Третье Отделение

Автор: Скорпион Жанр: научно-популярная фантастика + мелодрама, приключения и всё остальное Рейтинг: PG-13 Герои: Владимир, Анна плюс на кого Муз пошлет Пейринг: ВА Благодарность: несомненно, псевдонаучная фантастика Скромницы на меня сильно повлияла, так что спасибо ей за вдохновение - Итак, в греческой мифологии сталкиваемся с тремя образами целомудренных дев - Афиной, Артемидой, Гестией, они же Минерва, Диана и Веста в римской традиции… - отрапортовала девушка с первого ряда. В абсолютной тишине аудитории было слышно, как, чуть постукивая, настенные часы отсчитывают положенный срок до конца пары. Всё быстрее и быстрее время торопится вперед, неудержимо, как колесница, запряженная четверкой лошадей, – их гривы развеваются на ветру истории. Их копыта вышибают золотистые искры из камней мироздания. Анна, всё это время задумчиво выводившая вензеля на чистом листе бумаги подняла глаза, и серый взгляд прояснился, и солнечные лучи заиграли в нем, отражаясь и дробясь, делая ее точеные черты еще красивее, а золотистые волосы светлее. - Это всё так. Но возникает вопрос… - она встала, пройдясь к окну, потом резко обернулась. – Почему Афина целомудренна? Что движет ею? Какая сила заставляет, позабыв о том, что она женщина, отбросив зов плоти, сжать волю и чувства в кулак, сжать в этом кулаке меч и творить дальше справедливые войны во имя чести? Дружным хором ей ответило молчание. Анна улыбнулась, подошла поближе к студентам и поднесла вверх изящный указательный палец. - Вспомните, что олицетворяет Афина. С последнего ряда едва слышно донеслось робкое: - Мудрость… - Мудрость… - произнесла Анна медленно, пробуя на вкус каждую букву в этом слове. – Верно. А как она появилась на свет? - Анна Александровна, Вам с точным описанием этого процесса? – под дружное хихиканье поинтересовался молодой человек с наушниками. - Извольте. – Серые глаза прищурились, и где-то в самой глубине зрачком призрачной тенью промелькнуло желание бросить вызов, только с тем, чтобы выиграть. Как всегда. Ответа не последовало, и она немного разочарованно взглянув на сидящих студентов, обращаясь ко всем сразу и к каждому в отдельности, как это умеют все преподаватели, прервала молчание, усмехнулась: - Я, как и вы, прекрасно могу расписать процесс рождения ребенка. Отсюда встречный вопрос: чем отличалось от него рождение Афины? - Так ведь… Ее же Зевс родил… - раздалось несмело и приглушенно. - Да? – взметнулись верх тонкие брови. – И как он это сделал? С помощью кесарева сечения? Из общего хохота послышался чей-то веселый басок: - С помощью трепанации черепа! Анна подняла руку – и враз, как по приказу, которого невозможно ослушаться, все успокоились. Для студентов всегда оставалось загадкой, как эта хрупкая блондинка, то ли воспитанница, то ли приемная дочь профессора Корфа, всегда умела навести порядок. Пресекая смех и сомнительные остроты, она утвердительно кивнула: - Именно так всё и было: излюбленная дочь Зевса-Громовержца появилась из его головы, взрослая, сильная, в боевых доспехах, с копьем и щитом, с небесной синевой в глазах, сияющих вечной мудростью… Господин Петров, Вы смотрите так, будто для Вас это новость из разряда сенсаций. Вы что же, не читали домашнее задание? Девушки, сидящие за нерадивым студентом, дружно захихикали, он нехотя склонил голову, признавая ошибку. Разве можно было солгать, глядя в глаза самой Платоновой?! Анна с упреком покачала головой и продолжила: - Так вот… Она была рождена из головы своего венценосного отца. И она вся – это только… - Ум! – догадался кто-то. Глаза Анны довольно прищурились: - Разум… Чистый и холодный – абсолютный разум, не дающий волю чувствам, непоколебимый в уверенности, что ему и только ему надлежит править миром людских и божественных страстей. Четкий порядок, которому подвержена вся сущность Афины, скрыт в тайне ее появления на свет. - Ой, я видел ее фотку, - тот самый неподготовленный Петров слегка замялся, - ну… в смысле, фотку ее статуи… - Работы Фидия? - Типа да… Ну… Да. Так вот – она красотка. Анна засмеялась: - Интересный вывод. Хотя Вы правы: великий Фидий изобразил Афину достаточно привлекательной. Но вся ее сущность – разум, а, следовательно, для нее самой внешний вид не столь важен, поверьте. - Зато она могла бы умело им пользоваться… Вот, например… - Уверена, что Ваш пример был бы достойным, Софи, но в этом случае, когда разум диктует условия игры, сердце молчит. Его роль редуцируется. – Анна едва слышно вздохнула. – Все мы в плену своих истинных сущностей. - И Вы тоже, Анна Александровна? Анна не любила таких провокационных вопросов. К счастью, в этот миг прозвенел звонок… *** - Слава Богу, дома! – привычно прошептала Анна, поворачивая ключ. В особняке Корфов, где прошла практически вся ее жизнь, было тихо и сумрачно. Наверняка, никого нет… Ведь она же звонила несколько раз, и только потом открыла сама. Впрочем, довольно велика вероятность того, что Иван Иванович настолько углубился в чтение, что не видит и не слышит ровным счетом ничего. В последнее время дядюшка слишком увлекся разнообразными новомодными веяниями. Международные археологические экспедиции, обмен кадрами, расширение знакомств. А еще эти наполовину псевдонаучные тренды, въевшиеся в незыблемую точность его любимой истории, занимают слишком значимое место в мыслях профессора Корфа. Он так и норовит дать всем им отпор, всё опровергнуть!. И чего только стоит это его странное убеждение, что Анне непременно нужно уехать на стажировку в Гарвард или еще куда? Как он не понимает: Анна НЕ МОЖЕТ никуда поехать, не имеет права, да и желания, в, общем-то, тоже нет. Модельные ботиночки полетели в сторону, сумочка за ними… Дома даже жесткий пол мягче пушистого ковра, и родные стены растворяют усталость. Девушка на цыпочках прошлась по коридору, заглянула в библиотеку и облегченно вздохнула, пряча в уголках губ едва заметную улыбку. Так и предполагалось: Иван Иванович, увлеченный изучением какого-то увесистого тома, бормотал себе под нос нечленораздельные фразы, то и дело перелистывая страницу за страницей, делал пометки на полях, отпивал маленькими глотками давно остывший чай и закусывал карандашом. Анна тихонько подошла и села напротив в кресле: за последнее время лицо опекуна, подернутое паутинкой морщин, стало еще старше, складки на лбу углубились, линия рта казалась несколько жестче, чем раньше. - Но это же глупость! – Иван Иванович отбросил книгу, вскакивая с места, и тут же встретился взглядом с воспитанницей. - Анечка, девочка моя, ты давно вернулась? Она отрицательно кивнула, устало откинувшись на спинку кресла: - Только приехала… А… Дядюшка, с кем Вы тут спорили? – в чистом голосе было слишком много смеха, хотя она и пыталась всячески сдержать его. Профессор нахмурился, бросил косой взгляд на книгу, нынче валявшуюся на полу, и многозначительно изрек: - С западными коллегами. Несут неимоверную чушь на предмет событий Великой Октябрьской Революции! Нет, ты только подумай, Анечка! Как можно…? - Дядюшка, я Вас прошу, только не это!!! – со страдальческим выражением лица Анна буквально выпрыгнула из кресла и, быстро извинившись, убежала в свою комнату. Иван Иванович был замечательным историком, заведовал кафедрой уже много лет, по праву считался одним из лучших специалистов в области мировой истории, но… Это его отношение к революции, такое же трепетное, как было раньше, годах в пятидесятых, у тех самых строителей светлого будущего, которые еще помнили выступления Ленина. «Только бы снова не сыронизировать! Только бы не сорваться!!! Тихо, тихо, тихо!» - Анна нервно помассировала виски. Когда в прошлый раз у них с дядюшкой завязался спор по поводу коммунистических идеалов, его чуть на скорой не увезли. Надо просто смириться с этой блажью – и не напоминать, что она сама думает… Иван Иванович уехал по делам после обеда, совершенно неожиданно, потому как старушка Варвара только всплеснула руками, узнав, что кофе Анна будет пить сама в кабинете. За окнами стояла осень – уже довольно поздняя, успело повеять от нее первыми холодами, и дни давно стали гораздо короче … Вдыхая горький аромат корицы и легкий сладковатый – ванили, перемешанные с неповторимым, непостижимо ощутимым на вкус запахом свежего кофе, Анна занялась написанием статьи. Время пролетело совершенно незаметно, и вот уже закат, малиновый, яркий, полный ожидания быстрых ветров, запылал на западе. Девушка оторвалась от монитора, отставив пустую чашку. Эти изыски сравнительной лингвистики, которыми приходилось заниматься, - о, как же далеки они от того, с чем на самом деле приходилось сталкиваться в ее работе! Кому бы рассказать – и не поверят! Она встала, расправляя плечи, сбрасывая груз чужих мыслей, порой таких непоследовательных, таких антинаучных! Взять хотя бы последнюю монографию Андрея Платоновича Забалуева. То еще светило науки… За какие только заслуги стал доктором и профессором?! Утверждает, что его выводы основаны исключительно на научных фактах, а сам перепутал однажды германскую группу языков с романской и полпары втирал студентам, что английский произошел от латыни! Этот случай стал притчей во языцех всего института. Молодежь хихикала по углам, а ему хоть бы что! Ходил, пыжась и крякая, с важным видом делал замечания всем и вся. «Настоящий индюк!» - Анна тихонько засмеялась в вечерний сумрак, отодвинула тяжелую штору, приоткрыла окно – и порыв свежего весеннего ветра влетел в кабинет. Запахло жизнью даже в этом царстве сухих научных трудов. Она прошлась возле стеллажей с книгами, проводя подушечками пальцев по корешкам. «- Мы все в плену своих истинных сущностей… - А Вы, Анна Александровна?» Легкая улыбка застыла, так и не слетев с губ. «Я тоже пленница – только моя сущность не настолько очевидна, чтобы ее можно было так легко разглядеть…» Профессор Корф, кряхтя, снял пальто и бросил на диван увесистый портфель. - Варвара, нынче вечером у нас праздник. Приготовь что-то необыкновенное. Кухарка охнула: - Неужто снова премию дали?! Иван Иваныч, родимый Вы наш, да разве ж можно так над собой измываться!? Работаете день и ночь, день и ночь. Да зачем же! Ведь не бедствуем! Старик рассмеялся: - Нет, на сей раз дело не в премии, Варя. Этот праздник получше… - он на миг нахмурился, потом махнул рукой. – Позвонили мне сегодня… Я и не ждал… Его лицо как-то враз посветлело, будто годы, лежащие на плечах тяжестью прожитых дней, куда-то исчезли. Немного пафосно, как он всегда произносил вступительное слово на международных симпозиумах, Иван Иванович довольно сказал: - Сегодня Володя возвращается. - А когда? - Анне пришлось потрудиться, чтобы ее вопрос прозвучал обыденно. Только мимолетной тенью промелькнули в нежном голосе истинные чувства. Но Иван Иванович, должно быть, решил, что это просто усталость. На самом деле даже сейчас, взрослая, умная, уверенная себе и успешная, она по-прежнему боялась Владимира Корфа. Откровеннейшая нелепость… Ведь он никогда не был жесток. Разумеется, в детстве посмеивался над ней, обзывал ботанкой и пренебрежительно морщился, когда ее прочили ему в сестры. Но гораздо сильнее, в самое сердце ранило его безразличие. Серый взгляд, полный холода, обжигал – резко, до боли, раскаленным клеймом жег кожу, проникая в кровь, а потом в самую душу. Малышка Аня в то время никак не могла понять, как такое случается. Лишь много лет спустя, прикоснувшись к ледяной глыбе, хранящей невиданные тайны ушедших тысячелетий посреди Антарктики, она отдернула руку и ясно поняла: лед жжет так же сильно, как и жаркий огонь костра… Невольно вздрогнув, Анна подошла к окну. Пылающий закат уже сменился преддверием ночной тьмы, и лишь бледная догорающая полоса светлела на западе – там, куда уходят дни, там, где рождаются легкие ветры. - Мне сказали, что он уже в городе, но должен с кем-то встретиться – по делам службы. А потом сразу домой! – гордо сообщил Иван Иванович. – Правда ведь, хорошо, что Володя вернулся? Да, Анечка? Девушка машинально кивнула. Из всех мыслей, что успела передумать сегодня, из вороха воспоминаний, связанных с Владимиром, почему-то осталось одно, почти забытое, вытесненное из памяти картинами других дней. А сейчас же перед мысленным взором предстала залитая солнечным светом комната, и белокурая красавица в выпускном платье ослепительно улыбается своему зеркальному отражению. Тонкие руки, затянутые в стильные перчатки, блеск дорогого золота украшений, соблазнительное декольте, почти неуловимый запах духов, смешанный со сладким ароматом стоящих в вазе роз… Едва заметный трепет… Слова Ивана Ивановича… Она до сих пор слышит их: «Ты – лучшая ученица, гордость выпуска, Анечка. Ты должна быть самой красивой…» В тот день Владимира не было – командировка заграницу, то ли в Южную Америку, то ли в Азию. Да разве он когда-то отчитывался о своих делах?! Его не было, а значит, не взглянут с презрением, прищурившись, его холодные глаза, и кривая ухмылка не перечеркнет лицо, и не испугает юную воспитанницу его отца низкий голос, дрожащий от скрытой злости, будто натянутая струна… О как же Анна тогда ошиблась! Он приехал, зашел в празднично украшенный актовый зал гимназии и принес с собой вечный холод – своего верного спутника – и свежесть, застывшую в воздухе после недавнего дождя. В тот момент она как раз произносила слова благодарности учителям – и встретилась ним взглядом. Что она потом говорила? Анна не помнила… Слова слетали с губ и растворялись где-то, не оставаясь в памяти, не касаясь сердца. И с каждым вздохом волной из глубины сознания поднимался страх: ей казалось – еще одно слово, и он снова засмеется, смерив ее уничижительным взглядом, и пропадет всё волшебство, всё очарование этого прекрасного дня, ее выпускного бала… *** У дома притормозила машина, и профессор, забывая обо всем, поспешил к двери: - Сынок… - на старческом лице блеснула непрошеная слеза. – Аннушка, он приехал! - Хорошо… - едва слышно вздохнув, произнесла девушка. – Тогда я скажу Варе, чтобы накрывала на стол. Изящно склонив голову, оно отошла от окна, незаметно проскользнула мимо прихожей, где Иван Иванович радостно обнимал позднего гостя, и скрылась за дверью кухни – возможно, слишком поспешно… *** Как же хорошо, когда в мире хоть что-то постоянно… Прошел не один год, а родной дом по-прежнему встречает теплом и тишиной, затаившейся в орнаментах тяжелых штор, мягкими коврами прикасается к ногам и приглушенным светом абажуров отражается в хрустале бокалов. Всё так же отец, кряхтя, расспрашивает о жизни, о здоровье. Только вот как постарел он за последнее время! Владимир опустился в массивное кресло и незаметно вздохнул: - Папа, ну что со мной случится?! Живу потихоньку, служу, приношу пользу родине… - в уголках губ застыла легкая усмешка, в глазах заплясали искорки, голос стал немного тише, - чуть было не женился… - Да ну?! – искреннее удивление на лице отца заставило молодого человека засмеяться: - Неужели не веришь? - Не знаю, сынок, не знаю… Уж как-то не представляю. Чтобы ты, и… - Это да. – Владимир откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. – Брак – это слишком серьезная вещь, чтобы доверить ее такому шалопаю, как я. Брак создан для таких серьезных девочек, как твоя Аннушка. Кстати, где она? Уже замужем? Иван Иванович отрицательно покачал головой, и на лице его сына заиграла широкая улыбка: - Что ж так? – младший Корф, иронично изогнув бровь, наклонился к отцу. – Увы и ах, никто еще не рассмотрел прелестей нашей Анечки? - Володя, ты не прав. – Брови профессора назидательно сошлись на переносице, дополняя его менторский тон. – Аннушка занимает наукой, ей некогда думать о таких глупостях. - Ну, разумеется! Семья – величайшая глупость! Наука куда важнее! – Владимир вмиг напрягся, нервно отбрасывая со лба темную челку. Кому как не ему знать это? С тех пор, как умерла мать, каждый день, каждый час отец доказывал ему эту непреложную для себя истину: наука важнее всего. Важнее осиротевшего сына, опустевшего дома, позабытой воспитанницы. Потому-то Владимир и занялся военной карьерой – уж слишком осточертело всё это научное занудство обожаемого родителя. Молодой человек стиснул зубы: успешно пережив отказ сына пойти по его стопам, Иван Иванович воспитал себе преемницу. Прекрасно. Великолепно! Развернувшись к профессору, он криво усмехнулся: - Так где же наша Аннушка? - Не знаю… Наверное… В это время буквально вбежала радостная Варвара, охая и утирая слезы, обняла Владимира, приглашая к столу. Иван Иванович, невзирая на возраст, подскочил с дивана: - Нынче у нас праздник! Да, Анечка? - Конечно… - раздался негромкий голос. Корф, не поворачиваясь, весело хмыкнул: - Ну, привет, ботанка! Всё грызешь гранит науки? - Грызу. – Она подошла ближе. – И других заставляю. - Аннушка пошла по моим преподавательским стопам! – в голосе профессора было полно гордости. Оглядев с ног до головы хрупкую блондинку, которая оказалась выросшей названной сестрой, Владимир поморщился: - И как тебя до сих пор студенты не заклевали? - Видать, не по зубам. – Она повела плечом, отбросив привычным жестом выбившуюся из прически прядь, встретилась с ним глазами и спросила, удерживая взгляд. – А ты… смог бы? «Что смог бы?» - застыло немым вопросом в его глазах. «Как я, входить в аудиторию, как тореро выходит на арену?» - с грустью ответили ее серо-голубые зрачки. «На арену – смог бы! А вот в аудиторию…» - почти слетело с плотно сжатых губ, почти сверкнуло ответом в глубине глаз, но Анна уже не видела. Позвав всех к столу, она покинула гостиную. *** Ужин прошел немного напряженно, ну а десерт, безумно вкусно приготовленный Варварой, и вовсе припорошило горечью размолвки. - Знал бы ты, Володя, что прошлогоднюю монографию Анечки признали лучшей среди трудов молодых ученых, то не смотрел бы на нее так скептически! - Неужели? – с деланным интересом младший Корф повернулся к девушке. – И что же за тема столь достойного труда? Ответ еще не успел слететь с тонких губ, но Иван Иванович уже торжественно произнес: - Наша девочка писала о преломлении конкретных исторических событий в древних мифологиях. Незаурядная работа, скажу я вам! Не чета многим опусам более именитых филологов. Анна вздрогнула, когда Владимир, несколько раз громко хлопнув в ладоши, сдавленно засмеялся: - О, исследование древних мифов – завидная профессия! Не думал… Не ожидал.. Я был уверен, что ты займешься естественными науками, и что названием твоей монографии будет, как минимум, «Влияние северного сияния на половое созревание головоногих моллюсков»… - Идиот неотесанный!!! – профессор Корф, чуть ли не захлебываясь собственным гневом, вскочил из-за стола. – Немедленно извинись перед Анечкой за неподобающее поведение! Или же… - Или что? Прикажешь мне тот час покинуть сей гостеприимный кров? – не остался в долгу и сын. Он тоже встал, и темные пряди упали на упрямый лоб, пряча от названной сестры горящую во взгляде ярость. - А если и так? – Иван Иванович мог часами объяснять неподготовленной аудитории суть реформы Столыпина, но его терпение исчерпывалось вмиг, стоило только начать разговор с единственным сыном. «Завелся с пол-оборота, - с грустью констатировала Анна, - и теперь его так просто не унять…» - Кто бы сомневался! – раздельно произнес молодой человек. – МНЕ в этом доме никогда не было места. - А не ты ли этот дом презрел – ради захватывающей, полной приключений стези? - Приключений? – такой же упрямый, как и отец, только в сотню, в тысячу раз более гордый, более горячий, Владимир и сам не заметил, как перешел на крик. – Ты называешь приключением то, что мы каждый день идем на смерть? Не думая о себе, спасаем простых людей? Думаешь, я в восторге от того, как на моих глазах падают, сраженные пулями, мои лучшие друзья? Или может быть, - его серые глаза сузились и замерцали льдинками, - или может быть, тебе хочется, чтобы очередная шальная пуля настигла… меня? - Как ты смеешь? – Иван Иванович побледнел, не в силах подобрать слов, Анна встрепенулась, взволнованно вглядываясь в лицо опекуна: - Дядюшка! Владимир шагнул вперед: - А вот смею! Тогда никто не помешает тебе гордиться твоей ненаглядной Аннушкой! - Владимир!!! - Тебя не просят вмешиваться. – От его грубости стало трудно дышать. Не зря она так боялась его возвращения. Непомерно гордый, самоуверенный, жесткий, он еще больше испугал ее сейчас. И это после всего, что ей довелось увидеть и пережить, – ведь она давно считала: ее уже ничто и никто не испугает! Анна отступила к стене, не имея сил наблюдать за ссорой двух Корфов, двух очень близких для нее людей. Впрочем, Иван Иванович тоже порядком остыл. Слова Владимира привкусом застарелой вины и позабытых обещаний застыли в сердце. Отмахнувшись от враз обступивших внутренних голосов, профессор нахмурился: - Мне надо отдохнуть. Пойду почитаю. - Пойди! – Владимир бросил это, как камень, в спину уходящему отцу. – Можешь даже что-то написать! Сказал – и сам поморщился. Вылил в бокал оставшееся в бутылке вино и залпом выпил. - Напрасно ты так, он любит тебя. – Её голос, неожиданно раздавшийся в тишине, прозвучал так же хрустально, как звон бокалов за праздничным столом. Корф виновато опустил голову: - Сорвался… Завтра попрошу прощения… - помолчал немного, будто набираясь храбрости перед решающим боем. А потом вдруг выпалил: - А ты простишь меня, Аня? В широко распахнутых глазах девушки на миг застыло удивление. Едва ли не страх. - Ты часом не болен, братец? – Анна засмеялась неестественно и слишком горько. А где-то в глубине потревоженной памяти вспыхнуло одно из самых ярких воспоминаний детства. Владимир, в который раз посмеявшись над ее постоянной учебой, выхватывает из рук книгу и бросает – далеко-далеко… Взмыв в морозном, звенящем холодом воздухе, учебник летит и падает в рыхлый снег. «Дурак!!!» - в сердцах выплеснув на него всю обиду, Анна бросается к сугробу, не замечая тонкой кромки льда, припорошенной ночной метелью. Но, ступая на скользкую поверхность, подошва сапожка тут же едет, бешено кружится мир, становясь с ног на голову, всё ближе и ближе земля, грозящая неизбежной болью. Только в последний миг перед падением, над самой поверхностью льда, сильные руки подхватывают, и голос, неуверенный, испуганный, шепчет «Прости, прости меня…», и ее, крепко прижатую к груди, со всех сторон окутывает уютное тепло… Девушка тряхнула головой, прогоняя навязчивое видение: - Передо мной ты ни в чем не виноват. А вот у отца попроси прощения. – И она быстро поднялась по лестнице, уже не обращая внимания на то, как вздохом с его губ слетело почти неслышное: - Аня… - Ой, не знаю, как-то боязно… - Варвара немного отвлеклась от плиты, в пол-оборота присматривая за туркой с кофе. – Вот так поедешь отдохнуть – и подхватишь там гадость какую-то. Такую, что и в лучшей клинике не вылечат! - Варенька, прости, а что случилось? – Анна только сейчас поняла, что к ней обращаются, ведь все мысли девушки летали где-то далеко – в снах и воспоминаниях, которые она должна гнать, подальше, как можно быстрее. - Так я же и говорю: дочь подруги моей, Клавдии Филипповны, съездила в отпуск и что-то там подхватила – уже вторую неделю из комы не выходит. – Варвара вздрогнула. – А знаешь, что самое страшное? Врачи-то и не определили, что за болезнь такая! Взгляд женщины сделался почти умоляющим, и приглушенный, спрятанный на самом дне испуг проскользнул в нем темной тенью: - Аня, ты же никуда не собираешься, девочка моя? Не надо, хорошо? А то не ровен час – случится что… - Что может случиться? – насмешливо спросил низкий бархатный голос, и Анна потуже завернулась в теплую шаль. - Да это я говорю, чтоб Аннушка никуда в отпуск не собиралась. А то мало ли чего… - кухарка засуетилась, подавая кофе с горячими еще булочками. – Ты кушай, Володя, видать, и не кормили тебя в этих-то войсках! Вон как исхудал. Молодой человек присел на краешек стола, не замечая неодобрительных Вариных взглядов, и прикоснулся кончиками пальцев к ладони своей названной сестры. - Ты куда-то собралась? Она нервно мотнула головой, отчего золотистые локоны рассыпались по плечам. - С чего ты взял? Мне некогда отдыхать сейчас. - Тогда почему Варя говорила об отпуске? – он быстро пересел на стул рядом с девушкой. – Я серьезно сказал: если нужно, я помогу, и… я смогу защитить тебя, Аня… - Холодно! – слово невпопад слетело с губ, пряча где-то истинные чувства. Слетело потому, что на самом деле было жарко, безумно жарко – от его низкого голоса, от его теплого прикосновения, от того, что он так рядом и так плавно, необыкновенно, волшебно произнес ее имя. Поборов предательскую дрожь, запретив сердцу биться чаще, Анна улыбнулась и отпила глоток черного кофе: - Варя о моем здоровье беспокоится. Дочка ее знакомой вирус какой-то подхватила. Вот она и боится. – Девушка добавила в напиток немного сахара. – Варенька, а где она отдыхала? - Татьяна, что ли? В Греции, где именно – не помню. Грузная женщина, охая, присела: - Поначалу ее там лечили, но всё безрезультатно, потом домой отправили. Сдается мне… Варвара еще что-то говорила, но Владимир не слышал ни слова. Его взгляд, скользя по точеным чертам сидящей рядом девушки, растворялся в ее красоте. Ее улыбка дрожала, как солнечные лучи на крохотных капельках росы летним утром, и так же сверкала, и так же манила прикоснуться губами. Если бы он только мог – немедля сделал бы это! Ее плечи – такие хрупкие, как же хочется обнять их, легонько сжать, заставляя девушку поднять глаза, и не выпускать никогда, ни на миг… Ее лицо, озаренное божественным светом, ее глаза, серо-голубой взгляд – странная, опасная смесь мудрости ангелов и колдовской порочности… Сколько раз он видел этот взгляд во сне? Не счесть! Но разве он мог вспомнить каждый всполох в глубине ясных зрачков, каждый перелив, каждый их оттенок, когда, мерцая и завораживая, они смотрят в самую твою душу?! Анна… Ее тонкий стан, который, кажется, можно обхватить одной ладонью. А потом, скользнув рукой чуть выше… Корф осекся, понимая, что его мысли могут завести в слишком уж опасные для жизни топи, и не отпустит его уже тогда далекая, почти несбыточная мечта. Зачем он приехал домой? Да, здесь новая работа, новое командование и новые задания. Владимир мог кому угодно сотни тысяч раз говорить об этом, но сам-то он прекрасно знал: родной дом манил лишь обещанием встречи с Анной. Вот только встреча эта в который раз доказала, насколько они далеки, как чудовищно чужды друг другу… «Запад есть Запад, Восток есть Восток… Они не сойдутся нигде…» - вспомнились давно позабытые слова из чьего-то произведения. Они с Анной – такие же: слишком разные, чтобы быть вместе, слишком отдаленные, чтобы неудержимо стремиться друг к другу. Она пьет кофе, скептически улыбается, смерив его снисходительным взглядом: - Извинился перед дядюшкой? Что? Ах да… Губы машинально произносят ответ: - Отец сегодня уехал слишком рано. Мы не встречались утром. - Неужели в спецподразделениях учат так долго спать? – она смеется… Смейся, ну улыбнись еще хоть раз, я же не виноват, что заснул только перед рассветом. А ты – виновата. Ты была со мной всю ночь, и даже перечитав все свои ученые книги, все свои научные статьи, ты представить не сможешь, ЧТО ты со мной в эту ночь вытворяла!.. Ты ушла под утро, и я смог заснуть, потому и проспал важный разговор с отцом. В этом только твоя вина, но я прощу тебя, за одну улыбку, за серебро твоего смеха, за ласковый взгляд, подаренный серому голубку за окном, который я смогу перехватить, забрать себе и до смерти помнить! Кто я для тебя? Солдафон и сумасброд, не достойный гордого имени Корфов, столь известного в научном мире. Ты была бы достойна его, моя маленькая умница, а я бы мог… Мог… *** - Дети, где вы??? – профессор Корф, как ни в чем не бывало, бросил увесистый портфель на тумбочку в прихожей и, не разуваясь, прошел в гостиную. Анна, отвлекшись от чтения, поднялась с дивана: - Добрый вечер, дядюшка. Вы сегодня задержались. - Да, так вышло. – Иван Иванович обвел взглядом комнату, словно пытаясь найти что-то, давно потерянное, а возможно, и вовсе утраченное. – А где Володя? - Так… Его вызвали по службе. Кажется… - девушка сдвинула плечами, пряча глаза в бесконечных рядах букв, складывающихся в годы и столетия мировой культуры. - Ох уж эта его служба!!! – профессор сокрушенно развел руками. – А мог бы быть таким чудесным математиком… Ты помнишь, Анечка? И на кой черт его в армию понесло? - Дядюшка, Владимир никогда не хотел заниматься наукой! – она отложила книгу. – Зато когда он спас сотню пассажиров в захваченном террористами-смертниками самолете, Вы же им гордились, разве нет? - Разумеется… - лицо Ивана Ивановича вмиг погрустнело. – Как подумаю, что мог сына лишиться – сразу появляется желание написать сокрушительную рецензию на труды какого-то арабского коллеги. Анна рассмеялась, и хрустальными переливами ее смех рассыпался по дремлющему в сумерках дому: - Ну а коллега-то при чем? - Так террористы были арабами! – подмигнули, улыбаясь, серые глаза старика. – О, я чуть не забыл, виделся сегодня с твоим отцом. Знаешь, о чем сей дурень спрашивал? - Н-нет, - Анна, настороженно покосившись на опекуна, встала. – О чем же? - Об Атлантиде! Нет, ты представь!!! Начитался Беляева, что ли?! Уважаемый человек, да на такой работе – а порет несусветную чушь! - Ну… Лично я считаю, что это… - И ты порешь чушь! – оборвал ее профессор. – Не позволю в своем доме антинаучных бредней! Его взгляд тут же стал холодным и непроницаемым, в который раз напомнив девушке, насколько похожи Иван Иванович и Владимир. Она насуплено хмыкнула: - Я молчу. Владимир сказал, что будет к ужину. Просил передать, что сожалеет о вчерашнем. - Вчерашнем? Это он о чем? - старший Корф, искренне удивленный, поправил сползшие на нос очки. – Что этот негодник вчера натворил? Странно, вроде, все было нормально… Варвара!!! - Ой-ой… - хихикнув, девушка закатила глаза, - надо бы попросить доктора Штерна выписать что-то от склероза. С другой стороны, он всегда таким был… *** - Смерть наступила в двадцать два часа тридцать восемь минут. Причина смерти – разрыв аорты. – Темноволосая привлекательная девушка прикрыла тело на столе простыней. – Сердце не выдержало высокой температуры. Врачи утверждают, что сорок градусов и выше – держалась уже две недели. Пациентка в сознание не приходила. - А ты что скажешь, Кали? – стоящий рядом среднего роста шатен взглянул в упор на собеседницу. - Пока ничего. – Она резко захлопнула дверцу морозильника. – Вскрытие покажет. - А если нет? Что тогда? - Слова нет – в моем лексиконе НЕТ! – красотка засмеялась. - Ух, какие мы самоуверенные. Это ж мания величия, барышня! – он поправил полу белого халата. – Желаешь поговорить об этом? Девушка скривилась: - Фрейд! - Ну? - А не пойти ли тебе со своим психоанализом в…? - Куда? – в его глазах загорелось любопытство. Кали усмехнулась: - В Отделение. Куда ж еще?! Ты по прошлому делу отчет сдал? - А то! – в его голосе, полном профессиональной гордости, промелькнуло чуть-чуть лукавства. – А ты? - А я нет! – она мечтательно закатила глаза. – Какой там отчет, если мы с Ромео… - Так, ни слова больше слышать не хочу. Возможно, он оборвал ее слишком грубо, по крайней мере, карие глаза девушки по имени Кали сверкнули обидой: - Ну, ты и зануда, Фрейд! - Прости… Но ты же знаешь, что его жена дружит с моей сестрой! Так какого лешего?! - Ладно, замяли! – нехотя вздохнув, она скинула белый халат, - поехали, Шефу отчитаемся – и по домам. А то я трое суток не спала. - И то верно… Они вышли в напоенную влажной изморосью ночь. Где-то высоко, неизведанные и манящие, мерцали звезды. Впереди неясными очертаниями застыла дорога, и никогда им не узнать, куда она приведет. Опасная и трудная служба – это о таких вот людях, сказал когда-то их начальник, неустрашимый Шеф, рапортуя на очередном заседании в Министерстве. И они уже давно смирились с косыми взглядами бывших сослуживцев, с непониманием родных, с отчуждением любимых. Черная, как и эта непроглядная осенняя ночь, машина быстро полетела по влажной трассе. Фрейд, поморщившись, поднес огонек зажигалки сидящей рядом девушке: - Умрешь от рака легких – и никто о тебе не вспомнит. Она закашлялась – то ли от смеха, то ли от неожиданных слов: - А ты добрый! Вот мне повезло с напарником! – с любопытством ее карие глаза взглянули на молодого человека за рулем. – Скучаешь за Куклой? - Нет, – ровно и спокойно. – Не напоминай о ней, пожалуйста. - Как скажешь… - девушка сделала пару затяжек и выбросила сигарету в открытое окно. – Ой, мне Ромео говорил, что у нас будет новый сотрудник! - Что за тип? – медовые глаза прищурились. – По моей части, по твоей или как? - По Шефовской. – Кали откинулась на спинку кожаного сидения. – Тоже военный. - Любопытно… - протянул Фрейд. – Позывной? - Что-то аристократическое… - промурлыкала девушка в полудреме. – Не то Граф, не то Князь, не то Барон… - Итак, Владимир Иванович, теперь Вы – часть нашей дружной команды. Заложа руки за спину, высокий мужчина с давно посеребренными сединой светлыми волосами подошел к окну, не оборачиваясь к собеседнику. – Более детально в курс дел Вас введут наши сотрудники. Он небрежно кивнул на стол: - Видите черную папку? - Так точно, товарищ полковник. – Корф бросил быстрый взгляд на своего нового командира. Не он принимал решение о переводе, к тому же этот странного вида человек с самой первой минуты не внушал ему ни малейшего доверия. - Ознакомьтесь. – Сухой тон приказа, сквозящее в каждом движении то ли пренебрежение, то ли недоверие к новому подчиненному окружали начальника Третьего Отделения, более известного как Шеф. – Это личные дела сотрудников. Владимир приоткрыл папку, пробежался глазами по первому файлу. Иронично изогнув бровь, ухмыльнулся: - Минимум секретности? Меня предупреждали о другом. - Разумеется… - наконец-то собеседник удостоил его взглядом. – Никто и никогда не видел этих бумаг, они существуют только для личного пользования здесь, в Отделении. Я всегда считал, что людям, чьи судьбы и жизни так тесно переплетены, надо знать друг о друге абсолютно всё, господин Барон. В ответ на недоуменный взгляд он улыбнулся несколько снисходительно. - Ваше псевдо в этих стенах. Мы не пользуемся на службе настоящими именами. - И, тем не менее, они не скрываются. – Владимир провел рукой по черному переплету. - Не скрываются. В кабинете повисло неловкое молчание. А, может быть, Шеф просто дает возможность ознакомиться хотя бы в общих чертах с нынешними… Кем? Сослуживцами? Коллегами? Почти незаметно поведя плечом, Корф углубился в чтение, краем сознания отмечая каждую деталь, каждую мелочь, а краем глаза следя за командиром. Тихим перезвоном серебристые настенные часы возвестили о начале нового дня, и, пристально взглянув на Барона, Шеф уточнил: - Что именно Вам рассказали о Третьем Отделении? - Стандартная информация. – Молодой человек отложил документы и встал. Такой же высокий, как и его собеседник. С такой же упрямо перечеркнувшей лоб задумчивой складкой. С военной выправкой, закаленной годами упорных тренировок и смертельно-опасных заданий. – Ваше подразделение, насколько я понял, имеет дело с нестандартными феноменами? - Полноте, Барон! – Шеф скривился, по-видимому, отмахиваясь от подобной формулировки, как от назойливого замечания. – Наверняка ТАМ, - и он многозначительно поднял вверх указательный палец, - нас расписали чуть ли не как отдел по исследованию паранормальных явлений? Эдаких русских охотников за привидениями? Что ж, вынужден Вас огорчить: ничем подобным мы НЕ занимаемся. Владимир склонил голову, понимающе улыбнувшись: - Тогда Вы сами расскажите мне о характере выполняемых заданий, Александр Христофорович? - Извольте выслушать. Шеф устроился в огромном кожаном кресле – так величественные властители правят своими мирами, взирая на подданных с таким вот ледяным спокойствием. - Третье Отделение было основано как специальный отряд по изучению и ликвидации разного рода угроз, то и дело нависающих над нашей страной.. - Террористы? Глобализация? Космическая интервенция? – взгляд серых глаз был серьезен и беспристрастен, хотя уголки губ всё же немного дрогнули от сдерживаемого смеха. Шеф кивнул: - Ценю чувство юмора. И всё же, речь о другом. – Он несколько задумался, потом, вздохнув, взглянул прямо в лицо Корфу. – Это довольно трудно объяснить… Наши операции… Они все, ну, по крайней мере, большинство из них, начинаются именно так, как Вы это только что представили. Как мутные аномалии… Полковник развел руками, не отпуская взгляда собеседника, и долго всматривался в выражение его глаз, словно просчитывая на сто ходов вперед, не ошибся ли в выборе. Судя по всему, счел выбор достойным, и только тогда, совершенно неожиданно для самого Владимира, спросил: - Вы верите в мистику? - Никак нет! – Корф отчеканил, будто рапорт после очередного задания. – А должен? - Отнюдь. – Александр Христофорович расслабился. – Всё, чем мы занимаемся, чистой воды плоды человеческого разума, не более и не менее, иногда, верно, подкрепленные природой-матушкой, но всё же вполне объяснимые с логической точки зрения. И всё равно командование считает нас чуть ли не сумасшедшими, занимающимися отлавливанием полтергейстов и делающими псевдонаучные выводы. Хотите пример? В глазах полковника блеснула… гордость – иначе это не выглядело… Именно так понял Корф его взгляд. Кивнул: - Разумеется. Шеф Третьего Отделения небрежным жестом открыл ящик стола, достал оттуда подшивку газет – старых и не очень, положил на стол. - Наши дела совершенно разного толка. Люди привыкли называть такое… чертовщиной. Вам, полагаю, будет интересно прочесть о том, какого рода расследованиями предстоит заниматься. Владимир скептически прищурился, перелистывая газетные страницы. Усмехнулся, наткнувшись взглядом на сенсационный заголовок: «Проклятье мертвых тяготеет над исследователями Антарктики». Проследив за собеседником, Александр Христофорович предложил: - Ознакомьтесь с изысками журналистской мысли. И не бойтесь задавать вопросы. Поверьте: ровным счетом ничего сверхъестественного в этом деле не было. Пробежавшись глазами по тексту статьи, Корф озадаченно взглянул на полковника: - Стало быть, группа ученых, проводивших исследования на Антарктиде, ни с того ни с чего… погибла? Все до одного? - Именно. При весьма странных обстоятельствах – так, словно они… сами себя перебили… Шеф бросил на стол пачку фотографий с места трагедии: - В таком виде обнаружили станцию наши приехавшие сотрудники. Не очень эстетично, правда? Вы читайте дальше, Владимир, читайте. Репортер писал о существовании некой легенды, сопряженной с первыми путешественниками, достигнувшими покрытого льдами континента, дескать, одна из таких экспедиций так и не смогла вернуться домой, замерзнув в пути, и с тех пор на том самом месте их беспокойные, не погребенные по канону духи уничтожают всё живое. В пример приводилось несколько аналогичных смертей, произошедших там за последние пару десятков лет, - всегда кровавых и таинственных убийств, «по жестокости которых можно смело судить, что не человек, но свирепое исчадье ада совершило их…» Так заканчивалась статья. Корф немало повидал, и еще больше слышал. Но никогда пока не приходилось иметь дело с подобными нелепицами. Он откинулся на спинку стула: - И что же Ваши люди? Доказали всю абсурдность подобных теорий? - Опровергли. На личном опыте! – полковник засмеялся так зловеще, будто сам, подверженный влиянию потусторонних сил, пребывал там и совершал немыслимые убийства. Отсмеявшись, стал враз серьезным и продолжил: - В первую же ночь внимание группы привлекли странные звуки. Нечто, похожее на стон. То слабые, то слишком громкие, они раздавались далеко, потом приближались, казалось, касались холодных стен, и снова отдалялись. – Он помолчал. – Так написал в рапорте Каин. - Ваш сотрудник? - Бывший. – Лицо Шефа стало мрачным и грустным, и, скорее невольный, с плотно сжатых губ слетел вздох. – Да, Барон, наши офицеры тоже погибают. Не все же вам в Альфах умирать ради других. Тогда не вернулся Каин… - Его… - трудно подбирать слова, когда и сам не понимаешь, с чем довелось столкнуться, - его тоже убило… это? - ЭТО? Что – это? В голосе начальника промелькнуло удивление. Владимир кивнул на небрежно разбросанные фотографии: - То же, что и ученых. - А-а-а… Да. В общем, да. – Александр Христофорович, сцепив пальцы, в упор взглянул на сидящего напротив молодого человека. – И что же, по Вашему мнению, это было?.. *** Ночь мягкая, как пушистый снег, но темная, как вороново крыло. Ночь растворяет в себе, как мечта, поглощает, как цель, ведет, как карта, и… обнимает, как любимый мужчина… А потом долго-долго отголосками снов удерживает, не желая отпустить в суетность дня. Ночь – это тишина, дарованная в награду тем, кто искал покоя. Но только слишком часто эта награда превращается в проклятье… - Каин!!! – Анна вскрикнула, вскинувшись на кровати. Тело бил мелкий озноб, холодным, липким от крови льдом веяло от напоившей ночь тишины. Девушка встала, набрасывая на плечи пушистую теплую шаль. Перед глазами по-прежнему стояла самая страшная картина из всего, что довелось пережить: первая смерть, смерть близкого друга, произошедшая на ее глазах. В той смерти не было виновных – только трагическое стечение обстоятельств. И все же долго, справляясь с обступающим отчаяньем, она пыталась взять себя в руки и твердила, что придется забыть об этом, необходимо забыть… Фрейд, прикасаясь к ее поникшим плечам, шептал: «Ты не виновата!» И она верила и соглашалась… Да только, протестуя, какая-то далекая, скрытая от мира часть ее души отбрасывала доводы разума, повторяла одно и то же сотни раз: «Я не должна, не должна это переживать! Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы видеть, как, падая на обагренный кровью снег, умирает мой друг!!!» В этом и заключалась несправедливость, вплетенная, как черная нить, в белое кружево ее жизни: она принадлежала миру, в котором не хотела быть, а тот, к которому она стремилась, был навсегда закрыть для нее. И не было выбора. И не было другого пути. И не было возможности совместить дорогу жизни с желанием сердца. Пока что… не было… Ночную тишину разорвал телефонный звонок. Пугая, заставляя вздрогнуть от неожиданности, он, тем не менее, вывел Анну из темного коридора обступивших мыслей. - Слушаю! - Аня, это ты? – почти неслышный, прерываемый всхлипами, тонкий женский голос. Переложив трубку в левую руку, она твердо произнесла: - Успокойся. Прекрати плакать. И расскажи, что произошло. - Он… он снова… Я думаю, что с ней… «Черт! Да сколько можно! И не надоест бабнику волочиться за каждой юбкой, доводя жену до истерики! Хоть бы пытался это скрыть! Мерзавец!» Неслышно выдохнув, прикрыла глаза, успокаиваясь, выталкивая из голоса накопившуюся злость - Машенька, о чем ты? Если снова о Саше, то наверняка ошибаешься. Хочешь, я приеду? - Да, Анечка, - раздалось тихим всхлипом на другом конце провода. – Приезжай, пожалуйста, мне очень плохо… *** - Так что это было, барон? – прищуренные глаза Шефа ждали ответа. Владимир сдвинул плечами: - Возможно… - Разрешите? – вслед за тройным стуком дверь открылась, и в кабинет вошла молодая женщина. В глазах – необыкновенных и глубоких – сияло неукротимое пламя, темные волосы, немного вьющиеся, небрежно падали на плечи. В ее облике было что-то… роковое… Именно так смог это определить Корф, внимательно наблюдая за той, кого в Отделении называли Кали, - за доктором Ольгой Калиновской. - Шеф, я подготовила отчет по Ладожскому феномену. – Она положила на стол несколько отпечатанных мелким шрифтом листов. – Разрешите идти? Как-то уж не вязалась эта холеная красотка с военной выправкой да и вообще со службой в подобного рода организации. И, тем не менее, она была чудесным специалистом, и, если верить личному делу, довольно опытным. Полковник придвинул к себе принесенные документы: - Домой ты всегда успеешь, Кали. А сейчас расскажи Барону об Антарктиде. Красотка окинула Владимира любопытным взглядом, присела на кожаный диван у стены и обольстительно улыбнулась: - Так вот ты какой… Барон… - она, быстро расстегнула пальто, демонстрируя соблазнительное декольте, и изящно перебросила ногу за ногу. Александр Христофорович, несколько картинно закатив глаза, процедил: - Прекрати… - а в его голосе явственно послышалось непроизнесенное: «Сколько можно?!» - Хорошо, сижу смирно, - Кали нехотя запахнула полы верхней одежды. – Так, Шеф? Он кивнул, соглашаясь, и женщина вздохнула, ее лицо стало серьезным, как всегда, когда речь шла о работе, - так уж было заведено здесь, в таинственных стенах Третьего Отделения. - Полагаю, Барону уже известно, при каких обстоятельствах мы попали в Антарктику. Расследование велось недолго, за неделю мы уже выяснили, в чем дело, ликвидировали угрозу и вернулись домой. Увы, потеряли одного члена команды. Этого достаточно или расписать всё в деталях? Корф приподнял бровь: - Не думаю, что меня заинтересуют все моменты, связанные с Вашей профессией, доктор Калиновская, но хотелось бы узнать причину смерти исследователей более детально. Если можно. - Можно! – Ольга выпрямилась. – Все было предельно просто. Лет сорок назад, во времена холодной войны, велись разработки химического оружия. Наивысший уровень секретности. Проект был закрыт в начале восьмидесятых, и практически все документы, связанные с ним, уничтожены в целях госбезопасности. В том числе и места могильников – захоронений химических отходов… А ведь один из них и находился в толще антарктического льда, как раз возле того места, где погибла научная экспедиция… - Увы, мы об этом узнали не сразу. – Полковник нахмурился, налил себе минералки и залпом выпил. – Но химические датчики довольно скоро определили это. Не мудрено, что именно сейчас отходы были наиболее активны – под влиянием глобального потепления и вызванного им парникового эффекта вечные льды начали таять, частично открывая могильник. По крайней мере, оголяя до недопустимой степени. - Стало быть, исследователи погибли из-за этого химического хлама? – Корф недоверчиво перевел взгляд с доктора на полковника. – Но фотографии с места трагедии, то, КАК именно эти люди умерли, свидетельствуют не об отравлении чем-либо, а скорее о серии убийств, совершенных с особой жестокостью! Шеф поднял глаза: - Кали? - Всё верно! – в этой серьезной женщине не осталось ни намека на немного легкомысленную, немного развратную особу, которая сидела здесь всего лишь несколько минут назад, блуждая взглядом по красивому лицу нового сотрудника. – В ходе серии экспериментов в начале семидесятых путем синтеза нескольких десятков разнородных органических соединений было найдено мощное психотропное оружие, на тот момент не имеющем аналогов. - Вот именно! – Шеф недовольно поморщился. - Если верить данным, чудом сохранившимся в архивах бывшего КГБ, проект прикрыли именно по причине того, что влияние сего изобретения на человека практически невозможно было контролировать. То есть, пока шла война, пусть даже и холодная, такое оружие могло бы принести пользу, но потом, при условии, что кризис не вечен, возникало большое беспокойство на предмет… - Попадания препарата в плохие руки? – догадался Барон. - Где-то так. Скорее уж, в руки, хозяин которых с помощью такого оружия мог сделать многое, в том числе, и захватить власть в стране. – Старый офицер вздохнул. – Да, да, к сожалению, так оно и бывает: свои кресла заботят куда больше, чем безопасность человечества. Так у нас было, есть и всегда будет! Подобные разговоры не были обычны в закрытых подразделениях службы безопасности. Тем любопытнее было слушать их Корфу, тем ближе и понятнее становились для него эти люди, так отличавшиеся о его прежних сослуживцев. Ольга извлекла из дамской сумочки пачку сигарет и прикурила, не удостоив взглядом недовольного командира: - В могильнике оказались вещества, которые, воздействуя на человека, вызывают гипертрофированную агрессию. Плюс слуховые галлюцинации, тошнота, головокружение. Малоприятный букет. – Она сдвинула плечами, выпустив тонкую струйку дыма. – За пять-шесть дней кора головного мозга разрушается настолько, что человек превращается в лишенное контроля животное с заостренным инстинктом убийцы, с непреодолимой жаждой крови, с чудовищной головной болью, заглушить которую не в силах никакие лекарственные препараты и которую только усугубляют постоянно раздающиеся в голове звуки непонятного происхождения. Женщина натянуто улыбнулась: - Каково, Барон? - Премерзко. - Да уж, - констатировала она. – То, что слышимые нами стоны – это лишь глю… простите, Шеф, галлюцинации, нам стало понятно уже через пару дней. Разумеется, я начала проводить анализ окружающей среды на наличие чего-то галлюциногенного. Так и обнаружились химические захоронения. Правда, изрядно потрепанные временем… Надписи на цистернах сохранились только частично, кое-что на немецком, кое-что на английской, хорошо были видны названия на латыни. Некоторые не были известны даже мне, благо, наш специалист-языковед помогала с переводом. Ольга сделал еще одну затяжку и вдруг неожиданно произнесла: - В том, что погиб Каин, есть моя вина. - Опять начинается? – в голосе Шефа промелькнуло некое раздражение. – Вот еще одна, из тех, кто винит себя в его смерти! Сколько раз вам повторять? У Каина была серьезная контузия, еще с войны, именно из-за нее он и подвергся такому сильному воздействию препарата. В этом не виноват НИКТО, разве что… Он запнулся, явно без намерения продолжать, нервно хлопнул ладонью по столу: - Полагаю, больше вопросов нет? Барон, с завтрашнего, - его взгляд упал на настенные часы, - пардон, с сегодняшнего утра вы начинаете работать в нашем Отделении. Пока всё, вольно. Владимир встал, Калиновская поднялась следом: - Разрешите идти? Небрежный кивок головы, взмах рукой молча приказали: «Да!» Уже за дверью Корф поинтересовался: - Кем был этот Каин? - Его звали Николай, он был капитаном-десантником, с его отцом, полковником Замореновым, Шеф служил в разведке, давно, так сказать, на самой заре своей карьеры. А с Колей, - она запнулась, - с Каином они вместе воевали в Афганистане, в конце восьмидесятых. Александр Христофорович винит себя за то, что, забыв о контузии, послал его в Антарктику, вернее, что не отозвал, когда мы уже узнали о вероятно находившемся там психотропном оружии. Да что там, мы все себя виним за его смерть – ведь Каин был одним из нас. - Терять друзей тяжело. – В глазах Барона Ольга увидела ту же боль, что и сама испытывала каждый раз, когда приходилось хоронить дорогих сердцу людей. Это одинаково больно, это сближает, позволяет глубже, правильнее понять человека, стоящего рядом: общая боль, разделенная на двоих. Он внезапно улыбнулась: - А ведь не все наши дела такие трагические. Правда, Ромео? - Правда! – невысокий молодой мужчина оторвался от монитора и улыбнулся ей, смешно изогнув бровь. – А ты о чем, Кали? Заметив рядом с ней высокого брюнета, он нахмурился, нервно стиснул зубы и окинул незнакомца неприветливым взглядом: - С кем имею честь? - Барон! – Владимир, шагнув навстречу, приветствуя его. – А Вы… - Ромео, - мужчина встал, его рукопожатие не было сильным, но прищуренные глаза выдавали плохо скрываемую ревность. – Александр Романов. - Я знаю. Смотрел личные дела. Вы специалист по технической стороне всех вопросов? - Да, но я и боевой офицер. Мы все здесь совмещаем звание и штатскую профессию. - Я не совмещаю. – Корф гордо вскинул подбородок. – Это недостаток? - Но Вы – подполковник, а ведь Вам совсем чуть-чуть за тридцать… - раздался спокойный голос, и совершенно неожиданно из тени соседней комнаты появился его обладатель. – Я бы сказал, что этот факт сам по себе значительный и не требует дополнения в качестве красного диплома престижного вуза. С неодобрением взглянув на Кали и Ромео, он протянул Владимиру руку: - Михаил Репнин. Здесь для всех просто Фрейд. - Потому что за-нуд-ный!!! – смеясь, протянула Ольга. Репнин обиженно насупился: - Потому что психолог! А что, в нашем деле это немаловажно! Романов приосанился: - Фрейд явно себя недооценивает: один из лучших специалистов среди практикующих гештальт-психологов, по второму образованию – педагог! Ольга прыснула: - Ага, моралист! - Зато не клоун! – сухо оборвав коллег, Фрейд повернулся к Корфу. – Так о чем Вам рассказывали? - Ой, я так и не договорила о Призраке Правительственной дачи! - она, отбросив сумочку на стул, уселась на колени к Ромео и заговорщицки прошептала: Представь, Барон: однажды ночью в спальне одного крупного чиновника появился Призрак… *** - И кто же творил всё это? – Владимир уже не сдерживал смеха. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку и рассматривал своих нынешних сослуживцев. Ромео-Романов, ударив по кнопке мыши, закрыл активный файл: - Всё завтра доделаю. А там всё было так тривиально, да Миш? - Полнейшая бытовуха. – Фрейд потуже завязал теплый шарф и запахнул пальто. – Жена этого самого чиновника решила отправить его в психушку. Наняла специалиста и тот соорудил голограмму …. Леонида Ильича! - Брежнева?! - Не поверил Корф. Репнин кивнул, и вся компания разразилась таким громким хохотом, что из кабинета прозвучал недовольный голос Шефа: - А ну по домам, живо! - Эх, поехали, а то он страшен в гневе! Как специалист говорю: наш Шеф – особый психологический тип, он может… Договорить Репнину уже не дали Алекс и Калиновская, буквально подхватив под руки, они его вывели из помещения. Корф вышел следом, окинув взглядом контору, в которой теперь должен был служить. В которой уже служил. Утро буквально ворвалось в сознание яркими потоками солнечного света, слепя и вытесняя из памяти полночные грезы. Владимир поднялся сразу же – и так проспал дольше положенного срока, а опаздывать в первый же день службы считал недопустимым. Впрочем, как и во все последующие дни. Быстро одевшись, он спустился, подхватил оставленное в прихожей пальто и дернул ручку. - Ай! – раздалось снаружи, и дверь открылась, впуская в домашнее тепло кутающуюся в меховой воротничок Анну. Корф отступил, пропуская девушку, хмуро пожелал ей доброго утра и вышел. Осеннее серое небо уныло плыло над головой, и даже радостные лучи, холодным светом заливающие дорогу, казались мрачными. Единственная мысль, настойчивая и мерзкая, закружила в голове, словно стервятник: откуда в семь часов утра возвращалась Анна? Отгоняя от себя простоту очевидного ответа, Барон пытался успокоиться, да только тщетно! Он мог бы найти сотню оправданий, но с каждым мигом все яснее и отчетливее понимал: девушка, о которой он грезил чуть ли не с детства, принадлежит кому-то другому. От этого таинственного мужчины она вернулась домой ни свет ни заря, уставшая, но с затаенным в глубине сияющих глаз счастьем. А он, глупый, так обрадовался, когда отец сообщил, что Анна свободна!.. Корф резко нажал на тормоза, чуть не врезавшись в припаркованное на стоянке у центрального офиса Отделения авто. Следовало бы догадаться, что такая красавица не будет безропотно ждать, когда же соизволит вернуться домой ее названный брат! Да и зачем? Разве он когда-нибудь говорил ей о своих чувствах? Разве видел в глубине ее глаз хоть едва уловимый отсвет теплоты? Владимир нахмурился: он сам во всем виноват – и в том, что когда-то, насмешливо наблюдая за усердной прилежной малышкой, оттолкнул ее от себя, и в том, что сейчас остался никем, неприятным воспоминанием на ее пути. Всего лишь тенью прошлого, которую она легко забудет. *** В просторном офисе было светло, и мерно урчал кондиционер. Шеф, разумеется, был уже у себя, Ромео, невнимательно кивнув, нырнул обратно в свой излюбленный виртуальный мир, ну а Фрейд, отодвинув какие-то бумаги, протянул руку для приветствия и улыбнулся: - С первым рабочим днем. Оглядевшись по сторонам, Барон тихо поинтересовался: - А где Кали? Что-то не вижу. В этот момент из противоположного угла раздался чуть хриплый голос: - Кали, что там? Повторяю: что там? Как слышишь, Кали? - Связной, кончай бухтеть! – Романов недовольно запустил записной книжкой туда, откуда был слышен тот самый голос. – Я тут пароль не могу подобрать, а ты, как назло: «Кали, Кали!!! Кали, Кали!» - Да ладно, я-то чего? – Связной, высунув голову из-за горы аппаратуры, поправил круглые очки. – Оля сейчас делает вскрытие в медицинском секторе. Поскольку заходить без спецодежды да и спец.подготовки туда нельзя, я пытаюсь наладить связь. - Вскрытие? – Владимир перевел взгляд с очкарика на Репнина. – А что произошло? - Ты Барон, да? Еще не в курсе текущего дела? – Связной поднялся, подходя ближе. – Давайте выйдем, покурим, а то снова Ромео наезды обнародует. В курилке было немного мрачно, сигаретный дым висел плотным облаком, въевшись в воздух, мгновенно проникая в непривыкшие легкие. Корф мотнул головой: - Я не курю. - Это верно! – Фрейд отвернулся к окну, подальше от достающего сигарету коллеги. – Кстати, Барон, это наш работник путей сообщения Андрей Петрович Долгорукий. Тот кивнул: - В народе просто Связной. - Владимир Корф. Я знаю, чем Вы здесь занимаетесь. Так что там о текущем деле? Долгорукий сделал затяжку: - В основном оно по части Калинки – какой-то непонятный вирус. - Мы и таким занимаемся? – брови Барона удивленно поползли вверх. – Насколько я был проинформирован, у Отделения несколько другая компетенция. - Да нет, всё наша. – Андрей вздохнул. – Объяснишь, Зигмунд Александрович? А то я там кое-что не выяснил. Сейчас вернусь. Выбросив сигарету в урну, Связной быстро вышел. Когда за ним скрипнула дверь, Михаил облегченно вздохнул: - Теперь можно и проветрить помещение. Так вот, несколько месяцев назад половина экипажа российской субмарины подхватила некий вирус. Через время в живых не осталось уже ни одного моряка, и тогда-то командование забило тревогу. Не знаю, кто и как, но какой-то «гений», - Михаил скептически поджал губы, - выяснил, что на борту подлодки находился ценный груз, экспонаты из музея древностей. И что на эти самые артефакты было наложено древнее проклятье. Теперь понимаешь? Корф молча кивнул. Свежий холодный воздух, с едва ощутимой горечью сожженной листвы совершенно необъяснимым образом напомнил о лете. Не просто о тепле, солнце и слепящей глаза небесной синеве, а о вполне конкретном дне Аниного выпускного бала. Тогда тополиный пух кружил на дворе, сладостью и влагой веяло от южного ветра. Тогда он едва успел, возвращаясь с военной операции, но приехал поздравить ее. Она была ослепительна в своем наряде – хоть сейчас под венец! Дыхание перехватило, сердце забилось часто-часто, кровь превратилась в горячую лаву. С трудом скрывая свое состояние, Владимир был готов прямо там упасть на колени, давая клятву вечной любви. Но его остановил банальный страх: слишком молодой и неопытный, он может погибнуть на очередном задании. И что тогда будет с Анной? Нет, такой судьбы для своей девочки он не хотел, а значит, следовало, сжав в кулак все чувства, спрятаться за привычной маской безразличия и сарказма, как за маскировкой камуфляжа, укрыться за резкими словами и колкостями, за кривой ухмылкой, за нарочитым недовольством. Эх, Корф, Корф, что же ты наделал тогда?... - Корф? – донесся раздраженный окрик. – Ты еще здесь или уже на орбите? - Что? - С возвращением! – Репнин, прислонившись к стене, неодобрительно смотрел на собеседника. – Так и будешь вылетать из реальности, когда речь идет о деле? - Никак нет. – Владимир бросил хмурый взгляд в окно. Последние листья, тяжелые от растаявшего на солнце первого инея, сиротливо дрожали на голых ветвях. Осень подходила к концу. - Ладно, я всё понимаю: тут обстановка чужая, люди, задания другие. – Михаил по-дружески похлопал его по плечу. - Просмотрев истории болезней подводников, Кали сделала кое-какие выводы. Установила природу инфекции, которую этот самый вирус переносит, более или менее поняла, как она действует в организме. И все бы ничего, да последовал еще ряд смертей, и в России, и за рубежом. Сейчас Ольга проводит вскрытие последней жертвы, умершей вчера. Говорит, что это должно многое прояснить. - Ясно. Что делать мне? - А я почем знаю? Пока ничего, наверное. Когда возникнет необходимость приобщить к делу твой опыт, Шеф сообщит. Фрейд немного помолчал, потом шагнул от распахнутого окна, уже у двери развернулся: - После смерти Каина в Отделении не было такого спеца, как ты. Христофорович говорил, что все военные – ненадежный народ, слишком слепы и твердолобы. Я не знаю, почему он сделал на тебя запрос, Корф, но надеюсь, что Шеф не ошибся. Когда за Репниным хлопнула, закрываясь, тяжелая дубовая дверь, Барон хмыкнул: «Постараюсь оправдать надежды…» *** Такой холодный дождь наверняка превратится в мокрый снег… Северный ветер, присвистнув в водосточных трубах, обрушил целый водопад ледяных капель на захлопнувшего дверцу автомобиля Владимира. - Черт, только этого не хватало! – молодой человек, приподняв воротник пальто, быстро проскочил на крыльцо, в прихожей сбросил верхнюю одежду, стряхивая воду с намокшей челки. – Варенька, приготовь что-то горячее! – крикнул с порога и осекся, войдя в гостиную. - Что случилось? – Анна, кутаясь в клетчатый теплый плед, привстала на локте. Спала… Еще бы, ночью ведь наверняка было не до того! Ревность черной волной, леденящей душу во сто крат сильнее этого ноябрьского дождя, поднялась и затопила взгляд, лишая разума. - Разбудил? – он нахмурился еще сильнее. – Ну, прости, ботанка. - Может, хватит, а? – ее голос прозвучал немного недовольно. - Что хватит? – помимо воли Корф раздельно произнес слова, вкладывая в них побольше желчи. - Называть меня этим нелепым прозвищем. – Девушка села на диване, поправила растрепанную прическу и сладко зевнула. – Мне оно никогда не нравилось. - Ну и что? Ты ведь такая и есть! – серые глаза хищно блеснули, напомнив Анне времена детства и постоянные придирки названного брата – по поводу и без – и каждая жалила больно, словно пчела. Она вздрогнула: то время прошло, ТОЙ Анны уже давно нет, а ЭТА в силах за себя постоять! Резко отбросив плед, она встала. Пришлось задрать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Слишком высокий, сильный, гордый, так он пугал ее еще больше. Но пускай. Она уверенно произнесла: - Послушай. Мне всё равно, как ты меня называешь и кем считаешь! Мне все равно, почему ты когда-то решил, что должен превратить в ад мою жизнь. Единственное, чего я хочу, это чтобы ТЕБЯ в этой жизни не было. Понял? Он молчал. Не говорил ни слова. - Понял? – переспросила Анна, и не поверила, когда увидела на самом краю его бездонных глаз мимолетную тень. Боли? Вряд ли… Этот железный человек не способен страдать. Она устало отвернулась и направилась в библиотеку: - Я буду работать. Надеюсь, не попрешься туда же и не станешь мне мешать. Несколько секунд комната, окутанная вечерними сумерками, отвечала тишиной, и девушка облегченно вздохнула. Но уже в следующий миг мужские руки с силой сжали хрупкие плечи, разворачивая ее. Владимир сверкнул холодом серых глаз: - Где ты была? – не давая Анне опомниться, тряхнул ее, не отпуская взгляда. – Где ты была сегодня ночью? Живо, отвечай! - Не твое дело!!! – она попыталась освободиться, но при всем желании выбраться из его рук представлялось совершенно невозможным. - Пусти, пусти меня немедленно! – Анна, извиваясь и царапаясь, несколько раз пробовала хотя бы дотянуться до его лица и хлестнуть этого грубого солдафона. Но гораздо проще было бы сдвинуть с места многотонную каменную глыбу. Он слегка наклонился. Она теперь чувствовала на своей шее его горячее дыхание, и, несомненно, этот факт усиливал его превосходство – ведь дрожью по телу разливалась предательская слабость, делая сопротивление девушки все более и более слабым. В какой-то миг ей всё просто надоело. Анна расслабилась в его руках и выдохнула: - К подруге ездила, ей муж изменяет, надо было поддержать. Успокаивала всю ночь, потом на пары побежала. – Тут же вскинула голову, бросая ему вызов. – Доволен? Владимир отступил, виновато закусив губу. Только сейчас, когда перед глазами немного прояснилось, когда дышать стало не так больно, он отчетливо понял, что не имел ни малейшего права на эту маленькую золотоволосую красавицу, гневно смотрящую на него своими чудесными, волшебными глазами. На сей раз искренне, из самого сердца у него вырвалось: - Прости, пожалуйста. Прости меня, Аня! Она молча отошла к стене, отводя взгляд. - Просто… Переезд, новая работа, всё так сразу навалилось, что эмоции вышли из-под контроля! – Корф попытался понять, приняты ли его извинения. – И… Как тебе это? Девушка грустно улыбнулась: - А как я должна реагировать? – оторвавшись от стены, подошла к нему вплотную, так близко, что можно было рассмотреть каждый завиток ее пушистых волос, каждую тонкую ресничку, каждую грань в маленьких камушках сережек, и тихо проговорила. – Я не могу тебя понять, Владимир. То ты груб, то добр, то дразнишься и смеешься, то просишь прощения бог весть за какие грехи, то кричишь и до синяков сжимаешь плечи, а то обещаешь защищать, что бы со мной не произошло. Молодой человек не сводил с нее глаз, и Анне пришлось самой наклонить голову, отгоняя подальше глупые девичьи грёзы. Но всё же, справившись с собой, она снова взглянула ему в лицо: - Друг ты мне или враг, Владимир? Я боюсь тебя… - почти прошептала она и услышала такой же тихий полушепот: - А я тебя… Анна недоверчиво мотнула головой: - Всё шутишь? – она развернулась, опять не успев заметить мелькнувшей в его глазах боли, не успев услышать тихого вздоха и замершего на дрожащих губах – «Любимая…» Проводя ее взглядом, Барон завалился на диван, ругая себя самыми последними словами за эту непозволительную вспышку. Его начинали раздражать и промозглая осень за окном, и дурацкая кабинетная служба, и чувство к Анне, которое он никак не мог в себе уничтожить. Так, сейчас ужин и спать, а потом… потом видно будет. Он быстро поднялся и пошел на кухню. Последним, что он услышал, покидая комнату, были трель телефонного звонка и хрустальный голосок Анны: «Привет, папа!» *** Конференц-зал напоминал все другие комнаты Отделения, только был несколько больше. Круглый стол, - Владимир мысленно усмехнулся: на манер того, за которым сидели рыцари легендарного короля Артура, - занимал весь центр помещения. Удобные кресла располагались так, что всех сотрудников было очень хорошо видно и слышно. Разумеется, ведь каждый в Отделении – неотъемлемая часть одного большого, прекрасно слаженного механизма. Сегодня вся команда в сборе. Кали бегло просматривает документы, накручивая на палец темно-каштановый локон. Напротив Ромео внимательно изучает ее бижутерию. Или вырез блузки. Скорее уж второе, подумалось Барону. Очевидно, Фрейд тоже так считает – недовольство так и скользит в обычно мягком и понимающем взгляде. Зато Связной беззаботен и свеж, умудряется одновременно слушать трансляцию футбольного матча с помощью какого-то ультра-нового радио-приспособления, вникать во все, происходящее здесь, и жевать жареный арахис (правда, это полулегально, из-под стола). Ну и, конечно же, Шеф. Невозмутимый и беспристрастный, незыблемый, как скала, в своем высоком кресле, он обводит своих подчиненных уставшим взглядом и начинает совещание. Еще одна деталь бросилась в глаза Владимиру практически сразу. Одно из кресел так и осталось свободным. Ни бумаг, ни каких-либо безделушек рядом на столе. Ничего. Только пустой стакан и закрытый lap-top. Будто хозяин этого места отошел на пару минут по важным делам, и сейчас, открыв дверь, войдет и возьмет слово. Сперва Барон решил, что это пустующее место погибшего Каина, но быстро понял: он сам, боевой офицер, занял место Николая Заморенова. Тогда кому же..? Из раздумий его вырвал уверенный голос полковника: - Итак, что мы имеем на сегодня? Ольга отбросила на стол свои бумаги: - Вот результаты экспертизы. – Она глубоко вздохнула и в характерной для себя манере, перебросив ногу за ногу, оперлась локтем на низкую спинку кресла. – Как я и полагала, этот вирус идентичен тому, который подхватили члены экипажа небезызвестной нам субмарины. Он поражает все системы организма практически с молниеносной скоростью, но первой выходит из строя иммунная система. Как следствие – организм не только перестает бороться с уже поразившей его болезнью, но и совершенно не оказывает сопротивления всем возможным внешним раздражителям. Девушка сделала глоток сока и скептически приподняла бровь: - Для неспециалистов и просто дураков перевожу: инфицированный даже на ранних стадиях метаболизма нашего вируса уже может склеить ласты от любого острого респираторного заболевания или укуса москита. Всем ясно? - В общем и целом, да. – Долгорукий авторитетно поправил очки. – Но, Кали, что же так грубо-то, а? - Грубо? – она усмехнулась. – Связной, сокол ты наш ясный, на уровень «грубо» я еще не переходила. Учти на будущее. Так вот, по всем показателям, данные, полученные мной при вскрытии, совпадают с предоставленными командованием военно-морских сил. Но есть одна маленькая разница. - Излагай. – Шеф, ни на миг не меняясь в лице во время доклада Калиновской, сейчас стал немного серьезнее. - Время. – Ольга что-то подчеркнула в своем отчете и передала его Александру Христофоровичу. – Посмотрите, Шеф. По всему видно, что вирус мутирует. Сейчас процесс его адаптации в организме носителя уже сократился в два раза, по сравнению с первыми случаями заболевания. К тому же я опасаюсь – и поверьте: имею для этого вполне реальные основания – что спустя некоторое время, через несколько ступеней этой мутации – или эволюции, кто знает? – он сможет передаваться не только путем прямого контакта с несущим его споры предметом или инфицированным человеком, но и воздушно-капельным путем… - Но в таком случае велика вероятность масштабной эпидемии! – Владимир нахмурился, нервно отбросив ручку. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: мы не сможем вовремя локализировать очаг заболевания, и за считанные дни число пораженных болезнью вырастит в геометрической прогрессии! Корфу уже приходилось иметь дело с подобными ситуациями в Юго-Восточной Азии и латиноамериканских джунглях. Шеф одобрительно кивнул: - Мне известно о Вашем богатом опыте в данном вопросе, Барон. И все же пока я смею надеяться, что он нам не понадобится и что до столь плачевных последствий в нашем случае не дойдет. Кали, у тебя всё? Отлично. Кто еще поделится достижениями? - Я! – Романов, пробежав пальцами по клавиатуре своего ноутбука, доложил. – Сегодня утром я таки пробрался в засекреченные архивы министерства здравоохранения. Корф хмыкнул: - А что же они сами не дают туда доступа? Это в их интересах. Или я ошибаюсь? Александр, снисходительно взглянув на коллегу, отрицательно покачал головой: - Наши дают. Хоть толку с них мало. Это я у янки пошпионил. Короче, дамы и господа: ИМИ, – он нарочито выделил слово, добавив в голос не то уважения, не то презрения, а чего конкретно, было весьма сложно понять, - ИМИ тоже были зафиксированы случаи подобного заболевания. И выводы сделаны те же. Впрочем, не такие полные и докладные, как у Кали, но ведь и больных было меньше. Еще одна важная деталь: первый случай обнаружения инфекции – у водолаза-глубоководника, который работал… Где? - В Атлантике? Там же, где и наша подлодка плавала? - Всё-то ты, Фрейд, знаешь, - в голосе Ромео прозвучала напускная обида. Репнин подобрался, гордо вскинув подбородок: - По твоему тону было несложно догадаться. Да и применяя простейшую формулу модуляции поведения… - Короче! – полковник поднялся, а это был верный знак для всех присутствующих: замолчать и слушать. – Что имеем на сегодняшний день? Кали, кратко, пожалуйста. - Вирус постоянно меняется и очень опасен. - Отлично. Барон? - Если в ближайшее время его не обезвредить, нависнет угроза крупной эпидемии. - Еще лучше. Ромео? - Зафиксированные в других странах случаи его появления прямо или косвенно связаны с водами Атлантического океана, с очень глубокими водами. Пока всё. - Почти. – Пошарив в увесистом кейсе, Шеф извлек оттуда файл с пожелтевшим листком. - Любопытно… - Михаил бросил быстрый взгляд на затейливые надписи. – Египетский папирус? - В том-то и дело, что вряд ли. – Александр Христофорович пожал плечами. – Это было найдено при раскопках древнего греческого полиса, а там, как известно, не на папирусе писали. Думаю, вам не надо говорить, что все археологи, в этих самых раскопках участвующие, либо уже умерли от нашего невидимого «друга», либо ждут своей очереди в столичных закрытых клиниках. Сотрудники молча кивнули: в подобной ремарке не было ни малейшей необходимости. - И… что здесь написано? – Связной, привычным жестом поправив очки, попытался извлечь древнюю рукопись, но, подобно индийской царице змей Нагине, Кали прошипела: - Тебе что, жизнь не мила? Это специальная защитная пленка, наподобие той, которой покрыт мой спец.костюм, только прозрачная! Стянешь ее – и прямая дорога в корявые пальцы нашего вируса! – Она закатила глаза, забирая себе артефакт. – Вот олух царя небесного! Долгорукий еще несколько мгновений дулся, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное, но потом все же благодарно улыбнулся: - Ну не подумал я… Так всё же, что в сим «документе»? Улыбка Шефа дышала оптимизмом: - А вот этим вам сейчас и предстоит заняться! Его мобильный резко зазвенел, приветствуя присутствующих мелодией государственного гимна. - Да. Ясно. Сейчас буду. Уже выезжаю. – Полковник нажал на отбой и сунул телефон в карман пиджака. – Думайте, коллеги. И помните: времени практически нет! Когда он вышел, Ромео, сделав серьезное лицо, тем же тоном торжественно произнес: - И Родина нас не забудет! *** - У меня такое ощущение, что я баран, а передо мной тонна цитрусовых. И я совершенно не знаю, что с ней делать. – Фрейд задумчиво почесал затылок. – А меж тем, здесь, кроме меня, больше некому разбираться во всех этих крючочках и загогулинках. - Можешь составить по подчерку психологический портрет автора… Предложение Кали было принято дружным смехом, но от этого смысл древней рукописи не стал более ясен. - Только что перерыл все возможные ресурсы! – Алекс со злостью захлопнул крышку ноутбука. – Ничего похожего! То есть, некоторые символы совпадают, но в целом – полный ноль. - Полный и безоговорочный… - Андрей вынул из уха крошечный передатчик. – Здесь – и то полный ноль. Ничья. Нулевая. А нашим ведь была необходима победа! Всё, плакала Лига Чемпионов горючими слезами. - Да я и сама сейчас с вами заплачу!!! – в сердцах бросила Калиновская, глубоко вздохнув. – Как хотите, но я считаю, что нам не обойтись без Куклы! В офисе повисло молчание, какое-то мрачное, удручающее и понятное всем присутствующим без исключения. Барон удивленно вскинул бровь: - Что за Кукла? Тоже сотрудник Отделения? Я не видел ее личного дела. - Ты и не мог его видеть. – Связной протер немного запотевшие стекла очков. – Кукла ушла от нас. Вон, из-за Фрейда. - Ты, попридержи-ка свой длинный язык! – Репнин резко встал и отошел к окну. – Да, у нас были некоторые… хм… разногласия морально-этического плана. Но Кукла ушла по своей собственной воле, по производственной необходимости! - Разумеется… - протянул Алекс Романов, откинувшись на спинку стула. – Из-за этих самых разногласий она и залепила тебе при всех пощечину, а потом развернулась, хлопнула дверью и прислала по электронке заявление об уходе… Снова все замолчали, как по сигналу, но эта тишина была уже с привкусом неловкости. Корф решил сам нарушить ее, не совсем понимая, кем была для Третьего Отделения эта таинственная женщина. Он придвинулся поближе к столу Ромео. - И давно эта… Кукла ушла отсюда? - С полгода назад… - навскидку ответил Александр. - Чуть больше. – Связной снова занялся своими громоздкими аппаратами в углу. - Что входило в ее компетенцию? – Владимир усмехнулся. – Кроме морально-этических споров со светилом психологии. До сих пор насупленный Репнин нервно отбросил назад волосы: - Кукла – языковед. Очень хороший. Она свободно владеет несколькими современными иностранными языками, знает многие мертвые, профессионально исследует древние культуры… - он кивнул головой. – Она и вправду очень бы нам сейчас помогла. Но я уверен, что Кукла не вернется. Эта девушка уж если решила уйти – то навсегда. Романов поддакнул: - Ага, она упрямая... - Всё равно не пойму. – Корф окинул коллег вопросительным взглядом. – Если у вас… у нас в Отделении всё так строго, серьезно и секретно, то как ее вообще отпустили? И почему нельзя сейчас, например, просто дать ей распоряжение и в добровольно-принудительном порядке приобщить к расследованию? Это вполне допустимая практика. В ответ все дружно рассмеялись, в очередной раз доказывая: в горе или радости, в работе или отдыхе, эти люди всегда действовали сообща, поступали, думали и говорили одинаково. - Да кто же ее привлечет? – отсмеявшись, сокрушенно воскликнул Связной, а Кали пояснила: - Кукла неприкосновенна. Она – дочка Шефа. *** Пузырьки пористого белого шоколада приятно таяли во рту, смешиваясь с горчинкой эспрессо. Анна прикрыла глаза, наслаждаясь лакомством. - Белый шоколад – это извращение… - упрямо констатировал сидящий напротив седовласый мужчина. - Зато он снимает стресс и помогает организму расслабиться! – Девушка показала собеседнику язык и отпила еще один глоток обжигающего кофе. – Какой же ты консерватор, па! - Полно, Анюта. То, что я предпочитаю черный шоколад, не имеет ничего общего с моим консерватизмом! Александр Христофорович Бенкендорф, полковник и Шеф пресловутого Третьего Отделения, серьезно взглянул на дочь: - Анна, спасибо, что позвонила. - Разве я могла иначе? – красавица повела точеным плечиком. – Прости, что сразу с тобой не встретилась. Вчера совсем не спала, всю ночь выводила Машу Романову из очередной депрессии. Она нахмурилась и капризно поморщила носик: - ПапА, ну неужели ты не можешь приструнить этого любвеобильного хакера? - Доченька, ты о чем? – неустрашимый полковник был само смирение. - Да всё о том же! – девушка раздраженно отодвинула недопитый кофе. – Сашка спит с Кали, а ты смотришь на их роман сквозь пальцы! - Тебе ли не знать нашу собачью работу? – мужчина вздохнул. – Ань, они бок обок жизнью рискуют. И знакомы еще со времен Санькиной холостяцкой юности! Ну что я им сделаю? Выговор с занесением, что ли? - Да я всё прекрасно понимаю… И тоже молчу… Но… - синие глаза наполнились грустью. – Но Маша – моя подруга. Ладно уж, довольно о половой жизни Романова. Зачем ты хотел встретиться? Бенкендорф улыбнулся: - Узнаю свою дочь и горжусь ею. Малышка, нам нужна помощь. - Я слушаю. – Анна ловко выхватила из изящной сумочки записную книжку и ручку, готовясь делать необходимые заметки. Александр Христофорович помотал головой: - Нет, девочка моя, так не пойдет. Не мне или кому-то еще нужна помощь, а Третьему Отделению нужна Кукла. Без нее не справимся. - Придется! – мрачно отрезала Анна, подхватила вещи и бросила на столик купюру. – Ты же понимаешь, что я не вернусь. И… «оставимте мы эти пренья…» Хорошо? Чмокнув отца в щеку, она направилась к выходу, а он некоторое время еще сидел, упершись подбородком в сплетенные пальцы, и рассматривал рисунок на оставленной дочерью купюре. Она всегда расплачивается сама… Дурацкое правило, которое пора отменить. И чем скорее, тем лучше… - В очередной раз по прогнозам кризис… - Иван Иванович, не отрывая глаз от утренней газеты, потянулся за своим чаем. – А что ты там говорила, Варвара? - Да так… - женщина отмахнулась, смахнула слезу и уже снова хлопотала у плиты. – Уйти мне надо сегодня днем. Улыбка профессора блеснула любопытством: - И куда же? Или секрет? - Что Вы, Иван Иваныч… - Варвара растерялась. – Просто подругу мне поддержать надо, дочку хоронит… - Кого кто хоронит? – немного охрипший спросонья голос Владимира донесся еще из соседней комнаты. - Всё слышит… - не без гордости хмыкнул старший Корф. – Военная выправка! И снова углубился в чтение. Барон неодобрительно покачал головой: так похоже на отца, прикрываясь важными делами, своей семьей, работой, коллегами, оставаться глухим к чужим проблемам, к чужим мольбам о помощи. Тихо подойдя к кухарке, он приобнял ее за плечи и, стараясь не обращать на себя внимания отца, проговорил: - Что там стряслось, Варя? Это та девушка, о которой ты рассказывала? Она кивнула: - Да… Ее-то и не отдавали долго матери. Всё исследовали, пытались прознать, что за болезнь… Бедная Клавдия все пороги оббила, пока выпросила хоть схоронить девочку… - Как, говоришь, ее звали? – Владимир насторожился. Недавно Кали жаловалась на то, что мать последней жертвы требует выдать тело, а она не успела провести какие-то там тесты. Образ красавицы Ольги тут же возник в памяти и ее огорченное: «Да понимаю я эту женщину! И сочувствую ей! Речь о другом: почему ей по-человечески не объяснили, насколько это важно? Что ж мы, тело на помойку выбросим? Вернем ведь…» - Таня… Веревкина, - Варвара снова горестно охнула, - совсем еще молодая была… - Всё ясно… - молодой человек чуть заметно нахмурился, понимая, что речь как раз и идет об их таинственном вирусе и его последней жертве. – Ты иди на похороны, только…- его голос стал вкрадчивым и немного задрожал, - только Ане ничего не рассказывай, ладно? А то… расстроится… Взяв Владимира под руку, женщина отвела его немного в сторону, подальше от обеденного стола, за которым мирно попивал чай профессор Корф, и укоризненно покачала головой: - Ну и долго ты еще будешь тянуть? Серые глаза взглянули на нее недоуменно: - Не понимаю, о чем ты… - Об объяснении, глупый! – пухлый кулак легонько стукнул Барона по лбу. – Когда ты уже признаешься Анечке, что любишь ее? Так и не дождавшись ответа, кухарка лукаво прищурилась: - Глаза, глаза-то не отводи! На лице всё уж сколько лет написано! А впрочем, как знаешь… - она вернулась к вкусно пахнущему из духовки жаркому. – Не маленький уже! - Да… Быстро выросли дети… - мечтательно протянул из-за полотнища газеты Иван Иванович, по обыкновению своему не вслушивающийся особо в чужие разговоры. Отец уже уехал в университет, а неугомонная Варвара – поддержать подругу, когда на лестнице послышались шаги. Владимир тут же залпом допил оставшийся кофе и встал: меньше всего он хотел сейчас встретиться с Анной, особенно после той ужасной сцены, которую устроил ей несколько дней назад. И тем не менее, отступать было поздно. Не успел Корф сделать и шага, как в дверном проеме застыла белокурая красавица в легком шелковом халатике с полупрозрачными кружевными оборками. Девушка тоже явно была не готова к этой встрече, потому что, вспыхнув, неловко взглянула на него. - Владимир… Я думала, ты уже уехал… - Уезжаю... – голос предательски сел, едва ли не открывая истинные чувства и желания своего хозяина. – А ты… почему не на работе? - Мне сегодня пары днем поставили! – Анна нахмурилась, и маленький аккуратный носик недовольно сморщился, от чего стал еще милей. – Ну да ладно… Справлюсь… Ты лучше скажи, как новая работа? Она тоже с военной службой связана? Словно по раскатанному за морозный день льду, девушка соскользнула на другую тему разговора, тщетно пытаясь скрыть смущение. Находиться с ним рядом всегда было сложно, иногда было просто пыткой, а сейчас единственной вещью на ней был тонкий халатик… Хотя самое страшное – не это, гораздо ужаснее собственное стремление одеться так для него, почти невыносимо жгущее кожу желание чувствовать на себе его взгляд… руки… губы… «Нет!...» - прикусив язык, Анна с трудом удержала отчаянный полустон. Это невозможно, это не могут быть ее мысли, ЕЕ мечты! Никак! Никогда!!! Она по-прежнему стояла у двери, когда Владимир решительно направился к выходу. Лишь пара шагов – и она останется позади, и не будет так манить, искушать, околдовывать! Подальше от нее – и жизнь продолжится, кровь остынет и размеренно побежит по венам, ударяя в виски крохотными молоточками пульса. Один шаг – всё хорошо, глубокий вдох – и еще один шаг, к двери… Но в этот же миг Анна тоже, робко отводя взгляд, шагнула к столу и оказалась рядом, слишком, непозволительно близко. Они почти столкнулись, до чуткого слуха солдата донеслось едва слышное «Прости, я не хотела…». В памяти пронеслись недавние Варины слова: «Когда… признаешься?» - и не осталось сил бороться с собой. Он схватил девушку, наверняка до боли стиснув тонкую талию, горячо прошептал, хотя скорее уж прохрипел «люблю» и накрыл нетерпеливыми губами ее маленький ротик. Потом будут мольбы о прощении, ласковые объятия и легкие, как прикосновение розовых лепестков, поцелуи – всё потом. А в этот миг он не мог оторваться от любимой, жадно пил ее всю, путаясь пальцами в распущенных волнистых волосах, украдкой лаская теплую кожу под тонкой тканью, непрерывно шепча между поцелуями: «Моя, моя Анна…» Уже не осталось ни единой нити, связывающей его тело с разумом и волей, когда, приподняв девушку, Корф прижал ее к стене и заглянул в бездонный туманный омут ее глаз, выдыхая жар накопившейся за столько лет страсти: «Аня…» «Владимир…» - прошептал, как заклинание, ее нежный голосок, а потом уже громче, с тенью волнения, повторил: - Владимир… Володя, что с тобой? Что с тобой!? Анна не на шутку встревожилась, когда, тяжело дыша, всматриваясь в пустоту перед собой горящим потемневшим взглядом, Владимир застыл в нескольких шагах от нее. Девушка позвала его, но серые глаза, вернее, сейчас почти черные, пугающие, загорелись еще ярче. Владимир не реагировал ни на свое имя, ни на испуганные просьбы сказать, что с ним происходит. Лишь когда она, торопливо подбежав к крану, стала набирать в стакан холодную воду, мужчина словно очнулся от мучительного сна, враз сбросил с себя связавшие разум невидимые цепи, вздрогнув и тряхнув головой: - Всё... хорошо… До встречи, Анна. Девушка так и осталась, недоуменно замерев посреди кухни с полным стаканом воды. Ей показалось, или бесстрашный подполковник Корф позорно бежал? Неужели… от нее..? *** На огромном мониторе красовалось увеличенное изображение пресловутого древнего манускрипта, хитросплетением таинственных знаков насмехаясь над сотрудниками Третьего Отделения. Время шло, но информация, хранящаяся в старинных письменах, по-прежнему оставалась тайной. Ничего и близко похожего, ни одной зацепки, с помощью которой можно было разгадать значение изображенных слов, и никого, кому можно было бы без опасений доверить это дело. Разумеется, высшее начальство сильно рисковало, наотрез запретив связываться с учеными, специализирующимися на подобного рода работе. Ведь вирус продолжал эволюционировать. Наблюдая за его спорами в лабораторных условиях, Кали теперь наверняка могла сказать: он не просто меняется, а усовершенствуется, становясь с каждым днем всё более и более опасным оружием массового уничтожения. Скептически взглянув на подчиненных, Шеф покачал головой: - Ну а если не удастся разгадать эту мазню? – в такие моменты даже он начитал терять терпение. Мало того, что все попытки уговорить командование привлечь специалиста со стороны потерпели фиаско из-за нелепого режима секретности! Еще и Анна, упираясь руками и ногами, в очередной раз наотрез отказалась возвращаться. А ведь она знает, что за угроза нависла! И она уж точно умнее твердолобого генерала Гранова, который явно не понимает, что массовую эпидемию режимом секретности не прикроешь! Оторвавшись от монитора, Ромео протянул в ответ: - Вообще-то у нас и сейчас нет стопроцентной гарантии, что содержание манускрипта каким-то образом связано с нашей проблемой. Разве я не прав? - Не совсем… - Фрейд отрицательно мотнул головой. – Косвенно вещь уже связана с вирусом. - Прямо, косвенно – какая разница?! – Романов, раскрутившись на кресле, ловко засунул за ухо сигарету. – Я всё равно не понимаю… - Ромео… - чистый и звонкий, не скрывающий насмешливых ноток голос наполнил душный кабинет, - о, зачем же ты Ромео? Отринь отца, и имя измени, а если нет – меня женою сделай, и больше я не буду Капулетти! Романов подобрался, недовольно вглядываясь в тень, прячущую насмешливый девичий голос: - К чему это ты? - Да к тому, Саш, что ничегошеньки ты не понимаешь. И никогда не понимал – по крайней мере, в древних письменах! – Анна засмеялась и вошла в рабочий сектор Отделения, совершенно чужая этому грубому миру, и в то же время необъяснимо своя, часть этого помещения, часть этой команды – неотъемлемая часть. - Куколка! – Связной опомнился первым, перепрыгнул через свой заставленный всевозможными приборами стол и радостно обнял девушку. – Ты вернулась?! Вернулась!!!! - Андре, прекрати, - пряча в уголках губ смешинки и почти детский восторг от встречи с друзьями, Анна скорчила серьезную рожицу. – А то сейчас мой злой папА посадит тебя на гауптвахту… - Ага, - полковник Бенкендорф тщетно пытался скрыть облегчение, - разве только вас на пару. Будете там приветствовать друг друга. - Ну что Вы, Шеф! – вспоминая свои былые военные привычки, Кукла вытянулась в струнку. – Я нужна для расшифровки древнего образца письменности, так что в изолятор пойдет один Связной! За нас двоих… Девушка понизила голос, подмигнув Долгорукому, и широко распахнутыми глазами взглянула на монитор, впервые увидев те самые никому не понятные знаки на пожелтевшем от пролетевших тысячелетий листке. - Не могу поверить… - трепет в ее голосе был сродни священному. – Нет, нет, невозможно… Это же… Оторвавшись от монитора, Анна потребовала: - Немедленно оригинал! Живо! Запакованный в защитную пленку, он был тот час передан, и тонкие пальчики, сияя золотыми ободками изящных колец, прикоснулись к таинственной и скрытной древности. - Не открывай! – на всякий случай предупредила Кали, но это было лишним. Полностью сосредоточившись на темных линиях старинных букв, Кукла пробормотала: - Я же не Андрюша – всё понимаю. Долгорукий даже не обиделся – Кукла всегда всё знала, и подобные замечания, небрежно брошенные в пылу работы, были вполне привычны. Через несколько минут детального изучения артефакта Анна заправила за ушко выбившийся из прически локон и, опершись о стол, выдохнула: - Для дословного перевода мне нужно время. Полагаю, что к завтрашнему дню всё сделаю. – Она спрятала пергамент в кожаный черный кейс к вороху других документов, обвела взглядом присутствующих и улыбнулась. – Поздравляю вас, коллеги, мы на правильном пути! - Значит ли это, что в манускрипте речь идет о вирусе? – воодушевился Ромео, заинтересованно разглядывая старинные символы. - Или о том, как с ним справиться? – в глазах Кали, обычно горящих и насмешливых, тенью промелькнула неуверенность. Анна мотнула головой, золотой кулон на шее тускло блеснул на свету. - Нет, не думаю… Здесь идет речь о гибели народа, древнего и могущественного, легендарного, ушедшего в небытие, ожившего в старых мифах…- она поднесла пальцы к виску, словно пытаясь что-то вспомнить, потом махнула рукой. – Я же говорю: завтра смогу обо всем сообщить в деталях. Шеф, я приеду где-то к полудню. Полковник Бенкендорф кивнул, пряча в непроницаемых глазах гордость за свою маленькую девочку, такую хрупкую и нежную, но в то же время самую умную на свете. А еще так невыносимо похожую на свою давно умершую мать – единственную женщину, сумевшую покорить сердце солдата, и навсегда оставшуюся в нем жарким пламенем вечного огня. … «Господи, дай сил! Еще немного, совсем чуть-чуть, одну крошечную капельку – и ее, казалось бы, достаточно, чтобы выдержать это…» Застегивая одну за другой фигурные пуговицы, Анна едва скрывала ту бурю чувств, что штормовыми ветрами метались в душе. Подумать было страшно, как бы она отреагировала, увидев Владимира среди своих друзей и коллег, когда шагнула в рабочий отсек. Наверняка, сползла бы вниз по стенке, судорожно глотая слезы! Кто смилостивился над ней, подсказав сначала забежать в кабинет отца, кто заставил бросить мимолетный взгляд на его рабочий стол и там, среди кипы совершенно неважных документов увидеть личное дело нового сотрудника под псевдо «Барон»? Сама судьба, не иначе, вела ее сегодня, помогая, поддерживая, не давая оступиться в такой решающий момент. Девушка вздрогнула: приветствуя сотрудников, она заметила бледное лицо Корфа, но встретиться взглядом с его серыми глазами так и не смогла. Что же он скажет теперь? Окатив ледяной волной презрения, сощурится и рассмеется? А может, наоборот, с уважением в голосе скажет: «Никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь, Аня»? Или, тихо подойдя, притянет к себе, прикоснется ладонью к волосам и… Об этой последней опции думать совершенно не хотелось. Вернее, Анна была бы не против такого поворота событий… Слишком уж не против, оттого и гнала подобные мысли прочь! Ведь это совсем не дело: вот уже второй раз за этот сумасшедший день она мечтает оказаться рядом с тем, кого всегда опасалась и пыталась сторониться. Почему? Ответ, припорошенный горечью старых ссор и непонимания, сейчас казался совершенно невозможным, невероятным. Владимир, еще раз глубоко вдохнув, подошел к командиру: - Александр Христофорович, разрешите обратиться? - Я Вас умоляю, Барон!... – Шеф устало закатил глаза, отсекая выражением лица, будто сталью клинка, все ненужные разговоры. – Ну что Вам хочется услышать, Владимир? Что Ваш отец воспитал мою дочь? Да, это так. Я в курсе, что у вас с Куклой складывались не лучшие отношения, но здесь не детский сад, а серьезная правительственная организация, секретное военное подразделение, если хотите. Анна! Он подозвал Куклу и, приподняв рукой ее подбородок, заглянул девушке в глаза: - Работать бок о бок с Бароном для тебя проблема? - Никак нет. – Ее серебристый тихий голос прозвучал уверенно, с достоинством взглянув на отца, Анна четко произнесла. – Я сочту за честь служить вместе с подполковником Корфом. Еще что-то? Бенкендорф почти незаметно улыбнулся, хмыкнув в ответ: - Вот и отлично. Будете напарниками, – переведя взгляд с дочери на Владимира и обратно, усмехнулся, уже открыто. – Это всё, свободны! Замершей в глазах Шефа хитринки уже не заметили двое молодых людей, чуть ли ни в один голос выдохнувшие: - Так точно! *** - Снег пошел! – девушка выставила маленькую ладошку, ловя первые ажурные снежинки, а потом подняла голову, рассматривая темное ночное небо. - И долго ты будешь за ним прятаться, Аня? – Корф, изогнув темную бровь, не сводил глаз со своей названной сестры. Уголки ее губ задрожали, пряча улыбку: - Нет, теперь у меня уже не получится… Поддев носком модельного сапожка кленовый побуревший листок, красавица подняла голову, сверкающий теплый взгляд пересекся с серым холодным, белым облачком пара вырвался из груди тихий вздох: - Ой… А я сегодня без машины… Ты домой? Подвезешь? - Конечно. Пойдем! - Владимир подхватил Анну под руку. – Ну вот, снова поскользнулась! Вечно мне тебя ловить! В его низком голосе не было раздражения, скорее уж чистая и искрящаяся, как первый снег, радость. Впорхнув в салон, Анна удобно расположилась там, кутаясь в мех воротника. - Что именно ты хочешь знать? – склонив голову, она смотрела в упор на его благородный профиль. - Всё! -Исчерпывающий ответ… О папе? О работе? - Всё и обо всём, - повторил Барон, - начать можешь с того, откуда ты у нас взялась. - Взялась?! – девушка едва перевела дух от возмущения. - Я что, книга, собака, неприятность, которая откуда-то берется? Ну ладно уж, объясню тебе, солдат! Последнее слово девушка произнесла, явно копируя его пресловутое «ботанка», заведомо любопытствуя, как же поведет себя Владимир. Он оправдал надежды: повел себя достойно. «Возможно ли иначе? – пронеслось в мыслях. – Он же – Корф!». Рассматривая огни ночных витрин и причудливо кружащие в свете фонарей снежинки, Анна хихикнула: - Видел бы ты своё лицо, когда я вошла сегодня! Совершеннейший шок! - Да уж… Это было… неожиданно… - стараясь поточнее подбирать слова, Владимир еще раз пережил тот миг, когда знакомый до боли нежный голос воплотился в прекрасное видение, окутанное маревом золотистых пушистых волос, которое оказалось его запретной мечтой, а еще – той самой всезнающей и незаменимой Куклой, чье имя в последнее время в Отделении вспоминали чуть ли не ежеминутно. Он подумал тогда: «Пропал ты, Барон, вот теперь уж точно – с контрольным выстрелом и наповал!» Та мысль сейчас просто обожгла своей очевидностью: если он и раньше не мог заставить себя забыть маленькую нимфу отчего дома, то работая с ней рядом, в паре, деля на двоих опасности, празднуя победы, и вовсе сойдет с ума. Если, конечно… Если не завоюет свою холодную красавицу… Странно, но впервые за всю мучительную историю своей первой и последней любви эта идея не показалась Корфу кощунственной. Бросив на девушку быстрый взгляд, он усмехнулся своим мыслям: «Да не такие уж мы с ней и разные!» А она как раз начала рассказ: - Так вот, мой отец учился вместе с Иваном Ивановичем. Представляешь, папа тоже историк. Ну… мог им стать… - Анна прикрыла рот ладошкой. – Только после второго курса его исключили из университета… За что – не спрашивай, ТАКИХ подробностей папА не открывает даже мне. Дядюшка, кстати, тоже. Потом горе-студента призвали в армию, где он и понял, что его судьба – военная карьера. Но с твоим отцом дружбы не прервал. И потому когда… умерла мама, Иван Иванович и Вера Владимировна сразу же согласились забрать меня. Тихий голос девушки не дрогнул, но в глазах на короткое мгновение блеснули звездочки слез, и сердце Владимира тут же едва не остановилось, истерзанное ржавчиной боли той, кого беззаветно любило. - А почему Шеф не оставил тебя у себя? – он попытался немного отвлечь свою малышку от мрачных мыслей, и она тут же собралась, серьезно взглянула на сидящего рядом мужчину: - Тогда папа служил в разведке, я могла стать для него и обузой, и… - она запнулась, но Корф, слишком хорошо знакомый с реалиями подобной службы, сам продолжил: - И мишенью, так? Она сдвинула плечами: - Не знаю… Думаю, отец этого боялся. Потому и решил порвать со мной отношения на долгие годы. Вернее, не порвать, нет, я знала о нем, Иван Иванович рассказывал мне о родителях, о том, что у отца важная и опасная работа, что только это и удерживает его вдалеке от меня. Я слушала и плакала по ночам, мечтая, чтобы папа пришел и забрал меня… - Тебе было у нас плохо? - Нет, что ты! Просто грустно… А иногда, - Анна вздохнула, по старой привычке покручивая тонкими пальчиками изящное колечко, - бывали времена, когда ты вел себя просто невыносимо. Тогда до боли хотелось уехать… Владимир, почему твоё отношение ко мне так переменилось сейчас? Она вскинула глаза, пытаясь найти в вечном холоде его взгляда честный и понятный ей ответ. Барон резко нажал на тормоза, в последнюю минуту заметив красный на светофоре, и, на секунду потеряв равновесие, девушка вцепилась в рукав его пальто. - Это из-за службы? Ты перестал смеяться надо мной, потому что нам предстоит общее дело, да? - Глупенькая! – Владимир покачал головой, - глупенькая ты моя, глупенькая… «Ты и я – половинки, ты и я – две кровинки, ты и я – долгих странствий тихий берег…» - неожиданно послышалось из притормозившей рядом машины. - Только не говори, что всегда хорошо ко мне относился! – недовольно протянула Анна. – Ты никогда не был мне заботливым братом… Владимир!!!! Она испуганно взвизгнула, когда, резко нажав на газ, Корф буквально полетел дальше по освещенному проспекту: - Ты сумасшедший? Так даже я не езжу! – ее пальцы нервно дрожали, когда рука потянулась убрать со лба золотистый завиток. – Тебя часом ни в какой операции не контузило? Еще сильнее надавив на педаль газа, Барон процедил сквозь зубы: - Я никогда не был и никогда не буду твоим братом! - Резонно… - взгляд девушки потух, - значит, всё дело в том, что мы теперь просто напарники… - Не вздыхай так разочарованно, Ань! – тут же успокоился Владимир, - грусть тебе не идет. Молодой человек притормозил и дома профессора Корфа. Как же он все-таки солгал только что! С мимолетной грустью в глазах, с затаившимися в прозрачной синеве слезинками – она была восхитительна, сногсшибательная, в сотни, тысячи раз сильнее желанна. Не испугается ли она, если сейчас узнает, что на самом деле он чувствует? Не оттолкнет ли? Сегодня впервые за столько лет укрепился хрупкий хрустальный мост, переброшенный жизнью между их душами. И что бы ни произошло – Владимир не позволит его разрушить. Теперь уже нет. Никогда. - Ты идешь? – девушка, согревая дыханием озябшие ладошки, направилась к крыльцу. - Я скоро, попроси Варю сварить кофе, - небрежно бросил Корф и нервно вынул из бардачка бог весть когда оставленную там пачку сигарет. Как и обещала, Анна приехала к полудню, принеся с собой на кончиках золотистых завитков уже настоящую зимнюю свежесть. Невнимательно взглянув в ее сторону, Связной поправил очки: - Куколка, что, сейчас в моде белая тушь? - Нет, ну я не устаю тебе удивляться, - Ромео, отставив чашку с горячим чаем, в два движения оказался возле девушки и помог ей раздеться, убирая в угол шубку, - это у нее иней на ресницах! Там уже зима! Сверкнув ослепительной улыбкой, Кукла кивнула. - Спасибо, Саш, - и огляделась по сторонам. Предупреждая возможные вопросы, хмурый Репнин, не вставая, махнул рукой: - Все на месте: Кали наблюдает за своими вирусами, а Барон у Шефа. - Через пять минут всех нужно собрать в конференц-зале. Я перевела манускрипт, и, полагаю, с его содержанием вам тоже надо ознакомиться. Ее голос звучал уверенно и четко, легкая улыбка застыла на губах, в сияющих серых глазах, движения были легки, а плечи гордо расправлены. И никто не видел, как на самом деле девушка безуспешно пыталась победить в душе собственных, так долго и больно мучивших ее демонов. Один из них сейчас сидел за рабочим столом и внимательно всматривался в ее лицо из-под опущенных ресниц – верный друг, прекрасно знающий ее, почти всегда понимающий, что таится за ее словами и действиями, прошедший рядом с ней несчетные трудности, но так и не сумевший до конца разгадать ее. Добрый и заботливый, мягкий и податливый, но все же далекий. Михаил… Второй был где-то рядом: Анна чувствовала его присутствие, наполняющее не то что ее саму, а даже воздух вокруг необъяснимой дрожью. О, этот демон был силен и опасен, вечный враг, упивающийся их противостоянием, безрассудно смелый, бесконечно гордый, никогда не стремившийся ее понять и приблизить, и, тем не менее, ставший неотъемлемой частью жизни. Коварный и неумолимый демон с серым стальным взглядом, непокорный, непокоренный. Владимир… - Кукла? Почему так поздно? – отец никогда не показывал ни малейшего снисхождения к ней. Вот и сейчас его взгляд был строг и не сулил ничего доброго. - Я снова в строю! – отчеканила Анна, но вдруг прелестный носик сморщился, губки капризно надулись, - Едва удалось сбежать с заседания кафедры, сослалась на плохое самочувствие. Но я не опоздала! Никак нет, Шеф! Она с важным видом подняла указательный палец и спрятала в золотистых локонах тихий смешок – именно в этот момент часы на стене пробили полдень. Владимир, чуть ли не скрипя зубами, заставил себя отвести глаза от любимой девушки. Разрумянившаяся на первом морозе, в расстегнутой легкой кофточке, под которой виднелось платье с совершенно неприличным вырезом, Анна улыбалась, и эта улыбка, ясная, чистая, отозвалась обещанием сладости в сердце Барона. Но он слишком долго прятал свои истинные чувства – так долго, что давно успел привыкнуть к этому. Даже теперь в застывшем выражении лица и тенью не промелькнуло так желающее сорваться с губ «Люблю тебя…». Подойдя к столу, он одной рукой придержал кожаную спинку кресла своей напарницы: - Анна… - учтиво склонил голову, потом резким жестом поправил челку. - Ну, какие новости!? – от двери послышался нетерпеливый голос Калиновской. Кукла извлекла свернутый в трубочку манускрипт и вздохнула: - Честно скажу: новости неутешительные… *** Перебивая неторопливое чтение, Связной выдохнул: - Так и до инфаркта недалеко, - он глотнул минералки, - я уж было подумал, что всё совсем плохо… Александр Христофорович окинул сотрудников таким взглядом, будто вылил на всю команду ушат ледяной воды: - Всё ёще хуже, чем может показаться на первый взгляд. Итак, еще что-то? Дочитаешь, в конце-то концов, Анна? - «… И древние люди, жившие в прекрасной стране, канули в воды седого Океана, и позабыты их подвиги и помыслы, и преданы земле труды рук их, и побеждены великие воины их…» - светловолосая красавица оторвалась от исписанного мелким почерком листа. – Я сразу поняла, как только взглянула на эти символы, что речь идет об утраченной цивилизации Атлантов. Ромео хмыкнул, скрестив руки на груди: - Атлантида? Но это же просто миф. Выдумка античных авторов, которые никогда не ставили перед собой цели изобразить реальные события, а просто сочиняли красивые сказки в подтверждение своих теорий! Или... нет? Репнин авторитетно напыжился: - Не совсем: существование некой протоцивилизации уже почти доказано учеными. Так что, скорее всего, Атлантида – не вымысел. - Хм… - Бенкендорф приподнял бровь, - а вот профессор Корф считает, что это псевдонаучная чушь. Я сам у него интересовался. Анна усмехнулась: - Да… - но вдруг подобралась, выровняв спинку. – И он прав! Наши знания об Атлантиде – просто миф. Ее слова были, пожалуй, абсолютно неожиданными – сейчас, в этой комнате, в этой ситуации. С достоинством обведя взглядом присутствующих, девушка продолжила уже спокойно: – Основные сведения, на которые опираются современные исследователи феномена Атлантиды, основаны на диалогах Платона, в которых идет речь о прекрасном острове, оплоте цивилизации, существовавшем за девять тысяч лет до времен самого Платона. Откинувшись в своем высоком кресле, полковник прикрыл глаза, будто погружаясь в глубокие воды своих воспоминаний, знаний, полученных когда-то и призабытых, но теперь извлеченных из самых дальних уголков столько всего хранящей памяти. - Именно так у него и написано… - всегда строгий тон сделался мечтательным, слова лились речитативом, как песня древнего эпоса. - «…Существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геракловыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию, вместе взятыми… На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возник великий и достойный удивления союз царей, чья власть простиралась на весь остров… они овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении»… Наклонившись поближе к коллегам, Алекс прошептал: - Он что, весь диалог на память знает? - Я же давно говорил: наш Шеф – уникален! – Репнин с важным видом приложил палец к губам, призывая всех внимательно слушать. К тому же полковник Бенкендорф пока не намеревался останавливаться: - «Позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений… Атлантида исчезла, погрузившись в пучину. После этого море в тех местах стало вплоть до сегодня несудоходным и недоступным по причине обмеления, вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший остров». - Всё это так. И мне тоже известно, - спрятав вьющийся сияющий золотом локон за маленькое ушко, Анна покачала головой. – И вопреки авторитету греческих авторов, я полагаю, что эти сведения о цивилизации атлантов несколько недостоверны. Таким образом, Великий Потоп, воспоминания о котором перекочевали чуть ли не во все древние культуры и отразились в большинстве известных современности мифологий, - такая же выдумка, как, скажем, представление греков о потустороннем мире или события индийской Махабхараты. - Чего? – презрительно скривившись, переспросил Романов. - Расслабься, Монтекки, ты на трезвую голову не повторишь! – по старой привычке скрываясь за ослепительной улыбкой, Кукла опустила глаза. - Я не хочу сказать, что исчезнувшая страна не была поглощена водой. Но моё мнение таково: всё это произошло уже гораздо позже гибели самой цивилизации, и выжившие атланты наблюдали сей процесс со стороны. Именно благодаря их усилиям кое-какие данные дошли до современности, хотя, надо признать, в весьма недостоверном, я бы даже сказала – исковерканном виде. И эта рукопись, - она аккуратно положила пожелтевший артефакт на середину стола, - без сомнения атлантического происхождения. Символы на ней частично напоминают египетские иероглифы, частично – клинопись древних шумеров, что лишний раз доказывает вероятность некого влияния на эти культуры, на эти столь развитые для своего времени цивилизации неизвестной внешней силы. - Атлантов? – осторожно поинтересовался Фрейд, придвигая к себе манускрипт. Кукла утвердительно кивнула и забрала древний документ. - Плохо то, что непосредственно в нем никаких сведений о нашем вирусе нет. Есть косвенное напоминание о хвори, сметающей всё на своем пути, покоряющей народы и не ведающей ни одного способа излечения. Недовольно сведя брови, Кали встала и отошла к окну, не обращая внимания на окружающих, нервно закурила. - Тогда где же искать эти данные? Сколько еще времени понадобится на их установление? Я не могу с точностью до дня сказать, когда возможно начало массового заболевания, но это будет скоро. Очень скоро. Во всеобщей тишине было отчетливо слышно лишь тихое тиканье часов – минута за минутой, шаг за шагом приближающих роковое мгновение. Голос Анны в этой трепетной тишине раздался неожиданно громко: - Наш манускрипт нашли во время раскопок в юго-западной части Греции, так?- осторожно начала девушка, - Я могу предположить, что среди обнаруженных там же находок есть ряд других документов, именно о них идет речь здесь. Она резко повернулась к отцу. - Шеф, ведь это не единственная рукопись, верно? Есть еще, и мне необходимо на них взглянуть. Все сотрудники Отделения, словно по приказу, перевели взгляд на своего командира. Все, кроме одного. Не отрываясь, Барон смотрел на Анну, впитывал ее жесты и плавную уверенность движений, запоминал каждой клеточкой, как маленькие губки произносят слова и расплываются в лучистой улыбке, от которой внутри всё дрожит и замирает. Вот такая – с сияющими глазами, восторженным лицом, осознающая силу своих знаний и с готовностью делящаяся этой силой, - она была сейчас еще чудесней, чем прежде. Наука, так филигранно вплетенная в жизнь Анны, одухотворила ее нежные черты, делая девушку еще желаннее. С трудом сосредоточившись на словах Александра Христофоровича, Владимир несильно ударил ребром ладони по столу, привлекая внимание: - Этим займусь я! *** Полковник Бенкендорф одобрительно кивнул, внимательно выслушав предложение своего нового сотрудника. Он уже знал, что не ошибся, выбрав сына Ивана Корфа, самого верного, самого близкого своего друга. Несмотря на молодость, Владимир был известен немалым опытом и компетенцией во многих вопросах, связанных с разного рода военными операциями, побывал чуть ли не во всех горячих точках и уж точно мог пригодиться сейчас. Отвлекаясь от размышлений, он переспросил: - А если не получится? Корф пожал плечами: - Попробовать все-таки стоит. Мне понадобятся две вещи. Во-первых, помощь Ромео при отключении сигнализации; я мог бы сделать это и сам, но времени в обрез. Во-вторых, четко налаженная связь: я не знаю, что именно брать, потому буду советоваться с Куклой. - А этого хватит? - Шеф взглянул со скепсисом. - Вполне. - Нет, подождите! – в серых глазах дочери командира промелькнул испуг. – Это безумие! Афинский музей слишком серьезно охраняется, чтобы идти туда в одиночку. Ответом ей была кривая усмешка, левым уголком рта, враз сделавшая Барона самоуверенным и каким-то… диким, необузданным… Человеком, которого невозможно остановить. Он, сплетя пальцы в замок, раздельно произнес: - Какая глупость! – и развернулся к коллегам. – До завтра всё будет готово? В Третьем Отделении не привыкли откладывать на потом важные дела, здесь не обсуждались приказы и не поддавались сомнениям предположения. Разумеется, до завтра всё будет готово. Корф удовлетворенно заметил про себя, что эта служба ему начинает нравиться. - Тихо, тихо… - прошептала Анна, поднося палец к губам, и молодой человек замер у монитора. Возможно, это была лишняя предосторожность, звук в крошечном наушнике едва ли мог услышать кто-либо, кроме Владимира, и все же девушка безумно боялась, что его обнаружат и схватят. Затаив дыхание, она наблюдала за отдаляющимися фигурами вооруженных охранников и надеялась, что ее страха не заметит сосредоточенный Ромео. Ведь в маленьком фургончике царил полумрак, а мерцающие огоньки аппаратуры не были достаточно ярким источником света. - Всё в норме. – Голос Барона по обыкновению своему был спокойным и ровным. – Я иду дальше. Романов усмехнулся, кивнув в сторону экрана: - Профессионал! Но мысли Анны сейчас летели туда, в залы с высокими потолками, заставленные древностями, они кружили рядом с самым близким, как столь не вовремя шепнуло глупое сердце, человеком. В наушниках раздался тихий скрип, и картинка поменялась. Владимир, наконец, добрался до цели. - Барон! Это и есть нужный зал! – Кукла пододвинулась поближе, чтобы не упустить ни одной детали. - Да, я понял. Что надо брать? - Видишь рукописи слева? Подойди. Только… поосторожней… Негромкий смех. И тишина. А для слуха взволнованной девушки и легкие шаги по паркету, кажется, раздаются громовыми раскатами. Ему там весело, а она… Анна с трудом удержала тяжелый вздох. Она ведь должна была остаться дома, руководить поиском рукописей оттуда, благо, техника позволяла. Связной уже всё наладил, когда в последний момент дочка Шефа заупрямилась и заявила, что едет в Афины вместе с напарником. Тогда Фрейд лишь фыркнул: - Вечно ты желаешь всё контролировать! А Кали что-то пробормотала про отцовские гены. Зря… На самом деле Анна безумно, до одури боялась за Корфа и просто не смогла бы находиться настолько далеко. Сейчас он был в музее, один, связанный с нею лишь тонкой ниточкой радиоволны. Вынужденный подобно вору пробираться в незнакомое здание в чужой стране, чтобы спасти сотни, тысячи, а возможно – сотни тысяч людей. И если его схватят – тут же обойдутся, как с последним вором. Либо сдадут властям, и своя страна, ради которой он в очередной раз рискует жизнью, никогда не признает его, тут же отвернется. Либо вообще не станут церемониться и… «Нет! С ним всё будет хорошо!» - девушка оборвала себя и снова взглянула на монитор: - Барон, наклонись, я рассмотрю символы получше! *** Владимир приблизил крошечную камеру к застекленному стенду, а сам осмотрелся. Еще одна ловушка для охотников за музейными экспонатами. На сей раз не обычная сигнализация – тонкая паутинка лазерных лучей подсвечивала стекло. - Ромео, ты сможешь это устранить? - Пытаюсь, - Алекс ответил немного раздраженно. Стало быть, не всё шло так гладко, как хотелось бы. - Просто здесь очень грамотная программа. Система безопасности с двойной защитой. Но я уже работаю над вторым уровнем. Я скоро! - ОК. Жду. Он застыл, давая Кукле возможность получше изучить старинные надписи. Подполковник Корф не привык поддаваться панике и в более щекотливых и опасных ситуациях. Но здесь и сейчас чувствовал себя необычно уязвимым. Время, как песок, ускользало сквозь пальцы. Бесчисленные камеры наблюдения удалось блокировать только на двадцать минут, и эти самые минуты немилосердно истекали. Музей охранялся гораздо лучше, чем могло показаться на первый взгляд, и эту, в общем-то, неприглядную ситуацию усугубляло присутствие Анны. Что произойдет, если Владимиру придется схватиться с вооруженными охранниками? Даже при условии, что он и перебьет их всех (не то чтобы Барон сомневался в своих возможностях, но быть слишком уж самоуверенным офицеру тоже не пристало), захочет ли после этого Анна хотя бы смотреть в его сторону?! Его маленькая девочка… Такая хрупкая, нежная, прекрасная… Чистая небесная лилия… Или белоснежная роза с замершими на лепестках капельками росы – подпустит ли она к себе чудовище, на ее глазах пролившее чужую кровь? Даже если другого выхода и не будет… - Владимир, я поняла, что нам нужно! – взволнованное дыхание его красавицы смешалось со словами. В этот момент почти невидимая лазерная сетка погасла, и Ромео довольно сообщил: - Access allowed! Стараясь действовать как можно более бесшумно и не повредить тонкий материал защитных перчаток, Корф снял тяжелое стекло и отставил в сторону, бросив быстрый взгляд на часы. Четыре минуты. А потом охрана увидит на соответствующем мониторе не застывшее изображение зала с манускриптами, а то, что происходит здесь на самом деле. Увидит ЕГО. Надо спешить! Он собрал указанные Куклой древние рукописи и спрятал в специальный футляр. Тонкие и потемневшие, они, казалось, вот-вот рассыплются от одного прикосновения грубых пальцев. Первый, второй, третий, четвертый, пятый свиток – такие безобидные на первый взгляд, но такие смертоносные… Сколько жизней унесло в вечность после одного прикосновения к каждому из них? Анна затихла на том конце, затаила дыхание, но он знает, что она переживает за него. И беспечный Ромео, сейчас насвистывающий нечто легкое, всего лишь скрывает свое волнение. Последний манускрипт. Две минуты. Уже меньше… Как шелест ветра в липовой листве: - Барон, время!.. Стекло уже некогда ставить на место. Полумрак дверного проема. Пустой зал – экспозиция на реставрации. В висках пульсирует сгустками крови: «Быстрее, быстрее, быстрее!» - и карта здания словно разворачивается перед глазами. Знакомое ощущение… В моменты, подобные этому, организм походит на сверхточный компьютер: никогда не дающий сбоя, никогда не ошибающийся, не имеющий права на ошибку. Вот дверь. Выход. Успешное завершение операции. Всего пять… нет, шесть шагов и… Протяжный вой сирены. Его засекли. Слишком поздно. Топот охраны раздается уже совсем близко. И, увы, отвлекшись, он не слышит испуганного шепота Анны: «Господи, Володенька!..» Темный силуэт впереди – единственная преграда между ним и непроглядной южной ночью. Тоже охранник? Сотрудник музея? Какая разница! Пальцы привычно сжимают рукоятку ножа. Этот человек что-то спросил. По-гречески? К черту! Крик незнакомца растворился в предсмертном хрипе, захлебнулся, утонул в крови, мутным фонтаном бьющей из горла. Всего несколько секунд – и погасла в небесной вышине еще одна звезда, чья-то маленькая жизнь. *** - Господи, Володенька… - помимо воли сорвалось с губ. Тут же девушка бросила испуганный взгляд на Ромео. Услышал? Заметил? Понял, что, кому и КАК она только что сказала? Кажется, нет… Впрочем, мог сделать вид, что это не его дело. Анна зажала рот ладонью, чтобы чувства, лишь недавно понятые, не рвались в дрожащий напряжением воздух слишком рьяно. Зачем ей так волноваться? Ведь он солдат! Он наверняка десятки раз бывал в подобных ситуациях, когда несколько секунд решают всё. Но, не слушая голоса разума, заглушенного бешеным стуком сердца, Кукла была сейчас там, с ним, бежала шаг в шаг, след в след по темным коридорам и слабо освещенным выставочным залам, отсчитывая секунды от дикого воя сирены сигнализации, искала глазами спасительный дверной проем. - Боже мой! – всё же не удержала вскрика, когда кто-то преградил выход. Зрачки расширились, выдавая ужас. Всё, что было потом, - и тусклый блеск стального лезвия, и пятна крови на микрокамере, и донесшиеся до слуха предсмертные стоны, - всё воспринималось лишь через призму того, что Владимир по-прежнему жив. ЖИВ! Не это ли самое главное?! - Барон, сзади! Как же в этот миг она завидовала собранному и спокойному Романову! - Вижу. Спасибо. – Его бархатный голос немного охрип, наверное, от быстрого бега. Гром выстрелов немного приглушили помехи, сквозь треск и скрежет слова подполковника Корфа (это был именно он, а вовсе не ее сероглазый демон Владимир!) прозвучали приказом: - Вы едете в гостиницу! Я буду позже. Всё под контролем! А потом наступила тишина. - Барон!? Ты там??? – Анна не поверила собственным ушам – настолько жалким показался ее испуганный голосок. – Чертов Связной! Почему его штуки не работают? - Успокойся, Кукла, - Романов снял наушники и проскользнул в кабину. - Но… но ведь ничего не слышно… - выговорила девушка непослушными губами и тут же одернула себя: «Так нельзя! Слишком близко к горлу, к голосу подобрались предательские слезы». Алекс, тряхнув головой, завел двигатель. - Долгорукий ни при чём. Все его «игрушки» работают безотказно. Это… Барон уничтожил передатчик, чтобы по нему на нас не вышли. Анна заметила, как холеные руки гениального компьютерщика Третьего Отделения нервно сжимают руль. Романов тоже волновался… *** Свежий морской воздух уже начал наполняться дневным жаром. Последние звезды упали в воду, сгорая, и их золотистый пепел осыпался, окрашивая пенные волны красками рассвета. Где-то там, на востоке, приветствуя своего солнечного венценосного бога, румяная Эос уже окропила травы утренней росой, и белоснежные кони роют копытами пух облаков в нетерпении поскорее поднять колесницу Гелиоса над небосклоном. Темнота ночи сменяется прозрачностью, и на самой грани ее дрожит робкая надежда, вот-вот готовая снова скрыться в таинственном и зловещем ларце Пандоры. Светловолосая девушка отодвинула легкую занавеску и оперлась на подоконник, всматриваясь вдаль. - Ты бы отдохнула… - раздалось сзади, сочувственно и несмело. О, только не это! Сочувствием ее беде сейчас уж точно не помочь! - Я не устала, Ромео. Спасибо, но… я подожду. Еще… - Послушай, Кукла, - голос Романова стал решительнее, - я понимаю: ты боишься, что всё повторится, что твой новый напарник погибнет, как и Каин! Я знаю, что ты сильно привязываешься к людям. И это нормально. Но иногда… Аня, я понимаю… - Ничего ты не понимаешь! – резко оборвала его речь. – Не надо строить из себя Фрейда, Саш, тебе не идет. Просто… от Барона сейчас зависит многое. Если к нам не попадут эти манускрипты… - Ой, только не говори, что тысячелетние бумажки для тебя важнее, чем жизнь друга! – Романов покачал головой, в чем-то осуждая девушку, в чем-то жалея. – Кому ты врешь, Куколка? Действительно, кому?.. Хорошо, что Сашка не увидел в полумраке ее горькой улыбки. Да разве она сейчас вспоминает об этих артефактах, будь они неладны, о древнем вирусе, о долге службы?! Просто мир меркнет, и тьма поглощает уже зарождающийся на востоке солнечный свет – стоит лишь представить, что где-то там Владимир, возможно, арестованный, раненный… или… убитый… Нет, он не может умереть, он ЕЕ Владимир! Только ее!!! Анна метнулась к двери и остановила Ромео предупредительным властным жестом. - Не надо. Я просто пройдусь… Подышу свежим воздухом, пока окончательно не обосновалась эта несносная жара. А ты побудешь в гостинице? - Конечно, Барон скоро вернется. - Хорошо бы… - она стиснула зубы, сильно, почти до скрипа, загоняя назад в душу слезы, и боль, и страх. – Вы с ним… поосторожней… Рукописи могут ведь нести наш вирус…- заглушая сердце, вытолкнул холодный разум, - без защитных перчаток не работайте. Александр ответил: что-то утвердительное. Но слова глухо ударились о захлопнутую дверь. Девушка спустилась вниз и огляделась: в холле никого. Только недопитый кофе на столе у ресепшена и стойкий терпкий запах молодого вина. Но это нормально. Здесь его пью вместо воды. На улице соленой сухостью застыл ветер, так, что даже маленький легкий лепесток не шелохнется… И безумно хочется плакать! Убежать подальше, забиться в самый укромный уголок, словно в детстве, скрываясь от жестоких насмешек, и затаиться. Не разбирая дороги, Анна побрела вперед. Незнакомые дома и кварталы сменяли друг друга, мысли блуждали далеко, и совершенно не советовались с ними уже успевшие устать ноги. Только громкий сигнал автомобиля, резанувший слух, заставил девушку придти в себя. Она так и застыла на проезжей части, не в силах шагнуть на обочину, огромные глаза, не отрываясь, смотрели на приближающуюся машину. Вот уже и первые рассветные лучи блеснули на лобовом стекле, вот блеснули обозленные глаза водителя, отчаянно машущего ей рукой. Лишь пара секунд, но она, как в замедленной съемке, переживала всё бесконечно долго, всю свою жизнь – без сил сделать спасительный шаг… Пока чья-то сильная рука не потянула ее на себя – такая родная, такая знакомая… Анна подняла глаза, в которых еще сверкали морозные льдинки страха, и посмотрела на своего спасителя. Слабо улыбнулась ему… Это впервые серый взгляд не пугал холодом, а согревал и успокаивал. - Владимир… Слава богу… - тихий голос утонул в жаркой волне его тепла, когда девушка прижалась к широкой мужской груди. Его ответ сорвался с губ, протяжный и глухой, как отдаленное эхо, повторяющее чужие слова: - Анна… - он приобнял ее за плечи и отстранился. – Ну что ты творишь? Под машину броситься решила? Уголки губ слегка дрогнули, нехотя разрешая своему хозяину пошутить: - Неужели из меня такой плохой напарник, что ты решила свести счеты с жизнью? - Не смешно! – Анна насупилась, отодвигаясь. – Где, любопытно, этот самый напарник был всю ночь? Да еще с ценнейшими рукописями! Владимир беспечно отмахнулся. Не станет же он рассказывать, как вынужден был раствориться в ночной тени, пройти незамеченным и не услышанным через открытый двор музея, миновать приехавшую по тревоге местную полицию там, где, казалось, и комар не пролетит? Не напугает же он свою храбрую девочку воспоминаниями о том, как снова пришлось убивать – бесшумно, быстро, метко – так молния бьет в землю чистым небесным огнем. Корф нахмурился и вынул из-под полы кожаной куртки спрятанные в чехле свитки. - Вот твои древности. Уберег, не бойся… Но Анна молчала. Молчала и не поворачивалась к нему. Застыла в светящемся утреннем воздухе, будто мраморная статуя миниатюрной и невыносимо гордой античной богини. Даже золотистые вьющиеся локоны не шевелились – ветра ведь не было! Засунув чехол с манускриптами обратно, Владимир мягко развернул красавицу к себе и обхватил ладонями бледное личико, почему-то оказавшееся мокрым от слез. Строго свел брови, стирая тонкими пальцами влагу. - Не надо, Аня… Прекрати… Зачем? – но слова сами замерли, когда девушка подняла свои чудесные серые глаза и встретилась с ним взглядом. - Я очень испугалась, что ты не вернешься… - тонкие пальчики прикоснулись к его щеке, - неудачная была идея – сделать нас напарниками… Я же теперь всегда буду… смертельно за тебя бояться… - А вот это зря, - Владимир наклонял голову всё ближе и ближе к ее лицу. – Я вернулся. И вернусь, что бы ни произошло… Я всегда буду возвращаться… Анна боялась даже вздохнуть, но короткий всхлип вырвался сам собой. А в следующий миг Барон прижал девушку, легко прикоснулся поцелуем к ее губам и тут же отпрянул. Он попытался прочесть приговор своей дерзости в растерянном лучистом взгляде, настойчиво всматриваясь в самую его глубину. Так и хотелось, еще сильнее сжимая в ладонях белокурую головку, прошептать: «Вся моя жизнь принадлежит только тебе… Только бы ТЫ была рядом! Только бы ты любила меня…» Но смелости для подобных признаний катастрофически не хватало. И тогда, окончательно теряя голову, мужчина снова склонился к желанным губам, властно заставил их приоткрыться, и Анна чуть не задохнулась от требовательного глубокого поцелуя. Он был вихрем, жарким смерчем посреди пустыни, который сметает всё на своем пути, забивая каждую клеточку горячей песчаной тяжестью. Он был ливнем, теплым летним ливнем, электризующим воздух высокими грозовыми раскатами, делающим его неимоверно, немыслимо легким. Эта тяжесть и легкость, одновременно наполняя тело, раздирали, словно непреодолимые противоречия, душу девушки, но в то же время жарко, страстно, неотвратимо соединяли ее с душой целующего Владимира. И это ощущение было волшебство. И эта рассветная легкость была чудо. И эта горячая тяжесть была желание. А всё это вместе – прекрасно-мимолетное, мучительно-долгожданное – была Любовь… *** Повинуясь далекой власти луны, волны прилива всегда откатываются назад, в холодную даль, в темноту морской пучины, медленно оставляя обласканные пеной камни и прибрежный песок. Так же медленно, с еле слышным полустоном Владимир отстранился, не выпуская Анну из объятий. Девушка всё еще дрожала. Неужели испугалась? Привычная бледность щек сменилась легким румянцем. Густые реснички трепещут, смущенно опущенные. Почти незаметно подрагивают припухшие губки. Как же она невыносимо прекрасна! Ослепительна! Божественна! - Я…? – его малышка изумленно раскрыла глаза, не веря собственным ушам. – Ты это обо мне? - Конечно… - надо же, засмотревшись на приоткрытые манящие губки, даже не заметил, как произнес это вслух. – Ты не веришь? Анна робко улыбнулась, растерянно отводя глаза: - Я… не… знаю… Мне никто такого не говорил… Ну… то есть… мне делали комплименты по поводу внешности! Но… не так… Она окончательно смешалась, боясь поднять взгляд на своего названного брата, в один миг ставшего другим, совершенно незнакомым. Не зная, где найти достойный ответ, молодой человек снова прильнул губами к ее губам и, почувствовав, как она крепко обняла его за шею, подхватил хрупкую красавицу на руки. *** Эта духота вокруг просто убивает. Но еще сложнее выносить вязкий жар, окутавший тело, этот груз, сдавливающий грудь, эту постоянную необходимость напоминать себе о том, что надо сдерживаться. Сдерживаться – и не стискивать маленькую девушку, стоящую рядом. Сдерживаться – и не покрывать поцелуями лицо, открытые плечи, тонкие руки, каждый сантиметр, каждый уголок ее желанного тела. Сдерживаться – и запрещать себе снова подхватить ее, кружить и шептать о переполняющих душу чувствах. Владимир еще помнил, как сладко прижимать ее к себе, как бешено бьется ее сердечко, какой музыкой звучат прерывистые вздохи, каким светом лучатся прежде серьезные серые глаза. Он и сам не понял, откуда взялись силы отпустить ее тогда, посреди тротуара уже проснувшегося чужого города. Красавица залилась румянцем, то и дело смущенно поправляя прядь белокурых волос, и без того идеально падающих на плечи, искрящихся в лучах южного солнца. - Аня, нам нужно поговорить, - его тон был строг, но Владимиру стоило немалых усилий выровнять дыхание. Она это знала. Видела. Чувствовала. Она робко прикоснулась к его руке, сжала горячие пальцы своими и улыбнулась – немного натянуто, как ему показалось. - Обязательно! – в подтверждение своих слов Анна легонько кивнула. – Только потом. Сначала предлагаю вернуться в гостиницу. Там же Сашка тоже места себе не находит! Как-то неприятно резануло слух это ее «тоже». Но упрямое сердце отвергло нелепые предчувствия. Теперь ясно, что зря… Он шел за ней, затаив дыхание, наслаждаясь каждой секундой ее присутствия. Он еще помнил вкус ее поцелуев – вкус опиума, сладкое забвение, вечная зависимость, от которой нет ни сил, ни желания избавляться. А она не шла – парила над землей, вся будто созданная из чистого морского воздуха, смешанного со светом и мудростью древних божеств, которой был буквально пропитан этот прекрасный город. Ромео, завидев их, независимо скрестил руки на груди, но не смог скрыть облегчения: - Я уж думал, что операция провалилась! Любишь ты пощекотать нервишки, Барон. - Так получилось, - Корф сдвинул плечами, стащил куртку и аккуратно положил на стол спрятанные в чехол рукописи. - Надеюсь, ты не прикасался к ним? – Романов притворно нахмурился, но взгляд Владимира был непроницаем, а тон, как всегда, холоден: - Разумеется, прикасался, - и, предупреждая испуганные возгласы, - в перчатках. - Вот урод! – в голосе Ромео отчетливо сквозило раздражение на грани злости. Посмеиваясь, Барон похлопал коллегу по плечу и удалился. В ванную. С горечью осознавая, что назойливого компьютерщика не удастся выдворить отсюда. Иначе он бы уже захлопнул дверь и утащил свою малышку в душ, заглушая все возможные протесты поцелуями, пресекая ласками любые попытки оттолкнуть его. Ведь Анна создана для него! Достаточно было раз легко прикоснуться к ее губам, чтобы понять это. Впрочем, может, всё сложилось так, как надо? Пока Романов здесь, он смоет с себя все воспоминания о сегодняшней ночи, боль и усталость, въевшийся в кожу запах пролитой чужой крови, запоздалый терпкий страх – и уже новым, вернее, обновленным вернется к любимой, заставит ее выслушать его, убедит в своих чувствах и вымолит прощение. Иначе просто невозможно! Контрастный душ пришелся как нельзя кстати. Отфыркиваясь и вытирая волосы, Барон окинул взглядом комнату. Куклы не было. Зато Ромео с энтузиазмом сканировал древние манускрипты, попутно что-то внимательно просматривая на экране ноутбука. - Где она? – молодому человеку не пришлось уточнять, о ком речь. Алекс, не оборачиваясь, бросил: - Аня вышла. – Но тут же нехотя оторвался от своего занятия и принял несвойственный ему важный вид. – Послушай, Корф… В самом его тоне проскользнуло что-то, заставившее Владимира собраться и насторожиться. Он вопросительно взглянул на собеседника, приподняв бровь. Ромео предпочел сидеть – и так он, несколько ниже ростом, вынужден был бы смотреть на Корфа снизу вверх. - Скажи, зачем ты это сделал? – прямой вопрос требовал не менее прямого ответа. – Зачем ты убил этого человека? Насмешливо хмыкнув, Барон подошел вплотную к столу и окинул сидящего Романова снисходительным взглядом: - Я принял единственно правильное, по моему мнению, решение. – Его серые глаза зло прищурились, словно перед очередной смертельной схваткой. – И отвечать мне только перед непосредственным командованием. Здесь – перед Шефом, там – перед Богом. А остальные инстанции меня не волнуют! Он уже хотел прервать бесполезный спор, когда, устало вздохнув, Александр протянул: - Понятно… А ведь я не об этом. Ты, Барон, бравый офицер, можешь метать свои ножи, куда заблагорассудится, но… - оказывается, и эти часто беспечные, обычно горящие задором и весельем глаза могут сверкать стальным блеском. – Но – только – не при Анне!!! «Анна…» - ржавчиной резануло по сердцу. Тогда он старательно гнал прочь всякие о ней мысли, чтобы не оступиться, не потерять среди болезненного бреда воспаленного любовью сознания решающих драгоценных секунд. И только сейчас понял: она так нежна и добра, вся – чистый свет, ослепительный, исцеляющий, прекрасный. Как же теперь она взглянет на него? «Глупец!» - раздраженно бросила память, вспыхивая перед мысленным взором блеском смущенных девичьих глаз, только что прикрытых от наслаждения, когда он оторвался от ее губ. Она ответила – робко, несмело, словно впервые растворяясь в жарких мужских объятьях. Значит, она… простила… его?! Простила … ту… смерть… Или… нет? В тот же миг еще одно воспоминание вздрогнуло в глубине души: «Саша тоже переживает…» ТОЖЕ? Неужели и ее счастливый взгляд, и дрожащие на ресницах слёзы, и сладкий поцелуй – лишь оттого, что девушка переволновалась за напарника? Не любовь – сострадание? Вместо радости встречи – растерянность? «Неудачная идея – сделать нас напарникам… Я же теперь буду… смертельно за тебя бояться…» Страх? Тревога? Сочувствие? Что угодно – но только НЕ ЛЮБОВЬ??? Владимир резко отвернулся к двери, пряча от Романова застывшую во взгляде боль за холодной пеленой отчуждения – и вдруг встретился глазами с вошедшей в комнату Анной… *** «Не надо, Господи, пожалуйста, только не это…» - испуганное сердце быстрее застучало в груди. Всего раз, один-единственный, неповторимый, его серые зрачки дарили теплоту солнца. Всего миг – короткий, незабываемый миг – в его руках можно было забыть обо всём. Когда Владимир прильнул к ее губам – само время оборвалось, как жемчужное ожерелье, и осыпалось к ногам мелкими бусинками. Трудно передать, что Анна почувствовала в тот момент, когда сильные руки подхватили ее, прижимая к груди мужчины. Но когда он, извинившись, поставил ее на землю, девушка отчетливо ощутила застывший на влажных губах привкус разочарования, разлившуюся по белой коже боль. И эта боль сейчас покрыла весь мир, ввергла во тьму и холод, заслоняя палящее солнце. Почему он снова ТАК на нее посмотрел? Почему снова дал понять, что она – всего лишь навязанная отцом младшая сестра?! Сестра?.. Нет же, нет!!! Не сестру он целовал сегодня, не давая сделать вздоха! Сестру не называют божественной, не обнимают сладко и запретно… Владимир… Володя, что же ты снова спрятался от меня – за вечными льдами и непроглядными туманами, столько лет разделяющими нас? Анна сделала маленький шаг навстречу, одновременно и бросаясь с головой в этот опасный омут, и смертельно боясь разрушительного равнодушия. «Тот Владимир, спасший, согревший меня сегодня утром… Он дорог мне… Очень дорог. Не прячь, не убивай, верни мне его…» - взмолилась истерзанная душа. Прелестные губки дрогнули, пряча всхлип, с которым не в силах была справиться незаменимая Кукла, дочь Шефа Третьего Отделения, и беззвучно прошептали снова: «Не убивай…» Корф помрачнел и, отговорившись усталостью, скрылся за дверью своей комнаты. Уже там, наедине с собственной совестью стиснул зубы, загоняя поглубже сдавленный хриплый стон, свою непростительную слабость. Будь проклята жизнь, в которой пришлось стать хладнокровным убийцей! Но он сам выбрал свой путь… Будь проклят дурацкий вирус, приведший их сюда, заставивший его сделать всё то, чего любимая, возможно, никогда не простит. Но именно благодаря ему они с Анной сделали первые, несмелые и робкие, шаги друг к другу… Будь трижды проклято его умение читать по губам!!! Будь… оно… проклято… Корф тяжело опустился на кровать, обхватил голову руками и зажмурился, сильно-сильно, до заплясавших перед глазами светлых пятен, которые превратились вскоре в манящее свежестью рассвета нежное лицо любимой девушки. *** Родина встретила холодным зимним ветром и первыми сугробами. За эти несколько дней осень окончательно спряталась в пушистые меха снега, а северные метели припорошили черноту земли и серую грязь асфальта. По-прежнему хмурый, замкнутый и жесткий, Барон кратко доложил о проведенной операции и положил перед полковником рапорт, односложно отвечая на вопросы коллег. Кукла, тоже невеселая и притихшая, молча дождалась окончания совещания, забрала копии рукописей и попросила разрешения уехать. Александр Христофорович кивнул, соглашаясь, и проводил дочь настороженным взглядом. Не так уж и часто серебристые глаза его малышки не излучали струящийся свет, погаснув, как утренние звезды в покрытом серыми облаками небе. В воздухе повисло ожидание снегопада – неловкое молчание, серая вязкая тишина. Дом тоже был буквально окутан подобной тишиной, вернее, погряз в ней, с первой ступеньки, припорошенной недавней метелью, до черепицы на самом верху. Иван Иванович уехал в Вашингтон (то ли очередная конференция, то ли юбилей еще одного научного светила – занятая пирогами Варвара так и не смогла объяснить). - Что у тебя там, Володя? – добрая женщина подозрительно взглянула на его плечо, когда, сморщившись от боли, он резко отпрянул назад. Молодой человек небрежно отмахнулся: - Ерунда… Так, царапнуло… - Бандитская пуля? – Варя понимающе улыбнулась. – Рану-то хоть промыл? - А как же?! - Чем? Перекисью? Йодом? – она покачала головой. – Зеленкой? - Гелем для душа! Всё-то тебе надо знать, Варвара… - прищурившись, Владимир смотрел исподлобья прямо в глаза домработнице. Она только вздохнула: знает же, стервец, что этими своими серыми глазами кого угодно обезоружит! А еще тихим мягким полушепотом. Да разве ж она не слышала, как девчонки-студентки, забегая к профессору Корфу, томно вздыхали, кокетливо наблюдая за его сыном? И Владимир обворожительно улыбался им, сыпал комплиментами, загоняя подальше, как можно дальше воспоминания о той единственной, которая была по-настоящему нужна… Варвара не слыла слишком уж понятливой и проницательной, отнюдь. Просто однажды он вот так же вернулся с очередного задания. И тоже был ранен. И снова, отмахнувшись, заверил, что с ним всё в порядке. А когда она, так и не дождавшись профессорского сына к завтраку, решила лично вытолкать его взашей из спальни и открыла дверь – он уже метался в горячке. Обычно насмешливые губы потрескались, задерживая сжигающий изнутри болезненный жар. Под глазами залегли тени, и пряди влажных от пота волос падали на бледный лоб. И с едва слышным стоном из глубины, от самого сердца вырывалось хриплое дыхание, а вместе с ним – имя, без которого он не мог, да наверняка и не хотел бы дышать: - Анна… Аня… Анечка моя, люблю… Анна… И в тот миг на его почти всегда спокойном, чуточку надменном лице отразилась, отпечаталась, словно фотоснимок, по-детски ранимая душа, полная любви, страданий, отчаянья. Этот хрупкий мимолетный образ, необъяснимо сочетаясь с привычным видом беспристрастного боевого офицера, и был тем самым Владимиром Корфом, которого Варвара знала с детства и любила, словно родного сына. Именно тогда она впервые поняла, насколько ее мальчику нужна Анна. Всегда была нужна. И будет нужна – тоже всегда. Вот и сейчас, как бы мимолетно, невзначай, он несмело спросил: - А… где она? - Аня? В кабинете наша девочка. – Домработница жалостливо вздохнула. – Пока ты был в отъезде, она тоже к подруге на несколько дней моталась. А вернулась оттуда – будто с похорон, не дай господи… Ушла в кабинет, сказала, чтоб не тревожили, у нее серьезная работа. Варвара еще о чем-то охала, сокрушенно качая головой, но это уже было не столь важно. Корф тихонько приоткрыл дверь отцовской библиотеки и затаил дыхание. Подобрав под себя ноги и набросив на плечи старенькую теплую шаль, Анна сидела в кресле у камина и внимательно изучала привезенные манускрипты, сверяя что-то по раскрытым книгам, лежащим на коленях. Ее волосы падали на плечи, а отблески пламени, отражаясь в стеклянных дверцах книжных шкафов, искорками плясали на кончиках золотистых прядей и угасали, осыпаясь на пол невесомым пеплом грусти. Лицо девушки тоже было грустным и немного растерянным. Оторвавшись от работы, она прикрыла глаза рукой, пытаясь отгородиться от всего этого мира. Барону не понравился жест, полный горечи и опустошенности, потому, видимо, он решил прервать молчание. - Работаешь? – глупо задавать вопрос, ответ на который очевиден и предсказуем. Впрочем, ему всегда было тяжело начинать важные разговоры. Вопреки ожиданиям, Анна не взглянула на собеседника испепеляющим взглядом, а просто медленно кивнула, подтверждая. Устала… Бедная девочка, на плечи которой легло таким тяжелым грузом множество чужих амбиций и ролей. Владимир подошел поближе к ней и устроился у стола, опершись руками о его край. - Ну и как? Что-то прояснилось? - Пока нет… - девушка отложила бумаги и учебники. – Этот мертвый язык неизвестен науке в полной мере. Я пытаюсь восстановить значение символов по знакомым элементам других, тоже мертвых языков более позднего периода. Она запнулась и сделала глубокий вдох, а потом произнесла – как приговор своему непрофессионализму: - Это оказалось очень сложно… - Да? Ну, ничего, справишься. – Корф усмехнулся, но, впрочем, Анна не услышала, не почувствовала в его голосе ни намека, ни тени насмешки. И еще она точно знала, что бы ей сейчас помогло. ОН. Его сила восполнила бы ее слабость. Его твердость и хладнокровие вернули бы бодрость ее смягченному усталостью и дремотой телу. Его тепло прогнало бы воспоминание об обжигающих немилосердных льдах. Ну, почему, почему он снова отвернулся, поманив ее глупое сердце минутным капризом, призрачной надеждой? Словно отвечая ее мыслям, Владимир оторвался от стола и опустился на подлокотник кресла. Совсем рядом. Невыносимо близко… - Я хочу знать, Анна… - Что? – красавица уставилась на полыхающий в камине огонь, боясь лишний раз вздохнуть, снова оттолкнуть его от себя. - Ты когда-то спросила меня, из-за чего я изменил… своё отношение к тебе. – Ее напряженная фигурка, опущенное лицо, застывшие сплетенные пальцы – всё говорило о том, что она его боится. По крайней мере, побаивается. Но Владимир твердо решил довести разговор до конца. - Теперь… - тихий голос слегка дрогнул, пытаясь удержать рвущиеся в душе струны, - теперь ТЫ скажи мне. Ты ведь тоже изменилась, Анна. И я хочу знать, почему. Она, наконец-то, вскинула белокурую головку, всматриваясь в его лицо, - в одночасье смущенная и удивленная его прямым вопросом, и тем важнее было настоять на ответе, пресекая пути к отступлению. Владимир опустился на пол – раскаявшийся грешник на коленях перед ликом своей госпожи и заступницы. Теперь он смотрел снизу вверх, в ее прекрасные глаза. - Это из-за того, что мы стали напарниками? Из-за того, что служим вместе? Скажи мне, Аня, я прошу тебя! - Что ты? Нет! – его красавица не смогла сдержать невольной улыбки, и снова серебристые глаза вспыхнули знакомым озорным блеском. Она совсем чуть-чуть наклонилась к нему, и между сидящей в кресле девушкой и мужчиной, стоящим на коленях у ее ног, воздух зазвенел хрупкой хрустальной нежностью. - Просто… Ты теперь часть моей маленькой персональной тайны… - ее дыхание пахло ванильным кремом, сладко, мучительно, запретно. – Теперь мне не нужно прятать от тебя свою истинную сущность, скрывать свою душу… - Прятать душу – сложно, - тут же согласился Владимир. Уж он-то не понаслышке знал об этом. Анна, как оказалось, тоже. Она повела плечиком. - Мы все в плену своих сущностей… - задумчиво протянула она, не отпуская его взгляда. Корф изогнул бровь, скептическая улыбка появилась сама собой: - И какова же моя сущность, Куколка? - Ты мрачный, - она обхватила ладонями его лицо и немного развернула к огню, довольно отметив, что он безоговорочно подчинился. – Да… Знаешь, ты нечто среднее между Сетом и Гором, между Абсолютом Зла и Сиянием Возмездия. Ты не свет, но и не тьма, ты – тот мрак, который не существует без лучезарного солнца. И если не понимать тебя, не знать, то в этом мраке можно погибнуть, а в солнце – захлебнуться… Владимир следил за ней с широко раскрытыми глазами, и слова, произносимые девушкой, лились, как песня, окутывали, как искусная игра музыканта-виртуоза, пробирались вглубь души и оголяя, словно провод под напряжением, словно открытый нерв, его настоящие мысли, тревоги, чувства. - Аня, - от его немного охрипшего голоса и теплого дыхания тело била мелкая дрожь, возникало непреодолимое желание придвинуться к нему ближе, еще ближе, еще теснее… - Анечка, ты сможешь меня простить? Она не поняла, о чем он говорит, немного отодвинулась и разжала руки. - За что? - За всё, что произошло в музее, на твоих глазах… - А-а-а… - серебристые глаза заволокла пелена запоздалых слез, не пролитых в прошлом и уже не доступных настоящему. Анна отрицательно покачала головой, пытаясь не поддаться этой непролитой горечи. - Я никогда тебе не прощу… Затухающей вспышкой, затихающим пульсом через горячий воздух от него к ней волной хлынуло отчаянье. Владимир согнулся под этой волной, не имея ни сил подняться, ни желания сделать это. Но Анна выстояла – хоть его боль ошеломила, словно удар током. Зато эта боль очень многое значила для нее, позволяя открыть очередную тайну неизведанной пока вселенной, имя которой Владимир Корф. - Ты не понял, - она ласковой рукой отбросила со лба темную челку. – Не думай, что я бессердечна, и жизнь того охранника ничего не значила для меня. Но тебе я не могу простить не его смерть, а страх. Свой страх за тебя… Владимир… В камине непонятно отчего ярче вспыхнуло пламя – так, будто оно черпало силы в надежде, в один миг снова вернувшейся в сердце солдата. Он мог бы сейчас целовать любимой руки, шепча слова благодарности, но, ведомый внутренним порывом, приподнялся и просто прижался лбом к ее лбу. Коль настал вечер откровенных ответов – молодому человеку хотелось исчерпать его до дна. - Почему ты испугалась за меня? – вопрос прозвучал настойчиво и властно. Как судья на заседании, Владимир требовал правды, и ничего, кроме правды. – Ты испугалась за напарника, Анна? За сына твоего опекуна? За старого друга? Скажи, ну скажи мне! Девушка инстинктивно подалась назад, упираясь в спинку кресла, но серые горящие глаза были все так же близко. Придерживаясь за подлокотники, Корф наклонялся вслед за ней. И было очень страшно вот так вот взять и открыть лишь недавно понятую удивительную правду. А вместе с тем безумно хотелось это сделать. Желание и страх, переплетясь клубком, преградили путь словам, и тогда побледневшие дрожащие губы прошептали беззвучное «Нет…» Владимир улыбнулся, не отрывая глаз от ее лица, нашел рукой ее маленькую ладошку и поднес к губам: - Спасибо… От прикосновения его горячих губ к тонким пальцам Анна вздрогнула, в ушах зазвенело, и этот звон невероятным образом становился всё громче, настойчивей, назойливей. Владимир криво усмехнулся и отстранился: - Телефон звонит… Учитывая выбор момента, поклясться могу, что это отец! – он потянулся к столу и подал девушке трубку. Тихонько хихикнув, Анна приосанилась и чинно произнесла: - Рада Вас слышать, дядюшка. - Да, да, конечно, всё хорошо… - в голосе начинало проскальзывать нетерпение, пока что почти незаметное, но на самом деле Анна уже едва могла сдерживать его. То и дело девушка бросала косые взгляды на Владимира, который, развалившись на мягком ковре у камина, наблюдал за ней, корчил смешные рожицы, одевая невесть где найденные очки профессора на нос, и самым настоящим образом потешался над ней, получая истинное удовольствие от происходящего. Она же вынуждена была с невозмутимым лицом и спокойным голосом рассказывать об университете, домашних делах, проведенной научной работе, хотя на язычке, умеющем быть острым, уже крутилась пара-тройка фразочек о том, как Иван Иванович умеет испортить самый романтический в жизни момент. - Привет… Передай привет… - шепнул Корф. Она тут же спохватилась: - Дядюшка, Вам Владимир тоже привет передает. Да, сегодня приехал. Нет, я еще не подготовила статью… - она начала торопливо объяснять профессору причины своего «безответственного поступка», потом быстро поднялась и открыла ящик стола в поисках чего-то, видимо, тезисов той самой статьи. Владимир уже отвернулся, сосредоточившись на неторопливом танце языков пламени, завораживающих своей подлинностью и грацией. Если бы отец не позвонил… Барон не знал, что было бы. Наверняка, он бы не сдержался, и все заботы, вопросы и тревоги отступили бы тогда до утра. Явственно представив покорную и нежную Анну, лежащую рядом с ним на ковре, Владимир сглотнул. Картинка была завораживающе красивой: ее волосы сияли, отражая огонь, еще ярче, чем в лучах солнца, ее глаза горели звездами, ее губы шептали только его имя, иногда срываясь на стон, а ее тело… - Спасибо, и Вам того же! – девушка со злостью отбросила трубку на стол и надула губки. – Не пойму, кому нужна эта дурацкая статья! И почему я непременно должна ее писать?! Можно подумать, заявленная тема входит в круг моих научных интересов! Скрестив руки на груди, она буквально рухнула на диван, насупившись и гневно сверкая глазами. Молодой человек поднялся и присел рядом. - Аня, мне казалось, тебе нравится твоя работа… Немного успокоившись от его голоса, девушка кивнула: - Это действительно так. Понимаешь, - она пододвинулась ближе, и Владимир напрягся, - я люблю входить в аудиторию и начинать лекцию, я веду свою партию, как солист в хоре, и ощущение того, что меня слушают, понимают, - упоительное! Я знаю свою профессию, то, что мне положено, я изучила досконально, и я люблю делиться своими знаниями с другими людьми. Мне нравиться, что мои слова для кого-то важны, что меня ценят и уважают другие. И миг, когда, читая старинный текст, я понимаю его смысл, открываю его и доношу до других, - это восхитительно! Но, черт возьми, я ненавижу заниматься тем, что мне неинтересно! Сейчас Анна напомнила ему маленькую капризную девочку, которую он готов был всю жизнь баловать и лелеять. Владимир обнял ее, совсем легонько притягивая к себе, надеясь, что она не сочтет такое поведение слишком уж непозволительной дерзостью. Он расслаблено выдохнул, когда красавица мягко положила голову к нему на плечо. - Я рад, что ты занимаешься любимым делом, малышка, - его дыхание опалило висок. – Когда-то мне казалось, что ты слепо подчинилась воле нашего всемогущего профессора. - Я бы не смогла, я так не умею! – встрепенулась, словно крохотная птичка, в его руках. Корф улыбнулся. - Теперь мне это известно… - тихий голос волной пробежал по телу. – А раньше… я совсем не знал тебя, Анечка… Сильная ладонь погладила хрупкое плечико девушки, спустилась ниже, сжимая локоток, потом к запястью, и, наконец, накрыла ее маленькую ручку, пальцы переплелись, делясь своим теплом. Анна вздрогнула и, немного развернувшись, подняла глаза на сидящего рядом мужчину. - Владимир, мне никогда не было так хорошо… - впервые в жизни она сказала что-то, не успев, как следует, обдумать свои слова, они просто слетели с губ, словно боялись, что робость удержит их, не пустит к Нему. Впрочем, Барон не дал своей Куколке ни секунды, чтобы устыдиться или пожалеть о сказанном. - Не надо слов! – предупреждая ее ответ, Владимир приложил палец к сладким любимым губкам. – Ты – рядом со мной, а это лучшее, что может быть… Она первая потянулась к нему, несмело, медленно, едва ли осознавая это, она сделала то, о чем мечтала постоянно после волшебных поцелуев на афинской улице, а на самом деле, чего уже немыслимо долго желало ее сердце. Краем сознания девушка уловила, как всегда насмешливые и по-зимнему серые, глаза Владимира потемнели и серьезно взглянули на нее, потом полыхнули недоверчивой радостью, потом снова обдали волной тепла, а затем всё рассыпалось радужным искрящимся восторгом, когда губы встретились, нежно начиная поцелуй. Анна вздохнула, прижимаясь к груди любимого. Это было совсем не так, как тогда, после операции в Греции. Вернее, этот поцелуй был таким же необыкновенным, таким же упоительным и желанным, но если тогда их руки и губы вела страсть, жаром сердец растекаясь по венам, то сейчас всё отступило перед поглотившей мир нежностью. Было только два ощущения: эта бесконечная нежность, которая дрожала в душе, и приятное тепло, укутавшее расслабленную девушку. - А-не-чка… - по слогам протянул Владимир, путаясь пальцами в ее пушистых волосах. Молодой человек, не отрываясь, смотрел на замершую в его руках красавицу и не мог представить, что возможно быть счастливее. Она неуверенно подняла личико, посмотрела на него – так ласково, что сердце защемило, заболело, напоминая о себе, а потом часто-часто застучало, сбиваясь с ритма, словно хотело вырваться из груди. - Владимир, - в ее голосе не было ни страха, ни упрека, - что теперь будет? Она действительно просто хотела это знать, хотела разобраться в этом головокружительном, стремительном водовороте чувств, захватившем их. Она больше не боялась его холодности – одна только улыбка способна была растопить вечный лед его взгляда! Она больше не верила в его безразличие – только не сейчас, когда любое его прикосновение, самое легкое и невинное, могло подарить наслаждение. Анне просто необходимо было выяснить для себя, как они, взрослые люди, собираются жить дальше, учитывая эти новые обстоятельства. Корф усмехнулся, обхватив хрупкую талию девушки и теснее прижимая ее к себе. - Новые обстоятельства? Это Ваше определение случившегося, Анна Александровна? Девушка смешалась под его насмешливым взглядом – уж слишком новым было для нее чувствовать и переживать нечто подобное, уж слишком невероятным стало то, что именно Владимир Корф нереально быстро и неожиданно превратился из самого страшного кошмара в сокровенную, заветную мечту. Так и не дождавшись ответа, Барон развернул Анну и внимательно посмотрел ей в глаза. - Что бы это ни было – ты сильная и сможешь с этим разобраться. - Правда? – девушка недоверчиво мотнула головой. - Правда! – он уже давно не сомневался в своих чувствах. – А если хоть на миг засомневаешься в своем решении… Напряженно всматриваясь в помрачневшее лицо Владимира, Анна вдруг явственно ощутила, насколько нужна ему, так словно загадочная душа этого человека, укрытая, спрятанная от нее за неприступной стеной много лет, наконец, предстала – уязвимая и открытая. Стена рухнула, и на руинах былого отчуждения Анна увидела мысли и чувства, оголенными нервами щемящие в его сердце. Он тоже понял, что маленькая девушка, заслонившая его привычный мир, теперь всё-всё о нем знает. Не найдя смысла в дальнейшем молчании, молодой человек виновато склонил голову и прошептал: - Я люблю тебя, Аня… Она отпрянула, не ожидая такой откровенности, и прикрыла дрожащей ладошкой приоткрывшийся от удивления ротик. - Но… ты же… меня всегда… А я… - впервые в жизни не в состоянии связать несколько слов в простое предложение, она пораженно смотрела на Владимира несколько бесконечно тяжелых мгновений. Потом прозвучал его голос, слишком спокойный, какой-то умиротворенный, будто груз, давивший бессчетное количество дней, был, наконец, сброшен: - Возможно, пока тебе трудно в это поверить, но я всегда любил тебя. – Его губы прикоснулись к тонкому запястью, поцеловали ладонь, холодные пальчики. – Сначала опасался той дикой, немыслимой нежности, что ты во мне будила, потом посчитал, что ты заслуживаешь лучшей судьбы, чем бестолковый солдат, изо дня в день рискующий своей жизнью. И я решил не досаждать этой глупой любовью, предпочтя скрыться за привычной жесткостью. - Затем ты уехал, бросил меня, - плаксиво выговорила Анна, шмыгнув носиком, и глаза затуманились плохо скрываемыми слезами. – Я так боялась за тебя… - Тебе не следовало, малышка, - рука мужчины скользнула по спинке вверх, - я же тебя изводил тогда. И, вернувшись, продолжал… Понимал, что не могу без тебя, что каждый лишний день без твоей улыбки потерян, что я жив только рядом с тобой, только если тебе хорошо… А все равно пугал и мучил…Прости меня, прости меня за всё… Он, склоняясь, прикоснулся лбом к ее лбу и прикрыл глаза: - Я люблю тебя, но даже сейчас иногда думаю, что напрасно вернулся - Не говори так! - чуть не крикнула Анна, вовремя сдерживая голос, - никогда не говори… Она обхватила его лицо и прижалась губами к гладкой коже. - Никогда… Никогда… - снова поцеловала – щеку, губы, висок, чуть ниже, вторую щеку, шею, - Никогда… не жалей…что вернулся ко мне… Снова и снова прерывая слова беспорядочными поцелуями, она льнула к нему, всё теснее и теснее переплетаясь объятьями, всё туже и туже привязывая его, связывая своими словами. Ее беспорядочно сыплющиеся с губ «никогда» так до боли походили на желанное «люблю», что Корф не стал больше слушать и, перехватив инициативу, сам поцеловал свою красавицу – на сей раз настойчиво и требовательно, не разрешая ни на миг прервать поцелуя, ни на миллиметр отодвинуться от него… Глаза прикрылись от наслаждения, подаренного каждым его прикосновением. Они по-прежнему сидели на диване в библиотеке. Было тихо: настолько, что, казалось, можно расслышать, как двигаются в этой вязкой тишине минутная и часовая стрелка, пытаясь догнать вечно спешащую в бесконечность секундную. Было легко: напоенный любовью воздух подобно сильным крыльям поднимал души ввысь, невыносимо свежий и прозрачный. Было спокойно: так, словно после решающей битвы, в которой пали прахом все прежние проблемы, не осталось места тревоге и лжи. Веки становились всё тяжелее и тяжелее, расслабившееся тело уже не протестовало, когда сон мягким одеялом укрыл белокурую девушку, выравнивая ее дыхание, давая силы встретить вызов, брошенный новым днем. Полусонная, Анна одними губами прошептала: «Любимый…» - то, что, возможно, еще не осмелилась бы сказать наяву. Владимир улыбнулся, стараясь не разбудить свою девочку, поднялся с дивана и отнёс ее в спальную. - Спокойной ночи, - ее сладкий сон не прервало горячее дыхание, а прикоснуться к нежной щечке молодой человек так и не решился. Уже лежа в своей кровати, Барон вспомнил всё, что сегодня произошло с ним, - от разочарования и отчаянья к бесконечному счастью протянулась лишь тонкая ниточка, удержать которую ему когда-то, казалось, совершено невозможным. Теперь он знал, что любим. Пусть не так сильно, как любит сам, но в глубине сияющих серым блеском глаз Анны он читал ответное чувство. Оно было хрупким и изящным, похожим на шелковое кружево, оно могло еще раствориться, как тают в солнечных лучах морозные узоры на стекле. И всё-таки Анна любила. Его! Раненный в самое сердце, отвергнутый всем миром, он мог бы жить одной этой любовью. Резко перевернувшись на живот и подобрав под себя подушку, Владимир мечтательно прикрыл глаза и предательски робким шепотом попробовал на вкус так давно жившие в душе слова: «Будь… моей… женой…» *** Анна не слишком внимательно вслушивалась в ответы студентов, раз за разом прокручивая в голове хитросплетения комбинаций таинственных символов, с которыми работала всю предыдущую неделю. Эта необъятная бездна веками скрытых знаний одновременно затягивала и отталкивала - как сильнодействующий наркотик. Ее хотелось познать, а вместе с тем страх открытия неведомого, таинственного, пугающего сковывал разум, как страх высоты сковывает тело, когда стоишь над пропастью. И не можешь подступить ближе, и зажмуриваешься, стремясь хоть так обезопасить себя, представляя из-за плотно сжатых ресниц, что там, в мире реальности и солнечного света, нет места ни бездонным рвам, ни смертельным опасностям. Вот так, сражаясь с одними ей ведомыми противоречиями, Анна продолжала расшифровывать греческие манускрипты - увы, пока что не слишком быстро. Но то была лишь одна сторона медали. С другой - светлая, долгожданная, сияющая солнечными лучами, пришла ее любовь. Такая нереальная, что едва-едва верилось в ее возможность, и так некстати, не вовремя, не к месту сейчас, когда все силы нужно было направлять на работу. Впрочем, вчера вечером, самым бесцеремонным образом прервав ее переводную деятельность ароматом свежесваренного кофе, Владимир сказал ей: "Ты и так слишком много думала о работе. Пора подумать о себе". "Глупый! - пронеслось тогда в голове. - Да если бы не работа, забирающая все силы, отвлекающая меня от чего-либо другого, как бы я смогла дождаться ТЕБЯ!? Когда бы успела разобраться в собственных желаниях? Да и стала бы я в них разбираться - уверенная в будущем, по-тихому, по-семейному счастливая с каким-то перспективным молодым ученым? Разве поняла бы, что мне, кроме тебя, никто не нужен?" Впрочем, Барон не слышал этих её сомнений, устраивая свою красавицу с чашкой у камина. А потом и вовсе, отложив куда-то копии древних документов, на руках утащил упирающуюся Анну на вечернюю прогулку. И пусть она, нехотя нырнув в рукава шубки, сначала то и дело повторяла об угрозе мировой эпидемии, о важности как можно скорее узнать содержание манускриптов и уж тем более о грузе ответственности, возложенной на ее хрупкие плечи. Зато стоило лишь выйти на крыльцо - как все возражения растворились в морозном ночном воздухе. И больше девушка ни минуты не жалела о прогулке. Они медленно шли по аллеям зимнего парка, ажурные снежинки, кружа и переливаясь в свечении уличных фонарей, причудливой вязью падали на землю, пушистой кромкой покрывали ветки деревьев, провода и скамейки, робко опускались на серебрящиеся в лунном свете темные волосы Владимира и замирали, боясь даже растаять без его позволения. - Я знал, что тебе понравится! - бархатный голос был полон гордости и лукавства. - Уже не так хочешь возвратиться в душную библиотеку к своим скучным учебникам? Девушка наморщила маленький носик и прищурилась. Как же! Владимир Корф - это всегда Владимир Корф, насмешливый и самодовольный в любой ситуации. - Можно подумать, я зубрю конспекты, чтобы не завалить зачет! Я, между прочим, пытаюсь мир спасти! - Анна оттолкнула его от себя, выскальзывая из мужских рук, ловко зачерпнула ладошкой пригоршню свежего снега и запустила в своего собеседника. Вернее, попыталась. Но стоило занести руку - как вся она оказалась прижатой к ближайшему мирно спящему у скамейки каштану, и горячее дыхание обожгло прихваченную морозным воздухом кожу: - Не лучшая мысль - угрожать боевому офицеру, барышня... - хрипло прошептал Корф у самого ее уха. Анна вскинула голову, встречаясь с его взглядом. - А то что? Боевой офицер потешит своё эго, одержав победу над хрупкой беспомощной девушкой? Всё началось как шутка, но в тот же миг в глубине души проснулась вот уже несколько дней дремлющая Кукла, тоже офицер, пусть не видевший столько боев, пусть не настолько умелый, но уже знающий цену жизни и бросавший вызов смерти, успевший почувствовать запах крови и пороха. Смех тут же исчез из голоса, из серых глаз, Анна обиженно отвернулась, сама не понимая, отчего стало так больно. Возможно оттого, что высокая стена, разрушенная так недавно, вдруг снова выросла, встала между нею и Владимиром, придавив своим многотонным весом невесомую нежность последних дней? Возможно, всему виной было это скользящее в каждом его движении превосходство? Возможно, её глупое, упрямое желание доказать свою правоту, доказать, что она не хуже? Анна не знала, что это было. Барон, похоже, тоже сперва растерялся, даже ослабил объятья, отступая. Она грустно подумала: "Ну вот и конец моей сказке..." А потом... Девушка не ожидала этого, даже представить не могла, что нечто подобное случится. Владимир шагнул назад, несильно сжимая ее плечи: - Победу над беспомощной девушкой? - левый уголок его губ слегка подпрыгнул вверх, в подобие вымученной улыбки. - А смысл? Эта девушка уже давно меня победила... Завоевала... Поработила... Он опустился на колени прямо в рыхлый снег, прижимаясь к ней, его ладони пробежали по рукавам теплой коротенькой шубки, по озябшим пальчикам и остановились на бедрах, обняли, притягивая девушку ближе. Анна не шевелилась, тщетно пытаясь унять дрожь во всем теле, даже не в состоянии заставить его встать с холодной заснеженной земли. Пронизывающий ветер подул от реки, и маленькие снежинки, будто по мановению волшебной палочки, превратились в крупные снежные хлопья. Стало совсем холодно, и прикосновение к ладошке горячих влажных губ пронизало её всю - от кончиков волос до глубин сознания. - Ты что? - Анна попыталась вырваться, но Корф не отпустил. - Встань, немедленно! Слышишь!? Владимир! Барон лишь сильнее прижался к девушке - знал ведь, что ей так не будет холодно! Сущий мальчишка - бессовестный, безрассудный, капризный, совершенно не задумывающийся над своими поступками! - Володя, прекрати! - девушка засмеялась, немного склонилась, обхватывая руками его голову, заставляя посмотреть себе в глаза. - Ну же, хватит дурачиться, любимый! Пошли домой. Владимир тут же поднялся без лишних слов и покорно кивнул: - Пойдем. Только у ворот парка Анна поняла, отчего он так напрягся, и прикусила губку в запоздалом раскаянье: расслабившись и не думая ни о чем, она позволила себе сказать лишнее, то, к чему была совершенно не готова. Она призналась ему в любви. Пусть он уже сделал это, причем значительно раньше. Но ОНА еще не была готова произнести нечто подобное. Почему же тогда... слова слетели с губ в напоенный морозом и ночью воздух - вот так просто, легко, свободно?.. Глубокий вдох - и выдох. В небо, к звёздам уносится теплое дыхание, в глазах отражается темная бесконечность вселенной. - Ты знаешь, что Стрелец-Кентавр целится в звезду Мудрости? - Знаю. Аня, ты сказала... Ты... что ты имела в виду, когда назвала... - Владимир... Как ни замечательно вот так любоваться ночным небом, запрокинув голову и всматриваясь в далекие звёзды, но уж лучше заглянуть в родные темно-серые, отражающие блеск городских огней глаза. - Я сказала то, что чувствую. Я люблю тебя. - Правда? В его голосе, во взгляде, в выражении лица - такая забавная неуверенность, что улыбка сама прикасается к губам. - Я не из тех, кто с легкостью разбрасывается подобными признаниями. - Я знаю. И всё же... Аня, повтори это. Еще раз. Пожалуйста. Её смех серебристыми переливами вплетается в морозный иней. - Тебе не идет просить, Барон! Лучше поцелуй меня... *** - "Разверзлись земные глубины, и наружу из каменных конюшен выскочили тысячи бешеных коней, потрясая белыми гривами пены. Море стало беспредельным. И кажется, ни один клочок земли уже не возвышался над кипящим пространством. Только хрупкий плот качался на волнах, и на нем, прижавшись друг к другу, не смея поднять глаз на грозное небо, лежали двое пожилых людей..." Анна Александровна, а почему во многих мифах о конце Света и Великом Потопе непременно фигурируют пожилые люди? Ной вон тоже был явно не юным. - Я придерживаюсь мнения, что, подобно всем сакральным текстам, мифы следует понимать и толковать как определенные символы, метафоры, сравнения. Старость - время мудрости и жизненного опыта, старцы могут олицетворять интеллектуальную элиту... - Анна, с трудом вынырнув из своих сладких воспоминаний, автоматически ответила студентке, но тут же осеклась, в голове быстро завертелись, выстраиваясь в логические цепочки мыслей, все сведения, полученные из греческих манускриптов. Ну конечно! Как же ей это раньше в голову не пришло!? Время до окончания рабочего дня тянулось чертовски медленно. Это вообще было достаточно сложно - соединять две жизни, университет и службу, втискивая их в короткий промежуток длиною в двадцать четыре часа. Отпустив группу на пятнадцать минут раньше, Анна набрала номер мобильного: - Володя, заедь за мной! Побыстрее. Папе скажи: это важно. Я думаю, что начала понимать смысл текстов. - Уже еду. Жди. - Она пыталась говорить как можно спокойнее, но Барон, казалось, увидел, какими яркими искорками сияют ее глаза, вспыхивают серебристые зрачки, как уголки медовых губок подпрыгивают, не в силах сдержаться, от переполняющей радости. *** Кукла огорошила всех сотрудников Третьего Отделения, прямо с порога поведав о том, что вся история гибели Атлантиды сфабрикована от первого слова и до последнего. - Откуда подобные сведения? - Фрейд недоверчиво покачал головой, искоса наблюдая за бывшей напарницей и Корфом. Он не сводил с нее глаз, стоило девушке лишь появиться. Он привез ее сегодня. В конце концов, он держался рядом с ней так, словно они собрались завтра пожениться! И каждый из этих факторов всё больше и больше раздражал Фрейда своей очевидностью: между Анной и Бароном что-то есть. От неутешительных выводов Репнина оторвала та же Кукла, живо возразив: - Разве непонятно? Об этом идет речь в привезенных из Афин манускриптах. - Не ты ли позавчера, отчитываясь по переводу, излагала версию, созвучную с новейшими научными исследованиями в области изучения Атлантической цивилизации? То, о чем пишет Платон, и... - Да, я помню, - девушка расстегнула шубку и совершенно ненавязчиво позволила Корфу снять ее. - Но эти сведения - лишь в части документов. Смысл остальных я не могла понять довольно долго, и только сегодня, наконец, всё выстроилось в четкую картинку. Все рукописи были извлечены из папки и выложены на столе, Кукла обвела взглядом присутствующих. - Вот - первый манускрипт, полученный Шефом. - Она разместила пожелтевший листок в центре круглого стола. - Вот - всё, что мы привезли из Греции, причем это, - тонкие пальчики отодвинули несколько пергаментов вверх, - история, известная науке, история, пересказанная Платоном, но знакомая и по более ранним источникам. Это же - доселе непонятные мне фрагменты. Три манускрипта, покрытых мелкой вязью таинственных символов, Анна придвинула вниз, к себе, и торжественно заявила: - Их смысл нелегко прочесть и понять до конца даже сейчас, а без всех остальных документов - совершенно невозможно. - Так что же в них? - пряча нетерпение, спросил полковник Бенкендорф, и тут же его отвлек нетерпеливой трелью кабинетный телефон. - Дьявол! Выругавшись сквозь зубы, Шеф заверил еще не успевшего дозвониться человека: - Уже иду! Но заинтересованный Ромео не был намерен ждать его возвращения. - И о чем идет речь в этих вирусных папирусах? - похоже, Алекса не слишком беспокоило его полное незнание исторических реалий. Кукла снисходительно улыбнулась: - Я не зря разложила наши артефакты именно так. Верхний ряд - это общепринятая версия истории, нижний - правда о гибели всей цивилизации. А в середине - ключ, переход, информация к размышлениям - называйте, как хотите, - о тех, кто всё это писал. Может быть, это даже... Ее мысль оборвал на полуслове недовольный голос Александра Христофоровича: - Поступил приказ прекратить охоту на ведьм в лице мифических атлантов и искать другие объяснения происхождению нашего вируса. БОЛЕЕ реалистичные и МЕНЕЕ псевдонаучные. Улыбка Куклы погасла, и в комнате стало мрачно. Даже немного темно. По крайней мере, Владимиру именно так и показалось. - Но ведь... - разочарованно пролепетала Анна, - ведь уже столько всего сделано... Я почти допереводила... Это бесценные сведения, которые... - Которые ты должна оформить в отчет и завтра же отправить командованию. На этом твоя миссия окончена. Девушка вздохнула. Она знала этот тон - отец не был настроен на сантименты. *** Мужчина покачал головой, окинув хмурым взглядом кабинет, и положил трубку. - Вообще, это глупо и неконструктивно! И ставит под угрозу миллионы жизней. - Да-да-да, зато ПОТОМ всегда можно в подходящий момент устроить пресс-конференцию, поговорить с журналистами, в лучшем виде обставив дельце и подчеркнув свой вклад в спасение человечества... - неприятного вида человек с уже давно начавшей лысеть головой и бегающими прищуренными глазками смотрел прямо на собеседника. Тот лишь неопределенно хмыкнул, взвешивая все за и против. Предложение и вправду казалось весьма заманчивым... *** - Слушаюсь. – Анна резко встала и лучезарно улыбнулась отцу. – Простите, если не оправдала Ваши надежды, Шеф. В ее широко распахнутых серых глазах отражалось смирение, лицо было спокойно, голова немного склонена, отчего стянутые в тугой хвост волосы падали на плечо. Покорная. Спокойная. Готовая безоговорочно выполнить приказ. Полковник хмыкнул – всё это, насколько он знал дочь, выглядело весьма подозрительно. И тем не менее Кукла уже складывала вещи в свой неизменный кейс – с той же застывшей на губах вежливой улыбкой. Когда за девушкой закрылась дверь, Ромео вздохнул: - Расстроилась… - Еще бы! – насмешливый тон Кали умело прикрывал ее злость. – У Анны дело отобрали. Кому понравится? Барон, нахмурившись, перевел взгляд на Бенкендорфа: - Но ведь Кукла работала над делом неофициально. Стало быть, она вполне может… - Официально или нет, но о её участии командованию было известно. – Шеф сдвинул плечами. - Возможно, и вправду считают взятый нами след ложным, возможно, здесь что-то другое. Как бы то ни было, завтра, в крайнем случае, послезавтра ее отчет должен лежать у меня на столе. С приложенными копиями перевода греческих манускриптов. Так Анне и передашь. - Так точно! – Корф был сама невозмутимость. – Всё передам дословно и в лучшем виде. Проводив взглядом скрывшегося в кабинете Александра Христофоровича, Владимир слегка покосился на Фрейда, и в самой глубине серых глаз, где-то на дне, там, где в душе скрыты чувства и мысли, вспыхнули ярким огнем искорки смеха. Бедняга Мишель – вон как закашлялся от его последних слов! А что? Нечего было пялиться на Анну так, словно она принадлежит тебе. Нет, Корф не ревновал, просто не имел права упрекать любимую в том, что было без него, а в нынешних ее чувствах ни секунды не сомневался. И все же какая-то гнусно-мрачная часть его души испытывала извращенное удовлетворение от реакции Михаила. - Ну что же ты, Фрейд! Аккуратнее. – Барон снисходительно улыбнулся и похлопал сослуживца по спине. Связной, поправив очки, деликатно поинтересовался: - А вы с Куклой вечером увидитесь, да? – он с пониманием и сочувствием глянул на Репнина, но всё же продолжил. – Собрались куда-то? - Да нет… Аня не очень-то любит гулять по вечерам. – Корф прищурился, легкая улыбка несмело прикоснулась к губам сладостью приятного воспоминания. – В основном, дома сидит, корпит над статьями в библиотеке. Она у меня девочка домашняя… С таким совершенно невинным взглядом опытный киллер, наверное, делает контрольный выстрел в голову беспомощной раненной жертве. Стараясь не смотреть на перекошенное от злости лицо Репнина, Владимир удалился в собственный кабинет, в сотый раз обещая себе впредь сдерживаться и не травмировать друзей так сильно. И всё же хотелось, да, ему безумно хотелось сейчас не просто вскользь намекнуть коллегам, а прокричать на весь мир: «Моя Анна!!!!!» Аня… Анечка… Маленькая Куколка, умеющая играть его огрубевшим за годы службы сердцем… ЕГО малышка… *** Модельный сапожок полетел куда-то в угол, второй сразу же последовал за ним. Загадочно блеснувшая в полумраке прихожей зеркальная амальгама с любопытством наблюдала за девушкой, только что вбежавшей в дом. - Черт! Оторвалась… - не включая света, Анна пыталась побыстрее сбросить верхнюю одежду. Хотелось забыть об этом дурацком приказе, безжалостно остановившем полет и так не слишком споро передвигающихся мыслей. Отлетевшая пуговица упала на пол, покатилась по паркету и затихла в темноте. Устало махнув рукой в неизвестном направлении, девушка побрела в кухню. Самая уютная и теплая во всем старом доме, эта комната обещала согреть и успокоить, что бы не произошло, звала в самые трудные моменты жизни. Вот и сейчас, приоткрыв дверцу холодильника, Анна с улыбкой обнаружила кусок торта с шоколадным кремом и мороженое. Надо же! Ванильное – любимое! Определив на столе извлеченные лакомства, она осмотрелась в поисках того, что уж наверняка сняло бы стресс и успокоило. С улицы в слегка запотевшее окно лился свет фонарей, он затоплял воздух потоками электрических лучей, украшенных пляшущими в вихре зимы снежинками, и маленькая комната, освещенная только им, казалась немного незнакомой и загадочной. Полюбовавшись этим волшебным зрелищем, Кукла приподнялась на цыпочках и открыла навесной шкафчик. Вот же она – недопитая бутылка красного десертного с последнего званого ужина. Ну и что, если в доме нет никого, кроме этого вечера и темноты, и сладостей с вином, и расстроенной любительницы древних мифологий?! Всё это очень даже хорошо сочетается, когда прикрыть глаза и, медленно потягивая темно-красную переливающуюся терпкую жидкость из бокала, оставить позади все-все трудности и проблемы. Разве не чудесно – враз позабыть о том, что плоды ЕЁ работы достанутся кому-то другому, что этот кто-то может не утруждаться и не станет доводить дело до конца, а как следствие, истинная природа вируса, а, значит, и способы борьбы с ним останутся не установленными? Вздохнув, девушка задумчиво покрутила в руке бокал на высокой ножке и слизнула с чайной ложечки воздушный крем. Стресс снят, теперь было бы неплохо смыть с себя его остатки – будто пыль после прогулки в ветреный жаркий день. Горячий душ – как капли расплавленной лавы, как раскаленный металл, как кипящая смола – выжег из нее все воспоминания о прожитом дне, всё, о чем стоит жалеть и сожалеть, всё, из-за чего можно плакать и грустить… - Ну вот, кажется, готово. Именно эту официальную версию мы отдадим начальству! – неимоверно довольная собой, Анна еще раз пробежала глазами по исписанной мелкими буквами бумаге. В скромные рамки отчета, подобно краткой аннотации многотомного издания, втиснулась история гибели древнейшей земной цивилизации, известной как Атлантида. Что ж, эти сведения ни в коем случае не будут рассмотрены как беспочвенные: известнейшие в мире ученые-историки уже давно полагают, что за легендой о Всемирном Потопе стоит ни что иное, как гибель государства атлантов. И что располагалось оно вовсе не в Атлантическом океане, якобы получившем от этого своё название, а на землях между Красным и Средиземным морями – там, где почвы плодородны и щедры, в непосредственной близости и к Египту, и к древним шумерам, что дало возможность этим народам подхватить и приумножить едва ли не потерянное наследие Атлантиды. Девушка удобно устроилась на атласном покрывале и прикрыла глаза, с улыбкой представляя, как отчаянно будут искать следы вируса в Северном Средиземноморье те, кто возьмет ее переводы в разработку. А между тем, никакой Атлантиды в тех краях и в помине не было… *** Приморозило не на шутку – стекла автомобиля добросовестно разукрасила зимняя холодная ночь. Но даже в этом вихре линий, завитков и плетеных кружев непонятным образом Владимиру удавалось рассмотреть черты любимого лица: ласковые чуть прищуренные глаза, лукаво подмигивающие из-под густых ресниц, капризные губки, маленький точеный носик, спиральки пушистых волос. Рядом с ней он чувствовал себя повзрослевшим и рассудительным, а в то же время робел, словно мальчишка, - и это ощущение было новым, совершенно незнакомым опытному мужчине. В кармане неожиданно раздалась трель звонка. Ну конечно! Шеф. - Слушаю. – Знает ли полковник Бенкендорф, что происходит между Бароном и Куклой, им же самим назначенными напарниками? – Да, уже приехал. Еще не успел. Сию минуту передам. Александр Христофорович, прошу прощения, но… я полагаю, Анна и так понимает, что рукописи надо отдать… А… Разумеется. Ваше дело напомнить. Так точно… До связи. Голос в трубке стих и, как по приказу, просторную гостиную затопила тишина. Ани нигде не было – даже библиотека сиротливо вздыхала огненными языками в камине да порывами ветра за плотными шторами. Ноги сами понесли к ее спальне – комнате, о которой даже не смел мечтать еще тогда, когда юная красота отцовской воспитанницы только распускалась в звоне совершеннолетия. Тихонько постучал в дверь: - Ань, ты не спишь? Дождался ответа и немного заволновался: значит, всё еще переживает из-за случившегося на службе. - Шеф просил напомнить, чтобы завтра ты принесла манускрипты – их тоже приложат к отчету. – Да что ж такое-то?! Сейчас следовало бы зайти, успокоить ее, согреть, растворить в поцелуях всю ее печаль – но, скованная робостью, рука не смеет потянуть на себя деревянную дверь. - Завтра? Не-мо-гу!!!! – нараспев протянула его Куколка и засмеялась. Совсем тихо, но он услышал. А потом уже громче и серьезнее добавила: - У меня пары целый день. Сам отвезешь, ладно? Иди сюда! Владимир нажал дверную ручку. Земля ушла из-под ног – просто провалилась в бесконечную воронку, вместе со всеми своими горами и долинами рек, с голубой гладью океанов, с огнями больших городов и бескрайними песчаными пустынями! Анна лежала на кровати, с легкой улыбкой перечитывая какие-то записи, и накручивала на пальчик отблескивающий в свете бра золотистый локон. Дурманным запахом зарождающейся страсти по комнате струился аромат розового масла – тонкий, едва ощутимый, он был словно одним целый с раскинувшейся на подушках соблазнительной девушкой. Серебристая ткань халатика – того самого, что уже успел свести Корфа с ума однажды утром, - лишь подчеркивала изумительные изгибы ее манящего тела. Стройные ножки сводили с ума, тонкую талию хотелось стиснуть до боли, ощущая под рукой прохладный шелк, оплетающий изящную фигурку, но еще сильнее хотелось сорвать этот самый халатик, забросить куда подальше и забыть обо всем на свете! Красавица оторвалась от чтения и взглянула на Владимира. - Сейчас, только проверю, всё ли упомянула. Подождешь минутку? – ее глаза так обольстительно блеснули, что у мужчины дух перехватило. Ждать еще? Нет уж! Что бы не случилось потом, нынче он просто не в состоянии ждать! Барон медленно подошел к кровати, забрав бумагу из рук Анны, отложил ее на прикроватный столик и присел рядом. Горячая, будто жаром налитая, его ладонь скользнула по обнаженной ноге, на миг остановилась на коленке, а затем поднялась выше, отодвигая тонкую шелковую ткань. Девушка прикусила губку, чтобы не застонать. Вино!!! Наверняка, в нем всё дело! Хоть и обычное, десертное, хоть совсем чуть-чуть – но вскружило голову, вытеснило оттуда стальные аргументы разума. Если бы не вино, ей бы никогда не хватило смелости, она не позвала бы Владимира – вот так просто, так близко... Не улыбалась бы, гладя прямо в его глаза, угольно-черные и сверкающие, горящие, точно два уголька в потухшем костре. И уж тем более не стала бы так вызывающе проводить по обтянутой расшитым атласом подушке! Если бы не вино, она прикрыла бы ноги пледом, одеялом, пушистым ковром, закуталась бы в неприступную теплоту пухового платка, зарылась бы в кипу книг и рукописей, разбросанных по спальной в творческом беспорядке! Да что угодно еще – но не вела бы себя ТАК!!! Только вино ведь выпито, и растеклось приятной сладостью по венам, и ударило в голову легким хмелем. А может, это… любовь? Откуда ей знать? Может, именно так это и бывает? Пьянящей слабостью, возбужденной дрожью, лишающей мыслей, - возможно, так и наступает миг, когда единственным желанием, высочайшей целью, манящей мечтой становится тело любимого мужчины? Не глаза – в них душа утонула, погибла так давно, что уже и выцвели ленты на траурных венках. Не губы – их волшебство познано и испито, раз за разом всё слаще, но каждый раз необъяснимо новое. Не сердце – его сердце уже опечатано, отдано ей в безраздельное владение. А именно тело, тело, тело! - Я люблю тебя… - прошептала девушка, - Володя, я так сильно тебя люблю... Милый мой… - Я знаю, Анечка, малышка… Конечно, он знал. Ее любовь пела в каждом ее стоне, в каждом вздохе, в каждом отклике на его ласки. Ловкие тонкие пальчики уже стаскивали с плеч рубашку, как ему казалось, слишком медленно, но, в конце концов, это было не так уж и важно! Всё потеряло смысл – всё, кроме этой сжигающей изнутри любви, кроме этой женщины, предназначенной ему судьбой, кроме этой ночи, окутавшей их, будто тонким невидимым покрывалом, обещанием счастья. Это произошло одновременно, так, словно его накрыло сметающей триединой волной: его тело наполнилось блаженством от обладания любимой женщиной, болезненным стоном, сорвавшимся с ее губ, смешанным с ее слезами, и его собственной резкой болью от впившихся в спину острых ногтей. Владимир замер, пытаясь заглушить все ощущения, все ненужные слова, которые могли бы сейчас прозвучать не в меру фальшиво, и нежно прикоснулся губами к ее слезам, дрожащим на бархатной коже. - Глупенькая, что же ты раньше мне не сказала? – он провел ладонью по растрепанным волосам, по щеке, по изгибу плеча. – Глупенькая моя, глупенькая… Анна всхлипнула, густые реснички дрогнули, смаргивая слезы. - Неужели ты сомневался? Неужели думал, что я могла… - Тише… - мягкий шепот разлился горячим дыханием по телу. – Прости меня, прости, прости… Аня… Не отрываясь, ни на миг не отводя взгляда, Владимир всматривался в глаза Анны, пока теплыми серебристыми искорками в них не блеснула улыбка. И всё остальное стало просто неважным, несущественным, далеким и чужим, всё, кроме их любви. Повинуясь высшей воле, плавно, медленно, чувственно, в такт их совместным движениям и слабо освещенная комната, и морозный зимний воздух, и весь мир вокруг наполнились безбрежным, сладким, упоительным, волшебным счастьем… - Варвара, почему кофе холодный? – профессор Корф недовольно нахмурился, отодвигая чашку. Добродушная женщина, только руками сплеснула: - Да как же холодный, Иван Иванович?! Только-только чайник вскипел! Старик еще немного поворчал, выстукивая пальцами нервную дробь, потом встал и быстро покинул уютную кухню. В последнее время ему совершенно не нравилось поведение воспитанницы. Всегда прилежная и трудолюбивая, она имела привычку допоздна сидеть в научной библиотеке университета или же работала дома, беспрестанно читая, делая быстрые записи на полях или ночи напролет ловко щелкая пальчиками по компьютерной клавиатуре. А что сейчас? Уезжает с работы крайне рано (Андрей Платонович давеча звонил лишь с тем, чтобы доложить об этом, сплетник старый!). Зато дома появляется уже едва ли не ночью. Забросила текущие статьи. Занимается бог весть кому и зачем понадобившимся переводом древнего письма сомнительного происхождения. - Сколько можно, нынче же разберусь, – с серьезным видом проговорил себе под нос Иван Иванович и совершенно бесцеремонно дернул ручку спальни… Закрыто… Что само по себе уже странно. Анна никогда не закрывала дверь на ночь, с детства побаиваясь темноты. В маленькую щелку, будто связывая спящую малышку с окружающим миром, в темноту ее комнаты всегда проникал свет. Аня говорила, что так ей спокойнее, что во мраке ночи среди золотистых звездных пылинок на землю спускаются ангелы. Годы промчались, девочка выросла, но привычкам не изменила. Тогда почему же сейчас дверь закрыта?! Изнутри! Профессор несколько раз постучал и взволнованно позвал: - Аня?! Аннушка!? Ты там? Всё хорошо? Разумеется, она была там, где ж еще. Да только не отвечала. Не случилось бы чего. Кряхтя и охая, старший Корф опустился на первый этаж, сообщая о своих дурных предчувствиях суетящейся у плиты Варваре. А в этот самый миг Корф младший опустился на колени к ногам своей любимой. - Вла-адимир… - полустоном слетело с ее губ, пальцы судорожно вцепились в плечи мужчины, притягивая его ближе, как можно ближе. Его губы целовали мягкий животик, ладони невесомо и нежно поглаживали шелковистую кожу, дыхание смешивалось с горячим паром и обжигало. Каждое его прикосновение тоже горело огнем на теле Анны, и не то, что прохладный – даже ледяной душ не в состоянии был бы потушить, заглушить, унять этот испепеляющий жар. Оставалось лишь таять в сильных руках, подобно оплывающей свечке, с каждым его прикосновением, с каждым поцелуем, с каждым движением уверяясь, что она принадлежит ему, и с радостью вновь и вновь подтверждая: он ее судьба, ее мужчина, ее Хозяин… Вода с шумом падала вниз, разлеталась сотнями тысяч радужных брызг, струилась по разгоряченным страстью телам, и лишь где-то там, далеко, за пределами любви и счастья, существовал остальной мир, такой ненужный, такой чужой сейчас... Варвара всё еще пыталась успокоить Ивана Ивановича, когда Владимир спустился и, буквально влетев в столовую, схватил свежий румяный пирожок. - Уже уезжаешь? – отец недовольно тряхнул головой. – Вечно несешься сломя голову, словно мир вокруг рушится! Домработница, как всегда гораздо приветливей и ласковей, чем хмурящийся по поводу и без профессор, улыбнулась, пододвинула плетеную корзинку с выпечкой поближе: - Работа не волк, Володя, а кушать нужно. Молодой человек картинно закатил глаза, но, поразмыслив, прихватил еще пару дымящихся сдобных булочек. - Это Анне. Завозилась с макияжем, а ей же на пары. Точно позавтракать не успеет. – Владимир с трудом заставил себя подавить мечтательную улыбку. Его пальцы до сих пор хранили сладкие воспоминания прикосновений, ее срывающийся хриплый шепот звучал в ушах, воздух вокруг, казалось, еще был наполнен ее дыханием, с тихими стонами вырывающимся из груди. - Кстати, об Анечке. – Голос профессора Корфа самым грубым образом прервал пьянящие грезы. – Ты видел ее сегодня? - Да. – Сделав глубокий вдох, сын взглянул на Ивана Ивановича невинно распахнутыми глазами. – Она скоро спустится. Откровенно говоря, Владимиру до сих пор было непонятно, отчего Аня так жалобно просила не посвящать отца в их отношения. «Ты уже взрослая женщина, - твердил он, требовательно заглядывая в любимые глаза, - имеешь полное право сама выбирать, с кем встречаться!» Но красавица была непреклонна. А когда ее маленький язычок игриво пробежался по его щеке, Владимир вообще забыл о предмете спора. Равно как и обо всём остальном, кроме своей Куколки. - Доброе утро, дядюшка, привет, Варенька, - Анна, уже успевшая накинуть шубку, сверкнула глазами из-под густых подкрашенных ресниц. Ее личико, сияющее счастьем, разогнало и тучи беспокойства над стариком-профессором, и все мысли в голове его непутевого единственного сына. Девушка лукаво прищурилась. - Владимир, подвезешь меня до университета? - Разумеется… - в мужском голосе скользнуло запретной дрожью невысказанное, спрятанное, тайное обещание… *** - Пусти меня! – Анна настойчиво теребила пуговицу на мужском пальто. Владимир еще раз поцеловал девушку за ушком и, промурлыкав в ответ тихое «Даже не подумаю…», проложил дорожку из мелких поцелуев к виску, всё крепче обнимая свою красавицу. - Володя, на нас же… смотрят! – вырваться из его рук совершенно не представляло возможности, и всё же Анна с каждой секундой понимала отчетливо и ясно: еще немного – и она впервые в жизни опоздает на работу. Эта мысль не вдохновляла. Корф заметно веселился. - Пусть смотрят. Моя машина – могу делать всё, что захочу. Могу целовать любимую женщину, а могу…- он резко потянул на себя свою хрупкую Куколку так, что она оказалась у него на коленях, и обхватил тонкую талию, пробираясь под ткань костюма, нежно проводя пальцами по обнаженной коже, унося прикосновениями далеко-далеко от этой парковки у самого университетского двора. Еще не успевшая привыкнуть к таким откровенным ласкам, Анна залилась румянцем и попыталась – едва ли слишком успешно – изобразить строгость: - Прекрати немедленно! – маленькие ладошки уперлись в плечи Владимира, останавливая, но всё же не отталкивая. Он виновато кивнул и легко, почти невесомо прикоснулся губами к приоткрытому ротику Анны. - Девочка моя, я люблю тебя… Она не ответила, и руки разжались сами собой, словно враз ослабели. Радуясь маленькой победе, красавица выскользнула из машины, на ходу застегивая шубку и поправляя прическу, отошла на несколько шагов, а потом быстро вернулась, склонилась к окошку и сказала почти неслышно: - Я тоже люблю тебя. Очень. Девушка на миг отвела взгляд, но тут же снова встретилась глазами с Владимиром и продолжила: - Я не знаю, как дождусь вечера, как проведу весь день без тебя… Барон улыбнулся немножко грустно – этот вопрос интересовал его не меньше. Бесконечные часы, проведенные вдали от НЕЕ, покажутся вечностью, пустотой, мраком. Рука сама потянулась к ее ручке, поднесла к губам тонкое запястье. Целуя прохладную кожу, всё еще хранящую розовый аромат сегодняшней ночи, Владимир шепнул: - Думай о следующей встрече… В последний раз махнув любимой, Корф выехал на проезжую часть. Он тоже будет думать об их следующей встрече сегодня вечером. Только о ней… Анна проводила взглядом удаляющийся на большой скорости автомобиль и сокрушенно покачала головой: гоняет, как сумасшедший! Такой бешеный, неуправляемый, сильный, и такой нежный, домашний – одновременно. Небольшая группа студентов пробежала мимо, опаздывая на пару, и шумно поприветствовала преподавательницу. Отвечая улыбкой на их звонкий летящий в морозное утро смех, Анна впервые в жизни ощутила себя абсолютно, бесконечно, нереально счастливой. *** День пролетел как-то незаметно, сменяясь ранней вечерней мглой. Работа и обеденный кофе, и морозная синева зимнего неба, и лучи солнца, словно согревающие девушку изнутри, сложились в один мощный поток, неудержимо мчащий ее домой, к Владимиру. Не омрачила этот сплошной позитив даже встреча с профессором Забалуевым, по обыкновению своему проводившим всех окрестных представительниц слабого пола, от своих коллег-ровесниц до первокурсниц, недвусмысленными взглядами. Сегодня он особенно пристально рассматривал Анну в кафе, потом, уже после занятий, столкнулся с ней у аудитории, поприветствовал галантным поклоном, расспросил о последних научных открытиях и передал искренние приветы Ивану Ивановичу. Глядя вслед престарелому болвану, девушка сдвинула плечами: странно, что он, всегда скептически относящийся к ее работе, старался изображать живой интерес. Впрочем, в этот самый миг зазвонил телефон, и мыслей, как ни бывало! Правильные и не очень, серьезные и самые нелепые, они разлетелись от простой мелодии. - Да, Володя, - Анна поспешила к выходу, - уже иду. Быстротечный, словно вода в горной речке, декабрьский вечер сменялся звездной ночью. Город вокруг уже сиял миллионами огней, сновал туда-сюда зажженными автомобильными фарами, сыпал мелким снегом, похожим на конфетти, пленяя своей изысканной черно-золотистой, иллюминированной красотой. Владимир отключил телефон и поднял повыше воротник пальто, согревая руки горячим дыханием. - Молодой человек, не подвезете до метро? – раздалось сзади так неожиданно, будто тихий мелодичный голос вынырнул из холодной вечерней темноты. Корф усмехнулся: - Отчего же не подвезти такую красивую девушку? – в глубине зрачков блеснули огоньки лукавства. – Только… что мне за это будет? Анна изобразила крайнее удивление и разочарование, капризно поморщившись, провела пальчиком по зеркальной поверхности оконного стекла. - А… чего ты хочешь? – и тут же оказалась в сильных руках, прижатая крепко-накрепко к мужскому телу. Отвечая на жадные поцелуи, следующие друг за другом, не дающие времени даже на то, чтобы вдохнуть, она так и не узнала, чего же собирался попросить у нее Владимир. Но она в любом случае готова была ему отдать всё что угодно. Дорога до дома показалась на удивление короткой, хотя машина ехала очень медленно. - Уже не гонишь, как на болиде? – Анна, положив голову на плечо любимого, ласково прижалась к его щеке. Корф только улыбнулся: маленькая и хрупкая, его девочка напоминала коллекционную куколку из тончайшего фарфора, которой противопоказаны резкие движения и бешеные скорости двадцать первого века. На светофоре загорелся красный, и молодой человек отвлекся от дороги, мягко касаясь поцелуем золотистых волос: - Некуда спешить, солнышко. Анна только фыркнула, капризно поджав губки: - Ну конечно. За меня боишься. – Она хихикнула и потерлась носиком о щеку Корфа. – Помню, не так давно на этой самой машине мы прокатились не то что с ветерком – с ураганом за плечами. Всё было именно так. Барону оставалось разве что стиснуть зубы, проклиная свою горячность и мысленно обещая больше никогда так не поступать, помнить об Анне, думать об Анне, заботиться об Анне. - Кстати! – он нашел отличный повод сменить тему. – Завтра суббота, и мы собираемся в ресторан. - Нет. Не хочу… - лишь только начатое, возражение замерло на губах, так и не произнесенное до конца. – Ой, это же субботний фест. Да? И там будет Миша Репнин!? Ни за что не пропущу! Довольная, красавица прикрыла глаза, представляя удивленное лицо своего бывшего поклонника, и не успела заметить, как серый взгляд любимого блеснул холодной сталью. Владимир мягко припарковал машину у отцовского дома. Ночной воздух буквально звенел морозной свежестью, и даже ветер не рисковал нарушать ее: не сыпал мелким снегом, не кружил поземкой вдоль дорог, не стонал в сплетениях черных ветвей. Анна, кокетливо шепнув «Догоняй…», выпорхнула из машины и побежала в дом. Счастливая и беззаботная, она до сих пор не заметила тяжелого взгляда, направленного на нее. Корф искренне старался подавить в себе эту дурацкую вспышку ревности. Но так и не смог. Сама мысль о том, что ЕГО женщина с нетерпением ждет встречи с другим, была невыносима. А неизвестность мучила еще сильнее. Необходимо было как можно скорее выяснить всё до конца! Хлопнув дверцей, он тоже направился к дому. - Анна, у меня к тебе серьезный разговор, - сквозь зубы процедил Иван Иванович, не удостоив только что вошедшего сына даже взглядом, и скрылся в библиотеке. Девушка закатила глаза. - Ну вот… Начинаются нравоучения… - тихий смешок сорвался с губ. – Интересно, что на сей раз? Может… дядюшка догадался, что мы… что ты… и я…? Владимир нахмурился и судорожно сжал кулак, так что ногти врезались в кожу ладоней. - Ага, догадался. И теперь запретит со мной общаться. – По-прежнему недовольный, особенно тем, что отец помешал их разговору, он отвернулся, с деланным интересом разглядывая тисненые узоры на шторах. - Володя, - Анна провела рукой по его щеке, разворачивая лицо к себе, приподнялась и невесомо прикоснулась к губам, потом, обхватив ладонями его голову, заставила мужчину немного наклониться и поцеловала сильнее, жарче, наблюдая из-под ресниц, как зажигаются теплым светом серые глаза, как горечь разочарования и обиды покидает взгляд, как разглаживается недовольная складочка, залегшая между бровей. - Не сердись на него… - ее слова смешивались с горячим дыханием, и тоже пахли мятой, и дрожали, как дрожала она вся от близости любимого. – Не нужно. Иван Иванович… он всегда такой… Если его что-то беспокоит, он больше ничего не замечает. И никого. Вот сейчас сделает мне выговор… - Анна! Я жду!!! – в тот же миг раздалось из кабинета. Девушка хихикнула и, быстро прижавшись к мужской груди, сразу же высвободилась из родных объятий. - Вот видишь. А затем спросит у меня… - Кстати, Володя еще не вернулся? – снова послышался голос профессора Корфа, и Владимир невольно улыбнулся. Пытаясь справиться со смехом в голосе, Анна одернула полы пиджака. - Уже вернулся, дядюшка. – И скрылась за дверью профессорской библиотеки, оставив Владимиру едва уловимый запах мяты, смешанный с горечью ревности и с тонким изысканным ароматом духов. Барон вздернул подбородок. Что ж, завтра выходной, впереди – целая ночь, а, следовательно, поговорить они еще успеют. *** Владимир сидел в гостиной, уныло рассматривал так и не выпитый коньяк, пытаясь отвлечься, но мыслями возвращался к Анне. По всей видимости, отец решил устроить воспитаннице настоящий допрос: вот уже больше часа продолжается разговор в библиотеке! Несколько раз Корф вскакивал с тем, чтобы ворваться туда, забрать девушку и унести в спальню. Живо представлялось, как вытянется удивленное лицо профессора от известия об их отношениях. Но данное любимой слово удерживало от подобного рода шагов. А еще злость. Владимир был настолько зол сейчас – на отца, помешавшего выяснить отношения раз и навсегда, на Репнина, неизвестно как связанного с Куклой в прошлом, а больше всего на себя самого, столь легко поддавшегося этой неудержимой ярости, - что он просто не рискнул войти в библиотеку, боясь окончательно сорваться и наговорить того, о чем потом будет жалеть. Очень долго жалеть… Время стремительно убегало в ночную морозную полночь, отдаленным боем напомнив о приходе нового часа. Ожидание становилось невыносимым, и мужчина, отставив коньяк, поднялся наверх. Уходя, бросил еще один взгляд на плотно закрытую дверь. «Отец, что же ты делаешь? – пронеслась в голове усталая мысль. – Анна так о тебе заботится… А кто она для ТЕБЯ? Очередное научное достижение, которым можно похвастаться перед коллегами? Так же как я – недоразумение, на которое можно пожаловаться?...» Владимир честно вынужден был признать: он не знал ответов на свои вопросы. Сбросив одежду и быстро освежившись в душе, он неслышно скользнул по коридору и скрылся в комнате Анны, приняв решение подождать ее там. - Как знаете, Иван Иванович. – Отбросив с лица непослушный белокурый локон, девушка пожала плечами. – Я уже давно говорила, что не горю желанием получать доцентское место. На нашей кафедре много более достойных кандидатов. - Но таких талантливых нет! – раздосадованный и немного взъерошенный, профессор Корф шумно вздохнул и попытался успокоиться. – Анечка, мне казалось, ты всегда хотела… - Я люблю свою работу, дядюшка, и Вы это знаете, как никто другой. Но совершенно не за чем опережать события. Пройдет несколько лет, и всё станет на свои места. К тому же… - Анна отвела грустный взгляд, - тогда, возможно, никто не будет говорить, что я… что мне… меня… Иван Иванович нахмурился. - О чем ты, девочка? Она лишь отмахнулась. Серые глаза, казалось, потухли, а потом озарились тусклым болезненным блеском вдруг нахлынувшего неприятного воспоминания, нежный и ласковый обычно, сейчас ее голос прозвучал немного резко: - Простите. Я устала. Можно идти спать? - Конечно-конечно, девочка моя… - растерянно проговорил профессор, так и не разобравшись до конца, что же так и не смогла выговорить его воспитанница, его самая прилежная ученица, единственная опора и подмога в его одинокой старости. Снимая очки, он присел на краешек стола, как часто делал в студенческой аудитории, увлекаясь чтением лекции, и задумчиво посмотрел на огонь. Возможно, это Володя сказал нечто, отчего так расстроено выглядела Анечка?... Надо бы поговорить с ним. Да только поздно. - Завтра, всё завтра! – твердо произнес Иван Иванович. – Обязательно поговорю, но завтра. «Да, конечно, она это место получит! Кто ж еще?! Разве наш шеф профессору откажет?! И чем только Анька угождает старику? Подумать страшно…» Полный зависти и презрения голос лаборантки Полины до сих пор звучал, шипел в ушах, словно змея, а потом вдруг резко обволакивал медовой сладостью: «Ой, Анна Александровна… Вас староста со второго курса искала! А какая у Вас кофточка… Просто супер-пупер!!!!» Едва ли не сильнее всех человеческих пороков Анна ненавидела лицемерие, вот и сейчас отдала бы многое, лишь бы забыть случайно подслушанную тираду. Но, как назло, она никуда не исчезала из головы, более того, снова вспомнив пережитое негодование вперемешку со стыдом, девушка ни о чем другом не могла и думать. Потому-то, рывком открыв дверь своей спальни, она буквально охнула от неожиданности, когда увидела стоящего посреди комнаты Владимира. Сердце отчаянно застучало, вспоминая, как его не хватало, как было хорошо с ним, как от одного его взгляда все проблемы кажутся такими маленькими и далекими, словно звездочки в ночном небе. - Милый! – девушка обвила его шею, прижалась к широкой груди, забывая все печали и тревоги. Но, к ее удивлению, мужские руки осторожно отстранили ее, серые глаза посмотрели серьезно и холодно чуть ли не в самую глубину ее души. - Аня, нам нужно поговорить. Она тряхнула головой, пытаясь прогнать этот взгляд, пугающий ее с детства, от которого она уже успела отвыкнуть, который, казалось, никогда не вернется после вчерашней ночи. Страх морозом пробежал по коже, заставил тело вздрогнуть. - Поговорить? – она отступила на шаг, - Владимир, о чем? - О Михаиле Репнине. Анна облегченно выдохнула: всего лишь! В голосе промелькнуло лукавство: - И что же… тебя интересует? - Я хочу знать… - серые глаза зло прищурились, - почему это моя девушка с таким нетерпением ожидает с ним встречи!? - Твои упреки совершенно безосновательны и несправедливы! – упрямо вздернув подбородок, красавица отвернулась. – Ты не имеешь права… - Прости, если я чем-то обидел тебя, Ань, но объясни, будь добра, что у тебя с Репниным. - Ничего! – она схватилась за спинку стула, вдруг стало тяжело дышать. Как же он не понимает?! - У меня ни с кем ничего никогда не было, не могло быть! Смех Владимира, слишком неестественный, словно искусственный, наполнил комнату. О, он умел быть несговорчивым и упрямым, недоверчивым, грубым, жестоким! Ослепленная счастьем, Анна позабыла об этом. Увы, слишком быстро, непозволительно быстро. Отсмеявшись, Корф подошел к ней вплотную. - Я ведь не о сексе говорю. – Его тихий голос прозвучал сухо и жестко, угрожающе - так шепчет в пустыне ветер, предвестник смертельной песчаной бури. Поежившись от подобного сравнения, Анна выдавила из себя улыбку: - Так вот что вчера между нами было… А мне, наивной, казалось, что всё совсем иначе… - она резко развернулась, вскинув голову так, чтобы можно было заглянуть в его глаза. - Я думала, что… Она пыталась сдержаться, очень хотела выстоять в этой битве и если не выиграть ее, то, по крайней мере, не пасть с позором к ногам победителя. Она так хотела с достоинством и улыбкой выдержать его колючий взгляд. Хотела. Но не смогла. Предательские слезы подступили слишком близко, блеснули в уголках глаз, на тонких густых ресницах, вырвались наружу тихим всхлипом, слетевшим вместо приготовленных слов. Уже не в силах скрыть их, Анна обреченно бросила: - Тебе лучше… уйти. – И отвернулась к стене, давясь беззвучными рыданиями, оплакивая свои обманутые надежды, разбившиеся вдребезги от его упреков. Она скорее ощутила, чем увидела, что Владимир двинулся с места. Несколько бесконечных, мучительных секунд, тяжелых, будто пресыщенный кислородом воздух после грозы, пролетели и погасли, когда он оказался рядом с ней, обхватил вздрагивающие плечики и прижал к себе хрупкую девушку, так доверчиво отдавшую ему себя, так безжалостно отторгнутую только что. - Прости, Анечка, - он поцеловал ее пышные волосы, маленькое ушко, плавный изгиб шеи, - я люблю тебя, так люблю… Вчерашняя ночь была самой лучшей в моей жизни, и ты никогда, никогда, слышишь, даже думать не смей, что для меня это несерьезно! Когда он развернул красавицу к себе, слезы лились из ее прекрасных глаз горячими прозрачными потоками. - Почему… - она всхлипнула еще громче прежнего, беспомощно хватая ртом воздух, - зачем ты говорил мне всё это? Я не хочу, чтобы ты снова становился таким, не хочу… - Девочка моя, любимая, - прижавшись губами к мокрой щеке, Владимир успокаивающе погладил поникшую спинку, притягивая свою Куколку еще ближе, обнимая еще крепче. – Успокойся, Аня, Анечка… Ее взгляд блеснул негодованием из-за пелены слез. - Отпусти меня! – маленькие кулачки забарабанили по его груди. – Не прикасайся ко мне! Никогда! Не смей!!! - Анна, выслушай меня… - Я не позволю… - смешивая крики и судорожные всхлипы, она вырывалась из его рук, извиваясь и царапаясь. – Ты всё лжешь! Ты не любишь, не любил никогда, а просто переспал со мной, чтобы унизить! Как всегда делал, как обычно! С самого детства ты пытался доказать, что я никто, пустое место, и, наконец, дождался дня, когда по уши влюбленная неопытная дурочка повелась на красивые слова!.. Она глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, посмотрела не него, шумно всхлипнула и вдруг затихла. Не кричала и не плакала, не отбивалась, пытаясь выбраться из кольца его рук, замерла, словно заледенела. И Владимир вздрогнул, ощутив силу ее боли, глубину безысходности. Молодой человек ласково отвел от ее глаз влажный локон, когда усталый, полный боли серый взгляд встретился с его взглядом. - Сердечко мое, - он робко наклонился к любимому лицу, но так и не осмелился поцеловать в губы, лишь прикоснулся к виску и медленно отстранился. – Я полюбил тебя так давно, что уже и не помню, когда это произошло. Я люблю тебя безумно, Анечка, и так же безумно, ужасно, непозволительно ревную. Если бы ты… Запрокинув голову, Корф прикрыл глаза, пытаясь собраться с силами, потом продолжил: - Если бы ты могла только представить... Я готов собственными руками убить любого, кто посмотрит в твою сторону и добьется ответа твоих смеющихся глаз. Я знаю, что не прав, и что так не должно быть, но я хочу тебя всю, до единой улыбки, до единого вздоха, до единого взгляда, я не хочу тебя делить ни с кем! Аня! Анечка!!! Если бы ты только знала… - Я, кажется, понимаю, о чем ты… - она смахнула ладошкой остывшую слезинку и уткнулась носиком в шею обнимающего ее мужчины. – Ты мне тоже нужен в единовластное пользование. Анна была так близко, что Барон почувствовал, как на ее губах расцвела несмелая улыбка. Так солнышко выходит из-за туч после протяжного грозового ливня, наполняя лучистым светом влажный воздух. Девушка немного отодвинулась и потянула его за руку к постели. Его глаза снова сияли теплотой, и делились с ней своей любовью, и уже темнели от накатывающей волной страсти. - Пообещай, что не станешь ревновать, - она обвила его плечи, прижимаясь всем своим соблазнительным изящным телом. Владимир серьезно кивнул: - Обещаю. Но, - пальцы сами потянулись к пуговицам на коротком пиджачке, - ты обещай, что расскажешь мне всё о Репнине. - Корф, черт тебя дери, дался тебе этот Фрейд… - промурлыкала Аня и тут же приникла к горячим губам, требуя ответного поцелуя. *** …Звонок мобильного раздался прямо посреди пары, и Анна, неловко извинившись, мысленно обругала себя: что же она не выключила телефон?! Ведь раньше никогда не позволяла себе подобной невнимательности. Она всегда требовала от студентов отключать хотя бы звук и, соответственно, оставлять включенным собственный считала непозволительным лицемерием. И вот сейчас, прямо посреди фронтального опроса группы, сладко-искушающей индийской мелодией Arash ее беспечность напомнила о себе. Анна напряглась, когда увидела, чей номер высветился на дисплее. - Да. Я слушаю. Звонила Ольга. Немного растерянно, с совсем не присущими ей интонациями Кали сообщила: - Увы, худшие подозрения подтвердились. Это наш вирус. - Но… - внутри всё похолодело, - еще совсем немного, и я переведу последний фрагмент! Там точно есть указания о способах победы над болезнью. Я уверена, ты еще успеешь вылечить… - Аня, прости, - недолгое молчание было таким зловещим, - но времени уже нет. Если бы неделю назад, да хоть пару дней, да хоть ВЧЕРА! Но… Мне очень жаль. Владимир умирает… В ушах зазвенело, солнце закатилось в пучину кромешной тьмы, руки безвольно выпустили телефон, и девушка, не в силах устоять, опустилась на стул. Это не возможно… Нет… Господи, НЕТ!!!! В холодном поту, Анна с криком вскинулась на кровати и резко села. Было по-прежнему темно – декабрьское утро приходит так поздно, словно ему самому лень просыпаться, прощаясь со звездной морозной ночью. Владимир, крепко прижимающий ее к себе во сне, тоже проснулся, встревожено включил ночник и развернул девушку, чтобы рассмотреть ее лицо: - Анечка, родная, что произошло? - Владимир! – вся в слезах, она бросилась ему на шею, потом начала осыпать поцелуями его лицо, плечи, грудь. - Володенька, я люблю тебя, я люблю тебя, люблю тебя, люблю, люблю… Тонкие пальцы судорожно путались в растрепанных за ночь волосах мужчины, губы с солоноватым привкусом слез повторяли и повторяли бессвязные признания, а Владимир всё не мог понять, что же так напугало его малышку. Некоторое время он просто поглаживал вздрагивающую спинку, шептал о собственной любви и целовал красавицу в ответ. Потом же, когда Анна начала успокаиваться, приподнял заплаканное личико и серьезно посмотрел ей в глаза: - Любимая, что случилось? – в голосе, обычно уверенном, промелькнула тревога. – Это из-за того, что было вечером? Прости меня, Анечка, умоляю… - Нет, - она шмыгнула носом, отрицательно качая головой. – Ты не виноват, только я виновата… Слезы снова покатились из глаз. Корф строго встряхнул ее за плечи. - А ну, прекрати немедленно. И рассказывай. Потому как я даже представить не могу, в чем может быть ТВОЯ вина. Анна потупилась, продолжая раз за разом всхлипывать, но все же немного пришла в себя. - Мне приснился кошмар… - высвободившись из обнимающих ее теплых рук, девушка потянулась за лежащим на кресле халатом, набросила его и подошла к окну. Владимир хмуро наблюдал за ней, затем хмыкнул: - Да я уж понял… Что в нем? Маленькая ручка отодвинула тяжелый бархат шторы, и на темном фоне ночного города, на стекле, освещенном тусклыми лучами ночника, девушка увидела своё испуганное лицо, глаза, до сих пор хранящие пережитые во сне страх и боль, щеки с дорожками еще не высохших слез. Проведя пальцем по своему отражению, Анна тихо проговорила: - Мне снилось, что я не успела перевести манускрипты во время, мы не узнали тайну атлантического вируса и не смогли спасти… - она запнулась, боясь произнести вслух следующее слово, снова стало больно, снова стало страшно. Несколько секунд прошли в молчании, и вдруг легким шепотом с губ слетело почти неслышное, - тебя… Облегченно выдохнув, Владимир быстро встал с кровати и подошел к любимой. - Аня, Анечка, счастье моё, всё хорошо, - его руки скользнули по девичьей талии, обвили стройную фигурку, согревая, утешая и успокаивая. – Я здесь, с тобой… Разве ты не помнишь? Я пообещал всегда возвращаться, и сдержу слово. И ничего со мной не случится. А ты закончишь перевод вовремя… И всех-всех спасешь… Анна снова шумно всхлипнула, и теплый поцелуй мягко прикоснулся к ее щеке возле самого ушка. Она расслабилась, позволяя себе полностью довериться ласковым рукам и губам, полностью поверить слову любимого мужчины. Владимир почувствовал эту перемену и довольно улыбнулся в полумрак, его дыхание стало жарче. - Уже успокоилась, Анечка? – в низком голосе послышалось нетерпение. Ей достало сил только кивнуть, прежде чем мужчина подхватил ее на руки и снова уложил на постель, не очень разборчиво промурлыкав о том, как он любит длинные зимние ночи. *** Проснулся Барон совсем уж поздно – солнце ярко светило в так и не задернутое ночью окно. Анна до сих пор сладко спала у него на плече, будить ее совершено не хотелось, и Владимир в очередной раз обрадовался, что сегодня суббота и ни пар, ни службы у них нет. Всю прелесть утренней гармонии прервал громкий стук в дверь. Иван Иванович, явно недовольный, наставительным тоном позвал: - Анна, поднимайся!!! Я спешу к Петру Михайловичу, а мы не закончили вчерашний разговор. Профессор снова забарабанил в дверь, и девушка встрепенулась, сонно протирая глаза. Владимир нахмурился: да что ж старику неймется! Укутывая любимую чуть ли не по самый подбородок в одеяло, он шепнул ей на ушко: - Лежи, маленькая, я сейчас сам с ним поговорю. – И тут же девушка буквально вцепилась в его локоть. - Володя, не надо! – тихий голосок прозвучал взволнованно, с легкой долей укоризны, - пожалуйста, мы же договорились! Она выглядела такой расстроенной, что Корф сдался. Вчера он и так изрядно наломал дров своей глупой ревностью, так что расстраивать Куколку с утра пораньше совершенно не хотелось. Тем более что, торопливо запахивая халатик, Аня уже спешила успокоить профессора: - Минуточку! Я сейчас, дядюшка, уже иду! Чмокнув любимого в губы, она соблазнительно улыбнулась. - Жду тебя внизу… - и, совсем чуть-чуть приоткрыв дверь, юркой кошечкой выскользнула из спальни. Владимиру пришлось окончательно признать: он пропал. *** - И чего наш профессор от тебя постоянно хочет? - Чтобы я согласилась взять ставку доцента. – Девушка поморщилась и приложила к мочке уха длинную подвеску, фыркнула: не подходит. – А я не хочу. - Так ему и скажи, неужели отец не поймет? – недовольный Корф то и дело поглядывал на часы. Еще немного – и им пора будет выезжать, все сотрудники Третьего Отделения соберутся к шести в уютном джаз-клубе. Как объяснил любитель светских тусовок Ромео, субботний фест – это славная традиция, свято чтимая со времен основания их секретного отдела. Что бы ни произошло, сколько бы дел ни зашло в тупик и сколько бы опасностей ни висело над страной, - в третью субботу каждого месяца вся команда собиралась в «Evening Blues» и, так сказать, релаксировала. Сегодня был тот самый день – и Анна уже несколько часов подряд готовилась к выходу, сначала тщательно подбирая сумочку под платье, потом наводя макияж, мастеря замысловатую прическу, перебирая украшения в шкатулке и соответствующие случаю тосты в голове. Нельзя сказать, что Владимир не получил никакого удовольствия от данной процедуры. Наблюдать за тем, как любимая надевает чулки с черным кружевом, соблазнительно обтягивающие стройные ножки, было более чем приятно. Барон даже пару раз намекал, что мог бы помочь, но красавица, лукаво прищурившись, предлагала выбор: либо он помогает сейчас, либо когда они вернутся домой. В итоге остановились на втором варианте. Время шло, и в распоряжении оставалось всё меньше терпения. Анна откровенно затягивала сборы и капризничала, пока Корф не поднялся, резко отбросив со лба темную челку. - Всё. Поехали. – Слова были произнесены непререкаемым тоном. - Но я… - только и успела пискнуть Анна, вдруг очутившаяся в мужских руках. – Поставь меня, немедленно! Не слушая протестов, Владимир поудобнее перехватил смеющуюся, извивающуюся красавицу и спустился с ней вниз. В клубе уже все собрались, и Шеф, весело улыбаясь, рассказывал очередную военную байку, когда появился Барон. Недовольная Кукла шла немного позади и по старой привычке теребила тонкое золотое колечко. - Всем добрый вечер, - Владимир обвел взглядом компанию, - извините нас за опоздание, субботним вечером на улицах пробки еще покруче, чем в час пик. - И не говори, - согласилась Кали, томно проводя кончиками пальцев по точеной шее. – Сплошные пробки, я тоже в них проторчала минут сорок. Александр Христофорович, отхлебнув немного вина, устало закатил глаза: - Ох уж эти женщины!.. – и, словно по команде, сотрудники согласно закивали. Вечер проходил просто замечательно. Под ненавязчивую тягучую музыку дружеский разговор перемешался с обсуждением рабочих моментов. Ольга, не скрываясь, флиртовала с Романовым, Фрейд бросал на Корфа недовольные взгляды, но, похоже, хорошо держал себя в руках, Бенкендорф с явным наслаждением попивал красное сухое вино, слушал плачущую чьей-то болью игру саксофониста, и в его глазах отражалось абсолютное счастье. Это становилось еще заметнее, когда полковник будто невзначай бросал взгляд на дочь. Полностью расслабленная, облокотившись на плечо сидящего рядом Владимира, Анна улыбалась, и в ее улыбке было всё, о чем мог мечтать любящий отец: спокойствие и уверенность, нежность, радость, проснувшаяся чувственность, а вместе с тем – ощущение защищенности и настоящей, истинной свободы, которое может появиться лишь когда женщина любит и любима в ответ. Андрей отставил подальше слабоалкогольный коктейль и задумчиво протер очки. Тут же Алекс не удержался: - Связной, пить меньше надо, чтоб стекла не потели! Ольга громко засмеялась, даже Анна хихикнула, спрятавшись за спиной своего Барона, но Долгорукий, в общем-то, совсем не обиделся. Он повернулся к Кукле. - Ань, так ты бросила переводить? - Скажешь тоже, - почти весь вечер упрямо молчавший Михаил потянулся за оливкой. – Наша Куколка ничего не бросает на полпути, не так ли? Его карие глаза встретились со спокойным, немного искрящимся от выпитого мартини взглядом Анны. Она согласилась: - Именно так. Между прочим, я ведь подала начальству неполную версию перевода… - Считайте, что я этого не слышал, - предупредил полковник и тут же придвинулся поближе. – Умница, дочка. Продолжай. Довольная собой, девушка заговорщицки понизила тон: - В моих отчетах фигурируют только те манускрипты, в которых подана история государства древних Атлантов, общие сведения об их культуре, науке и ремеслах, достижения в разных областях, в том числе и медицине. Кроме того, в них с поразительной точностью описано месторасположение всей державы с небывалым для тех времен уровнем развития и впервые упоминается столица Атлантиды – город, цветущий на побережье Красного моря. От удивления Корф даже перестал незаметно поглаживать обнаженное плечико своей любимой. - Красного? А как же тогда Атлантика? Как вообще затонула Атлантида, если она была в Северной Африке? Или в Азии? Где? - В том-то и дело! – Анна немного разочарованно вздохнула, когда нежные пальцы прекратили ласкать ее кожу, но тут же продолжила излагать, и вдохновенно сияющие глаза расширились, загорелись еще ярче, стали еще прекраснее. – В пергаментах, перевод которых я отдала, речь идет о том, что Атлантида располагалась на побережье какого-то внутреннего моря, предположительно Красного, возможно (хоть и менее вероятно), Средиземного. Когда в конце эпохи обледенения, того, что мы называем последним ледниковым периодом, ледники начали таять, вода во внутренних морях северного полушария поднялась, прорвала перешеек, соединяющий тогдашнюю Африку с Азией, и затопила основные территории Атлантиды, включая стольный град. Выжившие жители либо перекочевали вглубь континента, либо, переплыв море, осели на Балканах, Апеннинах и в Месопотамии. В общей сложности все эти события произошли около одиннадцати с половиной тысяч лет назад и во многих культурах остались на уровне мифологического мировоззрения как легенды о Великом Потопе. Анна замолчала на какое-то мгновение, переводя дух. - Ну а в тех манускриптах, перевод которых я еще не закончила и о которых не упомянула в отчете, содержатся хроники. Не могу точно сказать, кто их автор. Скорее всего, он мог быть жрецом или ученым. Впрочем, мог и совмещать эти занятия. Так вот, найденные документы – это его личный дневник, в котором четко указано: Атлантида действительно находилась там, где сейчас шумит Атлантический океан. Скорее всего, Платон, описывая древнюю цивилизацию, располагал именно сведениями из этого дневника, но неполными или порядком исковерканными при переводе на древнегреческий. То, что он называет вселенской катастрофой и гневом богов, на самом деле было вынужденной мерой. Когда эпидемия… - Нашего вирусного дружка? – заинтересовалась Кали. Кукла подтвердила: - Именно. Когда она захлестнула весь континент, причем достигла воздушно-капельной стадии, у атлантов не оставалось выбора. К тому времени большая часть жителей погибла, некоторые, спасаясь бегством, покинули остров, но на руинах некогда цветущей державы остались до последнего лучшие представители народа: аристократия, военное руководство, научная элита. Именно среди этих людей и было принято решение искусственно затопить страну, сам воздух которой теперь был смертельно опасным. Они рассчитывали, что со временем вода уничтожит вирус, схлынет, и потомки атлантов смогут вернуться домой. Кстати, возможно, отсюда и мотив поиска земли обетованной, хотя он прослеживается в мировой традиции несколько позже. Репнин удивлено свел брови: - Но тогда получается, что в развитии своем Атлантида ушла намного дальше, чем мы предполагали. - Наверное… Трудно сейчас судить. – Анна налила себе сок и с наслаждением сделала пару глотков. - То, что они смогли затопить целый континент, звучит угрожающе, но на самом деле, это мог быть не особо внушительных размеров остров, которому хватило бы нескольких разрушенных дамб. Атланты жили посреди океана, наверняка, морские божества стояли во главе их пантеона. Отсюда и вера в исцеляющие силы воды, способной справиться с вирусом. - Ха! – Калиновская скептически поморщилась, - вот уж реально я не справлюсь с этой заразой, если буду колоть инфицированным физ.раствор и дистиллированную воду. Ты уверяла, что в манускриптах будет упомянута процедура лечения! - И она есть, - голос девушки прозвучал уверенно, но потом несколько сник. – Если быть точной, то автор дневника пишет о некой вакцине, универсальной для всех стадий развития болезни. Увы, она была найдена уже после затопления самой Атлантиды. И этот человек не владел точными сведениями о компонентах и приготовлении препарата. Скорее всего, его изобретатели… Как бы это назвать? Эмигрировали на другие земли. И связь прервалась. Бенкендорф не сдержал довольно грубого ругательства, да так громко, что все дружно обернулись к нему: - И где же нам искать эту связь? Дочь пожала плечами: - Надеюсь, что какие-то намеки сохранились в еще не переведенных фрагментах. На сим разговоры о работе решили пресечь. *** Прямо в разгар вечера у Романова зазвонил телефон. Чертыхнувшись, молодой мужчина ответил, и на его лице четкими, всем понятными буквами возникла надпись: «МАРИ». - Жена звонит… - протянул Андрей. – Нет, я всё же не женюсь… Владимир только усмехнулся подобному утверждению. Впрочем, сам он никогда не отбрасывал мыслей о семье. В те редкие моменты между боевыми операциями, когда Корф позволял себе мечтать об Анне, о том, что она может ответить на его чувство, белокурая красавица всегда была его женой. Официальной. Более того, венчанной. В этом вопросе обычно бесшабашный Барон был ужасно консервативен. - Труба зовет, - уныло констатировал Александр и поспешно распрощался с коллегами, стараясь не обращать внимания на боль разочарования во всегда лукавых глазах Ольги. Музыка заиграла громче, тоскливыми переливами клавишных и низкой грустью струнных так правильно попадая во всеобщее невеселое настроение. Кали тихо подошла к Владимиру и попросила: - Давай потанцуем, а? Она действительно любила Ромео, гораздо сильнее, чем тот ее, если Алекс вообще воспринимал их роман серьезно. И сейчас на роковую яркую Калиновскую было жалко смотреть. Корф повернулся к Анне, но та что-то в полголоса рассказывала отцу. Ольга понимающе улыбнулась: - Прости, я не подумала… - помолчала и снова вздохнула. – Прости, Барон… Кали уже почти отошла, когда сильная рука вязла ее под локоть. - Не переживай. Анна поймет… - заверил женщину Корф. Анна не поняла. Почти не слушая Александра Христофоровича, она бросала на танцующую пару взгляды – один мрачнее другого, а как только мелодия затихла и началась новая композиция, девушка буквально подпрыгнула со своего места, подхватила опешившего Репнина и увлекла за собой. Вечер принял очень непростой оборот… - Что это было? – чуть ли не прошипел Корф, сдавливая хрупкий локоток возлюбленной. Он утащил ее из зала, не дожидаясь окончания мелодии. – Руки Репнина были к тебе приклеены! Отрывать пришлось. - Бедненький Миша!!! – Анна картинно закатила глаза. – Ему повезло гораздо меньше тебя: ведь ТВОИХ рук от Олькиных бедер никто не отрывал. - Могла бы посочувствовать подруге, - Владимир ослабил хватку, и девушка сразу же высвободилась, убегая вперед. - Маша - тоже моя подруга. И ей я ТОЖЕ сочувствую. Со всей силы хлопнув дверцей, Анна уселась в машине и скрестила руки на груди. Корф молча сел на место водителя, но ехать не торопился. Минуты сменяли друг друга – не мучительно длинные, полные предчувствия беды, но явственно напряженные. Наконец, Барон откашлялся и развернулся к возмущенной красавице. - Аня, - голос уже не звучал слишком непримиримо, - я же говорил тебе, как сильно ревную. Она не сдержала нервного смешка: - И к тому же именно к Мише. Вот ни задача! Бедняга Фрейд. - Ань, ты неправа. Я ревную ко всем, – мужчина упрямо склонил голову. - Но к нему сильнее. Я просто… у вас же что-то произошло, а я не знаю, что, и от этого злюсь еще больше! Дьявол!!! Он достал из бардачка пачку сигарет, но снова не закурил – просто запах табака необъяснимым образом успокаивал. Скользнув взглядом по напряженному лицу Барона, Анна поплотнее запахнула на себе полы пальто. - Я начала работать в Третьем Отделении на первом курсе аспирантуры. К тому времени я уже защитила диплом по сравнительному языкознанию, а папе как раз понадобился такой специалист. И он рекомендовал меня. – Девушка отвернулась к окну. – Не ты один считаешь, что изучать мифологию несолидно. Папа тоже так думал. И хотел, чтобы я попробовала кое-что другое. - Службу в секретной правительственной организации? – Корф криво усмехнулся. – Прекрасное занятие для молоденькой девушки. - Для него нет ничего лучше и интересней. В напарники мне назначили Каина. Ты, наверное, слышал о нем? Коля был моим другом, лучшим другом. Он был первым, кого приняли в Отделение под папиным руководством. Потом появился Миша. Такой добрый и милый, он почти сразу начал за мной ухаживать, и ужасно сожалел, что я его никак не поощряю. А я не могла! Анна резко развернулась к Владимиру и обвила руками его шею. - Теперь я понимаю, почему: мне был нужен только ты. Я скучала, боялась за тебя, молилась, ждала твоего возвращения. Тогда сама себе не хотела в этом признаться, вот и прятала чувства так глубоко, что не могла разглядеть. – Она перевела дыхание и ослабила объятья, маленькие ладошки скользнули по мужским плечам, по груди, девушка опустила взгляд. – На какое-то время Миша оставил меня в покое. Уж не знаю, что он себе надумал… Возможно, что у меня есть кто-то… Не знаю… - А потом? – Владимир немного нахмурился, понимая, что потом произошло самое главное. Он не был уверен, что спокойно выслушает это, но неведенье просто с ума сводило. Аня погрустнела. - Потом погиб Каин. Пустил себе пулю в лоб прямо на моих глазах. Я очень испугалась… - в уголках глаз блеснули слезы, и Корф привлек девушку к себе. - Ты у меня такая сильная, Анечка, - его губы нежно прикоснулись к шелковистым волосам. – Репнин вспомнил, что он штатный психолог? - Как ты можешь, Володя..? Он ведь действительно хотел мне помочь! И я была ему благодарна. Только… - тихий голосок дрогнул, - я не сразу поняла, что он не просто так помогает… Анна ощутила, как напрягся любимый после последней произнесенной фразы. И это напряжение стальным холодом блеснуло в серых глазах. - Чего он хотел? Впрочем, можешь не отвечать, и так понятно. Он хотел тебя…кхм… с тобой… - с трудом отогнав так и норовящие сорваться с языка грубости, Владимир решил, что правильнее будет вообще смолчать, и прижался щекой к виску своей девочки. – Так что он? - Он несколько раз поднимал вопрос о нас, о наших с ним отношениях. Но я такая глупая, - девушка всхлипнула, - я даже не догадывалась. Вернее, снова пряталась от правды, боялась ее принять. И поплатилась за это. Миша… Он однажды решил, что, ну… что всё станет проще, если мы с ним… Смутившись и покраснев, Анна умолкла. Воспоминания явно были не из приятных. - Он… тебя обидел? – несмело поинтересовался Владимир, уже готовый прибить Фрейда с особой жестокостью и извращенностью. Но красавица покачала головой, улыбнувшись сквозь слезы. - Нет… Тогда я ему популярно объяснила, что между нами ничего не может быть. И он, вроде, понял. Правда, зачем-то сказал моему отцу, что мы провели ночь вместе. Наверное, думал: полковник тут же потребует на мне жениться. А папа не поверил, всё мне рассказал. - Шеф хорошо разбирается в людях. – Потихоньку Барон тоже начал успокаиваться. – Кстати, о чем он тебе сегодня говорил, когда мы с Олей пошли танцевать? - Спрашивал, как у нас дела. - У нас? – черная бровь удивленно поползла вверх. - С тобой… - промурлыкала Анна, потершись щекой о его щеку. Нежность, слитая воедино с бешеной страстью, закипела в крови, Владимиру захотелось побыстрее добраться до дома. - Отец тебя действительно прекрасно знает… - Он заглянул в родные серые глаза. – Анют, ну скажи мне: зачем ты потащилась танцевать именно с Репниным? Хотела меня позлить? Так прихватила бы Связного. Эффект был бы тот же, зато он не имел на тебя видов. Девушка рассмеялась, волнуя мужчину еще сильней, прильнула к его груди и прошептала: - Честно говоря, мне очень понравилось мириться… Корф включил зажигание и подмигнул своей красавице: - Тогда надо ехать. Помнится, я обещал помочь тебе снимать чулки? - Ах ты развратник! – с деланным негодованием Анна ударила его кулачком в бок, но тут же чмокнула в уголок губ. – Мой любимый развратник… *** - Вопреки приказу, сотрудники Третьего Отделения не прекратили разработку заявленной ранее линии расследования, товарищ генерал. - Какого черта? Бенкендорф что, ждет, пока ему объяснят во второй раз, более… кхм… популярно? Откуда информация? - Наружка доложила. Согласно официальной версии, четверо офицеров отдела направляются в отпуск в Египет. Вернее, трое – если учесть, что Платонова уже не работает на правительство. - Платонова – дочка Шефа, разумеется, она до сих пор в этом замешана. Не удивлюсь, если подсунутый нам перевод – это липа. - Никак нет, наши специалисты по древностям подтверждают точность переведенных фрагментов. Но… - Что? Что, мать твою, не так? - Но часть старинных текстов расшифровать не удалось. Есть предположение, что Кукла сделала это, но только нет ни малейшей возможности добыть данные. Третье Отделение на пудовый замок заперто для чужаков, Романовская система «антивзлом» не знает аналогов в мире, не то что в стране. Всё подчиненные преданы своему Шефу и ни за что не поделятся нужными сведениями с левой стороной… - Фу, майор, что за лексикон?! Генерал брезгливо скривился и встал из-за стола, упершись руками в полированную поверхность. Его правый глаз немного подрагивал то ли от напряжения, то ли от лишних нервов, которые на сегодня явно не были запланированы. Он подкрутил поседевшие гусарские усы. - А что наш приятель Андрей Платонович? - У него тоже по нулям, - развел руками офицер. – Говорит, самому не перевести. Да он нам голову морочит, товарищ генерал, он же свою корочку… - Отставить! – строгий приказ грянул подобно грому среди ясного неба. – Раз так, хотим мы или нет, приходится положиться на Платонову. Пока что… Распорядись, чтобы от них в поездке не отходили двадцать пять часов в сутки. Пожилой военный нахмурился, будто вспомнив что-то важное. - Корф входит в состав группы, отправившейся в Египет? - Так точно! Генерал задумчиво почесал затылок и кивнул: - Ясно. Так вот…С ним будьте особо осторожны… *** Полуденное тропическое солнце пекло так безбожно, что каждый камень на мощенной мостовой, каждая гранитная плита, каждая стена здания походила на раскаленную сковородку. - Наверное, на таких штуках черти поджаривают грешников, - весело предположил Андрей, выбравшись из автобуса у одной из каирских гостиниц. Связной поправил на себе лихого вида ковбойскую шляпу и бодро зашагал в направлении входа. Калиновская только усмехнулась ему вслед. - Лучше уж пусть такая жара, чем постоянные перепады влажности, как в латиноамериканских субэкваториальных джунглях. Ты помнишь этот кошмар? Да парикмахерша потом три месяца приводила мои волосы в человеческое состояние и ругалась по чем свет! – Ольга обвела глазами толпу, любопытно посматривающих на неё восточных мужчин, хмурых, зажатых женщин, и, быстро надевая темные очки, словно самой себе пробурчала. – А что? Мне стыдно было ей в глаза смотреть! Не всякая Катькина клиентка так небрежно относится к своей внешности. - Ой, Кали, тебе ли жаловаться на подобные вещи? – промурлыкал прямо над ушком бархатный голос, но женщина только тряхнула пышной шевелюрой и последовала за Долгоруким. Барон же остановился, обмахиваясь недавно прочтенной газетой, в ожидании до сих пор не показывающейся из автобуса Анны. Всю дорогу от аэропорта его Куколка оживлено рассказывала коллегам об истории Египта, постоянно поправляла растрепанные локоны и деловито сцепляла пальчики в замок. В общем, выглядела так, будто вела очередную лекцию по древнеегипетской культуре. Довольно скоро тихий голосок набрал силы, вспоминая атмосферу шумной студенческой аудитории, и заполнил своим мелодичным звоном тесный салон. Импровизированную экскурсию с подлинным интересом слушали и другие туристы, впрочем, с не меньшим любопытством рассматривающие к тому же обворожительную экскурсоводшу. Корф пару раз пытался остановить Анну, бросая на нее зверские взгляды, но безрезультатно. Его красавица была настолько увлечена рассказом, что едва ли замечала кого-либо вокруг, в том числе и его самого, ревнивого болвана. Хмурый, полностью поглощенный своими мыслями, Владимир не сразу заметил, что девушка вышла, наконец, из автобуса, по-прежнему что-то быстро объясняя столпившимся вокруг детишкам. Завидев своего подполковника, красавица извинилась и подкралась к нему сзади, в надежде остаться незамеченной до последнего момента. - Не выйдет, голубка! – тихонько рассмеялся Корф, обхватывая девушку за талию прежде, чем он успел развернуться к ней лицом. Анна тоже захихикала, но сияющие глаза вмиг стали серьезными и немного испуганными, когда натолкнулись на бешеный мужской взгляд. - Что. Это. Такое? – отчеканив слова, как на боевом посту, Барон буквально прожигал ее насквозь горящими зрачками - Что? – растерянно спросила девушка, не понимая причин очередной вспышки гнева со стороны любимого. Неуверенно, едва слышно произнесенный, вопрос остался без ответа, пока мужчина пристально разглядывал её, все больше хмурясь и недовольно сводя брови. Светлая накидка, которую девушка набрасывала на плечи и в самолете, и во время автобусной поездки, была снята и небрежно висела через ручки вместительной пляжной сумки. А сама Анна красовалась в белоснежных капри и полупрозрачной, ничего не скрывающей маечке. Легкая ткань облепила небольшую высокую грудь, словно напоказ выставляя манящие бугорки сосков, и тонкую талию, оставив неприкрытым лишь соблазнительный пупок, который у каждого нормального мужчины мог вызвать одно-единственное желание: прижаться к нему губами, обласкать поцелуями, а потом… Владимир рывком скинул собственную рубашку и завернул в нее хрупкую девичью фигурку, не обращая внимания на слабые протесты. Кукла сердито сверкнула глазами и потянулась снять с себя навязанную деталь гардероба. - Даже не думай об этом… - в полголоса пригрозил Корф, - иначе закину на плечо и понесу в номер. Как тебе такой вариант? - Тиран! – девушка нервно отбросила его руки и чуть ли не бегом скрылась в прохладном полумраке гостиничного холла. Молодой человек несколько секунд смотрел ей вслед. Сладкая маленькая девочка, окончательно и бесповоротно пленившая его… И как Аня не понимает этой особенности мусульманских стран? Такой, как она, не следует настолько откровенно… Владимир поймал себя на мысли, что начинает морализировать подобно старику-отцу, из лучших побуждений ограничивая тех, кого любит, во всем подряд. Надо бы научиться держать себя в руках. Но КАК, если она рядом? Если один её взгляд, одно прикосновение уже лишает выдержки и рассудка?! Стряхнув с себя неуместные нынче мысли, он направился внутрь здания, построенного в пышном восточном стиле. Уже у двери обернулся, спиной чувствуя пристальный взгляд, но ничего необычно вокруг не наблюдалось. Решив, что это всё ещё местные не отойдут от вида почти неодетой Анны, он шумно выдохнул и скрылся за дверью. - Итак, наш Шеф – жмот! – Связной невесело пожал плечами. – Иначе с какой такой радости ему бы в голову пришло ограничить гостиничные расходы всего на три номера? Нас-то четверо! Барон, надеюсь, ты не против моего общества на время командировки? А то не станем же мы девушек стеснять и вместе селить? Что? Что я такого сказал? Ответом Андрею послужил заливистый смех полячки, и даже мрачная почему-то Кукла улыбнулась. Корф хмыкнул. - Надо слушать старших по званию! Ты и Кали – селитесь отдельно, - не терпящим возражений тоном сообщил он, тут же нежно обнял Анну за плечи, притягивая к себе, и негромко проговорил у её маленького ушка. – А мы с Куколкой – вместе… - А… Ну да… Значит, наверное… Хорошо… – смущенно промямлил Долгорукий, по привычке поправляя очки. – Тогда будем оформляться. Хлопоты у ресепшена показались недопустимо долгими, и Анна с видимым наслаждением плюхнулась на кожаный диван в номере, забравшись тут же на него с ногами. Ольга расположилась в кресле, как обычно, забросив ногу за ногу, и достала свои сигареты. Связной же просто растянулся на полу, как он объяснил, поближе к прохладе земли, и стал колдовать над лэптопом, налаживая спутниковую связь. - Надо решить, с чего начнем, - по праву старшего офицера группы начал Корф, разливая в стаканы ледяную минералку. - Мне не надо, еще простужусь! – язвительно заявила девушка на протянутую воду и демонстративно запахнула на груди полы мужской рубашки. Кали закатила глаза. «О, Matki Boїej!» - как правило, обозначало это выражение её лица. Анна и себе вынуждена была признаться, что пить хотела неимоверно. Но еще сильнее она злилась на Владимира за его жуткую, невыносимую, дурацкую бесцеремонность и почти средневековые нравы. Бросив быстрый взгляд на запотевший от холода стакан с живительной влагой, Анна сглотнула. Пузырьки газа заманчиво поднимались откуда-то с самого дна, наполняя обычную воду колючей свежестью морозного январского утра. Девушке почудилось, что сквозь спертый воздух, туда-сюда гоняемый кондиционером, на нее волной накатил свежий ветер, тот самый, северный, такой привычный с детства и такой далекий в этой жаркой пыльной стране. Но, гордо вздернув подбородок, она отвернулась от заманчивого зрелища. - У меня есть некоторые соображения. Надо кое-что проверить в каирской библиотеке, тут неплохая коллекция древних текстов. К тому же из неофициальных источников я знаю, - она потянулась за сумкой, извлекая оттуда толстый блокнот с тысячей, как минимум, закладок, бумажек и прочих разделителей, – что сюда удалось перевезти часть манускриптов, спасенных после пожара в известнейшей библиотеке в Александрии, которые хранились в разных местах вплоть до начала двадцатого века. - Надо бы пробить тебе читательский билет, - пробормотал Связной, уже нажимая на какие-то клавиши и не отводя глаз от монитора. – Сейчас займусь заказом, думаю, к завтрашнему утру нужные люди подсуетятся и он у тебя будет. Кали выдохнула тонкую струйку дыма, такую же изящную, как и она сама. - А нам что делать? Просто сидеть и ждать результатов, пока вирусный друг орудует в России и за её пределами? - Ты отдохни, - небрежно бросил Корф, - а я буду сопровождать Анну… Но Анна на это заявление поморщилась. - Вот уж не надо! Сама справлюсь. Уверена, что слишком много времени это не займет: мне прекрасно известно, что искать, где и за какой период. Так что ты пока можешь осмотреть местные достопримечательности. – Розовые губки недовольно надулись. – Один! Сотрудники Третьего Отделения еще несколько часов обсуждали планы предстоящей операции. Честно говоря, это занятие было довольно-таки необоснованной тратой времени. Пока неизвестно, здесь ли искать записи древних атлантов, а, следовательно, – есть ли шанс именно в Египте найти способ борьбы с доисторическим вирусом, пустые разговоры ни к чему не приведут. Понимание этого изрядно напрягало и не давало расслабиться, а так же держало вместе команду, привыкшую сообща справляться со всеми проблемами. Лишь когда солнце неудержимо начало уплывать за линию горизонта, ломанную, расплывчатую, будто раскаленную за длинный, жаркий день, усталость перелета и тропическая духота окончательно заявили свои права. Ольга с Андреем, уже не пытаясь подавить непроизвольный зевок, засобирались по своим номерам, Анна лишь бросила им вдогонку пожелание спокойной ночи, но не проводила до двери. Вернувшись в комнату, Владимир покачал головой: даже не прикоснулась ни к соку, ни к минералке, гордая, строптивая девочка. Он осторожно присел рядом, развернул ее к себе и мягко целомудренно поцеловал. Потерся носом о бархатистую щечку. - Маленькая, губы совсем сухие… Попей! – протянул уже изрядно нагревшийся сок. Девушка взяла высокий стакан и жадно припала к нему, судорожно заглатывая горьковато-сладкий апельсиновый фреш. Когда она допила, Барон серьезно взглянул в серые глаза. - Анечка, почему ты злишься? Я ведь просто хотел защитить тебя от… - От чего? – Кукла с вызовом смотрела на собеседника. – Я просто оделась, как на пляж, как на летнюю прогулку! Не броско, не слишком откровенно, вполне прилично. И не перебивай меня! Маленькая ладошка легла на приоткрывшиеся мужские губы. - Единственный человек, от которого сейчас мне может потребоваться защита, - это ты, Владимир, единственное, что мне угрожает, - твоё не в меру пристальное внимание к моей персоне.. А теперь я устала, - Анна отвернулась, давая понять, что разговор окончен. – Надеюсь, ты уступишь мне кровать в спальной, а сам заночуешь здесь. Диван вполне комфортный. Рассвет тонкой полоской обозначился на востоке, но южное небо было по-прежнему мрачно-темным. Анна перевернулась на бок, свернувшись клубочком под легким одеялом. С той самой первой ночи с Владимиром она еще ни разу не спала одна, поэтому сегодня почти не слепила глаз. Он был нужен ей – резкий, бескомпромиссный и порою грубый, - настолько, что тело отказывалось расслабляться, мирно засыпая, если он не находился рядом, не прижимал нежно к груди, не шептал на ушко сладкие признания, называя её своей Куколкой и малышкой. Девушка хлюпнула носом и перекатилась на другой бок. Простыня, которую она, ворочаясь всю ночь, едва ли не скатала в валик, неудобно давила, необходимый отдых превратился в пытку длиной в несколько бесконечных часов. «Будь что будет!» - вдруг пронеслась в голове шальная мысль. Сейчас она тихонько встанет, на цыпочках прокрадется в гостиную, скользнет к любимому под бочок, и все проблемы растворятся до позднего утра в его жарких объятьях. Анна поднялась с кровати, не набрасывая халата, и вышла из спальной, настроенная безукоризненно осуществить свой коварный план по соблазнению. Впрочем, ему не суждено было сбыться. Корф не спал. Задумчиво стоял у окна, покручивая в пальцах так и не зажженную сигарету. Он не повернулся на звук шагов, только тихо поинтересовался: - Зачем встала? Еще рано, иди в постель. - Уже почти рассвело, - обижено пролепетала красавица в ответ, махнув рукой в сторону восточного окна. – А ты? - Не спится… - голос не выражал ничего – ни единого чувства, ни единого живого цвета. – Это из-за жары, я привык с ней мириться, но так и не научился переносить. - Я хочу кофе! – невпопад выпалила Анна, и эта нелепая фраза заставила Барона взглянуть на девушку. - Спать ты хочешь! Вон какие круги под глазами. – Тон мужчины стал немного мягче, когда Владимир подошел и отвел от грустных глаз любимой непослушную светлую прядку. – Анечка, поспи… - Хорошо, – неожиданно согласилась она и потянула его за собой. А молодой человек будто застыл на месте. Анна снова нетерпеливо дернула его запястье, обхватив обеими руками. – Володя, пошли спать, ну, пожалуйста… В ответ Корф улыбнулся и кивнул, лукаво сверкнув глазами. Но примирение пришлось отложить. Стоило голове Анны прикоснуться к подушке, красавица сладко заснула, не отпуская его ладони. Совсем устала. Впереди же – сплошная работа, и только от этой хрупкой девушки зависит удачный исход операции! - Спи, маленькая моя… - Владимир невесомо поцеловал сонные губки и сам задремал, охраняя покой любимой. - Вот, пожалуйста. Эти – последние, мисс, - на ломанном английском сообщил вежливый пожилой библиотекарь. Невысокая блондинка в светлом серо-голубом платье благодарно кивнула. «Странная особа...» - подумалось мужчине. На его памяти не так уж много молоденьких прелестниц просиживали чудесные дни в пыльных залах, высматривая что-то на страницах древнейших книг и рукописей. Эта же сидела с утра, а солнце уже успело уклониться к западному краю. Анна, нахмурившаяся и сосредоточенная, одно за другим пересматривала старинные письмена. Переведенные еще дома страницы давали четкое указание следовать в Египет за тем самым последним представителем атлантической расы, который сумел-таки изобрести панацею, но, увы, не успел её применить. К удивлению девушки, ссылки и упоминания о рукописях атланта встречались довольно часто. Но ни одна из них не выводила на связь с болезнью, поразившей островной материк. Уже отчаявшись найти нужную информацию, она машинально развернула очередной папирус, неприятно хрустнувший в руках, и погрузилась в чтение. А через несколько строк, пестреющих разнообразными иероглифами, приосанилась и начала делать быстрые пометки в своей записной книжке. *** - Невероятно… - прошептала Кукла, еще раз бегло пробежав глазами по спешно записанным отрывкам. – Кажется, я нашла его… Барон, Кали и Связной с надеждой смотрели на неё, но девушка почему-то почувствовала на себе не торжество открытия, а тяжесть ответственности за исход дела, а, возможно, и за сотни тысяч человеческих жизней. Она перевела дух и начала рассказ. - Древний манускрипт, вернее, папирусный документ, наверняка датируемый временами Древнего царства, - это одна из версий мифа об Изиде. Ольга хмыкнула, давая понять, что знакома с содержанием этого творения коллективного бессознательного и относится к нему весьма скептически. Анна пожала плечами. - Напрасно ты, Кали, в каждом мифе создана своя реальность, спрятано некое рациональное зерно. - Любопытно, что же рационального в заверении, что богиня Изида составила из разрубленного тела своего супруга Осириса, а затем, используя данные ей магические силы, от мертвой плоти зачала сына Гора? – Калиновская поморщилась. – По-моему, что-то среднее между бредом и серьезным сексуальным извращением. Кукла согласно кивнула: - С точки зрения здравого смысла – да, несомненно. Но если посмотреть на суть вопроса метафорически… - она начала быстро перелистывать блокнот, в поисках нужных сведений, но, не найдя, махнула рукой и продолжила. – Я ведь не так давно занималась сравнением исторических реалий и их отображения в мифологическом сознании человечества. - Твоя монография… - выдохнул Корф. – «Преломление конкретных исторических событий в древних мифах», так? Анна изумленно взглянула на него: неужели запомнил? Так настойчиво доказывал в вечер своего возвращения, что не может быть темы глупее и занятия бесполезнее, а сам почти наизусть запомнил название ее научного труда. Сбросив с себя первое удивление, девушка подтвердила: - Да. Так вот. В общепринятой версии мифа злой брат царя Осириса, покровитель пустынных ветров Сет хитростью заманивает бога в золотой саркофаг и убивает. Тело же разрезает на четырнадцать частей, разбрасывая их по всем египетским землям. Безутешной Изиде с трудом удается отыскать останки и, сделав первую в истории мумию, предать бренный прах погребению. А то, что я прочла сегодня, - этот же миф, но некий апокрифический вариант, в котором не Сет убивает единокровного брата, а Осирис умирает сам, от невиданной ранее болезни. И, похоронив мужа, Изида покидает свою страну, отправляется в странствие, чтобы найти лекарство, способное исцелить умершего. Она путешествует по обширным землям, судя по описаниям, - это почти вся современная Африка! Но в долине щедрой реки находит элементы, способные, соединившись, побороть недуг. Всего их… - Четырнадцать?! – то ли предположила, то ли утвердительно заявила Ольга. - Совершенно верно. – Кукла отхлебнула минералки и заговорила немного медленней. – Из них Изида составляет эликсир и отправляется в обратный путь. Но даже могилы супруга уже нет. Некогда цветущая страна затоплена водами вечных морей. Безутешная вдова возвращается в Египет, так не вовремя подаривший ей надежду, но эпидемия уже успела достигнуть долины Нила! И тогда царица начинает своим эликсиром врачевать пораженных болезнью. И врачевать успешно. Мор отступил, так толком и не разгоревшись на территории Египта, потому упоминания о нем лишь проскальзывают в очень древних источниках. Я натыкалась на несколько таких, но не сумела связать это событие с конкретным мифом. Долгорукий вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. - Ну и историйка получается… - Ага…- Анна отложила в сторону записную книжку и робко улыбнулась. – Еще при жизни Изиду стали обожествлять, поклоняться ей как Целительнице и Великой Матери. Уже тогда ей начали строить что-то наподобие храмов. Я полагаю, супруг Изиды был не последним на Атлантиде человеком – правителем или жрецом, потому её называют царицей. Впрочем, это может быть метафора, так сказать, за вклад в мировую медицину… - Ох уж эти женщины-медики, - задумчиво и полушутливо протянул Андрей, покосившись на Калиновскую. – Вечно мнили о себе Бог знает что. Ему пришлось замолчать и увлеченно заняться протиранием очков, когда Ольга наградила сотрудника уничижающим взглядом и заинтересованно спросила: - Где же она спрятала секрет врачевания? Или унесла с собой в могилу? – глаза красавицы-полячки загадочно округлились. Кукла прыснула: - Именно, Оль! Именно так! Изида завещала похоронить себя с секретом производства эликсира, в месте, наиболее похожем на то, где упокоился с миром её царственный супруг, единственная любовь всей её жизни. И после смерти царицы-исцелительницы саркофаг с её телом перенесли на остров, едва заметный над водой, и там соорудили небольшую усыпальницу, к которой благодарные египтяне приносили свежие цветы лотоса и щедрые дары. Усыпальница стала первым жертвенником богини Изиды. Позднее ее культ разросся, истинная история жизни дочери Атлантов забылась, на ее место пришли мифы о божественной природе сестры и жены бога бессмертия и возрождения Осириса. А уже во времена царствования фараона двадцать пятой династии Тахарка над полуразрушенной усыпальницей был возведен каменный свод, а при Птолемеях – величественный храм. - Храм на острове… - Владимир склонил голову, вспоминая одну из своих операций на Ближнем Востоке. Тогда он впервые побывал в Египте и немало увидел собственными глазами. – Филе? Это он? Храм богини Изиды на острове Филе? - Несомненно, - серые глаза девушки вспыхнули неповторимо ярко, но тут же погасли. – Увы, насколько мне известно, остров несколько раз оказывался под водой после возведения плотины, затем был перенесен на соседний остров Агилкию, «новый Филе», значит, древнее захоронение утеряно, и его не удастся отыскать! А с ним – и упоминания о веществе-антивирусе… В конце маленькой речи голосок Анны совсем уж сник, словно остановилась пружинка, беспрестанно подталкивающая к губам улыбку и оптимизм. Барон обнял любимую за плечи, притягивая к себе. - Ничего, солнышко, что-нибудь придумаем. Тем более у меня есть кое-какие идеи… Связной, заказывай билеты на завтра. *** - Где же он? Отправление через пятьдесят минут! – Анна нервно теребила часики, то и дело поглядывая на сверкающий циферблат. – Не поедем же мы без Владимира. Хотя вообще-то вся поездка не имеет смысла… - Ты всегда верила в то, что хорошие парни победят. Что же засомневалась? – Корф быстро чмокнул любимую в ушко, и упал на стул у окна. Маленькое кафе, в котором расположилась компания, находилось у того самого причала, откуда отплывают к храмовому комплексу на острове туристические катера. Наспех отхлебнув холодный коктейль, Барон положил на стол обычную папку с какими-то документами. - Вот, - его учащенное дыхание еще не пришло в норму. – Здесь то, что может нам помочь. Андрей развернул документы и принялся изучать чертежи и схемы зданий, строгие линии, то становящиеся в ряд длинных колоннад, то разбегающиеся в разных направлениях подземных туннелей. Но он так и не смог понять до конца предназначения всего этого. Ольга хмыкнула, закуривая очередную сигарету. Она всегда выглядела смелой, дерзкой и уверенной в себе, но лишь друзья знали: чем больше волнуется доктор Калиновская, тем чаще ей приходится пополнять запасы табачных изделий. Это была ее десятая сигарета за сегодня, а день только начинался. - Что ты принес? – она прищурилась, глядя в упор на Корфа. – Путеводитель по нашему острову? Я думала, экскурсовод выдает бесплатно… - Прекратите паясничать, пани! – Владимир разложил чертежи в правильном порядке и придвинулся ближе, бегло взглянув на часы. – Когда я был в Египте в прошлый раз, то оказал услугу одному… хм… человеку. Серьезную услугу, за которую не требовал благодарности. В конце концов, это моя работа, и всё такое. Но он из тех, кто не привык оставаться в долгу, и теперь радостно согласился оказать посильную помощь. Кукла скептически изогнула изящную бровку. - И в чем эта помощь заключается? - Всё очень просто, Аня. Когда в восьмидесятом году начали реконструкцию храма Изиды на Филе, он принимал в ней участие. Он первоклассный архитектор, на то время слыл одним из лучших в стране. Когда мы общались, он немало рассказывал о храме, потому я сразу вспомнил. Так вот, мы поговорили вчера вечером, и выяснилось… - Не тяни кота за хвост, Барон! – нетерпеливый Долгорукий не выдержал затянувшейся паузы, Анна же только улыбнулась: Владимиру с детства был присущ талант к лицедейству в самом скверном смысле этого слова. - Ладно уж, - тон Корфа был само снисхождение. – Смотрите сюда. Вот здесь, у южной стороны Агилкии есть небольшой лаз в подземелье. Его обнаружили во время переноса храма на остров и долго не могли понять, куда же ведет туннель. Сначала это было не существенно, пытались как можно быстрее спасти и собрать уже изрядно поврежденные водой и временем детали каменных стен, занимались установкой и реставрацией. Потом же египтологи, в бесчисленном количестве собравшиеся на работах по восстановлению Филе, начал ломать голову на предмет цели тайного хода, но так ничего и не придумали. Пройти по нему не представлялось возможным из-за завалов на пути. Но когда храм возвели заново и все строительно-монтажные работы прекратились, какой-то предприимчивый араб решил всё же исследовать и туннель. Не понадобилась ни взрывчатка, ни даже отбойный молоток: рыхлая подводная почва поддалась обычным лопатам. А проложенная тысячи лет назад земляная насыпь привела в помещение под старым храмом на самом Филе. Кукла ахнула, недоверчиво окинув взглядом присутствующих: - Но как такое возможно? Почему никто не знает об этом и вообще… - Потому и не знают, Анна, - голос Корфа прозвучал несколько раздраженно, но она уже давно привыкла к командным ноткам в речи любимого, к его раздражительности и резким переменам настроения, когда речь заходила о ней. И вот сейчас он, явно раздраженный, сверкнул глазами в ее направлении. – Не знают, потому что туннель проходит под водой и приводит на под водой же погибший остров! Там очень опасно… Владимир умолк, мрачно изучая разбросанные по столу карты, брови напряженно сошлись на переносице. Девушке понадобилась секунда, чтобы понять, в чем дело. - Нет! – она отчаянно замотала головой. Барон ухмыльнулся, но промолчал, что вынудило Анну запротестовать еще яростней. – Нет же!!!! Ты не пойдешь туда один! Я не позволю! - Бывало и хуже. Это было единственным, что он сказал. И всё. Так, словно никому другому не позволено принимать таких ответственных решений. На глаза навернулись слезы от обступившей горечи и отчаянья, но Кукла быстро собралась, загоняя их глубоко в душу до того момента, когда рядом с ней снова будет её любимый Володя, а не… - Товарищ подполковник, - тихо проговорила она, решив, что странная компания русских уже и так слишком привлекает внимание завсегдатаев кафе. – Смею напомнить, что вам неизвестно египетское иероглифическое письмо, и вы просто не в состоянии будете выбрать то, что мы ищем. От слов, отчеканенных быстро и довольно грубо, Корфа немного передернуло. В особенности от того, что это была правда: ему несложно пробраться в помещение под старым затопленным островом, но без Анны ничего там не понять, следовательно – сходить вхолостую, а этого он ох как не любил. Быстро взвесив все опции, офицер отбросил со лба изрядно отросшую за последнее время темную челку. - Хорошо, поправки в план приняты. *** - Итак, перед нами жемчужина Египта, один из самых древних и наиболее сохранившихся памятников страны, храм богини-матери Изиды на острове Филе. Если на остров Изиды посмотреть с высоты птичьего полета, то откроется одна из его многочисленных тайн: он имеет форму птицы, клюв и глаз которой образованы на юге-востоке гранитным массивами, на спине которой находится главный вход в комплекс – «киоск Траяна». В «чреве птицы» расположен сам храм Изиды, «соколицы», которая, возродив своими чарами Озириса, зачала от него дитя. Остров Филе и есть Изида-птица, в утробе которой скрыт святая святых храма – маммизи, «дом рождений», на стене которого изображена Изида, скрывающаяся от врагов в непроходимых болотах Ах-Бит, держащая на руках младенца Хора, которого приветствуют величайшие божества Египта. Своим чревом Изида-Филе опускается на Биге, остров Осириса, также как и на храмовых рельефах Изида, принявшая облик птицы, опускается на плоть супруга, чтобы зачать новую жизнь. А «головой» и дворами своего храма «птица» Филе устремлена к Нубии, далекой и пустынной земле, откуда Египет ежегодно ждет возвращения львиноголовой дочери Солнца, Тефнут-Сехмет, которая вновь и вновь возвращается, принося с собой ликование и новый паводок Нила… * Молодой экскурсовод продолжал рассказывать о храме, истории его построения, расцвета и упадка. Увлеченный своим рассказом, он не заметил, как от группы отделились двое туристов – высокий темноволосый мужчина и миниатюрная блондинка лет двадцати пяти. Оставив Андрея и Ольгу с четким указание возвращаться в Каир, если они с Анной не подоспеют к концу трехчасовой экскурсии, Владимир сверился с картой и последовал в южном направлении мимо беседки Траяна и колоннад. Стены храма возвышались тысячелетними глыбами, с их высоты изваяния древних богов, рельефами высеченные в камне, наблюдали за происходящим с поистине бессмертным спокойствием. За не слишком высокой каменной насыпью, скрытый низкорослым кустарником, обнаружился заржавевший люк. По всей видимости, им прикрыли вход в подземелье тогда, в восьмидесятых, чтобы любопытные не лазили внутрь, но на тщательное укрытие не хватило то ли мозгов, то ли желания. Владимир без особого труда отодвинул крышку люка, и металл противно скрипнул в тишине этой части острова, плавно спускающейся практически в лазурные волны. Корф извлек фонарик и направил свет вниз, исследуя дно начинающегося подземного хода. - Я иду первым, когда подам сигнал – просто прыгай. - А поймаешь? – недоверчиво поинтересовалась Анна. - Глупенькая… Ты же моё самое ценное сокровище. – С этими словами Владимир, резко подавшись вперед, подхватил девушку одной рукой, прижал к себе, от глубокого поцелуя закружилась голова, но вдруг всё закончилось. – Пора. Подполковник прыгнул в открытый лаз, через несколько мгновений послышалась его четкое и уверенное: «Можно!». Кукла шагнула к краю и заглянула в темноту. Хотела зажмуриться, но страх свалиться куда-то в сторону от ловких и сильных мужских рук заставил прыгнуть в неизвестность с широко распахнутыми глазами. Как оказалось, глубина была пока небольшая, потому красавица не успела даже толком испугаться, когда почувствовала, что накрепко прижата к широкой груди. - Володя, как дальше? – прошептала она, почему-то боясь повысить голос. Это мрачное таинственное место, спрятанное историей не одну тысячу лет, наполняло девушку священным трепетом. - Дальше? Отпусти мою шею, а то можем не вписаться в невысокий свод, - так же тихо засмеялся Барон, и Анна ощутила, как кожа заливается краской. Руки разжались сами собой, и девушка шаг в шаг последовала за Владимиром, удаляющимся от входа вглубь насыпного туннеля. «Пятьсот метров, всего пятьсот метров, расчищенных каких-то двадцать пять лет назад,» - не переставал твердить про себя Корф, просвечивая компактным фонариком густую темноту. Душный воздух, казалось, был переполнен влагой. Немудрено – ведь вокруг мастерски сооруженных стен хозяйничали неукротимые воды Нила, давили своем тяжестью на спрессованный песчаник и кровеносные сосуды в голове, от недостатка воздуха немного подташнивало. Иди он один, не о чем было бы и тревожиться, но Анна! Она слишком нежна, слишком хрупка для подобных вылазок и жестоких армейских будней. Угораздило же Шефа пристроить девочку! - Анюта, - говорить немного трудно, как в субэкваториальную жару, только воздуха меньше и он гораздо грязнее. – Как ты, маленькая? - Держусь, - ей тоже нелегко, но отвечает бодро, смело. – Люблю тебя. - Главное, вовремя, - улыбка невидна и неслышна в этом кромешном влажном полумраке. – Я тоже люблю тебя, жизнь моя. Наверное, она тоже улыбнулась… И вдруг всё закончилось. Путь преградила вертикальная плита, подозрительно напоминающая древние двери. Владимир посветил основательно, дал Анне разглядеть препятствие, затем – чертежи архитектора-египтянина. Нахмурился немного: - Я так понимаю, эту дверь они не открывали. Девушка кивнула, пощупала шероховатый камень. - А мы сможем? - Думаю, да. Это же песчаник, нетяжелый и очень древний, отодвину как-то. Но Аня… Она всё поняла без слов и не позволила продолжить. - Там, и только там может быть гробница Изиды, которую мы ищем. - Согласен. А еще там может быть что угодно – от хитрых тысячелетних ловушек с кислотой до банальной воды, затопившей подземелья бывшего храма вместе с островом. - Ты слишком много смотришь приключенческие фильмы, а они безбожно врут, - Анна пожала плечами и отступила на шаг. – Открывай. *** Наверняка, Владимир Корф родился под счастливой звездой. А как иначе объяснить тот факт, что из всех женщин на свете он полюбил самую недоступную и, более того, добился ответной любви, завоевал, заполучил её себе?! И как иначе поверить, что за плитой оказалось просто помещение, зал в форме неправильного круга, и никаких особых опасностей не наблюдалось?! Спертый воздух, гораздо тяжелее туннельного, говорил о том, что здесь не ступала нога человека не одну сотню лет. Ряд светильников обнаружился по всей длине северной стены, и пресыщенное влагой масло нехотя загорелось от огонька зажигалки. Анна сдавленно охнула, обведя взглядом комнату. - Усыпальница. Старая, очень. Я не археолог и не историк, судить о её возрасте не берусь. Иван Иванович определил бы на глаз. Но это… это она! Девушка подбежала к центру помещения. Там, на квадратных и прямоугольных плитах возвышалась конструкция на манер гранитных саркофагов, каменные сфинксы поддерживали мощными лапами захороненную в древности спасительницу. Владимир неуверенно развел руками. - И… что теперь? Видимо, надо открыть? Ответом ему был такой же неуверенный взгляд. - Не… не знаю. Наверное… Да, думаю, да. Барон отодвинул немного крышку гробницы и насторожился. Кукла тоже поежилась осматриваясь по сторонам. - Что это за шум? - Над нами толща воды в несколько метров и пять как минимум метров земли Филе. - А оно всё на нас не упадет? – сейчас Аня напоминала напуганную плаксивую девочку, впервые оказавшуюся в темном страшном лесу, где отовсюду мерещатся медведи-людоеды и саблезубые тигры. И она была права: ситуация явно угрожала двум путникам, забредшим в это святилище смерти. - Конечно, нет. Всё будет хорошо, милая. - Ну, если ты так говоришь… Интересно, что мы ищем? То есть, какое оно? Это папирус, с рецептом панацеи… - Как в аптеке? - Типа того… А, может, ингредиенты в кожаном мешочке? - Тогда нам не повезло. Они уже давно стали пеплом вместе с мешочком. - Но в таком случает что…? Вопрос, так и не досказанное предположение, застыло на губах, когда крышка с грохотом упала на пол, подняв многовековую пыль. Это была она – величественная и могущественная, таинственная и мудрейшая, любящая и любимая, отдающая миру всю свою нерастраченную любовь. От той, что вошла в мифы под именем светлой царицы Изиды, сестры и жены венценосного Осириса, дочери атлантов, затерявшей в веках своё легендарное происхождение, осталась горсть праха на почти полностью истлевшем скелете. Там, где некогда билось сердце, зияла пустота, и только что-то поблескивало в тусклом свете горящих ламп. Барон перехватил девичье тонкое запястье, когда Анна протянула руку, и сам взял непонятную вещь. - Пузырек! – Кукла не поверила своим глазам. – Смотри, какое стекло! В Египте подобное не то, что не изготовляли… - Атлантида. Ты ведь говорила, они были впереди планеты всей. Наверняка, скляночка осталась у неё с тех времен. Ты думаешь, это… - Что же еще? Она завещала похоронить себя с секретом лекарства… - …И в месте, походившем на её прежний дом… Ирония судьбы… Подаривший последний приют дочери Атлантиды, остров Филе и сам принял судьбу поглощенного великими водами континента. Анна пришла в себя первой и спрятала находку. - Пошли. Кали выяснит, что в ней за компоненты, и сможет повторить подвиг Изиды – предотвратит эпидемию. - Думаешь? - Уверена! *** - Ну, как? Ну, что? – едва ли не в унисон начли допрос Ольга с Долгоруким. Анна впорхнула на катер в последнюю минуту перед отправлением, Владимир проворно запрыгнул следом. - Миссия выполнена, можем смело направляться домой первым же рейсом. - Я в вас верил, - Связной с достоинством поправил на переносице очки, потирая подгоревший нос. – Потому и заказал билеты. Вылет завтра в полдень. - Очень мило, - фыркнула немного успокоившаяся Ольга, с интересом рассматривая пузырек. – А как же шоппинг на восточном базаре? А как же пляж? А горячие местные мужчины? Разумеется, ей было наплевать на все выше перечисленные моменты, кроме того, что секрет антивируса может быть в руках. Да и вообще… Для первого у нее был Нью-Йорк, где жили в настоящее время родители, для второго – испанская Ривьера. А третье полностью сосредоточилось на Алексе Романове с таким подходящим позывным Ромео. Но всё же Андрей снисходительно бросил, развалившись на сидении у самого борта: - Сувениры близким купишь сегодня, – он прикрыл глаза, довольный собой, и друзьями, и жизнью в целом. – Вечером. Вечера ждать долго не пришлось, поездка, полная волнений и приключений, заняла весь день. Стоило загореться ярким уличным фонарям, непозволительная дневная жара спала, и захотелось немного прогуляться перед сном. Анна сменила джинсы и рубашку на роскошный летний наряд и с трепетом поймала на себе восхищенный взгляд своего кавалера. - Может, не пойдем с нашими? – промурлыкал Владимир, нехотя отрываясь от нежной ладошки. – Там по-прежнему душно, а здесь кондиционер… Девушка капризно поморщилась: - Ты был таким несносным в день прилета, что просто должен мне выход в люди! Ответить было нечего… Вечерний восточный город встретил палитрой незнакомых северной России красок, звуков и запахов. Долгорукий увлеченно рассматривал здания и прохожих, Ольга просто шла неспешно и величественно, с польским гонором отгородившись от пестрой толпы. А Владимир не сводил глаз со своей очаровательной спутницы. Вот и подходит к концу миссия. Их первая совместная миссия. И последняя по совместительству: он ни за что не позволит жене участвовать в чем-то подобном. Наверняка, нарвется опять на гневное «Тиран!» или чего пожестче, а может даже… - Помогите, пожалуйста! – послышалась в стороне просьба, и дружная компания повернулась на голос. Женщина средних лет пыталась поднять немаленький багаж, по ходу дела грозя кулаком уже отъехавшему таксисту. Анна ткнула Барона кулачком в бок, тихонько хихикнула и прошептала в ухо: - Володя, помоги человеку. Корф нехотя подошел к даме и осведомился, куда нести вещи. Та начала что-то живо объяснять, перемешивая слова с благодарностями и комплиментами. Андрей и Кали так же неспешно пошли дальше, а Анна осталась посреди тротуара, наблюдая за окружающей её экзотикой. - Девушка, - раздалось неуверенно сзади. – Вы же русская, да? Она повернулась, согласно кивнув мужчине в строгом костюме. Тот приблизился. - Простите, что обращаюсь… Вы знаете арабский? Или хотя бы английский? - Да, а что? Взгляд и голос мужчины умоляли сжалиться: - Уже битый час объясняю этому идиоту таксисту, куда меня нужно отвезти, а он ни бэ, ни мэ не понимает! Да что ж такое?! Не поможете? Век не забуду. Девушка пождала плечами. - Хорошо, вот только скажу мужу… Но Владимира не оказалось поблизости. Что ж, потом узнает. Возможно, так даже лучше, не станет искать новый повод отчитать её за разговор с незнакомцами. Не оборачиваясь, она проследовала за соотечественником до автомобиля, припаркованного за поворотом, и уже хотела, склонившись к водителю, растолковать ему маршрут, как крепкий захват сдавил горло мешая дышать. Красавица пискнула, теряя равновесие, но всё же смогла отбиться. В очередной раз мысленно поблагодарила отца за подготовку. Надолго ли хватит? Негодяй крепкий, но явно не ожидал такого отпора, эффект неожиданности на лицо. А силы оставляют… Анну уже почти удалось пихнуть в машину, когда Корф подлетел ураганом и в несколько ударов свалил нападающего на землю. Девушка вырвалась из чьих-то рук, бросилась на шею своему спасителю, в тот миг, когда, зло стукнув дверцей и взвизгнув покрышками колес, авто набрало скорость и скрылось в обступающей южный город темноте. Владимир сжал маленькую ладошку любимой чуть ли не до боли и широкими шагами направился с ней в гостиницу. - Они уже поняли, что были неправы, и уехали далеко-далеко! – Анна, всё еще немного дрожащая после происшествия, уперлась в подоконник. На фоне ночного неба, подсвеченного городской иллюминацией и яркой луной, её силуэт казался особенно тоненьким и хрупким. - Мы всё равно не пойдем на улицу, - отрезал Владимир. – Ни сегодня, ни завтра вплоть до того момента, когда нужно будет ехать в аэропорт. Надеюсь, я понятно изъясняюсь? Девушка резко повернулась к нему. - Вполне! Следующий пункт твоей программы – одеть на меня паранджу и выпускать только под присмотром. Да? Корф оторопел, недоверчиво глядя на неё. - Анна, при чем здесь это? На тебя напали! Хотели похитить прямо у меня из-под носа! И у меня есть основания полагать, что это не случайность и не совпадение. - Большое дело! – красавица с не меньшим пылом пыталась повторить сначала его интонации, потом голос Ольги. – Это просто горячие восточные мужчины! Только они здесь и при чем! Хорошенький носик горделиво вздернулся на последнем слове, отчего Владимир почувствовал, что снова теряет контроль над собой. Он плавно приблизился и криво ухмыльнулся – совсем как в те времена, когда за колкостями пытался спрятать чувство к прекрасной воспитаннице отца-профессора. - Большое дело, говоришь? Ты теперь такая смелая, Анечка?.. – от вкрадчивого шепота стало немного прохладно, но необъяснимо сразу же бросило в жар. – Да тебя же без присмотра на минуту оставить нельзя! Неприятности летят к тебе, словно на сверхмощный магнит, и хватают, хватают, хватают со всех сторон! И я просто вынужден быть начеку, чтобы эти самые неприятности отгонять и ликвидировать. Слушай, а может, ты со мной для этого и … Темная бровь изогнулась в более чем прозрачном намеке на причину их отношений. Анна попыталась ответить язвительной усмешкой, но получилось не слишком хорошо. - Раз так – убирайся! Мне одолжений не нужно. Если понадобится охрана – найму себе боди-гарда или папу попрошу организовать. Уйди! Отстань! - Ну, уж нет… - Барон перехватил занесенную для пощечины руку девушки и завел за спину, затем вторую. Красавица забилась, лишенная свободы, всем весом толкнула мужчину в грудь и они вместе, потеряв равновесие, упали на кровать. Несколько секунд Владимир смотрел снизу вверх на замершую девушку, а потом растерянно повторил невпопад: - Тебя без присмотра… - голос предательски охрип, - ни на минуту оставлять нельзя… - Значит, не оставляй… - прошептала в ответ Анна. Как же она успела соскучиться по нему за эти почти три дня, показавшиеся почти бесконечностью. По нежным словам и признаниям, срывавшимся с губ в жаре страсти, по его ласкам, по сильному телу, способному вылепить из неё, неопытной девчонки, пылкую богиню любви, по бескрайним ночам, по всему, что было между ними, по всему, что будет еще много-много раз. Она припала к его губам, словно пила из источника жизни: жадно, неистово, безоглядно. Когда отпустила, серый взгляд любимого был уже темнее ночи – горящая чистым пламенем темнота… Проворные ладошки скользнули по груди к животу, подхватили край футболки, потянули вверх легкую ткань и вернулись, сладко прикасаясь. Пальчики принялись расстегивать ремень брюк. - Ан-ня-а… - простонал Владимир, перехватывая её руки, но девушка лишь прижалась к нему всем телом, быстро поцеловала в губы, прося без слов отпустить, и поудобнее устроилась сверху. Она всегда любила его безумно, но никогда – сильнее, чем сейчас. Она всегда владела им, но никогда – так полно, так безраздельно, как в это восхитительное мгновение. - Не оставляй… - попросила, то ли приказывая, то ли умоляя, и услышала его уверенное и нерушимое, как гранитная скала: «Никогда!» Эта ночь, последняя под расплавленным за день небом Египта, стала самой невероятной в их жизни… *** - Эх, непросто из жаркого лета вот так сразу нырнуть в суровую северную зиму! – Андрей с энтузиазмом дохнул на замерзшие ладони, то и дело переминаясь с ноги на ногу, и развернул вечернюю газету. Возле него, задумчивая и серьезная, стояла Ольга, уже, вероятно, во всю просчитывая сроки изготовления пробной вакцины. Медицинское оборудование было в специальном секторе Отделения, и Кали сейчас собиралась именно туда. Никакого отдыха в уютной квартире, никакой горячей ванны и вина – только работа, ни отменить, ни отложить которую не представляется никакой возможности. - Оль, возможно, тебе понадобится моя помощь? – тихо поинтересовалась Анна, укутавшись получше в меховую шубку и бросив мимолетный взгляд на Корфа. Владимир оставил их сразу же у выхода из аэропорта, краем глаза заметив кого-то сзади, и уже добрых полчаса разговаривал с этим незнакомцем в тени у стены, очевидно, не торопясь вернуться к сотрудникам. Это немного злило девушку, причем сначала она даже не поняла причины своего раздражения. Но довольно быстро всё стало на свои места, Анна даже улыбнулась догадке: она хотела его себе, всего. Чтобы каждый шаг, каждый вздох Владимира Корфа был разделен с ней, чтобы каждый новый день начинался с нее, чтобы не осталось ни тайн, ни загадок в его жизни, о которой много лет воспитанница Ивана Ивановича знала лишь понаслышке. Калиновская проследила за взглядом подруги и озадаченно хмыкнула: - Какая же ты собственница… Кто бы мог подумать? – глаза полячки загадочно блестели в неоновом мерцающем свете городского вечера. Кукла вздернула носик. - Ну, уж какая есть. Так поехать с тобой в Отделение? - А смысл? – медленно и вальяжно Ольга извлекла из сумочки пачку сигарет. Полыхнуло на ветру крошечное пламя зажигалки и погасло, растворяясь в полутьме. Кали сделала глубокую затяжку и выпустила струйку дыма. – В лабораторных исследованиях найденного образца от тебя всё равно толку мало. А влезешь, куда не надо, – и лечи тебя потом. В небрежно брошенных словах Анне почудилась толика волнения, потому она насторожилась: - Ты думаешь, что не сможешь установить состав антивируса? Полячка пожала плечами. - Трудно ответить сейчас. Навскидку найденный вами препарат – смесь травяных экстрактов с добавлением эфирных масел. Я довольно четко распознала запах цитрины, и есть еще что-то, едва уловимая эссенция. Но это всё просто: разложу на компоненты, вычислю, что и как, подберу необходимые составляющие. - Тогда что тебя беспокоит? Ольга нервно стряхнула пепел на снег и снова поднесла сигарету к губам. Едва заметно, совсем чуть-чуть, но тонкие женские пальцы дрожали. - Если эта твоя мертвая целительница действительно создала панацею еще на Атлантиде… И если эта твоя Атлантида была настолько развитой в научном плане цивилизацией… - она шумно выдохнула, - в общем, в составе лекарства может оказаться искусственно синтезированный компонент, и я не уверена, что смогу синтезировать его по новой. Девушки замолчали, наблюдая за тем, как ажурно кружатся в свете фонарей и падают вниз снежинки. За четыре дня адской жары отвыкаешь от подобного зрелища. Нависшую над ними тишину прервал строгий голос Барона: - Поехали! Долгорукий отвлекся от чтения и поправил очки на носу. - Не прошло и полгода! Надо же, не только успел с товарищем поговорить, а еще и такси нам нашел. Кали, может, ну ее, эту работу? Поедешь домой, как все мы? Ольга отрицательно покачала головой… Когда доктор Калиновская скрылась за дверью офисного здания, в котором располагалась штаб-квартира Третьего Отделения, а Связной на радостях едва не выпрыгнул из такси при виде своего подъезда, Анна и Владимир остались одни в полумраке автомобильного салона. Водитель, уже зная нужный адрес, погромче включил музыку – наверняка влюбленная парочка, вернувшаяся с моря, так почувствует себя несколько комфортней. Не обращая внимания на пассажиров, он начал негромко подпевать голосу, звучащему из стерео, полностью поглощенный зимней дорогой. Иначе заметил бы, что темноволосый мужчина на заднем сидении тяжело нахмурился, а хрупкая белокурая красавица весьма напряжена. - Володя, кто это был? – Анна рискнула, наконец, задать волнующий ее вопрос, но Корф, казалось, даже не услышал его. Затем он вздрогнул и повернулся к любимой. - Что? Ты что-то сказала, Анечка? - Кто был тот человек? - Это… это по работе. Старый знакомый. Давно не виделись. Разговорились. Она терпеть не могла, когда Владимир отвечал так рассеянно и односложно: в таком случае он либо не обращал внимания на сказанное, либо врал… И Кукла не могла бы сейчас решить, что меньшее из этих двух зол. Она опустила глаза, не в силах подавить тяжелый вздох, и тут же почувствовала, как мужская ладонь накрыла ее тонкие немного замерзшие пальчики. - Маленькая моя, не бойся. – Барон поднес руку любимой к губам, согревая своим дыханием. – Я пообещал, что никогда в жизни тебя не оставлю, закрою, защищу от всего мира, так? Девушка кивнула, приникая к плечу любимого. - Вот и не бойся. Что бы не случилось, я могу с этим справиться. Сейчас приедем, поздороваемся с папой, затем в душ и спать! – назидательно-строгий тон сменился коварной улыбкой. – А завтра я устрою тебе небольшой сюрприз… Сюрпризом оказался не кофе в постель и не сладкие поцелуи на набережной, а поездка в тир. Анна с явным недоумением рассматривала незнакомую обстановку, вполуха слушая слова невысокого блондина, по всей видимости, главного здесь. Несомненно, очередной друг её Барона. Красавица обиженно хмыкнула, вызвав дружные взгляды обоих мужчин. - Владимир Иванович, вы хотите потренироваться в стрельбе? – неуверенно поинтересовался собеседник, на что Корф отрицательно покачал головой. - Стрелять будет моя напарница. – Он незаметно подмигнул девушке и добавил. – Инструктора не нужно, я сам за ней пригляжу. - Напарница? – Анна капризно надула губки. - А кто же? – деланно удивился Барон, в его привычной улыбке было полно лукавства. – Пока напарница, которая совсем скоро станет женой… Владимир исподлобья взглянул на смутившуюся Анну. Возможно, он немного поторопился с этим своим намеком? Вернее, нет, наоборот: он давно должен был сделать ей предложение по всем правилам, как полагается. Как он о том столько лет мечтал! Только не в прокуренном тире, и не с пистолетом наизготовку следует просить руки девушки, которая для тебя дороже жизни! Ладно, пора бы собраться. Да и Анечка, кажется, немного отошла, по-прежнему смотрит настороженно, но в глазах радость. - Володя, - должно быть, впервые в этих стенах звучал такой нежный музыкальный голосок. – Зачем ты меня сюда притащил, а? Он пожал плечами. - Ты должна уметь защитить себя в любой ситуации, - упрямый лоб перерезала тревожная складка. – Мало ли чем в этот момент могу быть занят я? - Но я могу за себя постоять, - начала, было, Кукла, - я прошла курс специальных тренировок… - Стрелять тебя не учили! – сухо отрезал Корф. – Иди сюда. Он прекрасно понимал, что сейчас нужно быть предельно внимательным и серьезным. Если он не ошибся (а такая вероятность почти сразу исключалась), его Анне угрожает немалая опасность, и тот случай в Каире с неудавшимся похищением – не просто совпадение. Поэтому следует отбросить на время их личные отношения и максимально подготовить напарницу к неприятностям. Напарницу… Владимиру тоже крайне не нравилось ее так называть, а уж находиться рядом и не обнимать, не целовать ее было сущим адом. Вот красавица подошла ближе, стала перед ним, несмело разглядывая мишень, прикрепленную на противоположной стене. Здесь, в зимнюю стужу, от нее пахнет летом: золотистыми солнечными лучами, речной водой, прогретой до дна, спелыми ягодами лесной малины, слаще которой ничего на свете не существует. Разве что любимая… Да, сейчас от Анны пахнет летом… Так же необъяснимо, так же волшебно, как под душным и горячим ветром Египта от нее пахло зимней свежестью, морозной и пьянящей, первым снегом после затяжной осени и терпковатым ароматом новогодней хвои. Владимир стал за спиной девушки, вложил ей в руки пистолет и, несильно обхватил рукой тонкую талию, направил дуло на мишень. Хрипло выдохнул и скомандовал: - Вот так удерживаешь оружие, затем прицеливаешься и нажимаешь на курок. Мужские пальцы несильно сжали изящное запястье, уверенно руководя движением. Анна вздрогнула от прикосновения и, чтобы хоть как-то отвлечься от близости любимого, несмело спросила: - А у этого пистолета… есть отдача? – она смущенно потупилась, когда, вместо ответа, Владимир приглушенно хохотнул. – Что смешного я сказала? Я слышала, что… - Есть… - шепот Барона раздался у самого ушка. – Но я беру ее на себя. Договорились? Потом ты научишься удерживать руку. А теперь… прицелься – и стреляй. Тепло его дыхания согревало щеку, в его объятьях сосредоточиться было практически невозможно. - Володя… - голосок прозвучал немножко плаксиво, - я не смогу… - Конечно, сможешь. Давай, моя сладкая… Из хмурого боевого офицера Владимир снова превратился в ласкового и нежного любовника, и Анна довольно улыбнулась. Его палец лег на курок поверх ее тонкого пальчика, а рука сильнее обхватила стан. - Ну же, стреляй, Анечка… Девушка зажмурилась и нажала на курок, заблаговременно снятый с предохранителя. Тут же звук выстрела буквально оглушил, коленки задрожали, а пальцы инстинктивно разжались, выпуская холодный металл. И снова от приглушенного смеха Владимира стало и неловко, и жарко: - Кто же стреляет с закрытыми глазами, глупышка? Корф подобрал оружие и отложил подальше. - На сегодня хватит, у нас найдутся дела и поважнее. – Он крепко прижал к себе напуганную Анну. – Дрожишь? Успокойся… Ты всё правильно делаешь, только привыкнуть надо, и тогда… всё будет нормально… Его губы прикоснулись к виску, затем к щеке хрупкой белокурой красавицы и, наконец, прильнули к изгибу шейки томящим долгим поцелуем. *** Иван Иванович, кряхтя, проклиная ревматизм и сетуя на столь несвоевременно уехавшую к доктору Варвару, спустился вниз на требовательную трель звонка. - И кому в эдакий холод дома не сидится?! – профессор нахмурился. – Уже иду! Возможно, Анечка пораньше вернулась из университета. Там, вроде, сессия: приняла пару-тройку зачетов, и дело в шляпе. Уже две недели как вернулась с этой своей конференции, а так до сих пор не рассказала ни о своем докладе, ни о новых знакомствах. Да и ведет себя немного странно. Должно быть, это из-за Володи – всегда они так, спорят по поводу и без. Иван Иванович в очередной раз разочарованно вздохнул: как ни хотелось ему, Аннушка так и не стала для Владимира настоящей сестрой. Подавив еще один вздох, старик открыл входную дверь. С порога ему лучезарно улыбнулась приветливая девушка. - Вы профессор Корф? – серые глаза озорно блеснули из-под ресниц, покрытых белоснежным пушистым инеем. Он улыбнулся в ответ. - Совершенно верно, барышня. С кем имею честь…? Гостья рассмеялась: - Я Лиза! – так, словно все в городе, а то и в мире обязаны знать её в лицо. – Лиза Долгорукая, невеста вашего сына. Сказать, что Иван Иванович был поражен, – это вообще ничего не сказать. А вот женщина, замершая у стола с медицинскими препаратами и мудреным лабораторным оборудованием, стояла белее мела. Пальцы будто судорогой свело, они не желали отпускать уже изрядно смятую бумажку. - Господи, только не это… - испуганно прошептала Ольга и без сил опустилась на стул. *** Стоило прохладным на ощупь лучам зимнего солнца повернуть к западу, как начался снегопад. Пушистые огромные хлопья падали без устали, застилали тротуары и дорогу, облепляли белой бахромой чернеющие ветки и провода, а морозный воздух стал настолько влажным и вязким – трудно было дышать, не то, что говорить. Владимир быстро чмокнул любимую в губы и невесомо провел по волосам, смахивая пальцами растаявший снег. - Анечка, я ненадолго, только скажу пару слов Шефу – и сразу домой. - Хорошо, - девушка выглянула в окно. Над ними возвышалась грязно-серая громада офисного здания, принадлежащего министерству обороны, в котором и располагалась штаб-квартира Третьего Отделения. – Володя, о чем ты будешь говорить с папой? - О тебе, родная, - тихо прошептал Владимир и поднес к губам маленькую хрупкую ладошку. – О том, что собираюсь… просить твоей руки. Ты же пойдешь за меня, Аня? Корф напрягся, не сводя глаз с Анны, но она только нежно улыбнулась. В этой улыбке было всё: ее любовь и согласие, и безграничное доверие к мужчине, и обещание до последнего вздоха оберегать семейный очаг от жизненных непогод и неурядиц. В этой робкой улыбке, полной счастья, было желание, озорными искрами блеснувшие в глазах, и отблески страсти, похожие на язычки пламени одинокой свечи на окне, которые то скрываются за плотной тканью занавески, то вновь вспыхивают с новой силой, встречая приветливыми лучами задержавшегося в странствиях путника. - Я очень люблю тебя… - негромко, будто по секрету, проговорила девушка у самых его губ и почти потянулась за поцелуем, но вдруг быстро отпрянула, подмигнула, склонив головку набок. – Всё, иди! И не задерживайся… Дверца машины приглушенно хлопнула. Анна запахнула на себе шубку. Чтобы скоротать время в одиночестве, она сделала погромче стерео. В приятном тепле автомобильного салона было так уютно – не хотелось бы вставать, да только дома… Красавица зажмурилась от удовольствия, стоило подумать о последних словах любимого. Он собирается сделать ей предложение! Господи, неужели это когда-нибудь случится? В роскошном белом платье, пряча счастливый и немного смущенный взгляд за легкой дымкой праздничной фаты, она станет женой мужчины, о котором грезило сердечко с юных лет… Того единственного, кто был нужен, кого ждала, по кому страдала, кому, не колеблясь ни минуты, отдала себя – до капельки – все свои поцелуи, все свои стоны, всю свою любовь… Нетерпеливо ерзая на сидении, Анна снова взглянула на здание штаба и откинулась на спинку. Барон пообещал не задерживаться, а он всегда верен своему слову… Кукла, незаменимый языковед и дочь Шефа Третьего Отделения, не была бы так беззаботна, если бы хоть немного представляла о сути разговора возлюбленного с ее отцом, полковником Бенкендорфом. Разумеется, Владимир не солгал. Решение связать жизнь с Анной было принято давно, и он уже жил в сладком предвкушении момента официальной помолвки, когда попросит ее руки у командира, поставит в известность собственного отца и наденет на тонкий женский пальчик кольцо – знак своей любви. Он слишком долго запрещал себе даже мечтать о таком подарке судьбы, гнал прочь воспоминания о прекрасной девушке, оставшейся дома, - так что теперь ничто на белом свете не могло бы ему помешать. И всё же не об этом Барон хотел поговорить с Александром Христофоровичем… Насупленный недовольный Репнин был первым, кого Владимир встретил сегодня. Как только раскрылись тяжелые створки лифта, они с Фрейдом буквально столкнулись лбами. - А… Приехал? – протянул Михаил, вперив в удачливого соперника прищуренный взгляд. Корф пожал плечами и коротко кивнул. - Да. Какие-то проблемы? - Никаких проблем, товарищ подполковник! – нарочито громко отчеканил Репнин и отодвинул собеседника. – Мне нужно вниз, с вашего позволения. Его рука уже потянулась к кнопке вызова, когда сзади раздалось приглушенное: - Миша… Оборачиваться молодой человек не стал. Максимум, на что хватило терпения, - процедить сквозь сжатые зубы: - Чего тебе, Корф? - Мне кажется, нам надо… поговорить… - О чем, позволь поинтересоваться? - Ты и сам прекрасно знаешь. Фрейду, конечно, могло и показаться, но он вдруг отчетливо представил, как при этом криво усмехнулся Владимир. Скрестив руки на груди, он отошел от лифта и замер, сфокусировавшись на замерзшем стекле. - Репнин, послушай… - теперь в голосе Барона не было слышно ехидной насмешки. Впрочем, раскаяния тоже не приходилось ждать. А чего ждать-то? Что этот грубый солдафон, невесть откуда появившийся в Отделении, сейчас скажет ему, что отказывается от его Анны? Что наигрался, и теперь очень даже не против «скинуть» надоевшую девушку ему, Репнину, влюбленному в красавицу по уши уже не первый год? Едва ли. А, может..? Михаил резко повернулся на каблуках. - Зачем тебе Анна? Радуешься, что завоевал новую крепость – неприступную недотрогу? Да на тебя пачками вешаются такие, как она. Но почему именно… Кукла? В его словах было много всего: и боль, и недоумение, ревность, смешанная с завистью, - гремучий коктейль. Не по чину психологу с научной степенью, подумалось вдруг Корфу, так неумело прятать свои собственные эмоции. Впрочем, разве ему не сносило крышу от одного-единственного взгляда на стеснительную девочку, примерно работающую за письменным столом его отца-профессора? Разве колкости и незаслуженные упреки не слетали с губ? Разве чуть не испортила ревность хрупкого равновесия между ним и его любимой, когда еще несколько часов назад он и подумать не мог, что способен не то, что накричать – даже поднять на свою малышку голос… Владимир отрицательно покачал головой. - Миш, ты не прав. Я никогда не обижу Аню, я люблю ее – больше жизни! Она станет моей женой и будет счастлива, каждый миг, каждый день! Репнин немного озадаченно взглянул на сослуживца. - Ты… уже сделал ей предложение? - И она ответила на него согласием. - Когда… свадьба? – как же больно резанул слух собственный голос. - Еще не определились, - Корф краем глаза заметил в конце коридора разговаривающего по телефону Бенкендорфа и нервно дернулся, - но надеюсь, в ближайшем будущем. Фрейд, прости, я спешу. Он торопливо пожал руку Михаилу и бросил на ходу слова прощания. Как же! Этого следовало ожидать… Вдруг отчетливо и ясно всплыл перед глазами один день около года назад. В уютном джаз-клубе во время очередного субботнего феста Шеф окунулся в воспоминания о своем неудачном студенческом опыте. Слово за слово - разговор повернул к бывшему одногруппнику Бенкендорфа, ныне профессору Ивану Корфу. «Именно ему я нашу Куколку и доверил, - с гордостью сообщил немного расслабившийся после выпитого полковник, - Иван ее воспитывал как родную, вместе со своим сыном. Кажется, его Владимиром зовут, да, Ань?» Анна едва заметно кивнула тогда и отодвинулась подальше от примостившегося почти вплотную Репнина, заливаясь очаровательным румянцем. Черт! Уже тогда о нем мечтала! Но, ослепленный своими чувствами, Михаил и внимания-то не обратил… Сокрушено посетовав на свою рассеянность, Фрейд решил, что не мешало бы пропустить рюмку-другую в баре – снять стресс – и решительно нажал на кнопку вызова лифта. - Александр Христофорович! – Владимир широким шагом подошел и козырнул командиру. – Разрешите на пару слов? Речь об Анне. Недовольно фыркнувший, было, полковник, тут же заявил собеседнику: - Потом перезвоню! – и нажал сброс. – Проходи. По-хозяйски толкнув дверь кабинета, Бенкендорф расположился в кресле и выжидающе взглянул на своего офицера. - Ну? – Левая бровь выгнулась, выдавая нетерпение. Владимир прищурился, но после секундного колебания все же присел напротив. - В Египте за нами велась слежка. – Он опустил глаза, хотя тут же снова пристально взглянул на Шефа. – Мне стало известно, что за этим стоит наше непосредственное командование. Возможно, им пришлось пойти на подобные меры, когда выяснилось, что мы не собираемся прекращать разработки версии об Атлантиде. - Скорее всего, скорее всего… - задумчиво произнес Бенкендорф, обращаясь то ли к Барону, то ли к самому себе, и устало помассировал переносицу. – Официально мы сдали все материалы по делу, но не понять, куда и зачем отправились четыре моих лучших офицера, генерал Гранов, естественно, не мог. - Естественно, - Корф согласно склонил голову. – Но я не пойму, что это: необходимость по какой-либо причине воспрепятствовать успешному исходу операции или банальное удовлетворение собственных амбиций? Нет, решительно не понимаю. - Я тоже, - признался Шеф, но многозначительно добавил. – Пока. Это всё? - Нет, не всё, - Владимир помедлил, подбирая слова. – В Каире Анну пытались похитить. Я подоспел вовремя, но, к сожалению, не смог разглядеть всех нападавших. Тут же пришлось признать, что в этот миг Александру Христофоровичу понадобилось все его мужество, а почти стальная выдержка предательски ему изменила: полковник побледнел, нервно сжал в руке карандаш – да так сильно, что пластмассовый корпус треснул, и кусочки стержня рассыпались по полированной поверхности столешницы. - С ней… всё хорошо? - Так точно. И впредь я полагаю, что смогу оградить свою будущую жену от подобного рода неприятностей, - заверил Барон. Похоже, Шеф совершенно не удивился новости, скорее уж немного раздраженно отмел ладонью раскрошенный карандаш и, пробормотав невнятное: «Давно пора…», сухим тоном приказа отправил Корфа домой. - Что сказал папа? – промурлыкала Анна, расслабленно прижимаясь щекой к холодной мужской щеке. Губы еще хранили волнующую теплоту поцелуя Владимира, руки судорожно сжимали его широкие плечи, не желая разорвать объятий. Корф чмокнул красавицу в ушко. - Рад за нас, маленькая моя, - он ласково улыбнулся, отводя тонкие руки, и завел мотор. – Я клятвенно пообещал товарищу полковнику беречь тебя, как зеницу ока. Надеюсь, ты не против? Анна приняла независимый вид и ответила в тон жениху: - Надеюсь, ты не забыл, как обещал никогда меня не оставлять? То-то же! Она рассмеялась. Она всегда смеялась так – открыто, искренне, её смех искрился жизнью, от него сердце заходилось в груди. Владимир никогда так не умел, но, наблюдая со стороны, всегда пытался поймать крошечные искорки счастья своей любимой девушки, и тогда уголки его губ подрагивали в робкой, но такой же живой и чистой улыбке. Как же прекрасно, как чудесно, что все былые невзгоды пройдены, всё непонимание, детские обиды и упреки остались за поворотом, а сегодня, сейчас можно пить ее смех, её восторг, ее счастье не случайным взглядом, а поцелуями, полными страсти. И дышать ею одной! На тропинке у крыльца, не слушая резвых возражений своей красавицы, Барон подхватил ее на руки и покружил, прижимая к груди. - Глупый! – шутливо протянула Анна, когда ноги почувствовали, наконец, твердую опору. – Что ты творишь? А если дядюшка увидит? Что тогда? - Увидит, - с готовностью подтвердил молодой человек. – Еще как увидит. И своё благословение даст – раз уж его мнение так тебя интересует. Почему ты не хочешь рассказать ему о нас, Аня? Он сжал в ладонях милое разрумянившееся личико и требовательно заглянул в серо-голубые глаза. Девушка отвернулась, враз грустнея. - Мне кажется, мы очень сильно его расстроим… А у Ивана Ивановича сердце, и… - Ты помнишь, что согласилась стать моей женой? Помнишь, Анна? Владимир несильно встряхнул хрупкие плечики, но вынужден был разжать руки, когда она попыталась высвободиться. Анна задумчиво рассматривала летящие снежинки несколько минут, а потом резко вскинулась. - Я хочу стать твоей женой. Очень хочу, Володя! Но мне… я… так волнуюсь за твоего отца… И еще… - Что еще, любовь моя? – прошептал Корф, отводя вьющиеся белокурые локоны красавицы и лаская губами нежную кожу за ушком Она задрожала и прикрыла глаза, выдыхая с тихим стоном: - Я боюсь… Владимир остановился, удивленно глядя на девушку, так что ей пришлось торопливо пояснять: - Боюсь, что… твой отец запретит нам… - потупив взор, Анна начала нервно расправлять мех на манжете, а потом замерла, очутившись в крепких объятьях. - Какие глупости… - облегченно улыбнулся Владимир. – Ну, всё, ты замерзла, пошли в дом! Зимние сумерки уже начали сгущаться – коротки декабрьские быстротечные дни. Но тем неожиданнее было молодым людям услышать в этот час веселый женский смех, доносившийся из гостиной. - А потом мы танцевали под луной… Вы знаете, как прекрасны ночи в Латинской Америке? Они такие же горячие и страстные, как и латиноамериканские парни! Так вот… мы танцевали, и Володя попросил моей руки… - Лиза глубоко вдохнула, набирая в грудь побольше воздуха. - Ваш сын такой романтичный… Иван Иванович, внимательно слушающий девушку, улыбнулся и повернулся на звук, который донесся со стороны прихожей. - Владимир, Анечка, где вы были? – его голос прозвучал по-детски восторженно и непривычно звонко. – А у нас нынче гости… Профессор заговорщически подмигнул сыну, едва заметно качнув головой на белокурую красавицу. Она же замерла в кресле с выражением такого безграничного обожания на лице, что у Владимира в глазах потемнело. «Только не это!» - молнией пронеслась мысль, и молодой человек сильнее сжал руку Анны в своей. Сердце пропустило удар, переставая попадать в слаженный ритм, когда тонкие пальчики невесты аккуратно высвободились из его ладони. Кукла недоверчиво взглянула на незнакомку. - Здравствуйте, я… - Анна! – девушка рассмеялась и отбросила со лба волосы, пышные и золотистые, немного темней, чем у самой Анны, и отдающие рыжеватым оттенком в приглушенном электрическом свете. – Вы сестра Володи, он рассказывал о вас довольно много. Знаете, мне очень приятно, мне так приятно… Сестра моего любимого – и мне как сестра! Тем более, я всегда мечтала о сестре, ведь у меня есть только брат, Андрей. Андрей Долгорукий, вы ведь с ним работаете, правда? Да что я всё о себе! Любимый, я соскучилась! Лиза болтала без умолку, звучный громкий голосок разносился по гостиной, замершей в нерешительности, как и Кукла, безвольно опустившая руки, прижавшаяся к дверному косяку, всего в шаге от соперницы. Когда же Долгорукая капризно надула губки, пеняя Владимиру за длительное молчание, а потом бесцеремонно повисла у него на шее, Анна не выдержала. - Простите, - она быстро, практически бегом направилась к лестнице на второй этаж. – Я… устала. Пойду, полежу. Мне… очень приятно… Лиза… Вдруг совершенно неожиданно голова закружилась, стало дурно, и бросило в жар, так что девушке пришлось схватиться рукой за перила. Недомогание длилось лишь несколько мгновений, а потом резко схлынуло, и Анна поторопилась укрыться наверху, забыть, выбросить из головы эту боль – любовь и счастье в глазах удачливой соперницы. Казалось, сестра Андрея и не обратила внимания на этот напрочь лишенный гостеприимной вежливости поступок. Почти незаметно пожав плечами, она снова зажмурилась, прижимаясь к груди Барона, хоть маленький носик и поморщился недовольно, когда Владимир, сдавленно прошептав: «Аня…», попытался высвободиться из навязчивых объятий. - Сынок, сынок, - неодобрительно покачал головой Корф старший. – К тебе невеста приехала, а ты все «Аня» да «Аня»! Успеешь еще покритиковать научную работу сестренки. А сейчас время улаживать личную жизнь. Неужто смогу дождаться внуков?.. Иван Иванович мечтательно вздохнул и поспешил удалиться, дабы не мешать молодым. Когда его фигура скрылась за полумраке библиотеки, и приглушенно стукнула, закрываясь, дверь, Лиза обвила руками шею любимого и потянулась к его рту за поцелуем. - Володя? – удивленно вздернулись тонкие выщипанные брови, когда мужские губы остались безучастны и не ответили на ее прикосновение. – Что-то произошло? - Произошло, Лиза! Владимир раздраженно высвободился из кольца ее рук, почти насильно усадил девушку на диван и сам сел напротив – достаточно далеко, чтобы не опасаться ее нежеланных прикосновений. Он потупился, весьма смутно представляя то, о чем сейчас скажет ей. Но объяснение было неизбежно… С Елизаветой Долгорукой судьба свела Владимира еще в бытность его капитаном спецназа несколько лет назад. Молодая военная переводчица время от времени помогала в операциях, связанных с захватом заложников, подсказывала, как найти общий язык с местным населением в горячих точках, а зачастую и сама выходила на контакт со стороной противника. В связи с этим отчаянная девушка частенько попадала в неприятности, и не раз именно Корфу доводилось ее симпатичный задок спасать. Разумеется, ни о каких чувствах к ней молодой офицер не задумывался. Дружеские, ни к чему не обязывающие отношения не хотелось портить случайным сексом, а ничего другого он, навеки отдавший сердце хрупкой отцовской воспитаннице, предложить женщинам не мог. Эта ненавязчивая дружба могла бы продолжаться бесконечно, не случись однажды непредвиденное событие. Тогда спецслужбы вышли на преступный синдикат, связанный с поставками наркотиков на территорию России, и Корфу, уже майору, было поручено обезвредить небольшое укрепленное поселение в самой гуще непроходимых джунглей. Стандартное задание, каких десятки. Он провел массу подобных операций, всегда выходя с победой и наименьшими потерями. Но в этот раз… всё пошло не так. Командование слишком недооценило силы противника, слишком много мирного населения оказалось в деревне, слишком глупая смерть постигла подполковника Святова, на место которого Корф и был впоследствии назначен с внеочередным званием. И вообще потерь было неоправданно много с обеих сторон. А еще среди погибших была девушка. Светловолосая, маленькая, с утонченными чертами лица, она безумно напомнила ему Анну. И когда лежала там – посреди грязи и крови, когда смерть, казалось, еще не успела прикоснуться к приоткрытым губам своим прощальным поцелуем, - Владимир чуть не лишился рассудка. Впервые за всё время военной карьеры он потерял контроль над собой настолько, что напился в баре почти до бессознательного состояния. Вот тут-то и подвернулась Лиза… Она присела у стойки рядом с ним, кокетливо закинув ногу за ногу, томно улыбалась и не брезговала довольно крепким «Текиловым рассветом». Яркие иллюминации мигали вокруг, неоновые вывески озаряли непроглядную ночную тьму. И в этих мерцающих лучах светло-русые локоны девушки отдавали чистым золотом, напоминая захмелевшему Корфу белокурые пряди другой красавицы, далекой и недоступной, думать о которой он запрещал себе даже будучи пьяным. Когда оркестр заиграл что-то зажигательное, бойкая Лиза не упустила возможности увлечь молодого офицера на импровизированный танц-пол. Откровенно говоря, танцор из Владимира в тот момент был никудышный, но партнерша, казалось, не имела ничего против граничащих с грубостью объятий и запаха крепкого алкоголя. Маленькие пальчики с аккуратным маникюром путались в мужских волосах, пухлые губки дерзко целовали шею, подбородок, пытались дотянуться до его губ, а Корф в пьяном угаре снова видел рядом совсем другую девушку. Его Анна соблазнительно прижималась к нему всем телом, провоцировала и сводила с ума, лишая выдержки. - Люблю, люблю тебя, маленькая… - задыхаясь, шептал молодой человек, - никому тебя не отдам… ты выйдешь за меня, родная… выйдешь, любимая… Сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда девушка счастливо закивала в ответ. Все же, что было потом, Владимир помнил довольно смутно. Обрывками картинок и образов осталась в памяти та ночь: какой-то душный и мрачный гостиничный номер, томный голос женщины и приглушенные стоны, рожденные его поцелуями, дальше – темнота, проглотившая весь мир… Более или менее внятно он мог бы рассказать только о своем пробуждении. Солнечный свет так резанул по глазам, что головная боль от похмелья лишь усилилась. Владимир рывком сел на постели, осмотрелся, с трудом соображая, где он и почему здесь находится. Брюки остались на нем – только ремень расстегнут – отброшенная футболка валялась на полу у кровати. Тут же, у окна, обнаружилась недовольная Лизавета. Несколько мгновений она стояла, скрестив руки на груди, и бросала на молодого человека хмурые взгляды, после чего презрительно фыркнула: - Хорош, красавчик! – подобрала его одежду, со злостью кинула едва ли не в лицо и, сообщив, что ее срочно вызывают в Москву, хлопнула дверью. Корф же и думать забыл о досадном случае, вплоть до сегодняшнего вечера… - Послушай, Лиза… - начал он осторожно, - я, конечно, рад тебя видеть… - Конечно! – выпалила она, приподнимаясь с явным намерением примоститься на коленях «жениха», но Владимир властным жестом остановил ее движение. Ему ответом был удивленный взгляд девушки. – Что-то не так? - Всё, всё не так! Барон шумно выдохнул, проводя рукой по лицу, будто смахивая налетевшую невесть откуда тяжесть прошлых ошибок. Собеседница по-прежнему не сводила с него глаз. Стало быть, сестра Связного… Мир тесен, товарищ подполковник, и кому, как ни вам знать об этом? - Ты прекрасная, замечательная, и ты заслуживаешь счастья, - Владимир потянулся, сжимая в руках маленькие девичьи ладошки. – Ты будешь очень счастлива, Лизанька. Только… не со мной… Она тряхнула головой – не поверила только что услышанным словам. - Но… почему? Почему, Володя? Если ты… о той ночи, я не сержусь, вовсе, я забыла! – уверенный голос дрогнул и осекся, стоило лишь посмотреть на его лицо, неприступное и чужое. – Что… со мной не так? - Дело не в тебе, вовсе нет, просто… Лиза, я всегда любил, я всегда буду любить другую девушку! Она одна важна для меня, кроме нее, мне никто не нужен. Елизавета отвернулась в сторону. За окнами, не прикрытыми еще тяжелым бархатом штор, властвовала вьюга, хоть мохнатые снежные хлопья и невозможно было разглядеть в темноте. - Но ты… звал меня замуж. Ты говорил… - Я говорил это ей, ЕЙ, понимаешь? Тогда в Колумбии я видел ЕЁ! Её… не тебя… - почти прошептал Владимир, покаянно опустив голову. – Прости меня… если сможешь… Прости меня за всё… Девушка гордо вздернула подбородок. - Мне не за что тебя прощать, Корф! Не поминай лихом. Она подхватила сумочку и даже не стала искать выключатель в прихожей, натянув пальто в полумраке. По привычке хлопнула дверью так сильно, что задребезжали стекла в гостиной. А может, это ее боль была вложена в хрупкие руки, толкнувшие отполированное дерево? Владимир тяжело вздохнул и залпом допил бокал вина, оставленный отцом. Черт! Аня! Мысль прожгла до дна враз вздрогнувшую душу. Бедная девочка, наверняка, места себе не находит. Небрежно брошенный на стол, хрусталь со звоном разбился на мелкие осколки, но молодой человек не обратил на это ни малейшего внимания. Бегом поднялся к спальне невесты и дернул ручку. Как и предполагал – заперто. - Анечка, любимая, открой, пожалуйста, - тихо позвал он. Ни звука в ответ. Ни шагов, ни голоса, ни малейшего движения за стеной. Барон настойчивей дернул дверную ручку и немного повысил голос: - Открой, Анна! Нам надо поговорить! Слабый шорох мог обозначать лишь одно: девушка встала с кровати и легкими шагами подошла к двери. - Убирайся вон! – приглушенно и резко, и вовсе, как показалось, не нежным Аниным голоском, таким родным, ласковым, знакомым. Мужчина уперся лбом в стену, непроизвольно сжимая кулаки, и раздельно произнес: - Я никуда не уйду. Открой! - Здесь тебе тоже делать нечего, - ответила Анна и вдруг сорвалась почти на крик. – Вали к своей невесте! Её крик ударился о стену и остался там же, в спальной, не успев потревожить задремавшую тишину коридора. Да только Владимиру почудилось: боль и отчаянье любимой с удесятеренной силой врезаются в его собственное сердце. Легкие шаги снова удалились, еле слышно скрипнула кровать, Анна не желала его видеть, отказывалась от него без боя, без выяснения обстоятельств, даже не дав шанса всё рассказать. Корф скрипнул зубами от бессилия. Разве может он отпустить её – теперь?! - Анна, - в тоне слышалась уже открытая угроза. – Если ты не впустишь меня, я выбью дверь, на шум прибежит отец, и тебе придется объяснять ему, в чем дело. Ты этого хочешь? Думаю, нет. Открой, немедленно! Это был последний аргумент, последняя попытка уговорить красавицу выслушать его. Разумеется, дверь выбивать Барон бы не стал. Напугать любимую грубой силой? Расстроить еще сильнее? Нет уж… И что делать, если Анна не послушает его, Владимир не представлял вообще, а потому облегченно выдохнул, услышав легкий щелчок замка. Анна, бледная и уставшая, немного растрепанная, со следами слез на щеках, взглянула на него снизу вверх. - Шантажист. Она тут же отвернулась, и молодой человек незамедлительно воспользовался молчаливым разрешением войти. - Аня… - сорвалось с губ почти шепотом. Девушка вздрогнула, но так и осталась стоять к нему спиной. У Владимира сердце сжалось от вида поникшей фигурки, кутающейся в махровый банный халат. Он ненавидел оправдываться. Да и что могли значить сейчас жалкие слова оправдания? Сейчас, если Анна хотя бы на миг допустила, что у него может быть другая – кто? Женщина? Любимая? Невеста? Он никогда не скрывал своих частых увлечений, ему было о чем рассказать в мужской компании, но любил он одну лишь Анну. Ради этой любви был готов на всё, ради этой любви мог бы умереть, не задумываясь. Только об этой любви хотелось сейчас напомнить обиженной малышке, которая тихо всхлипывала рядом, изо всех сил стараясь не разрыдаться. - Я люблю тебя, Анечка… - горячо зашептал Владимир, мужские ладони крепко обхватили хрупкие плечики, притянули девушку ближе, не обращая внимания на ее яростное сопротивление. – Тебя, тебя, тебя… Люблю! Он твердил свои признания, как заклинание, и целовал, обнимал, ласкал свою красавицу, теряя голову от ее близости, от нежного аромата женского тела. Как только Анна развернулась к нему лицом, опустился на колени и судорожно прижался губами к тонким дрожащим пальчикам. Мольбы о прощении и клятвы верности сменяли друг друга, Владимир не давал ей ни слова сказать в ответ, прикасался всё бесстыдней и жарче, пока не ощутил, наконец, слабый отклик возлюбленной – легкий трепет, которым наполнялась её шелковистая кожа, - так речная гладь наполняется поутру зыбкой рябью от дыхания западного игривого ветра. Владимир встретился взглядом с возлюбленной и улыбнулся, увидев в серо-синих глазах знакомый туман. - Ты простишь меня, счастье моё? – тихо выговорил он. Анна шмыгнула носиком. - Пока что не прощу, - губки капризно надулись, зато дрожащие ресницы уже прятали вспыхнувшие огоньки лукавства. – Но сейчас я собираюсь в ванную, и для начала позволю тебе потереть мне спинку. О большей награде Барон едва ли смел мечтать… Горячая вода мягко обняла уставшие ступни и тонкие лодыжки, нежно прикоснулась к шелковистой коже, лаская и успокаивая, почти неслышно зашептала расслабившейся девушке свои обольстительные сказки. Анна улыбнулась в ответ, подавив смешок, и прикрыла глаза. Узкая спинка так и манила прильнуть к ней, губами снимать блестящие ароматные капельки воды, целовать жарко-жарко – горячее, чем летнее солнце целует в разгар июля спелые краснобокие вишенки. Но нельзя… Владимир сглотнул. В этом заключался договор – его награда и его же наказание, самое изощренное и болезненно-мучительное из всех, которые можно вообразить. Обиженная на жениха, маленькая злючка упрямо заявила, что пока не собирается его прощать, но великодушно позволила потереть спинку, не позволяя «ничего лишнего». Ничего! Да она хоть представляет, как на него действует? Если и так, то сейчас красавице абсолютно все равно. Полуприкрытые глаза пристально наблюдают за раздосадованным мужчиной, реснички трепещут, выдавая нетерпение и пряча вспыхнувшие в глубине зрачков задорные искорки. - Ты будешь мне помогать? Тягучий и томный, женский голос мягко наполнил комнату, смешался с тяжелым густым паром, с едва уловимым запахом розового масла, того самого, что свело Барона с ума в первую ночь. Он нервно вздрогнул. Надолго ли хватит выдержки не сорваться, не потерять голову, как он теряет всякий раз, стоит лишь оказаться рядом с Анной? И уж тем более, когда она призывно выгнулась перед ним в наполненной ванной, обнаженная и прекрасная, неуловимая и переменчивая, будто вода, что сейчас ласково обнимает ее совершенное тело. Владимир тряхнул головой, пытаясь вернуть ощущение реальности. Вышло плохо. Не то что мысли, беспорядочно метающиеся в воспаленном сознании, - даже его собственный голос не желал сейчас повиноваться хозяину и скорее походил на приглушенный простудный хрип: - Конечно… - мужчина неловко прокашлялся, подошел поближе, бесшумно опускаясь на колени, и взял мочалку. Анна едва заметно улыбнулась в полумрак, освещенный только приглушенными лучами ароматических свечей, полностью утопая в струящейся теплой неге. Ласковые и сильные одновременно, руки Владимира проводили по ее спине вдоль позвоночника вниз, и намыленная мочалка оставляла на коже пенный пушистый след. Затем уверенные ладони снова поднимались, смывая пену, скользили по бокам, очерчивая плавный изгиб талии, кончики пальцев невесомо прикасались к чувствительной коже лопаток, к хрупким плечикам, к затылку – и снова ловко спускались вниз. Уже в воде, в поисках отброшенной мочалки как бы невзначай ласкали стройные бедра, и у девушки дыхание перехватывало, и хотелось тут же, немедленно позабыть о нелепых страхах, обидах, недоверии, развернуться резко и требовательно притянуть любимого к себе, обнимая за шею. Но тут Владимир замирал на миг, вспоминал о своем наказании и с усердием продолжал выполнять обязанности банщика. Что ж, это Анну вполне устраивало. Выравнивая сбившееся дыхание, она снова расслабленно прикрывала глаза, и медленное чарующее искушение, смешанное с ароматной пенистой водой и отсветами пламени на кафельных стенах, продолжалось. Продолжалось до тех пор, пока Владимир не отстранился, вставая. Она даже не сразу поняла, отчего вдруг стало прохладнее – ведь горячая вода не успела остыть. Анна судорожно вцепилась руками в холодный, влажный бортик ванной, когда Корф негромко позвал ее по имени. - Что-то произошло? – она старалась не поддаться необъяснимым образом нахлынувшей панике. Это действительно могло показаться довольно странным, но за время их короткого романа Анна научилась… чувствовать Владимира. Не понимать – она всегда знала, что им движет, что руководит его поступками, отчетливо и ясно представляла всё, кроме, пожалуй, его к ней любви, но это можно было списать на юность и неуверенность. Она часто угадывала его желания. Даже Иван Иванович порой удивлялся, отчего Анне удается презентовать названному брату именно то, чего он отчаянно хотел, но никогда из гордости или же по каким-то другим причинам не просил у отца. Хотя это было так просто: во всем мире не было никого дороже для Анны – сначала для крошки, воспитанной профессором Корфом по просьбе друга, затем – для подросшей красавицы, увлеченной древними литературами. Потому она могла угадывать его, пытаться разгадать, как разгадывает азартный игрок возможные комбинации символов на экране игрового автомата. Но только сейчас она стала его чувствовать: ощущать каждой клеточкой, каждым взглядом, каждым вздохом его чувства, страхи и опасения. Это настораживало. Это пугало. Это лишний раз показывало, как сильна ее зависимость от него, как крепка связь: если захочешь разорвать ее – вырвется с мясом, с кровью, с сердцем. И сейчас, в этот самый момент, она чувствовала: звонкое напряжение наполняет воздух, стягивает струнами мышцы, сдавливает горло, мешая словам. А Владимир хочет ей что-то сказать. Что-то важное. Волнуется… Тянет время, отчетливо понимая, что невозможно противиться неизбежному. Анна шумно выдохнула. - Говори. - Я очень люблю тебя, Анна… - Корф опустил голову, отводя глаза, и девушка не выдержала. Что ему сказать в ответ? Потребовать объяснений? Спросить, что она может сделать, чем помочь? Выслушать историю с этой… Лизой? Ну, уж нет, она ни слова не сможет слушать о своем любимом и другой женщине. А сколько их еще было в его жизни? Представить страшно… Глазам вдруг стало горячо и немного больно – может, от едкого ванильного дыма, а может, от подступивших слез. Анна отвернулась, стараясь как можно более незаметно смахнуть со щеки соленую влагу. Владимир всё молчал. Ну, что же ты? Скажи, что любишь меня, Володенька, скажи мне!!! Хрупкая женская ладошка обреченно скользнула по белой акриловой поверхности. Словно почувствовав это, мужчина снова приблизился, опустился на кафель, мокрый от расплескавшейся вокруг ванной воды. - Я всегда любил только тебя. Тебя одну. Ты должна знать это, Анна, и ты должна… верить мне. Ты веришь, родная? Он потянулся к ее руке, но так медленно, несмело, опасаясь прежнего запрета, что белокурая красавица невольно улыбнулась, смаргивая слезы. - Верю… Я всегда тебе верила, Владимир. Она и вправду верила. Его упрекам и колкостям, его грубым окрикам, его обвинениям в том, что именно она, Анна, виновата в его разладе с отцом, в разгуле мирового терроризма и повышении цен на хлеб в странах Центральной Африки. А еще безоговорочно верила тому, что она для него – никто – пустышка, стекляшка, жалкое подобие младшей сестры. Прошли годы – нелегкие и неимоверно быстрые. Анна только-только поверила, что безразлична названному брату, и тут всё снова перевернулось, в тот самый миг, когда посреди тротуара в залитых рассветным солнцем Афинах он впервые поцеловал ее. И она поверила, что любима… Сперва робко, несмело, все еще боясь обжечься, а потом все сильнее и сильнее, открываясь, отдаваясь этой любви. И теперь до умопомрачения боялась очередной ошибки… - Посмотри на меня! – властный голос Владимира разорвал мрачные мысли, как ветер разрывает, разносит по небу полотнища серых грозовых туч. Девушка подняла взгляд и, не сдержавшись, шмыгнула носиком. – Ну, что же ты, Анечка? Как можно было не верить его глазам, тревожным и виноватым, если в них тут же утонула ее влюбленная душа – в который раз, и снова навсегда? Не замечая, как друг за дружкой с ресниц капают слезы, Анна потянулась к мужчине, обнимая, уткнулась в шею и прошептала: - Скажи мне, что ты никогда не делал ей предложения, не признавался в любви, что она всё придумала! Скажи – и я поверю. Владимир… пожалуйста… - Конечно, такого не было, глупышка, маленькая моя, и тогда, и сейчас в моем сердце только ты. Мне было плохо, Аня, очень плохо, а Лиза… она оказалась рядом, - Барон почувствовал, как напряглась в его руках любимая, как замерла в ожидании неприятного признания, и снова вздохнул с облегчением от того, что ему не придется врать. – Она была рядом… но видел я тебя! Тебе шептал о любви, с тобой мечтал разделить жизнь, тебе мечтал подарить самую яркую звездочку, ТЕБЕ, Аня… Он замолчал, сжимая в ладонях бледное личико, а потом вдруг принялся осыпать частыми быстрыми поцелуями щеки, маленький носик, губы, соленые от слез. Владимиру всё казалось, что его Аня не поверила, что из всего произнесенного услышала или поняла что-то не то – он ведь совершенно не умел оправдываться! Но когда тонкие руки притянули его ближе, мир вокруг будто вспыхнул новыми красками, наверняка, такими же яркими и живыми, как в первый день творения. Вода, покрытая мыльной пеной, с шумом выплеснулась на пол, когда он оказался в ванной, прижимая к себе хрупкое женское тело, невесть как избавляясь от прилипшей мокрой одежды. - Люблю… я так люблю тебя, Аня… Анечка, девочка моя, - твердил и твердил он между поцелуями, с восторгом слушая, как сладкие губки любимой вместе со стонами наслаждения выдыхают его имя… *** - У тебя что-то было с ней тогда? Анна расслабленно лежала в объятьях своего Барона, прижавшись к его плечу, и тонким пальчиком чертила на его груди замысловатые языческие символы. - С кем? – не понял по началу Владимир, но почти сразу вздернул бровь. – С Лизаветой, что ли? - Да! – обиженная, девушка весьма ощутимо пнула его кулачком в бок и тут же оказалась прижатой к кровати сильным мужским телом. - Нет, нет, Аня, - склонившись над ней, зашептал Владимир, - ни-че-го… Он рывком развернулся на спину, укладывая красавицу на своей груди, и ласково провел по до сих пор влажным золотистым локонам. Она недоверчиво тряхнула головой. - Но ты же сам говорил, что видел меня, что я была тогда с тобой рядом. И что же, не воспользовался ситуацией? - Честно говоря, я был настолько пьян, что таки не воспользовался, - поведал Корф тоном, полным притворного огорчения, и отвел глаза, за что тут же получил еще парочку тумаков от своей хрупкой Куколки. - Не хочу больше слышать ни о ком: ни о Лизе, ни о других женщинах! – она нахмурилась и немного отстранилась, поправляя волосы. – В конце концов, невеста я или нет? - Разумеется, любовь моя, - бархатный шепот снова заставил девушку сладко вздрогнуть, обида перегорела – не осталось и горстки золы, но отголоски пережитой боли еще теплились на дне сердца. Анна оттолкнула руку, так и норовящую обхватить тонкую талию. - Барон, поклянись, что никогда больше я не услышу от других девушек, как ты делал им предложение! - Нет ничего проще, ибо ты единственная, - Владимиру все же удалось захватить в плен капризный ротик, и в поцелуе, скрепившем клятву, растаяли, казалось, все былые обиды. Только подполковник явно забыл, что его маленькая напарница – кремень… Отдышавшись, Анна уперлась ладонями в грудь любимого. - Это еще… не всё… - голосок предательски дрогнул, когда она почувствовала, как руки Владимира скользят по коже ног, от коленок к бедрам, нежно поглаживают талию и поднимаются к груди, прикасаясь почти невесомо и совершенно лишая рассудка. – Пообещай мне… Мужчина что-то невнятно пробормотал в ответ, полностью поглощенный поцелуями, и Анна запрокинула голову в ожидании новых ласк, но все же смогла прошептать: - Обещай, что не будешь ревновать меня… так сильно… Володя! Его имя растворилось в стоне, и когда весь мир вокруг превратился в горячее дурманное блаженство, уже на грани слуха Кукла услышала ответ: - Обещаю… И этого было достаточно – ведь Владимир Корф всегда держал слово… За окном начинала утихать разгулявшаяся, было, к ночи метель, не так сильно подвывал ветер и постанывали замерзшие ветви деревьев. Анна еще не до конца пришла в себя, еще дрожали в теле невидимые струны, потревоженные близостью с любимым, и девушка, прикрыв глаза, не слишком удачно пыталась успокоить дыхание, когда в тишине раздался навязчивый звонок мобильного. Рука привычно потянулась к сумочке, но Владимир ловко перехватил тонкое запястье. - Ань, лежи. Завтра перезвонят, – в его словах так и сквозило недовольство, даже плохо прикрытое раздражение. – Это еще что такое – в три часа ночи?! - Отстань, наверное, важно, - не слушая его, девушка перекатилась к краю кровати и вытянула из бокового кармашка тонкий слайдер. Она нахмурилась, слушая женский голос на другом конце. – Оля? Да… Что?.. Это… наш вирус? Анна резко подхватилась с постели и неловко покачнулась, когда перед глазами снова потемнело, а к горлу подобрался вязкий ком дурноты. *** - Бармен, еще раз сто пятьдесят! – Лиза Долгорукая, отставив подальше пустую рюмку, требовательно ударила маленьким кулачком по столу. - Простите, но, по-моему, вам достаточно, - молоденький бармен отодвинул подальше ополовиненный графин с водкой и незаметно кивнул охраннику, чтобы тот вызвал такси для загулявшей клиентки. Впрочем, у последней были свои планы. Она капризно поджала губки: - Не занудствуй, мальчишка, - и игриво подмигнула парню. Тот лишь закатил глаза – не в первый раз надоедают подвыпившие барышни. - Такая чудная ночь, а девушка скучает? – вдруг раздалось совсем рядом, - здравствуйте, о, прекрасная незнакомка… Лиза резво развернулась на стуле, оценивающим взглядом окинула подошедшего мужчину и одобрительно кинула. - Привет! Незнакомец был средних лет и не слишком высокий, явно стремился выглядеть моложе и лихо подкручивал гусарские усы. Правда, было в его манерах что-то хищное, неискреннее, и Лиза наверняка рассмотрела бы это, но выпитый алкоголь мешал адекватно воспринимать мир. Девушка громко смеялась, слушая не слишком умные шутки, и даже позволила Аристарху (откровенно говоря, ей абсолютно не нравилось это имя, но что поделаешь?) самым бесстыдным образом потискать ее в медленном танце. К середине ночи завсегдатаи бара начали неторопливо расходиться, и только тут Лизавета поняла, наконец, что изрядно влипла. Новый знакомый настойчиво удержал изящную ладошку, когда девушка завела речь о прощании. Она неловко улыбнулась, стараясь не показать, насколько вскружила голову выпитая водка. - Всё-таки, я пойду, - Лиза попыталась высвободить руку, - уже слишком поздно, а утром… на работу. Спасибо за угощение. - Нет уж, красавица, - мужчина довольно грубо схватил ее и развернул к себе, - думаешь, вот так вот запросто вильнешь хвостом? Не для того я потратил целый вечер, развлекая твое пьяное личико. Теперь ты будешь развлекать меня! Будто по мановению волшебной палочки, хмель выветрился из головы напрочь, и Лиза дернулась, уходя от грубых объятий. Впрочем, к своему стыду и ужасу, она почти сразу поняла, что мерзавец гораздо сильнее. Аристарх забрал в гардеробе свою верхнюю одежду и почти силой заставил спутницу сделать то же самое. - Пойдем… И без выкрутасов! – пригрозил он, подталкивая девушку к выходу. В полумраке у двери она изо всех сил толкнула обидчика в бок, но вырваться удалось лишь на несколько мгновений. - Ах ты стерва! – прошипел мужчина в ответ, больно сжимая тонкие запястья. Лиза зажмурилась, стиснув зубы, и вдруг почувствовала, как слабнет хватка. Незнакомый голос тихо проговорил: - Лучше оставьте девушку, не то… Она распахнула глаза и замерла. Сначала не могла рассмотреть ничего: вокруг царила темнота, а в ней плясали белые и золотые пятна, то увеличиваясь, то уменьшаясь, переплетаясь между собой и рассыпаясь мелкой разноцветной пылью. Но в скором времени глаза привыкли, и Лиза увидела, что какой-то молодой человек прижал к стенке ее сегодняшнего знакомого, удерживая цепкой хваткой за горло, и что-то терпеливо объясняет ему в полголоса. По всей видимости, что случится, если тот не последует мудрому совету оставить в покое порядочных девушек. Надо же… Еще не перевелись герои даже в этом бандитском городе… Красавица улыбнулась своим мыслям и смело подошла к мужчинам. - Да бросьте вы его, - она по-дружески похлопала своего спасителя по плечу, - не стоит марать рук об эту мразь. - Тоже верно, - кивнул в ответ незнакомец и резко оттолкнул противника. В этот момент дверь отрылась, свет фар проезжающих мимо автомобилей прорезал яркими лучами мрачную темноту, озарив на несколько секунд лица застывших друг напротив друга молодых людей. Впервые встретились взгляды, робко, едва ли осознанно, соприкоснулись души, равные по своему упрямству и открытости, успевшие познать горечь первых разочарований и перешагнувшие через них, с тем, чтобы идти дальше. Идти – Лиза Долгорукая и Михаил Репнин отчетливо поняли в этот короткий миг – по направлению друг к другу… - Может быть… - Лиза кашлянула, пряча неловкость, - может, пойдем отсюда? Он вдруг улыбнулся совершенно по-детски, так светло, так искренне. Его глаза вспыхнули ему самому незнакомым блеском – только сейчас, только для одной этой девушки, одновременно и похожей на его идеал, и полностью отличающейся от него, - Репнин готов был на всё. - А пойдемте, - вежливо открыл дверь перед очаровательной спутницей. – Кстати, меня зовут Михаил. - Я Лиза, и я очень рада нашему знакомству! – Уже на улице она торопливо застегнула ряд мелких пуговок, быстрым жестом отвела от глаз непослушные волосы. Молодой человек залюбовался лукавой улыбкой, спрятанной за пушистыми длинными шерстинками мехового воротника, немного прищуренные глаза Лизы словно обжигали его, от их пристального взгляда, который будто прикасался к душе, внутри всё пело и смеялось. - Позвольте проводить вас, - едва выдавил из себя Михаил и едва заметно сглотнул, когда в ответ на его слова девушка недовольно нахмурилась. «Вот болван! Заправский болван! – тут же мысленно обругал себя Фрейд. – Дипломированный психолог, а так и не научился вести себя с девушками». Впрочем, в этот раз ему не пришлось долго страдать от своей неловкости. Лиза взяла ситуацию в свои хрупкие ладошки, без тени робости подхватила нового знакомого под руку и весело сообщила: - Я не против, но при двух условиях! – белокурая головка запрокинулся, подставляя зажмуренные глаза и маленький аккуратный носик мохнатой метели. Лиза беззаботно слизнула с губ упавшие снежные хлопья, но тут же пристально посмотрела в глаза Михаилу и вдруг, притихнув, проговорила: - Сначала мы погуляем по городу, и… и еще перейдем на ты… Последнее она прошептала почти неслышно, но он понял. Согласно кивнул, поборов в себе едва преодолимое желание прижаться губами к румяной щечке красавицы. Они долго бродили по заснеженным пустынным улицам. Редкие прохожие, невесть как очутившиеся здесь, посреди вихря декабрьской вьюги, с недоумением и непониманием смотрели на странно счастливую парочку. А молодые люди говорили обо всем: о том, как переменчива погода этой зимой, о том, что скоро Новый год, а последствия прошлогоднего кризиса до сих пор не изжили, о том, как занимательно строить психологический портрет незнакомого человека, а еще о трудностях работы переводчика в зоне конфликта. Они говорили о себе в частности и жизни в целом, о мире, о войне, о работе и отдыхе. Но ни слова не слетело с губ о том, что пытались поведать друг другу сердца: о трепетной нежности, которая смущенно замирает на кончиках пальцев от случайных прикосновений, о том, как внутри разливается по-летнему яркое тепло и обволакивает какой-то непонятной умиротворенностью. И от этого становится так приятно, комфортно, и не хочется уходить, не хочется отпускать руку, и лишь одного просит сердце: покрепче сомкнуть объятья… - И ты уже был кандидатом наук?! Круто! – восторженно протянула Лиза, снова становясь похожей на озорную девчушку-подростка. – Нет, мой братец тоже рано защитился, но одно дело – эти его технические штучки, а психология – совсем другое. Это же… это, наверняка, очень и очень сложно. - Ну… не так чтоб очень, правда, есть определенные моменты. Девушка понимающе улыбнулась и отвлеклась, было, на ярко освещенную витрину, когда непослушный каблучок скользнул по свежему снегу, нога потеряла опору, и Лизавета чуть не растянулась на тротуаре. - Осторожнее! – Фрейд подхватил рассмеявшуюся спутницу, не давая ей потерять равновесия окончательно. Да только, вопреки всем законам физики, в этот миг у обоих земля ушла из-под ног. Губы потянулись к губам, ресницы задрожали, пряча взгляд. И лишь требовательный звонок на мобильный телефон заставил молодых людей отпрянуть друг от друга. Мишель ругнулся сквозь зубы, недовольно косясь на «трубу», вздохнул, но ответил. А уже через мгновение на мужском лице отразилось беспокойство, на самом деле умело скрывающее панический страх. - Да, я скоро буду, - растеряно пробормотал он, нажимая сброс, и повернулся к девушке. – Прости… Она понимающе махнула головой. - Работа? - Д-да… кажется, да… Впрочем, это наверное, серьезней, чем просто работа. Давай поймаем тебе такси? Не дожидаясь ответа, молодой человек притормозил первую же проезжающую машину. Лиза довольно улыбнулась, отметив, как кавалер без лишних слов расплатился с водителем. Когда Михаил уже намеревался захлопнуть дверцу, она быстро нашарила в сумочке ручку и выдернула листок из маленького блокнотика. Пара росчерков пером – и она, протянув Репнину номер своего телефона, без тени смущения заявила: - Звони в любое время. Буду ждать! – игриво подмигнула, повела точеным плечиком и пропала за зеркальной неизвестностью тонированного стекла. Машина резко тронулась с места, Фрейд же торопливо оглянулся в поисках такси для себя. И он никак не мог знать, что сидящая на заднем сидении только что умчавшегося в ночь автомобиля его случайная знакомая Лизавета Долгорукая почти умоляюще повторяла про себя: - Позвони, только позвони, Миша… пожалуйста, позвони когда-нибудь… Так же, как и Кукле с Бароном, Репнину звонила перепуганная Кали. Когда он едва ли не бегом примчался в центральный офис Третьего Отделения, все были уже в сборе. Вернее, почти все. Анна тихонько сидела на диване, не поднимая глаз. Подобно незыблемой гранитной скале, над ней возвышался Корф. Он не присаживался рядом, но время от времени успокаивающе поглаживал девушку по плечу и что-то негромко говорил – совершенно не разборчиво для других, но Кукла, видимо, всё прекрасно слышала и облегченно выдыхала. Связной то и дело поправлял на носу очки, он, казалось, нервничал гораздо сильнее Анны, нетерпеливо ерзал на стуле, вскакивал и снова садился, открывал рот, чтобы сказать что-то, но тут же умолкал. Шеф выглядел спокойным. Впрочем, Фрейд знал: это лишь оболочка, видимость, созданная, чтобы не сеять преждевременную панику в рядах офицеров Да и все сотрудники конторы прекрасно это понимали. Калиновская что-то просматривала на мониторе. Тонкие пальцы постоянно нервно передвигали пепельницу с таким количеством окурков, что Михаил забеспокоился основательно. - Что произошло? – начал он без церемоний. Анна тут же обхватила ладошкой руку своего Барона, Андрей дернулся, нечаянно сметая со стола какие-то бумаги, а Бенкендорф со злостью махнул рукой: - Все вопросы к Кали! - Ольга?.. Фрейду показалось, или его всегда надменная самоуверенная напарница только что смахнула со щеки слезу? Как бы там ни было на самом деле, женщина уже встала и вышла из-за стола, облокотившись об него спиной. - Три дня назад, почти сразу после нашего возвращения из командировки, Ромео попросил меня… - она умолкла, так, будто пыталась не просто заставить – приказать себе говорить, произносить необходимые слова, - в общем, он пожаловался, что неважно себя чувствует, и не хочет идти в больницу, потому как во всех клиниках, даже самых дорогостоящих, работают одни идиоты. Ну… вы ведь знаете Сашку! Шеф нахмурил лоб: - Давай-ка без эмоций, девочка. Кали согласно кивнула и продолжила, уже на порядок спокойней: - Я сама решила провести диагностику. Взяла кровь на анализы – стандартная процедура. Вчера результаты были обработаны, и я увидела, что… - Ольга все же не выдержала, схватила пачку сигарет, лежащую тут же у лэптопа, но, к сожалению, та оказалась пуста, и, скомканная, полетела в угол. – У Саши обнаружился наш вирус. Уже прошедший несколько стадий мутации. А я только начала синтезировать вакцину, экспериментальный образец. И я… я… Вдруг всё перестало иметь значение. Силы оставили – те самые, что всегда были с ней, спасали в самых трудных ситуациях, - сейчас они просто растворились в этом страхе и боли. - Оленька! – Кукла подхватилась с дивана и подбежала, крепко обнимая расплакавшуюся подругу. – Всё будет хорошо, ты успеешь, Алекс выздоровеет, правда, даже не сомневайся. Мужчины сдержанно молчали, не решаясь вмешаться, позволяя гордячке Кали выплеснуть вместе со слезами накопившуюся в душе пустоту, чтобы работать и бороться дальше. Хотя Ольга пришла в себя довольно быстро. Утерла влажные дорожки от слез предложенной салфеткой и прикусила губу, внимательно рассматривая сослуживцев. - Так-с… Калиновская вернулась на рабочее место, вытягивая из ящика какие-то медицинские принадлежности. – Сейчас я перво-наперво сделаю экспресс-тесты всем вам, результаты будут уже через полчаса. Я… - она умолкла на едва уловимое мгновение, - я надеюсь, что у всех они будут отрицательными. Процедура не заняла много времени, да и обработка полученных образцов крови не была такой уж продолжительной. Александр Христофорович всё больше и больше успокаивался, слушая блиц-отчеты Кали: «Кукла в норме» «Связной – здоров…» «О, Фрейд, в твоей крови стало меньше занудства. А болезни вообще нет!» «У Барона вируса не обнаружено!» «Шеф, не ешьте столько холестерина. А так – всё в полнейшем порядке». «Я? Да кому я нужна… Ну, ладно, успокойтесь. Не подхватила, не подхватила! » Все уже собрались разъезжаться по домам. Долгорукий о чем-то увлеченно рассказывал Репнину, а полковник в полголоса напутствовал Барона, когда Кали взяла Анну под руку и отвела в уголок посекретничать. Девушка немного занервничала. - Оль, со мной что-то не так? - В серых, сейчас прозрачных от волнения глазах был заметен испуг. - Всё чудесно, Куколка, - авторитетно заявила Калиновская, и ее губы тронула легкая улыбка, немного грустная, немного завистливая. – Ты в курсе, что беременна? - Я… что? – округлившиеся от удивления глазки Куклы без лишних слов уверили Ольгу: девушка понятия не имела о своем положении. Калиновская пожала плечами: - Ну, это вполне понятно. Срок еще слишком маленький, могла и не разобраться. По неопытности, - она лукаво подмигнула подруге и быстро обняла, шепнув на ушко тихое «Поздравляю…» - Насекретничались? – раздалось полушутливо, полусерьезно всего в нескольких шагах от девушек, и Анна неуловимо вздрогнула, медленно поворачиваясь. - Володя? Барона немного взволновал испуг, отразившийся в тревожном сером взгляде, он ненавязчиво притянул любимую к себе. - Поехали домой. А то скоро утро. Кали согласно кивнула: - Именно, - и, хихикнув в сторону, приняла вдруг важный вид. – Нужно больше отдыхать. - Оля! – взволнованно протянула Кукла. Маленькая ладошка скользнула, подхватывая Владимира под локоть. – Пошли? - Как скажешь, сладкая… Мужчина явно наслаждался смущенным румянцем, алеющим на нежных щечках красавицы. В который раз хмельное счастье не заиграло – забурлило в крови подобно горячему подземному источнику. Близость Анны, даже простое прикосновение тонких пальчиков к его руке, даже теплое дыхание, воздушным поцелуем остающееся на губах, - всё это долгожданное и невероятное счастье. Каждый день с ней и каждая ночь – счастье. И возможность засыпать, прижимая ее к себе, а утром, просыпаясь, вдыхать запах ее волос, ощущать вкус ее робкой сонной улыбки – это счастье вдвойне! Владимир плотнее запахнул полы Аниной шубки и прямо в коридоре порывисто поднял девушку на руки. - Дурак! – взвизгнула та, колотя кулачками по мужским плечам. – Предупреждать надо! Но Барон не обратил ни малейшего внимания на протесты, поудобнее перехватил красавицу и, довольный, шагнул в гостеприимно распахнувшиеся створки лифта. Как только, негромко щелкнув и дернувшись, кабинка начала плавно спускаться, Корф поставил возлюбленную, но тут же прижал ее к стене и впился поцелуем в смеющийся маленький ротик. В этот момент обоим показалось, что лифт полетел чуть ли не с космической скоростью, перегоняя кометы, минуя сотни галактик в один взмах ресниц. Но как же мало – двадцать восемь этажей! Как много свободного пространства – в тесноте четырех металлических стен. Как коротка – звенящая бесконечность. Зацелованная до дрожи, судорожно глотая воздух, Анна не могла еще долго придти в себя после захлестнувшего ее на несколько мгновений неудержимого урагана по имени Владимир Корф. Лишь в машине, расслаблено откинувшись на спинку кресла, Куколка, наконец, отдышалась. Электрическое тепло мягко обнимало со всех сторон, глаза прикрывались сами собой, и Анна сладко зевнула. - Устала, маленькая? – Корф уже включил зажигание. – Ничего, завтра никуда не нужно ехать, выспишься. Девушка встрепенулась: - А ты? - Я… Она не любила это выражение прищуренных серых глаз, решительное и в то же время какое-то… отстраненное. Прежде, в годы их детской вражды, когда сын опекуна при каждом удобном случае так и норовил указать законное место ботанке со смешными косичками, она часто видела у него подобный взгляд. Без слов глаза Владимира словно сообщали: он принял решение, и уже не отступится. Что он решал тогда? Закрываясь в своей комнате, тщетно пытаясь успокоиться, юная Анна с каждым разом уверялась все сильнее и сильнее: он сдерживался, чтобы окончательно не втоптать отцовскую воспитанницу в грязь, - не хотел еще больших проблем с Иваном Ивановичем. Лишь теперь, открывая всё новые и новые тайны сердца младшего Корфа, новые чудесные грани его загадочной души, девушка начинала, наконец, понимать, каким наигранным было то равнодушие, какую бездну любви и страсти прятал суровый тон. Глупый… Глупый! Зачем он боролся с собой?! Зачем отталкивал ее так упрямо и долго, что болью страха обращались все воспоминания о нем? Хрупкая ручка потянулась к мужской щеке, Анна улыбнулась, когда Барон едва ощутимо вздрогнул от этого прикосновения. - Ты куда-то собираешься, Володя? - повторила Кукла и с тревогой заметила, как молодой человек нахмурился еще сильнее. - Мне надо кое-что выяснить, обсудить… неотложные вопросы, - уклончиво ответил Владимир и тут же успокаивающе добавил, - не переживай, Анечка, я поеду с твоим отцом. Вопреки его ожиданиям, его девочка всполошилась еще больше. Владимир склонился к манящим губкам и нежным поцелуем постарался стереть эту мелкую дрожь напряжения. Затем прошептал, почти касаясь шелковистой кожи: - Это просто работа, Куколка моя. И я очень быстро справлюсь… - Ну… если ты так говоришь… - Анна прильнула к сильному плечу и вдруг, совершенно неожиданно даже для самой себя, выпалила, – Володя, у нас будет малыш. Барон резко повернулся и так сильно стиснул хрупкие плечи – девушка вскрикнула. - Аня… Анечка… - его взгляд горел сумасшедшей радостью, одухотворенное лицо словно светилось изнутри. – Господи… звездочка моя любимая… счастье мое… Аня… Слова путались, не желали сочетаться друг с другом, становиться в связные фразы. Невероятная новость сделала бесстрашного и сильно подполковника таким беспомощным, что Анна помимо воли улыбнулась и потянулась к любимому. Еще никогда твердые мужские губы не были такими ласковыми и настойчивыми одновременно. По крайней мере, Кукле показалось, что таким Владимир еще не был никогда прежде. Лихорадочные поцелуи походили и на майские солнечные лучи, непривычным после холода зимы теплом скользящие по щекам, и на летние дождинки, что падают неистовым ливнем, смывая усталость, и на ярко-прозрачные сияющие градинки, обжигающие кожу колючей нежностью. У Анны дыхание перехватило от вороха чувств и ощущений. - Володенька, любимый… - она со смехом оторвала от себя темноволосую голову и требовательно заглянула в глаза. – Ты рад? Вместо ответа Владимир еще раз крепко поцеловал невесту и потерся носом о ее прохладный маленький носик. - Сейчас поедем домой, - важно начал он, - и мигом отдыхать. - Отдыхать? Правда? – девушка не удержалась, чтобы немножко не поддразнить жениха. - Правда! – серьезно кивнул он. – Да и планы на завтра придется несколько поменять. Анна оживилась. - Ты не поедешь с Шефом по работе? - Поеду, но раньше. – Аккуратно, как никогда прежде, Корф выехал на ночной проспект. – А как только вернусь, тут же пойдем подавать заявление, и… - И ты запрешь меня в доме уже на законных основаниях, - красавица капризно поморщилась, но тут же засмеялась, не в силах противиться захлестнувшей волне легкости и света, спокойствия и уверенности в том, что эта любовь – навсегда, навечно… - Барон, пусти, - попросила она громким шепотом, когда Владимир на руках внес свою Куколку в дом и направился к лестнице. Он отрицательно покачал головой: - Даже не думай, моя сладкая. Теперь ты попалась, и не отвертишься. Ни-ког-да… Покрепче обхватив любимого за шею, Анна поняла, что ни минуты в своей жизни она не была еще так безгранично счастлива. *** Владимир вполуха слушал слова худощавой женщины, засевшей в отделе регистрации браков, а в мыслях постоянно возвращался к утренней поездке в Министерство. Товарищ генерал старательно отводил глаза, не слишком охотно отвечая на вопросы Александра Христофоровича. Гранов не скрывал: считай он себя полностью непричастным к попытке похищения Куклы в Каире – этот разговор вообще не имел бы места. Но, осознавая некую вину, он принял старших офицеров Третьего Отделения и даже принес им официальные извинения, ссылаясь на плохую осведомленность в вопросах истории, а так же определенную предубежденность относительно реальности гипотез, которые выдвинула госпожа Платонова. На что-то большее рассчитывать просто не приходилось. Шеф выслушивал неторопливую речь, то и дело косясь на своего подполковника, словно опасался: горячий и скорый на расправу Корф вот-вот сорвется и выскажет всё, что посчитает нужным. Владимиру же пришлось призвать всю свою выдержку, чтобы не поскандалить с этим напыщенным индюком в генеральских погонах, уже лет сто как не нюхавшим пороха настоящих боевых операций. Они с Бенкендорфом уехали, как только убедились: наблюдение с офицеров подразделения снято и никому из них не угрожает опасность. Полковник потом вздыхал в машине: «Грановские амбиции еще не одно важное дело погубят… », но Корфу, нетерпеливо вдавливающему в пол педаль газа, вовсе не хотелось развивать эту тему. Он лишь на несколько минут заскочил домой за Анной и паспортом – просто не терпелось подать заявления в ЗАГС и, крепко обнимая любимую уже на правах официального будущего мужа, рассказать всем родным и друзьям об их помолвке. - Володя, что скажешь? – тихий голосок Анны отвлек от размышлений и воспоминаний. - Прости… я задумался… - мужчина немного смущенно и виновато улыбнулся, - так о чем речь? Девушка недобро прищурилась. «Дома мы еще поговорим о том, как не следует себя вести в подобных учреждениях», - обещал ее взгляд, но вслух Кукла сообщила: - Нас могут расписать через два месяца. Мы согласны? Владимир коротко кивнул. Два месяца… Восемь с лишком недель… Чуть больше шестидесяти дней – до осуществления самой заветной мечты… На улице свежий снег искрился и празднично блестел на солнце, ярче разноцветных новогодних иллюминаций. Декабрьский морозец крепчал. Владимиру не терпелось как можно быстрее оказаться дома, завернуть свою красавицу в теплый плед и отпаивать горячим чаем со свежей Вариной выпечкой, но Анне все же удалось уговорить его притормозить у ворот парка. Они немного побродили по заснеженным дорожкам, держась за руки, негромко разговаривая обо всем на свете. Приглушенный смех, поцелуи, теплое дыхание, согревающее губы, – всё смешалось в бесконечное и сладкое, щекочущее внутри ощущение разделенной, взаимной любви. Как оказалось, не им одним пришло в голову желание погулять в зимнем парке. Кукла быстренько высвободилась из мужских объятий и залилась румянцем, когда узнала в шумной компании молодежи своих студентов. Она едва заметным кивком головы ответила на их приветствие, зато хрупкие плечики расправились сами собой, стоило преподавательнице перехватить восторженные и завистливые взгляды девчонок, направленные на ее спутника. Уже в машине, безбожно отвлекая Барона от пристегивания ремня безопасности, Анна обвила руками его шею и прошептала: - Ты мой… Только мой! - А то, - лукаво подтвердил мужчина и прильнул к ее губам. Иван Иванович уже довольно долго поджидал детей. Профессор не в силах был понять, что можно делать целый выходной день неизвестно где, и заметно нервничал, бросая быстрые взгляды на старинные напольные часы в гостиной. Варвара сокрушенно качала головой. Как старший Корф мог не заметить бурного романа сына и воспитанницы?.. Да как этого вообще можно не заметить?! Этих горящих взглядов, сперва – тайком, украдкой, со временем становящихся всё смелее и откровеннее, этих прикосновений – мимоходом, невзначай, от которых Анютка, наверняка, заливается краской даже тогда, когда они с Володькой одни в комнате. Как не прочесть в решительных глазах молодого офицера: «Ты - моя», а в его счастливой улыбке – «Я - твой», и неужели возможно не рассмотреть в каждом движении влюбленной девочки, в каждом ее слове – «Твоя навеки»? Варя усмехнулась, еще раз выслушав недовольно стариковское: «Да где же они?!» А вдруг она одна такая сведущая в сердечных делах молодежи? Она ведь воспитала их, с малолетства заменила обоим мать, да и сама никогда не думала о Владимире и Анне иначе, как о собственных детях… В этот момент входная дверь стукнула. - Варя, сделай чаю, пожалуйста! – раздался из прихожей властный голос молодого Корфа, а затем чуть тише ласковое: - Чего тебе еще хочется, Анечка? Словно в ответ на вопрос сына Иван Иванович торжественно объявил: - Будем пить шампанское! – и добавил, - у меня замечательная и очень важная новость. Они расположились прямо здесь же в гостиной, а уже через несколько минут экономка подала чай. Ароматный пирог с повидлом отвлекал от серьезных мыслей, так что Владимир расслабленно облокотился о спинку дивана, с трудом удерживаясь от того, чтобы обнять тонкую талию невесты. Пока еще тонкую – напомнил он себе и блаженно улыбнулся. Осталось сообщить отцу о скорой свадьбе. Разумеется, Барон понимал: от родителя придется выслушать достаточно упреков. С него станется обвинить сына в бессовестном соблазнении занятой исключительно наукой и карьерой девочки. Но молодой человек приготовился с честью выстоять в этом поединке и скромно помалкивать, чтобы лишний раз не расстроить Аню. Она же хлопотала над столом, разливала по чашкам душистый травяной чай и смущенно улыбалась, время от времени поправляя растрепанные локоны. Наконец, когда шампанское, шипя и пенясь, наполнило бокалы, Иван Иванович с гордостью взглянул на воспитанницу. - Анечка, ты помнишь профессора Оболенского? Девушка призадумалась. - Кажется, Сергей Степанович… Да? Он приезжал к нам пару лет назад, даже предлагал мне стажировку в университете Торонто… - Совершенно верно, - кивнул мужчина, - он мой давний приятель. Так вот… в январе в Россию приезжает на симпозиум его сын, очень перспективный молодой ученый. И ты просто обязана с ним познакомиться! - Зачем? – Анна удивленно изогнула бровь. Насколько она знала, сфера ее научных интересов никак не пересекалась с исследованиями младшего Оболенского. Иван Иванович смахнул со щеки слезу и похлопал воспитанницу по плечу. - Анечка… Вы с Дэвидом будете замечательной парой… - Что вы имеете в виду? – девушка запнулась, осмысливая услышанное. – Дядюшка, не понимаю, я… - Ну, конечно, не понимаешь, девочка моя, - добродушно усмехаясь, Иван Иванович отпил шампанского и, видимо, вознамерился поучать воспитанницу, словно несмышленую старшеклассницу. – Ты просто никогда не думала о своем будущем. Анна отрицательно покачала головой: - Вы не правы… - как на заседании кафедры, когда незадачливые коллеги с несколькими десятками лет работы в вузе за спиной пытались развести критику очередной ее статьи. – Я думала, и немало. - Не спорю. Но мысли в твоей умненькой головке протекали совершенно в другом русле. – Профессор Корф был сама мягкость: заботливый опекун, интересующийся лишь счастьем приемной дочери. – Теперь ты выросла, и пора строить собственную жизнь. Личную жизнь, Аннушка! Не улыбайся и не смущайся, моя дорогая, но ты, как и любая девушка твоего возраста, должна подумать о семье, о детишках. Неужели тебе не хочется?! Ей хотелось… Всегда хотелось! Безумно хотелось завести семью и детей. И только с мужчиной, напряженно замершим рядом. В тот же миг, когда Иван Иванович произнес заветные слова, Анна вспомнила о своем немыслимом счастье и едва ли осознанно погладила ладошкой живот. Да, наверное, пришло время повиниться перед опекуном. Но как теперь сказать ему об этом?! Девушка набрала побольше воздуха в легкие: - Дядюшка! - Хотелось? Вот и славно. – Старик не слишком слушал, чего там собирается сказать его лучшая ученица, его любящая почти дочь. Он был уже далеко отсюда, в грезах о веселом и радужном времени, когда… - Вы с Дэвидом созданы друг для друга, и никому другому я просто не отдам тебя, Анечка. Только такой муж нам нужен: образованный, интеллигентный, перспективный. Правда ведь? Вдруг он требовательно взглянул в упор на воспитанницу. Этот взгляд, не терпящий возражений, безапелляционный, немного жесткий, был ей отлично знаком. Лишь так долгие годы смотрел на нее Владимир, и она еще девчонкой мечтала хоть раз увидеть в надменных серых глазах ту теплоту и любовь, которой ее всегда окружал добрый дядюшка. Но сейчас, похоже, Корфы – отец и сын – поменялись местами. Это было немного… необычно, а то и странно. Неужели оба они настолько непримиримы, когда речь заходит о ней, неужели так одинаково ревниво относятся? Кукла смешалась, вздрогнув под пристальным взглядом этих глаз, и неуверенно мотнула головой: - Неправда… - проговорила совсем тихо, потупившись и осторожно отставив наполненный бокал на журнальный столик. Но профессор сегодня не был намерен выслушивать возражения, о чем тут же сообщил. Его брови грозно сошлись на переносице: - И не думай мне перечить, девочка! – для пущего эффекта Иван Иванович несильно стукнул кулаком по столу. – Ты слишком юна и неопытна, чтобы принимать подобные решения. А родители – им, поверь, всегда виднее, кто составит счастье детей в полной мере. Владимир скрипнул зубами. Пришло время вмешаться, пока ситуация не стала действительно критической. Он подобрался, поворачиваясь к отцу: - Право слово, пап, ну что за чушь ты несешь? – он картинно поморщился. – В конце концов, на дворе не 19 век, и современная девушка вполне способна сама выбрать человека, с которым… - А ты вообще не лезь, - раздраженно бросил Иван Иванович. – Тем более что разбираешься в этом еще меньше Анечкиного. Девушка слабо пискнула, пытаясь протестовать, но от грубого «Не перебивай!» ее буквально передернуло. А профессор уже снова мечтательно размышлял о светлом будущем: - Дэвид уже преподает в Колумбийском университете, уедешь в Америку. Там и твою научную работу, кстати, оценят по достоинству, не то, что наши… - на лице старика заиграла умиротворенная улыбка. – Буду ждать тебя дома на рождественские каникулы, радоваться твоему счастью. И внуков нянчить… Ах, красота! Вот тут Барон не выдержал. Он знал, что, скорее всего, вспышка гнева ни к чему хорошему не приведет. Он чувствовал, как маленькая Анина ладошка сжимает его руку, и, делая один за другим глубокие вдохи, сдерживался из последних сил. Но когда отец, грубо перебив воспитанницу, повел речь о ее счастливом замужестве и детях – детях ЕГО Анны и какого-то американского профессорского сыночка… Корф довольно резко поднялся, отводя руку возлюбленной, и упрямо поджал губы: - Довольно, папа! Я не собираюсь больше этого выслушивать! - Ты свободен… - протянул Иван Иванович, неторопливо поднимаясь следом, и удивленно приподнял бровь, услышав негромкое: «Володя, не надо…» - Надо, Аня! – Владимир тряхнул головой, отбрасывая челку. – Мне надоело слушать, как в моем присутствии тебя сватают и выдают замуж! Высокий и нерушимый, как гранитная скала, Барон навис над отцом и прорычал сквозь зубы: - Не позволю! Анна со мной! – Прорычал, не обращая ни малейшего внимания на то, как побледнел старик профессор. – Мы с ней собираемся пожениться, Анна носит моего ребенка! - Иван Иванович! – испуганно вскрикнула Кукла, когда старший Корф пошатнулся, схватившись за сердце, и повернулась к жениху. – Владимир, успокойся. Ты же видишь… Он только перевел дух, и серо-стальные глаза полыхнули еще ярче: - Не позволю, слышишь? Никогда никому не позволю ее у меня забрать! Ты своей гребаной наукой, своими дурацкими планами заменил мне отцовскую любовь, то, что я видел, что получал от тебя – лишь малые ее крупицы, поганый суррогат! Я предпочел не то что молчать – не думать об этом, о потерянной родительской поддержке и понимании. Но сегодня… это уже слишком! Я не позволю отобрать у меня женщину, которую люблю! Иван Иванович тяжело опустился на диван, пытаясь дрожащими руками расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Испуганная Анна поспешила налить воды и захлопотала возле старика. Она даже не заметила, как хмурый Барон широким шагом вышел в коридор. Она даже не услышала, как громогласно хлопнула входная дверь… По крайней мере, Владимир не сомневался: занятая дядюшкой, она не обратила внимания на его исчезновение. Морозный воздух опалил ноздри и горло, ворвавшись с глубоким вдохом, колючий снег словно царапнул по лицу, повинуясь порыву ветра. Корф машинально слизнул с губ холодные снежинки. Эта зима стала самой счастливой в его жизни… Всего несколько минут назад он, не желая слушать никого и ничего, твердил изумленному отцу: не позволит разрушить свое счастье. Что же он САМ делает?! Отец давно жаловался на сердце, Ане вообще нельзя волноваться – что же его-то понесло по наклонной?! Владимир яростно прижал ладонь к разгоряченному лбу. Сегодня же. Сейчас же надо всё решить, расставив все точки над «і». - Аннушка отвела Ивана Ивановича в его комнату, - вздохнула хлопотавшая в гостиной Варвара. Потом смерила молодого человека осуждающим взглядом. – Тебе что, последний ум на спецзаданиях выбили? Угрюмый Барон что-то пробормотал в знак согласия и поплелся наверх. Что ж, так даже лучше: поговорит с Анной и отцом одновременно. Однако пальцы не успели дотянуться до ручки – дверь распахнулась неожиданно и настежь. Разгневанная Кукла молча прошла мимо и скрылась в своей комнате. Бросив быстрый взгляд на отцовскую спальную, молодой человек предпочел всё же последовать за невестой. Она была немного бледна, но глаза горели ярче обычного и блестели – так непролитые слезы застывают в глубине зрачков, отравляя своей горечью мысли, слова и дыхание. - Анечка, как ты? – Владимир легонько обнял плечики, кажущиеся сейчас особенно хрупкими и щуплыми. Девушка не предприняла попытки высвободиться, даже не оттолкнула его рук, лишь с расстановкой произнесла: - Всё в порядке. – Но произнесла так холодно и отстраненно, что его передернуло: так, именно так ответила бы ему зимняя стужа за окном… - Вот и хорошо… - он зарылся лицом в ее душистые волосы и выдохнул на грани слуха. – Я так люблю тебя… - Хорошо? Любишь?! – неверяще переспросила красавица, осторожно повернувшись. – Дядюшку ты тоже любишь, но чуть не довел его до инфаркта. Это, по-твоему, нормально? В ее голосе, в серых глазах, таких родных и таких далеких в этот миг, было столько боли… Владимир виновато опустил голову. - Я с ума схожу, когда тебя хотят забрать у меня… - ему показалось, или оправдание и правда прозвучало как-то жалко? – Я не могу потерять тебя, любимая! - Я знаю… прошептала она в ответ, и еще тише, - мне очень жаль… Внутри вдруг всё замерло от какого-то поганого предчувствия, даже голос дрогнул: - Ты… жалеешь? Ты жалеешь о том, что было? Кукла слабо помотала головой: разве можно жалеть об осуществлении мечты?.. Отвела взгляд, когда, облегченно выдохнув, мужчина расслабился: - Ладно, Куколка, утро вечера мудренее. Сейчас в душ – и спать. – Он притянул девушку поближе, чмокнул в шею и направился в ванную. Там забыл открутить кран с горячей водой, но даже не заметил этого. События последних дней, часов, минут буквально проносились перед глазами вместе с потоком ледяного душа, воспоминания шумели в ушах, отдавая эхом посторонних голосов: «У нас будет малыш…»; «Вы с Дэвидом будете замечательной парой…»; «Мне очень жаль…» Жаль… Владимир резко повернул кран, выключая, и уперся лбом в мокрое стекло душевой кабинки. Глубокий вдох – и шумный выдох. Еще раз. Так-то лучше… Вышел, набросив халат, даже не вытерев влажные волосы. Анны в спальной не было. Наверняка, побежала справиться о самочувствии бесценного «дядюшки». Корф заглянул в зеркало, ухмыльнулся своему мрачному отражению: это ведь его отец! Почему же участие Анны так раздражает? Или… просто неважно, о ком идет речь, и он, Владимир Корф, готов голыми руками разодрать любого, кто лишь на мгновение помыслит забрать её?! Молодой человек присел на кровать, вздрогнул от протяжного скрипа пружины, рывком поднялся. Дверца шкафа немного приоткрыта. Непорядок… А может, просто некуда деть руки? Хотел мягко толкнуть зеркальную створку, но вместо этого открыл шкаф настежь и похолодел: не было некоторых вещей Анны! Сломя голову, сбежал на первый этаж – как был, в халате и босяком. Его Куколка уже приоткрыла дверь, впуская в дом морозный воздух. - Аня, куда ты?! Его надорванный крик больно резанул по нежным ушкам. Девушка медленно повернула голову – не полностью, лишь полувзглядом из-под распущенных золотистых волос. - Я не могу так, Владимир, - говорила просто, но слова падали пудовыми гирями – как беспристрастный судья оглашает приговор. – Я думала… надеялась, что ты… изменился. Повзрослел, что ли… Но это не так, и сегодня… я имела возможность убедиться. Ты жестокий. Слишком жестокий… Мне страшно – за себя и за своего ребенка. Корф оторопел, даже не сразу нашелся с ответом, но девушка распахнула дверь шире – и он бросился к ней. - Это наш ребенок! НАШ! Неужели для тебя ничего не значит… - Владимир стиснул плечи любимой, пытаясь удержать ее, и прошептал. – Не уходи… Только красавица, вздохнув, высвободилась из его рук. - Нет, это бесполезно, - подхватила небольшую дорожную сумку с самым необходимым и шагнула за порог. – Если Иван Иванович спросит, я у отца. Впрочем, вы с ним оба хороши… Владимир прижался спиной к дверному косяку, враз потеряв силы. Не знал, сколько простоял там, опустошенный, уничтоженный, выпитый до дна, пока, наконец, сумел сбросить это ледяное оцепенение. Поспешно обувая какие-то ботинки, он молил только об одном: чтобы его упрямая девочка не успела наделать непоправимых глупостей за эти несколько минут и чтобы небеса – обычно темные и немые к его мольбам небеса хранили её. Его Куколку, его малышку. Возможно, это было и так. Но когда Барон выскочил за ворота отцовского особняка, Анны поблизости уже не было… *** Машина с бешеной скоростью неслась по обледеневшему ночному городу, а в голове так же стремительно проносились мысли. Что же она наделала? Что же теперь будет?! Анна усилием воли загнала назад в горло срывающийся всхлип, и прижала замерзшие ладошки к животу. Ее ребенок... Их с Владимиром малыш! Неужели, она не способна даже на это – родить ребенка любимому мужчине? Более того, из-за нее, из-за ее дурацкой вспыльчивости, непонятной глупости, из-за ее склонности принимать скоропалительные решения – ее ребенок умрет, так и не родившись? Умрет вместе с нею… В том, что эти люди не намерены оставлять ее в живых, девушка практически не сомневалась… *** «Если Иван Иванович спросит, я у отца…» Слова гулким эхом отдавали в голове. Поехала к Александру Христофоровичу. Что ж, надо немедленно ехать следом. Если не сможет сам уговорить ее вернуться – пусть хоть Шеф урезонит свою упрямую дочь! Только теперь Владимир понял, что стоит почти раздетый на морозном ветру. Сжав от бессилия кулаки, поспешно зашагал к дому, хотел, не медля ни минуты, отправиться за Анной, но стоило войти в гостиную – брови удивленно поползли вверх: на лестнице стоял хмурый профессор Корф, скрестив руки на груди. - И где она? – чуть хриплый голос отца звучал непривычно твердо, даже грубовато. Барон плеснул себе вина и залпом выпил. - Уехала к полковнику. - Доигрался? – Иван Иванович как-то по-особому взглянул на сына, немного пытливо, с едва заметным любопытством, словно ожидая, как же молодой человек собирается ответить. Владимир не отвел глаз. Лишь помотал головой: - Папа, ну как ты не можешь понять? Я не играю, с ней – не играю! – судорожный вздох не удержался, сорвался с губ. Корф медленно опустился в кресло, уронив на грудь враз отяжелевшую голову. Не поверил собственным ушам, когда услышал, что отец подошел ближе. - Хочешь сказать, что любишь ее? – вопрос прозвучал так странно, как если бы профессор спросил сейчас: «Земля круглая?» или что-то в таком роде. Владимир устало выдохнул: - Да… - Да… - нехотя подтвердил старший Корф и тут же, присев напротив, уверенно заявил. – Я всегда это подозревал. Мягко, с толикой снисхождения улыбнулся, заметив отразившееся на лице сына недоверие. - Я еще до твоего отъезда заметил, как ты смотришь на Анечку. Правда, зная твою ветреность и несерьезность, был рад, что она не заинтересовалась тобой. По крайней мере, очень на это надеялся… Барон тряхнул головой: - Анна любит меня! Просто… она такая… - Упрямая? – не сдержал очередной снисходительной улыбки Иван Иванович. – Есть немного. Тебе под стать, между прочим. Вот поэтому я и радовался некоторой холодности, установившейся между вами. Вот поэтому я считал и до сих пор считаю, что ты – наихудшая из всех партий, которую Аня могла бы выбрать. Мне давно и основательно следовало заняться устройством ее будущего, но я непозволительно медлил. И вот результат. От разочарованного тона, от всего, сказанного отцом, Владимира немного покоробило. Хмыкнув, он предпочел смолчать, но, похоже, господин профессор намеревался высказаться по полной. Поправив очки, он важно продолжил: - Не думаю, что ваша… кхм... связь мгла бы продолжаться слишком долго. Анечка юна, а юным особам свойственно увлекаться. Ребенок… Ты же не шутил на этот счет? Так вот, ребенок – это, конечно, серьезная ответственность, но, возможно… Корф напрягся, как хищник в ожидании смертельного прыжка. Он, наверняка, никогда не простил бы отцу, если бы тот хотя бы заикнулся об аборте, но до этого не дошло. Иван Иванович пустился в пространные размышления о том, что «взять в жены такую чудесную девочку, как Анечка, захочет любой. И даже воспитает ее ребенка, как своего…» - Моего ребенка буду воспитывать только я! – сердито оборвал его Владимир, но вся абсурдность разговора заставила криво усмехнуться, - как и вы воспитали меня, отец… - Не ерничай! – фыркнул старик и, наверное, хотел сказать еще что-то, но сын предпочел подняться к себе. Нетерпеливо одеваясь, набрал номер полковника Бенкендорфа. Недоступен… Домашний – длинные гудки. Мобильный пролетел через полкомнаты и мягко приземлился в подушки. Барон проследил за его полетом печальным взглядом. - Никому-то мы не нужны, брат. Здраво рассудив, что его Куколке тоже надо успокоиться и отдохнуть, тяжело опустился на пол, уперся спиной в кровать и прикрыл глаза. Впереди была бессонная ночь… Вопреки его ожиданиям, Александр Христофорович прибыл на работу в отличном расположении духа. По крайней мере, так сообщил торопящийся куда-то Фрейд, придерживая то и дело норовящие закрыться створки лифта: - А с чего ему переживать? Оле удалось синтезировать вакцину, Романов, вроде бы, даже вышел из комы. Еще пара дней – и чудодейственный препарат его на ноги поставит. Массовое производство налаживается. Воодушевленный Михаил махнул на прощанье рукой и скрылся-таки за плавно скользнувшей дверью. Недоуменно пожав плечами, Владимир последовал к кабинету полковника. Тот, похоже, общался по телефону с приятелем, ибо благодушно шутил, потешаясь над предметом разговора: - И что же этот старый дуралей? Думал, на него ней выйдут? Как? Не пресекли? Ну Гранов, ну дает, еще один маразматик… Почему? Нет, оно, конечно, верно – кому этот… сдался. Но чтобы так… Да, да! Именно! Уже в розыске? Ну-ну, поглядим… Бенкендорф еще раз тихо хохотнул и положил трубку. Напряженно выдохнув, Владимир постучал. Даже несколько удивился, когда Шеф с привычным одобрением улыбнулся ему из-за монитора: - Что-то произошло, товарищ подполковник? Он не привык слишком долго юлить, ходить вокруг да около: - Мне нужно поговорить с Анной! – отчеканил громко и четко – так и следует докладывать командиру. Александр Христофорович удивленно приподнял бровь: - И? – устало закатил глаза. – Неужели поссорились? - Но… разве, Анна ничего не рассказала? – нахмурился Барон. Нет, это было вполне в ее стиле – всё держать в душе, приказав чувствам наглухо закрыться за приветливой полуулыбкой. Только вот для полковника Бенкендорфа люди сродни раскрытым книгам. С легкостью считывая с жестов и лиц чувства, мечты, эмоции окружающих, суровый Шеф в миг раскусил бы дочь. Сейчас же он просто пожимает плечами: - Насколько мне известно, Аня с утра собиралась заехать в университет, ведомости, что ли сдать, и здесь она еще не появлялась. Недоброе предчувствие скользкой змейкой закрадывается в душу, клубком сворачивается в горле, а потом скользит дальше, в сердце, чтобы стиснуть его крепким обручем страха. - Анна поехала к вам еще вечером, вчера вечером! Шеф тоже на миг застывает, отстраненно уставившись в стену. - Она не приезжала… *** - Я что, по-вашему, намерен тут шутки шутить? Моя дочь пропала! – бросив трубку так сильно, что телефон, казалось, едва не треснул, Александр Христофорович ругнулся сквозь зубы. Анны не было уже два дня, даже больше, и всё это время, задействовав целый ряд собственных каналов, почти всесильный Шеф Третьего Отделения буквально сходил с ума. Хмурые сотрудники боялись даже проходить мимо его кабинета, в полголоса переговаривались, обсуждая невероятное похищение. Пытались помочь по мере сил, да только не получалось… - … он уже говорит, - Ольга устало прислонилась к стене, грустно улыбнувшись, - требует шампанского и чтобы его отпустили спасать Куклу… Сегодня спрашивал, как наш полковник. Жена от него не отходит ни на шаг… Женщина сделала еще одну глубокую затяжку, прикрыла глаза и услышала сочувственное: - Что ты теперь будешь делать, Оля? Репнин редко называл ее по имени, предпочитая фамилию или позывной, но в последнее время всегда скучноватый и несколько занудный Фрейд стал на себя не похож. Девушка, оказавшаяся младшей сестрой Связного, всколыхнула всю его жизнь. И даже в это сложное время она умело поддерживала дипломированного психолога с тонкой душевной организацией, заряжала жизненной энергией и оптимизмом. Искренне радуясь за напарника, Кали равнодушно пожала плечами: - А что мне остается? Подниму его на ноги, и… - она как-то неестественно сглотнула горький сигаретный дым, - и потом я… думаю, что… разорву наши отношения… Снисходительным кивком головы она ответила удивленному мужскому взгляду и повторила: - Да, определенно смогу… Кого она пыталась убедить: его, себя? Или кого-то там, на небе, кто, верша судьбы мира, столь неправильно раскинул волшебные карты и позволил ей влюбиться в человека, которого никак любить нельзя… Беседу напарников, размеренную или более-менее спокойную, прервало появление старшего офицера Отделения. Подполковник Корф, хмурый, осунувшийся, с темными кругами постоянной бессонницы под глазами, вышел из лифта в нескольких шагах от Репнина и Калиновской. Ольга проводила его обеспокоенным взглядом – так, пожалуй, любящая сестра могла бы сопереживать брату. Впрочем, ни для кого не было секретом: все в подразделении, вверенном Александру Христофоровичу Бенкендорфу, были как одна дружная семья. И нынче эту семью постигло горе. Михаил, неловко потрепав Кали по плечу, устремился за Бароном. - Владимир! – возможно, впервые за все время их напряженного знакомства и натянутого общения Фрейд действительно хотел помочь. В страхе за судьбу Анны, сейчас уже просто близкой подруги, растворились остатки ревности. Так и не успевшее окрепнуть чувство забылось, отступило в свете новой неожиданной любви. Корф даже не сразу услышал негромкое обращение. Потом же, повернувшись к штатному психологу, вопросительно взглянул на него – так, что Михаил несколько стушевался. - Ну что ты можешь мне сказать? – серые глаза жестко прищурились. – Хочешь упокоить? - Она вернется! – уверенно заявил Репнин. – Что бы ты не думал сейчас… - Я не думаю ничего другого! – выпалил Барон, но вдруг его стальной взгляд полыхнул такой болью – Фрейда буквально захлестнуло этой волной. – Она же… она у меня такая маленькая… И… - Она сильнее, чем кажется, - Михаил достал из внутреннего кармана пачку сигарет и нервно вытащил одну. – А еще Кукла очень умная. Уверен, она найдет способ сообщить нам о том, что с ней случилось. - Но как?! – в сердцах воскликнул Владимир и обреченно махнул рукой. Уже третьи сутки о его невесте ровным счетом ничего не было известно. Она словно растворилась – в воду канула! Ушла. Пропала с лица земли, как если бы и не жила никогда. Он винил во всем только себя. Это он, ослепленный обидой и негодованием, какой-то непонятной, неуместной ревностью, позволил своей женщине отойти настолько далеко, что какие-то подонки… Ну кому, кому, черт возьми, это нужно?! Он привлек всех своих знакомых, всех, с кем когда-либо пересекался в городе, да что там – во всей стране. Он проверил все свои контакты, всех своих врагов – каждого, кто мог иметь зуб на Владимира Корфа и его близких. По нулям… Ничего, совсем ничего не прояснилось. А между тем время неумолимо неслось вперед. Яростно толкнув дверь курилки, Барон оперся руками на подоконник и с болью выдохнул имя любимой. Холодными льдинками вмерзала в стекло его боль, от молчаливого участия Репнина вообще выть хотелось. Возможно, Владимир и взвыл бы, как одинокий волк на полную луну, но в этот самый миг, подобный грому, раздался телефонный звонок. *** Генерал чинно восседал в кресле, еле сдерживая самодовольную ухмылку. Пусть не ему достанутся лавры победителя смертельного вируса, не ему поет дифирамбы вездесущая пресса, пусть… Самую достойную победу он все-таки одержал: уже несколько десятков лет его постоянный соперник и антагонист, не боящийся ни бога, ни черта, никому не подчиняющийся полковник Бенкендорф сейчас готов – о, как готов! – пятки ему целовать за малейшие, самые незначительные сведения о своей драгоценной доченьке! Стоило сдать гонку за предотвращение эпидемии, стоило бросить и проиграть что угодно – лишь бы увидеть это нетерпение, этот неприкрытый ужас в обычно спокойных, слегка прищуренных Бениных глазах. Генерал Гранов откинулся на спинку кресла и, вальяжно устроившись, сложил ладони домиком: - Вообще-то, я не слишком уверен, что речь идет именно об Анне Платоновой, но… Полковник стиснул подлокотники кресла – сухое дерево даже скрипнуло негромко, застонало в сильных пальцах. Он видел, что этот мямля в генеральских погонах специально растягивает «удовольствие», видел – и ровным счетом ничего не мог предпринять, отчетливо понимая: генерал, еще с восьмидесятых наточивший на него изрядный зуб, может вообще отказаться что-либо рассказывать. Приходилось молча терпеть и считать про себя: один, два, три… десять – словно секунды, минуты, часы жизни его маленькой Анечки. - Да не волнуйтесь вы так, Александр Христофорыч, - голос Гранова послышался будто издалека, - если наружка не врет, ваша дочь у некоего профессора Забалуева, Андрея Платоновича. О, ему было хорошо известно это имя… Но названный человек казался таким мелочным, выглядел столь жалко, что Шеф недоверчиво выдохнул: - У кого?.. – и получил утвердительный кивок вместо ответа. - Видите ли, - осторожно начал генерал, - мы тоже… были введены в заблуждение личиной предприимчивого старичка. Для вас, товарищ полковник, отнюдь не секрет: параллельно с операцией Третьего Отделения наше ведомство вело собственное расследование причин возникновения эпидемиологической ситуации, и поиски возможностей ее предотвращения. Когда речь зашла о старинных манускриптах, возникла необходимость задействовать лучших специалистов… - Но Забалуев не лучший! Он просто ничтожество, пшик, мыльный пузырь, наполненный цветным воздухом и оттого кажущийся чем-то более значительным, чем на самом деле! - Об этом, Александр Христофорович, мы узнали… порядком позже… когда Забалуев провалил египетскую миссию, вернувшись без переводов манускриптов, без их толкования да и вообще без какой-либо полезной информации. Бенкендорф не удержал клокочущего внутри гнева, и тяжелый кулак обрушился на полированную поверхность генеральского стола: - Но чем же ему Анна помешала?! И тут, словно наяву, в ушах прозвучал сухой отчет Барона: «В Каире Анну пытались похитить…» А что, если… - Мне необходимо знать всё о местонахождении этого человека. – Шеф Третьего Отделения привык отдавать приказы, даже в чужом кабинете его слова прозвучали властно, неоспоримо. Генерал Гранов пожал плечами: - Ну, если вам это поможет… - и потянулся за телефонной трубкой. *** Он был в замешательстве. А еще изрядно волновался. Да и время поджимало: вот-вот начнется регистрация на рейс, а вызванное такси всё не приезжало. Это ж надо было так опростоволоситься: девчонка-преподша с соседней кафедры оказалась дочкой полковника Бенкендорфа, того самого великого и ужасного, который много лет назад уже пообещал ему снять голову за один только шаг, за один косой взгляд в направлении его семьи! И наверняка не побрезговал бы осуществить давнюю угрозу, расскажи ему Анна о причастности Андрея Платоновича к неудавшемуся каирскому похищению. Мужчина нервно хохотнул, в очередной раз сжав ручки дорожной сумки. Похоже, девчонка не увидела его тогда в машине… Впрочем, это сейчас уже неважно. И он правильно спровадил тех уголовников, прежде чем они что-то сделали с ней. Если труп Платоновой и найдут, никто не сможет обвинить в смерти именно его. Ну, влезла непонятно зачем в чужой дом, ну спустилась в подвал, ну дверь захлопнулась… С кем не бывает… А любая экспертиза докажет: замок и правда в плачевном состоянии. Да и кто тут станет искать? Никому и не известно-то, что у профессора Забалуева есть это уютное тайное гнездышко… - Да. Я. Выхожу. – Диспетчер таксопарка позвонил как нельзя кстати. Андрей Платонович уже потянулся к ручке, когда дверь резко открылась. И седовласый полковник холодно улыбнулся ему с порога: - Далеко собрались, господин профессор? Мужчина попятился, враз побледнев, как полотно. Вернее, даже как могильный саван. - А-а-а… товарищ капитан? – он неловко козырнул вошедшему и вздрогнул от притворного приторно-слащавого: - Уже полковник, Андрей Платонович, уже полковник… Вальяжно и неторопливо Александр Христофорович Бенкендорф вошел в съемный дом, обвел безразличным взглядом выцветшие обои на стенах, задумчиво улыбнулся заботливому пауку, вечно занятому тонкой ниточкой паутины. - Знаешь, - офицер криво усмехнулся, - я даже ничего тебе не сделаю. По крайней мере, ничего такого, что потом не смогут подправить опытные тюремные хирурги. Только скажи мне: где она? Забалуев недоуменно тряхнул головой, пытаясь успокоить сбившееся дыхание: - Не понимаю, о чем речь, право слово. Что может быть такого у бедного профессора… Это расшаркивание и поддельная уважительность, эти бегающие поросячьи глазки не вызывали ничего, кроме чувства отвращение – премерзкого и горьковатого на вкус. - Довольно, довольно! – Бенкендорф скривился, закатывая глаза – выражение высшей степени раздражения, как сказал бы обожающий наблюдать за Шефом Репнин. – Или ты сейчас же рассказываешь, где моя дочь, или… Полковник многозначительно умолк, давая преступнику время одуматься и чистосердечно сознаться, но не учел одного маленького момента: теперь Забалуеву было уже нечего терять. Гордо расправив плечи, Андрей Платонович взглянул ему прямо в глаза: - Не совсем понимаю, на что вы намекаете, но, несомненно, это огромное для меня оскорбление. Если вам угодно, можете здесь всё обыскать, – широким жестом рука очертила скромное жилище. Шеф молча кивнул… Её не было. Ни в гостиной, ни в заколоченной дощатым крестом спальной, ни в ванной, дурно пахнувшей мышами и плесенью, ни даже в коморке за кухней – её нигде не было! Забалуев нагло посмеивался под пристальным надзором сержанта из местного райотдела, и ничего не возможно было сделать с этим скользким типом, даже не помышляющим открыть все свои карты. На угрозы и гневные окрики у мерзавца был один и тот же ответ: «Ищите…» И вызов, горящий в прищуренных наглых глазах. Но Анны в этом доме не было… Полковник Бенкендорф устало присел на табурет и махнул рукой: - Уведите! Может, хотя бы в тюрьме он станет разговорчивее… - а сердце ныло и вздрагивало от испуга: а что, если они и вправду никого не найдут? Что если за это время, сейчас еще живая, Аня… Страшная мысль морозом пробежала по телу, ухмыляющуюся рожу Андрея Платоныча захотелось разбить в кровь, но в этот миг… Дверь отворилась с таким треском, стены так испуганно задрожали, а штукатурка запылилась, облупливаясь, так обреченно, что, показалось, в этой в общем-то далеко не сейсмической зоне вдруг началось землетрясение. Ошарашенный профессор Забалуев вскинулся на грохот и тут же отлетел к стене, а точнее – просто влип в стену от сокрушающего удара. Бенкендорфу едва удалось перехватить своего взбесившегося Барона прежде, чем подозреваемый оказался немножко мертвым. С трудом удерживая подполковника, он тихо проговорил: - Не стоит… - и торопливо дал знак сотрудникам милиции. Когда не успевшего придти в себя Забалуева вывели за дверь, Владимир стряхнул с себя руки командира: - Зачем?! Зачем, Шеф?! Я бы выбил из него… как и из этих… двух… - Ты бы его убил! – всегда уверенный, голос полковника и сейчас сумел не дрогнуть. – Володя, только он – пойми – только он один может вывести нас на её след. Вообще-то Шеф Третьего Отделения не привык так обращаться к подчиненным. Это знали все. И он никогда, ни разу не отступал от своего негласного правила. Не отступил бы и сейчас… не будь в глазах молодого мужчины, замершего рядом, столько боли и бессилия – в глазах того, кто был ему, как, сын, кто был точь-в-точь таким же, как и сам полковник Бенкендорф двадцать с лишком лет назад. В глазах человека, которого выбрала его дочь, да и он сам выбрал, одобряя ее решение, приблизил к себе и немного, едва заметно, подтолкнул к своей девочке, желая ей счастья. Только счастья… - Володя, мы должны мыслить здраво и сдержанно. Анны здесь нет, потому следует… - Вы не понимаете! – Корф яростно сверкнул глазами. – Она где-то рядом. Я… я и сам едва ли могу это объяснить, но Аня… Моё сердце чувствует ее… совсем близко… *** Она пришла в себя от непостижимо мерзкого ощущения – холодного липкого прикосновения к своим пальцам, легкого, едва ощутимого, но чересчур настойчивого. Анна открыла глаза и тут же зажмурилась снова от неожиданного приступа боли и дурноты. Последним, что она помнила, был ослепительный удар по голове. Абсурдность подобной метафоры могла бы развеселить в другое время, но сейчас Кукла не могла бы назвать это как-то иначе. Боль от удара была столь яркой и пронзительной – перед глазами засверкали искры. А потом мир раскрутился бешеной каруселью и погрузился в ночь. И всё… Нет, обрывками воспоминаний обзывались в голове и эта мрачная комната, и мерзкий запах дешевого табака, от которого ее подташнивало, но раз за разом она снова проваливалась в спасительное забытье. Ребенок! Анна инстинктивно прижала ладонь к животу и осмелилась-таки скосить глаза. На ее правой руке, совершенно не замечая проснувшейся пленницы, копошилась мышь, топталась крошечными озябшими лапками по теплой живой коже в поисках чего-то съестного. Как и полагалось храброй умной девушке, Кукла побаивалась мышей с детства, с того самого дня, когда сын ее опекуна решил не слишком удачно подшутить над десятилетней девчушкой. Только сейчас не было сил даже испугаться… Анна слабо пошевелила пальцами, и серая соседка, пискнув, торопливо скрылась в дальнем темном углу. Девушка не знала, как ей удалось подняться. Одна, напуганная, избитая, запертая бог весть кем в каком-то подвале, она обязана выйти отсюда.. Обязана! Не для себя… Для малыша, чье сердечко наверняка трепещет в такт ее сердцу, для малыша, чьего отца она так безумно любит… Владимир… Милый, хороший, бесконечно обожаемый и желанный даже тогда, когда его серые глаза пылают гневом, а тонкие сжатые губы кривятся в презрительной усмешке. Она могла бы злиться на него за беспрерывные уколы и упреки, наполнившие ее детство, за безразличную холодность, пришедшую в юности, за долгие годы притворной ненависти. Ей до сих пор есть, за что злиться на него, да разве сможет она любить его хоть немножечко меньше?! Анна провела дрожащими пальцами по волосам, поморщилась, нащупав шершавую липкость запекшейся крови, и кое-как добрела до двери. Владимир… Мысль о нем была последней, когда обступало со всех сторон беспамятство, и первой, когда оно растворилось в промозглом воздухе подвала. Володенька… Где он? Ищет ли ее? Конечно, ищет! В этом нет ни тени, ни капли сомнения. - Спаси нас, пожалуйста… - красавица шмыгнула носом и прижалась щекой к металлической ржавеющей двери. Силы оставляли, и девушка медленно сползла вниз, пара ногтей сломалась в попытках уцепиться за грязную поверхность. Она прислушалась. Видимо, подвал был достаточно глубоко – никакие звуки сюда не долетали, так что невозможно было даже понять, есть ли в доме кто-нибудь, или же несчастная жертва брошена один на один с ожиданием мучительной смерти. За несколько лет службы в секретном подразделении Кукле приходилось видеть всякое, но не довелось столкнуться с подобным. Неужели, человек может быть таким жестоким? Господи, почему, почему это произошло с ней и почему именно сейчас, когда обретенному счастью, казалось, не будет конца!? Нет… Ее никогда не найдут… Руки бессильно опустились, слезы горьким холодом обожгли щеки, остались на нежной коже противной жидкой солью. Никто и никогда не подумает искать ее здесь, ведь никто не рассмотрит в чудаковатом старике-профессоре, молодящемся в присутствии дам, безжалостного преступника. Захотелось выть от осознания безысходности. Или умереть прямо здесь и сейчас. Но совершенно неожиданно чуткий слух уловил какую-то возню наверху и грохот – как если бы что-то тяжелое завалилось совсем близко. Анна понятия не имела, что там происходит, но губы сами выкрикнули: - Владимир!!! Вернее, хотели выкрикнуть, но вместо имени любимого, с них сорвался только хрип, едва ли похожий на нежный голос красавицы Анны. Она слишком долго пролежала здесь, на холодном полу, и не могла теперь не то, что кричать – даже говорить более или менее понятно. Ей остался только слабый шепот. И всё же девушка, не желая признавать поражения, упрямо тряхнула головой, пытаясь откашляться от хрипящего горла, и снова позвала своего Барона… - Владимир, что ты творишь?! – Шеф тряхнул его за плечи, резко разворачивая к себе. Небольшая полированная тумбочка, еще несколько мгновений назад стоявшая у стены, превратилась в груду изломанного дерева. – Пойдем отсюда, слышишь? Владимир отшатнулся от командира, как черт от ладана. - Нет… - его взгляд казался безумным. – Она здесь, где-то здесь! Едва ли понимая, что делает, Корф яростно толкнул какой-то шкаф для одежды, несуразно пристроившийся между журнальным столиком и стеллажом с книгами. Мебель упала, с треском ломаясь сама и кроша всё на своем пути, разбегаясь по старому дому дребезжащим звоном битого стекла. Оглушенный, Владимир даже не сразу заметил, что за допотопным шифоньером была скрыта дверь в подвал. Она оказалась запертой. Но разве это могло бы остановить его сейчас? - Владимир! – как могла, Анна напрягала непослушные голосовые связки, но вместо слов изо рта все равно вырывался сдавленный хрип. Быстрые шаги на каменных плитах за дверью могли принадлежать кому угодно, но голос, такой родной и любимый, единственный на всем белом свете, звал ее одну: - Аня?! – и железная дверь застонала в петлях. Девушка торопливо кинулась на звук, но отекшие ноги заплетались, коленки будто стали ватными. Она разучилась видеть и слышать, да и вообще в мире не существовало ничего, кроме срывающегося взволнованного голоса за стеной: - Аня, Анечка, ты там? Отойди, отойди подальше от двери, моя хорошая. Замок заело, придется стрелять, слышишь?! Закрой… закрой ушки, Аня! Она сжалась в комочек, напряглась, зажимая уши ладонями, и даже зажмурилась, но близкий выстрел все равно прозвучал слишком неожиданно и оглушающе. - Маленькая моя, славная, хорошая девочка… Очнулась лишь от его шепота, его руки показались огненно горячими, в его тепле, бережных объятьях снова хотелось жить. Его поцелуи вернули хоть немного сил, давая возможность прижаться к мужчине и чуть слышно прошептать: - Я боялась, что умру здесь и никогда тебя не увижу… - Ну что ты? Что? – Корф быстро скинул пальто, укутывая невесту, и подхватил ее на руки, невесомую и дрожащую. – Всё будет хорошо, теперь всё будет хорошо… И разве могло быть иначе? Теперь, когда он был рядом, властно и требовательно прижимал ее к себе, все может, должно, обязано быть только хорошо… - Я люблю тебя! – захлебываясь воздухом и слезами, зашептала Анна и вцепилась слабеющими пальцами в его одежду. - Я люблю тебя, люблю тебя, люблю, люблю, люблю… Она успела сказать лишь самое главное – и обмякла, теряя сознание, у него на руках. *** - Да нет, доктор вполне толковый! – Ольга отбросила со лба непослушную каштановую прядь и прислонилась к стене. Курить хотелось неимоверно, но сейчас это было бы слишком неуместно. Рядом, похлопывая себя по коленям, нервно раскачивался в кресле Связной. Репнин хмурился в углу и явно нервничал, непроизвольно сжимая в руке хрупкую ладошку сидящей рядом белокурой девушки. Все вздрогнули, когда у него совершенно неожиданно зазвонил мобильник, и только Барон-Корф остался сидеть неподвижно застывшим изваянием. - Да, Ромео, да! – Михаил поспешил успокоить выздоравливающего сослуживца. – Доктор еще у нее, но всё должно быть нормально… Не сомневайся… Я… мы тоже. Да, конечно… Пока. Он сбросил звонок. - Сашка. Беспокоится… Никому не нужно было объяснять: каждый терпеливо ожидал вердикта врача, не переставая свято верить, что тот, выйдя из палаты, облегченно выдохнет: «С Анной Платоновой всё в порядке». А Владимир… Он устало обвел взглядом друзей. Они же не знают… Все, кроме Кали, - они не знают, отчего его сердце сковывает двойной страх – не только за жизнь любимой женщины, но и за жизнь ребенка, их ребенка! Он был грешником, слишком закоренелым и слишком неисправимым, чтобы молиться. Но в этот миг готов был обратиться к Богу с какими угодно словами и вымолить, даже на коленях вымолить эти две бесконечно дорогие, бесценные для него жизни. «Господи…» - почти незаметно шевельнулись губы, но прикосновение к плечу прервало едва успевший начаться порыв. Корф повернулся и встретился взглядом с отцом. Не рука старика-профессора, а уверенная широкая ладонь полковника Бенкендорфа лежала на его плече, но Иван Иванович тоже стоял рядом, ссутулившись и словно прибавив несколько лет к своему и без того солидному возрасту. Владимир ядовито усмехнулся: - Пришел забрать ее? Снова будешь предъявлять свои права на мою жену? - Вы еще не женаты, - резонно заметил старший Корф, но младший махнул рукой. - Какая разница? Анна – всё равно моя жена! Моя! - Володя, - тон отца показался более мягким и примирительным. – Я… не думал никогда… Нет, Анечка – мечтательница, романтичная и нежная девочка, она вполне могла по молодости и неопытности увлечься героем-офицером, но ты… Я никогда ни на миг и представить не мог, что ты так сильно ее любишь… Барону было нынче не до споров с почтенным родителем, потому уставшие губы вытолкнули тихо-тихо: - Люблю, больше жизни… - и снова сжались, пресекая дальнейший разговор. Из палаты торопливо выскользнула медсестра. - Здесь есть Владимир Корф?... Она не успела даже закончить предложение, когда высокий темноволосый мужчина, подскочив подобно молнии, навис над ней: - Что с Анной? Явно оторопевшая девушка отстранила не в меру ретивого родственника. - Она хочет, чтобы вы подошли, - карий взгляд стал суровым. – Только вы. Но Владимир уже не слышал этого уточнения, прорываясь в палату к любимой. Она показалась непривычно маленькой и хрупкой, словно фарфоровая куколка, завернутая в вату больничных простыней. Доктор еще делал какие-то записи, но появление молодого человека заставило его оторваться, взглянуть на вошедшего поверх очков. - Вы муж? - Д-да… - голос предательски дрогнул. – Доктор, с ней… с ними… - Не переживайте так. Вопреки опасениям, и с вашей женой, и с ребенком всё хорошо. Нужен, разумеется, постоянный покой и строгое наблюдение, но в общем и целом… Дальше Владимир уже не слышал. Он медленно опустился возле больничной койки, взял за руку свою малышку: - Анечка… - и уткнулся лицом в тепло ее маленькой ладошки… *** - Я же говорил, что всё образуется… - Александр Христофорович Бенкендорф отхлебнул немного обжигающего кофе и позволил себе, наконец, умиротворенно прикрыть глаза. С дочерью и внуком всё в порядке, лучший из когда-либо подбиравшихся составов его секретного Третьего Отделения снова готов к труду и обороне, даже упрямого Ивана удалось убедить дать свое родительское благословение. Чего еще желать в этой жизни? Суровый полковник расслабленно улыбнулся больничному яркому свету. Чего желать? Ну не спокойной же пенсии! КОНЕЦ