Жанр: мелодрама, альтернатива Форма: суггестия (занесло же) Герои: Владимир и Анна со стороны… Рейтинг: PG - Эй-эй-эй, вы там, поосторожнее! – кричу расшалившимся искрам, и они потихоньку смиряют свой пыл, уже не угрожая моим медно-рыжим локонам. Я снова расслабляюсь. Насыщенный выдался денек… Еще с самого утра, когда, горько вздохнув, меня подняла прехорошенькая девушка, одела на свою белокурую головку и заплакала. «Странно, - подумалось тогда мне. – Стоило доставать из вороха старых костюмов, чтобы потом не удержать слез при одном взгляде на зеркальное отражение…» Впрочем, уже вечером я понял причину тех неожиданных слез. Красавице было приказано исполнить танец, столь бесстыдный и непристойный, что даже я весь вспыхнул от смущения. А может, это засверкало переливами на моих локонах пламя доброго десятка свечей, когда, отбросив полупрозрачную накидку, прелестница качнулась в такт музыке, искусно изогнула гибкую спинку, сверкнула фарфоровой белизной стройных ножек и спустилась с лестницы. Музыка лилась и струилась, и окольцовывала, будто птицелов, и рассыпалась звездной пылью, и оставалась на дне души каплями хмельной мускатной настойки. В аккордах, льнущих к разгоряченной коже, в дурманном мареве полусна-полубреда соблазнительная танцовщица вела свою партию – и содрогалась, и выгибалась, и поклонялась, и с вызовом вскидывала подбородок, и прожигала непокорным взглядом молодого мужчину, беспомощно вцепившегося в подлокотники кресла. Он показался мне знакомым. Отчетливо вспомнились вдруг темные пряди, спадающие на высокий лоб, и холодно-серые прищуренные глаза, что умели поразить насмерть своим безразличием. Вот только сейчас он вовсе не выглядит безразличным! Его взгляд пожирает стройную фигурку бесстыдно кружащей одалиски, он будто стягивает лоскутки струящейся ткани, а вслед за ним скользят умелые нежные руки, притягивая девушку всё ближе и ближе… Под этим голодным пылающим взглядом я и сам загорелся, чистым огнем страсти окружая, словно ореолом, голову томно улыбающейся красавицы. Я был уверен: она танцует только для него. Она трепещет, купаясь в блеске его глаз, она желает отдать ему себя без остатка, падая к его ногам и взмывая к небесам в пылкой неге его восторга. Откуда мне было знать, что это лишь игра? Что, униженная, оскорбленная, красавица сейчас исполняет придуманную чужую роль, и что суть этой роли – вызов! Один короткий миг… И я всё понял… Тогда, прогнувшись назад, запрокинув голову и зажмурившись, соблазнительница нырнула в танец – спиной, вниз, отбрасывая себя от себя самой. Мои локоны тут же, сверкнув огнем, метнулись по паркету. Я летел вместе с нею! Я уже кружил в колдовской пляске вместе с рыжеволосою дивой, покоряя слабое в своем желании, проклятое своей страстью сердце мужчины. И вдруг… она пошатнулась. Прямо там, на полу в дурманно пахнущем полумраке пошатнулась – подломились локотки, гибкое тело оборвало движение и неловко замерло. С нежных губок сорвался то ли всхлип, то ли стон… Вошел незнакомец… Я, правда, не знал этого человека. В какое-то мгновение я подумал: именно он важен для изящной чаровницы-танцовщицы. Хотя… в то мгновение я не просто так думал – я был уверен в этом. Клянусь каждым из сотен тысяч моих медных волосков! Иначе, почему бы она так отчаянно бросилась вслед неожиданному гостю? Иначе, отчего блеснули бы слезы в прелестных глазах, и вместе с дыханием вырвалось обреченное «Миша…» А он уехал! Бросил в лицо девушке, беззаветно верившей в его любовь, какие-то обвинения, будто порохом сыпнул. Если бы я только мог – вспыхнул бы прямо там, чтобы стереть, огненными языками слизнуть с лица мужчины эту ехидно-брезгливую разочарованную усмешку. Но я ведь не мог… Морозный холод зимней ночи проникал в каждый дюйм моих искусно переплетенных локонов, и звенящие бусинки, казалось, превратились в сверкающие льдинки на ветру. Моя красавица побежала за обидчиком, позабыв о гордости, но коварная ледяная кромка скользнула под ногой – и на ней не устоять маленькой ножке в домашней обуви. Девушка упала, не удержавшись, и случайно рукою зацепила меня… Земля была холодной, и срывающийся снег путался в моих медных волосах… Да и в ее золотых тоже… И вдруг стало горячо. Капля за каплей, горячая боль разливалась по мне, впитывалась в меня, поглощала меня локон за локоном. Анна плакала. Моя красавица, моя бесстыдная танцовщица, моя хрупкая девочка – она молча плакала, глядя вслед удаляющемуся всаднику! Ах, если бы я только мог… наверняка, плакал бы вместе нею… Ее тонкие замерзшие пальцы сжимали пожухлую траву и мои пряди с каждым вздохом, с каждым ударом сердца становились всё холоднее. И сама Анна словно холодела, угасала изнутри, как звезда, что, сорвавшись, быстро остывает в наполненной северными ветрами темной дали. Маленькая и нежная, снежная холодная звезда… Так прошла целая вечность – не меньше. Я всерьез начал опасаться, как бы холодная звездочка не превратилась в мертвую льдинку, когда сзади, со стороны барской усадьбы послышались шаги – быстрые, широкие, они всё приближались. В звук их скоро влился голос – так лента вплетается в тугую косу, укрепляя разделенные пряди. - Встаньте, Анна! – голос звучал властно, но даже я почувствовал страх, скрытый в глубине слов, спрятанный за ними от посторонних ушей. Красавица не шелохнулась в ответ, возможно, не услышала даже довольно громкого и резкого обращения. И тогда он подошел ближе… Не выпуская меня из замерзших пальчиков, девушка будто взлетела над землей, поднятая сильными руками. Он нес ее бережно, осторожно – и мой, и ее хозяин, ее вечный, верный раб. Прикажи она сейчас – и темноволосая голова склонилась бы перед ней, признавая свою вину. Но Анна замерла в крепких объятьях. Лишь в своей спальной, усаженная в глубокое кресло у камина, укутанная в теплый плед, она подняла на барина широко распахнутые глаза и тихо-тихо, едва слышно прошептала: - Зачем?.. О чем она спрашивала? О том ли, зачем он устроил этот унизительный спектакль? О том, зачем растоптал ее, ее чистую, нежную любовь? Или же зачем принес в дом, когда уже и на месть не осталось сил, когда единственным желанием было замерзнуть прямо там, посреди припорошенной снегом дороги? Наверняка, барон и сам не понял, о чем его спросила озябшая девушка. Но он потянулся к ней, прикоснулся теплыми губами к приоткрытому маленькому ротику, а потом уткнулся лицом в ее колени – и так ответил на все возможные вопросы. А я лежал на полу – и отсюда, снизу, всё было видно четче, яснее: и легкую улыбку красавицы, застывшую в уголках губ, и слезинку счастья, блеснувшую на ресницах… Всё больше и больше отогреваясь, разомлевая в жарком дыхании камина, я понял вдруг затаенный в душах скрытый смысл давешнего колдовского танца: теперь для этих двоих – открыт весь мир. И их мир, огромный, необъятный, их мир есть – любовь… конец |