Сколько лет, сколько зим - 2

Автор: Скорпион Герои: Владимир, Анна Жанр: POV с закрытым финалом Время: наше От автора первой части: «просто слово «конец» мне показалось здесь не к месту» (с) Маска От меня: ударим завершенностью по открытым концам! - Да, хорошо, буду минут через тридцать! В трубке – посторонние звуки, непонятное шипение, голос собеседника слышен с трудом, так что скорее приходится угадывать его слова. Но главное я понял: время заскочить в супермаркет за сигаретами у меня есть. Вот уж действительно день неприятностей: на работе аврал, генеральный в отпуске, встреча с клиентом едва не сорвалась, да еще и сигареты закончились, будь они неладны! Мишка говорит: я слишком много курю. А что мне остается? Это ему хорошо: как бы тяжело не прошел рабочий день, дома его встретит Лиза, улыбнется, поцелует… А теперь и Андрюха есть! Сын… Надо же, в день свадьбы глядя на счастливых Репниных, я подшучивал над женихом, а в ответ на его комментарии только отмахивался. Дескать, мне еще рано думать о грязных пеленках и сопливых носах. Рано… Что же изменилось с тех пор? Почему сейчас, возвращаясь вечером в пустую квартиру, я чувствую, как одиночество сосет под ложечкой, а противный холодок бежит по спине? Полина, секретарша шефа, говорит, что дело в летней депрессии, но это же смешно, право слово… Выкручиваю руль влево – какой-то козел газует с парковки, наплевав на правила. Какого черта? Грожу кулаком через тонированное стекло, сцепив зубы. И как таких уродов земля носит? С неба в монотонной меланхолии падают мелкие капли, даже не дождь, а так – сплошное недоразумение. Оно уже несколько дней висит над городом, портит настроение и мелкими серыми кляксам остается на окнах. Поднимая воротник пиджака, направляюсь к автоматически открывающейся двери. Минута, чтобы найти ближайший лоток с сигаретами, еще пара – чтобы оплатить покупку, и приеду в ресторан раньше клиента, будет время поразмыслить о сделке. Ага, вот, нашел, отлично. И где тут касса? Осматриваюсь в поисках ближайшей работающей кассы и замираю. Враз пропадают все звуки, растворяются чужие голоса. Остается только стук сердца, бешеный, неровный, и тело охватывает привычная дрожь: Анна… С Анной Платоновой мы вместе учились в университете, изучали ФК на одном курсе. Вернее, она спокойно училась, а я замирал, точно мальчишка-подросток, издали наблюдая за ней. Прямо как сейчас… Надо же, совсем не изменилась. Только стала еще красивее: ресницы роняют легкие дрожащие тени на бледную кожу щек, тонкие пальчики задумчиво скользят по обверткам шоколадных плиток, словно растерявшись от разнообразного выбора, волосы немного растрепаны, но так она кажется еще милей. И я забываю обо всем на свете, чтобы увидеть блеск ее глаз, чтобы услышать, что она ответит на моё приветствие: - Платонова? – добавляю в свой голос побольше удивления, точно не рассматривал ее добрых пару минут, а только что заметил. – Ань, ты что ли? Резко оборачиваясь, она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, и я опять тону, тону, отчаянно понимая, что выплыть будет еще труднее, чем раньше… Именно такой я ее и увидел когда-то: хрупкой и скромной, спокойной во всем: в жестах, в движениях, в выражении глаз. Она сидела на втором ряду через узкий проход, слушала лектора, закусив кончик ручки, а затем старательно записывала что-то в тетрадь. Именно такой я ее запомнил, и нежность поселилась где-то в сердце, так глубоко, что сначала я и сам не сумел понять. Но Анна… она никогда не обращала на меня внимания, что, в общем-то, было странно: девчонки висли на мне еще со школы, и восторженные женские взгляды очень быстро вошли в привычку. Она же была другой: сдержанность и серьезность выводили меня из себя, обособленность, сосредоточенность на учебе подсказывали, что не стоит обращать внимания на ту, которая всячески старается от этого внимания отгородиться. И все же я невольно замирал всякий раз, когда на дне ее светлых глаз мне чудилось хотя бы одобрение. А еще ловил себя на мысли, что из кожи вон лезу, лишь бы она улыбнулась мне, лишь бы подошла, лишь бы… Не знаю, чего я ждал. Понятия не имею, почему сам не сделал первый шаг, когда прежде стеснительная малышка начала одевать короткие юбки и футболки в обтяжку, и распустила золотую гриву своих волос. Тогда на нее обратили внимание многие, и впервые в жизни я почувствовал, как ревность способна выжигать всё внутри. На мое счастье, Анна всех благополучно отшивала. Особенно же ретивым приходилось лично объяснять, что к чему. Романов так и напрашивался на подобный разговор, но вдруг Аня улыбнулась чуть смущенно: «У меня есть парень, понимаешь. Вот, кстати, и он. Никита!» У нее есть парень… Мир рухнул в одночасье, многое расставив по своим местам, особенно то, что я – идиот. Катька Нарышкина, в ту пору липнувшая ко мне по поводу и без, о чем-то весело трещала под ухом, я улыбался в ответ, а в душе зияла пустота, и края ее кровоточили, как рваная рана. Почему я не подошел к ней раньше? Почему сам не пригласил на свидание? Как давно за ней ухаживает этот Годзилла? Что-то не замечал их раньше вместе… Вопросы, горькие и безответные, сыпались один за другим, а легче не становилось. Потом Мишка увлекся Лизаветой, ее лучшей подругой. Видеть ее так часто, и не сметь прикоснуться, не иметь права притянуть к себе в медленном танце и зацеловать так, чтобы у малышки перехватило дух, - вот это было настоящей пыткой! Пару раз я чуть не сорвался. Помню: она пила коктейль на какой-то вечеринке и наблюдала за дурачащимся Репниным, а я замер за ее спиной, почти не дыша, моя ладонь скользнула вдоль рукава ее светлой кофточки и почти прикоснулась к локотку, когда Лиза захохотала… и позвала ее… и Анна упорхнула, как птичка… Моя Анна… Надо же, сразу узнала. А ведь мы не виделись почти три года. Смущенно улыбается, поправляя меня: ровно три. По крайней мере, столько прошло с нашего выпускного, она же не знает, что в прошлом году я случайно увидел ее однажды на улице, торопливо бегущую по тротуару, заваленному осенней пожухлой листвой, и поехал следом. Провел ее до дома, а потом, как последний дурак, еще долго стоял на противоположной стороне улицы, не решаясь что-либо предпринять. Трус! Ну что мне мешало? И что пугало, ведь в худшем из случаев я бы просто получил от ворот поворот, а в лучшем… уговорил бы сходить со мной куда-то… Время стремительно ускользает, вытекает сквозь пальцы, отсчитывает секунды до того мига, когда нам снова придется расстаться. Боже, она стала еще прекрасней. Такая же сластена… Хочется прикоснуться к этому маленькому носику, хочется легко поцеловать розовые губки, хочется прижать ее к себе и укрыть от всего плохого, но… черт! – мне действительно пора идти. Этот клиент, конечно, любит опаздывать, а вот ждать не любит. И он слишком важен для нашего банка… Слишком… Неловкое прощание. Несколько ничего не значащих фраз – от меня, от нее. Ее щечка словно бархат: такая же мягкая и приятная. Последний взгляд. Слишком? Но ведь не настолько же, чтобы упустить, снова отпустить единственную любовь! В одно мгновение я оказываюсь рядом с ней, чтобы опять перехватить вывалившиеся из ее рук сладости. Несу несусветную чепуху, но все же удосуживаюсь сказать главное: «Мы могли бы сами встретиться, поговорить. Нам же есть что вспомнить. Может быть, ты согласишься со мной поужинать, скажем, завтра вечером? Как тебе такая идея?». Не представляю, что сейчас можно увидеть в моих глазах. Я весь застыл, как перед бурей застывает воздух. И вот он: мой приговор – серые глаза самой красивой девушки на свете поднимаются и с улыбкой ловят мой взгляд. - Я думаю, это отличная идея. *** Целый день прошел в каком-то восторженном предвкушении. Сегодня вечером мы с Аней встречаемся. Она не отказала! До сих пор трудно поверить… Да что же со мной такое? Взрослый мужик, а веду себя… Самому стыдно. Превратил свою жизнь в череду ничего не значащих связей и забыл, что значит – пригласить в ресторан любимую девушку, и волноваться, не силах дождаться встречи, и наслаждаться тишиной в миг, когда взгляды ведут неторопливую молчаливую беседу, и быть счастливым одним ее присутствием… Да полноте, я не забыл, я… ведь и не знал никогда, как оно. В моей постели побывали многие, а в сердце… только ОНА. Аня… Кажется, руки немного дрожали, когда, сжимая букет белых роз, я ждал ее у входа. Анна вышла из такси, улыбнулась мне чуть застенчиво и помахала рукой. Светлые волосы завиты и укрывают плечи водопадом тщательно уложенных локонов, неброский макияж делает еще привлекательнее утонченные черты, летнее платье подчеркивает изящный силуэт. Интересно, она замужем? Встретившись в супермаркете, я позабыл обо всем на свете, даже не взглянул на правую руку, потому сегодня, усаживая красавицу за столик, наверстал упущенное сполна: взял в плен маленькую ладошку, перецеловал каждый пальчик, с радостью удостоверившись, что обручального кольца нет. Это хорошо… Со всякими гражданскими мужьями/женихами/парнями (нужное подчеркнуть) я готов справиться одной левой. Впрочем, приходится признать: будь Анна замужем, меня бы это, скорее всего, тоже не остановило. Ты моя, слышишь, малышка? Только моя! Я знаю это! И ты… узнаешь… Красавица слегка порозовела, наблюдая за моими действиями, поспешно отняла руку и пригубила холодную минералку. Обмахнулась ладошкой, сетуя на вечернюю духоту, предположила, что, возможно, сегодняшняя жара таки закончится грозой, и натянуто улыбнулась: - Владимир, ты всегда умел сводить девушек с ума. - Только не тебя, - опустился на стул рядом, снова накрывая своей ее маленькую ручку. – Послушай, Аня… Она испуганно посмотрела в упор, и я снова пасовал под пристальным взглядом. К тому же официант некстати принес меню, и тонкая ниточка признания выскользнула, улетела. Ужин прошел ровно и спокойно, точно встретились действительно старые друзья, не больше... Мы беседовал о чем-то несущественном: погода, работа, воспоминания – стандартный набор. А вот на личную жизнь словно наложили безмолвный запрет по обоюдному согласию. Аня не спрашивала, а я… до чертиков боялся услышать, что она любит и счастлива. Что бы там я себе не напланировал, она ведь может быть счастлива… с другим. Все эти почти три года дались мне легче, чем один сегодняшний вечер: ее губы так близко, что дыхание долетает до моих губ, срывается, теряется в улыбке, блеск ее умопомрачительных глаз гипнотизирует, тепло ее тела манит и возбуждает… Пытка! Просто сладкая пытка – пережить этот ужин. Я даже пить боялся – ведь вполне мог сорваться и наброситься на стеснительную малышку с поцелуями! Я бы еще долго боялся и робел, но вот Анна решительно отодвинула бокал. - Спасибо за прекрасный вечер! Только мне… пора, - неловко повела точеным плечиком, вставая, и я физически почувствовал, как она ускользает от меня. - Тебе… спасибо. – Торопливо поднявшись следом, даже не обнял пальцами – грубо схватил маленькую ладошку и припал к ней с жадностью утопающего, узревшего спасительную соломинку. Стыд-позор! И это я, заправский волокита, как обо мне говорила еще тетя Варя, школьная буфетчица. Аня бросила в мою сторону настороженный взгляд: - Владимир? И я через силу криво улыбнулся: - Я, правда, благодарен за этот вечер… воспоминаний. - Да уж, - малышка коротко вздохнула, - хорошо, что встретились. А то… я же свой фотоаппарат посеяла, даже фоток с выпускного не осталось. Она говорила как-то вымученно, через силу, постоянно отводила глаза, то поглядывая на часы, то поправляя складки на юбке, то рассматривая стеклянную веранду, даже в этот поздний час заполненную посетителями до отказа. Отчего тебе неловко со мной, маленькая? Чего ты боишься? Ну, скажи, скажи мне… Мы вышли в прохладу летней ночи, так и не порадовавшей город грозой. Вверху россыпью золотых звезд застыло темное небо, а мне нужна только одна звездочка… та, что сейчас, обнимая себя за плечи, чуть отстраняется, но тут же, смело шагнув вперед, чмокает меня в щеку. - Еще раз спасибо! И пока… Что же мне останется? Опять череда быстротечных воспоминаний? О, воспоминания! А это идея… - Аня! Перехватил ее, когда уже остановилось у тротуара такси, быстрым жестом отослал водилу прочь и, скинув пиджак, укутал хрупкие плечики. - Ты говорила, потеряла фотоаппарат? А у меня полно фотографий с вечера, и я как раз живу недалеко – тут через парк. Пойдем, посмотришь? Черт, какую околесицу я нес… И главное, как! Захлебываясь словами, заглядывая в испуганные серые глаза с преданностью старого пса, обнимая всё крепче стройную талию и притягивая желанную девушку ближе… и ближе… и ближе… Пока, окончательно смутившись, она не отодвинула мои руки. - Х-хорошо, пойдем. – Прежде затаивший дыхание, я облегченно выдохнул. – Любопытно будет посмотреть. Еще как любопытно, Анечка… - Проходи, пожалуйста! Туда, - галантно сняв наброшенный на ее плечи пиджак, я открыл дверь в гостиную, пропуская Анну вперед. – Я пока сварю кофе. Или лучше чай? - Владимир, мы же только что пили… - она рассмеялась почти беззаботно, хотя толика настороженности в глазах все же осталась. Пришлось резонно заметить: - Но ты моя гостья. И я как радушный хозяин должен тебя угостить. О, постой, кажется, где-то был шоколад… - Это совсем необязательно! – весело запротестовала моя маленькая сластена, и я теперь засмеялся вместе с ней. Как же нам легко вдвоем, как хорошо… И почему путь к этому был так долог? Аня все-таки согласилась потом и на шоколад, и на кофе со сливками. Мы расположились в гостиной на диване, рассматривая университетский альбом. Я даже порадовался мимолетно, что распечатал эти фото, хотя в последнее время всё чаще перебрасываю в комп, засоряя папку с нехитрым именем «Я». Опять болтали, все больше об университете, о старых друзьях, о тех же Репниных, в конце лета собирающихся заехать ко мне погостить. - Вот видишь, - беззаботно начал я, потянувшись к журнальному столику за очередным кусочком шоколада, - все равно мы бы скоро встретились, и никуда бы ты, Платонова, от меня не делась! На несколько секунд я отвернулся от нее, но стоило снова встреться с ней взглядом, и я опешил: в серых глаза Анны застыли слезы – боль, отчаянье, злость, страх… Не знаю, что еще. Не знаю, откуда! Тихо извинившись, Анна подскочила, на ходу схватила сумочку, в туфли влезла в полутемной прихожей, даже не включая свет, и бросив лаконичное «Пока», хлопнула дверью. Я вернулся в гостиную. Ноги с трудом передвигались, в уме бродило мерзкое желание напиться, а душу бередили воспоминания. Еще пару минут назад она сидела здесь, рассматривала альбом, смеялась над моими шутками. А потом раз – и ранила сердце, навылет, на смерть! Со злостью оттолкнул от себя осточертевший альбом. Неужели она испугалась моих слов? Дурак, ну дурак же! Это ведь почти что открытым текстом сказать девушке, что сейчас собираешься схватить ее, оттащить в спальную и не выпускать до понедельника! Где теперь ее искать? С той старой квартиры она съехала в начале зимы, а новый адрес я так и не спросил… Тут краем глаза, фактически боковым зрением, я заметил фотку – последнюю из тех, что Аня рассматривала. Там же, в клубе, где гулял выпуск наш курс, мы с Катькой Нарышкиной танцуем нечто зажигательное, и ее обнаженная изящная ножка закинута на моё бедро, а моя рубашка расстегнула… Ох уж этот Репнин: подловил момент, которого я и сам толком не помню! Мысль обожгла неожиданно и больно: Аня увидела… это… - и сбежала? Неужели… ревнует? Нет, ты не дурак, Корф, ты просто идиот! Думаю, я даже дверь не захлопнул. Сбежал по лестнице со скоростью, которой позавидовал бы любой олимпийский чемпион, и догнал Аню у парковки. Она старалась идти быстро, но изящные высокие шпильки ощутимо утрудняли процесс, на моё счастье. - Анна! – я остановился перед ней, позабыв о робости, обнял за плечи, немного встряхнул, заставляя посмотреть на меня. – Ну, куда же ты, Анечка? Она отчаянно забилась в моих руках, избегая взгляда: маленькая испуганная звездочка. - Отпусти меня, сейчас же! – не просила, приказывала, едва сдерживая готовые хлынуть ручьем, уже блестяще в уголках глаз слезы. Затихла только, когда я крепко прижал ее к себе и выдохнул в горящее ушко: - Никогда, слышишь? Я столько раз отпускал тебя, что устал быть дураком, я теперь не могу отпустить тебя! И не хочу!.. И не отпущу… никогда… Последнее прошептал уже прямо в губы, изумленно приоткрывшиеся мне навстречу. Прикоснулся к ним бережно, точно к самой величественной святыне, пока боясь не то что форсировать события – даже поцеловать по-настоящему. Пока я могу позволить себе лишь мимолетно, почти невесомо провести по ним своими губами, потереться носом о замерзший ее носик, согреть дыханием залитые румянцем щечки. А больше ничего… Признание само сорвалось из глубины души, как срывается от малейшего дуновения ветерка сухой пожелтевший листок: - Аня… я люблю тебя… Она замерла, глядя широко распахнутыми, почти испуганными глазами, и я понял, что нельзя терять ни секунды этого неожиданного объяснения. - Я нравлюсь тебе? – Анна попыталась отстраниться, но я, конечно, не разрешил ей этого. – Ведь нравлюсь, я знаю! Давно нравлюсь, и ты ревнуешь меня, моя хорошая, ой как ревнуешь! - Это неправда! – запротестовала моя красавица, но вспыхнувшие ярче прежнего, ее щечки подтвердили мои предположения. - Разве мама не учила тебя, что врать – это плохо? – промурлыкал я в изгиб изящной шейки с интонациями довольного сытого кота и тут же прильнул губами к нежной коже. Малышка всхлипнула. Вздохнула. Резко дернулась, уходя от моих поцелуев, и снова не справилась со мной. Отчаянно зашептала: - Владимир, Владимир, Владимир… А я целовал ее всё жарче, поднимаясь по шейке вверх, к подбородку, к уголку дивных губок. - Я люблю тебя… Снова – протяжно и тихо, на самом выдохе за миг до того, как прильнул к ее ротику уже в настоящем поцелуе. Когда она ответила, я понял, что не жил раньше. Да, ходил по дорогам, разговаривал, ел, пил, спал, но не жил! Жизнь, настоящая, полная красок и вкусов, - она в этих дрожащих губах, робко шевельнувшихся мне навстречу, в объятье тонких рук, в невесомых прикосновениях ласковых пальчиков к моим волосам, в почти неуловимом трепете худенького тела. Своим поцелуем она сказала мне «люблю» в ответ – и я уже не собирался давать ей возможность отказаться от такого признания. Отстранившись, я погладил раскрасневшуюся красавицу и притянул к груди. - Анечка… - больше всего на свете сейчас хотелось оказаться дома, на том самом широком и удобном диване с любимой на руках. – Аня, родная, как же давно я мечтал об этом… - О чем? – она еще не успела отдышаться. Да и придти в себя, похоже, не успела – дрожала в моих руках, судорожно сжимая ткань рубашки. Я впервые позволил себе немного расслабиться. - Я мечтал видеть нас женатыми, счастливыми и с целой кучей маленьких детишек! - Ты… шутишь? Обхватив рукам милое личико, я посмотрел на Аню и осекся: она не верит! Или… боится поверить? Шумно выдохнув, прижался лбом к ее лбу, прикрыл глаза. - Нет, Аня! Я… не могу шутить с тобой. Ты – это слишком серьезно, ты – моя жизнь! - Но… Никаких «но»! Мне надоело выслушивать нелепые неуместные возражения! Губы снова слились, пьяня, сводя с ума, она опять отвечала – неумело, несмело, и все-таки неимоверно сладко. Сам не заметил, как подхватил Анечку на руки и зашагал к дому, не прерывая поцелуев, но у двери подъезда сумел все же оторваться от нее, заглянул в глаза, полные неги. - А ты? Ты любишь меня, Аня? - Я… - закусив нижнюю губку, соблазнительная малышка притихла, пряча личико на моей груди. Пришлось поставить ее и потормошить немного, чтобы на очередной вопрос желанные губки все-таки шепнули: - Да… Теперь я точно понял: никуда не отпущу ее уже сегодня! КОНЕЦ