Странник

Автор: Скорпион Рейтинг: PG-15 Жанр: AU, мистика Герои: Долгорукие, Корфы, их соседи и родственники Пейринг: Владимир/Анна - Я видела Сон! – странная женщина в черном, тряхнув выцветшими рыжеватыми волосами, коротко остриженными, будто у преступницы или болящей, тяжело опустилась на полати, уставилась немигающим темно-карим взглядом на обитателей богатого дома. Хозяин заметно занервничал, его жена напротив – замерла, подобно соляному столпу, ни одна мышца не дрогнула на суровом, до сих пор красивом лице, когда она смогла выдавить из себя вопрос: - Чего Он хотел? - Как обычно, - остриженная повела плечами, - Он требует жертву. До того, как новая луна проблеснет тонким серпом меж ночных облаков. Он требует девушку, и непременно из вашего дома. Любую из них! Ведунья (а не скрыть было в этих черных глазах и колдовские уменья, и знания трав-приворотов, и понимание сущности самого мироздания) скользнула безразличным взглядом по собравшейся компании. Всё семейство Петра Долгорукого в сборе. Заметила она и Анну, испуганно приникшую к стене у массивной высокой двери. Словно почувствовав пристальное внимание, девушка повернулась, гордо вскинула подбородок и торжественно проговорила: - Вызови Его снова, Сычиха! И передай, что быть новой жертве. Не успеет и старый месяц умереть в небесах, долгожданная гостья уже отправится к Нему. Сычиха кивнула, но погрозила пальцем, предостерегая: - Не следует торопиться. Выбор жертвы должен быть взвешен и выстрадан, лишь тогда примет Он положенную жизнь. За сим таинственная колдунья подхватила накидку, закуталась в нее, прячась от царящей на улице непогоды, и вышла. Негромко хлопнула дверь, и этот приглушенный звук будто разбил существующий мир пополам. Анна знала, что пойдет она. Младшая сестра Софья слишком мала, едва ли ее жизнь, только начавшая расцветать, привлечет Его, заставит принять жертву. Лиза – старшая дочь. Любимая дочь. Опора и надежда родителей, будущее всей семьи. Кому же остается, как ни ей, Анне, отдать себя на невиданную смерть? Девушка вздохнула и огляделась: воцарившаяся вокруг грусть выплескивалась из комнаты, как вода выплескивается из кувшина, если щедрая рука не остановится вовремя, наполняя его до краев. - Я пойду к себе, - Анна вежливо склонила голову, прощаясь до утра, и юркнула в тень коридора. Невыносимо было видеть это беспомощное отчаянье в глазах родных, это приближение неотвратимого конца, что так просто прочесть на помрачневших лицах! Стоило девушке уйти, отец сокрушенно уронил голову на руки: - Да за что же это нам?! Неужто негде больше Ему найти свою очередную жертву?! - Не причитай, Петр! – сухо оборвала его жена, смотря куда-то вдаль, и затем тихо-тихо, чтобы не услышали ни дочери, ни столпившиеся у притолоки сенные девки, прошептала. – Вот и потеряли мы Анну… Она не спала в эту ночь. Уже и рассвет обозначился на востоке багрянцем первой несмелой зари. Уже пропели на околице кречеты, поднимая всю округу. Уже тонкие лучи зимнего солнца позолотили лес и поле, радостно запрыгали по верхушкам молодых сосенок, игриво скользнули в окошко и затеяли разговор с зеркальными отражениями. Анна же не могла сомкнуть глаз. Всё думала о предстоящей жертве. О Нем говорили многое: одни твердили, что Он стар и могуществен, словно бог, другие – что за видимой молодостью прячет свое бессилие, кто рассказывал – Он сразу убивает девушек, иные не уставали описывать те ужасы, что переживают пленницы, попавшие в Его руки, прежде, чем умереть. Однако же правды не ведал никто. И еще за много-много лет не нашелся ни один доблестный рыцарь, что смог бы сбросить эту темную власть. Поэтому Он безнаказанно приходил в Снах к ведуньям и колдунам, указывал на ту, кого желает найти на жертвенном алтаре, и не терпел отказа. Ему следовало подчиниться безоговорочно… В очередной раз повернувшись на мягкой перине, Анна всё же поднялась. Глянула в зеркало и снова пожалела о том, что уродилась такой пригожей. Точеные черты лица, маленький аккуратный носик, огромные серо-голубые глаза смотрят с грустью, и в то же время будто бросают вызов всему миру! Длинные, до самого пояса, волнистые локоны цвета спелой пшеницы. Тонкий стан. Пленительные изгибы тела, которые не может скрыть – лишь сильнее подчеркивает почти прозрачная ткань легкой сорочки. В комнате натоплено жарко, оттого на щеках цветет алым цветом румянец. Но это к лучшему: никто в доме, ни одна живая душа не должна узнать о том, как ей сейчас больно и страшно. Сорочка соскользнула с плеч словно невзначай, девушка взяла губку и обтерлась приятно теплой душистой водой. Оделась и заплела волосы, уложила косы, скалывая жемчужным гребнем, поправила ладонью сбившийся мех на воротнике и с удивление расслышала шум во дворе. - Странно… - нахмурились тонкие брови. – Не ждали гостей… Разве только… Анна подбежала к окну и опасливо отодвинула занавеску. Так и есть! Андрей приехал, вернулся из далекого путешествия. Не вовремя братец, ой, как не вовремя! Он единственный станет отговаривать и её, и родителей, начнет искать новый, лучший выход, сделает все возможное, даже умрет, но не позволит статься жертве! Анна же успела принять решение – раз и навсегда. Легкий вздох сорвался с губ, и красавица улыбнулась: родители не настолько глупы, чтобы рассказать сыну правду и навлечь Его гнев. Со своей стороны она сделает всё, чтобы братец даже не помыслил о плохом: будет веселой и беззаботной, будет петь, танцевать, смеяться… Станет прежней Анной до тех пор, пока Андрей не поедет опять в свои бесконечные дали, - ведь до новой луны еще так далеко… К огромному удивлению Анны, брат заехал домой погостить не один. Его спутник сидел по правую руку от Андрея, говорил мало, к еде почти не прикасался. Мрачно-серый взгляд скрывали непослушные темные пряди, то и дело падающие на лоб. Лиза уже вовсю разглядывала незнакомого странника, улыбалась обворожительно, томно прикрывала глаза. Анна была средней сестрой, и не могла без отцовского позволения присоединиться к застолью, потому лишь понаблюдала за гостем из-за двери и развернулась последовать к себе. Голос матери застал ее врасплох: - Анна! Женщина поднялась и что-то негромко сообщила гостю, обменялась многозначительным взглядом с супругом, утвердительно кивнула на вопрос сына, а тогда позвала мягче и любезнее: - Аня, поди сюда. Девушка вышла из своего укрытия, приветствуя компанию, и скромно присела у края стола. Вопреки старинным приметам, поставила себе прибор на углу, - нынче не за чем беспокоиться, что жених объедет стороной. Не бывать ей, Анне, ни женою, ни невестой. - Сестренка… Как выросла… - задумчиво и светло протянул Андрей, и тут же, словно вспомнив о чем-то, виновато тряхнул головой. – Анечка, это мой друг Владимир. Мы повстречались в… одном далеком краю, Владимир очень помог мне. И… вот, теперь путешествуем вместе… Петр поспешно протянул гостю еще вина. - Очень рад, - отцовский голос дрогнул, - очень рад, что мой сын нашел, наконец, друга, боевого побратима, на которого можно положиться. Такого же неугомонного странника, как и он сам! Тот, чье имя было Владимир, поднял глаза и впервые заговорил: - Ваш сын хороший человек, - бархатный голос прозвучал уверенно, искренне, без тени лукавства и притворства. – Я чувствую это, и для меня честь называть его своим другом! Анна улыбнулась на эти слова. Родители всегда считали старшего сына чудаковатым и слабым, она одна знала его доброе большое сердце, ценила и любила мягкий покладистый нрав. И темноволосый странник был едва ли не первым человеком, кто увидел Андрея таким да открыто заявил об этом. Сейчас она взглянула на странного гостя совсем иначе, и глаза рассмотрели что-то в строгих чертах красивого мужского лица – что-то неуловимое, но глубокое, невидимое, но всепоглощающее, что-то сильное, тягучее, манящее… Целый водоворот новых чувств закружил красавицу, заставил протяжно вздохнуть и отвести взгляд, в смятении признавая самой себе, что этот мужчина ей… понравился... Седьмой день гостин заканчивался, догорая за лесом последними отблесками заката. Тоненький, словно лед в самом начале зимы, почти умерший месяц поблескивал беспомощным серпом там, наверху. Растворится он в ночи до конца, придет пора новолуния – и Анну увезут из отчего дома, чтобы Он порадовался очередной жертве. Да только пока месяц плывет в небесах, пока остались эти малые крохи прежней жизни, она успеет. Она станет счастливой с любимым человеком. Хоть раз… После этого же и смерть уже не так пугает своим холодом и одиночеством. Когда Анна поняла, что влюбилась? Тогда ли, в первый день их знакомства, когда Владимир, насмешливо изогнув бровь, отвел игривую ладошку Лизы и встал из-за стола? Или позже, когда, выводя незамысловатый мотив, поймала на себе его восторженный взгляд? А, может быть, у ворот, когда, провожая приезжих торговцев, неловко поскользнулась на укатанном снегу, и сильные руки подхватили её, словно пушинку, крепко обняли стан, а голос, самый красивый на свете, прошептал на ушко: - Будь осторожна, Анна… Куда уж теперь вспоминать об осторожности?! Она не просто влюбилась – голову потеряла из-за сероглазого красавца, ворвавшегося в жизнь на самом ее обрыве. Анна провела прохладной ладонью по зеркальному отражению и поправила платье. Приспустила с плеч меховую оторочку. Никуда ты не денешься, Владимир! И прогнать сегодня тоже не сможешь. Завтра же… Завтра, как только загорится заря, ты поедешь со двора навсегда. Но это всё будет завтра… Она несильно толкнула дверь, выходя из освещенной натопленной горницы в прохладу коридора. Быстрой тенью мелькнул девичий силуэт, тихих шагов не услышал никто, но красавица вздрогнула непроизвольно, стоило скрипнуть под ногою старой половице. Испуганно осмотревшись, она потянула на себя дверную ручку. - Кто здесь? – насторожился Владимир. Семья друга приняла незнакомого странника вполне сносно, если не учитывать чересчур пристального внимания старшей дочери Долгоруких Лизы. Но никогда прежде никто не рисковал нарушить его покой в ночные часы. Зажатый в руке кинжал блеснул острием в отсветах пламени, горящего в очаге, и тут же в немом бессилии упал на мягкий ковер, когда молодой человек услышал тихое: - Это я… - Анна? – недоверие и настороженность немного приглушили острое, почти болезненное счастье от того, что она рядом, - счастье, вытеснить, забыть, отвергнуть которое Владимир так и не сумел с самого первого взгляда на маленькую хрупкую красавицу. Вовремя опомнившись, он подошел ближе. – Что-то случилось? Что? Его глазам невозможно было лгать, девушка тонула в них, как в речном омуте, но не задыхалась, нет, от его тепла тело становилось легким, почти невесомым, и взлетало в вечный эфир. - Я пришла к тебе… - щечки залил смущенный румянец, заметный даже в полумраке. - Зачем?! – недоверчиво выдохнули его губы, боясь даже предположить, что первая догадка оказалась верной. «Разве ты не знаешь?» - блеснул смешливо нежный взгляд из-под густых ресниц, тонкие пальчики пробежали по его рукам, по широким плечам, обняли за шею, путаясь в густых почти черных волосах, ближе притягивая его голову. И самодовольная улыбка мужчины без слов ответила: «Всё я знаю…» Владимир провел ладонью по гладким волосам, уложенным в замысловатую прическу. Так не пойдет… Медленно и осторожно вытянул гребень, шпильки, расплел тугие косы, прижимаясь подбородком к шелковистым локонам, упавшим на висок. Девушка едва ощутимо вздрогнула от этого прикосновения и снова попыталась обнять его за шею. Странник покачал головой: не так… Мужские руки отвели хрупкие пальчики, скользнули от запястий к локоткам, задержались на плечах, помедлили, словно спрашивая разрешения. «Не боишься?» - в потемневших глазах читался насмешливый вопрос. «Нет!» - девушка гордо вздернула подбородок, принимая брошенный вызов, и тут же вскрикнула от неожиданности, когда Владимир одним резким движением разорвал платье, сорвал его с красавицы, и жадному взгляду предстало почти не скрытое сорочкой тело. - Аня, Анечка… - он коснулся поцелуем прохладных губ, подбородка, спустился вниз по тонкой шейке к такой манящей, сводящей с ума ложбинке между грудей. Потянул белую шелковую ткань, на сей раз медленно, не грубо, лаская и нежа прелестницу. Он уже корил себя за то, что был нетерпелив в начале, – просто до боли хотелось увидеть свою мечту одетою лишь в золото волос да серебрящийся лунный свет. Ткань, струясь, с тихим шелестом упала к ногам, и Владимир опустился на колени, обхватил ладонями тонкую, как стройная молодая рябинка, талию, целуя бархатистую кожу всё жарче и откровеннее. Анна задрожала… Не так дрожат от страха, когда сводит скулы немой колючий холод и хочется забыться, провалиться сквозь землю. И от мороза дрожат не так – в лютую стужу человек стремится найти тепло, отогреться в нем, растаять. Нынче же всё по-другому. От незнакомого жара, снедающего всё тело от макушки до пяток, от кончиков волос до ноготков на ногах, бросает в дрожь, крупную дрожь, вскипающую у сердца и густыми, горячими волнами спускающуюся вниз, подчиняющую и волю, и разум. И лишь одного хочется – чтобы этот сладкий миг длился вечно, чтобы и руки, и губы Владимира, не отрываясь, не останавливаясь, вели ее за собой в пылающую бездну – через ночь и тьму к свету! - Ты вся дрожишь, Анечка… - теплый, как и его дыхание, немного взволнованный шепот любимого раздался у самого ушка. – Не бойся, счастье моё, ничего, никогда со мной не бойся… Она хотела ответить, что боится только одного: проснуться в своей постели без него и понять с горьким разочарованием, что это был просто сон. Она хотела сказать, что всю жизнь ждала его, и согласна не раз – сотни, тысячи раз принести себя в жертву, чтобы встретиться с ним вот так, нежданно-негаданно, и в этой единственной ночи обрести его навечно. Да мало ли о чем хотела еще поведать темноволосому страннику красавица Анна?! Он не стал больше ждать, подхватил на руки хрупкое нагое тело, укладывая на широкую кровать в гостевых покоях. Когда склонился над ней, в последний раз застывшим молчанием спрашивая, согласна ли, а, может, передумала – девушка ободряюще улыбнулась на его внимательный, выжидающий взгляд. - Владимир… - нараспев произнесли сладкие губки царственное имя любимого. Маленькие ладошки забрались под плотную домотканую рубаху, несмело провели по мужскому животу, по груди, ощутили, как колотится в груди сердце, и тут же выскользнули, бесстрашно потянули рубашку вверх. Нынче почти черный, взгляд Владимира вспыхнул ярче языков пламени в очаге. - Что ж ты делаешь со мной?! – Анна даже не успела понять, когда он скинул рубаху на пол, ловким движением избавился от портков и прижал ее к кровати, навалившись всем телом. Сначала она испугалась. В его сильных и властных руках, в объятьях, граничащих с болью, её хрупкие косточки могли бы хрустнуть, ломаясь. Но тяжесть мужского тела, горячего и дрожащего, была такой упоительной, такой сладкой и долгожданной… Страх растаял в этих темных, как грозовая ночь, глазах, в этих губах, шепчущих невероятные признания… Страх ушел навсегда. Осталось лишь желание, и оно помимо воли вырвалось из горла с хриплым стоном: - Владимир, я люблю тебя! - Анечка… - мужчина подался вперед, еще сильнее вдавливая ее в кровать, сметая все преграды на своем пути, становясь с нею единой плотью, плавными движениями вытесняя её боль – всё быстрее, всё дальше, на край сознания, за его край, туда, где боли уже не существует, где в медленно плещущихся волнах нет ничего, кроме огненного света и острого, почти непереносимого наслаждения. Когда Анна немного пришла в себя, Владимир лежал рядом, задумчиво перебирая разметавшиеся по подушке солнечно-пшеничные блестящие волосы. - Я тоже люблю тебя, - на губах молодого человека застыла нежная улыбка, но взгляд оставался серьезным. – Аня, зачем ты это сделала? Она повела точеным плечиком, лукаво прищурившись, прикоснулась тыльной стороной ладони к его щеке. - Разве тебе мало? Я ведь сама пришла, и никогда ни о чем не пожалею. – Он хотел что-то возразить в ответ, но тонкие пальчики легли на приоткрывшийся упрямый рот. – И никогда не упрекну тебя. Ни в чем. Владимир приподнялся на локте, нависая над изящной женской фигуркой, бесцеремонно притянул ее к себе, стиснув плечо так сильно, что Анне пришлось сцепить зубы, чтобы не застонать от боли. - Даже не думай о таком, слышишь?! Даже не думай, что я тебя оставлю! – он дышал прерывисто и часто, в волнении вздымалась широкая грудь, а очи сверкали гневом из-под черных атласных бровей. – Мне Лиза сказала: ты жена другого. Оттого и не смотришь в мою сторону, потому и не садишься в горнице рядом с сестрами и братом. Когда ты пришла, я подумал… Неважно, что… Всё неважно, милая. Ты стала моей, и больше никому никогда не будешь принадлежать, слышишь? Слышишь?! Анна коротко кивнула, и тут же губы ощутили огненно-терпкий, как медовуха, вкус поцелуя. В этот раз Владимир словно обезумел: не отпускал ее сладкого рта, до синяков сжимал тонкие нежные руки и упругие бедра, яростно, безжалостно врывался в женское тело, доказывая свои права на нее перед священным ликом всевидящей луноокой ночи. - Прости, прости, любимая, - виновато шептал ей, склонившись к лицу, целовал глаза, затуманенные страстью, точеный маленький носик, фарфоровую кожу щек и твердил, не переставая, – моя, только моя! Не отдам! Красавица лишь тихо стонала в ответ, да обнимала своего любовника, покуда хватало сил, пока не обмякла, вскрикнув, в мужских руках. Измотанная, выпитая до дна, как полная хмельного вина чаша, она почти сразу заснула у него на груди, и уже сквозь накатившую дрему слышала его низкий чарующий голос: «Я приеду за тобой, маленькая, непременно вернусь, даже не сомневайся… Не успеет мягкий свет полнолуния залить спящие равнины – как я заберу тебя с собой… И убью того, кто посмеет встать на пути…» Если бы Анна не спала – поняла бы, что это невозможно. И что уже завтра ночью возляжет она на алтаре новой, последней Его жертвой. Но сейчас мир сна поглотил ее разум, и Анна верила словам странника… Каждому его слову… *** Поля, покрытые снегом, сменялись широкими полотнищами лугов. Лес, поглощенный снами и воспоминаниями о лете, мирно спал под мягким пушистым покровом. Конские копыта звонко стучали по накатанной дороге, и каждый новый шаг приближал к дому, но все помыслы Владимира были далеки от родового замка с высокими шпилями на башнях, от титула, принять который следовало как можно быстрей, даже от умершего отца. Даже от него… Единственным, о чем мог думать темноволосый одинокий всадник, уже несколько часов мчавшийся навстречу вечерней заре, был серо-голубой взгляд красавицы, лишившей его покоя и сна. Анна Долгорукая… Аня, его Анечка, его будущая баронесса. Владимир нахмурился, некстати вспоминая о таинственном муже. Впрочем, неважно, кто он, тем более что с Анной у них ничего не было, а значит – не бывать и браку! Если же незнакомец предъявит права на жену, - Владимир криво усмехнулся закатным ярким лучам, - он сумеет защитить свою любовь. Вот разберется со всеми делами дома, соберет почет и уже как следующий барон Корф приедет в семью друга за его сестрой. - Черт… Черт! – молодой человек тяжело ударил кулаком по колену, не чувствуя боли. Если бы не эта глупая необходимость справить тризну по отцу, он бы уже сражался за свою женщину. А так… Больше месяца назад начались пророческие видения. Предупреждая о смуте, раскрывая карты жизни и смерти на полотне судеб, заставляли они мчаться к родному дому. Молодой барон оттого и принял предложение Андрея погостить – по дороге к родным краям был терем товарища. Хотел остановиться на ночь, да ноги словно приросли к полу, сердце остановилось на миг, а потом бешено зачастило, и дыхание сбилось в груди – когда увидел среднюю дочь Долгоруких. Дни сменяли друг друга, складываясь в долгую неделю, но Владимир не в силах был приказать себе покинуть гостеприимный кров. Не смея обнять красавицу и прижать к сердцу, он с ума сходил от случайного прикосновения, от неосторожно перехваченного взгляда. Только на самом деле Анна любила его! Любила – и не побоялась сказать о своих чувствах! А утром он проснулся от холода. Огонь погас, горячие звезды растворились в зимней заре. Анна ушла, оставив в постели лишь свой дивный запах, сейчас уже едва уловимый в свежести рассветного воздуха. Владимир поспешно оделся, чтобы пойти за ней, найти, обнять и снова уверить в своей любви, но вдруг споткнулся на ровном месте. Сердце сжалось, перед глазами будто встала черная глухая стена и, медленно склоняясь, всё сильней придавливала своей тяжестью. Морок рассеялся через пару мгновений, но ясным светом белого дня пришло понимание: отец умер. Только что, в эту самую минуту перестало биться сердце старого барона. Значит, дорога вновь звала, требовательно, настойчиво приказывала седлать коня и стремглав мчаться в родной замок на отцовскую тризну, принимать фамильный титул, пока чужая власть не подоспела на запах смерти. Выбора не было. И Корф поехал домой. Словно из неясной дымки, в вечернем сумраке поднялись над лесом знакомые остроконечные башни, увенчанные тонкими шпилями. Приспущенные в трауре, флаги едва развевались на ветру. Лес немой стеной обступил родной двор, мохнатыми заснеженными лапами елей отгораживая от дороги, до последнего поворота, до последней кочки знакомой сыну дома Корфов. Не успел Владимир спешиться, как слуги уже подхватили скакуна под уздцы, кланяясь в ноги молодому хозяину и робко проговаривая слова приветствия. Никогда прежде, сколько помнил барон, его так не встречали. - Где Он? – темные брови нахмурились, выдавая тревогу. Непривычно взволнованный, рыжеусый управляющий лишь указал рукою в направлении отцовских покоев. Владимир проследовал туда без отлагательств – и замер, пораженный: то, что лежало на шелковых простынях хозяйского ложа, НЕ БЫЛО отцом. Искореженный чернотой и злобой старик так же походил на когда-то приветливого Ивана Корфа, как солнечное летнее утро схоже с зимними сумерками. Барон отшатнулся, уставившись на столпившихся за спиной слуг. - Что с ним? Что… произошло? Отчего…? - Пойдемте со мною, хозяин, - склонился управляющий. – Скоро вам всё станет ясно… Владимир еще раз побежал глазами по старинному фолианту, прежде чем брезгливо отбросить его в каминное жаркое пламя. Это было… гадко! Низко, омерзительно, противно! И как только отец мог додуматься до такого!? Да и зачем?! Был болен… Надо же, сын не подозревал, сколько лет старый барон скрывал свой недуг и боролся с ним, да как боролся… Даже сейчас, немного успокоившись, как показалось сначала, Владимир вздрогнул, не веря до конца в происходящее в этих стенах за годы его отсутствия. Раз в месяц его отец осматривал внимательным глазом свои владения и… выбирал Жертву. Девушку из окрестных деревень и слободок, будто грибки, примостившихся на лесных опушках. Сперва Он торопился испить её невинность, всю ночь напролет восстанавливая силы, отобранные затяжной болезнью. Потом же весь последующий день, как изысканный напиток, цедил из своей Жертвы жизнь, пока бездыханным телом не становилась прежде полная здоровья красавица. Открытая правда заставила Владимира криво усмехнуться, откидываясь на спинку высокого кресла: в последнее время отец был так плох, что замешкался с выбором. И приказал привести жертву слишком поздно. Сегодня… Нынешней ночью должна возлечь очередная девушка на жертвенном алтаре в лесной глуши – там, где горячи воды священных источников, где из самих глубин земли поднимаются вместе с паром благовония и усыпляют, затягивают своими мягкими лапами в пучину дурманного сна… И как только крепкий сон сомкнет враз отяжелевшие веки, слуги барона поднимут девичье тело, скрытое лишь тонкой домотканой сорочкой, укутают в меховую накидку от зимней стужи и перенесут в отдельные покои – опочивальню Невесты. Невесты, что никогда не должна потом стать женою... Ибо иную участь уготовили ей эти мрачные замковые стены… Так было прежде, но никогда не повторится вновь! Владимир стиснул кулаки и подозвал управляющего, смерил его властным взглядом: - Разбудите эту девушку прямо там, успокойте и отправьте домой, – серые глаза прищурились. – Новый барон молод и здоров, он не нуждается в жизнях девственниц! Голова слуги склонилась так низко, что рыжеватые волосы едва не касались пола. - Но сегодняшняя Жертва уже в замке, Господин. Корф нахмурился пуще прежнего, отбрасывая со лба темные пряди привычным движением руки. - Что ж… Тогда… я сам скажу ей об этом… Десятки свеч озаряли комнату искристыми лучами, сверкали на темных поверхностях зеркал, причудливые отблески вплетались в бархат балдахина и шелка дорогих покрывал. Девушка, по всей видимости, еще спала, и Владимир хотел, было, покинуть покои, когда она пошевелилась во сне и неразборчиво пробормотала что-то. Златокудрая головка совсем немного повернулась к свету, и у молодого барона сердце заколотилось так часто, будто во время бешеной скачки. Анна… Его Анна лежала перед ним на жертвенном ложе! На один только день задержись старуха-смерть, и собственный отец навсегда забрал бы, растоптал бы его единственную любовь. - Девочка моя… - Владимир опустился на колени у изголовья кровати, провел ладонью по шелковистым волосам, переплетенным сухими цветами и лентами, поцелуем прикоснулся к сонным устам. Не жена другому, и не суженная, Жертвою избранная для немощного больного старика, Анна знала: вчерашняя ночь – последняя, выделенная ей судьбою, за этой ночью – бездна. И красавица пришла к нему разделить тихий сумрак ночной тьмы на двоих, отдала себя, свою любовь случайно забредшему страннику. «Никогда не пожалею… Никогда не упрекну тебя…» - отчетливо послышался в немом воздухе нежный голос. Как грустна была вчера ночью Анна, как беспомощно пыталась спрятать своё горе от его взгляда, как улыбалась обольстительно и лукаво, чтобы покоренный ею избранник не догадался об истинной причине грусти… Мужчина склонился над милым личком: он будет первым, кого сегодня увидит любимая, просыпаясь, и бездонные голубые глаза засияют, принимая, наконец, избавление и счастье. Настойчивый стук в дверь раздался так не вовремя, что Владимир едва не выругался в голос. Он рывком поднялся, вышел в коридор, и гневом блеснули прищуренные очи. Управляющий отшатнулся в ужасе, его голос чуть дрожал, отвечая на вопрос рассерженного хозяина. - Там у ворот… Приехал… Говорит, что брат… и требует… - Андрей? – Владимир хмыкнул, левая бровь изогнулась, и тут же лицо озарилось внезапным решением. Он поспешил вниз, не заперев за собою дверь в покои Невесты. Управляющий засеменил следом, на ходу еле заметным кивком головы успокаивая собравшихся вдоль коридора слуг. - Андрей, рад приветствовать тебя в своем доме! – Корф протянул другу ладонь, скрепляя новую встречу крепким рукопожатием. – Отужинаешь со мной? Долгорукий не пытался скрыть изумления при виде товарища по странствиям, он отрицательно покачал головой. - Благодарю, я не голоден, - и решился, наконец, задать волновавший его вопрос. – Ты – барон Корф? - Да, – просто и небрежно бросил Владимир, жестом приглашая Андрея следовать за собой. Они оказались в огромной комнате, больше похожей на тронный зал, с высокими потолками и массивной мебелью. Хозяин расположился в одном из кресел у очага и кивнул другу на противоположное. - Не хочешь ужинать – тогда просто посидим, выпьем… - На лице молодого человека заиграла мечтательная улыбка. – Ты неделю принимал меня у себя в гостях, Андрей. И я просто обязан вернуть долг гостеприимства… Согласно кивнув, младший Долгорукий принял наполненную вином чашу и отпил небольшой глоток. - Володя, - начал он осторожно, - не знаю, известно ли тебе, но Он… Барон Корф… Он требовал… - Мне всё известно! Владимир встал, отворачиваясь к пламени, и яркие языки осветили его немного бледную кожу. - То, что делал мой отец… - он немного помедлил, подбирая слова, - достойно всяческого порицания. Надеюсь, ты поверишь моему обещанию: впредь ни о каких жертвах не может быть и речи. Я не нуждаюсь… ни в чем подобном. - Я даже не сомневался! – Андрей поднялся следом, хлопая товарища по плечу. – Если бы знал, что именно ты – сын умершего барона и его наследник, даже не пришлось бы так торопиться. Корф немного повернул голову, не поднимая глаз. - О чем ты? - Об Анне! Видишь ли, моя сестра… Думаю, ее уже привели в замок для Жертвы, и… я бы хотел забрать ее с собой… Забрать домой. Долгорукий замолчал, и таким же молчанием ответил ему друг. На душе стало тревожно, непонятное волнение завладело всем существом и заставило уточнить: - Владимир, ты ведь не собираешься принять её жертву? Корф резко повернулся и вперил взгляд в застывшего напротив мужчину. - Нет. - Андрей облегченно выдохнул, но следующие слова прозвучали громом среди ясного неба. – Только я все равно не отдам тебе Анну. Отойдя на несколько шагов, Владимир уставился в окно. Там была одна лишь ночь: чернота заливала окрестности, даже звезды не доставали своими тонкими золотыми лучами до этих лесных краев. А месяца нынче не было – темной пропастью неба смотрела на землю ночь новолуния. - Анна останется со мной, и будет счастлива. Она станет моей женой. А ты, Андрей… - барон повел плечом, снова поднося к губам терпкое выдержанное вино, - ты не стой, как изваяние, отправляйся домой. Сюда возвратишься со всеми родными ровно через три дня. На нашу с Анной свадьбу. *** Красавица проснулась в незнакомых покоях. Изысканная мебель с тонкими резными орнаментами, дорогие шелка на постели, тусклая позолота картинных рам – всё вокруг выглядело таким мрачным, чужим, отталкивало и пугало, что Анна не сумела сдержать всхлипа. Вопреки ожиданиям, она была в комнате одна: то ли Он не торопился придти к сегодняшней жертве, то ли что-то задержало жестокого властелина лесного замка, уже много лет собиравшего с окрестных селений страшную дань. Девушка огляделась: окна заколочены дубовыми досками, так чтобы некуда было сбежать, негде скрыться, чтобы даже в спасительную смерть нельзя было выпрыгнуть головой вниз с замковой башни. Ноги сами понесли к двери – глухой, тяжелой и такой высокой – маленькой девушке пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть ее всю. Причудливые рисунки покрывали отполированное дерево, и Анна покраснела, разглядев их: сразу стало понятно, какую жертву следует преподнести Ему. Девушка вдруг неловко покачнулась, не в состоянии справиться с накатившей дурнотой, стоило только подумать о предстоящей ночи, тем более теперь, когда Анна успела познать сладость ласки любимого мужчины. Комната стремительно закружилась, и красавице пришлось ухватиться за позолоченную ручку, удерживая равновесие. Но, тихо скрипнув, дверь отворилась. Не заперта… Анна тряхнула головой, робко выглядывая из комнаты: никого. Подхватила длинный подол сорочки и побежала. Неважно, куда, неважно, сможет ли выбраться из замка. Главное, она попытается обрести свободу. Если же Он бдит свою жертву, даже не находясь рядом… Что ж, пусть ее покарают за неудачный побег, пусть даже убьют, всё лучше, чем… Анна бежала по незнакомым длинным коридорам, утопающим в полумраке, спотыкаясь на прикрытых мягкими коврами порогах, перепрыгивая через ступеньки, чуть не падая – бежала вперед до тех пор, пока не столкнулась на ходу с высоким мужчиной. Она тихо вскрикнула, когда сильные руки прижали ее к мужскому телу, и не поверила сама себе, услышав низкий бархатный голос: - Куда летишь, голубка? Владимир мягко улыбался, глядя на нее, не выпуская свою хрупкую возлюбленную из крепких объятий. «Я приеду за тобой… И убью любого, кто посмеет встать на моем пути…» Он обещал ей это. Но стоило забрезжить рассвету за окном, Анна запретила себе верить нелепым обещаниям, глупым мечтам, что не могут сбыться. Да только ее странник сдержал слово, вернулся, чтобы забрать её! - Бежим! – девушка схватила широкую ладонь своего спасителя. – Владимир, быстрее, пока Он не увидел тебя, пока ничего не сделал… - Моя маленькая глупышка, - Корф покачал головой и наклонился, обжигая горячим дыханием прохладную нежную кожу, его пальцы пробежались по волосам, заправляя за ушко непослушные растрепанные локоны. – Совсем испугалась? Дрожишь… Я же говорил тебе: никогда, ничего со мной не бойся… Анна обняла Владимира за шею, когда тот поднял ее на руки. Она уже ничего не понимала, всё перевернулось, безумно кружась, и только темно-серые глаза любимого не оставляли ни на миг, не отпускали, были центром ее маленького мира. - Куда мы идем? – прошептала красавица, склоняя голову на мужское плечо. - Как куда? В спальню… – последовал невозмутимый ответ, и Анна замерла, ошеломленная. Уже в знакомых покоях девушка подняла на барона испуганный взгляд. - Значит… ты – это Он? Ты барон Корф? Владимир горько усмехнулся – что он мог сказать своей малышке? - Я – барон Корф, - глаза сверкнули стальным блеском. – А Он… был моим отцом. - Был? – она по-прежнему дрожала, но уже без страха льнула к возлюбленному. - Он умер, дом в трауре, и только поэтому я должен ждать долгих три дня, чтобы назвать тебя своей баронессой. Ты ведь… пойдешь за меня, Аня? Анна ощутила, как напрягся Владимир в ожидании ее последнего слова, как затаил дыхание, как сильнее сжалось кольцо его рук вокруг тонкой женской талии. - Я люблю тебя… - она заставила его наклонить голову и легко прикоснулась к губам, словно печатью, скрепляя своё признание поцелуем, - я не смогу без тебя, Володя, ты же знаешь. И если ты хочешь… - Я хочу только одного, Анечка, – Владимир усадил девушку на широкое ложе, а сам опустился на пол у ее ног. – Я хочу видеть нас женатыми и счастливыми, хочу, чтобы в стенах этого старого замка был слышен детский смех. Родная моя… как… тебе это? Впервые за много лет высокий свод мрачной комнаты будто солнечным светом озарила улыбка золотоволосой красавицы. Анна скользнула ладошками по плечам любимого, притягивая его ближе. - Ну, раз так, господин барон, я обещаю подумать и как можно быстрее сообщить о своем решении. - Я не тороплю вас, сударыня… - обольстительно прошептал он в ответ, укладывая красавицу на белоснежный шелк расшитых золотом и серебром простыней. – Но постарайтесь решить в ближайшие три дня… - Я постараюсь, - кивнула Анна и тихо ахнула от дерзкого прикосновения умелых мужских пальцев. Конец