главная библиотека архивы гостевая форум


Музыка любви
Автор: Скорпион
Рейтинг: PG-13
Герои: Анна, Владимир, Александр
Пейринг: ВА
Время: наше
ПОСВЯЩЕНИЕ: Рондочку поздравляю с ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

- Ну и где он? – молодой человек с темными волосами, небрежно, стряхнув пепел в урну, повернулся к собеседнику. – Снова играет в продюсера? Кто на сей раз?
Второй брюнет немного повыше ростом пожал плечами:
- Вроде, какая-то певичка. И откуда Алекс их только набирает! А что тебе от него надо?
- Разговор есть. Серж, принимай смену.
Сигарета полетела прямо на тротуар, и несколько искорок вспыхнули в ночной темноте. Писарев только кивнул вслед удаляющемуся товарищу.
Для посетителей новый клуб был закрыт до субботнего вечера: персонал еще сновал туда-сюда, проводя последние приготовления, проверяя, все ли в порядке и на своем месте.
- Владимир Иванович, босс у себя в персональном покое! – отчеканил бритоголовый охранник, наблюдающий за погруженным в полумрак основным залом.
Корф похлопал подчиненного по плечу и, отдав пару-тройку распоряжений, свернул в небольшой проход за барной стойкой. Узкий коридор был освещен всего лишь несколькими не слишком мощными лампочками, потому косые электрические лучи, падая в темноту, не разгоняли ее, а как-то зловеще усугубляли, подчеркивая резкие очертания находящихся вокруг предметов и глухую безысходность стен. Музыка, на полную громкость включенная в основном зале, здесь практически не была слышна – ничто и никто не имеет права отвлекать босса, нарушать его уединение. Именно в его персональный покой и вел этот мрачноватый коридор.
Утопающая в помпезной роскоши комната, в которой сейчас, собственно, и находился Романов, вовсе не служила ему рабочим кабинетом. Здесь было нечто наподобие приемной – места, где Алекс принимал, прослушивал и просматривал девушек: молоденьких актрис и моделей, танцовщиц, готовых на всё ради того, чтобы задержаться в столице, во что бы то ни стало, – всевозможных красавиц, не обремененных высокими моральными принципами, а оттого весьма легкодоступных. Владимир слишком хорошо знал эту публику. И знал, для какого рода вечеров и приват-показов отбирает молоденькие смазливые мордашки его бывший друг, а ныне – строгий работодатель, у которого Корф числится вот уже второй год начальником службы охраны. Не то чтобы он осуждал Романова. Не так давно Владимир и сам был не прочь позажигать всю ночь напролет с кем-то из подобных красоток. Благо, материальное положение и беспечная юность позволяли играть в эту ничего не значащую, ни к чему не обязывающую любовь. Но потом всё изменилось. Круто развернувшись, жизнь прокатила его на всей скорости по мокрой грязной дороге. Прокатила больно. До крови разбивая тело на частых ухабах. И лишила всего, что он имел, и всех, кого любил. То ли случайность, то ли насмешливая ухмылка судьбы – и Владимир Корф, гордый независимый красавчик с аристократическими чертами, бархатным обольстительным голосом и славой плейбоя-сердцееда, оказался здесь.
Молодой человек замер перед последней дверью в самом конце коридора. Оттуда лились мягкие звуки джаза – Алекс почему-то считал, что эта мелодия по-особенному действует на девушек, – и дурманный аромат ванильных свечей наполнял воздух, проскальзывая в крошечную щелку. Ладонь медленно потянулась к резной бронзовой ручке, Владимир хмыкнул едва слышно и поморщился. Итак, сегодня певичка…Очередная безголосая вертихвостка, норовящая пристроиться в модное заведение с помощью своих женских чар? А, возможно, неопытная дурочка из провинции, с наивным взглядом, широко распахнутыми глазами взирающая на Александра Николаевича, аки на восьмое чудо света и воплощение бога на земле? В принципе, могло быть и то, и другое. Корфу многое довелось повидать в этих стенах. Да только заканчивались такие встречи всегда одинаково: выход из персонального покоя Романова-младшего лежал через постель. Бесшумно выдохнув, Владимир небрежно постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.
- Саш, есть дело. Кое-какие размышления по поводу безопасности во время завтрашнего открытия. Выслушаешь? А то я уже уезжаю. – Он вскинул брови, сверху вниз смотря на хозяина клуба. Холеное лицо Алекса передернулось от злости – он терпеть не мог подобной фамильярности, даже если дело касалось Корфа. Особенно, если это был Корф.
- Владимир, нельзя ли в другой раз? Я… несколько занят! – Романов машинально запахнул на груди полы кожаного пиджака и вальяжно раскинулся в мягком кресле, забросив ногу за ногу. Острые лакированные носки его сапог блеснули немного надменно неприкрытой безвкусной помпезностью. Владимир закатил глаза.
- Простите, что мешаю, - робко донеслось со стороны, из другого угла комнаты. – Александр Николаевич, вы уже приняли решение?
Корф повернулся на нежный голос…
Будь он неопытным юнцом или неисправимым романтиком – прямо там упал бы к ногам маленькой хрупкой богини в простеньком сарафане, смущенно сжимающей в руках смятые листы и сумочку. Но его выдержки хватило, чтобы торопливо отвести взгляд и выдавить из себя скупые слова извинений. Пользуясь повисшим молчанием, Александр небрежно махнул ладонью:
- Знаете что, Анечка? Приходите-ка завтра утром.
- Сюда? – неуверенно поинтересовалась девушка.
- В клуб… - молодой человек ослепительно улыбнулся. – Сегодня мы… мило побеседовали, а завтра хотелось бы увидеть… вернее, услышать ваш дивный голос.
В интонации мужчины призрачной тенью проскользнули хищные нотки – так матерый волк довольно урчит, загоняя в ловушку ничего не подозревающую добычу. Владимир помимо воли стиснул зубы, отходя к окну. Сейчас бы закурить… Но едва ли Романов будет в восторге. Он не слишком любит, когда грубый табачный дым смешивается с фимиамом дорогих благовоний. Корф не повернулся и тогда, когда, вежливо попрощавшись, прекрасная незнакомка покинула комнату. Но приглушенный стук ее каблучков еще долго мелкой дробью бил по сердцу: «Анна, Анна, Анна…» Ее чистый запах до сих пор витал в воздухе, и никакой приторной ванили не было под силу избавиться от него. Вдыхая воспоминания полной грудью, Корф даже не сразу расслышал слова босса.
- Прости, Саш, задумался, - небрежно бросил он на очередное обращение. – Так я вот по какому поводу…

***
Может ли мир померкнуть – провалиться в зияющую страшную бездну, куда никогда, ни за что не проникнуть солнечным лучам? Может! Это Владимир понял в тот самый миг, когда увидел небесного ангела в обители порока и разврата.
- Черт! – выругался Корф, припарковываясь у своего подъезда. – Никогда не слыл образчиком морали, а теперь говорю как заправский пуританин!
- Значит, она тебя задела! – философски раздался в крошечном наушнике безапелляционный комментарий Сергея Писарева.
Владимир тряхнул головой, словно пытаясь скинуть это непонятное наваждение.
- Задела? Скажешь тоже! Да я видел ее пару секунд.
Мобильный ответил смехом:
- Ну да! А потом всю дорогу, вместо того, чтобы в деталях продумать план расстановки охранного персонала во время завтрашнего открытия, ты говорил только о ней!
- Неужели? – Корф сам поразился неуверенности в собственном голосе. Но Писарев, хохотнув еще пару раз, не удостоил его ответом, и вскоре отключился, оставив друга один на один с мимолетным образом, так глубоко запавшим в душу за почти неуловимый, кроткий, оборванный чужим присутствием миг случайной встречи.
Утро ворвалось внезапно слепящим светом из распахнутого еще ночью окна – начало нового дня капельками осевшего тумана дрожало на ветвях. Молодой человек вскинулся на широкий кровати, судорожно вдыхая свежий прохладный воздух. Сегодня он должен быть в клубе лишь перед открытием, но поедет утром. Бесспорно… Ведь должна придти она…

Он появился внезапно, и отвлекшаяся на утренний кофе охрана едва успела подхватиться, приветствуя начальника. Корф быстрым шагом миновал барную стойку, кивнул официантке принести бокал сухого вина и поспешил к сцене. Там под негромкую музыку Алекс Романов уже при костюме от Armani и со своей фирменной голливудской улыбкой обсуждал что-то важное по мобильнику, прикрикивая на собеседника. Ловить на себе презрительный взгляд Романова совершенно не хотелось, и Владимир притаился в углу у задрапированного окна, скрытый сумраком тени.
Вдруг музыка заиграла в другом ритме. Размеренно-плавные, ее звуки потекли полноводной рекой, опутывая и завлекая, маня в сладость незнакомых далей, откуда можно не вернуться, запутавшись в туманных призрачных сетях. И нежный голос зазвучал хрустальным колокольчиком, божественной свирелью, серебристой нитью полутонов полилась песня:
Ты уходишь за туманы,
Мне рукой махаешь где-то
И становишься обманом,
Сизо-белым горьким пеплом…
Эти слова тоже горчили – такой же золой от перегоревших надежд и несбыточных мечтаний маленькой певицы с грустью в глубине синих зрачков. Девушка, не фальшивя, вела свою партию, смотрела прямо перед собой, устремив взгляд к невидимой публике. Лишь раз, один только раз отвела она глаза, быстрым жестом поправила выбившийся из прически локон, блеснувший чистым золотом в холодных лучах прожектора.
Пепел падает на землю,
Засыпает всё на свете…
И рождается из пепла
Снег и ураганный ветер…
К припеву нежный голос набрал силы, краски, жизни, соединяясь в крепких объятьях с утонченной мелодией.
Этот сумасшедший ветер –
Черный ураган весны –
Превращает в белый пепел
Наши сказочные сны…
Корф дернул воротничок рубашки, ведь дышать стало невыносимо, каждый глоток воздуха давался с болью. Эта девушка, сияющая в призрачных лучах посреди тьмы, враз превратилась в целый мир, манящий, ясный, весенний, в целую вселенную, полную звездного струящегося света. А эта песня…
Снег скрывает наши лица,
Заметает души снег.
Всё пылает и кружится,
Словно в белоснежном сне…

И опять несется ветер
Сквозь туманы за мечтой,
Словно сизый горький пепел,
Рассыпая образ твой…
Эта песня… Он уже слышал ее… Глаза сами прикрылись, и плотно сжатые губы не сдержали глухой стон. Слова идеально ложились на простую мелодию, цепко захватывая в душе тонкие струны. И в памяти всплыли события одного вечера четыре года назад…

Молодой Корф откровенно скучал, вполуха слушая разговоры о делах и пытаясь подавить очередной зевок. Вчерашняя попойка с однокурсниками давала о себе знать, а завтра предстояло сдать важный экзамен. Откровенно говоря, Владимир прошел отличную подготовку, так что не слишком переживал. Не зря же он две недели ухаживал за хорошенькой лаборанткой, соискательницей того самого профессора, который должен был принимать предмет и заранее готовил круг вопросов, с помощью которых можно будет завалить студентов на сдаче.
- Как учеба, Володя? – поинтересовался Петр Михайлович Долгорукий, друг и компаньон отца, совладелец фирмы Корфа-старшего.
- Идет на красный! – гордо сообщил Иван Иванович, хлопая сына по плечу. – Ты же знаешь, Петя: МГИМО – это серьезное заведение, но ничего, справляется. Он же Корф!
- Отец, я умоляю!...
Владимир поморщился: в слащавом голосе родителя ему всегда чудилась ложь, сплошное притворство. Процедив что-то о необходимости подготовиться к ГОСам, молодой человек встал из-за стола. Не успел он подойти к выходу, как внимание привлек тонкий голосок певицы, совсем еще девчонки, лет семнадцати, не более. Невысокая, немного угловатая, она выводила последний припев, и в лучистых сияющих глазах отражалось абсолютное счастье. Песня закончилась, и финальные аккорды растворились в аплодисментах. Девушка с улыбкой приняла роскошный букет и подала руку конферансье, спускаясь со сцены. Владимир прищурился и поправил воротник черной шелковой рубашки. Его серые глаза вспыхнули огнем азарта – еще одну маленькую изящную крепость предстояло покорить, заставить пасть перед его неотразимостью.
- Позвольте выразить свой восторг, - он церемонно склонился, прикасаясь губами к шелковистой коже, целуя прохладные пальчики.
Юная певица смущенно опустила голову, боясь лишний раз взглянуть на привлекательного молодого человека. А он… Он испугался себя – той неожиданной нежности, вовсе не свойственной ему прежде, странного желания прижать к себе эту беззащитную певчую птичку, отгородить от всех бед, от всех возможных, реальных, даже призрачных напастей, и не расставаться с ней никогда – до последнего мига, до последнего вздоха, отпускающего душу.
Жалкий трус – от чего он тогда отказался?! Запоздалый стыд раскаленными пыточными щипцами обжег всё внутри, там, слева, где гулко стучит сердце. Владимир сам всё испортил в тот далекий вечер. Угостив красавицу коктейлем, предложил прогуляться. Хмель бил в голову, яростно гонял по венам вскипающую от желания кровь. Стараясь не поддаться излишнему романтизму, Корф бесцеремонно обнял девушку за талию. Всего лишь мгновение назад она еще восторженно щебетала о чем-то, вдыхала пьянящий аромат белых роз, но враз замерла, остановилась и вскинула на парня свои чудесные глаза. И снова дыхание сбилось в груди. Подавив минутную слабость, Владимир усмехнулся немного цинично, одной стороной губ, и наклонился к своей юной спутнице. Она задрожала от прикосновения его пальцев к щеке и залилась краской – даже в темноте ночного парка, освещенного парочкой запыленных фонарей, молодой человек увидел ее смущение. Но немалый опыт в подобных делах подвел в тот раз, сослужив дурную службу. Стремясь побыстрее испить сладость ее дыхания, Владимир прильнул к приоткрытым губкам настойчивым поцелуем – но тут же маленькие ладошки уперлись в плечи, заставляя отстраниться. Разгоряченного Корфа молчаливый отказ красавицы завел еще больше. «Изображаешь недотрогу? – бархатно прошептал он у самого ушка. – Напрасно. Не люблю, когда умопомрачительные создания вроде тебя набивают себе цену…» Следующий поцелуй был напрочь лишен какой-либо скромности. Подхватив девушку и приподняв над землей, он прижал ее спиной к широкому стволу каштана и неторопливо приспустил зубами тонкую бретельку концертного платья. Белые розы – торжественный прекрасный букет – рассыпались по покрытой вечерней росой траве.
- Пустите меня, пожалуйста, пустите! – просила красавица, отчаянно пытаясь оттолкнуть окончательно свихнувшегося молодого человека. А Корф пьянел всё сильнее и сильнее – запах ее кожи и волос дурманом заполнял свежий ночной воздух, сладости губ мог позавидовать даже мифический нектар, напиток богов.
- Малышка… - хрипло прошептал он, ощущая под рукой обнаженную кожу бедра на границе с кружевом чулка. – Хорошая девочка моя…
Последнее слово расколола вспышка боли: хрупкая малышка оказалась не такой уж беззащитной. Именно этот смелый отпор отрезвил Владимира. Он разжал руки, не отрывая взгляда от глаз застывшей девушки. В потемневших, почти черных ее зрачках плескалась бездна разнообразных чувств: страх и гнев, презрение и разочарование, и неверие, и негодование… И только прощения там невозможно было разглядеть… Еще несколько мгновений она стояла, прижавшись спиной к дереву, тяжело и прерывисто дыша, а потом отошла в сторону. Один робкий шаг, за ним – второй, третий – и вот уже девушка, не оглядываясь, побежала прочь по мощеной парковой дорожке, растворилась в ночи.
Ему никогда не было так плохо. Он презирал себя, ненавидел. С омерзением вспоминая свой чудовищный поступок, Владимир решил во что бы то ни стало отыскать девушку и на коленях вымолить прощение. Но судьба распорядилась иначе. В бизнесе отца наметились крупные проблемы. А через пару месяцев Ивана Ивановича и вовсе арестовали. Ложное обвинение смогли опровергнуть в суде, но практически сразу после освобождения из-под стражи Корф-старший попал в больницу с инфарктом. Его частенько подшаливающее сердце не вынесло потрясений и остановилось, не отстучав лишь нескольких часов до назначенной операции. После немноголюдных похорон Владимир принял дела фирмы. Увы, не в лучшем состоянии. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, избегая банкротства, пришлось бросить учебу, уйти с последнего курса. Впрочем, и это не помогло. Когда жалкие останки семейного бизнеса ушли с молотка, вмиг повзрослевший, ставший серьезнее и строже, Корф пошел в армию. Два года службы на Кавказе изменили до неузнаваемости высокомерного красавчика с циничной ухмылкой. Он вернулся с войны – как с того света: молчаливым, сдержанным, целеустремленным. По крупицам собирая горстки того, что прежде было его беспечной жизнью, попытался возобновиться в институте, но безуспешно. Тогда-то и замаячил на горизонте бывший однокурсник, сын нефтяного магната Александр Романов. И предложил работу. «Для начала заведуй моей охраной. Ты же, типа, воевал в спецназе? Поработаешь годик-другой, а там посмотрим. – Алекс поднес к губам сжатую в кулак руку и подул на перстень-печатку, сверкающую блеском благородного металла. – Ну что, Корф, по рукам?» Тогда особой альтернативы не было, и ему пришлось согласиться. Кажется, только теперь он понял, зачем жизнь распорядилась именно так…

***
- Весьма недурно… - Романов вальяжно подошел к склонившей голову Анне. - Что за песня? Вроде, раньше на радиоволнах не мелькала.
Девушка натянуто улыбнулась:
- Она моя, и слова, и музыка.- Голосок зазвучал бодрее. – Я написала еще, когда училась в музыкальной школе, пять лет назад.
- Что ж… - Алекс прервался, чтобы проводить взглядом смазливую официантку, - Это хорошо, Анна. Будете петь ее на луне.
- Где, простите? – переспросила она взволнованно.
Романов ткнул пальцев куда-то вверх, под потолок.
- На луне, вон той! Вечером за несколько минут до начала церемонии открытия клуба вас посадят на ажурную металлическую конструкцию в форме полумесяца и поднимут. – Его глаза мечтательно прищурились. – Будете петь, плавно спускаясь. Правда, гениальное креативное решение?
Владимир кожей почувствовал ее дрожь, пока еще несильную, едва заметную, но уже охватывающую клеточку за клеточкой в хрупком теле. Зато Романова такие моменты, в общем-то, мало заботили. Отмахнувшись от певицы, что-то намеревающейся ему сказать, Алекс набросил куртку и направился к выходу. Охрана дружно зашагала следом.
Девушка безуспешно пыталась застегнуть пуговицы плаща, когда негромкий голос позвал ее из темноты:
- Анна!
Красавица невольно вздрогнула, встретившись взглядом с высоким молодым мужчиной, и инстинктивно отшагнула от протянутой руки. Он лишь горько улыбнулся:
- Я только хотел помочь сойти со сцены, - рука безвольно опустилась, таки не дотянувшись до тонких девичьих пальчиков. – Меня зовут Владимир Корф, я начальник службы охраны Александра Николаевича. И… Возможно, вы не помните, Анна, но мы…
- Встречались! – резко перебила его красавица, и снова негодование задрожало в голосе натянутой струной.
По всему было видно: от той старой встречи не осталось ничего, кроме боли и страха. Тем сложнее сейчас было всё изменить. Практически невозможно. Владимир глубоко вдохнул спертый воздух помещения с приторным запахом перегорелого ментола.
- Вы в праве злиться, Анна. Я признаю, что повел себя как последний негодяй. Но… - слов катастрофически не хватало, а так хотелось прогнать пустоту недоверия из милых глаз! – Я хотел найти вас, всё это время…
- Зачем? – удивленно вскинула брови девушка. – Чтобы сказать мне о том, как вам жаль? Послушайте: отпустите меня. Немедленно!
Сегодня из ее уст почти те же слова прозвучали уже повелительно брошенным приказом. Корф опешил:
- Но я не… Я не держу… - прошептал он вслед удаляющейся девушке.
Зачем она здесь? Как попалась в сети, расставленные хитрецом Романовым? Знает ли, на что идет, принимая руку помощи от успешного «продюсера»? Это уже не имело никакого значения. Он не даст в обиду свою Анну, завоюет ее доверие, а потом и сердце. За всё в жизни надо платить, и сейчас ее недоверчивый взгляд, полный немой укоризны, - достойная плата за грехи его юности. Не замеченный почти никем, Владимир покинул ночной клуб.

Анна волновалась как никогда прежде. Едва ли не в сотый раз она окинула взглядом своё отражение. Соблазнительное декольте позволяло любоваться высокой упругой грудью, завышенная талия подчеркивала стройную фигурку, пушистые белокурые локоны рассыпались по обнаженным плечам, а синий шелк наряда поразительно сочетался с синевой глаз. Отчего же эти глаза были так грустны? Телефон на столике у трюмо зазвонил, и красавица встрепенулась, торопливо отвечая:
- Да! Да… уже иду…
Подобрала длинную юбку, аккуратно переступила через высокий порог. Полутемный коридор показался бесконечным, но когда он закончился, девушке отчаянно захотелось бежать. Хлипкая конструкция повисла всего в нескольких шагах от нее, пугая и отталкивая. Анна в панике замотала головой, когда рослый парень в спецодежде заведения жестом показал ей садиться.
- Послушай, детка, - в его скрипучем тоне слышалось раздражение. И Анне пришлось прикусить губку, чтобы не расплакаться. Она попятилась, но спиной уперлась в кого-то, и знакомый голос произнес тихо-тихо:
- Успокойтесь, Аня, не надо так дрожать.
Она резко повернулась и запрокинула голову, чтобы увидеть лицо говорящего. Он правда изменился за эти годы. Вместо насмешливого галантного красавчика, в которого Анна влюбилась когда-то, едва взглянув со сцены, вместо наглого избалованного мальчишки, не привыкшего к отказам, не знающего слова «нет», который испугал ее так же сильно, как и покорил перед этим, а потом еще долго снился, приходил в жарких, горько-сладких, запретных снах и не позволял ей сбежать, - его ТАКОГО уже не было. Этот мужчина был совсем другой: опасный, роковой, уверенный, немного погрустневший и повзрослевший за прошедшее время. О, от такого Владимира следовало бежать сразу, и еще быстрее, чем от Корфа прежнего. Но Анна не могла сделать ни шагу, только стояла, словно приросла к полу, и тонула в его глазах, пропадала, растворялась… Вдруг слезинка сорвалась с густо накрашенных ресниц и мокрой соленой дорожкой застыла на коже. Девушка не смогла сдержать всхлипа.
- Что с тобой? – Владимир ласково прикоснулся, подушечками пальцев стирая влагу. Анна вздрогнула и поникла.
- Мне страшно…
- Нечего не бойся, - мужчина поднял ее лицо за подбородок и ободряюще улыбнулся. – Я же с тобой…
Анна медленно покачала головой.
- Я очень боюсь… высоты…
Корф нахмурился:
- Он знает? Хотя, Романова никогда не волновали такие мелочи. – Он развернул красавицу к свету и легонько сжал плечи. – Послушай: когда тебя начнут поднимать, а потом опускать, не смотри вниз. Просто забудь, что есть это глупое «вниз». Вспоминай о том, что всегда давало тебе силы. Ведь есть что-то, правда, Аня?
- Музыка! – сорвалось с ее губ одно лишь слово. А второе удержалось, пока запечатанное тайной. И второе слово было «Любовь».
Да! Только это вело ее по извилистым дорогам судьбы - всесильная и величественная, волшебная и прекрасная, музыка любви, живущая в сердце, она и сейчас помогла. Ослепительно улыбаясь в огнях софитов, в сверкающих нитях лазерных лучей, Анна думала только о музыке любви, враз зазвучавшей в глубине души, властно заглушая остальные звуки. А потом она сама запела. И много лет назад рожденные, записанные дрожащим девичьим почерком, слова ее старой песни впервые так дивно легли на музыку сердца…
Гром восторженных оваций буквально потряс здание. Анна, всё еще переводя дыхание, пробуя на вкус головокружительный успех, попыталась найти в толпе только что приобретенных поклонников того единственного, кому предназначалась эта мелодия и эти слова. Только вместо него наткнулась на разряженного, словно павлин, пиар-менеджера клуба.
- Анна, вы – само совершенство, - заверил ее мужчина слащавым голосом. – Александр Николаевич приглашает вас к себе, чтобы вместе отпраздновать небывалый успех.
- Но это не слишком удобно… - попробовала возразить девушка. – Я не хотела бы навязываться. Господин Романов и так слишком много сделал для меня…
- Полноте, Анна, право слово! – собеседник замахал руками. – Вот, вам сюда…

***
Где же она? Куда подевалась? Неужели сбежала, так и не удостоив его благосклонным взглядом? Вынужденный на несколько минут покинуть зал по работе, Владимир теперь не находил себе места. Вновь и вновь всматриваясь в пеструю веселящуюся толпу, он безуспешно пытался увидеть ее. Анны не было. Случайно прищуренные глаза Корфа встретились с хищно бегающим взглядом клубного менеджера. Владимир подошел ближе.
- Эй, Мишкин!
- Шишкин, Владимир Иванович, - тот деловито одернул полы пиджака, - Шиш-кин, неужели так трудно запомнить?!
Небрежно махнув рукой, Корф поинтересовался:
- Слушай, ты не видел певицы? Той, что… спустилась с неба…
Шишкин ухмыльнулся:
- А… Наш синеглазый ангел? Что, не терпится взять автограф? Так это не раньше утра. Она же у босса – отрабатывает…
От немедленной расправы над негодяем Владимира удержало только одно: Анне, возможно, именно в этот момент нужна его помощь. Корф молнией бросился к заветной комнате, именуемой персональным покоем блестящего Алекса. Дверь оказалась закрытой, а это могло значить только одно…
Времени на размышления не было. Молодой человек достал пистолет. Привычно и легко палец лег на курок, предохранитель слабо щелкнул, разрешая стрелять. Глаз нацелился прямо в сердце коварного замка «Cale» - и грянул выстрел.
Рывком открыв дверь, Владимир замер на несколько мгновений, потом в два прыжка оказался возле широкого кожаного дивана. Сильный удар сбил Алекса с ног, едва тот успел подняться и прокричать какие-то нелепые обвинения. Судорожно сжимая разорванную ткань платья, заплаканная Анна бросилась к Владимиру, прижалась к его груди, бессвязно шепча слова благодарности, вперемешку с признаниями, показавшимися Корфу сном. Обнимая хрупкую красавицу, он выдохнул в золотистый шелк ее волос:
- Тише…Всё хорошо… Ну не плачь! Не плачь, Анечка…
Полные слез глаза виновато взглянули на него.
- Я не знала… - девушка шмыгнула носиком, губки задрожали, сдерживая новый поток рыданий. – Я не думала, что он… что ему… надо…
Владимир прикоснулся ладонью к мокрому от слез личику.
- Успокойся. Нам нужно уйти отсюда. Ты… пойдешь со мной?
Анна молча кивнула, и тут же сильные руки подхватили ее – так подхватывает ветер лепесток, одиноко кружащий в музыке осеннего рассвета, - и понесли от этого пугающего места, от этого страшного человека, далеко и навсегда.

Корф усадил свою сладкоголосую драгоценность в машину и завел мотор. Анна затихла, справившись, наконец, с постоянно срывающимися всхлипами. Затем всё еще дрожащая ручка отбросила со лба влажную прядь и неловко провела по волосам, шелковым покрывалом падающим на плечи.
- Я, должно быть, ужасно выгляжу…
- Ты самая прекрасная девушка на свете. – Владимир наклонил голову и сжал пальцами переносицу; в этом жесте проскользнула безысходность. – Аня, Романов – подлец. Но… я ведь не лучше… До сих пор не могу себя простить…
- Что ты!? – Девушка прижалась к его плечу. – Да, своей бесцеремонностью ты испугал меня тогда. Но… но я знаю: ты не зашел бы так далеко, Владимир!
- Знаешь? – на его красивом лице застыла вымученная улыбка.- Откуда?
Анна закрыла глаза и тихо-тихо проговорила:
- Ты просто другой… Володя…
- Другой… - послушно повторил он, притягивая девушку к себе, и склонился к манящим сладким губкам.
Он четыре долгих года мечтал снова поцеловать ее! И в тот миг, когда его маленькая девочка мягко подалась навстречу, отвечая на поцелуй, круг, наконец, замкнулся: дни и ночи бесплотных поисков и ожидания, отчаянье одиночества и хмурые утренние туманы – всё утонуло в мелодии любви, исполняемой двоими, звучащей для двоих.

КОНЕЦ