единственные горят во тьме, а потом гаснут… Это просто смыкаются ее веки… Навеки… Страх - он холодный, его искореженные пальцы походят на корни векового дуба, застывшие над рыхлой землей, притрушенные прелыми листьями. И такое чувство, что эти пальцы впиваются в горло, мешая дышать. Но дышать и не нужно. Ведь это всё – не ее страх. Его. Ее смерть – его величайший страх. Но он слишком слаб, чтобы удержать ее, удержаться самому. И еще он слаб, чтобы отпустить ее… Пепел… Горький сероватый пепел сыплется вместе с песком и кружится в задумчивом танце, смешиваясь с ветрами и грозовыми раскатами, с ароматом роз, с приторным солоноватым запахом крови… Пустота… Пустота – это всё, что есть отныне. Всё, во что погружается мир, прежде сияющий тысячами красок, дрожащий миллионами звуков, живущий миллиардами чувств. - Анна? – красивый мужчина склонился над ней, и маленький золотой крестик блеснул в вороте черной рубашки, видной из-под белого халата. – Как ты, Анечка? Она подняла свои огромные синие глаза на того, кто посмел потревожить ее воспоминания, ее сны, ее нынешнюю явь. Мужчина присел на краешек кровати, его губы дрогнули в мягкой улыбке: - Мне сообщили, что тебе стало немного лучше. Это правда? Ресницы дрогнули, вместо ответа девушка слабо кивнула, опершись на подушку, прикоснулась ладонью к его лицу, провела по щеке, по изгибу бровей, по линии губ. Она узнала его – и по душе расплылось блаженное тепло. Он – единственный, кого можно впустит в хрупкий мир воспоминаний. Вернее, не так, не впустить… Он и является частью этого призрачного мира. Только он. Он один. - Аня? – во взгляде гостя мелькнула тревога. – Как ты себя чувствуешь? Хорошо? Поела? Ну что же ты, малышка?! Так нельзя! Обещай, что завтра скушаешь хотя бы бульон, ладно? Снова кивок. Снова улыбка. Говорить не хочется, хотя врачи в один голос утверждают, что она может это делать, что ровным счетом нет никаких препятствий. Но она не хочет – потому и молчит. Вот уже который день. Вот уже который месяц… Мучительно долгую вечность… Мужчина встал и поправил полу халата: - Прости, девочка, мне пора идти. Снова… Он уходит. Не хочет ее бросать, но всё равно уходит отсюда. Наверное, так и надо. Маленькие пальчики едва ощутимо сжали ткань рукава, и поздний гость замер. - Ты не волнуйся… - сжал ее маленькую почти прозрачную ладошку. – Всё хорошо… Дома ждет Лиза – ты же знаешь: она замечательная. Я так люблю ее, Аня! Так сильно я люблю только тебя. И еще… Он осекся. В его душе тоже полно воспоминаний, о которых лучше молчать. Неловко чмокнул в щеку и вышел. Уже от двери обернулся к ней. Улыбнулся – на сей раз ободряюще: - Отдыхай, Анечка. – Его глаза на миг вспыхнули. – Люблю… И ветер завыл в водосточных трубах. «Люблю…» И тихий голос разнесся по коридорам бархатными переливами. «Люблю…» Сильнее забилось сердце в груди. Она знала это всегда, а сейчас отчетливо вспомнила: миром правит любовь, она – вечная сила созидания, закон творения, который не изменить. Бледные тонкие губки неслышным шепотом произнесли имя только что вышедшего мужчины. А потом громче и громче. Она поняла, что нужно возвращаться.. Глава 2. Реальность Она переступила порог родного дома – почти прозрачная, настолько была бледна ее кожа, немного взволнованная, ведь она не была здесь почти год, бесконечные дни, сложенные в недели, отсчитали десять месяцев с того времени, как она покинула эти стены. Мужчина сидел в кресле, и в его руках застыла девушка со светлыми волосами и слезами на ресницах. Они вот так же сидели вдвоем, когда ей пришлось уехать. И сейчас даже не расслышали легких шагов. - Привет… - несмело сорвалось с губ, и в тот же миг два голоса в унисон вскрикнули: - Аня?!!! - Анечка, ты пришла! – радостью полыхнули глаза сестры. – Но ведь… Мы даже не ждали… - Не ждали, что ты так быстро будешь снова с нами! – пришел на помощь брат, поправляя очки. - Андрей, Лиза, - она прижалась к ним – этим самым дорогим и близким людям, тому немногому, что осталось от дружной семьи, тому единственному, что дало силы вернуться. - Сестренка… - дыхание Андрея сорвалось, и комком в горле застыли подготовленные слова. Не осталось ни одного из них, хотя на этом коротком мгновении уж давно сошлись клином все надежды и мечты, всё молитвы, произнесенные в лунный свет полночи. Лиза тоже не могла промолвить даже приветствия. Тогда она заговорила сама – слишком долго на этих устах лежала печать молчания, слишком больно давался теперь каждый звук, но она ХОТЕЛА говорить. - Я решила, что пора. Сначала ее голос был почти неслышен сквозь шум ветра за окном и треск дров в старинном камине. - Не знаю, почему, но я почувствовала необходимость встретить рассвет дома. Синие глаза были грустны, но смотрели прямо с непоколебимой твердостью во взгляде. - И еще потребность говорить – я ощутила её, как только Андрей вышел из палаты. Брат кивнул, снимая очки и откладывая их на журнальный столик: - Я услышал, что ты звала меня по имени, но… - он чуть помедлил, неловко теребя в руках пожелтевшие страницы старой книги, - но я испугался… - Что тебе почудилось? Я понимаю… Я слишком долго молчала… Голос окончательно покорился власти своей хрупкой хозяйки, и в каждом его переливе, в тембрах, в полутонах скользила всё большая и большая уверенность. Лиза прикоснулась к застывшей руке сестры и несмело сжала худенькие пальчики: - Как ты, Анна? Врачи говорили, что последнее время у тебя наблюдалась сильная анемия. Отчего – так никто и не понял. - Всё хорошо, - девушка ободряюще улыбнулась сестре, - моя… болезнь… - это от воспоминаний… Андрей, тряхнув темными волосами, нервно откинулся на спинку кресла: - Не чуди, от воспоминаний такого не бывает! - Воспоминания бывают разные. Свои и чужие, горькие и сладкие, болезненные и успокаивающие… - теперь она всё знала об этом, она изжила и пропустила через себя всю череду, цепочку маленьких звеньев чьей-то памяти, оплакивая ее своими слезами, укрепляя своей собственной верой в то, что всё повторяется, что сказки обязательно должны быть со счастливым концом. Анна встала и отошла к огню, ее маленькая тонкая фигура будто парила над ковром с легкостью тумана, а языки пламени, окружая ее горящим ореолом, казалось, пытались защитить девушку от того, что она сама для себя предопределила. - Я уезжаю. – И ладонь взметнулась, прерывая протесты. – Я должна найти его. - Кого?! – снова в один голос. Смешно. Так необычно. Лиза и Андрей редко находили общий язык. Впрочем, всё, произошедшее за последний год, тугим морским узлом связало детей Петра Долгорукого. Навсегда. Анна поднесла руку к полыхающему в камине пламени и почти неслышно повторила: - Е-г-о-о-о-о… - и в памяти из ничего, из темноты ночных грез возник образ высокого темноволосого мужчины с выступающими острыми клыками, в серых глазах которого, перевернутый и неправильный, застыл мир. Ее мир. - И… где же ты будешь ЕГО искать? Лиза интересовалась осторожно, еще не до конца уверенная, бред ли это девушки, только что приехавшей из закрытой лечебницы, или всё-таки сестра обрела того самого загадочного мужчину из книги. Анна повернула голову, и ее мягкий профиль казался выточенным из белого мрамора. Или вышитым на парче. Или впечатанным в полотно могильного савана. - Он умер. Тишина приостановила даже летящие из камина искры. - Он был слишком слаб, и умер. Невозможно убедить того, кто не верит. - Он умер, чтобы вернуться. Лишь на вере зиждется будущее. - Он вернется, чтобы любить меня. Тяжелые веки прикрылись, и с губ сорвался вздох. Анна развернулась к брату с сестрой, и светлые пряди, выбившиеся из наспех сплетенной косы, позолотило пламя свечей. - Андрей, я хочу видеть книгу. Глава 3. Предыстория Анна, едва прикасаясь, провела ладонью по кожаной обложке старой книги и нажала на кованый замочек. Он неслышно щелкнул, открывая сотни тысяч чужих тайн – снова выворачивая перед девушкой бездну отчаянья, реки соленых слез и тусклый огонек чьей-то надежды, неясно мерцающий за туманами. Всё снова повторилось. Всё, как и тогда, в самый первый раз. Повинуясь немому приказу пальцев, разошлись поржавевшие металлические створки – словно открылись ворота судьбы. Ворота тьмы. Врата преисподней. - Аня, будь осторожней. Не забывай, чем это обернулось, - предупредил Андрей. Покосившись на брата, она развернула книгу и ровным голосом попросила: - Пожалуйста, выйди. Не понял? Глупый… Анна подняла глаза, отрываясь от утонченных витиеватых букв, бесконечными строчками становящихся в полотно позабытых текстов. - Андрюша, выйди, я не хочу, чтобы ты тоже рисковал. - Сестренка… - только лишь и слетело с губ. Он умолк и покинул комнату, аккуратно прикрыв за собою дверь. Уже в коридоре Лиза взволнованно бросилась к брату. - Зачем ты ее оставил?! Это же так опасно! - Успокойся, - он обнял девушку и погладил по голове, как маленькую. – Аня так решила… - И что же теперь? - Ждать. – Увы, его самого мало устраивал подобный ответ. И все-таки… - Ждать и верить, что ее выбор правильный. А еще – созвониться с клиникой и убедить их, что Анна должна остаться дома, в кругу семьи. Что так ей будет лучше. Лиза сдвинула плечами: ведь и правда – будет. Надолго ли?.. Свечи по кругу, и терпкий запах лекарств, который въелся в кожу, забился под ногти и спрятался в уголках глаз. Прямо на столе – раскрытая книга, напоминающая хронику колдовских ритуалов. И хрупкая белокурая красавица перед ней – с почти прозрачной светящейся кожей, с обескровленным горькими воспоминаниями телом, с болезненным взглядом бездонных синих глаз. Она вздохнула: брат верно сказал. Эти предания не принесли ничего, кроме беды. И все же, где-то там, в глубине тревожно бьющегося сердца, разве не искала она бессчетное количество дней и ночей того, о ком поведали тщательно выведенные от руки слова?.. __________________ Их отец был букинистом. Не хорошим и не плохим человеком, самым обычным – по узким людским меркам. Он был немного высокомерным, в чем-то лицемерным, увы, часто мерил других, прикладывая их к лекалам собственной души. Но не это было главным для младшего поколения Долгоруких. Он был отцом. Это ценилось. Это помнили. За это многое прощалось. Однажды в его магазине появилась – откуда не возьмись – вот эта самая старая и непонятная книга с кованым замком и запечатанными под ним тайнами. Изогнувшийся от времени, рыжеватый металл не поддавался силе, зато сразу тихо щелкнул в ловких девичьих руках, впитывая крохотную капельку девичьей крови. Аня тогда чуть-чуть ссадила кожу… В книге было много историй, но своей запретной сладостью манила одна – о девушке, посвятившей себя мести, и ночном демоне, любившем, испившем, убившем ее. Эта история то лилась тонкой кровавой струйкой, то ветром поднималась к утреннему солнцу, то паутиной застила взор, то сыпалась на травы легким пеплом – и так вечно, бесконечно, мертвенно-тихо и незаметно ложилась в душу. Анна же впитывала каждое слово, каждый звук, проносившийся под сенью отцовской букинистической лавки. Уже тогда, в самом начале, она знала, что найденная книга – это чье-то затерявшееся во времени проклятье. Или мечта. Или крик о помощи – немой и безумный, и оттого еще более страшный. Только Анна видела в книге судьбы великий дар – для нее, для нее одной. Замысловато тогда развернулись завитки выписанных букв, одаривая и проклиная. Страшная авария забрала жизни родителей и невесты Андрея – как сталью по венам, по живому рвануло их семью. С тех пор черный цвет и мрачный антураж стали вечными спутниками Долгоруких. А потом появились сны. Именно они и разрезали жизнь Анны надвое – на одиночество реальности и призрачное обещание счастья. Однажды ночью, схватив эту странную книгу, она помчалась в темноту, навстречу ветрам и звездам, навстречу убывающей луне и едва сумела остановиться у какого-то заросшего парка. Там отчаянно благоухали розы – невидимые глазу, но от того не менее настоящие. Там каменным изваянием застыла в мраморе мертвая красавица, а у ее ног горсткой пепла лежала память о ее презренной любви. Именно в тот миг и нахлынули волной воспоминания, первой сметающей волной! Анна притихла и стала их слушать. Сначала тихие, слабо ощутимые звуки, потом всё четче и четче – голоса, потом жаркими искрами – стоны и безмолвные клятвы губ, слившихся в поцелуях, и горячий шепот сплетенных тел… О, он был самым громким, самым сильным, самым чувственным воспоминанием – этот гимн сладострастия под музыку шороха шелковых простыней! Он завораживал и пьянил, он проклинал смертью, и он же возрождал к жизни! За ним Анна могла пойти куда угодно! И она ушла – в молчаливый край, где наложены запреты на слова и звуки. Уже оттуда она внимала толпящимся в голове воспоминаниям. Шаг за шагом. День за днем. Снова и снова. Прикусывая губы в немой мольбе, она обращала взор к одинокой луне. Она ждала его. ЕГО!!! Живого ли, мертвого - единственного. В сумраке больничной палаты – ждала… Ждала того дня, когда ночь и дорога вновь позовут ее на поиски любви, когда планеты, выстроившись в ряд, станут предвестниками желанной встречи, когда жизнь и смерть сольются воедино, когда сердце Анны тревожно споткнется в груди, а движимый любовью, ее темноволосый избранник ласково улыбнется ей… И час пробил… И круг замкнулся… _________________ - Пора! – Анна захлопнула книгу и бросила ее в пламя каминного огня. За ненадобностью сожгла пожелтевшие листы. Проклятая рукопись отныне не сможет навредить этому дому и в нём живущим. А старая сказка… Да полноте – каждое ее слово выжжено в сердце, выпито, как вино, изящной гравюрой вписано в судьбу! Отныне – и навеки!!! Глава 4. Жертва Чуткий слух уловил, как тихим хрустом едва ощутимо врется стенка тоненького сосуда на шее девушки. Этот звук ассоциировался с жизнью, сладостью, наслаждением, свободой. Свободой от дикого голода, острыми когтями впивающегося в когда-то человеческий разум. Этот голод и есть отсутствие души. Нет, сама душа на месте. Она все так же отражается в серых, словно осенняя река, глазах, так же истекает кровью при виде чужих страданий, так же дрожит и рвется ввысь, когда приходит весна. Демон, посилившийся внутри, не заменяет, не устраняет, не убивает душу! Это делает голод… Как только его первые спазмы сдавливают горло, душа медленно угасает – словно городские фонари в предрассветный час. Потом всё внутри охватывает адское пламя – вторая ступень голода. Остатки души сгорают в нем, остается лишь призрачный пепел, где-то там, у холодного мертвого сердца. И когда, наконец, с новой силой голод пронизывает сознание сладким запахом приближающейся жертвы – вот тогда-то и пепел растворяется в свежей живой крови, вытекающей из чьих-то смертельных ран. Так – шаг за шагом, ступень за ступенью голод вампира вытравливает из тела его душу. И стирается зыбкая грань между добром и злом, между милосердием и жестокостью, между пороком и раскаяньем. Тогда весь мир делится на жертв и врагов. Жертвы – смертные, с горячей и желанной быстрой кровью в хрустящих венах. А враги – такие же вампиры, как и ты, те, кто может забрать себе твою жертву. Меньшая беда вампира – в этом его одиночестве: одинаково чуждый всем и каждому, он придирчиво выбирает мишень среди людей, но сам в любой момент может стать мишенью. Да только есть другая беда, сильнее, страшнее, мучительнее в мириады раз! Ведь душа, нашедшая покой в этом кровожадном теле, - она всё равно бессмертна! Сгорая и растворяясь в холоде вечного зла, она возрождается, стоит лишь на шаг отступить преступному голоду. Возвращаясь, она приводит с собой свою вечную спутницу – совесть. И снова рвется, кровоточит, ноет тупой болью глупое сердце, разрываясь между голодом плоти и наказанием души. Еще пара капель – и снова повернутся вспять реки памяти. Чуть слышный вздох срывается с губ обессилевшей жертвы, и девушка обмякает в руках своего мучителя. Голод отступает, демон прячется где-то в глубине бессмертного тела, и уже с человеческим обликом темноволосый мужчина тихо шепчет: «Прости…» Он не привык убивать, и стоит лишь взойти солнцу, эта девушка проснется, вспомнит всё случившееся и посчитает просто страшным сном. Раны от укусов на шее затянутся и заживут без следа. И только в ЕГО теле останется горящей тропинкой след ее крови, как и ранее, до нее, тысячи таких же сладких запомнившихся следов. Ночь прохладна и пуста, как лишенное любви сердце. Мужчина миновал темнеющую громаду старого дома и направился вдоль тротуара к закованным в гранит берегам. Иногда он предпочел бы забыть всё, что было прежде, но та жизнь, бурлящая горячей кровью по венам, полная солнца, счастья, чувств, сейчас болезненными воспоминаниями отражалась в ледяной поверхности его нынешней не - жизни. И что же? Вампир криво усмехнулся, не пряча клыков: он сам избрал этот путь, а, следовательно, – не имеет права скулить и выдвигать претензии к жестокой судьбе. Случись всё снова – повторись то время минута за минутой – он, не колеблясь, выбрал бы то же самое… ____________________________ - Володя, не уходи… - она звала его, и слабый голос был прозрачен, как стекла больничной палаты на третьем этаже, но так же прекрасен, как и струящийся через них солнечный свет. Владимир вздрогнул и обернулся: - Прости… Я думал, ты спишь… Не бойся, я не уйду, я буду с тобой! – он стал на колени у кровати, казалось, пропитанной запахами чужих смертей, и взял в руку ее бледную тонкую ладошку, поднес к губам и заплакал. - Не надо, - из последних сил она приподнялась на постели и вытерла прозрачные капли на его щеке, - не плачь, милый мой. - Мама… Мамочка, если бы я мог хоть что-то сделать… - но она его уже не слышала, мягко погружаясь в пучину сна. Прежде прерывистое дыхание выровнялось, но с каждым новым глотком воздуха становилось всё слабее и слабее. Сон окутывал, и в его тугом кольце оставалось всё меньше и меньше пространства для жизни. Пока оно не закончилось вообще. Ему так и сообщили на следующее утро: - Молодой человек, ваша мать, Вера Николаевна Корф, скончалась сегодня ночью. Извольте расписаться… Он что-то черкнул в документах, возможно, свою подпись, хотя вряд ли: сил выводить знакомые буквы не осталось. Со смертью матери ночь поглотила его – темная и безбрежная, беспросветная, как тот поздний час, когда перестало биться ее сердце. Друзья, знакомые, женщины, частые, но случайные в его жизни, грустно качали головой. Все признавали, что любовь Владимира к матери была чрезмерной, болезненной. Все, сочувственно прикасаясь к его прохладной руке, в глубине своих маленьких душ надеялись, что теперь, со смертью Веры, он избавится от этой странной привязанности. Но его всё поглощала и поглощала ночь… Время летело бесцельной чередой, хороводом сменяли друг друга одинокие дни, а Владимир бродил по спящему городу, неприкаянный и мрачный, так и не сумев сжиться с чувством вины за смерть единственного близкого человека. Снова и снова, обращаясь в никуда, он мучился одним и тем же вопросом: - Если бы была возможность тебя спасти, смог бы я? Не остановился бы? Не спасовал бы перед трудностями? Упрямая и гордая, его душа каждый раз бросала в темноту: «Нет! Я пошел бы на любую жертву!» И, усмехнувшись, плывущая высоко луна решила однажды проверить на прочность слово Владимира Корфа… - Помогите… - она кричала всё тише, борясь с ужасом, сковавшим тело сильнее хищных объятий оскалившейся красотки. Маленькая хрупкая девушка с длинными темными волосами, совсем еще юная, но безумно похожая на Веру. Он услышал зов о помощи, возвращаясь домой после очередной своей ночной прогулки, и бросился на него, по обыкновению своему безрассудно. Когда появился на узкой темной улочке с единственным тускло горящим фонарем, девушка была уже без сознания, а клыкастая охотница, склонившись к тонкой шейке, готовилась к трапезе. Владимир не испугался, вернее – не за себя. Всё его внимание было приковано к жертве, так дивно похожей на умершую мать. - Послушай, - ноги сами поднесли его к демонической красавице. – Отпусти ее. - Взамен на что? – зеленые глаза сверкнули, поглощая темнотой сузившихся зрачков. – Что предложишь? Он не колебался ни секунды, разорвал тугой воротничок рубашки и немного склонил голову. Женщина приняла приглашение. Ольга… Ее имя было древним и красивым, как она сама. Она не убила его в ту ночь, не убила и в последующие – оставила подле себя на бессчетное количество дней и ночей. Изгибая спину в сладких судорогах наслаждения, она шептала, что за сотни лет ей ни с кем не было так хорошо, и, наверное, не лгала. Ее страсть была соизмерима только с ее жестокостью. Она любила его – по-своему, но любила, и потому последним, что промелькнуло в тускнеющем зеленом взгляде, был немой укор: почему?! Владимир сам убил ее, пресытившись по горло хриплыми криками ее бесчисленных жертв – ведь Ольга убивала каждую ночь, выпивала людей до последней капли! Их предсмертные стоны он пытался заглушить расстоянием и алкоголем, но ничто не помогало, когда в постели, с наслаждением впиваясь в бледную кожу, он вкушал кровь Ольги. В ней тоже лились и дробились эти жуткие стоны, разрывая его душу, всё ту же добрую и жертвенную душу! Они претили даже его демону, такому же миролюбивому и гордому, как он сам. Он убил Ольгу давно, но те крики еще слышались внутри, впитанные вместе с ее мертвой кровью, и рыдали, и стенали, и молили о помощи – прОклятые души, загубленные проклЯтой убийцей. И он поклялся себе, что ни одна душа не будет грустной тенью витать под ночным небом, испитая его демоном, принесенная в жертву его голоду. А Владимир Корф всегда, при жизни и за ее пределами, умел держать слово. Глава 5. Встреча. Набережная была наполнена теплым светом вечерних фонарей, и было светлей, чем днем. А туман смешивался с горьковатым табачным дымом и струился над землей, над уснувшими на ночь волнами, и его полупрозрачные полотнища, разорванные быстрыми человеческими шагами, таяли в согретом дыханием воздухе. Влюбленные парочки там и тут прогуливались в обнимку, соединяя горячими губами вкус поцелуев и слабоалкогольных напитков. Владимир стоял, прислонившись к чугунной литой ограде парка, и его серые глаза, немного прищуренные от непривычного света, внимательно наблюдали за пёстрой толпой вокруг. То, что сейчас происходило, он называл охотой, хотя, скорее, это была жизненная необходимость – найти девушку (кровь девушек была чистой и сладкой, она позволяла подольше терпеть потом мучительный голод), очаровать ее, застилая туманом сознание, испить несколько глотков и раствориться в обступающей тьме, уйти во тьму, сдерживая внутри своего демона. - Простите, молодой человек, у вас не найдется сигаретки угостить прекрасную незнакомку? – совсем еще юная девица с немного охрипшим голосом и высветленными подстриженными прядями бесцеремонно рассматривала его лицо, затем опустилась взглядом ниже, еще ниже, подошла вплотную и, видимо, рассчитывая на то, что уже произвела необходимое впечатление, тесно прижалась к груди мужчины. - Пошла вон, - глухо процедил Корф и отодвинул нахалку, уходя в сумрак застывшего парка. Здесь людей было меньше, а возможностей для охоты значительно больше. Стойкий запах самой разнообразной крови чувствовался в воздухе, и пряная терпкость опавших листьев не мешала наслаждаться им. Воображение вампира живо рисовало людей, которым могла принадлежать вся эта кровь, - хороших и плохих, молодых и не очень, наивных и видевших жизнь со всех ее неприглядных сторон. Владимир знал их – смертных, к которым теперь не принадлежал, и от которых напрямую зависела вся его мертвая жизнь. Он слишком долго смотрел на них со стороны и привык оценивать их беспристрастно, гораздо лучше, чем они сами это делали, чем они были способны. Ими двигало что угодно: алчность и месть, гордыня и страх, ярость и злоба вытесняли в их душах что-то, занимали то самое место, которое веками было предназначено любви. От этого кровь горчила – слишком много желчи растекалось по ней. И не так-то просто было вампиру, достаточно разборчивому в своих предпочтениях, найти давно утраченную чистоту, давно желанную сладость среди этой безликой и напыщенной стаи, именующей себя человечеством. - Простите, - он машинально извинился, придержав за локоть хрупкую девушку, с которой случайно столкнулся, углубившись в свои размышления. Ее серебристый голосок походил на хрустальный звон, холодный и прозрачный, словно зимнее утро. - Ничего… - не поднимая головы, не отвлекаясь, она быстро пошла дальше. Владимир не сдержал судорожного вздоха, ноздри затрепетали, улавливая, удерживая самые тонкие ниточки ее запаха. Кровь девушки, свежая, как лесной ручей, как ветер над морской бездной, там, куда даже суда заплывают редко, - огнем зажгла его кровь. Волосы, густые и длинные, поманили ароматом трав, солнечными бликами, почти забытым обещанием нового рассвета. Он знал, что прохожая даже не посмотрела на него, и уже жалел, что не прикоснулся подольше, не заставил встретиться с собой взглядом, не прижался к нежной коже острым, как клинок, как боль, как наслаждение, поцелуем вампира. И он пошел за ней… Там снова было чрезмерно много света – теплого электрического сияния, навязчиво слепящего привыкшие к темноте зрачки. Корф втянул воздух, пытаясь уловить пьянящий запах мечты, но, спутанный с множеством посторонних привкусов и оттенков, чужих, приторных, не вызывающих ничего, кроме отвращения, раздражения и злости, он не сразу ощутил ЕЕ. Девушка стояла у арки и всматривалась в темное безмолвие дали. Волосы действительно были длинными и прекрасными, золотистыми, мягкими даже на взгляд, не то что на ощупь! Они окутывали маленькую худенькую фигурки, и отсвет фонарей, отблесками падая на нежный шелк прядей, играл с ними. Она стояла спиной, но Владимир физически ощутил, насколько она красива, - чувствовать и оценивать женскую красоту он тоже привык совершенно неосознанно, на уровне инстинктов, призывая демоническую часть себя, не ведающую ошибок. Только в этот раз всё было по-другому: так, словно он встретил, наконец, красивую женщину, после того, как вынужден был много лет созерцать лишь тени на стенах, ошибочно признанные эталонами красоты. Плавно и бесшумно Владимир скользнул по асфальту набережной к застывшей девушке. Странно и непривычно было робеть, боясь подступиться, ему, живому мертвецу непроглядной ночи. Но голод, уже пробивающийся сквозь сосуды в холодную кровь, требовал утолить его, грозясь запереть, замучить душу. - Добрый вечер, - начал, было, вампир, вежливо улыбнувшись, и прикоснулся к плечу хрупкой красавицы. Она обернулась, и глаза, такие же прозрачные, как нежный голос, сияющие и бездонные посмотрели на мужчину, тут же расширились от удивления, потом недоверчиво прикрылись и снова распахнулись, ресницы задрожали, с губ сорвалось тихое: - Владимир… Нет, нет, это совершенно невозможно, немыслимо! Анна упрямо мотнула головой, прогоняя навязчивое видение из чужой памяти, и зажмурилась, но когда она снова открыла глаза, вампир из чужих воспоминаний был по-прежнему здесь, стоял совсем рядом, тоже пораженный, молчаливый и непозволительно красивый… Гораздо красивее, чем она его запомнила… Зато голос – как же она могла не узнать этот голос? Столько ночей он снился ей и звал за собой! И каждую ночь он был откровением, волшебными звуками вливавшимся в сознание, как живительная вода в горло жаждущего путника. - Откуда ты знаешь меня? – он немного склонил голову, пристально рассматривая ее лицо. – Это что, шутка? Или сон? Ты мне снишься? Анна отрицательно покачала головой: - Я искала тебя… - Зачем? - Чтобы увидеть… - Увидела? Можешь идти. Он не двигался с места, и в то же время необъяснимо отдалялся от нее. Это пугало. Сильно. Анна набралась решительности и встретилась с ним взглядом. - Я нужна тебе. И я останусь, пока… - немного смущенная его неожиданной близостью, девушка залилась румянцем, - пока не прогонишь… Владимир изогнул бровь, изучая каждый локон, каждую черточку, каждую искорку в чудесных глазах. - Я не смогу тебя прогнать, потому… потому что… - Мне известно кто ты! – в нежном голосе отчетливо прозвучал вызов. – Я хотела сказать, что добровольно буду с тобой, пока ты меня не выпьешь… - Но… - немного опешив от подобной откровенности, Корф замолчал. О чем эта маленькая глупышка думала, когда шла навстречу ему? Тут же Владимир понял, что так и не успел выяснить ее имени. Обычно во время охоты он не слишком заботился о подобном. Но сегодня был совершенно уникальный случай. - Меня зовут… Анна, – ответила девушка, запинаясь. «Анна, Анна, Анна» - пронеслось в голове, такое родное, такое знакомое, такое нужное - больше жизни, сильнее крови, крепче боли: «Анна». Глава 6. Кровь Серебристый лунный свет падал на бледную кожу, и она казалась еще белее, еще мертвее, чем обычно. Анна протянула руку и прикоснулась к холодной щеке, потом приподнялась, обхватив его шею, и прижалась всем телом к вампиру, без слов предлагая то единственное, что могла ему дать, то, в чем он сейчас нуждался, - свою жизнь, радостно бегущую по тонким разветвлениям капилляров. - Ты хочешь, я знаю… - ее губы слабо шевелились, но нежный голос звучал какой-то дивной уверенностью, - пей, я разрешаю. Девушка ощутила, как к чувствительной коже застывшим холодом смерти прикоснулись клыки, как все сильнее они впиваются, даря одновременно боль, наслаждение, жар лета и могильную стужу. Чувства, наполняющие весь ее мир, были столь противоречивыми, что земля ушла из-под ног, ледяные кристаллы закружились перед тускнеющим взглядом – яркие, необъяснимо похожие на вспышки молний. Девушка, непроизвольно втянув побольше воздуха, слабо пошатнулась и начала мягко оседать вниз. - Анна… - Корф подхватил ее, поднимая. Голод отступил сразу же, сменяясь страхом. Это чувство было сокрушительным и приятным. Ведь он уже много лет не боялся ничего: ни губительного солнечного света, ни острых клыков врага. Так почему же одна только мысль о смерти этой хрупкой девочки наполняла его сердце, его мертвое тело, его искалеченную душу первобытным ужасом?! Быстро укутавшись в ночь, спрятавшись в темной власти ее покровов, Владимир поспешил к себе домой. Не древний каменный замок, не позабытый всеми полуразрушенный особняк, не грязная нора, пристанище изгоя, - его домом была обычная квартира. Тут пахло теплотой и тишиной, солёными, словно слезы, лунными лучами, старыми книгами, заботливо расставленными на многочисленных полках. А отныне тут будет витать запах жизни – запах Анны. Красавица всё еще не приходила в себя, когда Владимир мягко положил ее на прохладный черный атлас простыней. Застыла – прекрасная, неземная, такая тоненькая, словно прозрачная. Она вся светилась: волосы сияли чистым солнцем, которое одинокий вампир уже успел позабыть за проведенные во тьме долгие годы, кожа отдавала перламутром, с матовым блеском, будоражащим воображение. Он хотел увидеть ее – всю, каждый дюйм, каждый изгиб совершенного тела. Он хотел почувствовать, как потеплеют его мертвые губы, нагретые ее легким дыханием. Он хотел узнать, сколько оттенков, красок, бликов во вкусе ее крови. Он хотел ее… Хотел – и не смел прикоснуться. Хотел – и без движения лежал рядом с ней, не отрывая глаз от ее спокойного в этом полусне-полузабытье ангельского лица. И вот ее ресницы задрожали… Так дрожит роса на лепестках жасмина – влажно, хрустально, сладко. Так заря заливает яркими красками небосклон – сначала робко, несмело, а потом всё быстрее и быстрее. Так птицы улетают на юг – бесконечной величественной грустью осенних небесных ключей. Анна приходила в себя. Первые несколько секунд она словно пыталась понять, где же оказалась, куда принесло ее нежданное забвение. Потом увидела склоненного над ней темноволосого мужчину. Девушка улыбнулась. Так просто, лишь несколько движений уголками рта – а темная комната вмиг залилась лучистым светом и ослепила, околдовала свыкшегося с темнотой вампира. - Владимир… - она совершенно по-особенному произносила его имя, - где мы? - Дома. – Он запнулся, подыскивая нужные слова, потом поправился. – У меня дома. - Дома… - в ее устах это прозвучало как утверждение. Анна провела изящной рукой по глянцевой поверхности покрывала. Оно приятно холодило кожу, снимая напряжение, усталость и боль разочарований, напоминая о том, что путь окончен, что дорога судьбы, блуждая и маня обманчивыми далями, всё же привела ее к цели. К Нему. Единственному. Вокруг пылали свечи, и горячий воск мутными желтоватыми каплями стекал на бронзу и золото канделябров. В углах комнаты своей мрачной жизнью жили тени. Их нечеткий танец под ритмы горящего огня был сродни древним ритуалам – вечный танец тени и света, ночи и дня. - Ты голодна? – вампир напрягся, всматриваясь в потемневшие зрачки лежащей рядом красавицы, вдыхая ноздрями, ртом, кожей целебный аромат ее живой горячей крови. Она лукаво сверкнула глазами, отбрасывая назад густую, небрежно сплетенную косу. - А ты? Сероглазый демон, живущий в бессмертном теле, проснулся и вздрогнул от этого жеста. Да, он был голоден. Его голод уже отдавал жаром внутри, пытаясь добраться до души и сковать ее где-то глубоко. Владимир чувствовал это каждой клеточкой, и в то же время, совершенно потрясённый, он по-прежнему ощущал свою душу. Так словно в присутствии Анны даже голод вампира не имел власти над этой невидимой призрачной субстанцией. Душа сейчас не была рабой демона, рабой покоренной плоти. Душа сама повелевала, приказывая остановиться. Душа рвалась, и его самого раздирало на части это проклятие противоречия. Свечи гасли и вспыхивали снова, стены трескались и рушились, в одночасье поднимаясь. В этом неистовом, испепеляющем сознание вихре, царящем вокруг, спокойна была только Анна. Поднявшись, она села возле мужчины, нырнула тонкими пальчиками в темные волосы, придвигая его голову ближе. Она всё-всё о нем знала: чем жил, как жил, зачем жил. - Ты живешь кровью. У Корфа не осталось сил ни на что, кроме как медленно кивнуть в ответ. - Ты живёшь, убивая. Девушка отвернулась, давая понять, что не хочет слышать его оправданий. - Ты живёшь для меня. Теперь вампир обхватил тонкий стан и пристально посмотрел на свой трофей, подброшенный его хозяйкой-ночью. Охотничий трофей, который был тайна, притяжение, желание. - Зачем ты пришла ко мне? – его хриплый голос сейчас звучал грубее, чем рык спрятанного в нем демона. – Уходи, пока я еще не пил тебя, пока у меня еще есть силы тебя отпустить. Анна вздохнула: - Мне некуда идти… - как же в этот миг она напомнила себе ту, прежнюю, далекую и непонятную, Анну из чужих воспоминаний, Анну из книги. - Ты так одинока? – он, кажется, не поверил ей. Девушка сдвинула плечами: - У меня есть семья, если ты об этом. Но… - даже молчание в ее устах звенело и пело, - но ты прав: да, я одинока. А тебе нужна моя кровь… Пей! Мольба и приказ в равных долях наполнили это слово. Владимир склонился к шее девушки, и клыки непроизвольно удлинились, входя в плоть, разрывая тонкую кожу, разрезая нити мелких мышц и хрупкие стенки сосудов. Анна застонала. В протяжном стоне мужчина не услышал боли – одно наслаждение. Когда первый глоток теплой крови скользнул по горлу вниз, к сердцу, к душе, враз замершей при виде этого смертельно-прекрасного острого поцелуя, в него ворвался поток воспоминаний, тех самых, которые познала Анна, исчерпала из проклятой книги, впустила в себя в черноте безлунной ночи, выстрадала своим молчанием. Вот что он почувствовал, в первый раз вдохнув ее запах! Вот отчего даже само имя девушки показалось знакомым! Всё это было в ее крови. В ее крови были ядовитые чужие воспоминания. В ее крови была ее любовь к нему. В ее крови была ЕГО любовь ней. - Анннняааа!!! – прорычал вампир, отрывая свою темную сущность от ее манящей жизнью прокушенной вены. Девушка подняла глаза. Сейчас, в свете медленно тающих свечей, ее кожа казалась еще более бледной, какой-то желтоватой, а ее хрупкость – пугающей, смертельной. Владимир уже помнил, как он же, но тот, другой, не смог остановиться, выпив до дна единственную любовь своей не-жизни. До сих пор перед глазами стояла залитая предрассветной тишиной поляна, и мертвенно-бледная обнаженная красавица среди пышных цветов с навсегда закрывшимся небесным взглядом, с навсегда умолкнувшим, замершим чистым дыханием. И он не имел права снова так поступить. И не мог убить ее, сплетенную судьбой из света дня и безжалостно брошенную в ночь его объятий. И не мог ее отпустить от себя, теперь уже не мог… Глава 7. Обращение. - Ее не смогли спасти? – белокурая головка девушки склонилась к сильному плечу. В уголках лучистых глаз застыли крошечные слезинки. - Рак, любимая… - Владимир вздохнул, пытаясь отогнать ранящие душу воспоминания. – Его и сейчас лечат не всегда. А в то время медицина была полностью бессильна. Анна вздрогнула и взяла его за руку, переплетая свои теплые пальцы с его мертвенно прохладными. - Ты до сих пор чувствуешь вину за ее смерть… - губы нежно прикоснулись к коже его щеки. – Не стоит. Ты тем более ничего не мог сделать. А вот я …Иногда мне кажется, это во МНЕ причина всех бед, выпавших на нашу семью. И всё равно я знаю, что должна быть здесь, с тобой. Вампир резко повернулся к ней и склонил голову. - Со мной? – серые глаза вспыхнули. – Иди ко мне! Анна едва успела вдохнуть холодный вечерний воздух. А целоваться они могли бесконечно. Багряный закат плакал холодными росами, и новая ночь уже вливалась черными разводами в полыхающее на западе небо. Еще один день ушел без возврата. И всё же установленным свыше порядком крошечные минуты каждого дня всегда с нами. Так же вечно сияние далеких звезд, так же вечно будет жить ожидание нового рассвета в памяти проклятого вампира. Владимир и Анна вернулись в комнату, не закрыв до конца дверь балкона. Она уже месяц жила здесь. Они были вместе – неразрывно, накрепко связанные своей любовью: друг с другом, с ее жертвой, с его проклятьем. Всё было так, и не могло произойти иначе. Корф тяжело вздохнул: он до сих пор не знал, что делать дальше. Вернее, знал наверняка, что ни одна капелька крови из этого тела не достанется его демону, но тем страшнее было находиться с ней рядом. Быть так близко, что чуткий слух ловил быстрое движение крови в ее артериях, но, стискивая зубы, смирять свой дикий голод, утолять его где угодно и как придется, да только не ее чистой манящей кровью! Но как же сладко… Как хорошо – просто жить! Открывать глаза – и не бояться, что тебя встретит застывшее вокруг одиночество. Целовать – и не бояться, что дыхание прервется в груди. Любить – и не бояться, что жизни не хватит, чтобы дарить себя Ей, ей одной… Ее губы на вкус как вишни – спелые, сладкие, налитые южным солнцем, манящие чужими запретами. Ее кожа уже не так бледна, как раньше, но по-прежнему нежнее шелка, пахнет летом и огнём. Анна… Только его, только с ним – сказочная птичка, впорхнувшая в его мрачное существование и спрятавшая эту надоевшую приставку «не» из его не-жизни. Владимир ласково отвел золотистые волосы и прикоснулся губами к маленькому плечику, на самом краю ткани приспущенного рукава платья. Анна покачнулась, прижимаясь к мужчине, скользнула ладонью по его лицу, по волосам, притянула ближе. - Пожалуйста, ты ведь хочешь… - ее тихий голосок сорвался. В голове пронеслось мимолетное: «Так сладко…» Это ведь невыносимо прекрасно – жить им, посвящать ему каждый вздох, каждый день, каждую мысль и чувство. Разве это не стоит смерти – возможность провести вечность рядом с ним, подарив себя - до капли, до стона – и забрав его взамен?! Девушка облизала пересохшие губки, снова ощущая на них перемешанную сладость прикосновений любимого и варенья, съеденного утром. Кажется, вишневого. Вампир отодвинулся и грустно покачал головой: - Я не могу. – Боль в его глазах расколола весь мир напополам – так молния перечеркивает ночное небо и бьёт прямо в землю, рассыпаясь огненными искрами. – Я люблю тебя, Аня. И не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось. Она удивленно смотрела на него несколько секунд. Вокруг полыхали яркие свечи и дрожали от легких порывов ветра, то и дело проникающих сквозь приоткрытую балконную дверь. Владимир сидел неподвижно, упершись рукой в край стола, а горячий воск то и дело капал на его бледные пальцы. Он не замечал этого, только сердце Анны пропускало удар каждый раз, когда обжигающее жидкое пламя прикасалось к его коже. Внезапно глаза девушки широко распахнулись и с губ слетело: - Ты… боишься? Красавица подобралась к нему, разжала руку и, обхватив, поднесла к своей груди. - Не надо. Это… - она пыталась тщательно подбирать слова, - то… была не твоя ошибка. В этот раз у нас с тобой всё будет иначе, Володя! - Глупенькая моя, - грустная полуулыбка нечасто озаряла его хмурое лицо, но в такие моменты оно становилось еще красивее. – Конечно, будет. Ведь я… не стану тебя пить. Не стану… Это прозвучало, словно клятва, и прервалось поцелуем холодных губ. И снова, как всегда, как в самый первый раз, весь мир прекратил существовать, поглощенный вечной силой их любви. Через годы и века, через расстояния, через тысячи непреодолимых преград их души вновь встретились, вновь, как и было предначертано судьбой, полюбили друг друга. На черных атласных простынях ее тело, только что принадлежавшее ему, казалось еще восхитительней, еще белее и прозрачнее, а разметавшиеся по подушкам волосы сверкали огненными искорками. Анна потянулась к любимому, шепча его имя. В такие мгновения голод был слишком силен, а демон – слишком близок и коварен, Владимир попытался отстраниться, но тонкие руки лишь сильнее обняли за плечи. Девушка прижалась теплой щекой к его груди. - Я люблю тебя. Безумно люблю… Горло стиснули первые спазмы непереносимой жажды крови. Их еще удалось загнать вглубь сознания. - Я не смогу расстаться с тобой. Как он и мечтал когда-то, губы согрело жаркое дыхание. Вампир тут же попытался перехватить его очередным поцелуем, но Анна отпрянула и серьезно посмотрела в темно-серые глаза. - Выпей меня. Только так ты сможешь меня обратить. И меня тоже… Владимир приглушенно зарычал, он сам, не сидящий внутри демон! Да как она посмела просить об этом?! ЕГО! Однако сегодня Анна была непреклонна: - Я не боюсь тебя. Я не пожалею. Никогда. Вечность – это действительно долго, но без тебя короткий миг бесконечен. И на вкус словно полынь. Голод стегнул его тело с новой силой, и лишь железная воля, верная помощница души, остановила острие клыков. Анна медленно-медленно склонилась над мужчиной. Так стелется по земле горьковатый дым от костра. Так плывут высокие облака, холодные, словно эта кожа вампира под ее губами. Так опадают листья, когда ветер умирает в тишине, и только осень немым приказом повелевает им оторваться от родных ветвей. - Владимир, - ладони скользнули по его животу, по груди, по напряженным мышцам шеи, - не бросай меня… Ее глаза сверкнули прямо на уровне его глаз. - Не прогоняй меня… Шелковые локоны рассыпались по обнаженным плечам, несколько прядей упали на его лицо. - Не отказывайся от меня… Теплый сладкий ротик с ароматом вишневого варенья приоткрылся, девушка тихо выдохнула: - Владимир… - и вдруг совершенно неожиданно прикусила его нижнюю губу. Чуть-чуть. Вовсе не больно. И уж точно не до крови. Но его телом уже безраздельно завладел демон. Владимир резко отбросил ее на спину, одновременно сливая воедино их тела и приникая зубами к плавному изгибу открытой шейки. Кровь ударила в голову – своя, бурлящая от неистового желания, и её – та, которую он пил крупными жадными глотками, отрываясь лишь ненадолго, чтобы позвать: «Анечка…», чтобы прошептать: «Люблю!..», чтобы заверить ее и увериться самому: «Моя, только моя…» Она тоже отвечала, когда хватало сил: - Люблю тебя… Владимир… твоя… быстрее… Он не понимал, о чем просили уже холодеющие губы, но выполнял всё сразу: быстрее и быстрее любил ее, быстрее выпивал ее сладкую желанную кровь. Она сильная и смелая, она никогда не растворится в тишине, не станет бесплотной тенью. Она войдет в вечность, и будет делить с ним многие, многие годы! Она – его, он – принадлежит ей! Так было, есть и будет всегда. Всегда!!! - Володя… Володенька… Она звала его, но голос слабел, всё больше и больше походил на шепот. Потом она протяжно застонала и затихла. Вся. Полностью. Даже маленькое сердечко перестало биться в груди. На какой-то миг Владимира поглотил страх, граничащий с отчаяньем, но любовь пробудила и подсказала, что следует сделать. Острыми клыками по запястью – и вот уже холодная кровь тонкой струйкой потекла к губам Анны, даря новую… Жизнь? Смерть? Да не всё ли равно, когда рядом любимый, и он так же любит, и он так же вечен… Планеты сошли с орбит и метались в невесомости бескрайнего космоса. Солнечные лучи обжигали ночную землю, лунный свет лился на бурлящую дневную жизнь. Мир переворачивался. И только для них двоих, казалось, наоборот впервые всё стало на свои места. Анна очнулась, несмело улыбнулась своему любимому убийце и спасителю. Где-то там, в ней, жил теперь свой демон, но чистый взгляд был всё так же прекрасен, а душа – всё так же добра. Она хотела задать множество вопросов, и непременно сделает это. Только позже. А сейчас… Ее руки уже успели стать прохладными, но необъяснимым образом по-прежнему согревали Владимира. Обнимали. Успокаивали. Искушали. Она тихонько шепнула: - Иди ко мне… - и снова прильнула к его губам. Конец