Обман

Автор: Скорпион Жанр: мелодраматическая зарисовка, сродни маленькой шалости Рейтинг: PG-16 Герои: Анна, Владимир Комментарий: мерси за идею моему больному воображению Примечание: наше время требует определенных перемен. Думаю, Сяоранка настояла бы на том, что персонажи несколько ООС. Пышные гроздья цветущих акаций склонялись низко, практически касаясь золотистых локонов невысокой хрупкой девушки, остановившейся под сенью ветвей у входа в подъезд. Сколько она помнила себя, в преддверье летней жары акации роняли свои нежные лепестки на скромную деревянную скамейку, и этот медовый аромат укутывал, пьянил, заставлял, закрыв глаза, окунаться в бесконечно прекрасные и далекие миры грёз… Вот и сейчас, снова, совсем как в детстве, запах цветущих деревьев разносится упоительным дурманом – только жизнь, круто развернувшись, пролетела мимо, и ничего не осталось от тех наивных несбыточных мечтаний… Девушка присела на скамейку. Не так уж и давно они жили здесь – все вместе, в уютной квартире. Пусть район далеко не престижный, но ведь город. Отец работал в крупном банке, мама вдоволь занималась собой, а она – она могла себе позволить посвятить себя любимому делу. Музыка… Музыка была всем – первыми несмелыми аккордами, взятыми в детстве на чьем-то стареньком фортепиано, радужными переливами, рожденными быстрыми умелыми пальчиками, ласковой волной заполонившими своды музыкальной школы, волшебством сплетения божественных звуков и нот партитуры. Она не могла это понять разумом, лишь душа, освященная высшим вдохновением, осязала тот чарующий мир, впитывала его, пропуская через себя, и потом с восторгом отдавала другим – необыкновенный, волнующий, живой. Тогда всё было очень просто. Приходивший с работы отец одобрительно кивал головой: «Анечка… Ты – наша гордость…» - и ронял слезу умиления. Даже мать, оторвавшись от бесконечных разговоров по телефону с такими же беззаботными подругами, улыбалась и посылала дочери воздушный поцелуй: «Сыграй-ка Шопена, золотко… Он нынче в моде». И музыка вновь лилась и покоряла всех и вся! Разве что завистливые соседи, со злобным шипением перемывающие все косточки благополучной семье Долгоруких, то и дело проявляли недовольство… Когда же всё так мучительно, так резко переменилось? Наверняка, в тот самый день, когда на пороге их богатой, комфортабельной квартиры появился наряд милиции, и Петра Михайловича, отца Анны забрали под конвоем. Затем потянулась череда разбирательств и судов, отца то отпускали, то снова подозревали в чем-то. В итоге выяснилось, что он все же не виноват, что это исполнительный директор банка, ловко провернув выгодное дело, исчез с деньгами вкладчиков… Разумеется, его так и не нашли. Долгорукого, чья причастность не была доказана, с горем пополам отпустили… Да только уже ничего не было так, как прежде: родители постоянно ссорились, горьковатый привкус этих ссор каждый день витал в воздухе, оседал на душе девушки, гася божественную искру, пылающую в ее сердечке. Денег не хватало – и заработать их не мог ни глава семейства, со своей окончательно подмоченной репутацией, ни его супруга, в принципе к работе не привыкшая… Анна вынуждена была бросить консерваторию и пойти на скромную должность учительницы музыки в бог весть какую, всеми позабытую и чуть ли не заброшенную школу – далеко за чертой города. Вскоре за дочерью переехали и Долгорукие, в маленьком поселке сняли домик с садом, городскую квартиру начали сдавать. «Какой-никакой, а дополнительный доход!» - изрек отец, вспоминая свое навсегда ушедшее бухгалтерское прошлое. Старые знакомства разорвались окончательно и бесповоротно. Старые друзья растворились в туманах, в зимней изморози, в прохладных весенних ветрах – будто и не было никого… Иногда девушке казалось, что город, так любимый, так боготворимый ею, просто вышвырнул ее семью в пыль и грязь проселочных дорог, не желая больше иметь с ней ничего общего… Как же это больно – когда, по живому кромсая швы, жизнь перекраивает человеческую судьбу… Не каждый в силах оправиться от нанесенных ран. Не все, зажав судорожными пальцами кровоточащие порезы, поднимаются и гордо шагают дальше. Анна смогла это сделать… - Анечка, это ты, лапушка? – ласковый голос вернул девушку в реальность, прервав череду горестных размышлений. - Да, тетя Варя… Это я… - Анна смущенно улыбнулась своей бывшей соседке, у которой частенько проводила вечера, слушая бесконечные сказки, вдыхая аромат свежих булочек и проводя маленькой ладошкой по серой шерстке живущего у тети Вари котика Лучика с роскошным пушистым хвостом. Тучная женщина, закутавшись поплотнее в цветастый полушалок, старинный, как и этот город, лениво дремлющий над вечной рекой, опустилась рядом. Деревянная скамейка чуть слышно скрипнула. - Ань, как вы там, а? - Варвара жалостливо вздохнула. – А то уехали – и ни слуху ни духу… - Да всё хорошо… - легкая грусть, скользнувшая в голосе девушки, быстро растворилась в медовом дурмане цветущих белых акаций. – Папа … в саду работает, яблоки выращивает, мама ему помогает… - Пьет?... Отец-то? Вопрос пожилой женщины застал Анну врасплох: меньше всего хотелось говорить об этом, даже с ней, знакомой и почти родной с самого детства. Впрочем, Варе было достаточно и этого горького вздоха, помимо воли слетевшего с губ ее юной собеседницы. - Сильно пьет? – тихонько уточнила она, обняв девушку за плечи. - Когда как… - Анна почувствовала, что вот-вот расплачется, слезы уже блеснули в уголках глаз, еще немного – и сдержать их не сможет даже ее гордость! А плакать нельзя – это глупо, стыдно, омерзительно! Девушка вскинула золотоволосую головку и натянуто улыбнулась, загоняя слезы в самый темный, самый далекий уголок своей души. – Но это ничего, тетя Варя! Папа обещал, что скоро бросит! Совсем! Только подкопим немного денег, выберемся из этой беспросветности – и всё будет хорошо…. В тот момент девушка действительно верила в правдивость своих слов. - Понятно… - задумчиво протянула Варвара. – А ты-то что здесь делаешь? Чай не в гости забежала к старухе!? - Нет… Мне надо… В квартире осталась наша библиотека, там томик Гёте – очень старый, папе когда-то на работе подарили. А мне коллега, учительница по немецкому языку в моей школе, обещала за него… В общем, это почти как моя зарплата, а у нее муж – таксист, и она может… Анна жалобно взглянула на пожилую соседку, и взгляд серых бездонных глаз молил: «Пожалуйста, разрешите мне не продолжать… Вы ведь и так всё поняли… А я… мне невыносимо говорить это… Мне так стыдно в этом признаться…» Варвара только сокрушенно покачала головой, глядя вслед скрывшейся в сумраке подъезда девушке: «Надо ж, как не повезло бедной… А так играла, как волшебница, – и стены оживали…» Не разбирая дороги, Анна забежала на пятый этаж и нажала на звонок, надеясь, что квартиранты – то ли хмурый и вечно недовольный Борис, то ли его трещотка-жена Люся – окажутся дома и отдадут ей тот самый томик Гёте. Дверь долго не открывали, и девушка обреченно опустила руку. Видать, не судьба… А ведь теперь она не сможет приехать до следующей недели. Кто знает – не передумает ли Александра Федоровна? Подавив глубокий вздох, Анна отвернулась, и в этот миг дверной замок щелкнул, скрипнули петли, и чуть насмешливый бархатный голос произнес: - Вы ко мне, девушка? - Я к себе!!! – Анна резко развернулась и возмущенно сверкнула глазами. Из дверного проема на нее смотрел высокий темноволосый парень. Чуть склонив голову, он шагнул на лестничную площадку: - К себе? Жаль… Я бы не отказался, чтобы такая девушка ко мне пришла… Анна фыркнула – самовлюбленный болван! К тому же, невоспитанный – вон, стоит в одних джинсах, мало того, что не соизволил пригласить ее в ее же квартиру – так еще и не поздоровался! Мерзкий! Скользкий! Нахальный!... Но… красивый… Прерывая не кстати появившуюся последнюю мысль, она протянула руку: - Меня зовут Анна. - Владимир… - он смерил маленькую ладошку каким-то непонятным взглядом, потом, будто очнувшись, вспомнив что-то важное, уточнил: - Вы – дочь Марьи Алексеевны? – и на утвердительный кивок расслабленно выдохнул: - Тогда всё в порядке! Проходите, Анна. Квартира, некогда бывшая родным домом, встретила потоком чужих звуков и запахов. Это было так нелепо и больно: старые вещи на старых метах, та же мебель, те же книги в кожаных переплетах, немного запыленных, за прозрачным стеклом, отражающим в лучах весеннего солнца блестящие хрустальные переливы… Всё это её, но будто бы принадлежит чужому человеку, вот этому, стоящему за спиной. - Анна… Вы в порядке? – его голос прозвучал неожиданно близко, у самого уха. И девушка вспыхнула, ощутив на шее его горячее дыхание. - Да… - прошептала немного неуверенно. – А… что? - Я спрашиваю, зачем вы здесь, а вы всё молчите… Анна окинула взглядом нового квартиранта. - Я за книгой! Он молча отступил в сторону и широким хозяйским жестом пригласил ее в гостиную… Девушка взглянула на него, по-прежнему ничего не понимая: - Подождите, Владимир, Вы… Вы так и не объяснили, каким образом появись у нас!.. - Разве Марья Алексеевна вам не сказала?... Смущенная его пристальным взглядом, Анна мотнула головой. - Нет… Вы снимаете у нас квартиру? - Снимаю?... – на какое-то время молодой человек, казалось, удивился, но складка между темных бровей быстро разгладилась. – Да, совершенно верно. - А как же… прежние… - Съехали. – Владимир уверенным шагом подошел к книжному шкафу, открыл, провел пальцами по корешкам книг. – Вам какая нужна?.. - Гёте. Вон тот… - девушка осторожно указала на темно-синий переплет. - Ммм… Оригинал, раритетное издание… - Владимир с видом знатока осмотрел старинный томик, перелистал желтые страницы и отдал книгу Анне. – Увлекаетесь классикой? - Предпочитаю качественную литературу… – она передернула плечами, вспомнив мимолетно, какую чушь читают ее нынешние коллеги и знакомые. - Ну… знаете ли… - протянул ее собеседник, - и сегодня появляется не так уж мало качественных произведений. - Сегодня? – презрительно прищуренные глаза дали молодому человеку понять, как относится его новая знакомая к изыскам современного писательства. – Едва ли это можно назвать литературой. - Мне кажется, вы слишком предвзяты, Аня… - и снова его голос – такой необыкновенный, чарующий – прозвучал с неприятным оттенком то ли снисходительности, то ли насмешки. В любом случае, девушка немного обиделась: - И вовсе я не предвзята… Просто… Просто нынешние книги не сравнить с Гёте! – быстро нашлась она. Владимир не стал спорить, зато предложил чаю. Разумеется, Анна отказалась… - Благодарю. – Легонько кивнув, девушка развернулась, и на ее золотистых волосах, убранных в высокий тугой хвост, заплясали крошечные солнечные зайчики. За окном догорал весенний закат, огненными искрами отражаясь в осколках разбитого стекла, где-то сзади хлопнула, закрываясь, дверь, и Анна подумала: «Надо же, какой! Встретились бы с ним на улице – он бы и не посмотрел в мою сторону!..» Наблюдая из окна автобуса за сменяющими друг друга картинами, она еще раз подумала о своем новом знакомом. Как же ей это все не нравилось!!! Ей жутко не понравилось, что он вел себя, словно хозяин, ее буквально раздражало, что он такой до безобразия красивый, но больше всего выводило из себя то, как задрожало, вспыхнуло, заныло в непонятном томлении ее собственное тело, стоило этому Владимиру подойти поближе. - Откуда дровишки? – Петр Михайлович с любопытством разглядывал лежащие на столе купюры. Анна небрежно отмахнулась: - Премию дали… - В школе??? Надо же… Никогда бы не подумала, что … - Мам, хватит, а… - в серебристом голосе проскользнула призрачной тенью усталость. Как же сейчас хотелось, забывая обо всех горестях и бедах, прикоснуться руками к прохладным клавишам! Анна вышла в сад, уже тихонько дремлющий под покрывалом густых майских сумерек. Яблони уже отцвели, и горьковатый запах опавших, а теперь медленно тлеющих среди молодой травы лепестков витал под сенью старых деревьев – такой необъяснимо грустный, совсем не похожий на медовый дурман акаций… Под высокой искореженной годами грушей стояла поросшая мхом приземистая скамейка. Опустившись на корточки возле нее, Анна пробежала пальчиками по практически сгнившему дереву, и перед мысленным взором предстал концертный зал, и она в роскошном вечернем платье за роялем, и музыка – волнующая, прекрасная, волшебная… Мягкие подушечки пальцев прикоснулись к лавке: большой палец мягко надавил на невидимую клавишу, потом безымянный, снова большой – и средний, и опять – уже левой рукой. В сердце зазвучала музыка, в голосе, зазвеневшем от близких слез, - тоска, в памяти вспыхнули давно позабытые строчки: «Ночь притаилась у окна, в подушку падает слеза… Беспрестанный вечер… О чем-то близком и родном, о чем-то дальнем, неземном сгорая, плачут свечи…» И действительно – подкравшаяся на цыпочках ночь вспыхнула маленькими огоньками звездочек – небесных свечей, таких далеких и таких манящих в своей таинственной дали вселенной. «А свечи тают всё быстрей, а свечи тают для людей – горячих слез не замечая… И очень важно для меня, что не боится воск огня. А свечи тают, тают…» Капельками росы упали на землю эти звездные слезы, Анне же показалось, что где-то там, в вышине, дрожа и переливаясь, скатился за горизонт сияющий огонек. Самое время загадать желание… А тонкие пальчики уже не отстукивают по дереву мерную, медленную мелодию, только песня льется в ночной тишине под сенью старого сада, вместо загаданных несбыточных желаний, вместо пустых и ненужных молитв летят подзабытые, припорошенные временем слова: «Казалось, думать бы о чем? Ведь мы все правильно живем… Но иногда под вечер ты вдруг садишься за рояль, снимаешь с клавиши вуаль и зажигаешь свечи…» Анна подняла глаза к небу. Уже взошла луна и мягко освещала уставшую за день землю. Девушка глубоко вдохнула свежий ночной воздух, потом еще раз, и еще, тряхнула головой, прогоняя неуместное наваждение, и быстро побежала в дом, коря саму себя за то, что разглядела на бледном лунном лике черты лица своего сегодняшнего знакомого… Он ворвался в размеренную, более или менее налаженную жизнь так же внезапно, совершенно неожиданно, как и тогда. Просто резко затормозил у тротуара напротив здания школы и, поспешно хлопнув дверцей, подошел к Анне. - Возьмите… - протянул конверт. – Это деньги за следующий месяц. Я договаривался с вашей матерью, что буду платить наперед. - Могли бы и позвонить! – девушка изобразила недовольство, куда-то далеко загоняя сумасшедшую радость от новой встречи. Владимир сдвинул плечами: - Зачем? Я привык сам решать свои дела. Мне нужно – я приезжаю и плачу. Хотите вы или нет меня лицезреть – я должен вовремя расплатиться. Что-то не так?– серые глаза зловеще прищурились, разглядывая хрупкую девушку в скромном костюме. - Да… нет… просто… - замялась Анна, а молодой человек, явно заинтересованный ее смущением, рассмеялся: - Так да или нет? Анна, Анна, Анна… Вы допускаете оговорки по Фрейду… Телефонный звонок раздался очень своевременно, Владимир ответил, и только рукой махнул удаляющейся Анне. Девушка отдышалась уже у своей калитки. Черт! Какие оговорки? Какой Фрейд? И вообще – при чем здесь это? И он ей совсем-совсем не нравится!!!! - Ань, подожди, что-то я не совсем тебя понимаю! Почему ты не можешь прийти к нам на вечеринку? - Лиза, дело в том, что… - Анна осеклась на полуслове, и маленькая кофейная ложечка упала на стол. Проследив за взглядом двоюродной сестры, Лизавета вздохнула: - Ой, глупая, и когда ты начнешь смотреть на нормальных парней, а не на красавчиков с обложки? - С чего ты взяла, что он с обложки?.. – Анна смущенно передернула плечами и отвернулась от окна. Впрочем, напрасно: насмешливый взгляд серых глаз преследовал ее во сне и наяву, каждый миг ее жизни – на работе и дома, днем и ночью – он преследовал ее, заставлял сердце рваться на части. Зачем? Каким силам, вершащим человеческие судьбы, захотелось устроить их встречу на миг посреди мирской суеты, чтобы потом безжалостно разлучить навсегда? А собственно, почему разлучить?.. Девушка невольно улыбнулась горьким мыслям: Владимир исправно привозил плату за квартиру каждый месяц, отдавал конверт, вежливо прощался, чуть склонив голову, отбрасывал челку с высокого лба, садился в своё авто и уезжал. Душистые весенние сумерки сменили жаркие летние ночи, потом пришла первой горечью листопада золотая осень, разбросала листву и оплакала несбыточные мечты холодными дождями – а он по-прежнему приезжал раз в месяц, обменивался с Анной парой-тройкой пустых, ничего не значащих фраз и оставлял ее наедине с бесконечными мыслями, ожиданьями, мечтами. И что же? Мало ему ее бесстыдных снов? Мало слез, непролитых, задушенных в груди, из-за того, чего никогда не будет? Зачем же он еще так бессовестно попадается на глаза – стоит лишь выбраться в город?! Вот и сегодня ничто ведь не предвещало беды, они с Лизкой просто решили посидеть в кафе, вспомнили детство, обсудили последние новости… Господи, зачем Анна выглянула в окно? Чтобы увидеть, как под руку с роскошной длинноногой красоткой ОН выходит из ресторана? Как галантно открывает подружке дверцу автомобиля? Как улыбается этой своей неподражаемой улыбкой, кромсая маленькое сердечко ничего не значащей для него девушки?! - Лиза, прости, я… пойду… Уже поздно – да и транспорт ходит не очень часто… - Анна подхватила сумочку, набросила плащ и выбежала на улицу. Вечерело. Над землей поднимался туман и укутывал замерзающий город. В автобусе было прохладно и влажно, по запотевшим от дыхания стеклам медленно стекали мутноватые капли, и так же медленно скатилась по девичьей щечке непрошенная слеза. Смахнув ее тонкими пальчиками, Анна вздохнула: «Угораздило же так…влюбиться…» Нет ничего хуже, чем эти осенние затяжные дожди. Они стучат о стекла приглушенно и часто, в такт им завывает ветер и колышет промозглые почерневшие деревья. А в сердцах просыпается тоска, беспокоят мрачные мысли и старые болезни. Пожилая женщина хрипло застонала и отвернулась от окна: - Лучше уж зима, хоть белый снежок глаз порадует… - Тихо, тётя Варя, лежите… Вам пока не надо подниматься! – Анна заботливо накрыла женщину пуховым платком поверх одеяла и мотнулась на кухню, поставить чайник. Слава богу, в школе хоть каникулы! Как иначе она смогла бы приезжать помогать Варваре, Анна не знала. Но в таком состоянии девушка никогда бы ее не бросила! Приготовив еду и немного прибравшись, Анна взглянула на часы – пора ехать… Скоро потемнеет, а возвращаться чуть ли не ночью совершенно не хотелось. - Тетя Варя, я завтра заеду – ненадолго, наверное… Девушка ободряюще кивнула, улыбнулась и прикрыла за собой дверь. Черт!.. Она совершенно забыла, С КЕМ может повстречаться в этом доме... Он как раз поднимался по ступенькам, пересматривая на ходу какие-то бумаги, когда Анна быстро вышла из квартиры на четвертом, чуть не сбив его с ног дверью. Бумаги рассыпались по лестничной площадке, молодой человек ругнулся сквозь зубы и взглянул на нее. - Анна… - было совершенно непонятно, какие эмоции вызвала в нем эта встреча. Беспристрастные серые глаза ни на миг не раскрывали душу своего хозяина. Натянутая улыбка была не более чем формальностью, необходимой при встрече. Анна извинилась, торопливо отводя взгляд: не хватало еще, чтобы он догадался о ее глубоко спрятанных чувствах! Между тем, Владимир разглядывал ее. Анна чувствовала это, в каждой клеточке ее тела горело, полыхало пламя. Даже легкий полумрак, стоящий вокруг, не мог, как ей казалось, скрыть смущения. - Рад вас видеть, Аня. – Молодой человек кивнул. – Может быть, зайдете, проверите, как ваш квартирант содержит жильё? - Простите, Владимир, но я должна ехать. Транспорт… Он улыбнулся уголками губ. - Пусть это вас не беспокоит. Если задержитесь, я отвезу вас домой. «С чего это мне задерживаться?..» - про себя хмыкнула Анна, но ничего не сказала. И снова ощущение навсегда утраченного дома запоздалой горечью осело в душе. Присев на диванчике в гостиной, девушка тихо вздохнула и тут же услышала невыносимо близко: - Не стоит... - Что?.. – она и не поняла, отчего так жарко стало после осенней прохлады, царящей в подъезде. - Не надо вздыхать, Анна. Я понимаю, как это тяжело, но есть вещи, которые мы не можем изменить. – Владимир присел на диван рядом с ней и протянул девушке чашку кофе. - Лучше угощайтесь! Он улыбнулся, впрочем, эта улыбка ей снова показалась немного натянутой. «Простая вежливость, не более!» - пронеслось в голове. Анна улыбнулась в ответ, отпила маленький глоточек – и в груди вспыхнуло пламя, неудержимой волной пронеслось по телу, яркими искрами вспыхнула перед глазами. Судорожно хватая воздух, девушка прошептала: - Что это?.. - Кофе. – Он невозмутимо повел плечом, пряча усмешку в клубящийся над чашкой пар, но в ответ на возмущенный взгляд всё же признался: - Там немного коньяка. Мне показалось, вы замерзли, Аня. - Это очень коварно… - поставив чашку на журнальный столик, девушка засмеялась. Приятное тепло захлестнуло ее, впиталось в кровь, заставило сердце быстрее стучать в груди. А может, то была близость мужчины, о котором шептали по ночам звезды, серые глаза которого напоминали мрачное осеннее небо – были такими же далекими и такими же необходимыми. Хотя, возможно, это было просто… Мысль ускользнула, улетела в бесконечность вселенной, когда горячие мужские губы прикоснулись к ее губам. Девушка замерла, и, словно ободренный такой реакцией, молодой человек крепко прижал ее к себе. Его поцелуи, слишком сладкие, чтобы быть настоящими, его руки, слишком дерзкие, объятья – слишком жаркие, - заставили Анну позабыть обо всем на свете. С бешеной силой раскрутился мир, как карусель, - до звона в ушах, до темноты в глазах, до черной безысходности речного омута, из которого не выбраться, не выплыть, даже если захочешь. Владимир всё сильнее стискивал хрупкую девушку. Она и не заметила, как оказалась под ним на узком диванчике в этой такой родной и такой чужой квартире. Да и он сам был чужим, незнакомым, он был никем в ее жизни – а так хотелось, хоть раз, один единственный раз назвать его своим… За окном завизжала автомобильная сигнализация – неприятно и слишком громко, разбивая на осколки всё, что еще миг назад происходило между ними. Владимир медленно отпустил девушку и приподнялся на руках, Анна нервно одернула юбку, пылая от смущения, от обиды, от злости!.. Она могла бы назвать сейчас сотню причин для своего состояния, но только не ту, что жгла душу своей очевидностью и простотой: она НЕ ХОТЕЛА, чтобы он останавливался. Застегнув пару пуговиц на пиджаке, Анна вскочила. Молодой человек поднялся следом. - Прости, Аня, я… несколько увлекся. - Да неужели?! – девушка прищурилась, пытаясь понять его настроение. Но душа этого темноволосого красавца по-прежнему оставалась для нее сплошной загадкой. –Ну… не то, чтобы это было неприятно… Владимир приподнял бровь, и Анна мысленно улыбнулась: «Что, представлял меня по-другому? Зря! Тебе не увидеть меня настоящей – лишь образ, созданный для тебя. Такого, как ты, я настоящая не заинтересую… Но ведь можно, немного играя, немного прячась, стать хоть на миг счастливой…» Она в упор посмотрела на мужчину и обольстительно улыбнулась: - Так вот, это было весьма приятно. Но мне любопытно: зачем, Владимир? Тебе что, твоих подружек не хватает? Он пожал плечами. - Хватает. Просто сегодня с очередной поссорился… – раздосадовано махнул рукой, - слишком много на себя берёт! А сама ведь – двух слов не свяжет! В собственной фамилии допустит ошибки три, да имя напишет с маленькой буквы. Одним словом – модель. Анна помимо воли засмеялась: - Тогда зачем она тебе? - С ней хорошо в постели. «Тогда зачем тебе я?» - чуть не вырвалось у девушки, но прищуренные глаза и застывшая на губах улыбка надежно скрыли от собеседника застонавшее от ревности сердце… Они и сами не заметили, когда перешли на «ты», когда перестали бросать друг на друга настороженные взгляды. Эта игра, которую затеяла Анна, правила которой молча принял Владимир, игра в любовь, которой нет, в страсть, которой не должно быть, в чувство, украденное звездной ночью у далекой луны, была слишком необычна и коварна. Она уже пьянила своей недосказанностью и обманом, стирая такую тонкую в сумасшедшем современном мире грань между зовом сердца и желанием плоти, она уже подчиняла и уносила в небо! А ведь пока ничего не началось… Владимир привез ее домой в час, когда полная луна давно озаряла заснувшие дома своим серебристым блеском. Оба ни словом не обмолвились о том, что произошло между ними. Но оба отчетливо понимали: отныне всё изменилось. Абсолютно всё… - Жизнь – словно дорога, бесконечная и загадочная, полная неожиданностей, явных и скрытых опасностей, но вместе с тем – романтики, необъяснимой и прекрасной. И одной из таких загадок, встречающихся нам на жизненном пути, есть музыка… - Анна прикрыла глаза, не глядя, включила магнитофон, и чарующие звуки полились, наполняя прохладный воздух класса. – Слышите, как переливается, дрожит, плывет мягкой волной музыка?.. Словно завороженные и дивными звуками, и мелодичным голосом, дети слушали запись, притихли даже заядлые хулиганы. В тишине, смешанной с музыкой, будто запах дыма с горечью листвы, всхлипнула на первой парте девчушка с косичками. Где-то на этаже громко хлопнула дверь… Нежданный, даже нежеланный, раздался звонок, оповещающий о том, что урок должна сменить шумная перемена, и Анна нехотя нажала на паузу. - Надеюсь, все узнали композитора, с творчеством которого мы знакомились в начале четверти? На следующий раз вам предстоит припомнить гораздо больше – контрольная. Быстро кивнув классу, девушка вышла. На дисплее мобильного телефона замер пропущенный вызов. От него… Снова от него… Уже двадцатый за сегодня… Нет, хватит, довольно! С того самого вечера, когда она чуть не забыла обо всем в объятьях нового квартиранта, Анна пыталась не думать о нем, не видеться с ним, не страдать так сильно из-за лукаво прищуренных серых глаз, которые упорно преследовали ее каждый миг. Она позвонила и попросила расплачиваться напрямую с матерью, так как… «Мой парень увидел нас однажды, и устроил мне дикую сцену…» - она бессовестно солгала тогда, в мыслях благодаря небо, что Владимир не смотрит на нее сейчас. А что оставалось делать? Просто единственные отношения, возможные для них, едва ли пойдут дальше совместно проведенной ночи… Просто в его жизни, столь разительно отличающейся от ее серых будней, Анна может быть лишь минутным увлечением… Даже не увлечением, нет… Она не могла найти этому подходящего слова – уж слишком тяжело, слишком горько было понимать, что блестящий красавец не станет воспринимать всерьез бедную простую девушку с самой заурядной внешностью, из не совсем благополучной семьи… Ну вот опять… разум прекрасно понимает все эти аргументы, и принимает их, а сердце… рвется, истекает кровью, стоит лишь подумать о Владимире… И сейчас тоже… Зачем? Махнув рукой в пустоту и холод одинокого осеннего вечера, Анна побрела домой. В серых лужах отражались первые звёзды, тускло, неярко - уж слишком грязная вода на проселочных грунтовках. Скрипнув калиткой, она вошла в маленький дворик, на автомате достала из кармана ключи. Щелкнул замок. И тишина. Дом спит, храня в своих мрачных маленьких комнатках отголоски хозяйских разговоров, осевших ядом ссор на мебели и влагой слез на прозрачной поверхности стекла… Родители гостят у Лизы с Мишей и вернуться только к выходным. Слава богу, она туда не поехала!!! В тысячный раз видеть посоловелые папины глаза и слышать желчный шепот маменьки – ну уж нет! Лучше в одиночестве, а вернее, в компании любимой книги или любимой чашки чая помечтать о том, как для нее загорятся ранним утром сказочные алые паруса… Так незаметно пролетело время. Мерное тиканье часов прервалось боем: одиннадцать… Резко затормозила машина на улице, и Анна взволнованно подошла к окну: хоть бы не сбили кого!.. Когда в двери требовательно постучали, волнение сменилось страхом. Что-то произошло… С кем? Что? Незнание страшнее, чем боль, ожидание хуже смерти. Девушка метнулась к двери и, уже поворачивая ключ, поняла, что совершенно забыла поинтересоваться, кто там. Впрочем, она не успела даже осознать, что ей может грозить. - Почему ты не брала трубку, Анна? – в упор смотрящий на девушку с порога Корф был чем-то очень недоволен. Или встревожен… Трудно разобраться. Особенно если при одном взгляде на него кровь холодеет в жилах, ледяными осколками впивается в артерии и вот-вот заморозит ее маленькое влюбленное сердечко. - Владимир, что-то случилось? – она нашла в себе силу заглянуть ему в глаза, стараясь придать голосу как можно больше уверенности, избавиться от этой предательской дрожи, забыть, что вокруг беспросветная ноябрьская ночь, что в доме никого, что он способен обольстить одним словом, соблазнить одним своим бархатным голосом! - Да, - выдохнул он. – Можно?.. – кивнул, прося разрешения войти. В тусклом свете бра Анна разглядела его усталое лицо, залегшую между бровей задумчивую складку. - Выпьешь чаю? - Нет, спасибо. Анна… - Может, кофе? Ты обычно пьешь кофе… У нас был какой-то растворимый… - Нет. Анна… - Тогда, возможно… - Аня! – он развернул ее к себе, крепко сжав плечи, и замер, будто боясь произнести нужные слова. - Что произошло? – прошептала девушка, чувствуя, что капля за каплей в тепле его ладоней, в жаре его тела растворится вся она, а не только ее воля и гордость. - Аня, я пытался тебе дозвониться целый день, а ты не брала трубку. - Я была на работе! - Но это важно… - Еще бы! – она попыталась вырваться, отворачиваясь, пряча пылающие щеки. – Я ведь просила не приезжать больше и не звонить… - Но Анна, выслушай… - И привозить деньги маме! - Анна! - А ты что?.. - Аня, Варвара Трофимовна… - Господи… - девушка притихла, испуганно подняла глаза и переспросила, - что с ней? Он промолчал. Только серый взгляд потух, смешавшись с сумраком ночного дома. - Она в больнице? – не дождавшись ответа, девушка бросилась в прихожую, в темноте схватила пальто и сумочку. - Ты отвезешь меня к ней? Поехали! Владимир медленно подошел, не говоря ни слова забрал вещи, бросил куда-то. - Не надо … ехать… Аня… прости… Ее больше нет… - Тетя Варя… - дрожащие пальчики прижались к губам, задушив всхлип, но слезы, горячие, горькие, уже бежали по враз побледневшим щекам. Владимир прижал к себе рыдающую девушку так сильно, что даже вздохнуть было бы сложно, и тихонько прошептал: - Поплачь, Аня… И тебе станет легче… **** - Потом я вызвал скорую, они даже вовремя приехали. Оперировал отличный врач. - Тогда почему же она… - Анна шмыгнула носом и зябко вздрогнула. Молодой человек поправил плед. - Ей нельзя было делать операцию… Вернее, она бы все равно не помогла. При этом виде саркомы вскрывать брюшную полость не надо было… - Тогда почему это сделали? – серые глаза гневно сверкнули, золотисто-русые в электрическом свете локоны рассыпались по плечам. - Но никто не знал, что у нее рак. Аня, в истории болезни… - Почему? Почему не проверили? Ведь могли? - Когда? – Корф нахмурился, - ее едва успели привезти в клинику – и сразу на стол. Между прочим, клиника – одна из лучших и самых дорогих в городе! - Дорогих?.. Вот что тебя интересовало: деньги! А вовсе не человек, ты не понимаешь, как она была мне дорога! Она меня практически воспитала! А для тебя она чужая!!! – Анна заколотила маленькими кулачками по широкой груди сидящего напротив мужчины, перемешивая рыдания с грубыми словами и судорожными вздохами. - Бессердечный! Жестокий! Как ты мог?! - Анна, Анечка, успокойся, прекрати! – пытался уговорить ее Владимир, и поток слёз постепенно прекращался. Девушка слышала его слова откуда-то издалека, его объятья, бережные и сильные, помогали пережить эту безысходность и боль… Словно сквозь пелену, плотную, застилающую сознание и парализующую, она почувствовала, как его губы прижались к ее щеке, спустились ниже, скользнули по шее, как минуту назад горячие, а теперь отчего-то похолодевшие ладони провели по плечам, стягивая халатик… Господи, когда же он успел его развязать?! Это надо прекратить – немедленно! Пока остались хоть малые крохи благоразумия! Слова проносились в голове, а сердце замирало от каждого прикосновения, и тело, ее глупое тело хотело совсем другого. Он отстранился, и девушка облегченно вздохнула: так будет лучше… Только через миг его серые глаза снова оказались совсем близко, губы прошептали ее имя, обжигая кожу горячим дыханием: сначала у самого ушка тихо, еле слышно «Анна…», потом ниже, там, где шея переходит в плечо, сладко «Анна», потом у самого сердца, почти прижимаясь к нежной коже груди, прерывисто «Ан-на»!!! «Я смогу оттолкнуть тебя… - промелькнула в затуманенном сознании беспомощная мысль. – Смогу, Владимир!!!» Но с ее губ сорвалось лишь его имя, и Корф наверняка подумал, что она зовёт его, потому как не стал больше ждать. Всё, что было потом, - и мучительная боль, и срывающиеся в бесконечность ночи бесстыдные стоны, и дрожащее в каждой клеточке, а потом медленно замирающее наслаждение – всё это случилось будто с ней, и не с ней, рождая Анну заново, входя в кровь, впитываясь под кожу, растворяясь в ее существе. Расслаблено прижимаясь к лежащему рядом мужчине, она поняла, что не позволит этому прекратиться. И будь что будет!.. Мир вокруг переливался и сиял слепяще-белыми блестящими искрами. Пушистый снег казался теплой шубкой, укутавшей деревья, дома, чугунные резные перила переброшенных над речкой мостов. Солнце, зимнее и холодное, недосягаемое в незыблемой лазоревой вышине, прикасалось тонкими лучиками к колючим льдинкам изморози и потихоньку, ненавязчиво лепило из нее ажурные кружева. Чисто-чистое, словно сегодня рожденное бессмертной силой, небо раскинулось над головой и звало с собой в холодную бесконечность – в призрачную синеву. Прикрыв глаза, Анна подняла голову, ловя крохотные искорки солнечного света. Морозный воздух приятно пощипывал кожу щек. Сняв перчатку, девушка провела по скамейке… Холодно… Улыбнулась, не открывая глаз. Какая чудесная зима! Самая-самая прекрасная в ее жизни! Даже так, через плотно сжатые веки, норовит пробраться ослепительное солнце. А что если?.. Она приоткрыла глаза, привыкая к яркому свету, затеняя его трепещущими ресничками. Вокруг обычной будничной жизнью кипел ее родной город. Но здесь, в старом парке, под сенью заснувших до весны деревьев, ее свободная душа неслась навстречу солнечному свету – всё быстрее и быстрее, всё дальше и дальше от безрадостного прошлого. - О чем мечтаешь, красавица?.. – тихий шепот так бесцеремонно вторгся в ее сияющий снежными искрами мир, что Анна, поморщив маленький носик, недовольно отвернулась: - Не люблю, когда ты так подкрадываешься! Владимир бережно убрал с лица вьющуюся золотую прядку, провел рукой по волосам, поправил меховой воротничок и дотронулся губами до румяной щечки. - Почему?.. - Я испугалась! – Анна все еще сердилась, хотя в уголках губ замерла лукавая полуулыбка. - Прости… - он взял в свою руку тонкие пальчики и легонько сжал их, согревая. – Аня, я не хотел тебя напугать, больше не буду… Девушка повернулась и встретила его немного виноватый взгляд. - Я думала, ты не придёшь сегодня. Решила посидеть в парке, поесть мороженого. - Ага, вот именно этого я никогда не мог понять! – молодой человек нахмурился. – На улице минус пятнадцать, пальцы к стеклу примерзают – а она ест мороженое и радуется! Звонким колокольчиком зазвенел в воздухе девичий смех. - А что тут такого? Я просто люблю! – Анна неторопливо развернула лакомство и с наслаждением прикоснулась к нему маленьким язычком, чуткое ухо тут же уловило судорожный вздох сидящего рядом мужчины. Они были вместе уже довольно давно, и она слишком хорошо знала, отчего всегда невозмутимый Владимир Корф способен потерять голову. - Анечка, поехали ко мне… - низкий бархатный голос, самый красивый из всех, что ей доводилось слышать, раздался над ухом. Она мотнула головой: - Нет! - Аргументируй. - Легко, господин адвокат. Во-первых, я хочу доесть морожено… - В машине доешь. - Нет, не смогу. Там ты будешь приставать. - Даю слово, что не буду. - Слову верю, но есть же еще и во-вторых! – Анна хихикнула, сверкнула серыми глазами, сияющими под стать зимнему солнцу, и провела свободной ладошкой по черной челке сидящего рядом мужчины. Он примирительно кивнул: - Ладно. Выкладывай. - Так вот… - кокетливо опустив реснички, красавица откусила еще немножко пломбира и тихо проговорила. – Где ты был? Тут же посмотрела ему в глаза: - Не думай, что я выдвигаю какие-то претензии, просто у меня много дел, ты же знаешь, и ждать тебя здесь час мне некогда… - Ань, я не хотел. – Владимир немного нахмурился, будто решая – говорить или нет. – Дело в том, что … ко мне в офис приезжал племянник Варвары Трофимовны, Григорий, кажется… - Да, – она кивнула, – знаю такого. Только его давненько не было видно. Тетя Варя очень переживала, что если … - легкая грусть на мгновение затуманила чистый взгляд. – В общем, случись с ней что, а позаботиться и некому будет, потому что Гришка куда-то запропастился. А чего он хотел? Корф пожал плечами: - Узнал где-то, что я оплатил похороны, приперся и стал заявлять, что не уступит квартиру. Можно подумать, мне это нужно! Его красивые губы плотно сжались, не выпуская в чистоту снежно-белого мира осевшую желчным привкусом злость. - Володя, ну не злись… – она мягко взяла его под руку и положила голову на плечо. – Поехали, а? В этом он никогда не мог ей отказать… Квартира встретила теплотой и домашним уютом. Странно, но с недавних пор она снова стала для Анны родной. Конечно же, тот факт, что мама, не то что не посоветовавшись с семьей, но и не поставив никого в известность, продала их обставленную трешку племяннику своей давней подруги, застал Анну врасплох. Она долго не могла поверить в то, что на самом деле Владимир уже был хозяином и квартиры, и всего, что в ней, и даже того томика Гёте, который Анна, получается, нагло украла. Впрочем, однажды, сжимая в объятьях ее дрожащее от страсти тело, Владимир прошептал, что собирается сейчас потребовать от нее плату за раритетное издание. Разумеется, Анна не испугалась угроз, только рассмеялась, обнимая его за плечи, и позволяя всё на свете. То был лучший день ее жизни – и восторг небывалого наслаждения захлестнул, будто пенная волна, которая налетает, затягивая в пучину безбрежного водяного царства… Что было между ними? Тогда, в темную осеннюю ночь, когда впервые они были близки, потом, в череде бесконечных и таких коротких, сожженных в безумии плотского желания встреч, сейчас, стоит лишь его теплым рукам прикоснуться к ее коже?.. Анна в страхе гнала от себя собственные чувства – ведь без него она уже не сможет! А он?.. Стоп, девочка, забудь, не думай, и его не спрашивай. Еще решит, что тебе от него что-то нужно, испугается и уйдет. Пусть всё остается на своих местах. Так проще. Так спокойней… - Владимир, будешь кофе? - Угу, свари, Ань, мне нужно позвонить! Она по-хозяйски устроилась на кухне, нашла кофе на верхней полке – там, где и сама его хранила когда-то, балуя бразильским ароматом подруг-однокурсниц. Наполнила две чашки обжигающе горячим напитком, достала из холодильника сливки, положила немного себе в чашку и повернулась на звук шагов. Владимир стоял в дверном проеме, серые глаза, немного прищуренные, наблюдали за ее движениями. - Тебе сливки класть? – Анна отвернулась, стараясь унять враз охватившее ее волнение. Почему он так загадочно улыбается? Зачем острый и опасный, как лезвие бритвы, взгляд пронизывает ее насквозь? Отчего она не может слова сказать, когда чувствует его на себе – даже вот так, когда не видит его обладателя?! - Так ты будешь сливки в кофе? – надо же… голос не задрожал… - Нет… - Корф подошел ближе, потерся щекой о ее золотистые пушистые волосы, обхватил рукой за талию и притянул девушку ближе. - А как ты хочешь?.. - Я?.. – он прикоснулся губами к виску застывшей в его руках белокурой красавицы. – Я хочу … вот так… Анна втянула воздух через крепко сжатые зубы, не в состоянии справиться с дрожью, когда холодная пенка взбитых сливок скользнула по щеке, дальше – по шее, вниз, к вырезу тонкого кашемирового свитера. Мужские губы следовали за сладким лакомством, собирали сливки, сводя девушку с ума. Кажется, она застонала, выгибаясь с его сильных руках, без слов требуя продолжения. - Аня, Анечка… шептал Владимир, торопливо подхватывая ее на руки. – Я понял, почему ты любишь есть мороженое зимой! Ты льдинка, маленькая острая, застывшая льдинка – и потому тебе не холодно. Я клянусь: я… я… согрею тебя, растоплю, моя холодная… снежная… сладкая… Когда Анна открыла глаза, за окнами лиловыми всполохами уже догорал ветреный зимний закат. «Черт! Я все-таки заснула! И проспала! Я же обещала маме, что в пять встретимся возле универмага и вместе поедем домой… Неужели опоздала?..» Горящие в полумраке электронные часы показывали четыре тридцать. Если поторопиться, можно успеть. В принципе времени хватало. Девушка осторожно попыталась разжать руки спящего рядом мужчины. Он не отпустил. Только крепче обнял, хрипло пробормотав: «Анечка, милая, спи, еще рано…» - легонько поцеловал ее в плечо и затих. - Какое рано??? Уже поздно!!! – Анна с силой оттолкнула его руку, соскакивая с кровати, подбирая разбросанные вещи. Владимиру понадобилось несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя. Он только присвистнул, бросив мимолетный взгляд на часы: - Ого! Увлеклись! Ань, тебя подбросить? - Ты что??? - Девушка уже торопливо застегивала пальто. – Я сама! Если мама тебя увидит… Ой-ой-ой!!! – она картинно закатила глаза и, склонив голову, улыбнулась. – Ну, пока… Дверь захлопнулась, и легкие шаги смолкли на лестничной площадке. Владимир прислонился лбом к отполированной гладкой поверхности. Ушла… Снова – как всегда… Анна… Его маленькая Анна… Владимир тяжело вздохнул, прикрывая глаза. Сколько еще продлится этот мучительный обман? Что ему мешает сказать правду девушке, без которой он не представляет своей жизни? Правду о том, как сильно он любит, на что готов ради нее пойти, как больно отпускать ее каждый раз от себя – в туман, в темноту, стужу, оставаясь наедине с беспросветным, всепоглощающим одиночеством. Это невыносимо – видеть, как она скрывается за дверью, и не иметь права удержать ее, развернуть резко за плечи, прижать к сердцу и никогда, ни на миг не отпускать… Всё это время, несколько месяцев с того самого первого дня их знакомства он пытался разобраться: в себе и своих чувствах, в ней, в безумии, вспыхнувшем между ними, которое оба не имели сил контролировать, над которым слабые люди просто не властны. Владимир медленно оторвался от двери и шагнул в кухню, нашел открытую когда-то бутылку французского коньяка, налил себе и залпом выпил. Сегодня он, наконец, понял, чего на самом деле хочет… Бережно обнимая утомленную Анну, где-то на грани сна и яви он оторвался от грубых условностей реальности, отдаваясь слепящей восхитительной мечте. И он грезил в тот миг, когда, проснувшись, девушка попыталась разомкнуть его руки – потому и не захотел ее отпустить, только сильнее прижал к себе свою любовь, свою радость, свою жену… Корф усмехнулся. Что ж, сам виноват… Если бы не глупая ревность, скрипящей ржавчиной осевшая на сердце, всё могло бы быть по-другому. С самого начала… Еще один глоток обжигающего алкоголя, еще один болезненный вздох – и мысли мчатся в ослепительный миг их первой встречи. Он увидел ее на лестничной площадке – и сразу понял: нашел свою мечту. Вот только эта мечта даже в теплый майский вечер дышала холодом зимней стужи. Презрительный взгляд прозрачных, таких прекрасных и грустных глаз, плохо скрытая неприязнь и бесконечная усталость. Скромная одежда, золотистые пряди падают на серую ткань костюма. Тонкие пальчики нервно теребят манжет, и каждая секунда, каждый миг их короткого разговора приближают расставание. А он – робеет, как мальчишка, не в силах совладать с собственной душой, собственным сердцем. Уже тогда захотелось сделать что-то сказочно-волшебное – приплыть на корабле с алыми парусами, что ли?! Да только до моря далеко – и он приехал на простом авто. Хотелось бросить к ее ногам весь мир – но пришлось ограничиться скромной платой за квартиру. Так было проще пережить мучительное недоверие в глубине родных глаз, застывшее на поверхности невыносимо ярких радужных зрачков. Такое было с ним впервые, и отчаянно пытавшаяся спастись гордость гнала прочь от нее. Дурак! Зачем он боролся с собой?! Ведь даже в ту недолгую первую встречу понял простую правду своего сердца: для него перестали существовать другие женщины. Вообще! «Дурак!!!» - Владимир снова потянулся за бутылкой и прямо с горла выпил до дна. Как же он был счастлив, увидев однажды, как она подходит к их подъезду. Наспех набросив на плечи рубашку, он выскочил из квартиры. Распахнутая дверь впустила свежесть летнего утра, еще не налитую вязким полуденным зноем. Вихрем в голове проносились вопросы: куда пригласить сегодня – в ресторан или в театр? Какие цветы подарить? Каким словам позволить слететь с губ вместо приветствия? А может… Нет, это невозможно! Это невероятно, немыслимо… Но может… прямо сейчас, здесь, на каменных грязных ступеньках упасть перед ней на колени и молить о любви? Или подхватить на руки, накрыть губы поцелуем и кружить, кружить, пока не вспыхнут, признаваясь в ответном чувстве, ее прекрасные радужные глаза?! Где-то между третьим этажом и четвертым, где-то между седьмым небом и бездной пылающего ада он услышал ее серебристый смех: - Мишенька, милый, ну я ведь уже объяснила: сегодня никак не получится! Совсем никак, правда… - и мир поглотила тьма… - Что? Завтра? Надо подумать… А куда пойдем? А, ну если дома… Я приеду. Конечно, нам будет весело! – звонкий смех рассыпался в утренней тишине подъезда, отразившись в солнечных бликах на окнах, и его осколки вонзились в сердце замершего на ступеньках молодого человека. - Конечно, нам будет хорошо, Миш! А ты что, сомневаешься? – недвусмысленный намек. Снова смех. Шаг назад, еще один… «Так, возьми себя в руки, ты же Корф, ты можешь быть каким хочешь, каким надо… Сейчас надо стать безразличным, перестать чувствовать, только и всего. Только и всего… Несколько брошенных невидимому телефонному собеседнику фраз, перестук каблучков – а потом тишина. Приглушенная трель звонка и хрипловатый голос соседки. И снова тишина. В прохладном летнем воздухе. В полумраке подъезда. В его душе. В груди, где когда-то раздавались гулкие удары сердца… От этого разговора и потянулись в сознание первые, еще несмелые ростки обмана. Когда Анна почти сдалась под напором его страсти на узком диване в гостиной уже давно купленной им квартиры, когда только случайность разомкнула его объятья – а в серых глазах любимой застыло разочарование, тревожно-щемящее ожидание и едва уловимое желание, Владимиру вдруг отчаянно захотелось заставить ее испытать его боль. - Зачем ты это сделал? Неужели тебе мало твоих подружек?! - Отчего же… Достаточно!.. Просто сегодня как раз повздорил с одной из них… Глупая малышка! Если б она только знала его чуть лучше – поняла бы, почувствовала в дрогнувшем голосе наглую, мерзкую ложь. Какие подружки? Да за время их знакомства он и не смотрел в сторону других женщин! Томно улыбающиеся красотки-клиентки не вызывали ничего, кроме отвращения. С опостылевшей за несколько последних лет вежливой улыбкой он выслушивал их, понимающе кивал головой, решал их проблемы – то серьезные и важные, то мелочные и смешные. А внутри было пусто. Вернее, там огненными всполохами горело имя Анны, обжигая сердце, испепеляя душу, еще сильнее нагревая вскипающую кровь… А потом? Корф вздохнул, уставившись в черноту за окном – непроглядную черноту зимней ночи. Пить больше нечего. Да и не хочется. Приятное тепло от коньяка растекается по телу… Потом она отказалась с ним встречаться. «Мой парень устроил мне сцену ревности…» Не находя себе места, в кошмарах и навязчивых видениях наяву он видел Анну в объятиях другого. Снова и снова!!! Им было весело вдвоем… Им было хорошо!!! Каждую ночь Владимир просыпался в холодном поту, и криком на губах застывало имя Анны. Каждое утро он клялся, что сегодня забудет ее, выбросит из головы – и каждый вечер понимал, что нарушил свою клятву. Он мог бы сотни раз приехать к ней, схватить в охапку и увезти к себе – но она ЛЮБИЛА того, другого, а ее любовь была священна… Он бы не позволил себе разрушить счастье своей маленькой Анны, он бы и впрямь никогда к ней не приехал – только судьба вмешалась в его благородные планы траурным погребальным саваном. И плачущая в его руках девушка была так близка, так желанна… Он не сдержался – будто последний подлец, И сразу же пожалел об этом, да только… «Господи, стыдно то как…» - молодой человек прижался воспаленным лбом к прохладному оконному стеклу, на котором яркими пятнами отражались городские огни. Тогда, среди боли и горечи осенней ночи, вместе с сожалением его заполонило невероятное торжество: Анна стала женщиной в ЕГО объятьях, и он никому, никогда ее больше не отдаст, из рук не выпустит! Эту клятву он не предал… Когда утром немного смущенная девушка, капризно поморщившись на принесенный в постель кофе, заявила, что пьет чай, и попросила его побыстрее убраться, пока не заявились родители, Владимир примирительно кивнул: «Хорошо, хорошо, уже уезжаю…» С порога, окинув взглядом ее точеную фигурку, соблазнительными плавными изгибами волнующую воображение, невзирая на наброшенный шелковый халатик, он улыбнулся: «Слушай, Ань, ты же помнишь: у меня сейчас никого нет… Мне… было хорошо с тобой. Может быть?..» Она согласилась. Пообещала порвать с этим своим Мишей. Напомнила, что через три дня заедет за квартплатой. Так начался их роман… Да что ж такое?! Почему, господи, почему за эти почти три месяца он так и не сказал ей о своей любви? Ведь никакое напускное безразличие не спрячет восторженного блеска в сияющих глазах, когда после долгой разлуки они встречаются под старым каштаном в городском парке. Никак не скрыть легкого трепета, замирающего на кончиках ее прохладных пальчиков от каждого его прикосновения, томительной дрожи, рожденной его поцелуями, сладкого наслаждения, заставляющего прекрасное тело в пламени страсти выгибаться в мужских руках. Так почему же она не видит, насколько ему дорога! Почему же так недоверчиво и настороженно принимает его подарки – словно в каждом ждет подвоха. Да он готов… отдать ей всё в мире, ВЕСЬ мир, а если этого мало – принести на алтарь любви своё истекающее кровью сердце: возьми, оно мне уже давно не принадлежит, если хочешь, чтобы я жил, - отдай взамен своё, не хочешь – я просто умру, потому что больше не в силах выносить эту пытку!!! Аня… Анечка… - Анна!!!! - Владимир обвел помутневшим взглядом комнату. Кажется, заснул прямо в кухне, за столом. Надо же, какой позор… На часах – почти полночь. Завтра Рождество. Вернее, почти сегодня, и горящая высоко в небе рождественская звезда весело подмигнула темноволосому красавцу. Душа снова застонала, и впервые четко оформившаяся мысль так и не произнесенным вслух желанием полетела в рождественское небо: «Господи, я больше ничего у тебя не попрошу… Пусть только она скажет «да», пусть только скажет! Я не могу больше без нее, я не хочу ее больше отпускать! Но Ты… Ты ведь и так это знаешь, Господи…» Владимир и Анна не виделись до конца праздников, и оба чуть не сошли с ума от невыносимо долгой разлуки. Как только погасло мерцание новогодних гирлянд, и пушистые сугробы в парке вновь заискрились первозданной снежной чистотой, он позвонил: - Аня, у меня к тебе… дело. Встретимся? - Как скажешь. – Ни одной фальшивой нотой девушка не выдала затопившего ее ужаса: вот и окончилась сказка, сегодня он скажет, что вам пришла пора расстаться. Что он устал. Что нашел кого-то получше. Что больше не нуждается в обществе бывшей хозяйки своей квартиры. - Владимир, ты заедешь? – голос звонкий и ровный. Почти безразличный… Идиот, она ж на работе! Не станет же Анна сейчас отвечать тебе своим обольстительным нежным шепотом?! Как назло, этот шепот зазвучал в ушах, жаром обдало воспоминание: «Владимир, Володенька, да… да… ещё…» - и перед глазами вспыхнули радужные искры. - Я заеду через час. Ты уже освободишься? – почему в его словах тугой натянутой струной дрожит тревога? Так, словно он сейчас стиснул зубы!.. Что это? Злость? Раздражение!? Боже, дай мене силы пережить этот вечер… Впервые они встретились не в парке. Собравшиеся школьники с завистью разглядывали дорогую машину, а коллеги – красавца-брюнета, галантно открывшего дверцу этой пигалице из-за рояля! Всю дорогу они молчали, и только возле дома, под сенью окутанных зимним сном акаций Владимир тихо произнес: - Анна, у меня… проблемы на работе. - Что? – она недоверчиво посмотрела в глаза мужчины, пытаясь рассмотреть его истинные чувства. Но снова не смогла. – Какие у ТЕБЯ могут быть проблемы? Ты же там лучший специалист. Ты проходил стажировку в Лондоне, у тебя ни одного проигранного дела! Корф улыбнулся: - Ну, речь не только и не столько в профессиональных качествах, как… Аня, давай поднимемся. - Хорошо… …В доме еще витал легкий аромат хвои. На столе – бокалы и красное вино, в глазах застывших друг напротив друга молодых людей – смутное ощущение тревоги. - Владимир, так что на работе? - Там… новый начальник, а у него – свои взгляды на жизнь, свои правила, свои ценности… - И … - Анна приподняла тонкую бровку, - какие ценности у нового начальства? - Семейные… - ухмылка на миг искривила его губы. – Мой новый шеф прямо дал понять, что карьерный рост обеспечен только женатым. - Ясно… - внутри всё похолодело. - Поэтому мне надо жениться. - Конечно, ты обязан построить хорошую карьеру. – Уйти, немедленно сбежать отсюда, куда глаза глядят. Он что-то говорит? - Что?.. - Ты согласна стать моей женой, Анна? Её изумленный, испуганный взгляд попытался что-то рассмотреть в его серых глазах. Увидел или нет – трудно сказать. Девушка, быстро встав, приглушенно ответила: - Я согласна. И через миг добавила: - Отвези меня, пожалуйста, домой. - Анна, не могла предупредить, что задержишься? – не скрывая раздражения в голосе, Марья Алексеевна оторвалась от экрана телевизора и чуть было не выпустила из рук какой-то старый потрепанный журнал. - Добрый вечер. – Владимир, учтиво склонив голову, улыбнулся. – Господа Долгорукие, рад встрече. - Маня, кто это? – удивленный Петр Михайлович выглянул из кухни. - Это… племянник Любаши, помнишь? – выражение лица женщины тот час приобрело какую-то фальшивую слащавость, за которой, впрочем, крылась то ли злоба, то ли зависть, то ли плохо скрытая жажда мести – именно эти три составляющие и можно было назвать основой характера матери Анны. Девушка опустила глаза – уж слишком неприятно было вот так открыть перед НИМ свой незавидный домашний мир. Корф решительно шагнул в гостиную, присел на диван и неожиданно достал из-под пальто невесть откуда взявшуюся там бутылку виски. Криво усмехнулся, отметив нездоровый блеск в глазах Долгорукого при виде напитка. - Мама, папа, Владимир подвез меня домой. – Анна с каждым мигом ощущала всё сильнее и острее воцарившуюся в комнате неловкость. – Может быть, поставить чаю? - Да… Да, конечно, сейчас. Анюта, похозяйничай! – Петр Михалыч тот час принял важный вид, раздавая распоряжения жене и дочери, однако, не отводя глаз от стоящей на столе бутылки. Когда уже в чашках задымился горячий чай, а в бокалах – янтарным блеском заискрился заграничный алкоголь, Корф улыбнулся более открыто. Уловив перемену настроения у неожиданного гостя, Марья Алексеевна насторожилась: - Владимир, вы всё-таки не пояснили, какими судьбами вас занесло в наше скромное… жилище… - Но вы ведь и не спрашивали… - темная бровь, изогнувшись изящной дугой, придала его красивому лицу еще больше шарма. – Я подвез Анну – ведь уже поздно. И у меня есть несколько вопросов, которые надо… хм… срочно уладить. - У нас? - С ВАМИ. – Нарочито подчеркнув последнее слово, молодой человек задумчиво окинул взглядом нехитрое убранство комнаты. Поднес к губам бокал, лишь прикоснулся к обжигающему горло напитку и поднял глаза. – Мои дела на работе складываются таким образом, что мне просто необходимо жениться. Тетушка посоветовала вас, как даму, сведущую в делах…подобного рода. Марья Алексеевна натянуто улыбнулась: - Ну… это правда. Я знаю многих из нашего круга… Знала… Могу посоветовать пару-тройку достойных кандидаток… Хотя едва ли… - Этого было бы достаточно, - перебил ее Владимир, - но уже поздно что-либо советовать. Я лишь прошу вас сообщить моей тете, что я сам сделал выбор. Если можно, то немедленно. - Простите, молодой человек, я не совсем вас понимаю. - Почему же? – он протянул женщине свой мобильный телефон. – Вызов уже сделан. Говорите. Долгорукая взяла трубку и ровным, насколько это было возможно, голосом, поприветствовала свою старую подругу… **** - Благодарю вас за помощь. – Корф забрал трубку, нажимая сброс. – Теперь без лишних слов предлагаю выпить за мою будущую свадьбу. - Совет да любовь! – Долгорукий радостно выкрикнул тост, нетерпеливо поднося к губам бокал, залпом осушил его и воровато потянулся за добавкой. – И кто же ваша счастливая избранница, Володя? - Ваша дочь, Анна. В голове пронеслось ироничное «Воцарилась гробовая тишина…» Владимир исподлобья разглядывал своих будущих тестя и тещу. Трудно разобрать, что на самом деле думает человек, когда на его лице застыла смесь удивления, изумления, непонимания. Предупреждая возможные вопросы, молодой человек поставил бокал на стол и раздельно произнес: - Аня уже дала своё согласие. - Но… зачем? – Долгорукая непонимающе посмотрела на него, - Зачем был весь этот фарс с телефонным звонком? - Тетя предупредила, что вы можете… Как бы это сказать… ненавязчиво сосватать меня с вашей дочерью, дабы решить свои временные финансовые трудности. Советовала быть осторожнее. Ваше объяснение, я полагаю, убедило ее в том, что наш с Анной брак к Вам лично никакого отношения не имеет. Владимир залпом допил ставшийся в чашке сомнительный растворимый кофе, быстро встал и развернулся к выходу. - Я составлю брачный контракт, который вас вполне удовлетворит, господа, а завтра вечером устроим официальное обручение. Можете пригласить друзей и родственников. Сейчас, простите, я вынужден ехать. До встречи. Пока, Аня… - в последних словах промелькнула теплота и нежность, девушка так же тепло улыбнулась в ответ и кивнула головой. Уже у выхода Владимир обернулся: - И еще одно… – его снисходительная усмешка скользнула по сидящему в обнимку с виски Петру Михайловичу, по плохо скрывающему злость лицу его супруги, по золотистым волосам любимой. – После обручения Анна будет жить со мной. Всего доброго. Морозный поздний вечер поглотил свет фар его авто, растворяя в порывах северного ветра свежий аромат мужского парфюма. - Анна, доченька, поздравляю!! – отец, уже неплохо поддатый, полез с поцелуями и объятьями. - Ну и что этот молодой нахал о себе думает? – резкий голос матери немного отвлек Анну от размышлений. - Ты о чем? - Мне показалось, или он обвинил меня в том, что я могу дочь родную продать первому встречному?! - Мам, успокойся, полагаю, он не то имел в виду. - Что тогда? И как ты вообще согласилась?! - Ма-мааа… - девушка протяжно выдохнула и отвернулась к окну. – Он же помог нам. И теперь я ему согласилась помочь. Только и всего. - Только и всего?... – бросив взгляд на продолжающего попивать виски мужа, Марья Алексеевна подошла к дочери и мягко обняла ее за плечи: - Моя бедная девочка… Бедная девочка… - такими близкими, такими родными они с матерью еще никогда не были. Весь следующий день прошел в тревожном ожидании, а вечер буквально утонул в сиянии счастья. Душа Анны взлетала выше, чем огни фейерверка, глаза блестели ярче, чем бриллиант на подаренном Владимиром кольце. Наверное, ее наполненное восторгом сердце преобразило даже старенький дом, делая его просторным, роскошным и праздничным. В отличие от других, они с Владимиром почти не танцевали. Но постоянно были рядом, в полголоса обсуждая присутствующих. Ее серебристый смех согревал его душу, его шутки заставляли забыть некую неловкость, волнение, смешанное с радостным звоном хрусталя, и вернуться на пару лет назад, когда подобные вечеринки и множество гостей были привычным и обычным явлением в доме Долгоруких. Часы пробили десять, когда Корф, нетерпеливо обняв ее за талию, прошептал: «Аня, нам пора. Ты собрала вещи?» «Й-йя? Да…» - непонятно отчего, девушку охватила паника, так будто она… сейчас впервые… едет к нему. Прерывистый вздох слетел с губ, тело вздрогнуло, и сердце холодными льдинками сковал страх. Владимир словно почувствовал это и приободряющее улыбнулся: «Ни о чем не переживай!» Анна прищурилась в ответ, лукавый взгляд серых глаз, переливающихся радужными огнями в свете люстры, сделал ее еще прекраснее. «Подожди, Володь, я сейчас…» Уже давно за окном, шумя и торопясь, занимался своими обычными делами новый день: рассыпал по мостовым поземку, покрывал инеем тонкие ветви вечно грустящих берез и колючие – медовых акаций, улыбался солнечными лучами и тут же хмурился тенью вдруг налетевших туч. Анна проснулась и, не желая даже открывать глаза, сладко потянулась в постели. Впервые она могла никуда не спешить, ни от кого не скрываться, ни от чего не зависеть, а просто лежать на шелковых простынях, купаясь в нежности и ласке любимого мужчины. - С добрым утром, моя маленькая… - его горячие губы прикоснулись к щеке, потом к уголку рта, чуть ниже – к шейке, и замерли, словно ожидая ее ответа. - С добрым утром… - Анна тихонько засмеялась и прижалась к Владимиру. – Только, сдается мне, утро уж давно закончилось. - Разве? – он удивленно посмотрел в окно. – Надо же! Я не заметил… Наверное, на что-то отвлекся… - На что? - На что-то важное. Может быть, на это?.. – его рука коварно скользнула под одеяло, пальцы пробежали по теплой гладкой коже, возбуждая и сводя с ума их обоих. Вчера Анна так и не успела разложить вещи. Если уж на то пошло, единственное, что она успела, прежде чем забыла собственное имя, это хрипло прошептать: «Володенька, не здесь…», а последним, что запомнила, было его «Как скажешь…» А дальше была только сказка… Её сбывшаяся сказка – и он рядом, с ней, только с ней. Какая разница почему!? Он сказал, что никакой другой женщине не предложил бы стать его женой. Что она одна, и кроме нее, ему никто не нужен. Не это ли главное? Не это ли счастье – то самое, настоящее, о котором Анна всегда мечтала?! - Аня… Мысли и воспоминания замерли от звука его голоса. - Что, Володя? - Аня, я хочу, чтобы ты знала… Я очень… очень… хочу, чтобы ты была рядом со мной. Анна, я… - он замолчал, не то испугавшись слов, чуть не сорвавшихся с губ, не то засмотревшись в ее глаза. Девушка обняла его за шею, притягивая ближе. - Владимир, почему ты называешь мои глаза радужными? – не смогла подавить смешка. - Они что, разноцветные? - Глупенькая… Нет! Они – волшебные, а радуга для меня с самого детства была воплощением самого прекрасного в природе волшебства. Анечка, я… Телефон зазвонил очень некстати. Анна повернулась на звук, чуть не кусая губы от обиды на свою судьбу, но Владимир обнял ее еще крепче, кончиками пальцев прикоснулся к подбородку девушки, поворачивая нежное личико к себе: - Пусть звонят. У нас найдутся дела поважнее… - А если там… - На автоответчик надиктуют, я потом всё решу. Аня… Именно в этот миг и включился нехитрый аппарат. После звукового сигнала взволнованный женский голос попросил: «Володя, если ты дома, возьми, пожалуйста, трубку». Молодой человек нахмурился: - Мама? «Володя, с отцом… беда» Он подхватил трубку в последний момент перед тем, как Вера Корф собиралась отключиться: - Мамочка, я слушаю. Что произошло?.. Анне практически не был знаком этот хмурый взгляд. Когда Владимир смотрел на нее, его зрачки переливались лучистым серебристым блеском – то светлые, серо-голубые в солнечный день с отраженной в них небесной синевой, то бездонные, как колодец, потемневшие от страсти. Но никогда раньше она не видела Корфа таким. - Володя… - девушка села на кровати, дотронулась до его руки, пытаясь рассмотреть выражение его лица. Он молчал, и сведенные, будто от боли, брови, нахмуренный лоб, сжатые губы выдавали сковавшие его напряжение и досаду. Анна замерла, опасаясь, что, сказанные сейчас, любые слова могут показаться ему лишними. Она почти убрала руку, когда его пальцы, обхватив ладонь, переплелись с ее тонкими прохладными пальчиками. Владимир сел рядом, не отпуская ее, прикоснулся губами, согревая руку: - Ты замерзла, Анечка? Почему пальчики такие холодные? - Это потому что без тебя… - она грустно улыбнулась. – Что-то случилось? - Да… - Владимир чуть помедлил, вздохнул глубоко и тяжело, будто пытаясь сбросить неведомый груз, но так и не имея сил это сделать. – Мой отец в больнице с сердечными приступом. - Какой кошмар!.. – Анна обняла его за плечи, прижавшись щекой к его щеке. - А знаешь, что хуже всего? В нашу последнюю встречу мы очень повздорили. Я буквально хлопнул дверью – и с тех пор даже не звонил. Говорил только с мамой. А ему… ему и привет не передавал! Девушка неодобрительно покачала головой: – Но ты должен к нему поехать, быть рядом хотя бы сейчас. - Согласен. - Тогда в чем дело? – почувствовав, как Владимир напрягся, она отпрянула от него, пытаясь прочитать во взгляде и понять причину этой боли. - Дело в том, что… Аня, мои родители живут в Лондоне. Если я поеду туда сейчас, ты… останешься здесь. Я не могу… - Молчи, не говори ничего! – прикрыв его рот маленькой ладошкой, Анна улыбнулась. – Ты поедешь туда, потом вернешься. Домой. Ко мне… - заветные слова, произнесенные почти шепотом, отозвались лунным эхом в сердцах, уже давно открытых друг для друга… - Когда ты будешь дома? – Анна торопливо поцеловала жениха в щеку, зная, а вернее чувствуя, что долгое прощание лишь усилит горечь разлуки. - Я позвоню тебе, когда приеду. Смотря, как там отец. - Поддержи мать! - Естественно. - Поговори с врачами, расспроси обо всем. - Аня! – он рассмеялся. – Ну конечно поговорю… Моя маленькая, я скоро… Дверь хлопнула, прощаясь с хозяином. Он ушел очень быстро. Слишком быстро, чтобы успеть подумать еще раз и, отказываясь от всего остального, выбрать Анну, остаться с ней и никуда не ехать. Он ушел, потому что действительно мог так поступить, совершенно сойдя с ума от своей любви, и тогда его девочка не поняла бы, огорчилась и не простила бы ему этой черствости. Уже вечером позвонил, и даже сотни километров не скрыли, не уменьшили страдания в его голосе. - Анечка… милая, я должен… Мне придется здесь задержаться. - На сколько? – сдерживая дрожь – и в пальцах, и в тихом голосе, Анна присела на диван. - Думаю, недели на три. Ты слышишь, Аня? - Владимир, не переживай. Оставайся, сколько надо. - У меня не так уж много времени. Наша свадьба через два месяца. Постараюсь уладить все дела как можно быстрее. - Володя, не думай о свадьбе! – стискивая ладонь в кулак так сильно, что ногти впились в кожу, она улыбнулась. – Твой шеф подождет… - Да при чем здесь шеф?! Я не хочу, чтобы ждала ты, Анечка!.. – может, она и ошиблась, но девушке показалось, что даже там, в далекой чужой стране, любимый увидел ее улыбку и прикоснулся к ней губами, словно целуя сидящую на диване в его квартире невесту… Только вернуться слишком быстро не получилось. Отец лежал с инфарктом, Вера Дмитриевна постоянно находилась с ним, а Владимир разбирал дела. Их накопилось слишком много. Услышав в телефонной трубке, как приговор своим мечтам «Я буду не раньше начала марта», Анна вздохнула: ну почему ТАК?! Всегда ТАК, всегда одно и то же: разочарование и слезы, вместо исполнения желаний. Зеркальная поверхность книжного шкафа отразила ее грустное лицо. «О чем ты плачешь?» в немом вопросе застыли книги за стеклом. «Не надо печалиться…» - пропели клавиши ее старого рояля. Оставленный здесь, в квартире, как неуместная в новом доме, непозволительная роскошь, он долго стоял, ожидая свою маленькую хозяйку, и вот теперь, радуясь ее возвращению, пытался утешить и ободрить… Смахнув непрошенные слезинки, Анна улыбнулась: когда-то всем для нее была музыка, и в серости будней она не раз мечтала вернуться сюда, прикоснуться пальцами к черным и белым клавишам. Тогда казалось, что все тревоги и печали уйдут, повинуясь всесильным чарам музыки. Но и они, увы, не справятся с тоской одиночества, когда любимого нет рядом, и не знаешь, когда он вернется… Февраль разбросал за окном чернильные пятна первых проталин, хотя ночные морозы еще сковывали мир своими крепкими объятьями. Нынешняя пятница была коротким днем: уроки по полчаса, радостное возбуждение и праздничные открытки, смущенные старшеклассницы, прячущие под партой кем-то подаренную розу – одним словом, день всех влюбленных. Вволю насмеявшись на работе от историй старого физика, рассказанных за коротеньким фуршетом в учительской, Анна приехала домой. Прослушала автоответчик: пара звонков от матери, Лиза пригласила в гости, портниха перезвонит в воскресенье вечером по поводу свадебного платья. И всё. Тишина. Пустота. «Он занят, ему просто некогда!!!» - твердит доверчивое сердце. «Какая ж ты глупая…» - пеняет колкой иронией разум. «А ты сама хоть раз сказала, как он тебе нужен? Как он тебе дорог?» - просыпается совесть. Снова она… Последнее время что-то зачастила. Нервно сжав голову ладошками, Анна села на краешек кровати. «Но он мне тоже никогда ни слова не сказал… Ну и что, что не обо всём нужно говорить!? А я хотела, ХОТЕЛА это услышать…» Воспоминания вперемешку со слезами – выплаканными и спрятанными в душе – тупой болью отзываются в висках. Надо прилечь, поспать… Тело само просится прильнуть к прохладным простыням. Но какая же непомерно большая, слишком широкая, ужасно пустая кровать, когда его нет рядом. Уже почти сквозь сон, сквозь легкую дремоту, наброшенную на сознание, словно ажурная полупрозрачная накидка, ее губы прошептали: «Владимир…» «Я здесь, моя хорошая…» - прошептали в ответ его губы. Анна не сразу поняла, что он на самом деле рядом. Очнулась только от прикосновения горячей ладони к неприкрытой коже бедра. - Анечка, сладкая моя девочка… - его губы скользили вслед за руками, целуя всё жарче и бесстыднее, дыхание срывалось, обжигая кожу, его шепот казался наваждением. - Володенька… - Анна качнулась ему навстречу, больше всего сейчас желая полностью отдать ему себя, забрав взамен так же без остатка его самого. - Как же я скучал по тебе, с ума сходил без тебя, Аня, родная моя, малышка… - всё крепче и крепче он обнимал ее, пытаясь каждым прикосновением, каждым движением открыть правду, которую боятся произнести губы, - рассказать о своей любви. Может быть, она бы и ответила ему, но, сдерживая в срывавшемся дыхании тихие стоны, Анна только сильнее прижималась к мужчине, ни слова не говоря. Уже потом, придя в себя после очередного безумного поцелуя, она прошептала: - Мне было плохо без тебя… Владимир улыбнулся в ночную темноту, освещенную только жаром до сих пор горящей в их телах страсти: - Я знаю… Прости, что не предупредил… Я просто до конца не был уверен, получится ли выбраться, а не хотелось заставлять тебя ждать напрасно. К тому же мне придется уехать назад через два дня… - Ничего… - прикрыв глаза, Анна с наслаждением вдохнула его миндальный запах. – Ты такой теплый… И не скажешь, что с мороза… - А я уже успел сходить в душ… Девушка резко поднялась, садясь на постели. - Как в душ? Когда же ты приехал? Почему меня сразу не разбудил??? - Льдинка, не злись… - его руки, обхватив за талию, быстро вернули ее в горячие объятья жениха. – Ты так сладко спала… Мне стало жалко тебя будить… Решил, что смогу поздравить тебя и завтра. - А потом?.. – Анна потерлась носиком об его подбородок, и ее приглушенный шепот стал похож на голосок маленькой пушистой кошки. – Почему потом разбудил? - Анюта… Когда ты так мурлычешь, я теряю голову… - неужели она действительно увидела, как вдруг вспыхнул в темноте его взгляд!? - Так почему?.. – на самом дне ее глаз, таких сияющих и лучистых, глаз, которые Владимир всегда любил называть радужными, замерцали искорки лукавства. - Ты позвала меня… - от его обольстительного баритона легко и приятно закружилась голова. – А я такой слабый – не смог устоять… - Хорошо, я успею подать апелляцию до понедельника. Но мне необходимо знать точно, где и с кем он находился в ночь, когда произошли эти события. Иначе никак невозможно… Черт! – выругавшись, Владимир резко притормозил. Ох уж эти мобильники: разряжаются в самый неподходящий момент. А звонок срочный, нет времени ждать, пока он доберется домой. Как можно быстрее нужно разобраться с делом. У него всего две недели, а потом… Молодой человек прикрыл глаза. Потом их с Анной свадьба… Когда он приедет за ней к Долгоруким, то прикоснется губами к белокурым локонам, нежно обнимет свою красавицу и скажет, наконец, заветные три слова, так долго томившиеся в его душе. «Я люблю тебя, Аня» - тихо прошептали губы. Хлопнув дверцей, Владимир огляделся. Кафе на углу – наверняка оттуда можно сделать звонок, хорошо хоть номер известен! Да и потом чашку кофе выпить не помешает. С утра пришлось так быстро ехать в контору, что даже позавтракать не успел. Зато… успел поссориться… с отцом. Иван Иванович позвонил из Англии и долго высказывал свое отношение к сыну вообще и его быстрой женитьбе в частности. Отец, отец… Ловко же он умеет испортить настроение. Прежде чем повесить трубку, Владимир не удержался и прокричал, что старший Корф не имеет права вмешиваться в его судьбу – ведь раньше предпочитал держаться в стороне от его жизни. Уж лучше вообще не заводить детей, если так к ним относиться! Хорошо еще, что хоть Анна не слышала всего разговора… Да какая разница, что Иван Иванович присмотрел сыну выгодную партию, как он не понимает, что, кроме Анны, Владимиру никто не нужен!!! В зале было приятно тепло и немного мрачно, солнце развернулось на запад, и легкий сумрак, словно табачный дым, повис в помещении. Владимир присел у стойки бара. - Пожалуйста, кофе и телефон. Разговор был коротким – ведь основное уже выяснили. - Благодарю. - Бросив мимолетный взгляд на счет, он вынул пару купюр и сразу расплатился, залпом выпил кофе и направился к выходу, на ходу застегивая пальто. За столиком у окна, развернутым так, что лиц занимающих его посетителей не было видно, всхлипнула девушка, и уверенный мужской голос успокаивающе произнес: - Ну не надо, не надо, Аня, не плачь, Анечка… Девушка шмыгнула носом: - Мишенька, что мне делать? Я так больше не могу… Этот голос, с растворенной жгучей болью, с терпким привкусом то ли вины, то ли отчаянья… Корф узнал бы его из тысячи других, даже похожих, даже ТАКИХ же голосов. Это была ЕГО Анна!!! Перед глазами враз стало темно. Словно ночь. Словно бездна, поглотившая без остатка его сознание. Будто кто-то всемогущий взял и выдрал его сердце из груди, как ураган выдергивает из земли деревья – нещадно, безвозвратно, отрывая корни, лишая возможности жить… Всё стало неважным и ненужным, всё забылось, кроме одного: Анна с этим… Михаилом… Наверняка, тем самым, с которым встречалась до их… романа… «Аня, Аня, зачем, почему ты?..» Мысль не успела завершиться. Все слова и звуки растворились в нечетком гуле. В виски с силой ударила отравленная ревностью кровь. Не разбирая дороги, Владимир выскочил в открытую кем-то дверь, а девушка и молодой человек за столиком даже не заметили этого. **** - Аня, возьми себя в руки, успокойся. – Михаил сжал маленькую ладошку, не зная, что еще сказать. – Аня, ты не должна волноваться. Это вредно! - Да… Я знаю… - она всхлипнула, судорожно глотая воздух. В кафе вдруг стало так душно, что захотелось бежать отсюда как можно быстрее. Она рванулась, подхватив верхнюю одежду, но он не пустил, вновь усадил девушку на стул и подал стакан с минералкой. - Выпей, – повелительный тон вовсе не вязался с этим мягким и спокойным парнем. – И расскажи, почему ты так решила. - Я услышала, как он говорит с отцом. Он сказал, что не хочет… никогда… Миша, я не знаю, что делать… Анна снова расплакалась, и Михаилу ничего не оставалось, как, обняв ее за плечи, прижать к себе, вздрагивающую и растерянную. В последнее время им редко удавалось встретиться: его частые командировки не позволяли. И как только Лиза это терпела – с ее-то взрывоопасным характером! Они такие разные – Лиза и Анна, ни по чём не скажешь, что сестры, хоть и двоюродные. В Лизу он был по уши влюблен еще со студенческой скамьи, но по-настоящему понимала его только Анна. Она была другом, советчиком, она всегда помогала справиться со своей взбалмошной сестрой. Сегодняшняя встреча оказалась случайной. Но как же кстати свела их рука судьбы! Только окончив сложную операцию, доктор Репнин направлялся в свой кабинет. До конца дежурства оставалось несколько минут, а потом – радость законного отдыха. Вдруг вышедшая из кабинета девушка медленно начала сползать вниз по стене. «Что с вами? – начал было Михаил и осекся. – Анна? Ты?» Она еще долго не могла ничего объяснить, плакала у него на плече, потом успокоилась и рассказала обо всем, что происходило последнее время. И вот, позвонив Лизе и сообщив, что немного задержится, он решил побеседовать с ней здесь, в кафе. Ну, ей богу, не отпускать же ее домой в таком ужасном состоянии! - Ань, не плачь. Вдохни глубоко, еще раз, вот… Теперь посмотри на меня. И скажи: почему ты думаешь, что этот… твой… Владимир не хочет ребенка. Вы же собирались пожениться. Он так и сказал, что не хочет? Анна отрицательно помотала головой, отбросив с лица намокшую золотистую прядь, такая маленькая и слабая, но в то же время очень сильная, она уже перенесла слишком много, чтобы вот так просто поломать себе жизнь из-за какого-то негодяя. - А что он сказал? - Миш, он еще не знает. И я не знаю, как ему сказать. Наш брак – это … нужно ему, а дети… наверняка не входят в его планы. Владимир говорил об этом с отцом. - Мне кажется, ты должна как можно быстрее сообщить ему. Если он потребует от тебя… - Ты что? Он никогда… - девушка запнулась, подбирая слова, потом прямо взглянула в светло-карие глаза сидящего напротив мужчины. – Я очень люблю его. И знаю, что дорога ему. - Тогда чего ты боишься? - Что он расстроится… - грусть отразилась в серых зрачках, горькая улыбка скользнула по лица красавицы. – Я сделаю для него всё, что попросит, но от ребенка избавиться не смогу. Никогда… - Правильно, сестренка. Держись. Если что – я помогу тебе, Лиза всегда поддержит. Михаил поднялся вслед за девушкой, оплачивая счет, и придержал дверцу. - Бросила б ты его, Аня. Она только снова улыбнулась, приподнялась на цыпочках, прикоснулась к его щеке морозным холодом губ. И ушла в весенний туман – одна в своей гордости, в своей выстраданной и непонятной, первой и последней любви. Она шла по центральной аллее парка, перебирая в памяти недолгие и нечастые минуты, когда была по-настоящему счастлива. Каждую из них Анна разделила с Владимиром. Что ж получается? И не была она в жизни счастлива, и не жила под прозрачной небесной синевой ДО него, БЕЗ него?! - Анна Петровна… Гуляете?.. – в низком голосе, таком родном и в одночасье таком далеком, была слышна ирония, насмешка, бьющая в сердце, как пуля – навылет. Она развернулась, и за короткий миг слезы высохли. - Владимир … Иванович? - Вроде, с утра был он… - мужчина хрипло рассмеялся, пола небрежно расстегнутого пальто скользнула по весенней грязи. – Надо, же, меня еще помнят. - Владимир, - он никогда с ней таким не был. И Анна испугалась этой злости, застывшей в глазах, укрывшей от нее, будто темнотой сумерек, его сердце. – Что случилось? - Ни-че-го… - Корф достал из кармана сигарету, попытался прикурить, но не вышло. Огня не было… - Владимир, ты что, пил? – Анна пристально всматривалась в его лицо, не в силах понять или объяснить что-либо. - Нет. – Его беззаботный тон никак уж не вязался с горечью, промелькнувшей во взгляде. - Вот и славно. Идешь домой? - А ты? - Чуть склонив голову, Владимир посмотрел на девушку, с именем которой на губах и в сердце просыпался, засыпал, жил с их самой первой встречи. - Я тоже иду домой. – Анна шагнула назад, отшатнувшись от его вспыхнувших глаз. - Домой? – Владимир зло прищурился. – К нему? - К нам. Почему ты смеешься? - Да потому, что НАС нет! И не было никогда, что молчишь? Иди – к нему, куда хочешь, к кому желаешь! Едва ли понимая, о чем говорит, Владимир выкрикивал обидные слова – с отчаяньем, на которое способен только приговоренный к смерти преступник. Где-то внутри него душа тихо стонала: «Ну почему ты молчишь, Аня? Ответь мне, скажи, что я не прав…» Она не сказала ни слова – просто ушла в моросящую прохладную темноту. Какой-то миг, почти неощутимый, но бесконечный, он смотрел, как она растворяется в ночи, и понимал, что, несмотря ни на что, не должен, не может, не имеет права ее отпустить. - Господи!!! Да что ж это такое!? Анна, Анечка! – он рванулся за ней, схватил, прижимая к своей груди. – Даже если ты хотела уйти сейчас к нему, я не могу тебя отпустить, ты пообещала стать моей женой, ты дала слово, Анна, и мы поженимся, слышишь!? Я не отдам тебя ему, не отдам!.. Он затих, всматриваясь в ее лицо, и лишь сейчас, при свете только зажегшихся фонарей, понял, что она плакала. Мокрые дорожки успели высохнуть на нежных щечках, но глаза уже мерцали и переливались, поддернутые пеленой новых слез. Наконец она почти беззвучно произнесла: - К кому – к нему? - К этому Михаилу… В уголке сладко-соленых губ застыла почти незаметная улыбка, промелькнувшая по лицу призрачной тенью. - А если с ним мне будет лучше? - Не будет. – Владимир бережно сжал ладонями ее лицо. – Он не сможет любить тебя сильнее, чем я, Аня… - Откуда ты знаешь? - Просто… сильнее уже невозможно… Анна обхватила тонкими пальчиками его запястья, всем телом прижимаясь к нему, боясь поверить в то, что мгновение назад услышала, но всё же понимая, что это правда. Прекрасная и такая ослепительная, что в состоянии озарить и согреть даже эту промозглую мартовскую вечернюю мглу. - Тебе не стоит беспокоиться о Мише, - она шмыгнула носиком, и тут же ощутила, как он напрягся. – Это всего-навсего муж моей сестры. - Но ты же… С ним – там, в кафе… Разве не он был твоим парнем… - Володя, я никогда не любила, я никогда не буду любить никого, кроме тебя… Володя, я… Но слова растворились, исчезая в поцелуе, требовательном, сладком, долгожданном – такой бывает только раз, когда впервые встречаются губы, только что прошептавшие «Люблю…» Владимир долго не мог оторваться от невесты, не замечая ни времени, ни всё сильнее моросящего холодного дождя. Анна тоже ничего не видела, укрытая от всего мира его теплыми и сильными руками, согретая его дыханием и горячим шепотом. «Я люблю тебя, люблю, люблю…» - твердила она без конца, и в засыпающем парке, будто эхо, его голос возвращал ей эти слова. Немного придя в себя, они огляделись, и девушка хихикнула, смахивая с ресниц счастливые блестящие слезки: - Надо же, наша скамейка. Владимир кивнул: - Верно. Но здесь хорошо есть мороженое в мороз, а в дождь лучше быть дома! – И, подхватив ее на руки, радостно закружил. Редкие прохожие удивленно и взволнованно поглядывали в их сторону. - Володя, перестань! - обхватив любимого за шею, Анна прижалась к нему, мечтая побыстрее оказаться в их квартире... Он был невозмутим: - А что такое? - Неудобно. Люди смотрят… - Люди? – он хитро улыбнулся, и в серых глазах заплясало маленькими огоньками пламени мальчишеское сумасбродство. – Мне кажется, люди смотрят потому, что не знают главного. - И чего же? - Что я люблю тебя… - тихо прошептал он, а потом вдруг выкрикнул – на весь парк, а, может быть, и на весь мир: - Я ЛЮБЛЮ АННУ!!!!! - Сумасшедший… Какой же ты у меня сумасшедший!... – Анна провела рукой по растрепанным черным волосам, пригладила челку, прикоснулась кончиками пальцев к его красивому лицу. – Володенька, поехали домой… Уже в салоне автомобиля, Корф серьезно посмотрел в глаза любимой: - Ань, я хочу, чтобы ты бросила свою работу. - А чем же я буду заниматься? - Дома сидеть… - Не бурчи! – она рассмеялась. – А… Ну да, у тебя ведь после свадьбы откроется перспектива карьерного роста… - Глупенькая, неужели ты и впрямь поверила, что мне нужна жена для этого? Вздохнув, он легонько поцеловал ее, у самых губ снова прошептал: «Глупенькая ты моя, глупенькая…» - и, возвращаясь к начатой теме: - Займешься тем, чем хочется. Помню, ты мечтала вернуться в консерваторию? Это легко устроить. Анна улыбнулась: - Ну… В любом случае, это можно устроить не раньше нового учебного года, не раньше сентября, так? Он кивнул: - Раньше я тебя и не отпущу. Ты снова смеешься… Что такое, Аня? - Ничего, любимый, правда… - ее сердце уже пело, выводя на клавишах души самую прекрасную в мире мелодию счастья, написанную любовью в нотной тетради судьбы. – Просто в сентябре мне будет не до консерватории… - В каком смысле, солнышко? - Да… так… Дома расскажу. – Анна обворожительно улыбнулась жениху. – Стало быть, я уже не льдинка? Владимир внимательно взглянул на нее, сжал в руке пальчики и поднес к губам: - Вроде, оттаяла… Машина тронулась с места, унося Владимира и Анну к жизни, освещенной, благословенной их взаимной, разделенной любовью. А вмиг потеплевший мартовский дождь всё смывал и смывал с парковых аллей последние напоминания о зимней стуже. Весна обещала быть ранней, теплой, солнечной, и она уже пьянила обещанием медового аромата молодых акаций… Конец