Моя маленькая фея

Автор: Скорпион Жанр: сказка Рейтинг: PG Герои: всё те же Пейринг: ВА Время и место: без изменений, но с определенной долей AU-шности Благодарность за сюжет: Мимозке и её одноименному коллажу - Ой, что это? – темноволосый мальчуган лет восьми с изумлением и восторгом рассматривал крошечную девочку с прозрачными, словно у пчелки, крыльями. Она спряталась за фарфоровой чашкой и из своего укрытия бросала на него не менее удивленные взгляды. - Володя, это Анечка! – барон Корф улыбнулся стоящей рядом жене и легонько подтолкнул сына к столу. – Мы с твоей матушкой решили: ты уже достаточно взрослый, чтобы иметь собственную фею. Баронесса склонила голову, ободряюще кивнув: - Сынок, познакомься с Аней и не обижай ее. Отныне она всегда будет рядом. - Всегда? – мальчик призадумался, будто взвешивая, насколько может измениться его жизнь, если в ней постоянно будет девчонка. Пусть совсем маленькая, не больше мизинца, но всё же… Он залез в отцовское кресло, деловито скрестив на груди руки, наклонился, чтобы изучить свой подарок. Аня взглянула смелее на нового хозяина, потом мелкими шажками вышла из-за чашки и вспорхнула, подлетая к самому лицу юного барона, почти касаясь его вихрастых взъерошенных прядей. Иван Иванович с супругой не стали вмешиваться, лишь переглянувшись, они покинули библиотеку, оставив сына наедине с волшебной феечкой. - Здравствуй, - чинно произнес Владимир, слегка прищурившись. – Я барон Корф, и ты отныне принадлежишь мне. Понимаешь? - Да… - Это значит, ты должна выполнять мои желания, – он приподнял левую бровь, выжидающе гладя на малышку-собеседницу, - все мои желания! Девочка молча кивнула. От этого движения тонкие, как паутинка, белокурые локоны, струящиеся по крохотным хрупким плечикам, вспыхнули щедрым золотом в солнечных лучах, и вся Аня будто засверкала. Засверкали и тонкие перламутровые перепонки на крылышках, и бусинки, украшающие шелковое платьице маленькой феи, и ее чудесные синие глаза… И этот свет ослепил мальчишку, лишив на какое-то время дара речи. Страшась вдруг откуда ни возьмись появившейся в душе нежности, он фыркнул: - Такая маленькая, а столько света, что глазам больно. Ну-ка отлети подальше! Кроха погрустнела от сурово выпаленного приказа. - Прости… - она взмахнула прозрачными крыльями и упорхнула, заняв место у чернильницы с длинным гусиным пером, но тихий голосок звучал и звучал в ушах юного барона. Коря себя за грубость и несдержанность, он потупился. - Аня? – стало отчего-то необъяснимо стыдно, и следовало бы отвлечь сейчас феечку, понуро поникшую на краешке письменного стола, да на беду нужные слова с трудом складывались в просьбу. – Ты правда, умеешь исполнять желания? - Твои – да… - Володе показалось, или она действительно еле слышно шмыгнула носиком? – Ты же мой Хозяин. Хозяин… Это звучало так странно, так неправильно… Одно дело – дворовые и деревенские, они и правда принадлежали его семье, иметь крепостных – это нормально, но КАК можно владеть этим крошечным хрупким изяществом с прозрачными, как туманная дымка на заре, крылышками, с сияющими синими глазами – этой девочкой, настолько маленькой, что и не сразу разглядишь ее средь вороха бумаг на отцовском столе? Владимир с серьезным видом сложил ладошки домиком. Каждый раз, когда он делал так, мама гордо улыбалась и повторяла, что он уже взрослый. И сейчас особенно хотелось показать своей новой «собственности», что он не восьмилетний мальчик – он барон Корф! - Что ж… Хорошо, если так, - пристальный взгляд густо-серых глаз скользнул по полкам с книгами, по каминной чугунной решетке, по бархатным шторам, скрывающим ноябрьский холод за окном. – Я хочу… хочу… хочу вишен! Много спелых вишен! Можешь сделать так, чтобы они сей же миг появились прямо здесь? Анна повела плечиком и недоверчиво посмотрела на барчука, высказавшего такую странную просьбу. - Но зачем тебе вишни? Они же кислые… - Ага, не можешь?! – не понять было, чего больше в притворно веселом возгласе – удивления или разочарования. Но волшебна девочка обиделась пуще прежнего. - Могу, конечно… Держи! Она вспорхнула ввысь, обернувшись в воздухе. Разноцветная радужная пыльца упала с крыла, враз в комнате запахло травами и летними цветами, а на столе перед Владимиром появилось тонкое фарфоровое блюдо с горкой ароматных спелых вишен. Мальчик восторженно ахнул, не сумев скрыть своих чувств, тут же подбросил одну ягоду, ловко поймал ее ртом и, выплюнув косточку, потянулся за следующей. - Спасибо! – в его взгляде затеплилась благодарная улыбка. – Аня… а ты… хочешь? - Да! - Фея подлетела ближе, вдыхая вишневый сладкий аромат, но тут же грустно отпряну, - только вишни слишком велики для меня. Возможно, потом, когда я немного подрасту… - Ты можешь расти? – удивлению юного барона не было предела. - Мы растем, как и вы. Вернее, намного быстрее, когда… - она запнулась, - когда на воле… - О воле забудь! – сухо процедил Владимир и повторил. – Ты принадлежишь мне! Анна послушно опустила голову в поклоне. А мальчик понял: сегодня он обрел нечто гораздо большее, нежели простая игрушка. Время шло, и дни летели незаметно, складываясь в недели. Недели плавно перетекали в года, и всё менялось вокруг, подчиняясь непрерывному течению времени. Владимир Корф рос, превращаясь из вихрастого загорелого мальчугана в юношу с резким холодным взглядом и замкнутым характером, а маленькая фея, постоянная спутница, всегда была рядом с ним, исполняя мелкие прихоти и мальчишеские капризы. Она тоже взрослела, пока совершенно незаметно. Но, приглядевшись, можно было понять: не будь Аннушка такой крошечной, она стала бы прехорошенькой юной барышней. Только Владимир, казалось, не желал ничего замечать, и его колкие насмешки нередко туманили поволокой слез синий взор хрупкой феи. Увы, она не знала, что за холодным тоном приказа молодой барон прятал свою привязанность, дикое, почти болезненное желание провести подушечками пальцев по нежным крылышкам, стирая с них радужную пыльцу, и прошептать малышке, как дорога она ему, как нужна, как скучна и однообразна жизнь в корпусе – ведь там кадет Корф не может показаться со своей собственной феей, там феям не место… - Аня! Где ты? Лети ко мне! Привычный строгий голос показался крылатой девочке райской песней – она же так давно не видела Хозяина, целых четыре месяца с самого Рождества Владимир Иванович не был дома! Забывая о прохладе дождливого апреля, Анна спорхнула с хрустальной вазы, отряхивая цветочную пыльцу со складок домашнего шелкового платьица, и вылетела в приоткрытое окошко. Весна, слишком сонная и поздняя в этом году, уже начинала распускаться первыми несмелыми листочками, горечью нарциссов наполняя всю округу. Завидев ее блестящие на солнце локоны, Владимир заулыбался, протягивая руку, и феечка уселась на его широкой ладони, провела нежными пальчиками по успевшему затянуться шраму от случайного пореза. Молодой барин даже не почувствовал прикосновения, и все же оно согрело в этот промозглый весенний день. - Хочешь, я уберу его? – Аня распахнула свои огромные глаза, указывая на шрам. - Не стоит, просто царапина, - скривился юноша, бережно пересаживая свою малышку на плечо. – А ты держись! Он легко запрыгнул на молодого гнедого жеребца, натянул поводья, смиряя конский пыл. Анна рассмеялась и в один взмах лазоревых крыльев оказалась пред его лицом. - Будем скакать? - А как же, - кивнул Владимир, пришпорив своего Грома. – Правда, не очень быстро, а то останешься далеко позади… Барон присвистнул, тягуче-медленно произнеся последние слова, что заставило девочку упрямо вздернуть подбородок. - И ничего я не останусь… - капризно заявила она. – Думаешь, твой конь быстрее моих волшебных крыльев? Между прочим, я бы догнала тебя, даже если бы скакала на лошади! Не веришь?! Она с вызовом взглянула на Хозяина, но тот молчал и в изумлении смотрел на нее, словно пораженный неожиданной догадкой. - Аня… - его всегда уверенный, суровый и ровный голос дрожал немного, выдавая волнение, - а ты… смогла бы… Если бы я пожелал, ты смогла бы стать обычной девочкой и… проехаться на лошади вместе со мной? С замиранием сердца Владимир ждал ответа, но фея грустно покачала головой. - Нет, над такими желаниями мы не властны… - А кто властен? – продолжал допытываться юный барон. - Сейчас уже никто… наверное… - неуверенно прошептала Анна и отвернулась. Владимир несколько секунд осмысливал её слова, а потом равнодушно пожал плечами. - Что же, жаль. Это могло бы быть довольно весело. – И, прикрикнув на жеребца, пустил его рысью. Помимо воли хозяйки, прозрачные крылья понесли Анну за ним. *** Эта невероятная дуэль и последовавшее за ней разжалование громом среди ясного неба громыхнули над головой еще вчера блестящего офицера лейб-гвардии. Молодой барон Корф пришпорил скакуна и повернул на дорогу, ведущую к поместью. Возвратившись с Кавказа нынешней осенью, он так и не удосужился навестить родные места, увлеченный огненно-праздничный вихрем столичных балов и званых приемов, легких и быстротечных, словно вешние воды, дворцовых романов. А еще его хмельные сны обжигали мысли о маленькой фее, навсегда поселившейся в сердце, и теребить старые раны, снова встречаясь глазами с ее синим взглядом, было слишком сильной мукой. Владимир не знал, отчего так упрямо боится новой встречи. Он ведь скучал по крылатой девочке! Тоскливыми долгими ночами на войне он то и дело вспоминал о ней, каждый раз, стоило подумать о чем-то, захотеть чего-то – какую-то сущую мелочь – и в воздухе будто слышался хрустально-звонкий смех, а крошечная радужная пыльца серебрилась в лунном свете, взвеваясь за ветром и тая вдали. В вечно спешащем Петербурге воспоминания об Анне притупились, уходя вглубь души. Да только теперь деваться было некуда. Вот нынче же он вернется домой снова сдаться в плен маленькой – не больше мизинца – девочке с прозрачными крыльями, которая на самом деле должна принадлежать ему. Молодой человек улыбнулся своим мыслям. Запрокинув голову, вдохнул полной грудью родной воздух и осмотрелся. Раскинувшаяся вокруг роща примыкала к усадьбе, и ребенком Владимир играл здесь бессчетное количество раз. Старые вязы и сегодня приветливо кивнули ему широкими размашистыми ветками, затрепетали приветствие тонкие осинки, еще не сбросившие последнюю листву. Где-то там, у поворота на пригорке, растет березка, тайная подруга детства, коей Володя повадился когда-то рассказывать самые сокровенные свои секреты. Отец, покойный Иван Иванович, однажды лишь рассмеялся, узнав о деревце. И только Аня серьезно уверила своего юного хозяина, что деревья – как люди, и всё-всё понимают. Прищурившись, барон попытался разглядеть в вечернем полумраке ту одинокую березку, и едва поверил собственным глазам: за белеющим в темноте стволом было видно приглушенное серебристое сияние. Помимо воли губы сами прошептали: - Анна… Владимир спешился, наспех привязал коня у облетевшего молодого клена и тихо подкрался к деревцу. Чуткий слух уловил негромкую, словно шепот ветра в лесной чаще, простую песенку на совершенно незнакомом языке, которую так любила еще в детстве выводить его маленькая фея. Опавшая листва зашуршала под ногой, и Корф замер, не желая открывать своё присутствие. Но Анна, казалось, ничего не замечала. Играя искорками света с обступившим почти ночным полумраком, она колдовала над глубоким порезом, ранившим белую кору березы. Такая же белая, осыпалась с тонких крыльев пыльца и спускалась на землю сверкающими крошечными звездочками. Молодой барон притаился за деревом и, не имея сил отвести глаз от феечки, с трепетом наблюдал, как она порхает средь гибких плачущих веток. И вдруг… Аня обернулась… Она вся сияла в ореоле волшебных лучей, немного ослепленная ими, потому не заметила Владимира. А он… замер на месте, вцепившись ногтями в шершавую березовую кору. Сейчас, когда фея была так близко, что можно было без труда разглядеть шелковые ленточки в оборках платья и драгоценный жемчуг в золоте волос, душа задрожала пойманною в силок птицей. Анна выросла. И превратилась в настоящую красавицу. Впрочем, она всегда притягивала и манила, но сейчас он понял, наконец, отчего так ныло сердце в долгой разлуке. Такая же кроха, нынче едва ли с ладонь, его Анна заслонила весь мир своей маленькой хрупкой фигуркой, застила солнечный свет прозрачными крылышками, покрытыми радужной пыльцой! - Не плачь! – строго приказала Анна, и молодой барон послушно смахнул со щеки слезу, горячую и соленую, как это чувство, только-только толкнувшееся в груди. Он горько улыбнулся, когда понял: прекрасная фея обращалась не к нему – к березке, роняющей сладко-приторный сок из глубокой раны. Так и не замеченный, Владимир сделала шаг назад, в густую темноту, потом еще один, еще и еще, до тех пор, пока сверкающая на пригорке волшебная пыльца не растворилась вдали. Домой он приехал совершенно не в духе. Сквозь зубы отдав распоряжения слугам, закрылся в кабинете и впервые за долгое время напился, заливая своё горе. - Надо же… В кои то веки не поинтересовался, где его ненаглядная феечка! – презрительно фыркнула горничная Полина вслед уходящему хозяину. За окнами уже брезжил рассвет, когда Владимир кое-как добрел до собственной спальной, сбросил сюртук и ничком завалился на кровать. Проваливаясь в вязкий пьяный сон, он успел подумать, что только глупцы влюбляются в собственных крошечных фей… Пожухлые листья падали, кружась на ветру, а с высоких безучастных небес падали дождинки, скатываясь вниз по оконной раме. Анна провела пальчиком по холодному запотевшему стеклу и вздохнула: он не позвал её. Впервые, вернувшись из долгого путешествия, он не встретил ее улыбкой и не произнес нараспев её имя. Хозяин совсем забыл свою маленькую фею… Она слышала: так бывает. Дети вырастают, и детские капризы, желания, мечты остаются в прошлом. Вряд ли снова хозяин, тряхнув темноволосой головой, прикажет, чтобы музыка играла целую ночь или чтобы на яблоне вдруг появились груши… Владимир желал этого когда-то. Возможно, просто проверял, сумеет ли, сможет ли сотворить подобное его личная волшебная девочка. Да только время игр давно миновало – он не позовет ее больше. И что же, что же ЕЙ теперь делать – выбравшей того, кого нельзя, и запертой с четырех сторон невозможностью самого этого выбора?! Словно вторя безрадостным мыслям красавицы, в гостиной раздался властный голос барона. - Анна! Где ты? Она встрепенулась, смахивая ладошкой непролитые слезы, и уже солнечной улыбкой озарил комнату ярко-синий взгляд. - Ты вернулся вчера, но не звал меня. Владимир по привычке предложил своей фее широкую ладонь, но она не двинулась, застыв в воздухе напротив его лица. - Тебя не было, - молодой человек опустил глаза, как если бы чего-то недоговаривал, и Анне до боли захотелось провести рукой по его щеке. - Твою березу хотели срубить, но я не разрешила. И… пропустила твоё возвращение… - девушка запнулась, сверкнув перепонками на волшебных крыльях. – Исцелять деревья долго и тяжело. А ты… Владимир, может быть, ты хочешь загадать желание? Ты мой хозяин. Я виновата перед тобой и готова исполнить любое… Барон резко вскинул голову, серо-стальные, прищуренные глаза вспыхнули подобно молниям. - Мое желание не изменилось! – он говорил так же резко, как и прежде, но с незнакомой ранее хрипотцой. – Я хочу, чтобы ты смогла… проскакать со мной на лошади через луг. Хотя бы раз, Анна! - Мой ответ тоже не изменился… - фея отвернулась. – Я не в силах исполнить это желание. Придумай другое. Корф криво усмехнулся. Другое желание? О, у него было одно – сладким томящим видением в сегодняшний сон к нему приходила Анна… Руки до сих пор помнили её тонкую, как тростинка, талию, на губах еще чувствовался несмелый цветочный вкус её поцелуев… Только, чтобы исполнилась такая мечта, маленькой феечке с золотистыми шелковыми локонами тоже нужно стать человеком. А это – невозможно. Никогда! - Анна! Она внимательно взглянула на молодого барина, немного склонив голову на бок. - Я могу что-то сделать для тебя? - Мои сапоги отвратительно вычищены. Изволь натереть их так, чтобы я мог увидеть в них собственное отражение! - Это всё? - Нет! Нынче ночью я допил последнюю бутылку отцовского бренди. Прикажи запасам пополниться. - Я могу лететь? - Да! Красавица вспорхнула, поднимаясь под высокий потолок, стряхнула пыльцу с прозрачных крыльев и не сдержала всхлипа. Она… так скучала! Но по-прежнему осталась для молодого хозяина простой игрушкой, безропотно и безотказно умеющей выполнить любой, пусть даже самый сложный приказ или самый глупый каприз. Её грусть волной прокатилась по комнате, и подвески на люстре под потолком ответили ей чистым хрустальным перезвоном. Дни струились, будто бесценный шелк, и разворачивались широким полотном недель. За осенью последовала холодная снежная зима. И лишь в жизни обитателей поместья Корфов мало, что переменилось за последнее время. Разве только молодой барон становился всё мрачнее и угрюмее, уже не заставлял свою маленькую фею выполнять никому не нужные приказы и глупые желания. Он вообще мало говорил с ней, отгораживаясь непонятными делами, и всё чаще уезжал из дому на весь день. А возвращался поздно вечером, когда холодные зимние звезды безучастно смотрели вниз, а ветры глухо перешептывались о предстоящих морозах. И в один из таких вечеров Анна не выдержала. Дождалась его возвращения, хоть ночь пугает фей своей чернотой, и взглянула с немым укором. - Хозяин? – в тишине спящего дома ее нежный негромкий голосок прозвучал неожиданно четко, и Владимир вздрогнул, остановился, лишь занеся ногу на ступеньку, но не спеша поворачиваться. - До сих пор не спишь, Анна? – ответил на ее зов, немного грубее и порывистей, чем хотелось бы, но она, казалось, даже не обратила внимания, привыкшая за последнее время к его бессовестным выходкам. - Почему ты стал другим со мною? Я плохо исполняю свои обязанности? Плохо служу тебе? Еле слышное приглушенное «нет» вовсе не было тем словом, которого ожидала крошечная красавица. Она упрямо вздернула подбородок и подлетела ближе, крылья, переливаясь перламутровым блеском, затрепетали, останавливая полет у самого лица барона, а немного бледные губки настойчиво повторили: - Почему? Владимир не нашел, что ей сказать. Молча пожал плечами и шагнул вперед, поднимаясь на второй этаж. Слишком важно, чтобы его хрупкая фея ни о чем не догадалась… Ведь если она поймет… видеть сожаление и огорчение, сострадание в синих глазах так тяжело… И она будет жалеть – что не смогла, не исполнила желания своего хозяина! Только хозяина… Никем другим он никогда для нее не был, никем и не станет, и не проще ли открыть дверцу клетки, отпуская волшебную девочку на волю?... Но как жить потом – без ее лучистого взгляда, без солнечной улыбки, без дивных песен, не слушать которые невозможно? Молодой человек бессильно стиснул кулаки: нет, легче самому умереть, нежели отпустить Анну, – хоть и останется она лишь несбыточной мечтой из жарких снов… Сегодняшней ночью он не стал топить боль в хмельном дурмане, а утром за завтраком улыбнулся своей фее и сообщил: - Мы едем в Петербург. Из маленьких тонких пальчиков выпал стебелек засохшего цветка, который Анна пыталась воскресить, вдохнув силу жизни и лета. - Зачем? Скупо пожав плечами, Владимир отпил небольшой глоток вина и поставил бокал на стол. - Хочу повидаться с друзьями, да и вообще… надоело в глуши… - сказал, и самому стало неприятно от этих слов, единственное желание, острое до боли, гнало его из родного дома: там, в столице, он мог позволить себе отвлечься от мыслей об Анне, утешиться в чужих объятьях. Только оставить ее далеко он тоже не мог. Зубы стиснулись до скрежета, чуть не выдавая с головой его спрятанную от посторонних глаз муку. Феечка покорно кивнула и упорхнула куда-то, оставив барона в горьком одиночестве. Петербург встретил сугробами едва ли не в человеческий рост да таким сильным холодным ветром, что волшебные крылья не удерживали маленькую Анну в воздухе. Она зябко прижалась к тяжелому бархату занавески и посматривала из окна на шумные городские улицы, вспоминая, как же давно не была она здесь. Владимир снова бросил быстрый взгляд на крылатую девушку, протягивая руку. - Аня, не упрямься, иди ко мне. Она покачала головой в ответ. - Спасибо… - голос каким-то чудом не дрогнул от пронзающего тело холода. – Я не замерзла. - Анечка, ну не сердись. Иди сюда! – барон расстегнул полу теплого пальто, но фея отвернулась, непреклонная, гордая малышка. Барон почти прикоснулся к тонким, словно паутинка, крылышкам, покрытым, как легким инеем, замершим перламутром, но вовремя вспомнил один старый, как мир, запрет: человеку нельзя нарушать хрупкую гармонию волшебства, спрятанного в радужной пыльце. Рука одернулась сама по себе, и Корф шумно выдохнул. В этот миг карета установилась у ворот особняка… Анна не пожелала отдельных покоев, положенных хозяйской фее, так никто и не узнал, где выбрала она укромный уголок, но свои обязанности маленькая чародейка исполняла исправно. Только вот барон не спешил загадывать слишком много: попросил свежие цветы в гостиную, пару-тройку других мелочей. Словно невзначай, между делом, пожелал, чтобы его Анна улыбнулась, как прежде. Уголки ее губ робко дрогнули в ответ, и Владимиру пришлось признаться себе, что это величайшее, прекраснейшее Анино волшебство. Да не сказать о нем вслух. Не выразить открыто своё восхищение… Фея присела на высокий подоконник и обхватила руками крошечные коленки. Зима разрисовала стекла – не выглянуть наружу… Лишь только ранние вечерние сумерки опустились на город, молодой барон снова уехал, и опять не сказал ей, куда. Очередной бал-маскарад? Дружеская пирушка? Женщины, от которых не знал отбоя ветреный красавец? Анна уронила голову на грудь, прикрывая глаза от мучительной, саднящей в сердце боли. - Ах, Володя… что же ты не отпускаешь меня? Держишь крепко, словно капканом, непомерной тяжестью придавливаешь к земле крылья, и тут же одним взмахом руки разрешаешь вольный полет?! Слезинка блеснула на ресницах, но девушка успела смахнуть ладонью горько-соленую капельку. Каким далеким и чужим сделался её хозяин. Как хотела она хоть на миг увидеть его прежнего… И как сильно, беззаветно, верно она любила его! Любила так, что душа замирает, стук сердца прерывается в груди от одного мимолетного воспоминания о строгой серебристой глубине его взгляда, в которой каждый раз тонешь, будто в море, и в пучине этой обретаешь себя. Неожиданный стук привлек внимание, отвлекая от мрачных раздумий. Не закрытая занятой прислугой, где-то ударялась о стену оконная рама. Анна порхнула на звук и хотела сначала пожелать, чтобы створка прикрылась, но потом вдруг улыбнулась несмело. Владимир не приказывал ей постоянно находиться в особняке, значит, она не нарушит никаких обещаний, если немного прогуляется по зимней заснеженной столице… Пушистая меховая шубка, крошечная и смешная, но довольно теплая, спрятала лукавую улыбку, вьющиеся волосы скрыла шапочка, отороченная лебяжьим пухом, – Корфы не скупились на наряды даже для домашних фей. Порыв ветра гостеприимно распахнул окошко, и крылья волшебницы сверкнули в темноте жемчужным перламутром. На улицах было не слишком многолюдно, редкие же прохожие и вовсе не обращали внимания на летящую в ночной мгле крошечную красавицу. Анна с восторгом смотрела по сторонам, пытаясь представить, какими кажутся все эти роскошные дворцы и широкие площади с высоты человеческого роста. У набережной она прервала полет. Усевшись на чугунных перилах, глянула вниз, пытаясь отыскать в мутном царстве льда ответ на свои мольбы и просьбы. Жизнь проносилась мимо – грохотала проезжающими экипажами, звала кого-то незнакомыми голосами, завывала с протяжным стоном северными ветрами, но Анна, кутаясь в свою меховую одежку, не слышала никого и ничего. Оттого женщине, величественно выглянувшей из кареты, довелось несколько раз настойчиво позвать её по имени: - Аня!!! Ветер донес до красавицы этот голос – чужой, но в то же время такой знакомый, мягкий и строгий одновременно, такой родной, хоть и почти забытый за прошедшие годы. Фея поднялась в воздух и недоверчиво заглянула в окно кареты. Помимо ее воли губы расплылись в улыбке. А женщина, отодвинув посильнее тяжелый бархат занавески, едва заметно кивнула головой, приглашая, ведя, маня за собой… И Анна, не колеблясь ни минуты, приняла приглашение. Кучер беспрекословно подчинился приказу хозяйки, и кони резво побежали по брусчатой набережной, потом куда-то свернули, и крошечная фея смогла, наконец, перевести дух. - Шарлота! – синие глаза, сверкающие в морозном полумраке, расширились от удивления. – Шарлота, это… ты? Анна не знала наверняка, только где-то в глубине сердца, недоступной пониманию, ожило, затеплилось радостью узнавания это несмелое чувство: фея узнала свою старшую сестру. Шарлота царственно улыбнулась: - Я, Анечка… - приглушенным перламутром сверкнуло из-под теплой меховой накидки прозрачное крыло. Анна зажмурилась, закрывая лицо руками. - Но… что произошло? Ты… - она помедлила, бросив быстрый взгляд на сестру, - ты так изменилась… - Все мы меняемся, - старшая фея пожала плечами, - и все рано или поздно вырастаем… - Да, но… ведь не настолько быстро! Юная красавица спорхнула с мягкого сидения и осмотрела Шарлоту со всех сторон. - Помнишь, в детстве нам рассказывали сказки о том, что фея может невообразимо быстро поравняться с человеком, если… Анна замолчала, испуганно прикрыв ротик ладонью, но сестра продолжила за нее: - Если Хозяин освободит её. Да, всё так… Не имея сил принять эту возможность, девушка прошептала: - Твой Хозяин… отпустил тебя? Сам? По собственному желанию?! – вопросы дружным хороводом кружил в голове, не давая покоя. – Ох, Шарочка, и где же ты сейчас? Как? - Всё так же, с ним, - мечтательно улыбнулась Шарлота, но тут же стала гораздо серьезней. – Знаешь, должность старшей придворной феи наделяет определенным статусом и полномочиями… Впрочем, вряд ли тебе это интересно, душенька… - А ты по-прежнему обязана исполнять желания? – не унималась Анна, нетерпеливо перелетая с окошка кареты на сидение в ожидании ответа. - Я свободна! - сестра вздернула подбородок, - и никому ничего не должна! Но… теперь я могу исполнить всё, что захочу – любое чужое желание, кроме… Сама знаешь, кроме чего. - Нам неподвластна истинная природа вещей… - словно заученный урок, грустно проговорила Анна. – Я рождена феей, и не могу стать кем-то другим… - А ты… хотела бы? – тонкие женские брови лукаво изогнулись. Крошечная красавица наклонила голову, выдыхая почти неслышно: - Да… - и тут же вскинулась, не отрывая взгляда от горящих мудростью глаз сестры. – Но ведь есть Заветное желание! Ты теперь свободна, ты можешь исполнить мне его! На одни сутки, на двадцать четыре часа ты сделаешь меня человеком?! Шарлота отвернулась. - Не каждая фея вспоминает о Заветном желании. Уж слишком велика за него плата… - Разве? – на лице Анны появилось незнакомое ранее одухотворенное выражение незыблемого счастья. – Разве так уж много – поменять медленно плывущую вечность на быстротечность жизни, длиной в человеческую? - Глупая! Людской век невосполнимо короток! Лишь несколько десятилетий, и темнота смерти разверзается впереди, затягивая своими липкими щупальцами. А мы – бессмертны! Когда уходит в небытие Хозяин, мы можем, наконец, жить для себя, летать вволю, в счастливом ожидании того дня, когда впервые в радужных переливах наших крыльев покажется детская улыбка новой феи! Девушка устало уронила голову, а потом подняла чистый взгляд к холодным зимним звездам. - Бессмертие – ничто по сравнению с одним-единственным днем счастья… - нежный голос едва можно было расслышать в перестуке колес по мостовой. – Да и когда ОН уйдет… мне будет не за чем жить… Женщина насторожилась, недовольно нахмурившись. - ОН? Анна, ты…? Ты нарушила Первый закон?! - Но я люблю его!!! – слезы брызнули из глаз, хрупкая крылатая красавица уткнулась носиком в меховую накидку старшей сестры и неразборчиво пробормотала, - я люблю своего Хозяина… - Ладно, - Шарлота неловко провела пальцем по узкой спинке, по трепещущим, подрагивающим от рыданий маленьким крылышкам. – Я… исполню Заветное желание. Серебристые звездочки запорхали в воздухе, и сияние разлилось по темной улице, вырвавшись из окон быстро едущей кареты. Анна зажмурилась крепко-крепко, а когда открыла глаза, пораженно ахнула – теперь всё вокруг казалось не таким уж огромным, и Шарлота, едва ли выше ее самой, ласково погладила сестренку по щеке. - Аня, волшебство Заветного желания быстротечно, оно рассеется через сутки. Не наделай глупостей. – И, выглянув из кареты, приказала кучеру гнать к особняку Корфов. Дом встретил полумраком и горьким запахом оплывшего воска. Анна бесшумно проскользнула в оранжерею и присела в уголке. Скоро Владимир проснется… Жаль, что они не в поместье, здесь нет поблизости широких душистых лугов. Но всё равно они проедутся верхом – вдвоем по заснеженным столичным улицам – как он и хотел… Странное, непонятное желание, которое так и не исчезло с годами. Зачем Владимиру это? Анна провела рукой по темно-зеленым листочкам розы и улыбнулась: фею не могут ранить острые шипы, а сейчас ладошку пронзило болью… Стало быть, она человек! Девушка прикрыла глаза, прижимаясь виском к холодному стеклу. Да рассвета еще так далеко. Еще чернота заливает небосклон, не пуская первые несмелые лучи бело-золотистого северного солнца. Так непривычно не чувствовать природу вокруг, но это ничего… Со всем можно смириться ради того, чтобы хоть один бесценный день провести с любимым! Кажется, Анна задремала… Впрочем, скорее уж заснула, потому что, открывшись, глаза зажмурились, ослепленные, от сверкающего света нового дня. - Владимир! – Анна подхватила подол шелкового платья и выбежала из оранжереи. Коридор… За ним – гостиная, столовая, кабинет. Нигде нет барона. Ни даже тени его, ни даже запаха! Горничная окинула барышню испуганным взглядом, но поспешила удалиться. Анна лишь усмехнулась, смотря ей вслед. Все в доме знали фею молодого хозяина, все в мире знали, насколько могущественны феи, – вот, должно быть, и Маруся подумала, что подобные превращения в порядке вещей… Дверь в спальную барона оказалась не заперта, но даже там Владимира не было, и аккуратно заправленную постель не расстилали нынешней ночью. Глупые предчувствия закрались в душу, не отпуская, и сжали сердце так сильно – стало трудно дышать! Следом пришла и ревность – огненная, жгучая, вихрем искр опалила душу. Как же, он ведь приехал в Петербург за развлечениями, видимо, и сейчас где-то… с другой… И в пору бы стиснуть зубы, чтобы не дать вырваться в мир проклятьям, да Анна во время опомнилась: не фея, лишь человек она сейчас, и не сможет проклясть свою судьбину слишком жестоко и бесповоротно. Весь день красавица неприкаянно бродила по огромному дому в ожидании хозяина, всё чаще и чаще задерживаясь у двери его спальной. Ближе к вечеру, когда уже покатилось к западу окоченевшее солнышко, холод одиночества сковал по рукам и ногам, к самому горлу подобрались невыплаканные слезы, но Владимир до сих пор не появился. Анна вернулась к своим увядшим розам, свернулась калачиком на широкой скамье и смежила веки… *** Снежный вихрь больно хлестнул по лицу и сбежал, укрываясь за поворотом от одинокого ночного всадника. Ворота особняка не растворились привычно гостеприимно, а с мерзким скрипом разбередили зияющую в душе рану: еще несколько дней назад он въезжал сюда, осматривая двор из окошка кареты, и его маленькая Аня была рядом, зябко куталась в занавеску и не желала простить его последних безобразных выходок. А теперь её нет… Владимир почти сутки искал её, да разве отыщется крылатая красавица, такая крохотная и беззащитная, в огромном городе, в мире людей? Разве пощадят морозные ветры эти хрупкие крылышки, прозрачно-перламутровые, горящие, подобно драгоценным камням, в солнечных лучах летнего полдня?.. Не в состоянии смирить бессильную ярость, барон бросил поводья подоспевшему конюху и хлопнул дверью – так, что вздрогнули, дребезжа, стекла роскошного особняка. - Чтобы на рассвете карета была заложена! – зло рявкнул подоспевшему в гостиную лакею, на ходу сбросив шинель, поднялся наверх, а в спальне устало завалился на кровать и замер, уставившись в потолок. Без Анны жизнь потеряла смысл: просто перестала стучать в висках горячая кровь, мечты и желания словно сбежали из сердца, оставив там пустоту и кромешную темноту горя. Аня, Анечка… Что же стряслось с его малышкой, что заставило ее покинуть кров, тая в ночи, бросая на произвол судьбы своего хозяина? Впрочем, он сам виноват… Именно он сделал все, чтобы поселилось в душе юной волшебницы, не знающей обид, не умеющей презирать, стремление прервать свою службу. И лишь себя можно винить, что бы там ни произошло с Аней. Владимир нахмурился, откидываясь на подушки: всё равно странно и невозможно, еще не было ни одного случая, чтобы личная фея сбежала… «Глупец! Разве твоя девочка – обычная фея? – ядовито усмехнулась в ответ совесть. - Она одна-единственная из сотен тысяч, и другой такой нет, одна в мире, одна в бесконечности всех существующих миров, одна в твоем сердце – и нет там больше места для кого-либо другого…» Усталость брала своё, веки отяжелели, настойчиво требуя сна. В последний раз проведя рукой по шелковому покрывалу, Корф закрыл глаза. Анна, смеющаяся восторженно, предстала пред мысленным взором. Её личико сияло, золотистые волосы разметались по подушке, маня прикоснуться. Это было последним, что увидел барон, проваливаясь в тяжелый сон. Анна проснулась от того, что тело било мелкой дрожью, так будто хозяин звал свою фею, но она не могла его слышать, лишь чувствовала отдаленные ощущения, не могла быть рядом, но всею душой стремилась. Так бывало во время службы молодого барона на Кавказе, да только сейчас… Девушка недоверчиво зажмурилась, тут же открывая глаза, – сейчас она человек, и никак не может чувствовать Владимира, как бы сильно он ее не призывал. Анна понемногу успокоилась, хоть сон уже не шел. Всё ближе и ближе миг обратного превращение, и, потраченное зря, Заветное желание уже не вернуть. Она встала, поправив кружевные оборки платья, и покинула свой укромный уголок в цветочном мире. Зеркало в гостиной отразило на своей блестящей поверхности бледную кожу щек и глаза, блестящие непролитыми слезами. Что ей оставалось нынче? Лишь в последний раз, пройдя неслышно по заснувшему дому, взглянуть на не разобранную постель человека, ради которого она отвергла вечность. Зачем? Для того ли, чтобы исполнить его желание? Красавица грустно улыбнулась, проводя ладошкой по золоту портретных рам на стене. Это ОНА хотела стать человеком рядом с ним, ощутить его дыхание, как своё, впитать его близость всем телом, запомнить до последнего мгновенья, отпущенного судьбою. Дверь бесшумно отворилась, стоило только толкнуть ее, робко прикоснувшись к полированному дереву. Анна заглянула в комнату и не сумела сдержать судорожного вздоха: Владимир был там! Лежал на кровати, прикрывая рукою лицо, склонив на бок темноволосую голову, в расстегнутом домашнем сюртуке, так словно и не вспомнил об одежде, ложась в постель. Девушка прикрыла за собою дверь и подошла поближе к барону, несмело замерла у изголовья. В это время молодой человек пошевелился во сне и вдруг… открыл глаза. Красавица вздрогнула от пристального серого взгляда, немного мутного спросонья, и уже пыталась подыскать достойное объяснение своему пребыванию здесь, но Владимир ласково выдохнул: - Анечка… И слова застыли на её губах, и мягкая улыбка тронула его губы. Её непостижимая, недостижимая мечта, его жаркий несбыточный сон – всё смешалось в одном волшебном мгновении. Мужчина сжал в ладони хрупкие тонкие пальчики, потянул на себя девичью руку и самодовольно ухмыльнулся, когда Анна, неловко качнувшись, потеряла равновесие и оказалась на постели рядом с ним. Пусть лишь ночная греза, но она была сейчас так реальна, Владимиру казалось даже, он чувствует частые удары её маленького сердечка под шелковой тканью наряда. - Девочка моя, хорошая, сладкая… - барон крепко сжал в объятьях красавицу, подминая под себя, и принялся осыпать поцелуями бледную кожу щек, и маленький носик, и недоверчиво распахнутые глазки, а потом жадно прильнул к её губам. Анна уже не знала, явь ли это, сон ли, рай ли, куда попала она, умерев от своей неразделенной и невозможной любви. Когда Владимир немного отстранился, позволяя девушке сделать вдох, она обвила руками его шею, еще тесней прижимаясь к широкой мужской груди. Так мало времени на исполнение заветных желаний… Так быстро убегают минуты, торопясь и перегоняя друг друга… - Целуй, целуй меня… - прошептала она и снова почувствовала терпко-сладкое прикосновение на своих губах. Медленно, словно боясь зайти непозволительно далеко, Владимир проводил ладонью по плавным изгибам нежного тела, скрытого платьем, по шелковистым волосам, по немного бледной и прохладной, но такой живой, такой искушающей коже, трепещущей под его пальцами. - Анечка, я люблю тебя, так люблю… - негромкий охрипший голос срывался, едва удерживая вздох, и поцелуй следовал за поцелуем, опутывая, как сетями, истомленную красавицу, неопытную в своей юности. – Ну почему же ты только снишься? Почему же в реальном мире никогда, ни на миг не станешь человеком рядом со мной? Ведь вся моя жизнь, - слышишь? – вся моя жизнь принадлежит только тебе… Лишь бы ты была рядом… Аня… Она замерла, и тонкие руки расслабились, выпуская молодого барона из объятий. Он приподнялся, недоверчиво взглянул в грустные синие глаза и вдруг всё понял. - Это… не сон... - Владимир рывком сел на кровати, и Анна тут же подхватилась, отодвинулась подальше и смущенно провела рукою по голове, приглаживая непослушные золотистые пряди. - Не сон, - кивнула она, - я сама пришла к тебе. Лицо молодого человека исказилось кривой усмешкой, больше похожей на гримасу боли. - Чтоб исполнить моё желание? Всего лишь… Зачем же для этого жертвовать своей честью? Тем более, ты раз за разом не уставала твердить, насколько бесплотны мечты об исполнении таких желаний! Анна не нашлась с ответом, и барон умолк, да неожиданно повернулся к девушке, резко разворачивая ее к себе. - Где ты была? – сильные руки встряхнули, удерживая, хрупкие плечики. – Я всю ночь и весь день искал тебя, чуть с ума не сошел! Где ты была в это время?! Время! Время… Шаг за шагом оно стремится вперед. Крошечными секундами наполняет бесконечность. Уже так нестерпимо близок тот час, когда развеются волшебные чары, засеребрится в облаке жемчужно-перламутровой пыльцы человеческий облик, и прозрачные крылья снова блеснут за спиной, а тело сожмется в комочек, стремительно уменьшаясь… Анна физически почувствовала приближение рокового мгновения. Что будет потом – после него? Ведь нынче, зная об истинных желаниях любимого, изведав вкус его поцелуев и жар крепких объятий, она уже никогда не сможет забыть всего этого. И не сможет быть рядом с ним – слишком трудно, слишком больно будет дышать его дыханием, не имея ни одной, даже крошечной возможности снова ощутить его губы на своих губах… Девушка встретилась взглядом с темными в густой предрассветной мгле глазами Владимира. - Я была в городе, гуляла… и увидела там сестру… Я… - она неловко прикусила нижнюю губку, замолчала на миг, а потом вдруг умоляюще выдохнула. – Отпусти меня! Отпусти на свободу, Владимир, я никогда ни о чем тебя не просила, феи не имеют на это права, и я верно служила тебе много лет, как то предначертано для нас, но сейчас… Отпусти меня, пожалуйста… Владимир ослабил хватку, как только услышал мольбу в нежном голосе. Больше всего на свете он хотел ее счастья, отчего же так нелегко сказать необходимые слова и подарить ей эту радость свободы? Отчего ему кажется: не выполняя желание, загаданное капризным хозяином, пришла сегодня в его спальню красавица Анна? Барон провел подушечками пальцев по щеке девушки, скользнул вниз, заставляя приподняться точеный подбородок. - Ты… любишь меня? – всегда уверенный, его голос дрогнул, и впервые за много лет на черных ресницах сверкнули предательские слезы. – Ну, скажи: ты любишь меня? Ну, скажи мне! Анна же беззвучно плакала в ответ. Ему это никак не могло быть известно, но всё ее тело чувствовало приближение той самой секунды, что вновь сделает хрупкую девушку крошечной крылатой волшебницей. Мир вокруг ощущался всё четче, всё ярче вспыхивали краски, всё сильнее хотелось прокричать ему в ответ: «Да, о господи, да, Володенька, я очень-очень тебя люблю!» Но с дрожащих губ не сорвалось ни звука. И только это тягостное молчание он понял. И принял его – как укор, как отказ. Владимир глубоко вздохнул и выдохнул шумно, отворачиваясь. - Уходи… - его маленькая девочка не должна увидеть всю горечь, всю пустоту, отныне поселившуюся в сердце, в душе, в глазах. – Уходи, и помни: отныне ты свободна, Анна! Красавица испуганно вздрогнула. Приятным теплом пронеслось по крови осознание долгожданной свободы, отпустили невидимые тенета, что едва ли не от рождения тяготили долей принятого покорного рабства. Тело заныло и заболело, стискиваясь до махоньких размеров грациозной в своем летящем изяществе феечки. И тут же опала с радужных крылышек серебристая пыльца, закружилась по комнате в вихре света, исполняя желание. Анна вновь стала такой же, как и весь предыдущий день. - Что это? – выдохнула она, растерянно глядя на Владимира, который только что повернулся на свет и теперь так же изумленно смотрел на нее. – Я ведь… не должна была… Только сутки, одни сутки… И уже убежала вдаль последняя секунда из тех двадцати четырех часов. Но я… еще человек? СНОВА человек! Я… Барон, не медля более и отбросив ненужные мысли, оказался рядом, тесно прижал к себе испуганную девушку, что прежде была его личной феей, и улыбнулся утренней туманной дымке за окном. - Аня, я люблю тебя… - Я знаю. – Красавица в его руках чуть слышно всхлипнула и запрокинула головку, ловя горящий мужской взгляд. – Я тоже люблю тебя, Владимир. Я буду с тобой… на всю жизнь – пока не прогонишь. - Глупенькая… Я никогда не отпущу тебя теперь, никогда! Глупенькая моя, глупенькая… Он склонился к манящим и сладким, уже познанным, но до конца не испитым нежным губкам и бережно прильнул к ним, ловя прерывистое девичье дыхание. Её ответный поцелуй был волшебным на вкус – как последнее чудо, совершенное крошечной крылатой феей. Тая в потоке ласк любимого, Анна не думала ни о чем. И, наверняка, она даже не догадывалась, что в тот миг, когда фея становится свободной, она мимолетно, едва ли осознанно способна исполнить самое заветное, самое невероятное своё собственное желание… Конец