Этюд в бордовых тонах

Жанр: мелодрама, альтернатива Рейтинг: PG Герои: вещи и люди Пейринг: Анна/Владимир Мягкое пламя свечи гладило и ласкало, нежно прикасаясь к моей ткани, - так заботливая рука юной хозяйки прикасается к шелковистой шерстке любимого котенка. Дрова в камине потрескивали тихо, умиротворенно, и не хотелось думать ни о чем. А особенно – о том угрожающе холодном куске металла, что притаился на столике у барской кровати. Откровенно говоря, мне никогда не доводилось раньше сталкиваться с ним… Нет, я прекрасно знал, что молодой барон – повеса, безрассудный храбрец и дуэлянт, об этом беспрестанно перешептывались золоченые пуговицы его мундира, а походная шинель, кряхтя и охая, могла часами рассказывать о его подвигах на Кавказе. И все же… еще никогда лично у меня, его верного любимого халата, не возникало стойкого ощущения безысходности и предчувствия близкой непоправимой ошибки. Мой хозяин спал, прижимая к груди книгу, потому, верно, и меня сморила вязкая дремота. Так бывало всякий раз, когда благородное прикосновение напоенных знаниями страниц дарило моей ткани шелестящий поцелуй. Уже давно время перескочило за полночь, и в полусне я неслышно сетовал: молодой хозяин, объятый горькими думами, снова не потрудился переодеться ко сну. В последнее время он, надо заметить, вообще не мог думать ни о ком и ни о чем, кроме хрупкой красавицы, воспитанной его покойным батюшкой. Мои размышления прервал скрип открывающейся двери – и дремота спала, как утром с листвы осыпается роса. Что это? Видение? Продолжение ночной грезы? Немного растерянная и взволнованная, с застывшими во взгляде следами недавних слез, перед кроватью стояла владычица сердца барона – Анна… Залюбовавшись прелестными изгибами и кружевами шелковой сорочки, едва ли скрывающей девичье тело, я даже не сразу заметил, что проснулся хозяин. Откладывая книгу, он поправил рукой мою полу и недоверчиво выдохнул: - Это что, мне снится?.. Грустная красавица покачала головой, нежный голос полнился решимостью: - Я сама пришла к тебе… На всю жизнь… Пока не прогонишь… О, как затрепетала во мне каждая ниточка, как задрожал каждый стежок! И сердце хозяина забилось в тот миг гулко и часто. Я подумал сначала: это от счастья, так что не особо вслушивался в хозяйский разговор. Однако, барон, по всей видимости, сразу разгадал замысел коварной соблазнительницы, он не спешил заключать в объятья нежное тело, и слова срывались с губ с такой горячей болью, что помимо воли я прислушался. - Вся моя жизнь… - затаив дыхание, хозяин приблизился к Анне, - слышите? Вся моя жизнь принадлежит вам… Только бы ты была рядом… Впервые моя ткань прикоснулась к кружевным покровам, обнявшим тонкий стан красавицы, и я будто вспыхнул тысячами искорок. Хозяин склонился к дрожащим губам возлюбленной и прикоснулся к ним бережным ласковым поцелуем. Затем – еще, еще и еще раз, всё жарче, настойчивее и в то же время с каждым новым прикосновением всё нежнее и нежнее… Руки прелестницы скользнули по моей ткани, обхватывая хозяйскую талию, и я понял вдруг, почему барон так сходил с ума от этой малышки. Ее руки были еще мягче, еще ласковей, чем шелк сорочки, скрывающей от жадного взгляда ее тело. Я расслабился, струясь навстречу ее маленьким пальчикам, но в один миг всё прекратилось. - Ты любишь меня? Ну, скажи, ты любишь меня?! - с неслыханною ранее обреченностью шептал хозяин, и я никак не мог понять, отчего она молчит, ведь всё ее существо стремилось познать пылкую нежность объятий и страсти мужчины. Этого мужчины! - Уходи… - вытолкнул барон непослушными губами, и болезненная тишина в комнате стала еще гуще. – Дуэль состоится через два дня… Как и намечено… Его слова пронзали девушку подобно пулям. И его разили вместе с нею… Мне же не оставалось ровным счетом ничего, кроме как, вздохнув, проститься с любимым хозяином, в этот миг наверняка вознамерившимся свести счеты с жизнью… *** Вопреки моим подозрениям, все обошлось. Правда, хозяйские злоключения не закончились. Уж не знаю, что там произошло на дуэли, чем закончилось безумие двоих лучших друзей, но явно не чьей-то смертью! Хозяин, молчаливый и опустошенный, вошел в спальную ближе к вечеру – к огромному моему облегчению живой и невредимый, хоть и потрепанный изрядно. Случись что с князем Репниным – я бы тоже непременно это почувствовал, мне ли не знать, как много значит для хозяина верная дружба! Нынче же трагедии явно не произошло. Или… произошло нечто другое… во сто, в тысячу крат страшнее..? Скинув любимый френч и наспех переодев рубашку, молодой хозяин набросил меня на плечи. Я чуть было не фыркнул недовольно, стоило его руке потянуться к графину. Сей хрустальный сосуд, торжественно восседающий на низком столике у камина, постоянно бередил во мне непонятное чувство ревности, то и дело намекая, что барон любит его гораздо сильнее, чем меня или же что-то другое в доме. И вот снова в минуту смятения, душевного расстройства мужская рука потянулась к дурно пахнущему моему сопернику. И, наверняка, успела бы наполнить бокал, если бы не еще одна поздняя гостья. Как и прошлой ночью, слегка скрипнула дверь спальной (кому бы пожаловаться да попросить хоть капельку масла?!), и в комнату, призывно покачивая пышными бедрами, вплыла горничная Полина. Нахалка хищно улыбнулась, с примесью деревенского бесстыдства и подсмотренного кокетства скользнула взглядом по своему откровенному декольте, потом по хозяину – и самым непотребным образом распласталась на кровати: «Берите меня, я вся ваша…» Ха! Как же… Только тебя, голубушка, хозяину и не хватает для счастья. Впрочем, если быть до самого конца откровенным, чуть больше месяца назад хозяйский фрак в расстроенных чувствах поведал мне о неприятном действе, свидетелем которого ему довелось стать накануне в барской столовой… Тогда я, разумеется, всё свернул на мерзкий бренди и временное помешательство, однако сейчас… каждой своей ворсинкой чувствуя боль и одиночество хозяина, отнюдь не был уверен, что он не захочет повторить занимательную… хм… гимнастику. Потому насмешливый тон барона меня приятно удивил, даже успокоил, а нахальную девицу, не знающую ни стыда, ни совести, заставил нехотя подняться и покинуть хозяйскую спальню. Вот и слава богу! Я тихонько зашуршал, подставляя свои лацканы теплым каминным отсветам, и не слишком возражал против того, чтобы хозяин побаловался содержимым графина. Конечно же, в разумных пределах. Однако сегодняшние приключения еще себя не исчерпали… Когда снова скрипнули дверные петли, я даже не удивился. Вернее, возмутился на какой-то короткий миг, но потом, здраво рассудив, что пора бы и привыкнуть, прислушался. На сей раз в гости пожаловала соседская княжна. Приятная во всех отношениях девушка, милая и веселая, правда, сейчас непривычно печальная. Должно быть, оттого что понимает: мой хозяин нынче думает не о ней. «Глупец! – недовольно пробормотал пузатый графин, косясь на барона, - и чем ему эта красавица не угодила?! Толку-то другой верность хранить, той, что нынче бог весть с кем путается?» Я не удостоил его хмельную нетактичность ответом. Да и зачем? Разве может понять обычная, пусть и дорогая, стекляшка, насколько дорога нашему хозяину красавица Анна, сколь сильна его любовь к ней, сколь беззаветна и верна?! Верна?.. Да уж… Дальнейшие действия барона едва не заставили меня в этом усомниться. Всего несколько мгновений назад вопрошающая, что с ней не так, княжна потянулась к хозяину – и он не оттолкнул ее рук. Хотел – но не оттолкнул! Странные люди, странные нравы… Губы Лизаветы Петровны потянулись к его губам, ладони мяли и комкали мою ткань на груди барона, и впервые за всю мою сознательную жизнь захотелось стать жестким, колючим и шершавым, чтобы самому оттолкнуть настырную девушку! Ловкие пальчики княжны уже пробрались под мужскую рубашку и гладили горячее тело, когда к моему вящему удовольствию хозяин, наконец, одумался и решительно отвел девичьи руки. - Прости, Лиза… - его голос был грустен, и если бы я мог увидеть его серый взгляд, наверняка нашел бы там отголоски этой грусти, отражение этой тоски. – Прости… Ты замечательная девушка, но это… неправильно… Я не могу так. Я не люблю тебя… - Мне все равно! – горячо зашептала княжна, но я-то почувствовал, насколько убавилось уверенности в ее словах. Хозяину даже не пришлось ее слишком долго уговаривать. Хватило одного «Уходи!» - четкого и резкого, вовсе не того мягкого и мучительно-грустного, брошенного накануне Анне. *** Он снова остался один. И снова сам выбрал свое одиночество. Чуть слышно хмыкнув, хозяин сбросил меня, небрежно устроив на комоде, и прилег. Прикрыл глаза, якобы погружаясь в дрему. Он даже не догадывается о моем пристальном наблюдении, а между тем я, возможно, единственный не в силах сейчас смириться тем, что хозяину так плохо… За окном кружился снег. Я не мог видеть его, но необъяснимыми образом чувствовал морозное дыхание разыгравшейся метели. Приятное домашнее тепло разморило и теперь мягко укачивало своими волнами, пыталось убаюкать. Однако я не спал. Потому совсем не расстроился, когда вскочивший с постели хозяин быстро одел меня и куда-то помчался. «Не взял с собой пистолет – уже хорошо» - небрежно бросил я удивленным канделябрам в коридоре, и они испуганно закивали в ответ дрожащим пламенем оплывших свечей. Впрочем, надо признать: моё спокойствие и игривый тон как рукой сняло, стоило барону потянуться к дверной ручке. «Безумец! Там же зима! Мы оба замерзнем!» - так и хотелось крикнуть мне, но удел бархатного халата – без слов наблюдать за происходящим. Хозяин выскочил во двор, запрокинул голову к покрытому тучами ночному небу и яростно вцепился в свои волосы. Мне показалось даже: он завоет сейчас подобно одинокому волку, чью зиму некому скрасить своим теплым присутствием. Но мужские губы так и остались крепко сжатыми, ни крика, ни стона, ни даже вздоха не слетело с них. Еще несколько мгновений постояв под снежной порошей, хозяин повернулся, намереваясь возвратиться в дом, и вдруг… увидел ЕЁ! - Анна? – выдохнул недоверчиво и шагнул навстречу девушке, замершей неподалеку. Неожиданно блеснувшая из-за туч заспанная луна осветила бледные щечки с еще не высохшими дорожками от слез, пока не успевшими замерзнуть на ветру. Анна дрожала, и я отчего-то совершенно забыл о том, что был сшит простым домашним халатом, а не теплой меховой накидкой. Хотя, как показалось, барон тоже запамятовал, что на нем лишь халат. - Аня… – он прижал девушку к себе, крепко-крепко притиснул к груди, поглаживая по напряженной спинке, по распущенным, немного влажным волосам. – Ты замерзла? Ты плачешь? Что случилось? Девушка тихо всхлипнула, уткнувшись носиком в мужское плечо, и я ощутил горячие капли ее слез. Хозяин сжал хрупкий стан и требовательно отстранил красавицу, заглянул в глаза. - Что произошло? - Он… Я… Мы… мы с князем поссорились, - с трудом выговорила Анна и потупила взор. Наверное, если бы небо, разверзнувшись бездной, упало в сей миг на землю, хозяин и то не удивился бы настолько сильно. Он непонимающе пожал плечами. - Но… почему? Из-за чего?! - Это неважно, - торопливо возразила Анна, отворачиваясь. Мне даже грешным делом показалось: красавица скрывает что-то, упорно о чем-то не хочет говорить. Метель становилась все навязчивей, с каждой минутой крепчал морозец, и я всерьез начал опасаться, что хозяин замерзнет. Только ему все было ни по чем! Близость любимой грела пуще летнего солнца, заставляла забыть обо всем на свете. Даже не знаю, что бы пришлось предпринять, дабы заставит упрямца поберечься, но Анна вовремя заметила досадную оплошность. Маленькая ладошка скользнула по груди барона вверх и погладила небритую щеку. - Владимир, вы же неодеты… - тихий голосок звучал непривычно ласково. Хозяин грустно улыбнулся, не отрывая взгляда от залившегося нежным румянцем девичьего личика. - Ну и что? - Как это?! – испуганно выдохнула красавица, - вы ведь можете простыть, заболеть! - Я и так болен… - барон вдруг порывисто притянул ее к себе, - я смертельно болен – тобой! Анна слабо вскрикнула и задрожала, когда мужские губы властно накрыли ее ротик. Сейчас поцелуи хозяина не были робкими и медленными, как прошлой ночью. Жаром от них обдавало даже меня – чего уж говорить о смущенной Анне? Но невообразимо, непостижимо – именно теперь, когда горячности хозяина стоило бы испугаться, девушка без страха обняла его, прильнув еще теснее, и ответила на поцелуй. Снова прижалась щекой к моей холодной ткани, когда барон, прервав поцелуй, подхватил ее на руки, и на грани слуха позвала: - Владимир… - Что, любимая? – шевельнулись в ответ его губы. - Я замерзла… - Маленькая моя… Разумеется, этого хозяин не мог допустить… И двери родного дома гостеприимно распахнулись, окутывая меня теплом. Почему одного меня – спросите вы? Да просто этих двоих – барона и его хрупкую красавицу, его выстраданную любовь, изнутри грел жаркий огонь их сердец, много лет хранящих трепетное и пылкое чувство друг к другу. Конец