Королева бриллиантов

«Королева бриллиантов»* Рейтинг: PG-13 Герои: Владимир, Анна, ПМД, ИИ, Андрей и прочие вместе и по отдельности Пейринг: ВА Время и место: современный мегаполис Сюжет: что может получиться, если у ПМД появилась навязчивая идея… Посвящение: моей любимой Скромнице в День Рождения * Данный комплект бельишка действительно существует, именно он на коллаже (и он реально стоит 30 млн $), но название у него другое. Для нас не важное  Торжественный бархат внушительных размеров футляра спрятал роскошный гарнитур. Петр Михайлович Долгорукий, успешный бизнесмен, учредитель благотворительного фонда «Моя семья», известный меценат и коллекционер, удовлетворенно улыбнулся, закрывая дверцу, выставил код замка и провел ладонью по металлической поверхности сейфа. - Ну, вот и всё… Она дома… - Отец, тебе не кажется, что это была… мягко говоря… не слишком выгодная инвестиция? – молодой человек, собранно сидящий на диване, немного помедлил и поправил съехавшие на нос очки. – После удара мирового кризиса мы еще не успели восстановить уровни продаж, банки настойчиво требуют возвращения процентов по кредитам. А ты… - Что я? – несколько резко оборвал сына Петр Михайлович, но тут же его черты смягчились, он начал объяснять терпеливо и покладисто, словно несмышленому ребенку. – Андрюшенька, я внимательно изучил отчеты финансового отдела и пришел к выводу, что вполне могу себе позволить эту маленькую роскошь. Андрей скептически изогнул бровь: если отец принял решение, любые споры и препирательства бесполезны. Надо заметить, что под «маленькой роскошью» для личной коллекции Долгорукий-старший имел в виду эксклюзивный комплект нижнего белья, изготовленный из сотни драгоценных камней в несколько карат каждый, под названием «Королева бриллиантов», который Петр Михайлович приобрел на Сотби три дня назад. «Королева» уже давно превратилась в некую манию, всецело захватила мысли и желания успешного бизнесмена. В офисе и дома, в компании друзей, на деловых переговорах – всюду Долгорукий без умолку твердил об этом чуде ювелирного искусства. Даже развернутый штат его личных водителей мог бы с точностью до детали воспроизвести информацию о драгоценном белье стоимостью в тридцать миллионов долларов. Именно поэтому, лишь только прошел слух о банкротстве прежнего владельца коллекционной вещи, Петр Михайлович тут же подал заявку на участие в торгах. И всем вокруг стало понятно: для того, чтобы заполучить вожделенное, он не пожалеет никаких денег. Правда, в результате такой отцовской расточительности нынче голова болела у его старшего сына, ведущего экономиста концерна “Prince-Инвест” Андрея Петровича Долгорукого. Молодой человек вздохнул и неторопливо поднялся. - Папа, и что теперь ты намерен предпринять? Запрешь ее в сейфе и, подобно Кощею, будешь чахнуть над златом? – он усмехнулся, но суровый взгляд отца недобро блеснул исподлобья. - Во-первых, «Королева» в платиновой оправе, золото – вчерашний день, - наставительным тоном начал родитель. – Ну а во-вторых, даже не подумаю прятать ее! Такую красоту должна видеть вся страна! Сын только хмыкнул в ответ. Должна видеть вся страна… Как же! Должна знать, что за сокровище приобрел Долгорукий, и завидовать белой завистью, потому как ни у кого во всем мире нет подобного эксклюзива! Андрей снова нервно потянулся к очкам. - В таком случае, полагаю, ты понимаешь, сколь дорогостоящей окажется демонстрация твоей… хм... покупки? Когда речь идет о подобного рода презентациях, уровень охраны должен быть на несколько порядков выше привычного. Да и девушка-модель, которая оденет ЭТО… Думаю, учитывая… все моменты… она запросит очень и очень недешево. Если же ты намерен заключить с модельным агентством длительный контракт… Долгорукий-старший замахал руками, перебивая в высшей степени неразумные размышления наследника: - Нет, нет и еще раз нет! – усевшись в кресло, он принялся щелкать авторучкой. – Я всё продумал. На охране действительно нельзя экономить, а по сему наймем самых лучших специалистов. Что же касается модели, это будет… Анна… - Что?! – Андрей разгневанно подскочил к отцовскому столу, уперся сжатыми кулаками в столешницу и резко отчеканил. – Я не позволю! Отец нахмурился пуще прежнего, но молодой человек не унимался: - Ты хочешь, чтобы Анна в ЭТОМ позировала перед сотнями камер, а потом щеголяла на глянцевых обложках по всей стране?! Хочешь, чтобы на твою дочь глазели озабоченные идиоты и маньяки, представляя… Впрочем, там и пространства для фантазии-то не слишком много! За этими побрякушками всё можно разглядеть без напряга. Абсолютно ВСЁ! Как знаешь, а я не желаю такого для своей сестры. Он рассерженно отвернулся, скрестив руки на груди. Уже в спину сыну Петр Михайлович сообщил: - Это всё глупости. Я позвонил Анечке, и она обещала приехать. – Мужское лицо расплылось в блаженной улыбке. – Моя девочка профессионально относится к работе и не склонна ко всякого рода предрассудкам. К тому же… она может предоставить свои услуги бесплатно… Андрей поморщился от последних слов: складывалось впечатление, что отец говорит не о своей дочери, даже не о живом человеке, а просто о вещи, гораздо менее ценной, нежели груда камешков с заоблачной себестоимостью. Он поспешил оставить офис президента корпорации, что-то недовольно бормоча себе под нос. Анна прилетела под вечер, впорхнула в гостиную, на ходу сбрасывая плащик, и посетовала на затяжные лондонские дожди. - Я бы тоже хотела жить в Англии… - мечтательно протянула Сонечка, младшая дочь Долгорукого от третьего брака. На что Анна весело подмигнула сестренке: - Не переживай, еще успеешь! – она презентовала Соне привезенный сувенир и, чмокнув отца в щеку, поинтересовалась. – О чем ты хотел меня попросить, папа? Петр Михайлович, важно подбоченившись, провел дочь в кабинет. - Девочка моя, речь пойдет об определенной работе, – он дождался, пока Анна удобнее уселась в мягком кресле у камина, и продолжил. – Девочка, мне понадобятся твои услуги. Девушка заметно оживилась, синие глаза заискрились в предвкушении: - Вы хотите предложить мне должность в юридическом отделе, Петр Михалыч? Это же замечательно! По результатам стажировки я полностью подготовлена к ответственной работе. - Почему в юридическом? – Долгорукий озадаченно взглянул на дочь поверх очков. – У меня хватает квалифицированных юристов. Он не потрудился заметить, как взгляд дочери разочарованно погас. Разумеется, Анна знала: родители не в восторге от ее стремления заниматься юриспруденцией. Отца вполне устраивала в качестве дочери известная фотомодель, востребованная в Европе и Новом мире. А мать считала: достойное будущее можно обеспечить своим телом, а не высшим образованием. Она сама когда-то так поступила и теперь благодарно пожинала плоды выгодного развода с Петрушей. Вопреки всему этому, вопреки сформировавшимся предубеждениям относительно умственных способностей хрупких блондинок и их доступности, подкрепленным недвусмысленными намеками, Анна все равно успешно получила диплом бакалавра и теперь готовилась к защите магистерской степени в юридическом колледже Кембриджа, всё реже и реже соглашаясь на контракты, предлагаемые ее модельным агентством. Когда отец позвонил и предложил работу, девушка даже подумать не могла, чем именно он попросит помочь. Конечно же, отказать она не могла, потому собралась, приказала себе забыть о самолюбии и перешла на официальный тон: - Какого же рода… продукт мы будем рекламировать? Лицо Петра Михайловича заметно просветлело. - Посмотри… - восторженно прошептал он, торопливо доставая из верхнего ящика фотографии. – Это она, «Королева»… Бросив быстрый взгляд на драгоценности, призывно мерцающие под стеклом, Анна задумчиво протянула: - Какое странное колье… Но мужчина весело засмеялся в ответ: - Доченька, это не колье! – с трудом отсмеявшись, Долгорукий пощелкал в ноутбуке и нашел, наконец, фото эксклюзивного белья на аппетитной фигурке итальянской топ-модели. – Смотри-ка сюда. В кабинете было не слишком светло. Приглушенные лучи настольной лампы лишь немного дополняли отсветы пламени в камине. В проеме не задернутых штор догорал прохладный весенний закат, так что в полумраке Петр Михайлович не видел, как вспыхнула румянцем, а затем побледнела дочь. Слабых возражений он тоже не услышал. Вернее, не захотел слушать. - Собираешься получить магистерский диплом? – он злорадно ухмыльнулся. – Учти: с моими связями тебя не то, что на перспективную должность, хоть и в твоем далеком Лондоне, - даже в паршивую конторку государственным защитником не возьмут! Или ты оденешь «Королеву» на предстоящей презентации, или… Отец многозначительно замолчал, и девушка, смешавшись под его зловещим прищуром, обреченным кивком головы дала своё согласие... *** Владимир сделал еще пару глотков шампанского, неохотно разглядывая разношерстную толпу, и едва заметно поморщился: - Отец, ты сошел с ума… Стоящий рядом пожилой мужчина снисходительно улыбнулся. - Может быть, и так, Володя, может быть, и так… - в его тихом мягко голосе весьма сложно было уловить резкие, жестковатые нотки, совершенно не совместимые с философствующим тоном. Молодой человек раздраженно фыркнул, осушая бокал. - Тогда какого дьявола ты задумал всё это?! Тоже помешался на брюликах, как и твой Князь? - Сын, не позорь славное имя Корфов, - нравоучительно прозвучали слова, но серый взгляд отца выдавал улыбку. Вдруг неясной тенью мелькнуло в прищуренных глазах воспоминание, и они наполнились озлобленностью, вместе с глухой тягучей болью. – Ты предлагаешь мне забыть обо всем? Владимир молча потупился, напомнив сейчас Корфу старшему нашкодившего мальчишку, и этот позабытый образ немного успокоил отца, позволяя выдохнуть и продолжить уже ровным голосом: - Из-за Долгорукого меня обвинили в убийстве лучшего друга. Десять лет… Три тысячи шестьсот пятьдесят дней, вырванных из жизни, из судьбы… Десять лет, Володя! Молодой человек сверкнул глазами. Пережитое унижение нахлынуло и накрыло с головой. Не слишком-то комфортно проходить стажировку в городской прокуратуре, когда твоего родного отца держат под следствием по подозрению в организации убийства. Тогда был полный пакет: сфабрикованные улики, подкупленные свидетели, судья, не желающий слушать разумных доводов, упрямо решивший «запаковать» известного политика по полной программе. Глотая свои обиды, словно горькую противную пилюлю, научившись не обращать особого внимания на косые взгляды коллег, Владимир разрывался между любовью к отцу и чувством долга. Но все равно не удалось пройти по узкой жердочке над пропастью. Вечно обозленный прокурор, взъевшись за какую-то мелочь, добился, чтобы стажера с позором лишили возможности окончить юрфак. Отчисленный с последнего курса за несколько месяцев до защиты диплома, Корф ушел в армию. А, вернувшись домой после контрактной службы, занялся бизнесом. К тому времени скандальная история с заказным убийством подзабылась, журналисты притихли, а правоохранительные органы отстали, наконец, и от Корфа и от семьи покойного Александра Репнина. Иван Иванович отбывал срок в тюрьме строгого режима, под Томском, то радуя начальство пенитенциарного заведения примерным поведением, то до полусмерти пугая слабым сердцем. Дела молодого предпринимателя пошли успешно. Несколько лет – и небольшая фирма превратилась в процветающий концерн. Пригодились и отцовские связи: нехотя, «втихую» друзья старшего Корфа – те из них, которые таки не поверили в признанную судом его вину, - помогали по мере возможностей и времени его отпрыску. Так что общими усилиями Владимир вскоре вышел на международный уровень, заказы посыпались один за другим, конкуренты завистливо поглядывали на предприимчивого молодого человека, нервно покуривая в стороне. Когда по амнистии Ивана Ивановича отпустили на свободу, он с гордостью взглянул на сына, не говоря ни слова, похлопал по плечу, и Владимир ощутил вдруг в полной мере упоительное чувство отцовского уважения и благословения. Теперь же отец задумал месть… Как сам Иван Иванович выразился, «страшную, коварную месть человеку, испортившему его жизнь». Ради чего? Чтобы подержать в руках искусительницу-победу, а потом снова понести наказание, на сей раз заслуженное? Владимиру доводилось в жизни не раз действовать не совсем честными путями, пытаясь достигнуть своих целей, но все деловые партнеры, друзья и недруги знали: молодой Корф никогда не опускался до открытого криминала. Так что меньше всего он ждал подобного поступка от отца. Владимир немного наклонился, чтобы чужие уши не перехватили информации, для них не предназначенной. - Чего ты хочешь от меня? – не собираясь потакать отцу, он все же должен был разведать о его планах и вмешаться в нужный момент. Иван Иванович извлек из внутреннего кармана небольшую брошюру. - Её! На ламинированной карточке сверкающим блеском переливались сфотографированные драгоценности причудливой формы. Владимиру приходилось иметь дело с ювелирными фирмами, так что он сразу обратил внимание на качество украшений. Только все не мог понять, какое конкретно изделие перед ним. Усмехнувшись озадаченному виду сына, старший Корф в полголоса объяснил: - Это хит сегодняшнего вечера, «Королева бриллиантов», бешеный эксклюзив. Долгорукий отстегнул за него на Сотби тридцать миллионов в американской валюте, а по неофициальным данным – еще несколько на сторону за возможность поучаствовать в торгах, поскольку подал заявку позже положенного срока. - Дела “Prince-Инвеста“ идут настолько хорошо? – Владимир скептически изогнул бровь. - Да брось ты! – рассмеялся отец. – Там каждый месяц на так называемой благотворительности столько бюджетных средств отмывается – мама не горюй! К тому же, источники, которым я очень доверяю, в один голос твердят о том, что этот подлец взял под залог кругленькую сумму… Молодой человек призадумался: - Надо же… Так на украшениях помешался, что свое же дело под удар ставит. Мы прижмем его финансово? - Нет… - протянул собеседник, брезгливо поморщившись. – Тут все чисто: с возрастающими темпами продаж ему удастся погасить кредит в короткий срок. А вот если у нас будет «Королева»… Да Петруша все на свете отдаст за нее… Да он землю грызть станет по первому моему приказу! Владимир никогда не видел родителя в подобном состоянии, всегда мягкий и рассудительный, нынче он казался опаснейшим человеком. Корф нетерпеливо сжал и разжал кулак. - Пап, ты не мог бы изъясняться конкретнее? - Без проблем, - Иван Иванович развел руками на манер циркача-фокусника и, заставив сына наклониться еще ниже, раздельно прошептал. – Я хочу, чтобы ты ее украл. Никому из пестрой толпы приглашенных Долгоруким гостей не было ровным счетом никакого дела до разговаривающих в уголке у стены мужчин, одновременно и похожих, и непохожих друг на друга. Иначе кто-то обязательно заметил бы, как вытянулось от удивления лицо младшего. Он некоторое время не мог подобрать достойного ответа отцу, пока, наконец, не выговорил: - Обратись к доктору Штерну, пусть посоветует тебе хорошего психиатра. - Я знаю все твои аргументы, сынок, - старший Корф благодушно потрепал наследника по плечу, - но уверяю тебя: лучшего способа отомстить просто не существует. Петруша одержим этими побрякушками настолько, что даже разорение фирмы не ударит его с такой силой. - А ты одержим местью, папа, - осторожно заметил Владимир, на что Иван Иванович никак не отреагировал, разве что суровая складочка перерезала морщинистый лоб. - Так ты сделаешь то, о чем я прошу? – в тоне старика прибавилось раздражения. Молодой человек лишь фыркнул: - Уволь, я не медвежатник какой-нибудь, – и тут же кивнул знакомому банкиру, - Эдуард Викторович, приветствую. Проводив взглядом человека, посмевшего прервать столь важный разговор, отец Владимира ехидно поинтересовался: - Хочешь сказать, что не в состоянии организовать нечто подобное? Прекрати, Володя, мы оба прекрасно знаем о твоих возможностях. Да и связи, сынок. Мне уже в пору брать пример с того, настолько важными и нужными людьми ты сумел себя окружить. Среди них наверняка найдется специалист… широкого профиля, да не один! - Всё равно я не… - начал, было, младший Корф, но в этот миг освещение погасло, толпа гостей притихла, и зеленоватые лучи софитов, вспыхнув, озарили приглушенным мягким сиянием импровизированный подиум. Легкие и прозрачные, будто крылья стрекоз, переливающиеся перламутром, встрепенулись занавески, из струящегося шелка драпировок, словно из волн морских, появилась ОНА… Иван Иванович осторожно прикоснулся к плечу сына и шепнул: - Володя, это «Королева». - Я вижу… - так же шепотом ответил молодой человек, судорожно сглотнув. – Королева… Разве? Нет! Ему тут же захотелось поправить отца. Эта девушка – не королева, она богиня, совершенство, абсолют красоты, невесть как и почему оказавшийся вдруг в бренном мире смертных, но всё такой же неземной, сотканный из чистейшего небесного пламени, из вечного эфира… Как и там, в вышине эмпирея, это хрупкое божество с огромными сине-зелеными глазами было одето лишь в золотую невесомость волос да сверкающие звезды, своими лучами едва способные скрыть восхитительную искушающую наготу. Красавица смотрела прямо перед собой, но Владимир вздрогнул так, если бы улыбка, застывшая подобно изваянию, предназначалась ему одному, и пронизывала душу, и растворяла сердце в горячей крови… С любопытством последив за восхищенным взглядом сына, Иван Иванович покачал головой. - Ну и куда ты смотришь? Манекенщиц, что ли, не видел? Можно подумать, я не знаю: у тебя таких, как она, - на каждую ночь новая. Это, кстати, дочь Долгорукого. А вот на ней… - старик улыбнулся немного зловеще, - на ней – «Королева», уникальный наряд из бриллиантов в платине. И она мне нужна! - Да, она нужна мне… - на автомате подтвердил Владимир, не в силах отвести глаз от совершенной фигурки красавицы в драгоценном одеянии. Дочь Долгорукого, которую он, дурак, принял за неземную богиню, на самом деле вполне земная. И вполне доступная! Только руку протяни – и она твоя. Пальцы заныли от желания провести по шелковистой коже, снимая эти ненужные побрякушки… Прильнуть к роскоши нежного тела, чтобы мир вокруг превратился в сияющий звездный водоворот. Долгорукая станет самой главной, самой яркой его победой… Давая волю разгулявшейся фантазии, мужчина криво ухмыльнулся, и потемневшие зрачки хищно сверкнули в полумраке. Наконец-то, он сам, по-своему, сможет отомстить человеку, искалечившему жизнь его семье, семье его лучшего друга! А отец, так уж и быть, получит свою «Королеву бриллиантов». Почти не слышно, обращаясь, скорее, к самому себе, Владимир пробормотал: - Я смогу ее украсть… - и услышал в ответ гордое: - Я никогда в тебе не сомневался, сынок! *** Повинуясь властному приказу сильных рук, нагината описала в воздухе восьмерку, заставив противника отступить назад и бросить оружие, беспомощно упираясь в стену. Владимир самодовольно ухмыльнулся, удобнее перехватил древко, легким поклоном поблагодарил спарринг-партнера, затем отставил старинную алебарду и, скинув шлем, тряхнул головой. - Продолжим, - он направился к окну, где, скрестив руки на груди, его поджидал молодой человек в дорогом костюме. – Впрочем, можешь не пытаться, Миш. Это дело решенное! Собеседник закатил глаза. - Тогда ты еще больший глупец, чем дядя Ваня! – в приглушенном голосе прибавилось раздражения. – Володя, ты хоть понимаешь, что повлечет за собой подобное… мероприятие? - Мне все равно… - Корф беспечно пожал плечами, но примирительно кивнул под пристальным взглядом друга и добавил, - обещаю быть осторожным. Михаил ничего не ответил на это заверение, разве что холодно покосился на Владимира и продолжил уже тише: - Седой уверяет, что всё готово. Конечно же, на твоем месте я бы не доверял ему настолько полно, но… - Позволь мне решать подобные вопросы! – в голосе Корфа зазвенела сталь приказа. – Я доверяю ему, как себе, и поверь: имею весьма веские на то основания. Если Седой уверен, значит, действительно все готово. Когда проведем операцию? - Сегодня вечером, - Репнин вздохнул. – Князь устраивает грандиозный ужин в «Севилле» в честь своего нового приобретения, сразу после которого «Королеву» под охраной отправят в особняк Долгоруких. Но перед этим старый извращенец хочет, чтобы публика еще раз с завистью взглянула на его любимую доченьку в дорогущем гарнитуре. - Тогда и подберем красавицу… - мечтательно протянул Владимир. – Всё просчитано до деталей: свет погаснет всего на несколько мгновений, и за это время Долгорукая исчезнет. Я лично буду ждать у задней двери ресторана, если что – нас прикроют. Не звони минимум неделю, я сам выйду на связь... Мишель, что? От пристального взгляда серых глаз не укрылось, что друг явно чем-то обеспокоен. Репнин потупился и скупо подтвердил: - Откровенно говоря, я бы предпочел наказать убийцу своего отца законными методами… - Забыл, как твое всевидящее око закона усмотрело настоящего убийцу в МОЕМ отце? – Владимир в упор посмотрел на товарища, тонкая бровь насмешливо изогнулась, и Михаил смешался. - Мы никогда не обвиняли в случившемся Ивана Ивановича, - он мотнул головой в подтверждение своих слов. – Это же просто нелепость – тот арест, а суд - настоящее шоу. - Вот именно! Потому я не верю больше подобным шоу и желаю самостоятельно совершить правосудие! Понятно? Репнин хмыкнул: - Вполне. Впрочем, одно все же неясно: что ты думаешь делать с Долгорукой? Избавишься от нежеланной свидетельницы? Отправишь домой к папаше, как ненужную обузу? – он вглядывался в глаза собеседника, стараясь уловить ответы в глубине потемневших загоревшихся зрачков. – Стало быть, реально отправишь? Только сначала… Корф, ты сначала… Репнин выдержал многозначительную паузу, лукаво улыбаясь, пока, наконец, Владимир не оттолкнул его, быстрым шагом следуя из зала для фехтования. - Не знаю, еще не решил! Ему вслед раздался заливистый смех. - Не решил, говоришь? Ну, ты уж определяйся, а то такой красавицы судьба решается! Миша еще несколько раз сдавленно хохотнул, весело подмигивая приятелю, но едва успел уклониться от удара. - Не смей… - прохрипел в мгновение ока подскочивший Корф. – Не смей, слышишь? - Что, завлекла птичка? – понимающе кивнув, Репнин похлопал Владимира по плечу и лишь улыбнулся добродушно, когда тот попытался нацепить на лицо маску скучающего безразличия. – Да брось, Володя. Видел бы ты, как горят твои глаза, когда о ней говоришь, как стискиваются зубы, как подрагивают уголки губ. Ты влип, дружище. - Чушь! – Владимир в миг остыл, но сразу же нахмурился. – И прекрати испытывать на мне свои психологические научные штучки, ты же прекрасно знаешь, как скептически я к ним отношусь. Михаил согласно кивнул: - Знаю. И тем ни менее, язык нашего тела не врет. В отличие от нас, он просто не умеет. Подумай об этом. – Весело подмигнув другу, он направился дальше по коридору, уже набирая чей-то номер на мобильном, а младший Корф завернул в столовую, уселся в ожидании завтрака и развернул газету. Только ряды черных букв рассыпались перед глазами, не желая становиться в слова, связываться в четко сформулированные фразы. Сегодня… Сегодня вечером он осуществит свою страшную месть… Пафосно-то как – собственные мысли заставили молодого человека криво усмехнуться. Стоит ли прикрывать порывом наказать преступника свои собственные, совершенно другие цели? Ведь сегодня он, наконец-то, заполучит ту, о которой в последнее время грезил во сне и наяву, - девушку, всецело поглотившую его мысли и мечты, завладевшую им так же полно, так же необратимо, как и он планирует завладеть бриллиантами ее отца. Последний раз… Последний день этого постоянного бесконечного унижения… А потом она уедет – навсегда уедет из этой страны, где собственный отец выставляет ее, как рабыню на рынке! Анна вздрогнула и поморщилась от отвращения, стоило только вспомнить самый первый вечер. Потом удалось хоть как-то привыкнуть, но сначала ей казалось: глаза всех присутствующих мужчин просто прожигают в ней дыры, так горячо, так больно… Она никогда не позволяла своему агенту давать согласие на подобные заказы. Пусть и приходилось время от времени рекламировать коллекции нижнего белья, но девушка тщательно следила, чтобы модели подбирались без откровенностей и излишеств. Благо, в мире было огромное количество менее принципиальных красавиц, готовых за определенную сумму и вовсе оголиться перед камерой. Анна же слыла не в меру скромной и целомудренной, потому так и не заимела подруг среди своих коллег-моделей. Приказ отца, напрочь лишенный такта и элементарного уважения к дочери, поверг ее в шок. Но, быстро собравшись, Анна все же поставила Петра Михайловича перед условием: пять вечеров демонстрации «Королевы бриллиантов» в обмен на автограф старшего Долгорукого: маленькую подпись внизу под контрактом, условие в котором – навсегда забыть, что от второго брака у него есть дочь. Отец, услышав такие условия сотрудничества, поморщился, потом изобразил глубочайшую скорбь и даже схватился за сердце, сетуя на детскую неблагодарность. Анна в последнее мгновение приказала себе остаться на месте, не рвануться к пошатнувшемуся родителю, предлагая руку помощи, - ведь вся его жизнь была суть притворство и ложь. Почему же только сейчас девушка удосужилась это понять? Итак, Долгорукий подписал злосчастный контракт. И сегодня был последний день – последняя презентация, последнее унижение, последний прием, на котором на Анну будут еще смотреть как на Долгорукую. Что потом – девушка не знала. Но уверенно смотрела в будущее: что-нибудь да придумает. Краем глаза она покосилась на камеру наблюдения в углу спальной: обеспокоенный своими ненаглядными драгоценностями, отец не оставил ни сантиметра в доме, где возможно было бы скрыться от вездесущей охраны. Что ж… Раз он так хочет… Господи, но почему же так сложно!? Зажмурившись, словно перед прыжком в неизвестность, Анна скинула с плеч легкий шелковый халатик и подошла к широкой кровати. Тонкие пальцы пробежались по сверкающим камешкам, разложенным на атласном покрывале. Пора одеваться… *** - Вы, как всегда, восхитительны… - Очаровательны… - Петр Михалыч, ваша дочь – само совершенство! - Прелестница! - Богиня! И за каждой репликой, каждым возгласом – масленый взгляд, стягивающий с нее это позорище, по недоразумению названное бельем. И каждый раз – страх гложет, выедает изнутри, страх, что отец может просто-напросто продать ее какому-нибудь своему другу или партнеру по бизнесу. Анна сдержала нервную дрожь, продолжая лучезарно улыбаться. Нет, это невозможно! Отец не имеет на нее столько прав, тем более теперь, когда контракт, разбивающий родственные кровные связи, подписан и завизирован, и вот-вот наберет юридической силы. Осталось потерпеть совсем немного – несколько минут, несколько десятков шагов до импровизированной гримерки, крохотной комнатушки, где она сможет остаться одна, снять украшения и, накинув хоть что-то приличное, передать их поджидавшему у двери отцу с охраной. Девушка облегченно выдохнула, лишь захлопнув за собой дверь, и устало прислонилась спиной к полированной поверхности. - Ну, слава Богу… В этот самый миг свет подозрительно замигал и тут же погас, в коридоре послышалась непонятная возня, скрипнули петли, и, даже не успев крикнуть, схваченная кем-то в темноте, Анна провалилась в удушливое забытье. А в себя она пришла от бесцеремонного прикосновения к груди прохладной и немного шершавой мужской руки. Дернулась, пытаясь увернуться, но сразу поняла: запястья крепко связаны за спиной. Красавица открыла глаза и встретилась взглядом с брюнетом в черном, склонившимся над ней в тесном салоне спортивного авто. Она гордо вскинула подбородок. - Что вам от меня нужно?! Мужчина не ответил, лишь прищурился, пристально разглядывая хитросплетение камней и тончайшее кружево платиновой оправы, которые почти не прикрывали вздымающуюся от волнения высокую девичью грудь. Подушечки пальцев скользнули по теплой коже, приподнимая драгоценность, и низкий бархатный голос довольно прошептал: - Восхитительно… - Что вы себе позволяете? – Анна заерзала на сидении, сбрасывая мужскую руку, на что похититель только хмыкнул. Его взгляд сделался отстраненным и холодным, каким-то… безжалостным – девушка съежилась и сама похолодела под этими беспристрастными серыми глазами. - Вырываться бесполезно, - приглушенно сообщил он и чуть повернулся, заводя двигатель. Машина бесшумно скользнула дальше – по мокрому от упавшего тумана асфальту, по боковым улицам, уносясь в ночь и неизвестность. Темнота за окном с каждой минутой становилась гуще и тяжелее. Огни города таяли вдали, а за тонировкой стекла рассмотреть ночную местность не представлялось возможным. Однако же было не сложно догадаться: негодяй увозит ее подальше от столицы, туда, где чрезвычайно трудно (а то и вовсе нельзя) найти похищенную девушку. Или же… Неожиданная мысль заставила Анну снова вздрогнуть от страха. Если грабитель заполучил «Королеву», то следующим его шагом будет избавиться от ненужной свидетельницы! Наверняка, он сразу это задумал, иначе не рискнул бы «светить» свое лицо. Оставшуюся часть дороги девушка сидела, притихнув, забившись в уголок. Меньше всего ее сейчас заботила кричащая откровенность наряда. Лишь раз она перехватила оценивающий взгляд мужчины, и румянец смущения вспыхнул на щеках. Отчаянно захотелось прикрыться хоть чем-то, но руки были крепко скручены за спиной. Тогда Анна, насколько могла, развернулась к окну, прижалась к холодному стеклу и горько улыбнулась своему отражению: в полумраке салона, в царящей снаружи ночи все равно было видно, как, не сдержавшись, скользнула по разгоряченной коже одинокая слеза. Поведение преступника впервые заставило ее задуматься, когда машина притормозила за очередным поворотом и вскоре остановилась. Голые ветви деревьев задели крышу, ненавязчиво постучали в запотевшее стекло, и красавица успела проститься с жизнью за те несколько мгновений, пока мужчина, ловко выбравшись из салона, поспешил открыть ее дверцу. Анной овладело странное безразличие. От мерзавца в черном едва ли можно сбежать… Да и зачем? Все равно догонит. Так, может, хотя бы убьет быстро, и не будет мучить слишком уж изощренно. Ворвавшееся в открытую дверцу холодное дыхание мартовской ночи неприятно скользнуло по обнаженному телу. Помимо воли девушка поежилась, но синие глаза, влажные от подступивших слез, удивленно распахнулись, стоило почувствовать тепло меховой накидки, в которую ее завернули бережные руки. Преступник с легкостью подхватил свою дрожащую жертву и почти бегом направился к небольшому коттеджу, не глядя, нажал какую-то кнопку – и бронированная дверь плавно ушла в сторону, приветливо маня домашним теплом прихожей. - Будь здесь, - угрюмо произнес похититель, чуть ли не бросив Анну на мягкий кожаный диван. Теперь, когда ярко освещенная гостиная с камином сменила приглушенный свет полуприкрытых автомобильных фар, прищуренные серые глаза его горели каким-то болезненным зловещим блеском. Прежняя насмешливость исчезла, ушла из них, как растворяется последний луч заката в подступившей мгле. А, может, и не было никогда в глубине мужских зрачков затаенной, спрятанной за веселостью восхищенной теплоты? Возможно, это лишь привиделось испуганной связанной красавице? Она проводила взглядом быстро удаляющуюся фигуру и, наконец, позволила себе шумно выдохнуть. Если он и собирается ее убивать, то явно не сейчас. Изогнувшись и сбросив мех, девушка снова попыталась высвободить запястья. Она так увлеклась процедурой, что не заметила звука приближающихся шагов, потому вскрикнула от неожиданности, когда сильные ладони грубо схватили ее за плечи, разворачивая. - Прекрати, - он брезгливо поморщился, чем заставил красавицу потупить взор, но развязал веревки. На изумленный вздох пленницы пожал плечами. - Всё равно ты не сбежишь отсюда, можешь не утруждать себя. При входе – кодовый замок, в помещениях – температурные датчики, так что если приборы тебя не обнаружат, мгновенно поднимется тревога и… - мужчина хмыкнул, - пока что тебе рано знать, что в таком случае будет, но, надеюсь, ты достаточно благоразумна, чтобы не испытывать судьбу… Анна… Разумеется, она не была глупа, и прекрасно понимала, что подобная кража требует огромной подготовки. Наверняка, этот человек, прежде чем предпринять решающий шаг, узнал всё о владельце «Королевы бриллиантов», следовательно, прекрасно знал всё о ней тоже. Но, невзирая на это, девушка вздрогнула, услышав свое имя, и вопросительно уставилась на преступника. - Я Владимир, - неохотно процедил он сквозь зубы и тряхнул головой, словно пытаясь скрыть неловкость. В этот миг задумчивый и глубокий, его взгляд ненадолго задержался на приоткрытом от волнения ротике прелестницы, потирающей уставшие запястья, затем скользнул ниже, и на дне зрачков вспыхнули сверкающие огоньки бриллиантов. Владимир потянулся к самому крупному камню в левой чашечке «лифа», но Анне показалось, что мужские пальцы прикоснулись к соску, ласково провели по груди вниз и торопливо отстранились, будто испугавшись теплой бархатистой кожи. Она гневно оттолкнула обидчика, хрупкая ладонь взметнулась для пощечины, но была ловко перехвачена в полете. - Даже не думай… - прорычал Владимир, и девушка замерла, ожидая неминуемого наказания за дерзость. Однако мужчина быстро остыл и не спешил что-либо предпринимать дальше. - Трудно быть совершенством… - наконец, тихо протянул он, по-прежнему внимательно рассматривая искусно скрепленные камешки. – Только мало кто задумывается над тем, что под сияющими бриллиантами прячется холодный металл, не способный согреть, не умеющий чувствовать… Но и это еще не всё! Ведь серебристые капельки металла, застывая, оберегают спрятанную подо всей этой блестящей мишурой… гниль. А в мире нет ничего, страшнее гнили. Ты согласна… Анна? Он требовательно потянул девушку за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза, и несколько долгих секунд не отпускал ее смятенного взгляда. Потом же рывком подскочил, стаскивая с себя короткую куртку. - Одень пока это, - небрежно бросил на диван, так что Анна едва успела уклониться. – Я скоро. Найду что-нибудь более подходящее! Владимир яростно захлопнул за собой дверь гостиной и прислонился к ней спиной, зажмурившись. Какой же он дурак… Настоящий идиот, возомнивший себя гением стратегии и тактики! Он ведь давно усвоил: месть – блюдо, которое подают холодным. Но разве возможно сохранить на лице маску ледяного безразличия, когда рядом с этой соблазнительной малышкой тело будто горит, со всех сторон охваченное пламенем? И пусть Анна – просто очередная пустоголовая красотка, виляющая задком по приказу папеньки, – он все равно бесповоротно влип. Он, Владимир Корф, уже сейчас готов целовать тонкие пальчики своей пленницы в надежде заслужить мимолетную улыбку! А он ведь столько всего напланировал… Соблазнить дочь врага, сделать так, чтобы она позволяла ему всё, что угодно, а потом бросить, словно забытую ненужную игрушку, и зло рассмеяться вслед. Да только одного не учел сразу: кем бы она ни была, какой бы ни была, для него Анна – всё та же неземная богиня, которую увидел месяц назад на очередном приеме, которую столько долгих лет пытался увидеть, найти, разглядеть в каждой женщине, побывавшей в его объятьях и постели. Молодой человек устало провел ладонью по лицу, в надежде сбросить невидимые сети, вырвать из сердца лучистый и влажный синий взгляд. Широкими шагами, перепрыгивая через две ступеньки за раз, направился на второй этаж. Как и полагал, женской одежды в спальной не оказалось. Да и откуда? Здесь бывало не так уж много его подружек, но и те не задерживались. Владимир Корф слишком ценил свою свободу, чтобы пойти на поводу у очередной смазливой мордашки… Похлопав ящиками полупустого комода, мужчина вытащил свою рубашку – достаточно длинную для тоненькой хрупкой девушки. Удовлетворенно кивнув собственному отражению, Владимир снова прикрыл глаза. Сейчас же надо заставить Долгорукую одеться, иначе он просто с ума сойдет, глядя на это роскошное, практически ничем не прикрытое тело. Черт, только полные глупцы влюбляются в безмозглых кукол! Корф никогда не считал себя глупцом, и тем ни менее, нынешней ночью, прижимая к груди укутанную в меха дрожащую красавицу, он понял вдруг, что влюбился. Влюбился еще тогда, с самого первого взгляда. И это было… так ярко – как молнией по черной бездне неба; так горячо – как огнем по высохшим сосновым поленьям; так больно – как острым смертоносным лезвием самурайской алебарды по живой плоти, рассекая кожу и мышцы, смешивая стоны и кровь… *** Анна недоумевала. Причем с каждым днем она все сильнее запутывалась, все меньше могла разобраться в этом странном человеке, знающем о ней практически всё, но так и оставшемся для нее просто Владимиром. В первый вечер их необычного знакомства девушке показалось, что она раскусила самоуверенного нахала. Кем он мог быть, кроме как мошенником, вором и абсолютно беспринципным трусом, если похитил беззащитную девушку, завез бог знает куда и теперь намерен поиграть с нею, как кот с мышью, а потом… В том, что ее похититель планирует сделать потом, у Анны сомнений не было. По крайней мере, сначала. Она каждый миг напряженно ждала, когда же мужчина достанет пистолет и направит на нее черное дуло. Она уже откровенно приготовилась умереть, когда Владимир, оставив девушку одну, поднялся на второй этаж, так что вид мужской накрахмаленной рубашки вызвал определенное недоумение. - Одень это, - сухо бросил преступник и, сложив руки на груди, оперся о дверной косяк. – Затем снимешь бриллианты. В конце концов, мы тут именно ради них. Его серые глаза чуть прищурились, выдавая раздражение, и Анна поежилась под пристальным взглядом. Впору было бы выполнить требования грабителя, тогда, возможно, он не станет от нее избавляться. Но… Определенное «но» есть всегда. На сей раз оно было прописано дополнительным пунктом в контракте: на все время демонстрационных показов «Королевы» Анна Петровна Долгорукая полностью отвечала за нее, и в случае, если с драгоценностью что-либо случится… «С тебя и спрос, девочка…» - будто наяву послышался неприятный смешок отца. Анна стиснула еще не застегнутую рубашку на груди и прошипела: - Только через мой труп! Сама не знала, что на нее нашло, что заставило сказать это – бросить вызов суровому мужчине, которого она боялась до дрожи. Ее тело уже заполонило ожидание неминуемой немедленной расправы, но Владимир сверкнул глазами исподлобья, чуть слышно хмыкнул и вышел, не удостоив пленницу ответом. Именно с этого мгновения Анна и перестала его понимать… Мысли девушки снова вернулись к отцу: отчего, зачем он настоял на этом нелепом пункте договора? Ожидал чего-нибудь подобного и уже предвкушал, как получит над дочерью абсолютную власть? Или наоборот, слишком самоуверенный и гордый, даже не допускал мысли о том, что с его ценностью случится неприятность, - и с нетерпением ожидал избавления от неугодной наследницы?.. Вопреки слащавой улыбке и отеческой поддержке, девушка всегда каким-то шестым, седьмым чувством ощущала себя лишней в семье Долгоруких. То ли она была слишком независима, и это раздражало Петр Михайловича, привыкшего к безоговорочному подчинению его воле всех окружающих. То ли болезненный развод, в результате которого мать Анны «отстегнула» огромный кусок долгоруковского пирога, настолько больно ударил по его мужскому самолюбию. Но в любом случае отец не часто пытался скрыть некую неприязнь к Анне, и это бросалось в глаза даже посторонним. Только она все равно любила папу. И многое ему прощала. Слишком многое… В ту ночь, свернувшись калачиком в отведенной для нее спальной, боясь заснуть и пропустить приближение опасности, красавица уже подспудно понимала: ее жизнь изменилась окончательно и бесповоротно… Владимир яростно взмахнул длинным древком – и острая сталь нагинаты свистнула в воздухе. Еще одно движение, за ним второе, разработанные, натренированные кисти рук безоговорочно выполняют приказ хозяина, в полной мере владеют довольно тяжелым самурайским оружием. Упражнения в одиночку не идут ни в какое сравнение с хорошим спаррингом, но все же ему сейчас просто необходимо хоть как-то выплеснуть тот ядовитый огонь, что рождается в душе, обволакивает сердце и растекается по всему телу. «Только через мой труп…» Зачем она так сказала? Решала поиграть в героиню дешевых комиксов, бросая вызов мировому злу? Нагината описала в воздухе полукруг – и резким выпадом опустилась, поражая живот воображаемого соперника. Владимир ловко потянул древко на себя, отступил на пару шагов. Выдох, новый вдох – и воин готов для следующего раунда поединка. Неужели… Нет, едва ли это возможно, но неужели блестящие камушки для красавицы дороже жизни? Анна… Анна. Анна! Нельзя быть такой тщеславной, нельзя настолько любить богатство… Еще один выпад. На сей раз враг притаился сзади. В таком случае в нагината-до предусмотрена особая тактика. Ему никогда не встречались куколки, которые не испугались бы физической расправы. Да все его знакомые блондинки без колебания сняли бы с себя всё, отдали бы все драгоценности и себя в придачу, если бы речь шла об их никчемных жизнях! Почему же Анна не такая? Господи, пусть это будет правдой. Пусть она действительно окажется не такой! Но как отделить зерно от плевел, правду от лжи, игру от жизни? И особенно если от одного взгляда на хрупкую девушку с чудесными синими глазами становится жарко и тяжело на душе? Владимир сильным ударом вонзил лезвие алебарды в мягкую обивку стены и ловким движением скинул кимоно, спасаясь от этого испепеляющего жара. В Японии так, разумеется, не принято, но он у себя дома… Нагината снова взлетела, описывая в воздухе устрашающие восьмерки и зигзаги. Увлеченный своим внутренним поединком, молодой человек не заметил, что за ним внимательно наблюдают… Анна обессилено прислонилась к стене, прижимая прохладные ладошки к пылающим щекам. Она уже почти неделю жила в этом странном месте и достаточно быстро поняла, что ей позволено передвигаться по всему дому – лишь выйти на улицу не представлялось возможным. Довольно большой коттедж с самого начала поразил ее комфортом и роскошью, девушка даже попыталась из профессионального любопытства прикинуть, сколько нераскрытых краж «висит» на ее похитителе, раз он может себе позволить такой домик. Но Боже милосердный! В то время, когда она могла пойти в библиотеку, гостиную, тренажерный зал или сауну, на кухню или в оранжерею – почему она забрела сюда?! Чтобы увидеть Владимира, умело управляющегося с каким-то экзотическим оружием? Чтобы увидеть, как плавно перекатываются накачанные мышцы под загорелой кожей, как сильные руки сжимают древко ловко и цепко, отчего внутри ее самой всё сладко замирает – и вздрагивает от каждого нового взгляда? Этот мужчина всегда казался ей слишком опасным, но лишь теперь Анна поняла истинную причину своего страха: Владимир был опасно красивым. Анна нечасто заглядывалась на мужчин. Она явно не принадлежала к числу девушек, которых удовлетворяли мимолетные связи, а на длительные серьезные отношения просто не было времени. Сейчас же, глядя широко распахнутыми глазами на скользящего по залу мужчину, подобного гибкому свирепому тигру, Анна поняла, что… многое изменилось… И ее ужаснула эта мысль. Не помня себя, девушка метнулась подальше отсюда, захлопнула дверь своей спальной и упала на кровать, зарывшись с головой в одеяло. Ее трясло. «Королева» терла и неудобно сдавливала кожу. Анна очень хотела снять ее, но постоянно боялась, что грабитель тут же воспользуется ситуацией. Даже свое пребывание в душе девушка сократила до пары коротких минут, и то бриллиантовый комплект постоянно был с ней. Между тем Владимир не предпринимал больше попыток его забрать. Он вообще практически не говорил со своей пленницей, за день едва ли перекидывался с ней парой-тройкой фраз, становясь всё более и более угрюмым, попросту избегал ее. Вот и сегодня спрятался в этом своем идиотском зале для своих идиотских тренировок! Анна обняла подушку и прикрыла глаза. Как по волшебству, воображение нарисовало полуобнаженного мужчину в одних широких брюках, двигающегося с дивной грацией огромной кошки, чьи когти так и норовили впиться в неискушенное девичье сердечко. *** Прошло уже две недели, но ровным счетом ничего не изменилось. Он ни на шаг не приблизился к своей красавице, ни на йоту не смог ее разгадать. Оттого всё сильнее становилось желание обладать ею, а уж чувство… Относительно того, что он чувствует к Анне Долгорукой, у Владимира уже не осталось иллюзий. Он влюбился по уши, как мальчишка, и теперь с мальчишеской трусостью пытался понять, в кого же, собственно, он влюбился, почему всё его существо твердит о том, что перед ним не жеманная красавица, не расчетливая стерва, не послушная папенькина дочка. Он сам не знал, зачем решил все же позвонить Репнину, но неожиданная новость пришлась как нельзя кстати. - Корф, черт тебя дери, почему молчал так долго?! – в голосе Михаила злость пыталась не уступить место явной радости и облегчению. Владимир проговорил сквозь улыбку: - Были дела поважнее… Не стоит лучшему другу знать обо всех этих душевных муках, не то начнется знакомая песня: «А я же говорил, а я предупреждал…» - и далее по тексту. Репнин и правда ничего не заподозрил. - Осаждаешь очередную крепость? – он понимающе вздохнул – Везет тебе, Вовка. Впрочем, как всегда. Кстати, как там «Королева» поживает? Иван Иванович уже настойчиво интересуется. - Иван Иванович подождет, - серьезно возразил Владимир, прикуривая. – Ее исчезновение, небось, уже много шуму наделало? - Еще как! – Михаил смеялся в трубку. – Этот индюк Князь сначала пару дней сетовал, что его легкомысленная непутевая дочь позволила себе сбежать с любовником прямо в отцовских брюликах. Потом и вовсе забыл о ее существовании, бросил все силы на поиски «Королевы». Корф с огромным трудом загнал поглубже звериную ярость. Если речь идет о жизни и свободе Анны, как можно думать о чем-либо другом?! Как можно променять родную дочь на холодные звенящие побрякушки?! - Тебе это все не кажется странным? – осторожно начал он и удовлетворенно кивнул Мишиному подтверждению. - Я кое-что пробил, - Репнин понизил голос почти до шепота. – Пообщался с нашими людьми в окружении Долгорукого, и узнал о весьма любопытном контракте… - Он в своем уме?! – взорвался Владимир, не в силах понять, что Долгорукий действительно пошел на такое: потребовал от дочери нести полную ответственность за драгоценности, которые она в общей сложности носила не больше суток, и потом ее же обвинить в краже. Михаил осторожно кашлянул на другом конце провода: - Мне кажется, не все так просто. В любом случае, Анна не зря добивалась независимости, от такого отца можно ожидать чего угодно. Володя… - в тихом обращении друга была слышна доля неловкости, - ты бы... это… не слишком девушку… Ей и так несладко жилось с Долгоруким… Корф прикрыл глаза, едва слышно выдыхая горячий воздух. - Не лезь не в свое дело. Репнин недовольно фыркнул, услышав в трубке короткие гудки, и, разумеется, не мог даже подумать, что в этот самый миг Владимир, мечтательно улыбнувшись, откинулся на спинку кожаного кресла в библиотеке своего загородного дома и, смакуя каждое слово, уверенно прошептал: «Анна будет со мной, и будет счастлива… Она станет моей женой». Неожиданно пришедшее решение заставило Корфа содрогнуться. Он никогда раньше не задумывался о женитьбе, более того всячески ее избегал. В первый же раз подсознательно начал стремиться к этому, когда увидел свою сияющую звездами богиню. Да и вся история с похищением была, в сущности, просто предлогом ввести девушку в свой дом, сделать своей – навечно. Но, не зная ее настоящей, даже не представляя, какая она на самом деле, Владимир отчаянно гнал от себя непотребные мысли, пытался хоть как-то справиться с чувствами, пряча их за сдержанностью и суровым молчанием. Чтобы, в конце концов, разгадав мучившую его тайну любимой женщины, с готовностью бросить мир к ее ногам. Он подключил лэптоп и снова, в который раз открыл папку «Анна Долгорукая». Не так уж и много сведений: в основном фото-сессии. Только в жизни его звездочка еще прекраснее. Реклама парфюма французских модных домов, коллекции итальянских дизайнеров, кое-что – исключительно социальные проекты. Сдержанность и стиль. Плавные линии тела без кричащей откровенности и распущенности, даже когда речь идет о нижнем белье. И на эту маленькую скромницу отец, родной отец решил одеть ничего не скрывающие камешки! Владимир сжал кулаки до приглушенного хруста в суставах. Все-таки Долгорукому следовало бы начистить рыло… Пожалуй, смириться с подобным тестем – самое непростое в сложившейся ситуации. Но он постарается – ради Анны он готов пойти на всё. *** Девушка проснулась от немного влажного свеже-терпкого, пряного запаха. Открыв глаза, тихо ахнула и тут же зажмурилась, не смея поверить увиденному. Небольшая комнатка была просто завалена тюльпанами. Самых разнообразных цветов и сортов, только-только, казалось, срезанные в теплице или оранжерее, они благоухали, окутывая своим утонченным ароматом всё вокруг, напоминали о празднике. В углу у зеркала лежала кое-какая одежда. Анна хмыкнула, оценив «заботу» похитителя, принципиально стиснула зубы и с трудом застегнула на огромных камнях «Королевы» узкие джинсы. Под обтягивающей же футболкой ее тело, украшенное драгоценностями, выглядело еще соблазнительней. Разумеется, Анна не думала проникаться доверием к своему тюремщику. К тому же, судя по всему, она его абсолютно не интересует, как женщина… И все-таки за утренние цветы нужно было поблагодарить… Внизу девушку ждал еще один сюрприз. При ее появлении молодой человек быстро поднялся из-за сервированного на двоих стола. - Анна, – он галантно склонился к ее руке, - поздравляю вас с днем рождения. - Но… откуда… - удивленно пролепетала красавица в ответ и тут же оборвала себя: в принципе, эта информация была вполне доступна. Владимир молчал, склонив голову на бок, и несколько мгновений рассматривал ее – не оценивающе и не пугающе, нет. В его глазах Анна снова увидела горящее в первый вечер, в первый миг их знакомства восхищение, и эти воспоминания вспыхнули на щеках смущенным румянцем. Мужчина поспешил сгладить неловкость, отодвигая стул и помогая своей пленнице присесть. Не слишком понимая, отчего его отношение вдруг столь разительно изменилось, девушка окинула стол быстрым взглядом. - Это… все для меня? – даже не голос – слова дрогнули, боясь соскользнуть слишком быстро, необдуманно и испортить мгновение. В ответ Владимир посерьезнел, даже немного свел брови. - Нет. - Красавица такого явно не ожидала, и удивление на милом личике сразу же вызвало у собеседника лукавую улыбку. – Для нас… Вина? Анна слабым кивком дала свое согласие наполнить бокалы и потупилась, едва выговаривая слова благодарности, но не рискнула даже пригубить предложенное шампанское. Да и Владимир почти не пил. Он сегодня был сам не свой: грустно улыбался чему-то, отводил взгляд, и таким он был еще притягательней, еще красивее. Анна боялась его такого гораздо пуще прежнего, ведь теперь с каждым мигом ее все сильнее и сильнее тянуло к нему. Девушка по-настоящему испугалась, когда вспомнила о так называемом «стокгольмском синдроме» - о том, как похищенная жертва привязывается к своему похитителю, как начинает понимать его и стремится разделить его судьбу. Тот факт, что поведение Владимира теперь вызывало еще больше удивления, лишь усугублял ситуацию, а сама мысль о возможной разлуке, о его аресте или даже смерти казалась невыносимой. Анна то и дело с опаской поглядывала на мужчину, не слишком вслушиваясь в то, что он ей неспешно рассказывал, а очень скоро, отговорившись усталостью, еще раз поблагодарила за поздравление и поднялась к себе. За время завтрака тюльпаны в спальной распустились еще сильнее, запахли еще слаще. Только испуганно дрожащей Анне казалось: это не мягкий цветочный аромат, а ласковые руки Владимира обнимают, обволакивают ее всю. Одежда сдавливала тело, мешая дышать, и красавица поспешила избавиться от нее как можно быстрее. Отбросив подальше снятые футболку и джинсы, она вынула из вазы рядом с кроватью белый тюльпан и поднесла его к лицу. Свежая влага прикоснулась к щеке и окликнула девушку бархатным голосом Владимира: «Анна…» Она вздрогнула, зажмурилась и, слабо понимая, что делает, провела хрупким весенним цветком по своим губам, скользнула по изгибу шеи ниже, к мало прикрытой сплетением камней груди. Прохладные лепестки дрожали, прикасаясь к ее телу, и каждая клеточка трепетала, стремясь навстречу этим легким прикосновениям. Когда капелька росы, затерявшаяся где-то в чашечке цветка, упала на разгоряченный девичий животик, Анна не смогла сдержать слабого стона. Откуда не возьмись, перед глазами возникла соблазнительная картинка: тускло освещенная столовая, пахнущая оплывшим воском, томная музыка вдали и стоящий на коленях темноволосый красавец, жадно прильнувший к ее животику прохладными влажными губами. Неожиданное видение обожгло всё внутри и облетело опавшими лепестками от настойчивого стука в дверь. - Анна, я должен ненадолго уехать. Тебе ничего не нужно? - Нет, спасибо. – И как она ухитрилась сказать целых два слова так, чтобы голос не дрогнул? Владимир что-то невнятно пробормотал, затем послышался звук удаляющихся шагов, и всё стихло. Еще через пару минут машина просигналила за окном – хозяин дома прощался со своей пленницей. Анна метнулась из комнаты к лестнице, быстро спустилась и бегом направилась к двери. Да уж… Только опытному взломщику под силу эта совершенно непонятная конструкция кодового замка… Девушка упрямо тряхнула головой: она просто обязана сбежать! Как можно скорее, убежать отсюда, чтобы никогда больше не видеть мужчины, так бесцеремонно нарушившего ее покой, укравшего его вместе с пресловутой бриллиантовой «Королевой». Проверила окно, затем стеклянную дверь на веранду – нигде не представлялось возможным справиться с хитрыми замками и замочками. Но она не привыкла отступать… Владимир вернулся поздно. Промозглый весенний вечер уже успел плавно переплыть в безлунную ночь. И только крошечные золотистые капельки далеких звезд отражались в лужах проселочной дороги. Он ехал с новыми сведениями: оказывается, Долгорукий сам запланировал инсценировать похищение своей «Королевы бриллиантов», и лишь теперь начинал понимать, что за исчезновением драгоценности и дочери стоят вовсе не его люди. Что ж, это, возможно, еще сослужит Корфам неплохую услугу, но только не сейчас… Одно Владимир знал совершенно точно: Анну Петру Михайловичу он никогда не отдаст. До всего же остального пока не было никакого дела. Здраво рассудив, что будет честным рассказать девушке обо всех моментах дела, Владимир настраивался на откровенный разговор всю дорогу. И даже выдохнул с некоторым облегчением, не найдя Анны внизу. Но когда пленницы не оказалось в спальной, молодой человек ощутимо заволновался. Несомненно, несколько бесконечных минут, проведенных в поиске, едва не стоили ему седых волосинок, но красавица быстро обнаружилась у небольшой двери, ведущей к пожарной лестнице. Она так увлеклась боем с замком, с таким усердием пыталась раскрыть его с помощью шпильки, что совершенно не заметила приближения своего тюремщика. Девушка отвлеклась только когда услышала насмешливый вопрос: - Помощь нужна? Она подскочила и попятилась к противоположной стене. В синих глазах плескался такой чистый ужас, что Владимира передернуло: он не сделал абсолютно ничего, чтобы заслужить настолько испуганный взгляд. Но страх прошил и его – ударил насквозь, подобно смертоносному лезвию нагинаты, когда любимая дрожащими губами попросила: - Отпусти меня… Корф тряхнул головой, боясь даже представить возможную разлуку. Но разве он мог отказать, когда его звездочка, его жизнь смотрит так жалобно и просит еще тише: - Отпусти меня… пожалуйста… - Хорошо, - он сдержанно кивнул. – Но при одном условии: сними и отдай мне «Королеву бриллиантов». Анна уже была на всё согласна. Абсолютно на всё, лишь бы сбежать от него подальше. Занятая поисками выхода, хоть какой-то возможности сбежать, она немного отвлеклась, но стоило увидеть горящие серые глаза – и Анна поняла, как сильно она соскучилась по нему. Что же будет дальше?! Она неловко расстегнула пару пуговиц на просторном легком платье и остановилась. - Отвернись. Владимир удивленно изогнул бровь. - Даже не подумаю. Снимай. - Н-нет… - чуть заикаясь, выговорила девушка и задрожала под потемневшим взглядом. - Снимай! – потребовал похититель еще настойчивее. – Иначе я сделаю это сам… Владимир не смог бы сказать, из-за чего так вспылил. Наверное, от страха. Корф действительно неплохо позаботился о мерах предосторожности, но даже он не всё предусмотрел. Да и не думал, что придется так долго держать здесь неприступную красавицу. А еще не мог даже представить, что девчонка-модель сумеет разобраться с мудреной конструкцией замка. Но Анна почти открыла двери на пожарную лестницу – ему хватило одного взгляда, чтобы понять это! Еще несколько движений, несколько поворотов тонкой шпилькой – и замок щелкнул бы, выпуская птичку из ненавистной клетки, покрытой сверкающим золотом. Если бы он приехал минут на пять позже, мог бы навсегда потерять ее. А даже если бы и нашел – чего бы только не натерпелась малышка, одна в холодном весеннем лесу? Сейчас же страх в прекрасных синих глазах лишь увеличивал, разжигал его злость, подстегивал раздражение. Девушка и не думала снимать с себя побрякушки, за которые по воле самодура-отца вполне могла заплатить жизнью. И умом Корф понимал: она никогда не позволит себе раздеться в присутствии чужого мужчины. Но пережитый страх вкупе с этой самой непонятной злостью будто набросил на его глаза покрывало, и тонкая газовая ткань ярко-алым заревом застила мир. Владимир резким жестом отбросил со лба темную челку и криво усмехнулся. -Ну, что смотришь? Боишься? – он в один шаг оказался вплотную к девушке. – Боишься меня? Анне пришлось запрокинуть голову, чтобы встреться взглядом с его глазами, опасно сузившимися и сверкающими зловещим агатовым огнем. Да, она боялась его… С первой секунды смертельно боялась: сначала за свою жизнь, потом за свою свободу и, наконец, за своё разбитое сердце. Только красавица никогда не рассказала бы о своих страхах загадочному темноволосому похитителю. Она отпрянула, когда Владимир протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, и тогда мужчина ловко перехватил тонкие запястья, одновременно толкая пленницу к стене. Его взгляд впивался в нее – так отравленная стрела впивается в тело раздвоенным жалом наконечника и выпускает в кровь капельки яда. «Покорись… забудь обо всем и… отдай себя…» - горело на коже его дыхание, но синие глаза тут же вспыхнули негодованием: «Можешь взять меня силой… Можешь сделать со мной всё, что угодно, - но не покорюсь. Никогда!» И речь уже давно шла не о нескольких десятках блестящих угольков-алмазов, переплетенных искусной вязью платиновых нитей. То был поединок… Вечный, как мир, как гроза, как рокот морского прибоя – поединок мужчины и женщины. Словно в пылу кровавой битвы встречаются стальные лезвия боевых нагинат, высекая искры, так скрещивались взгляды, неистово сверкая, так бросались вперед тела. Друг на друга? Или… друг к другу?.. Зажатая меж двух стен, затянутого в шелковые обои камня и высокой мужской фигуры, возвышающейся над нею, Анна не успела даже моргнуть – столь быстро рука Владимира, отпустив ее запястье, скользнула вниз и потянула застежку на нижней части комплекта. Потянула бесцеремонно и неосторожно, так сильно, что тонкое ювелирное чудо побоялось противиться натиску и беспомощно разорвалось, царапая нежную кожу. Камни, прежде нанизанные на крепкую основу, крупными тяжелыми брызгами посыпались на пол. Но Владимир, всецело поглощенный дивным зрелищем почти полностью обнаженного женского тела, даже не обратил на них внимания. Неужели он мог злиться на это совершенство? Неужели посмел испугать ее, такую маленькую, такую хрупкую? Мужские пальцы ласково пробежали по бархатной коже, быстро справились со второй застежкой и, отбросив ненужное более украшение, притянули девушку ближе. Горячие губы невесомо поцеловали висок и шепнули в самое ушко: «Аня… Анечка…» Она застыла… В темноте, обступающей со всех сторон – застыла. В неспособности понять – себя и его – застыла. Его глаза были последним, что девушка увидела: темно-серые, почти черные глаза с расширившимися от страсти зрачками, глаза человека, которому, Анна была в том свято уверена, сама она совершенно безразлична. Но это его мягкое и чувственное, обольстительное «Анечка», в тот миг, когда меньше всего она ждала, а если быть откровенной до конца – то не ждала никогда вообще, - это тихое обращение прахом развеяло все представления о его желаниях. Как всегда… Как прежде… Нет, ей не понять его, не разгадать иллюзию его взгляда, волшебство его голоса, и только сила его рук пугает и манит одновременно. Так сладко, так тяжело… Анна слабо выдохнула, вытолкнула из горла густой воздух, комом придавивший сердце, и обмякла, теряя сознание… - Аня!.. – испуганно сорвалось с мужских губ, но она уже не слышала взволнованного окрика. Не видела, как исказилось от страха лицо Корфа, как резко он побледнел, судорожно подхватывая обнаженную красавицу и прижимая ее к себе. *** Свечи пахли горячим воском и отчего-то церковным ладаном… Лепестки ярко-алых роз осыпались на пол – как кровавые слезы. И томно кружащая музыка пленила, дурманила, подчиняла себе. То было другое время и другое место, то была другая жизнь, но в ней тоже была она. И был ОН. Он был в ней главным: победителем, властелином, хозяином… Он был просто рядом, а хотел стать всем, наблюдал за ней издалека – и вмиг оказывался непозволительно близко, награждал презрительной насмешкой – и тут же падал к ее ногам в немом исступлении. А она все не могла избавиться от этой непостижимой власти, сбежать, скрыться – хоть на краю земли… Анна дернулась и с опаской приоткрыла глаза… Пришлось несколько раз зажмуриться и снова быстро поглядеть из-под трепещущих ресниц, прежде чем девушка позволила себе поверить увиденному. Она лежала, завернутая в прохладный шелк, в спальной, в постели, которую за последнее время привыкла считать своей, и так же пряно, так же свежо пахли дрожащие тюльпаны. У ее кровати на коленях стоял Владимир, его пальцы почти невесомо сжимали ее ладошку – Анна и подумать не могла, что он, такой сильный, способен прикасаться настолько ласково. Его вторая рука бережно отвела тонкую простынку, и губы мягко целовали плавный изгиб бедра, словно пробовали на вкус шелковистую нежность девичьего тела. Пришлось до скрипа стиснуть зубы, чтобы не застонать от невероятной сладости, тысячей мелких всплесков пробежавшей, прокатившейся волной по телу. Мужчина даже не сразу заметил, что Анна пришла в себя – настолько увлекся нечаянной лаской. Лишь когда губы любимой не сдержали тихого полустона, он поднял глаза. Смятенный синий взгляд красавицы казался смущенным, она нервно стиснула на груди широкое полотно покрывала. - А… что ты делаешь? – взволнованный голосок немного дрогнул, становясь еще тише, растворяясь в горячем срывающемся дыхании. – Как… можно? Он хотел пошутить, по обыкновению своему пряча истинное чувство за снисходительной насмешкой. Или же хотел жарко прильнуть к желанному ротику девушки, пресекая поцелуями все возможные вопросы, все ненужные слова. Но вместо этого с губ сорвалось лишь беспомощное: - Анечка… Опять – уже во второй раз – это его невероятное обольстительное «Анечка…» И сердце, упрямое, глупое сердце, оно отказывается от скупых доводов разума, оно ничего не хочет, ни к чему не стремится так сильно, так необратимо, как в безумную власть ЕГО рук. Красавица отвернулась, когда Владимир приподнялся и, облокотившись о край постели, придвинулся поближе к ее лицу. - Зачем… всё это? – она едва ли сдержала всхлип и замерла, давно позабыв, что лежит нагая перед мужчиной. Корф грустно улыбнулся и поспешил поправить приподнятую ткань, прикрывая нескромный вид. Еще раз, легко прикасаясь, провел ладонью по телу – от плеча вниз по руке до талии и чуть ниже. - Прости меня… - выдохнул в спутанные локоны, - прости, Анечка. Я… слишком несдержанно вел себя и… я не хотел, клянусь, не хотел поранить тебя этими дурацкими камнями! Только теперь девушка почувствовала, что кожу бедра немного саднит, словно она оцарапана. Но разве это было главным?! Слова похитителя подобно диктофонной записи снова и снова прокручивались в мыслях. Она резко повернулась, встречая его загоревшийся взгляд, и оказалась почти вплотную к нему. Ее ухмылка была полна сарказма: - Дурацкими камнями?! – девушка хмыкнула. – Ты говоришь так, будто вовсе не ради них украл меня, напугал до полусмерти и держишь теперь бог весть где! - Нет! – высокий лоб молодого человека перерезала упрямая складочка, губы сжались, выдавая решимость. – Всё не так, совсем не так, Анна… Владимир покаянно опустил голову. Да и сам опустился у изголовья кровати, прижался губами к тонким пальчикам своей красавицы, недоуменно глядящей широко распахнутыми глазами. - Меня никогда не интересовала «Королева», - тихо начал он. – И уж тем более я не намеревался ввязываться в криминал. До тех самых пор, пока… не увидел тебя. Анна ахнула, прикрывшись ладошкой, и напряглась, когда мужчина порывисто прижал ее к себе и зашептал: - Анечка… я увидел тебя – и сошел с ума! – он осторожно прикоснулся поцелуем к уголку ее губ и медленно отстранился. – Думать не мог ни о чем другом… Не мог без тебя ни жить, ни дышать… Люблю… Я так люблю тебя, малышка моя… Слова проникали в сознание и быстро таяли в нем – как снежинки, пролетая в порыве холодного ветра, тают, едва попадая на теплую ладонь. Он любит! Он ее любит! Да за одно такое признание она бы с радостью отдала эту холодную и колючую «Королеву!» Да что там… Если бы могла – отдала бы сотни, тысячи таких же «Королев». Анна глубоко вдохнула, неслышно выдохнула и отвела настойчивые мужские руки. - Я не верю тебе… - произнесла решительно и несколько жестко. Она не верила СЕБЕ, не могла поверить до конца, что способна вот так вот разрушить одним предложением собственную дурманно-огненную мечту. Но она, правда, ему не верила… - Понимаю… - Владимир улыбнулся немного смущенно и отвел глаза, красавице показалось: наконец-то, она может расслабиться. Но вдруг он снова настойчиво сжал в ладони изящные пальчики. – Позволь еще один вопрос. Последний. Темные пряди небрежно упали на лоб. Немного заискивающе склонена набок голова. Мужские ресницы подрагивают, словно боясь выдать нетерпение, встревожить, напугать собеседницу. Анна несмело кивнула, позволяя. - Если бы я… как бы это сказать… - он запнулся, - с самого начала играл… в открытую? Ты бы поверила? Простила бы? Тихий вздох – и пленница чуть заметно покачала головой, готовясь подтвердить отрицание словами. И тут, так некстати, так не вовремя обозвалось сердце… «Неужели, солжешь? Не ему – себе! Разве сможешь отрицать очевидное? Ты поверила бы ему сразу, простила бы, глупая влюбленная девочка…» Анне достало сил не отвести взгляда. - Возможно… - ничего не обещая, ничего не поясняя, без тени надежды. – Возможно, и так… Наивная… Как же зря полагала она, что после этих слов мужчина отступится. Оставит ее в покое! Девушка едва сдержала крик, когда Владимир неожиданно резко подался вперед, подхватил под спину, поднимая, и крепко сжал хрупкие плечи. - Тогда давай забудем всё! Начнем всё сначала! Его голос, охрипший и низкий, сорвался вместе с дыханием. Его глаза были так близко – Анна сама боялась сделать лишний вдох, потому замерла, испуганная, в сильных руках. Разве она не знала, что это невозможно?.. Разве не намеревалась тут же сообщить преступнику, что не желает давать ему ложных обещаний? Отчего же тогда не могли губы произнести простые и понятные слова, а мелкая дрожь бьет, бьет тело, как тропическая лихорадка? И нет сил ни на что, кроме как прижаться щекой к широкой мужской груди, а в ответ на нежное прикосновение горячих губ позвать полушепотом: - Владимир… Корф не поверил себе, когда услышал своё имя, слетевшее с губ любимой. Но бурлящая радость заслонила в одночасье все другие чувства. Он осторожно отстранил девушку, заглянул в глаза, чистые, словно полуденная небесная синева ранней осени. - Я люблю тебя, Аня. Это правда, верь мне, моя хорошая, - ласковая рука провела по растрепанным золотистым волосам красавицы, заправила за ушко непослушные локоны. Анна улыбнулась – робко, но в то же время до невозможности соблазнительно, яркой искоркой лукавинки блеснула из-под опущенных ресниц, так что Владимир едва сдержал порыв перехватить поцелуем ее слова: - Я хочу тебе верить, но… - она несколько раз отрицательно мотнула головой. – А чего… хочешь ты? Анна смутилась, когда левая бровь мужчины, сжимающего ее в объятьях, насмешливо приподнялась. - Во-первых, - важно начал он, - я хочу тебя. Но это и так очевидно, стало быть, не будем останавливаться… Владимир с опаской взглянул в лицо девушке, ощутив довольно сильный удар маленького кулачка, но она открыто улыбалась в ответ, так что он тоже позволил себе хоть немножко искренней улыбки и продолжил: - Я хочу… чтобы ты перестала бояться меня. – Корф склонился к приоткрытым женским губам и слизнул с них хмельной мед улыбки. Анна не смогла отказать настойчивому и бережному, пылкому, жгучему прикосновению. Засомневаться или оттолкнуть Владимира потом она тоже не успела – ведь он снова прильнул к ее губам, теперь уже растворяя протесты и слова в поцелуе. Этот поцелуй кружил голову, с невероятной скоростью раскручивал весь мир вокруг, так стремительно и быстро, что от стен с роскошными гобеленами, от бархатно-бордовых штор с золотой оторочкой и мягких огней бра остались лишь разноцветные мелькающие пятна, кружащие подобно ярким искоркам калейдоскопа по бесконечной таинственной спирали. И Анна тоже летела вместе с ними, струилась и обрывалась, падала и вновь взмывала ввысь, повинуясь волшебству своей любви. Она лишь на несколько коротких мгновений пришла в себя, когда почувствовала, что мужские руки бесстыдно прикасаются к ее телу, прежде скрытому шелком простыни. Девушка вздрогнула, испуганно глядя в глаза склонившегося над ней человека. - Владимир… Хотела сказать еще что-то, но печатью молчания лег на приоткрывшиеся губы его палец. - Анечка, ты боишься? – он едва ли желал услышать ответ, только пытался, наверное, успокоить ее своим голосом, потому тихо, почти не слышно лились слова, срываясь куда-то в пропасть – туда, откуда уже не выбраться двоим. – Не надо, любимая… Я никогда, никогда не обижу тебя, звездочка моя… Отчетливо понимая, что уже не может остановиться, Владимир быстро избавился от одежды, одним движением оказался рядом с Анной на широкой постели и прижал к себе нервно дрожащую красавицу, не совсем понимая, отчего не исчез страх из синих бездонных глаз. Она ведь хотела его – так же, как и он, ее желание горело в глубине зрачком призывным блеском, лишь немного затуманенным пеленой страсти, мерцало переливами перламутра и рвалось наружу лучистым сиянием. Отчего же его Анечка так боится? Словно услышав немой вопрос, девушка уперлась ладошками в его плечи, отодвигая мужчину. - Подожди… - она вся горела сейчас, словно комета, летящая в далекой темной бесконечности космоса, и один Владимир мог остудить этот жар, целебной прохладой прикоснуться к ней и остановить стремительный полет. Стоило ему хоть немного отстраниться – и Анна уже чувствовала себя брошенной и одинокой. Он недоуменно свел брови. - Что, маленькая моя? Почему ты боишься меня? - Я… - она смущенно отвернулась, физически ощущая, как ярко вспыхнули щеки, - я еще никогда… ни с кем… Молодой человек не сразу понял, о чем речь, но рывком сел на кровати, как только уловил смысл сбивчивой фразы. Невероятные и немыслимые, слова Анны не укладывались в голове, зато наполняли его всего таким торжеством, такой сладостью – Корф ни разу не испытывал и сотой доли подобных ощущений. Тихий всхлип заставил его повернуться к девушке, уже успевшей натянуть простынь едва ли не до ушей. - Прости, - невесть зачем пробормотала она и спрятала в складках шелка виноватый, немного разочарованный взгляд. Владимир протянул руку, отводя простынь. - Глупышка, неужели, ты думаешь, что… Договорить он так и не смог – ведь желание поцелуя стало нестерпимым. Долго, слишком долго он не отпускал нежных губ возлюбленной, пока Анна не застонала, умоляя о глотке воздуха. Лишь тогда мужчина с надеждой заглянул в затуманенные глаза. - Ты любишь меня, Аня? Я знаю, что небезразличен тебе, я чувствую это, но любишь ли ты меня? Только правду, слышишь, скажи мне только правду. Если нет – я сделаю всё, чтобы ты полюбила, потому что не могу и не хочу жить без тебя! Но если да… - Да… - тихим эхом обозвалась она, а затем – уже решительнее и громче, обвивая руками его шею: - Да, – пленительно-долгим стоном, сорвавшимся с губ в ответ на его нескромные прикосновения: - Да! Да... Да… *** - Мне никогда не было так хорошо… - она лежала на его плече, его пальцы ласково перебирали ее спутанные вьющиеся локоны, за окном уже давно темнела непроглядная ночь, и только далекие звезды освещали землю, как едва заметные небесные фонарики. Владимир улыбнулся в полумрак. - Правда? Почувствовал ее слабый кивок и сильнее прижал к себе любимую, второй рукой повыше натягивая теплый плед. Анна уткнулась носиком ему в шею и повторила совсем тихо: - Мне никогда еще не было так хорошо… - Мне тоже, - без тени лукавства согласился мужчина и очередной улыбкой встретил недоверчивый взгляд. – Я ведь люблю тебя, Анечка. Я никогда никого не любил – лишь тебя одну. Аккуратно укладывая обольстительную красавицу на спинку, он снова зашептал ей о своей любви, и Анне не осталось ничего, кроме как покориться настойчивой пламенной нежности любовника, вновь замирая и взрываясь чистым светом в его страстных объятьях. Как же она любила его – вопреки своему страху и неуверенности, вопреки его жесткой строгости, преувеличенной холодности! Влюбилась в него едва ли не с первого взгляда – оттого и боялась еще сильнее. Но быть с ним… Это кипело в крови абсолютное счастье. Быть с ним – это словно пережить ураган, находясь в самой его сердцевине, когда вокруг всё бушует и клокочет дикой необузданной ярости, а рядом с тобой лишь покой безоблачного неба да невесомая нежность облаков. И становится совершенно неважным всё, что будет завтра, всё, куда может завести ее этот сумасшедший случайный роман. Был только ОН – его губы и руки, его тело, его ласки, бесстыдно нескромные, как казалось неопытной девушке, но в то же время, необходимые, как воздух, а то и еще нужней. Пусть потом жизнь заставит тысячу раз пожалеть об этой ночи, пусть больно хлестнет по лицу, упрекая в ветрености и легкомыслии, - красавица всё равно ни на что не променяла бы эту волшебную грешную сказку, ибо не бывает греха в настоящей любви… Сначала ей показалось, что это сон. Волшебный сон, из тех, что исчезают в лучах рассвета, оставаясь лишь мимолетным упоительно-счастливым чувством, воспоминанием, замершим на грани фантазий и реальности. Но стоило остаткам дремоты освободить разомлевшее за ночь сознание, Анна поняла, насколько она ошиблась. Об этих снах – разве мы помним о них утром? Разве можем рассказать толком, что привиделось в загадочной ночной тьме? А она помнила… Помнила каждый миг, каждый вздох, каждый свой стон – будто каждый новый взмах крыльев, когда впервые поднимается в небо белый лебедь. Она помнила всё: и счастливую боль, и болезненную истому, и его губы, сладкие, хмельные, а на вкус – как плоды с запретного древа, попробовав которые, отрекаешься от старого рая, чтобы обрести новый, познать его и навеки потерять… Она помнила его руки – бережные и беспощадные, ласковые и грубые в одно и то же время. Его руки… они и сейчас сжимали ее, держали крепко-крепко, словно боясь отпустить даже на миг, - но в их уютной теплоте хотелось остаться навечно. Не открывая глаз, Анна улыбнулась своим мыслям: ну и пусть, пусть он не отпускает, никогда! Снова расслабилась, пытаясь еще немного подремать, но тут же почувствовала невесомое прикосновение к щеке – то ли нежных пальцев, то ли горячих сухих губ – не смогла сказать бы сразу. - С добрым утром, моя королева, - прошептал Владимир, притягивая красавицу еще ближе, еще настойчивей сжимая хрупкую талию. – Почему притворялась? Она вмиг распахнула удивленные глаза, немного обиженно, непонимающе взглянула на мужчину. - О чем ты? Корф вздохнул. Анна его по-прежнему боится. Мнит бог весть каким чудовищем! Иначе откуда взяться этому страху в глубине темно-синих зрачков, отчего блеснуть на ресницах едва заметной слезинке?! Стараясь не выдать своих сомнений и горьких раздумий, он мягко поцеловал еще сонные губки своей девочки, нахмуренные тонкие бровки и маленький носик. - Ты ведь уже давно проснулась, я знаю, - всегда уверенный и резкий, его голос прозвучал непривычно робко, заставляя Анну позабыть о только что нахлынувшем волнении и виновато улыбнуться. - Я не сразу поняла… - она спрятала взгляд под трепещущими ресницами и, залившись очаровательным румянцем, чуть прикусила нижнюю губку. – А потом… вспомнила… и… ты… Сбиваясь и запинаясь, она не могла сейчас четко и внятно объяснить всё, выжженное на душе, выплавленное в сердце пылающим жаром нынешней ночи. Впрочем, Владимир всё понял без слов и едва слышно засмеялся, не сводя глаз с растерянной смущенной девушки. - Я не сон, Анечка, - склонившись к любимой, он потерся носом о ее носик, серые зрачки лукаво блеснули в разлившемся по комнате ярком утреннем свете. – А если и так… Он замолчал, будто подбирая нужные слова, и этим молчанием, и чуть прищуренным взглядом, и ласковой улыбкой, и горячим дыханием – он играл с нею. И Анна принимала правила его игры, заведомо зная, что не сумеет победить, что она слишком слаба один на один с нечаянной любовью, слишком неопытна лицом к лицу с этим умопомрачительным мужчиной. И всё же она рискнет… А там – будь, что будет! - Если так, то что? – не выдержала она, когда тишина стала навязчиво-невыносимой. Владимир улыбнулся ее нетерпению. - Даже если я сон, - начал медленно, и так же неторопливо, искушая и дразня, тонкая ручка девушки скользнула к его плечу, - то ты останешься здесь со мной. Навсегда… Несмотря на игривый тон, это последнее прозвучало приказом. Но Анне, позабывшей обо всем на свете в его руках, стало всё равно: стерлось прошлое, забылось настоящее, в туманной дымке неопределенности где-то за пределами солнечного дня жило будущее, познать которое без Владимира казалось отныне невозможным… Так прошло несколько дней… Вернее, не прошло – пролетело, как, взмахнув крыльями, вспорхнув ввысь, проносится перед глазами стремительная ласточка: одно мгновение – а ее уже и след простыл. Время горело, как сгорает лист бумаги, неосторожно брошенный в огонь камина, и оставалось сладким туманным дымом воспоминаний. Одних воспоминаний на двоих, ведь для Владимира и Анны весь остальной мир исчез, замкнулся, растворился, пропал – и не было, не существовало ничего, кроме их любви. Владимир до сих пор не мог поверить своему счастью. Самая красивая в мире девушка была с ним, несмотря на всё, через что ей довелось пройти, что пришлось пережить за недолгое их знакомство. Ее улыбка, ее чистый смех, ее нежные руки, тесно сплетенные с его собственными, - всё принадлежало ему одному. Когда она засыпала на его плече, молодой человек вслушивался в удары мерно бьющегося сердечка, и в каждом из них ему слышалось её бесконечное желанное «люблю». Он хотел бы вообще никогда не уезжать из этого дома, подарившего ему столько счастья, но дела не ждали. Торопливо спешили друг за дружкой циферки на электронных часах, и жизнь, в которую давно следовало бы вернуться, настойчиво напоминала о себе. Репнин набирал его номер несколько раз, потом, видимо, попросту плюнул на это дело, здраво рассудив, что по уши влюбленному другу сейчас не до него. А вот отец едва ли проникнется… До сих пор Иван Иванович не слишком вмешивался в дела сына, предоставив тому полную свободу действий в похищении бриллиантовой «Королевы». К тому же бизнес вынудил старшего Корфа на некоторое время отбыть за границу – наладить новые связи и восстановить давно утерянные. Но завтра отец вернется… И как бы Владимиру ни хотелось избежать малоприятного разговора, вряд ли это удастся. Что ж… Как будет угодно… Тем более, что молодой человек давно решил: он сделает всё возможное и невозможное, но убедит отца: Анна – самое главное в его жизни, и никогда, ни при каких обстоятельствах он, Корф, не променяет любимую женщину на призрачный холодный блеск драгоценностей! - Да, слушаю! Михаил казался таким удивленным, что губы помимо воли растянулись в улыбке: - Что, друг, не ожидал? Репнин лишь хмыкнул в трубку: - Откровенно говоря, совсем не ожидал. Ты же теперь у нас слывешь чуть ли не затворником! А, между прочим, - его голос упал почти до шепота, с легкой тенью дружеской насмешки, - твоей судьбой активно интересуются. Вчера на приеме у Лебедева Ольга так и норовила выпытать, куда же подевался ее привычный собеседник. Утверждала, что ей больше не с кем… хм…. поговорить о японской культуре. - Пусть с Романовым… поговорит… - брезгливо поморщился Корф. Напоминание о прежней пассии сейчас необъяснимым образом раздражало, и мужчина поймал себя на мысли, что впервые за много лет понимает отца. После смерти жены Иван Иванович так и не смог связать свою жизнь с кем-либо еще. «Когда я встретил Веру, другие женщины просто перестали существовать,» - то и дело повторял он, а сыну всё не удавалось разобраться, что же скрывается за громкими красивыми словами. Ответ оказался таким простым: любовь… Ответ оказался необычайно сложным: Любовь! Та самая, что врастает в сердце, переплетается тонкими нитями с венами и артериями, впитывается в кровь, а затем то застывает на миг, то вспыхивает неукротимым пламенем, когда только находишься рядом с любимой, когда легко прикасаешься к ее шелковистым локонам, когда в глубине чистых, будто лесной родник, глаз видишь только себя… *** - Я не хочу! – капризно протянула красавица и, ловко повернувшись в мужских объятьях, прижалась спинкой к широкой груди Владимира. Маленькие ладошки потянули его руки, заставляя крепче сомкнуться на тонкой талии. – Я, правда, не хочу никуда ехать… - Анечка, - хохотнув, Корф склонился к маленькому изящному ушку, еще сильнее прижимая к себе хрупкую девушку в просторном шелковом халатике, - я тоже не хочу ни на миг выпускать тебя из нашей спальной. Но в то же время безумно хочу на весь мир прокричать о том, что ты со мной, что мы любим друг друга. И потом… сударыня, вы совсем не хотите провести со мной вечер? В вопросе Анне послышалось столько грусти и разочарования, скрытого за наигранной веселостью, что она торопливо повернулась к любимому, тонкие мягкие пальчики пробежались по мужской щеке, разгладили недовольную складочку меж бровей и запутались в растрепанных темных волосах. - Я пойду с тобой, - выдохнула, не отводя взгляда, - куда угодно пойду, хоть на край земли… Вечернее платье от модного кутюрье появилось словно по волшебству. С улыбкой девушка вспомнила недавнюю фото-сессию: - Я снималась в похожем всего пару месяцев назад! – и тут же Владимир ревниво притянул ее к себе. - Можешь уже забывать о карьере топ-модели и свыкаться с ролью домохозяйки. – Его серые глаза вдруг сузились и блеснули опасно и резко из-под густых ресниц. – Ты ведь не думаешь, что я позволю тебе ЭТИМ заниматься?! - Какие мы строгие… - Анна притворно обиженно поджала губки, но долго не выдержала. Со счастливым смехом обняла любимого за шею, наклоняя темноволосую голову, и прижалась быстрым сладким поцелуем к его губам. Целовать его хотелось бесконечно. Впервые влюбившись по-настоящему, девушка окунулась в любовь, как в мягкую речную воду, и позволила течению увлекать ее всё дальше и дальше от спасительных безопасных берегов. Но даже сейчас, безропотно подчиняясь, доверчиво следуя за Владимиром, безмолвно принимая настойчивый, пылающий жар его сильных рук, трепетную нежность объятий, - как же она боялась! Даже сейчас. Или … особенно сейчас..? Ненавидеть бесцеремонного похитителя окатывать его волнами холодного презрения при одном только взгляде в сторону темноволосого красавца, было нелегко. Да и как иначе, ведь сердечко замирало, тело мелко дрожало всякий раз, когда он со скучающим видом прикасался к ней, якобы рассматривая изящную отделку драгоценного украшения. Потом же, когда Владимир признался в своих чувствах, пал к ногам пленницы с покаянно опущенной головой, когда прикосновения его губ обожгли, а ласковый шепот казался громче крика, Анна забыла, позволила себе забыть о былом на одну короткую и яркую, словно вспышка, ночь абсолютного счастья. Зато очень скоро вспомнила… Она проснулась однажды через пару дней одна в холодной постели и вспомнила, что вопреки нашим чаяньям и желаниям всегда наступает час расплаты. Он неизбежен – и в этом горькая правда жизни. За каждой, даже самой маленькой сладостью по пятам следует боль разочарования, а что уж говорить об этой невероятной встрече с мужчиной, ставшим воплощением самых смелых, самых тайных девичьих грез? И пусть в то утро Владимир просто вышел на несколько минут, отвечая на важный звонок, а, вернувшись, зацеловал свою красавицу до стонов, до бессвязного шепота. Она все равно уже не могла забыть. Дамокловым мечом повиснув над хрупкой хрустальной чашей ее души, неопределенность давила, томила, пугала, не позволяя ни на миг расслабиться. А если… он уйдет? Если просто отпустит, улыбнувшись беззаботно, и пожмет плечами: «Мне было хорошо с тобой, моя королева, но… В общем, надеюсь, следующая будет не хуже…» И оттолкнет ее в холодную весеннюю ночь… Как же, как ей тогда быть?! Захочет ли жить без него? Сможет ли? Впрочем, было еще что-то. Ни понять, ни объяснить это мрачное предчувствие Анна не была в состоянии, как ни пыталась, но подсознательно угадывала беду, что уже грозилась хищным звериным оскалом откуда-то из тьмы, - беду, о которой девушка не знала ничего. И от этого становилось вдвойне страшнее. - Какие мы строгие… - повторила с улыбкой. От сердца немного отлегло: разве мужчина, который собирается, наигравшись вдоволь, вышвырнуть любовницу, вычеркнуть из памяти навсегда, таким не терпящим возражений тоном собственника заявляет на нее свои права? Но с другой стороны, она никогда совсем не могла его понять… А еще – слишком мало о нем знала: Владимир кое-что рассказывал о своей жизни, однако замолкал всякий раз, когда речь заходила о его семье. Серые глаза сужались, уголки упрямо поджатых губ подрагивали, и мужчина отворачивался, так, словно высматривал что-то невиданное и далекое в темноте за окнами коттеджа. Не одна минута рассыпалась прахом сгоревших секунд, прежде чем он, тряхнув головой, резко поворачивался и снова становился прежним. О чем он думал? Что его настолько тяготило, что черные брови хмурились, сходясь на переносице? Анна боялась спросить. Боялась получить ответ, от которого наверняка станет бояться во сто крат больше. Но еще один короткий миг – и мужское лицо светлело, улыбка играла каждой крошечной мышцей, даже если он и не улыбался откровенно, широко. В такие минуты девушка забывала обо всем на свете и, будто в пропасть с обрыва вниз головой, бросалась в свою любовь, и была готова на всё, чтобы остаться с ним, и была согласна быть с ним всю жизнь или… хотя бы… пока не прогонит. *** - Не представляю, как сдержусь… - хрипло выдохнул Владимир, запрокинул голову и обеими ладонями провел по лицу, отбрасывая со лба челку. – Не представляю, как сдержусь, зная, что все вокруг пялятся на тебя! Пусть даже ты и не в том… хм... фривольном бриллиантовом комплекте. Автомобиль уже некоторое время стоял, припаркованный у входа в ресторан, но Корф не находил в себе сил открыть дверцу, выпуская свою прекрасную спутницу, бешеная ревность удушливым кольцом сдавила горло, обжигала так неистово и незнакомо, как и эта первая любовь. Анна непонимающе взглянула на него широко распахнутыми глазами и перевела дыхание. - Почему ты так говоришь? Да, выходя под яркие лучи прожекторов, под холодный и колючий неоновый свет в ничего не скрывающих камнях, она и сама чувствовала себя грязной от оценивающих липких взглядов. Он тоже мог думать о ней всё, что угодно, и любящее сердечко давно простило те его невольные заблуждения. Но сейчас… когда она беззаветно доверилась ему… Сейчас, когда она даже представить себе не могла, как жила до него, как будет жить без него! Красавица обиженно отвернулась, кутаясь в пушистый мех, и Владимир почувствовал себя виноватым. В конце-то концов, он же не закроет любимую девушку за бронированной дверью с кодовым замком, чтобы никто другой не смел и взглянуть?! Нежные и бережные, его пальцы отвели он щечки завитушку шелковистых волос. - Анечка… Но она не ответила, лишь повела точеным плечиком, пытаясь сбросить его руку. – Анечка, я люблю тебя… - осторожно развернув девушку к себе, прижался губами к ее шее чуть ниже ушка – там, где темнела, прикрытая золотом волос, крошечная родинка. – Люблю. Люблю. Люблю… Каждое слово растворялось в следующем за ним поцелуе, будто сливалось воедино с прикосновениями горячих мужских губ, Анна беспомощно хватала ртом воздух, обнимая любимого за шею, пока он не отстранился, тяжело дыша. - Так дело не пойдет, - резко толкнул дверцу, буквально выскакивая из машины, и подал руку разрумянившейся красавице, увлекая ее в гостеприимно распахнувшуюся дверь ресторана. Богатый зал поражал невообразимым сочетанием роскоши и почти домашнего уюта. Анна довольно улыбнулась, когда Владимир галантно поддержал ей стул, лучистый взгляд кокетливо блеснул из-под дрожащих ресниц. - Часто здесь бываешь? Он пожал плечами в отчет. - Приходилось. – Корф уперся подбородком в сцепленные ладони, и добавил, не сводя взгляда с очаровательной спутницы. – Здесь довольно мило. А ты... самая красивая женщина в мире. Неожиданный комплимент, будто нечаянно скользнувший по лицу солнечный зайчик, заставил девушку смущенно отвести взгляд, и тонкие пальчики потянулись за бокалом с шампанским. Мужчина насмешливо изогнул бровь. - Только не говори, что не привыкла выслушивать комплименты, моя королева. - Я и не говорю… - Анна запнулась на миг, снова и снова переживая, переплывая горькую волну подсознательного страха: она ведь так и не сумела разобраться, шутит Владимир или серьезен по отношению к ней. Даже сейчас его глаза горят желанием и страстью, теплом нежности окутывает серый взгляд. Но что, если это… ненастоящее?! – Владимир… - Девочка моя хорошая, - не без удовольствия наблюдая за красавицей, молодой человек потянулся, чуть склонившись над столом, за Аниной рукой и несильно сжал тонкие хрупкие пальчики. Прикоснулся к ним губами, согревая дыханием прохладную кожу. – Не надо слов. Ты здесь, рядом со мной. А это лучшее, что может быть. Чуть склонив голову, он еще раз внимательно взглянул на возлюбленную, не отводя глаз, перецеловал ноготки на каждом пальчике и уже подался, было, вперед, к зовущим и сладким ее нежным губам, когда молодых людей бесцеремонно прервали. - Здравствуй, Володя, - томно пропел совсем рядом незнакомый голос, и Анна дернулась, как от удара, поспешно отпрянула от Владимира и повернулась в желании рассмотреть подошедшую женщину. Высокая, эффектная шатенка поправила завитый каштановый локон и грациозно опустилась на соседний стул. Пряный дурман ее духов, удушливый, словно запах опиума, лишь подчеркивал хищную красоту незнакомки. Корф картинно поморщился, игнорируя протянутую для поцелуя холеную кисть, и за малым не оттолкнул женщину, когда та влажно чмокнула его в щеку. - Ты в своем уме, Ольга? – тут же он резко поднялся. – Ты нам мешаешь! Всем своим видом эта самая Ольга дала собеседнику понять, что ей абсолютно всё равно, только где-то в глубине карих глаз проскользнула ехидной ядовитой змейкой зависть. - Мешаю? – она пододвинулась поближе к Анне и проговорила доверительным тоном. – А знаешь, милая, я могу немало любопытного рассказать о твоем спутнике. Хотя, впрочем, думаю, тебе уже известно… Анна поежилась под оценивающим неприветливым взглядом и неловко повела плечом. - Не понимаю, что вы имеете в виду… - Да ну! – темноволосая красавица рассмеялась так зло и сухо, что девушка едва заметно вздрогнула, но в этот миг Владимир, потеряв терпение, бесцеремонно схватил свою старую знакомую за локоть и просто выволок из-за стола. - Довольно, Калиновская! – красиво очерченные мужские губы сжались, выдавая раздражение. – Иди своей дорогой, иначе… Он не закончил мысль, но низкий голос прозвучал настолько угрожающе, что Ольга, вздохнув, опустила очи долу. - Как скажешь, - выдохнула смиренно, весьма искусно пряча под ресницами горящие злобой и презрением глаза. – До встречи… Володя… Струящаяся ткань ее наряда метнулась по складкам Аниного платья – холодный бессердечный шелк, чье прикосновение подобно дыханию морозного ветра. Анна натянуто улыбнулась, проводив взглядом удаляющуюся женщину. - Знакомая? – ее голос не дрогнул, даже не запнулся, звучал так ровно, словно и не заболело приглушенно в груди, не сжалось сердечко. Владимир, нахмурившись, потянулся за бокалом с вином. Девушке показалось, или тонкие мужские пальцы слишком сильно обхватили звонкое стекло, так, будто еще мгновение – и оно просто хрустнет, раскалываясь на десятки, сотни крошечных прозрачных колючек? Чтобы успокоиться, тоже поднесла к губам шампанское. Шипящая пена успела осесть, и теперь лишь пузырьки газа игриво поднимались со дна бокала вниз и исчезали, смешиваясь с воздухом. Анна не слишком любила шампанское, разве что несколько глотков по праздникам, чтобы поддержать компанию. А сегодняшний вечер уже почему-то перестал казаться праздничным… - Володя… - она впервые решилась назвать его так, и отчего-то словно на вкус ощутила неловкость – непонятной терпкостью на губах, горько-сладкой, будоражащей. Мужчина поднял голову и впился глазами в милое немного смущенное личико. Что-то он пытался увидеть, какие тайны своей любимой узнать? Душа ли, сердце ли, мысли – всё и так уже давно безраздельно принадлежало ему одному. Девушка неслышно выдохнула и продолжила. – Володя, я же всё понимаю. Ради меня ты не обязан… не должен что-либо объяснять! Я не… Я просто… Слова упрямились, не желая услужливо высказать суетливые мысли. И с каждым новым словом хрупкая красавица смущалась всё сильнее, пока совсем не умолкла, затенив взгляд ресницами. Чуть испуганно она украдкой посмотрела на Владимира и облегченно вздохнула, позволив себе, наконец, расслабиться. Его губы буквально расплылись в такой искренней довольной улыбке, его глаза так сверкали, горели серебристым пламенем потемневших зрачков! Неужели… это правда?! Это счастье, эта любовь, этот мужчина – всё правда и всерьез?! Корф улыбнулся еще шире и прошептал, отвечая ее мыслям: - Анечка, я хочу, чтобы ты знала: то, что было до тебя… - Это неважно! Надо же... Не утерпела. Перебила его, хоть больше всего на свете мечтала сейчас услышать признание в любви. Перебила, потому что снова испугалась – как девчонка испугалась рассказа о его прежних любовницах, ведь просто не вынесет, не сможет слушать о других женщинах в его жизни! Но Владимир упрямо мотнул головой. - Это – важно! – нарочито медленно и четко выговорил последнее слово, внимательно наблюдая за реакцией своей красавицы. – Тебе многое могут рассказать обо мне, Анна, и еще… ты многое можешь… Нет, не так… Он запнулся, и девушка удивленно вскинула брови. Корф залпом осушил бокал. - Ты многое узнаешь обо мне, родная. Но никогда, слышишь, никогда не смей ни на миг сомневаться в моих чувствах! Анна кокетливо прищурилась. - Ты сейчас говоришь о своих чувствах ко мне? И что такого, интересно, я могу о тебе узнать? – она захихикала, прикрывшись ладошкой, задорно блеснули огромные глаза, сейчас нежно-голубые в свете хрустальных ламп. – Что ты маньяк-убийца, разыскиваемый в десяти странах? - Ну… - протянул Владимир в ответ, готовя, судя по смеющимся глазам, очередную шутку, как трель мобильного внезапно разорвала наполненную сотнями звуков ресторанную тишину. Одного быстрого взгляда на дисплей было достаточно, чтобы бесшабашная легкость исчезла с красивого мужского лица и брови снова нахмурились, пряча настороженное волнение. Корф жестом поторопил официанта и чмокнул спутницу в щеку. - Прости, Анечка, я на минутку отойду. Не скучай и сделай заказ за меня. Анна немного поерзала на стуле и поднялась. Разумеется, она не могла усидеть на месте. Ноги сами понесли туда, где за бархатной ширмой скрылся ее любимый, - и будь, что будет. *** - Нет, это исключено! – Владимир стиснул зубы чуть ли не до скрежета, чтобы не повысить голос. Здесь и сейчас это было бы совершенно недопустимо. – Отец, пойми меня, я… Видимо, Ивану Ивановичу не было ни малейшего дела до того, что у сына есть какие-то там чувства. Не удосужившись выслушать ни слова, он решил тут же по телефону отчитать единственного отпрыска, припоминая тому все его былые прегрешения. Оставалось только выслушать до конца нелепый поток нравоучений и обвинений или же сразу положить трубку. Ну и выключить телефон, разумеется. Иначе папа все равно не успокоится. Корф нервно нажал на сброс и спрятал в карман мобильник. Этого он ожидал. Правда, надеялся, что тяжелый разговор произойдет с глазу на глаз и уж явно не через десятки тысяч километров. Объяснить же что-либо отцу, враз вспомнившему всю яркую палитру отменной тюремной ругани, было невозможно. Молодой человек устало покачал головой: - Как же ты не понимаешь, папа?.. – и, занятый своими мыслями, не сразу заметил присутствие обворожительной красавицы. Первым он уловил запах: приторно-слащавый, обманчиво восточный аромат – Ольга всегда отдавала таким предпочтение. Она и сама была такой. Владимир же предпочитал свежесть зимнего утра хмельной удушливости летней ночи. Он брезгливо поморщился. - Не замечал за тобой раньше склонности подслушивать, не достойной польских аристократок. Первым мужем Калиновской был поляк графской крови, оставивший ей благородную фамилию и ворох неоплаченных счетов. В тесной мужской компании Корфу доводилось не раз слышать легенды о том, как пани Калиновская расплачивалась с кредиторами. Впрочем, как правило, в итоге оставались довольны обе стороны. - А ты коварен, мой самурай, - томно проворковала женщина в ответ. Ловкая ладошка скользнула по груди Владимира, ноготок острием типса обрисовал черный блеск пуговицы и, несильно царапнув, остановился на мужской шее, словно пытаясь перебить своим прикосновение ровное дыхание. - О да… - в тон мурлыкнул он, резко прижимая к себе Ольгу, но стоило той расслабиться – сильные руки разжались, и ей с трудом удалось удержать равновесие. - Идиот! – обиженно взвизгнула Калиновская, и вдруг, как ни в чем ни бывало, прильнула к мужскому плечу. – Так это действительно так? - Что, прости? Ольга искренне рассмеялась на его удивленный взгляд. - То, что ты спишь с Долгорукой! Стало быть, старик всё же уломал тебя поучаствовать в его мести… Впрочем, затащить в постель очередную девицу ты всегда горазд. Даже усилий прилагать не пришлось, да, Корф? Он схватил ухмыляющуюся нахалку за плечи и ощутимо сжал их, произнес раздельно, будто объясняя глупому несмышленому ребенку: - Не лезь не в свое дело, Калиновская, слышишь? - Да слышу, слышу, пусти! – женщина обиженно фыркнула и отошла на безопасное расстояние, потирая руками ушибленную кожу. – Совсем сумасшедший! Нет, я всё понимаю: Долгорукий оклеветал твоего любимого папочку и на десять лет отправил на нары. Конечно же, следует его за это наказать. Хочешь в наказание трахать его обожаемую пустоголовую доченьку – вперед и с песней, и бог тебе судья. Только Корф, запомни раз и навсегда: я не… - Замолчи, - угрожающе прошипел Владимир. – Не то пожалеешь, что вообще появилась на свет! Наверное, было в его взгляде что-то страшное, темное, опасное – Ольга отпрянула, вмиг замолчав, и поспешила удалиться. - Черт! – с плотно сжатых мужских губ все же сорвалось приглушенное ругательство. Зажигалка медно блеснула в руках, но суровый голос охранника предупредил: - Извините, здесь не курят! - Да-да, конечно, - рассеянно отмахнулся Корф и как был, в наброшенном на плечи расстегнутом пиджаке, вышел на улицу. Ох, и погожим был сегодняшний денек! А вот вечер снова напомнил о зиме, не успевшей еще далеко убежать от этих холодных северных краев. Ветер бил по лицу хлесткими пощечинами порывов, словно наказывая провинившегося мальчишку, только Владимир всё не мог понять, в чем же, в чем его вина. Неужели, в этой неожиданно нахлынувшей, такой нежной и сладкой, и не совсем правильной, и чуточку запретной, и бесконечно необходимой любви?.. «Корф…» Владимир Корф… Он ни разу не называл ей своей фамилии, но теперь Анна отчетливо ее вспомнила. Тогда еще совсем девчонка, мало вникая в дела родителей, она все же время от времени становилась невольной свидетельницей их бесконечных ссор. И Корф там частенько фигурировал… Месть… Всё это – все его слова, все их ночи – лишь ради мести?! Она хотела сбежать после первых же его слов, брошенных небрежно собеседнице с хищно-острым маникюром. Только ноги упрямо не слушались, не желая двигаться с места, и потому приходилось выслушивать отвратительные замечания в свой адрес дальше и дальше. И даже когда Владимир довольно грубо оттолкнул Калиновскую, ставя точку в разговоре, Анна едва ли смогла пошевелиться. Он уже вышел за дверь, когда силы вернулись к ней. Не помня себя, девушка опрометью бросилась за верхней одеждой. По счастливой случайности не столкнулась в дверях с вошедшим Корфом, пришлось притаиться в тени в уголке. Но стоило ему скрыться в сверкающем отсветами хрусталя и роскоши зале – красавица бросилась на улицу, с один единственным желанием: сбежать отсюда как можно дальше, зарыться в какую-нибудь норку как можно глубже и никогда, никогда не вспоминать больше о человеке, так бесцеремонно и больно ранившем ее в самое сердце. - Что значит – ушла? – Владимир озадаченно смотрел на метрдотеля, будто не понимал услышанных, повторенных уже несколько раз слов. – Куда ушла?! Собеседник пожал плечами, всем своим видом давая понять, что клиентки ему не отчитываются в своих поступках, и уж тем более такие хорошенькие. Корф мертвой хваткой вцепился в спинку стула – того самого, который всего полчаса назад галантно придерживал, усаживая свою Анечку. Да что ж это такое?! Куда она сбежала? Зачем? Не могла же она разыграть спектакль, маленькую пьесу для его сердца, чтобы избавиться от навязчивого тюремщика? Нет! Или… всё же… Мужчина запретил себе додумать эту мысль, быстро оплатил счет и вышел на улицу, холодный ветер скользнул по разгоряченным щекам, успокаивая и ласкаясь мокрой изморосью, как только что вошедшая в дом с дождя серая кошка. Ветер усмирял срывающееся дыхание. Ветер напоминал, что в мире много других женщин, и что они вовсе не станут сбегать непонятно куда и почему. Владимир криво усмехнулся в ночной полумрак: в мире может быть сколько угодно других, но любимая – одна… И он обязан поговорить с ней. Даже если она планировала этот побег, даже если просто испугалась чего-то или приревновала к Калиновской – он должен вернуть ее! Вдавив педаль газа чуть ли не в пол, Владимир рванул с места, на бешеной скорости пролетел по ночному шоссе к дому, опустив стекла. И снова, спутник и друг, ночной ветер хлестал его по лицу, и всё казалось: не дорогой автомобиль, а породистый вороной жеребец мчит всадника навстречу неизвестности через туманную дымку весенней непогоды. Дом встретил его суетой. Заспанный Репнин пожал руку, на ходу перелистывая какие-то документы. - Иван Иванович скоропостижно вернулся из поездки, велел тут же проверить все бумаги по немецким контрактам, - захлопнув папку, Михаил чуть склонился к уху друга и тихо сообщил. – Злой, как черт! Ты что-то знаешь об этом, Вовка? Владимир нетерпеливо рванул ворот пальто, сбрасывая его на первое же попавшееся кресло. - На самом деле, Миш, всё просто: я сообщил отцу, что люблю Анну. - Да уж… - протянул, было, тот, но сразу спохватился. – И это всё? Я имею в виду, ты же не говорил, что… - Это всё. Но этого – вполне достаточно! Упрямо поджав губы, младший Корф с вызовом взглянул на лучшего друга. Корфы любят только раз. Иначе – это просто не Корфы. Любовь – всесильна. Она – Истина. Единственная правда души и сердца. Все понятия о долге и чести, о верности и преданности, о цели в жизни, да и сама жизнь – всё подчинено любви в душе настоящего Корфа. Так было много лет назад, когда барон Владимир Иванович Корф, влюбившись в собственную крепостную, преломил гордыню, сословную спесь, и, наплевав на предрассудки, сплетни и слухи, назвал ее своей баронессой. С тех пор прошло почти двести лет, но мало что изменилось, и он, снова Корф, снова Владимир – любит свою Анну не меньше! Никак не меньше… - Где отец? Он не знал, какие еще аргументы начнет сейчас приводить, чтобы убедить Ивана Ивановича забыть о старой мести. Репнин молча указал на дверь кабинета, плотно закрытую для посторонних, подобно непреступной твердыне. Владимир кивнул: - Вот и славно! Рука, занесенная для стука, застыла в нескольких миллиметрах от лица старика, внезапно оказавшегося в дверном проеме. - Володя? Ну что же… Заходи… Михаил дернулся, как от удара, когда с обреченным стуком за двумя мужчинами захлопнулась дверь… Приглушенный и мягкий свет создавал какую-то неповторимую атмосферу, словно окунал в прошлое лет эдак на сто, а то и больше. Иван Иванович всегда предпочитал скоротать время за бокалом-другим дорогого бренди, неторопливо попивая его под беседу с друзьями или деловыми партнерами. Но сегодня уже битый час не открывалась яростно захлопнувшаяся дверь кабинета, а к темно-коричневой жидкости в бокале едва ли кто-то прикасался. Сначала они просто спорили. Кричали, беспрерывно окатывая друг друга холодным потоком взаимных упреков и обвинений, хоть и понимали оба, что в пылу ссоры их слова не слышны, каким бы громким голосом они не произносились. Затем, играли в молчанку, бросая друг на друга неприязненные взгляды, но эта игра тоже вскоре наскучила. Да и пристала ли двум взрослым людям, родным людям подобная «забава»? И вот теперь, исподлобья наблюдая за сыном, старший Корф пытался понять, правильно ли он поступил, высказав своё безоговорочное отцовские «нет». Да, эта… девушка была Долгорукой. А именно Петр Долгорукий испортил ему жизнь, лишил свободы, уважения, семьи. Наказать негодяя стало не просто делом чести, а какой-то навязчивой идеей, преследовавшей во сне и наяву, оттого Иван Иванович и ухватился так цепко за бешено дорогую бриллиантовую «Королеву»! Но стоила ли эта месть судьбы его сына? Ведь Володя влюблен – вон как бросается в бой, защищая свою Анну. Так, небось, их славные предки сражались с врагами, не щадя живота своего. Стоит ли того смазливая Долгоруковская мордашка – дело десятое… - Ладно. Выкладывай свои предложения. Владимир в миг подобрался. Впервые сегодня отец, казалось, был готов к конструктивному диалогу, и даже если не согласится с общей концепцией, хотя бы выслушает по-человечески, что само по себе неплохо. Молодой человек шумно выдохнул и, выпрямив спину, виновато опустил глаза. - Пап, я… - он немного запнулся, но довольно быстро собрался с силами. – Я решил, что Петр получит назад свою «Королеву». Иван Иванович внимательно смотрел в серые глаза сына, подперев кулаком подбородок. На первый взгляд, всё тот же: гордый и насмешливый, уверенный в себе и под час даже слишком, немного скрытный, язвительный и жестковатый. Сын… Единственный и бесконечно любимый сын. Но что же так изменилось в нем за несколько последних недель, что придало правильным чертам еще больше мужества, а прищуренным глазам – теплого света? Не желая казаться слишком навязчивым, Корф отвернулся к окну, насмешливо изогнув бровь. - Полагаю, твоя девушка уже передала драгоценность отцу? Что ж, ловкая малышка… - Отчего же? – Владимир удивленно пожал плечами. – «Королева бриллиантов» до сих пор у меня. Вернее, в мастерской, на ремонте, поскольку я… был несколько неосторожен… Новая улыбка отца была скорее добродушной. В его-то годы, с его-то больным сердцем вредно даже представлять, в чем заключалась неосторожность молодых людей, что даже драгоценная платина оправы не выдержала! Мечтательный, враз потеплевший взгляд сына отозвался в душе каким-то старым и подзабытым щемяще-нежным чувством, неразрывно связанным с молодостью и счастьем. Однако, дела прежде всего. Старик серьезно свел брови. - Стало быть, планируешь сам отдать ее Долгорукому? Взамен на что? - Я буду просить руки Анны! – Владимир упрямо тряхнул головой, отбрасывая непослушную челку. - Купишь ее любовь? Не слишком ли велика цена, Володя? Сын устало покачал головой. - Она бесценна, пап… И она не продается. К тому же, - губы решительно сжались на короткий миг, а затем незаметно дрогнули в уголках, выдавая презрение, - Анна и так меня любит, а те камушки – лишь плата за ее свободу, не более. - Любит? И пойдет за тобой, бросив отца, отказавшись от своей семьи? - Анна любит меня! – немного раздраженно, немного капризно повторил Владимир, а для старика-отца так и осталось непонятным, преднамеренно или же случайно сын не ответил на поставленный вопрос. Только это уже не имело значения. Он устало махнул рукой. - Поступай, как знаешь! Вам, молодым, виднее. Дрова в камине перегорели, и жар пламени пыхнул горячим вздохом ярких искр. Иван Корф широко улыбнулся, глядя на только что закрывшуюся дверь. Жаль, что он не увидит лица Долгорукого в тот момент, когда родная дочь сообщит ему, за кого собирается выйти замуж… *** Соня бросилась к ней на шею, согрев домашней сестринской нежностью. - Анечка, родная, мы так переживали! – на глазах девушки блеснули слезы. – Я очень-очень боялась, и молилась, чтобы эти ужасные люди ничего с тобой не сделали! Ты же в порядке, правда? Правда?.. Действительно: в порядке ли? Не было страшных людей, не было унижения и насилия. Был только ОН. А теперь – отныне – его больше никогда не будет в ее жизни! Как же безумно она его ненавидела! Как мечтала, вспоминая насмешливое лицо, хорошенько врезать по нему ладонью. А лучше… кулаком! И пусть потом рука болит – сердцу-то сейчас намного больнее. Анна мучительно и протяжно выдохнула горячий горький воздух. - Ну конечно, я в норме, Сонечка. – Поцеловала сестренку в висок, ласково обнимая, и повторила, скорее для себя. – Я – в норме. Словно отвечая этому неуверенному отверждению, за спиной послышалось злое, хриплое и удивленное: - Анна?! Девушка немного стушевалась под пристальным взглядом. Всё, произошедшее за несколько последних недель, заставляло чувствовать себя виноватой. К тому же, дурацкий контракт вспомнился так некстати вместе с оставленной у Корфа «Королевой». Анна опустила глаза, не решаясь сказать ни слова, и была лишь благодарна разговорчивой младшей сестренке. Соня светилась от радости. - Папочка, Аня вернулась! – она захлопала в ладоши, еще раз нетерпеливо прижавшись к любимой сестре. – Ты просто обязан найти тех, кто ее украл, и наказать! Пусть их арестуют. А еще лучше, спусти на этих людей своих бульдогов. Девушка захихикала и выглянула в окно, туда, где у высокого ограждения расположился домик охраны. Долгорукий немного смягчился, подошел ближе и ласково погладил младшую дочь по голове. - Сонюшка, девочка, разве тебе сегодня не надо никуда ехать? - Ах! Забыла… - она раздосадовано надула пухлые губки. - У меня сегодня бассейн… Но, папа, можно я не поеду? Аня же вернулась! Петр Михайлович отрицательно покачал головой. - После бассейна у тебя массаж, доктор велел не пропускать ни сеанса. – И удовлетворенно кивнул, когда девушка согласно выдохнула: - Уже еду… Стоило Соне покинуть комнату, лицо мужчины снова стало строгим и непроницаемым. Анна обеспокоилась. - Массаж? Что-то серьезное? – она любила сестру, единственного светлого человечка в этой семье, помешанной на бизнесе. Но отец поморщился в ответ: - Не знаю толком. А вот абонемент оплачен до июня. Не пропадать же деньгам. Деньги! Она всегда знала: только они и беспокоят старика-Долгорукого, только они – его большая любовь и предмет гордости! Нечаянная мысль заставила вздрогнуть и бросить на отца испуганный взгляд: что-то он скажет, узнав об исчезновении «Королевы бриллиантов»? Петр Михайлович будто прочел ее мысли: тут же кивком головы приказал дочери сесть и устроился напротив. - Ничего не желаешь мне сказать? - Прости… - чуть слышно прошептала Анна. - И что же… произошло? – мужской голос звучал глухо и казался каким-то насмешливо-грубым и сухим, как пыльный ветер в пустыне. - Прости, - повторила девушка чуть громче, - меня похитили… прямо из гримерки после последней демонстрации. Наверное, что-то укололи, я… очнулась через некоторое время. Не знаю, куда меня везли, думаю, за город. Там дом, очень хорошо укрепленный… Замки… Я не могла сбежать… Она оправдывалась, как солдат-разведчик, захваченный в плен и чудом выбравшийся на свободу. Она не понимала, ни зачем это делает, ни почему отец, родной отец, смотрит сейчас с таким упреком, будто она обязана была справиться со своими похитителями не хуже какого-нибудь спецназовца, но не смогла – и уронила честь семьи! Впрочем, Долгорукий ее, казалось, даже не слушал. Он шумно выдохнул и, раздельно произнося слова, поинтересовался: - Так, где же «Королева»? Вкрадчивый голос заставил его дочь поежиться, зябко обхватить себя за плечи. - Её нет… - Ты же юрист, Анна, - отец не терял самообладания, но от его слов веяло морозным холодом – и этот страх, сковавший тело, - девушка не в силах была уловить его причин. – Ты должна понимать, что понесешь ответственность. ТЫ ведь по контракту отвечала за бриллиантовое украшение… - Папа, я всё понимаю. Драгоценности остались… у похитителей, но я готова… Он не дал ей договорить начатую фразу, оборвав на полуслове. Куда и подевалось деланное спокойствие, высокомерная снисходительность!? - Немедленно прекрати! – он подхватился, резво соскочив с низкого кресла, схватил Анну за плечи и поднял, встряхнув, как безвольную куклу. – Тебя сегодня видели с молодым Корфом в ресторане. Это правда? Правда?! Грубо и неосторожно пальцы сжали хрупкие плечики – девушке пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать от боли. Поникшая и дрожащая, она всем своим видом показала отцу, что сведения, донесенные информаторами, были правдивы. Долгорукий поморщился, презрительно выплюнув ей в лицо: - Вот как, значит… Спишь с Корфом? Шлюха! Широкая ладонь шершаво ударила по щеке, взметнувшись молнией. Возможно, он не рассчитал силы, возможно, так и хотел – только Анна, слабо вскрикнув, упала на диван, буквально вжалась в кожаную обивку и прикоснулась прохладными пальчиками к рассеченной губе. - Петр Михалыч, проблемы? – на шум и крики хозяина прибежала охрана – трое коренастых бритоголовых молодчиков – такими Князь привык окружать себя еще со времен неспокойных девяностых. - Нет проблем, - сухо отозвался он, потирая ладони, и окинул дочь презрительным взглядом. – Я поработаю в кабинете. Не тревожить. - Не вопрос, - с готовностью кивнул головой старший смены, Дмитрий, и тут же равнодушно поинтересовался: - С этой что делать? Совсем недавно перед хозяйской дочерью открывали дверцу авто, почтительно склоняя голову, но теперь она, отвергнутая и униженная, удостоилась лишь брезгливой ухмылки. – Она мне больше не дочь. – Долгорукий устало отмахнулся. – Делайте, что хотите. Он ушел в кабинет, не слишком беспокоясь о том, как именно воспримет его слова охрана. Но уже через несколько мгновений Анна уловила на себе оценивающе-липкие взгляды и похолодела, а сердечко зачастило в груди от негодования и страха… Припарковавшись у самых ворот, Владимир нетерпеливо захлопнул дверцу машины и поднял воротник пальто – уж слишком порывисто обдавал ледяным дыханием весенний ветер, еще вчера кажущийся ласково теплым. Охранник у входа поправил тонкий проводок наушника, отстраняя нежданного посетителя подальше. - Господин Долгорукий велел не беспокоить. Ежели чего надо, договоритесь о встрече с его личным секретарем. Молодой человек прищурился, рассматривая собеседника: видно же, что этот парень точно знает, с кем говорит. А в «поместье» Князя Корфов не жалуют. Зато… жалуют деньги… Владимир быстрым движением достал из кармана бумажник и помахал перед носом бритоголового парочкой хрустящих купюр. - Послушай, приятель, давай-ка я сегодня – в порядке исключения – договорюсь напрямую с тобой. А твой хозяин потом тебе же спасибо скажет. Отвечаю! Век воли не видать! Корф чуть не поморщился, вовремя спрятав отвращение к только что произнесенной фразе за привычной кривой ухмылкой, и удовлетворенно отметил, как загорелся взгляд долгоруковского охранника. - Петр Михалыч велел... не тревожить… - тот переминался с ноги на ногу, было даже видно, как в голове, напрягаясь и со скрежетом оборачиваясь, пытаются повернуться неприспособленные к мышлению колесики. Дабы поощрить столь сложный процесс, Владимир достал из бумажника еще одну сотку. - А если ты отойдешь минут на пять вон туда? – серые глаза лукаво улыбнулись, указывая в сторону домика для охраны. – А я тем временем незаметно пройду? Ну же, соглашайся! Тем более что твой хозяин точно окажется доволен моим визитом! В этом Корфу не приходилось сомневаться. Отремонтированная «Королева», припрятанная под полой пальто, была тому залогом. Сейчас он, переступая через собственную гордость, через желание отомстить за отца и наказать заправского негодяя, отдаст Петру украшение, заберет отсюда Анну и убедит – черт, да если надо, даже заставит – выслушать его и понять! Охранник еще немного поразмышлял для порядку, но всё же нехотя кивнул и, поспешно забрав предложенные деньги, дал знак помощнику. - Ладно, - он опасливо оглянулся по сторонам, делая шаг назад. – Только ты… эта… ничего там не… ну ты понял, короче? - Понял! – с готовностью подтвердил Владимир. По мощеной дороге, ведущей к дому, ступать было непривычно скользко – это холодный атмосферный фронт принес почти зимний морозный воздух прямо в середине весны, так что за ночь всё покрылось тонкой кромкой льда. Как охотник осторожно ступает по опасным волчьим тропам, понимая, что находится на территории противника, так и Корф сейчас напрягся, на каждом шагу ожидая неприятностей. На его счастье, окна в домике охраны сюда не выходили. И мужчина несколько расслабился, отсчитывая последние метры до крыльца, когда вдруг чуткий слух уловил испуганный крик. Женский крик. Оборванный, словно чья-то жизнь. Громкий и пронзительный, как стон лопнувшей струны, но приглушенный толстыми стенами. Он остановился и, помедлив лишь пару секунд, направился туда, откуда донесся крик, молящий о помощи. Тот же мордоворот, торопливо пряча в карман полученные от Корфа деньги, приоткрыл дверь. - Тебе чего? Иди, куда шел, пока я не передумал! - Эй, послушай, - Владимир поднял руки, примирительным жестом давая понять, что не желает ссориться, и попытался заглянуть внутрь. Там были еще одни двери, тоже приоткрытые, и больше ничего не разглядеть. Быстро прикидывая, как пробраться в комнату и помочь, Владимир отступил назад, но тут женщина снова закричала: - Нет!!! И он узнал этот голос. - Аня… - бросился вперед, с силой оттолкнул ставшего поперек пути охранника, второго же, выглянувшего из-за двери на звук, впечатал в стену одним ударом. В комнате было еще двое, и он пожалел, что рядом нет его эксклюзивной нагинаты. Тогда бы покромсал этих тварей на капусту острым самурайским лезвием. Несколько поставленных апперкотов, и один соперник оказался на полу, застонал, хватаясь за сломанную челюсть. Но сильный удар по почкам оказался довольно болезненным, заставил Корфа пошатнуться, теряя равновесие. - Володя, - жалобно простонала Анна, пытаясь прикрыться разодранным платьем, но непослушная ткань то и дело соскальзывала, дрожащие пальчики едва успевали подхватывать эти жалкие лохмотья. Владимир до безумия хотел сейчас посмотреть на нее, убедиться, что с его малышкой всё нормально, что она цела и невредима, но близость разъяренного и опасного соперника заставляла быть начеку. Ловко увернувшись от очередного удара, Корф коварным маневром обогнул какую-то тумбочку, оказавшись за спиной громилы в расстегнутой рубашке, и набросился на него сзади. Разработанные на ежедневных тренировках, сильные запястья одновременно сомкнулись на шее, делая захват удушающим, мужчина прохрипел что-то невнятное и беспомощно замотал руками, умоляя о глотке воздуха. Владимир отпустил безвольно обмякшее тело, когда понял, что этот человек уже не в силах сопротивляться, и бросился к Анне. - Девочка моя, - прижал ее к груди, испуганную и дрожащую, глотающую вместе с воздухом соленую горечь собственных слез. – Что с тобой, Аня? ЧТО С ТОБОЙ?! Она еле слышно всхлипнула: - Уже всё хорошо… - и вдруг встрепенулась, сцепляя руки у него на шее. – Я люблю тебя! Люблю тебя, люблю, люблю, люблю… Владимир отодвинулся на короткий миг, чтобы сбросить пальто, и, бережно укутав свою красавицу, поднял ее. - Пойдем отсюда. На улице оказалось неожиданно тепло. Или это ему, разгоряченному дракой, так показалось? Анна крепче обняла его, но вдруг обернулась, взглянула на возвышающуюся громаду особняка и тихо попросила: - Отпусти меня, пожалуйста… Мне нужно… в дом… Ее голос немного охрип от крика, и Владимира с головой накрыли одновременно и волна необыкновенной нежности, и жгучая ненависть к тем, кто посмел обидеть его маленькую звездочку. Он мягко поцеловал дрожащие припухшие губки, провел языком по чуть кровоточащей ранке. - Я сам тебя отнесу. Девушка притихла в его руках, уткнувшись носиком в теплую шею. Как она любила засыпать, так вот прижавшись к его груди, как напрасно самоуверенно приказала себе забыть обо всем, пережитом с ним вместе! Владимир мрачно осмотрелся, опуская любимую на диван в гостиной. - Зачем тебе это? Вопрос прозвучал несколько резко – просто Корф до боли боялся, что она, несмотря ни на что, не захочет уехать сейчас с ним, выберет семью, как и предупреждал его отец. Анна поправила сползшее, было, с плечика пальто. - Мне надо… переодеться… Взять кое-что… - и вдруг прильнула к мужской груди. – А потом ты ведь заберешь меня отсюда, Володя!? - Да… Черт возьми, да! – Владимир стиснул в объятьях нежную тоненькую девушку, приподнял, немного покружив, и поставил на пол уже возле лестницы на второй этаж. – Быстро собирайся, я жду. Маленькая ладошка смахнула подсохшие слезы со щеки, Анна вымученно улыбнулась, отпуская его руку, и медленно ушла наверх. Молодой человек обвел взглядом гостиную. Помпезно и роскошно, но так… холодно… И всё чужое, отстраненное и отталкивающее – бездушное, как и хозяин этого дома. Отчего-то он даже не сомневался: всё, произошедшее с Анной только что, было приказом Долгорукого. В пору бы хорошенько приложиться к его напыщенной физиономии, но как на это посмотрит Аня? Расстраивать ее еще больше совершенно не хотелось. Владимир подошел к камину и взял с полки какую-то книгу в дорогом переплете. Надо же, Достоевский! «Преступление и наказание» актуально, как никогда – ирония ситуации заставила улыбнуться уголками губ, когда за спиной послышались тяжелые шаги. - Кто вы и что здесь делаете?! – окрикнул его Петр Долгорукий, но тут же узнал повернувшегося молодого человека, и маска безразличного спокойствия на лице сменилась гримасой злости. – А ну убирайся, щенок, не то позову охрану! Серые глаза Корфа прищурились, опасно сверкнув огнем на дне темных зрачков. Он отложил аккуратный небольшой томик и расправил плечи, готовясь поговорить с отцом невесты по-мужски, но негромкий голос Анны заставил оборвать движение. - Владимир, не надо! Она стояла на лестнице, придерживая рукой его длинное пальто, и с небольшой дорожной сумкой, куда собрала, видимо, самое необходимое. Распущенные волосы, зачесанные немного на бок, частично скрывали наметившийся на скуле синяк и рассеченную губу. Синие глаза как-то болезненно потухли – так блекнут огоньки на новогодней елке, если их включить слишком надолго. Гордо вскинув голову, красавица спустилась, прошла мимо отца, так и не посмотрев в его сторону. Невесомо прикоснулась к плечу любимого. - Поехали? - Конечно, Анечка… Сейчас. - Властным жестом Владимир отодвинул ее. Оставалось еще одно. Последнее. Появившийся, как по волшебству, темно-красный бархатный футляр открылся с едва слышным щелчком. Яркие язычки пламени из камина блеснули на гранях бешено дорогих бриллиантов, задержались на серебристой платиновой оправе. Корф в последний раз оценивающе взглянул на роскошный гарнитур. И снова, как и тогда, несколько недель назад, убедился: вся «Королева» не стоит даже ноготка на мизинце его малышки, которая и составляет его счастье, его радость, его жизнь. Она – а не кучка драгоценных камней. - Петр Михайлович, вот, заберите! – Владимир брезгливо поморщился, швырнул украшение к ногам опешившего Долгорукого и позволил себе кривую ухмылку. – Ваша драгоценность в обмен на мою. Это честная сделка, так ведь? Не дожидаясь ответа, он сжал одной рукой маленькую Анину ладошку, другой схватил легкую сумку и потянул девушку к выходу. Князь недоуменно уставился на захлопнутую дверь. Может, в этот миг он и хотел бы позвать охрану, но, похоже, молодому нахалу всё было нипочем. Оставалось только поднять с пола своё бесценное сокровище и, проверив, нет ли на «Королеве» повреждений, спрятать ее в сейф, да подальше. А еще молиться всем известным богам и святым, чтобы о возвращении его собственности не пронюхали компетентные органы… *** - На самом деле, никакого похищения, правда, не было… - изящная блондинка лучезарно улыбнулась под вспышками фотокамер. Ровные белые зубки сверкнули маленькими жемчужинами, голубые глазки озорно блеснули из-под золотистых вьющихся локонов, небрежно падающих на лоб. – Просто мы с моим женихом… летали на несколько дней в Вегас и.. забыли поставить родных в известность. Девушка еще раз соблазнительно улыбнулась и затенила взгляд ресницами, заставив не одно мужское сердце забиться чаще. Извинилась перед корреспондентом и быстро сбежала вниз по ступенькам здания суда. Восхищенные возгласы вперемешку с завистливым шепотком понеслись за нею легким шелковым шлейфом. Но Анна не обратила на них ни малейшего внимания, ловко впорхнув в открытую дверцу подъехавшего черного автомобиля, и спряталась от навязчивой толпы за непроницаемой тонировкой стекол. В последнее время пришлось изрядно поработать на публику. Анна была в центре внимания прессы с тех пор, как разгорелся этот скандал с ее отцом. Оказалось, что Долгорукий, расплачиваясь за «Королеву бриллиантов» на Сотби, влез в крупные долги, даже вынужден был заложить контрольный пакет акций своего концерна. Вовремя удосужившись понять, что оплачивать долги нечем, он решил инсценировать похищение украшения, застрахованного на кругленькую сумму. Деньги были потрачены на кредиторов еще до того, как Анна вернулась, а вслед за ней младший Корф привез сам драгоценный гарнитур, так что Петр Михалыч изрядно забеспокоился, причем, как показали дальнейшие события, совсем не зря… Уже через несколько дней дочь во всеуслышание объявила, что «Королеву» никто не воровал. И тут понеслось: страховая компания, деловые партнеры, налоговая, прокуратура – казалось, старшим Долгоруким враз заинтересовались абсолютно все. Анна старательно изображала златовласку-барби, обеспокоенную только собой и своей скорой свадьбой, не слишком разбирающуюся во всех этих юридических примочках и даже не представляющую, чем угрожает ее веселое щебетание почтенному родителю. И она профессионально справилась с ролью. Просто в памяти еще слишком свежи были воспоминания об ужасе, который пережила по милости отца, всё еще она просыпалась среди ночи в холодном поту, и только бережные ласки Владимира помогали забыть непрекращающийся кошмар, в котором те твари ее насиловали, а любимый не успевал придти на помощь. Сегодня же всё закончилось… Приговор оглашен, Петр Михайлович Долгорукий осужден по нескольким статьям УК и выйдет не скоро. Странно, но почему-то Анна не чувствовала ни стыда за свой поступок, ни вины, ни раскаянья. Она выдохнула немного устало, откидываясь на спинку сидения, и не смогла сдержать улыбки, когда мужские губы прикоснулись к щеке, скользнули вниз, лаская подбородок, и, наконец, прильнули к изгибу шейки. - Совсем тебя измотали журналисты, - недовольно протянул Владимир, когда молодая жена прижалась к его боку и по обыкновению своему уткнулась носиком в шею. - Ничего… Он не увидел – почувствовал, как его девочка улыбнулась, и обеспокоено свел брови: - Ты должна беречь себя. – Теплая рука скользнула по женской талии, осторожно погладила чуть выступающий животик. – И его тоже. - Я знаю… - прошептала она, прикрывая глаза, впервые за столько лет, а, возможно, и за всю жизнь так полно и ярко ощущая своё счастье. КОНЕЦ