Брат по крови

„Брат по крови” Автор: Скорпион Иллюстрации от Syaoran@ Рейтинг: PG-13 Жанр: фэнтези/мистика Герои: Владимир, Анна и ещё кое-кто из старых знакомых Время: разнообразное и авторское Глава 1 Россия, 1812 год. На заснеженные равнины ложилась вечерняя мгла. Совсем недавно догорели последние зарева скупого зимнего заката, и теперь пустынный пейзаж дополняло только хмурое темнеющее небо да одинокое вытьё волков в отдалённом лесу. По проторенной дороге медленно ехала добротная карета, запряжённая парой гнедых жеребцов. Молчаливый кучер на козлах настороженно всматривался вдаль, надеясь, что ничего плохого не произойдет сегодняшней ночью. Вокруг, чуть припорошенные снегом, виднелись ужасающие отголоски недавних сражений – полуразрушенные орудия, изломанные штыки, обглоданные кости, чьи зловещие очертания угадывались даже под белым снежным покровом. Уже давно не знала русская земля такого опустошения: сотнями гибли люди, сгорали дотла в безжалостном пожаре войны слободы и деревни, даже столица – прекрасная белокаменная Москва – не устояла под напором вражеских полчищ. Словно дикие кочевые орды, пришли французы… Те, кто должен был несть светоч наук и культурности, принесли смерть и разрушение, крики и плач, непроходимую тьму холодной зимней ночи. Прекрасная благодатная страна превратилась в царство Кащееево… Путник в карете грустно улыбнулся своим мыслям. Он так давно не был в России, и вот первое, что пришло на ум, давно забытая сказка, которую старушка-няня любила рассказывать малышу по вечерам. Вот только в сказках злого Кащея всегда убивал добрый молодец, а в жизни – сотни героев способен погубить даже самый посредственный злодей. Например, такой, как он… Или… Мужчина покосился на своего спутника. Тот неподвижно сидел у окна, устремив свой взор в далёкие просторы этой заснеженной страны, а может статься, и в другие, чужие и враждебные человеку миры… «Да, вот уж кому нет ни малейшего дела до всего, что происходит вокруг…»- грустно подумал усталый путник и, развернувшись вполоборота, тоже начал вглядываться в темноту. Бледная зимняя луна вышла из-за туч и осветила тусклым лучом лица двух поздних путешественников – темноволосого, угрюмого красавца с пронзительным взглядом карих глаз, сидящего у окна, и второго, добродушного и открытого, со светлыми волосами, серыми глазами, уже в летах, но до сих пор достаточно привлекательного мужчину, спрятавшегося в тени кареты. Дорога медленно плыла по снежному полю, тучи так же неторопливо уплывали вдаль, призрачному свету луны вторили заледеневшие звёзды, а в сердце острыми шипами болезненно впивались воспоминания. Как давно это было… Сейчас кажется, что в прошлой жизни. Или с кем-то другим, с каким-то совершенно другим человеком… Вот яркой вспышкой вместо холодной зимней ночи загорается яркий день. В бешеной скачке по этим полям несутся двое молодых людей – оставив позади суету царской охоты. Вот под сенью тенистой дубравы пылкий светловолосый юноша на коленях делает предложение хрупкой барышне, а она, томно прикрыв глаза, внемлет словам возлюбленного, и их радужные мечты подхватывает задорный майский ветер. Вот молодой офицер, поклявшийся в верности государю, присягнувший до последней крови служить отечеству, уезжает с важнейшим поручением в безлунную ночь, грезя о скором возвращении и долгожданной свадьбе. Вот его карета несётся по просёлочной дороге быстрее ветра, и вдруг – скрип колёс, испуганное конское ржание, надрывающийся крик возницы… Рука сжимает сталь клинка… Но ей не суждено сразить этого врага. В бледном свете звёзд ещё более холодной сталью сверкают в дверном проёме тёмные глаза… «Что, Иван, воспоминания мучают? » Он поворачивается на голос. Его спутник, изогнув тонкую бровь, усмехается в лунный свет. «Послушай, Влад, не мешай. Это мои воспоминания, и даже ты над ними не властен! » «Как знаешь, как знаешь, Корф… можешь вспоминать о том, что ты торжественно называешь прежней жизнью » Улыбка на тонких губах становится всё явственней и шире, и вот уже кажется, будто её хозяин смеётся над каждым словом: «воспоминания», «прежняя», «жизнь». И этот смех диким адским эхом разносится над снежной русской равниной, смешивается с завыванием ветра, с дорожной позёмкой, с криками воронья и песнями лесных волков, с приторно-сладким запахом царящей вокруг разрухи и смерти: «Жизни больше не-е-е-ет!!!!» - и дьявольский смех венчает эту улыбку, и стальной взгляд карих глаз, холодное сердце Влада... И всё-таки это его единственный друг. Противоречивый и жестокий, слишком гордый и не в меру своенравный, Влад может быть весёлым и справедливым, может прийти на помощь, может заплатить по твоим счетам и не унизит себя напоминаниями о долге. Он славный малый, что бы там не говорили глупые люди. Просто им он никогда не откроет своё сердце. Из всех живущих, из многих умерших только он, Иван Корф, лишь всевышнему известно, почему был удостоен этой высокой чести. И он пронёс эту дружбу через долгие годы, через беды и лишения, через слёзы и смерти, через города и страны – по сей день. Глава 2 В призрачных тенях просёлочных дорог кроется какая-то молчаливая угроза. Никогда не знаешь, что ждёт за следующим поворотом, никогда не видишь, кто следит холодным взглядом за твоей каретой, когда дорога медленно убегает в снежную даль... Молодая женщина вдохнула свежий морозный воздух и, подавив вздох, нежно глянула на дремавшую рядом девочку лет пяти. Малышка, уютно закутавшись в тёплую шаль, не очень-то сетовала на одиночество и холод ночного пути. Её нежные щёчки в обрамлении светлых вьющихся волос покрыл румянец, на губах застыла по-детски наивная полуулыбка, а немного резкие черты лица смягчились. Это у неё от матери, несомненно от Марии. Грустная путешественница снова перевела взор в туманные дали зимнего неба. Одинокие тусклые звёзды мёрзли над опустевшей и опустошённой землёй. Сейчас, пожалуй, они могли только вспоминать о виденных кровавых сражениях этой ужасной войны. Они шрамами легли на русскую землю да и в её душу – ведь Вера Луаре была наполовину француженкой. Глупая война, перечеркнувшая годы дружбы между двумя народами, лишила её родины. Франция, в которой она прожила большую часть своей жизни, где остались могилы родителей, где первым снегом припорошило руины старого дома в предместье Парижа, отторгла Веру, отказалась от неё, приказала вернуться в страну, такую же чужую и далёкую ля неё, как эти холодные звёзды, как туман в поле, как вихрь воспоминаний, яркими вспышками пролетевший перед глазами – и канувший в Лету… Россия вовсе не была ей чужой. Здесь она родилась и несмело делала первые шаги, здесь звучал её смех в тени вишнёвого сада, и колокольный звон из деревенской церквушки поднимался к небесам в светлый день воскресения Христова. Отсюда, полная надежд и тревог, ещё совсем юная, уезжала она в Париж, и отголоски разговора счастливых родителей до сих пор были ей слышны в этой зимней ночи. Только тогда сияло солнце, и соловьиные трели звучали в роще у дороги. А вернулась она в смерть и тьму, не в родные места, а к могиле мужа, офицера французской армии, погибшего в Бородинском сражении. И здесь она будет также чужа и далека людям, как и в покинутой Франции. Девочка, прежде мирно спавшая под тёплым пледом, зевнула и открыла серые глаза: «Тётя Вера, мы уже приехали?» «Нет, Лизетт, потерпи чуток. До усадьбы ещё далеко, но мы остановимся на ночлег в каком-то трактире или придорожной гостинице. А пока что – спи! » - Вера строго посмотрела на маленькую Лизу. Теперь они одни на всём белом свете! А ведь эта куколка ей практически никто – лишь дочь знакомой, трагически погибшей несколько лет назад. Мария Долгорукая была русской эмигранткой, бойкой и весёлой, но твёрдой и стойкой женщиной. Жила в Париже и блистала в салонах, где и познакомилась с тихой Верой Луаре, в девичестве Лопухиной, дочерью русского посла. Их отношения нельзя было назвать дружескими – лишь светские беседы на балах, да визиты вежливости, да гостинцы для маленькой Лизы Долгорукой, которую Вера полюбила как родную. И так продолжалось до одной роковой ночи, когда настойчивый стук в дверь разбудил старого дворецкого. Слушая сбивчивые объяснения Мари, Вера взяла у неё из рук полусонную дочь и клятвенно пообещала беречь её, пока не вернётся княгиня. Но она не пришла: чету Долгоруких по приказу императора арестовали как русских шпионов и расстреляли во дворе Бастилии – без суда и следствия, как сокрушалась их старая служанка Барба. Она была одной из немногих, кому удалось избежать печальной участи господ, ведь той же ночью роскошный особняк Долгоруких превратился в пепелище, став могилой для всех находящихся внутри. Что ж, для сильных мира сего цель всегда оправдывает средства, вот только цель почему-то всегда низка, а средство – погубленные человеческие жизни… Двухлетняя княжна Лиза осталась в семье Луаре на правах воспитанницы. Вера никогда ни в чём не отказывала ей, ласкала и лелеяла, как дочь, тем более что своих детей у неё не было. Их все называли счастливой семьёй. И так могло бы продолжаться всегда. Но… Как гром среди ясного неба, загрохотала над мирной европейской столицей весть о войне. Андре был призван на фронт и пополнил ряды бравых и непобедимых французских офицеров, с тем, чтобы вскоре вернуться в лаврах завоевателя. Но история расставила всё на свои места. И смерть постигла с мечём пришедших. Трагично ли, иль справедливо, но было так: молодая вдова с приёмной дочерью вынуждены были поспешно бежать из капитулирующей Франции, искать защиты и приюта на снежных просторах не умеющей прощать России… От грустных мыслей Веру отвлек окрик кучера, о чём-то спрашивающего проезжающих мимо крестьян. Мужики опасливо поглядывали в сторону кареты со снятыми гербами, но указали, как проехать к ближайшему постоялому двору. Это оказалась просторная изба в два этажа. Не бог весть что, но можно было согреться, поесть и уложить спать Лизу. Да и самой забыться хоть на пару часов, сбежать от гнетущей пустой реальности в счастливые воспоминания о юности, лете и любви. Сможет ли она ещё когда-то сказать мужчине «люблю», а главное, подарит ли ей Бог ещё одну возможность пережит пьянящую радость от родившегося в душе нежного чувства, лёгкого и неуловимого, как тёплый ветерок, как запах сирени, как переливы грустной скрипки в шуме оркестра? Вера хотела любить, хотела снова пережить восторг первых прикосновений, когда руки несмело узнают жар чужих объятий, а губы робко вбирают вкус пылких поцелуев. С Андре всё было просто: родители решили подыскать порядочную партию для дочери и нашли его – милого и доброго, отзывчивого и немножко робкого. Они с первой встречи понравились друг другу и были счастливы в браке – не многих судьба балует таким земным и тихим счастьем. А им вот повезло…И всё было бы прекрасно. Появились бы родные дети, но война отрезала по живому надежды, грёзы, мечты, оставив только веру. Ведь если отобрать и её, прошлое растворится во тьме, настоящее перечеркнёт тень креста, а будущего не станет! В этот момент сознание уловило скрип открывающейся двери: хозяин двора вышел поприветствовать путников. Бегло взглянув на грустную женщину, одетую на иностранный манер, и пятилетнюю малышку, он вздохнул и сказал, что готов предложить угол для ночлега, но если барыне угодно отужинать, придётся в общем зале. Уставшая Вера не имела ничего против. Но потом поняла, насколько ошиблась. Публика, подобравшаяся в сим заведении, оставляла желать лучшего: непристойные шутки бесцеремонно слетали с мужских губ, вино лилось рекой, напоминая сгустки крови на несвежих скатертях, пьяные песни прерывали звуки драк. Хорошо хоть, Лиза была слишком мала для того, чтобы понять всё это. Да и слишком занята разогретой в печи кулебякой! Она весело заливала по-французски, не обращая внимания на злобные взгляды окружающих, в которых самой Вере виделись либо насильники, либо воры… Впрочем, она была недалека от истины. Довольно скоро к их столу нетвёрдой походкой подошёл среднего роста офицер в чине поручика (если то был его китель) и отрекомендовавшись Сержем, ангажировал даму на танец. Вера пыталась вежливо отказаться ссылаясь на усталость и боязнь бросить дочь. Но что пьяному грубияну, распустившему руки, даже самые здравые доводы?! Когда молодая женщина уже, было, совсем отчаялась, сильная рука схватила незадачливого кавалера и аккуратно расцепила медвежью хватку грубых объятий. «Простите, сударыня, эти провинциальные поручики столь невоспитанны!» - приятный спокойный голос выхватил Веру из обступающей тьмы, и она благодарно взглянула в серые глаза своего избавителя – взглянула, чтобы пропасть в них навсегда… Тут неугомонный Серж предпринял попытку отстоять свою офицерскую честь, но насей раз его грубо схватили другие руки – и резкой сталью жёсткий карий взгляд пригвоздил к противоположной стене. Вера глянула на его обладателя – высокого темноволосого мужчину с резкими правильными чертами лица – и какой-то необъяснимый холодок пробежал мурашками по спине, сердце, словно торопясь куда-то, забилось в груди, дыхание остановилось, словно замороженное могильным холодом. Она слабо пролепетала бессвязные слова благодарности, получив в ответ лишь снисходительный взгляд. Спасший её светловолосый мужчина был удостоен обращения: «Иван, поехали, нам надо спешить…» «Подожди, мне кажется, надо помочь одиноким путешественницам. Ты же знаешь, КАКИЕ опасности таятся в темноте здешней ночи…» - тот, кого назвали Иваном, явно хотел подольше пообщаться с новой знакомой. Его друг уже был готов произнести резкую отповедь и силой утащить несговорчивого спутника. Но в этот момент бойкая Лиза, давно справившаяся с кулебякой и с интересом наблюдавшая за разразившимися баталиями, звонко захохотала и, взяв его за руку, предложила доесть её ужин и не быть таким хмурым. Незнакомец от ужина отказался, но приглашение сесть принял. Вере и Ивану даже показалось, как тень улыбки, давно забывшей дорогу к этим гордо сжатым губам, незаметно мелькнула на них и так же молниеносно погасла. Низкий голос произнёс: «Как твоё имя, ма шерри?» «Лиз… - девочка осеклась, вспомнив наставления тётушки, - Елизавета». Так начался разговор. Весёлый и открытый Иван не скрывал радости от нового знакомства. Он тоже недавно вернулся из-за границы, впечатления от послевоенной Родины были очень сильны, он не скрывал разочарования и перемен в худшую сторону, надеялся на то, что совсем скоро непобеждённая Россия восстанет из руин, как легендарный феникс. Вера жадно ловила каждое слово мужчины, представившегося бароном Иваном Корфом. Казалось, они были знакомы всю жизнь – и даже больше. Вспомнились рассказы старушки-прабабушки о её первой любви, офицере гнезда Петрова. (Тот, кажется, тоже был Иваном. И фамилия походила на эту гордую и непреклонную - К О Р Ф). Она с радостью отвечала на вопросы, тут же кляня себя за излишнюю болтливость и доверие к незнакомым людям. Но ничего не могла с собой поделать. С Иваном было легко и приятно, и лишь его молчаливый спутник вызывал какой-то скрытый страх, отталкивал, настораживал. Попытки втянуть его в разговор не увенчались успехом – тяжёлый взгляд карих глаз пресекал их на корню. Вера уже и не надеялась услышать хоть слова из сжатых уст, но тут снова напомнила о себе сероглазая Лиза. Встав со стула, она с детской непосредственностью подошла к не в меру серьёзному мужчине, взяла его за руку, бесстрашно посмотрела в глаза и спросила: «А как тебя зовут?» Словно очнувшись от таинственного сна, он вздрогнул, спокойно, почти ласково посмотрел на девочку и тихо представился: « Меня зовут Влад, Для тебя – Влад», а потом повернулся к Вере и уже холодным официальным тоном произнёс: «Граф Владислав Дракула»… Глава 3 Вера покинула постоялый двор на следующее утро, жалея только об одном – о том, что никогда больше ей не суждено увидеть грустных и добрых, отзывчивых и лучистых – самых прекрасных в мире глаз Ивана Корфа. Задумчиво всматриваясь в даль, она пыталась понять, как же может один-единственный вечер так разрушить маленький мир, выстроенный в душе, как один взгляд способен перевернуть все представления о радости и счастье, какой щемящей болью отзывается в сердце разлука. Яркой вспышкой молнии вдруг пронеслись перед глазами несколько часов, проведённые с ним, и сердце вдруг впервые отчетливо поняло, что эта грусть – не мимолетный порыв, не привязанность, не страх одиночества. Это была любовь – первая и последняя, настоящая, неистовая и всепоглощающая, словно бушующая морская стихия, ослепительная и бездонная, как это синее зимнее небо над головою. Она ворвалась в судьбу, не спросив согласия, и так же неожиданно растворилась в ночи, словно таинственная фата Моргана. И никогда, никогда больше не увидит Вера человека, чьё присутствие озаряло жизнь эти несколько часов. Уже им не соединить судьбы, не встречать рассветы и закаты, не растить детей. Как же хорошо, что она нашла в себе силы приехать на Родину и встретила здесь его. Как плохо, что встретила. Радость и горе, боль и любовь наполняли душу молодой женщины, а дорога всё неслась вперед по бескрайним заснеженным полям, и сияло зимнее солнце, и заливисто смеялась маленькая Лиза, с восторгом вспоминая о своем новом знакомом Владе. Если бы только Вера знала, как в этот самый миг в темноте комнаты с плотно задернутыми шторами истекало кровью раненное любовью сердце мужчины, не имевшего права на подобное чувство… Как только карета со снятыми гербами покинула постоялый двор, Иван понял, что всё в этом мире потеряло смысл, что далёкая луна уже никогда не будет сиять так ясно, что мечтательницы-звёзды уже никогда не подмигнут лукаво своему земному брату, что солоноватый вкус крови на губах не принесёт забвения и удовлетворения. Кем он был раньше? Безымянной тенью, кошмаром из страшных снов, другом Князя Тьмы и его постоянным спутником. И для людей он был мёртв, с того самого мига, когда дверь его кареты распахнул высокий мужчина в чёрном плаще – Влад Дракула, трансильванский воевода, владыка Западной Карпатии и Валахии. То, что произошло потом, Ивану вовсе не хотелось вспоминать. Через несколько наполненных болью и страданием мгновений пришло понимание того, что ничего уже не вернуть и не исправить. Холодной сталью прошёлся по горлу голодный взгляд, от которого сердце остановилось в груди. Острые клыки безжалостно впились в тело, по капле выпивая кровь, надежду и жизнь. А потом всё померкло перед глазами, затихли все звуки, лишь было слышно, как, тихонько стеная, улетала в чёрную бездну невинная душа. Иван не знал, сколько длилось это медленное прощание с миром живых. Но он отчётливо уловил тот краткий и прекрасный миг возвращения. Когда Корф пришёл в себя, первым, что он увидел, был таинственный взгляд карих глаз. - Ты будешь жить. Ты достаточно силён, чтобы стать моим спутником… – ровный голос, хранящий какую-то вечную скорбь, непонятную и необъяснимую… Мужчина поднялся со стула и подошёл к окну. За стеклом догорало зарево вечерней зари. - Кто ты? – не выдержал Иван. – Что произошло в карете? Во имя всемогущего Господа нашего… - сказал, и осёкся. Что-то внутри яростно запротестовало против этих слов. Его странный собеседник продолжал смотреть на темнеющий небосклон. Трудно было понять, сколько длится это непонятное молчание, такое же настораживающее и пугающее, как и эта неопределённость. Вдруг, словно очнувшись от своих мыслей, мужчина у окна резко развернулся – и в свете восходящей полной луны взгляд Корфа уловил то, что настораживало его с самого начала этого разговора. Клыки. Острые и ровные, они слегка виднелись из-под сжатых губ его собеседника, грозя и устрашая. - Упырь… - как будто про себя, мысленно, прошептал Иван, но вдруг понял, что эта догадка его не испугала. А значит… - Да. – Просто подтвердил мужчина и холодно улыбнулся, отчего его оскал стал ещё более заметен. – И ты теперь тоже один из нас, барон Иван Корф. Не потому ли тебе так тяжело произносить Его имя? - Чьё? – мысли путались, пытаясь найти дорогу в этом сумасшествии, в этом ночном сумраке, застилающем взор, в котором вдруг наяву ожили старые легенды и предания, бабушкины рассказы о страшных и безжалостных чудовищах, демонах, пьющих человеческую кровь под покровом ночи. «И ни стар, ни млад не спасся от них…» - явственно услышал молодой человек наполненные ужасом слова. А его хмурый собеседник словно в ответ на эти воспоминания тихо проговорил: «Да, умела сказки сказывать старушка Агафья…» и снова улыбнулся – даже немного более открыто, что ли? А может, Ивану это просто показалось в полутёмной комнате, озарённой лишь языками пламени в камине. - Откуда ты столько обо мне знаешь? Следил? Охотился за мной, выжидая подобно волку обреченную добычу? И почему не убил? Сколько ещё намерен ты мучить мою душу, скажи, ради Бога…- и снова будто калёным железом прожгло всё существо. - Я уже говорил тебе: не произноси Его имя – ничего, кроме боли, это не принесёт. Можешь мне поверить… Да и о душе забудь – отныне ты не наделён бессмертной душою. - Почему… - тяжёлый вздох грустно слетел с губ Ивана и растворился и тишине. Ответ был не нужен. Оба его слишком хорошо знали. Темноволосый мужчина немного отошёл от окна и продолжил: - Я не собирался сохранять тебе жизнь. Я и не делал этого. То, что мои клыки, забрав всю кровь, не убили тебя – скорее сродни чуду. Но это значит, что я нашёл себе друга. Не так уж и страшен граф Дракула. Ты поймёшь это позже. А пока – ты должен привыкнуть к мысли о том, чем ты стал, Иван. Мешать тебе не буду, только могу посоветовать: забудь всё о прежней жизни, о стране, которой служил, о зелёных глазах красавицы Катерины… Перед тобою сейчас много дорог, но ни одна из них не вернёт тебя в прошлое. - Откуда ты столько знаешь обо мне?.. – повторил свой вопрос Корф, не зная наверняка, хочет ли услышать правду. - Кровь – источник высшей силы, абсолют знаний. Каждая капля её – пережитые минуты, часы, дни, месяцы, годы. Каждая капля может рассказать о целой жизни, о радостях и печалях, о первой смерти, слетевшей с твоих рук на чью-то жизнь, и о первой женщине, подарившей тебе небывалые любовные восторги. Память рода, судьба поколений, движение светил по сфере небесной – всё хранит кровь, а я твоей попробовал вдоволь… - и, завернувшись в чёрный плащ, тот, кто назвался графом Дракулой, вышел из комнаты, оставив лёгкую прохладу и тяжесть на сердце своей жертвы. «Другом…? Он хочет, чтобы после всего этого я стал его другом?» - молодой барон пытался понять, что теперь делать, но все происходящее было слишком далеко от обыденных проблем, с которыми ему доводилось справляться. Мысль о смерти снова отозвалась болью в сознании, но успокоения не принесла. Если он стал вампиром, то он и так уже мёртв. Есть много способов убить кровопийцу, но ему ни одним из них воспользоваться нельзя. Что ж осталось – ждать, пока какой-то не в меру храбрый и отчаянный борец со злом всадит в холодное сердце осиновый кол или серебряный крест? Это может произойти через год или даже через много лет. А он, Иван Корф, не станет пить кровь невинных дев и младенцев! Никогда! Дверь тихо скрипнула, впуская маленькую испуганную женщину. - Господин граф велели передать вам это… - она протянула письмо, скреплённое чёрной печатью со знаком дракона, и развернулась к двери. Но перед тем, как выйти, всё же посмотрела на Ивана и тихо произнесла: - Он совсем не злой. Такие, как он, убивают людей тысячами, только ради убийства, а он довольствуется малым. Ведь и волк убивает лишь когда голоден, а больше, чем надо, не берёт… Женщина давно вышла, а он всё пытался понять её слова. Она человек, это сразу видно. Да и, став вампиром, Иван начал чувствовать такие вещи. Зачем тогда она оправдывает Дракулу? Боится? Служит ему рабою? Выслуживается перед сильнейшим? А если… Если всё это правда? Слегка дрожащими пальцами он открыл письмо, и с ровных строк слетел грустный голос графа. Он рассказал о том, что судьба вампира – крест и проклятье, особенно когда не получаешь удовольствия от чужой смерти. Но он таким родился, а значит, не имел права на выбор, как не имеют его дети рабов и королей… Но он научился жить с этой обжигающей болью, пить кровь, не упиваясь убийством, быть вампиром, не борясь с внутренними благородными порывами. Поэтому он мог одинаково легко лишить жизни одного и тут же спасти другого, не пытаясь объяснить эти свои желания или противостоять им. Потому что быть вампиром – это ещё и дар, дар вечной жизни, которую лишь сам выбираешь. И если сильно захотеть, не обязательно она будет наполнена жестокостью. И что только сильнейшие имеют право на этот выбор. И что он, Иван, такой, это граф почувствовал в первой же выпитой капле его крови. А потом позволил ему прикоснуться к вечности, окропив помертвевшие губы собственной кровью. И когда в груди родился первый несмелый вдох нового вампира, когда уже хладеющее тело приняло живительную солоноватую влагу и откликнулось на неё радостью оживания, он понял, что отныне его вечному одиночеству пришёл конец, что сильная воля и доброе сердце того, кто ещё несколько мгновений назад был человеком, скрасят полную грусти бесконечность. В конце письма граф напоминал о том, что каждый сам выбирает свой путь, и барон Корф может отказаться от этой навязанной дружбы. Но особого желания делать это у Ивана уже не было. Он ещё раз посмотрел на подпись: ровными буквами выведенное имя «Владислав Дракула». Бледные губы повторили его ещё раз, как бы пробуя на вкус. Иван быстро встал, накинул плащ и стремительно вышел из комнаты. На улице было прохладно и сыро. Белесый туман ложился на равнины, придавая знакомой местности призрачные размытые очертания. Чёрная карета, запряжённая четвёркой лошадей, ждала у входа, и хмурый кучер нетерпеливо ёрзал на козлах. Из открытого окошка на Ивана взглянули пронзительные карие глаза. - Что ты решил? Вместо ответа Корф быстро вскочил в карету и захлопнул дверцу. Не требуя лишних указаний, кучер присвистнул на лошадей, дёрнул поводья, и летняя ночь открыла объятья своим блудным детям…. Всё, что было потом, слилось для Ивана в бешеной круговерти. Они с Владом ехали по стране, пытаясь нести как можно меньше бед и несчастий. Но жажда крови требовала немедленного удовлетворения, и тогда приходилось приникать холодными клыками к усталым ночным путникам. Иван узнал, что вампиру не обязательно убивать своих жертв, что другие делают это по собственной воле. И что Владу претят подобные поступки. Выпив лишь часть чьей-то крови, они просто стирали этому человеку память и ехали дальше в поисках новых впечатлений и приключений. Так судьба их завела в городок Батурин. Была осень, и на холодном ветру капали слёзы листопада. Малороссия лежала в руинах недавних сражений, их отголоски виднелись повсюду. Шведы отступили, но и российские войска не были особо добры к местным. Будто воспоминания из прошлой жизни, проносились перед Иваном картины его служения царю Петру. Что было бы, если б молодого Корфа не отправили с важным заданием к казацкой старшине? Он жил бы Москве до старости, женился на любимой девушке и остался человеком… Но это уже невозможно. И теперь запах крови, вкус крови, вид крови гнал их с Владом в холодную ноябрьскую ночь. Но даже глаза вампира померкли от увиденного кошмара: в залитом кровью Батурине, где вместо многолюдных улиц их встретили пепелища и крики воронья, Иван понял, что люди могут быть жестоки – гораздо более жестоки, чем тёмный граф, вынужденный жить ценой чужой крови, но, в сущности, незлой и справедливый, умеющий убивать, но не находивший в убийстве отрады. Именно в столице смерти Батурине Иван Корф понял, что его судьба – стать другом рокового и таинственного трансильванского графа, разделив с ним бесконечную власть и такое же бесконечное одиночество. Глава 4 В камине вспыхнуло яркое пламя, и мрачные мысли о прошлом потихоньку отступили. Им на смену пришло ощущение спокойствия и тихого счастья. Так бывало всегда, когда Иван смотрел на причудливую пляску огня. Так бывало всегда, когда он думал о любви. Уже много лет она жила в его тёмном сердце полузабытым чувством, отблеском давно утраченной молодости – и вот, на заснеженных просторах его родной России спустя столько лет судьба подарила ему ещё один шанс. Это была лишь маленькая возможность снова познать, что такое счастье, несколько часов, наполненных Ею, стали самыми светлыми за годы скитаний и крови, разочарования и гонений… Корф перевёл взгляд на алеющее зарево. Словно кутаясь в тёплую соболью шубу из мохнатых снежных туч, садилось зимнее солнце. Близилась ночь и звала в дорогу двух одиноких и чужих миру людей путников. Влад склонился над столом, завершая какую-то корреспонденцию, - и отсвет пламени бросал на его суровое лицо причудливые тени, подчёркивал и без того резкие черты вампира, играл янтарным светом в его карих глазах и отливал золотом на темных прядях. Вдруг Дракула неожиданно поднял лицо, отрываясь от незаконченного письма, и посмотрел в глаза Ивану. Взгляд, острый, как бритва, и такой же холодный, рассёк сознание: - Ты уедешь к ней? - О чём ты, Влад? Тот лишь улыбнулся, и в вечернем полумраке сверкнули белые клыки… - Мне кажется, ты захотел быть с ней. Всегда. Или я не прав, барон, или ваше сердце не дрогнуло под чарами сладкоголосой Веры? - Тебе прекрасно известно: такие, как мы, не имеют права на любовь. Кто мы – демоны ночи, её тёмные отпрыски, исчадья гиены огненной, которыми пугают непослушных детей да ветреных девиц… Да и потом, я поклялся быть тебе верным другом, повсюду следовать за тобой – и не нарушу данного слова! - Это всё так, Иван. Всё верно… Но… - холодные черты смягчились, а голос зазвучал тихо, как-то по-человечески. – …Запомни, каждый имеет право на любовь. Если только ему посчастливится любовь встретить. Каждый, Иван, и ты, и …. – Влад запнулся, почти прошептав последние слова. И Корфу едва ли удалось скрыть удивление от того, ЧТО он увидел в глазах друга. Владислав Дракула во многом был непредсказуем и порой слишком резок, от рождения наделённый бременем вечной жизни, он сполна брал от неё все прелести, редко грустил, впрочем, и радовался так же редко. Больше всего ему нравилось пить кровь негодяев – Влад говорил, что таким образом не только утоляет свою жажду, но и помогает хорошим людям, «очищает неразумное стадо от паршивых овец». Он мог быть циником и благородным рыцарем, но чаще всего просто утомлённым жизнью скучающим аристократом – сей образ был весьма ему к лицу. Только никогда, ни разу не видел Иван у графа этого странного взгляда. Сначала Корф не поверил собственным глазам, но всё же потом пришлось признать: это была... боль. Отчего испытал её князь вампиров, его друг не знал, и ещё долго не суждено ему было узнать об этом… Неловкое молчание повисло тёмным покрывалом в освещённой камином комнате. Нарушить его долго никто не решался. Но вот снова заговорил Влад: - Ты знаешь, кто она? Понял? - Вера? – как будто мимолётно уточнил барон, хотя едва ли сомневался в том, кого имеет в виду его лучший друг. – Да, я узнал её. Запах крови весьма специфический: раз почувствовав его, запоминаешь навсегда. Она родственница моей невесты… - Правнучка, - уточнил Дракула, - Ты должен вернуться к ней и быть счастливым. - Но как же клятва?.. - Слово, данное мне? Право же, Иван, неужели ты думаешь, что граф Дракула без тебя пропадёт? Меня съедят волки или подстрелят разбойники на лесной дороге? – бледный луч восходящей луны осветил его кривую ухмылку, иронично поднятую бровь и хищный оскал. Но тут Влад убрал клыки и продолжил серьёзно: - Если любишь и любим, ничто не помеха. Считаешь, что чем-то обязан мне? Если так, то я тебя отпускаю. Иди к ней. Догони её, скажи, что влюбился с первого взгляда, что знаешь и о её чувствах, объясни, что тебя тревожило и не давало сделать предложение раньше. Иван недоумённо посмотрел на собеседника, и немой вопрос повис в воздухе, Дракула улыбнулся: - Неужели ты думал скрыть от жены своё естество? Неужели ты полагал, что она не заметит твоего пристрастия к крови и луне, твоей боязни солнца? Неужели ты не думал ей объяснять своего упорного нежелания венчаться в церкви? Или ты готов позволить недомолвкам и лжи убить то, что вспыхнуло между вами? - Ты прав, друг мой, - грустно вздохнул Иван. – Можно скрыть от женщины, что ты преступник или дезертир, но то, что ты вампир… А если тогда она и видеть меня не захочет? - Вернёшься ко мне… - просто сказал граф. – К тому же, сдаётся мне, два любящих сердца будут биться в унисон, невзирая ни на что… - Спасибо, друг! Никто и никогда не понимал меня лучше, чем ты… - только и смог выговорить растроганный Иван. - Не за что. Что-то я сегодня не в меру сентиментален… - И взгляд карих глаз снова стал непроницаем и отстранён. – Солнце уже село. Дорога зовёт меня дальше. Тебе хорошо известно, как и где меня искать. Прощай, Иван Корф, и проси того, чьё имя мы не имеем права произносить, чтобы мы больше никогда не встретились…. Скрипнули дверные петли, и мрачный высокий мужчина быстро прошёл по коридору в сени, на крыльце шумно вдохнул морозный воздух, сел в темную карету и, бросив последний взгляд на постоялый двор, быстро захлопнул дверцу, уезжая в звёздную ночь. А из окна ему вслед грустно смотрел тот, кто много лет был его другом – лучшим и единственным. **** Россия, 1814 год Скрипящий снег под ногами искрился и переливался в лунном свете. Поодаль горели яркие огни усадьбы, было слышно, как старушка ключница ругается с добродушным конюхом Никитой, а тот басит в ответ, что, дескать, не брал никаких лаптей. Свежий запах хвои щекочет ноздри, а колючие иголки немножко царапаются, если по ним неаккуратно провести голой рукой. Сегодня даже далёкие звёзды светят по-иному. Ведь именно сегодня исполнился ровно год её необыкновенному счастью. Вера весело улыбнулась своим мыслям. Вдруг отчетливо вспомнился тот далёкий зимний вечер, будто живые, пронеслись воспоминания о том, как потрескивали поленья в камине и часы в гостиной пробили девять. Лиза, утомлённая длинным переездом, уже давно спала в своей уютной комнатке, а Вера, устроившись у огня, предавалась невесёлым думам. И как ни хотелось ей вспомнить родителей или доброго милого Андре, перед мысленным взором помимо воли возникал тёплый взгляд серых глаз и милая улыбка нового знакомого. «Барон Иван Корф… Ваня… Ванечка…» - нежно прошептала молодая женщина, и будто в ответ на её шёпот лай собак во дворе старой усадьбы возвестил о прибытии гостя. Она торопливо подбежала к окну, сердце будто что-то почувствовало, забилось гулко и часто, дыхания не хватало… Скрипнули входные двери, от порыва ворвавшегося ветра дрогнуло пламя в камине и глубоко в душе прекрасным диковинным цветком распустилось счастье – на пороге стоял хозяин её грёз, и его сияющая улыбка наполняла комнату незнакомым светом. - Это ты… - прошептала Вера, - Ты… - повторила она уже немного громче, - Ваня! – и, позабыв приличия, бросилась на шею вошедшему мужчине. - Милая моя, хорошая! Успокойся, я с тобой… - только и смог произнести он, обхватил холодными ладонями заплаканное нежное личико и жарко поцеловал губы. Так началось их нереальное, невероятное счастье… Вера подняла глаза в тёмное небо и подмигнула лунному лику. Столько же ей пришлось узнать с тех пор! Страшные и захватывающие истории, слишком фантастические, чтобы быть правдой, оживали перед глазами, когда Иван мягким голосом тихо рассказывал ей о своей жизни. Могла ли подумать бывшая жена французского офицера, что ночные демоны, о которых упоминали старые предания, на самом деле существуют, что их мир так же реален, как и мир людей, что они тоже бывают разными – и злыми, и жестокими, и не совсем… Больше всего поразили её рассказы о Владе. Прекрасно запомнив молчаливого спутника Ивана Корфа, она сразу подтвердила, что тот ей показался чрезмерно загадочным и весьма испугал её. Верить в то, что граф Дракула добр и порядочен, Вера наотрез отказалась, признав, впрочем, свою благодарность за то, что Владислав сам отпустил друга к ней, растолковал его право на любовь. Дни в усадьбе Лопухиных потянулись размеренно и тихо, наполненные семейным счастьем, в котором было всё – и безумные ночи любви, и дни, проведённые в сумраке комнат с закрытыми окнами (ведь солнечный свет мог убить барона), и летние вечера, напоенные ароматами цветущих трав, когда хотелось позабыть обо всём на свете, и кони в бешеной скачке уносили влюблённых в поля, залитые светом полной луны. А ещё было немного печали - тихой и светлой – печали о том, что они не встретились раньше, что столько лет провели вдали друг от друга. Иван, окунувшись в любовь, как в бездонный омут, ни минуты не мог прожить без красавицы-жены. Понимая всю двойственность Вериного положения, он предложил ей обвенчаться – если не в церкви, так хотя бы в поместье. Но молодая женщина наотрез отказалась, лишний раз напомнив о том, что священник не может венчать рабу божью и демона-упыря. Да и ей было, в общем-то, всё равно, что судачат люди о вдове француза, живущей во грехе с разбойником. Иначе Ивана и не величали в округе, боясь встретиться с ним на поздней дороге. «Не того боятся!» - весело усмехался Корф, попивая кровь завистливых кумушек и местных сплетников, а потом быстро стирая эти несколько минут из человеческой памяти. Вот и сейчас он был где-то в деревне, наверняка утоляя свою жажду. Только что луна, увидев его ночной пир, подёрнулась кроваво-красной дымкой… Скоро его гнедой конь резво въедет во двор, и ласковый голос позовёт её. Так и произошло. Ещё мгновение – и она услышала нежное «Верочка, где ты?» Улыбаясь ещё не успевшими исчезнуть клыками, Иван вынырнул из темноты ночного покрова и обнял любимую. - Я так скучала, Ваня! Ты задержался в деревне. Кто тебя угостил ужином на сей раз? - Не помню, как его зовут; кажется, отец Павел?.. - Ты укусил батюшку? - Да… Мы с ним вели содержательнейший теологический спор о том, существуют ли демоны. Он уверял¸ что нет. Я спросил, кто же в таком случае карает грешников аду. В итоге я высказал мысль, что и демоны, и прочая нечисть – Его творения, а для пущей уверенности выпустил зубы. - Представляю лицо отца Павла… Что же он сказал на это? - Не помню… Я когда ем, не обращаю внимания на чьи-то разговоры! – и Корф весело засмеялся, а ему вторило эхо в зимнем лесу, и сияние далёких звёзд, и не менее счастливый смех его женщины. Но тут в верхушках сосен пронесся порыв холодного ветра, и барон, крепко обняв жену, почувствовав сковавший её холод, предложил: - Ты замёрзла, Верочка, давай вернёмся в усадьбу… Они медленно зашагали по лунной дорожке меж высоких сугробов. Вера сжала руку того, кого звала своим мужем, и тихо произнесла: - Ты помнишь нашу первую встречу? - Как же я могу забыть те несколько часов безумного счастья? - Я тоже буду помнить её всегда. Ты мне так понравился – сразу же. Вы знаете, что чертовски обаятельны, господин барон? Мужчина весело тряхнул рыжеватой шевелюрой и засмеялся: - Честно говоря, я вёл себя непозволительно. Так пытался понравиться тебе, так боялся, что ты в мою сторону и не посмотришь, что пришлось прибегнуть к некоторым вампирским трюкам… - Интересно, каким? - Во-первых, пришлось использовать тёмный шарм… Ты знаешь, что ни одна женщина не может отказать вампиру? А всё потому, что наши чары всесильны. Ты же сама рассказывала мне, что тогда говорила о себе многое, и не могла остановиться… - Так то были вампирские чары? А я думала, любовь… – женщина притворно надула губки, но потом весело рассмеялась, крепче сжала руку Ивана, приподнялась на цыпочках и шепнула ему в ухо: - Любимый, я должна тебе что-то сказать, что-то очень важное и серьёзное… - И что же это? – улыбнулся Корф, но вдруг лукавая полуулыбка погасла,- Ты хочешь бросить меня, Вера? - и он напрягся в ожидании ответа. - Ну что ты, глупый? Я всегда буду с тобой – до последней минуты, до последнего вздоха. Просто… У нас будет ребёнок… - и Вера, задорно смеясь, побежала по хрустящему снегу в усадьбу, оставив Ивана на залитой лунным светом дорожке. Она уже не видела, какой лютой болью наполнились лучистые серые глаза… Глава 5 Дети рождаются только от очень большой любви… Так когда-то молодой русский дворянин потерял голову из-за французской красотки-актрисы, и от той сумасшедшей любви родилась она, княжна Лопухина. Да и сама Вера любила Ивана не меньше, чем любили друг друга её родители, а то и сильнее, гораздо сильнее. Ради этого чувства она отказалась от многого, отошла от мира живых, согласившись разделить с мужем-вампиром его тёмное одиночество. И они были счастливы. Но, увы, в прекрасных глазах молодой женщины нет-нет, а мелькала непонятная печаль. Барон Корф пытался расспросить любимую, отчего та грустит, но его попытки заканчивались ничем. Хотя всё объяснялось довольно просто: Вера хотела ребёнка – сынишку с серыми отцовскими глазами и таким же сильным, непреклонным духом, который был бы отрадой родителям и защитой подрастающей Лизе. Сейчас княжна Долгорукая жила у родственников под Петербургом – и длинные, наполненные теплотой и дочерней благодарностью письма частенько прилетали в забытую Богом усадьбу. Баронесса (хоть и невенчанная, но верная и преданная супруга Ивана Корфа) скучала по приёмной дочери – и от этого ей ещё сильнее хотелось родить Ивану сына. Ведь это так естественно – подарить наследника любимому мужчине… Вот только Иван давно предупредил её, что у укушенного вампира не может быть детей. Именно поэтому Вера и не поверила первым симптомам – побоялась поверить, но время шло, и всё подтверждало: она была беременна. Не помня себя от счастья, молодая женщина сообщила об этом любимому мужу и весело убежала в дом, где уютно пыхтел самовар, а пламя в камине освещало портреты благородных предков. Иван же грустно смотрел ей вслед. Невероятная, нестерпимая боль подобно волне на штормящем море наполняла всё его существо. Он станет отцом… И кто угодно на его месте радовался бы этому известию. А тем более он – обречённый на одиночество вампир, который не может иметь детей…По крайней мере, он так говорил Вере каждый раз, когда она несмело намекала о наследнике. И он говорил правду. Почти. Действительно, человек, ставший вампиром от укуса, не имел права продолжить свой род. Уж так устроен несправедливый мир. И всё же… иногда в извечный мировой порядок вклиниваются куда более могущественные силы. И одна из них – всеобъемлющая любовь, именно такая, что связывает их с Верой, что шёлковыми нитями протянулась между их жизнями и навсегда сделала два сердца единым целым. Ну зачем, зачем Иван решился броситься за любимой женщиной в снежную ночь? Почему не побоялся ни Его гнева, ни Его мести? Зачем опалял любимую своей безудержной страстью? Чего он добился? Ведь теперь его жена обречена…. Да, их любовь смогла противостоять древним правилам и позволила зачать ребёнка. Вот только чтобы он родился – его мать должна умереть… Так бывало и раньше, и Корф прекрасно знал об этом. Почему ж, когда любишь, всё становится вмиг неважным и несущественным, кроме владеющего тобой чувства? Но он не позволит Вере уйти из жизни, не позволит заплатить такую высокую цену за сына или дочь! Он должен всё рассказать ей – о старинном порядке, о цене и о проклятии, ведь и их ребёнок тоже родится вампиром! Да! Он нынче ей всё расскажет! И барон решительно зашагал по направлению к старому дому. Вера на удивление спокойно выслушала его сбивчивые объяснения и грустно улыбнулась: - Ванечка, но это же НАШ СЫН! Я никогда не избавлюсь от твоего ребёнка! Если я должна отдать жизнь ради его рождения – я с радостью сделаю это и буду счастлива… - Ты будешь счастлива? А как же я? Вера, я не смогу жить без тебя! Ты и есть моя жизнь!.. Но хрупкая ладошка прекратила дальнейший спор: - Я знаю. И я тоже люблю тебя, очень сильно. И я готова заплатить за этот год сполна. Я так решила… Пламя в камине начало тихо угасать, за окном забрезжил рассвет. Вера давно спала, а Иван сидел у камина и смотрел в невиданные дали. Что он пытался увидеть там? Ответ на какой вопрос? Как спасти жену? Как отговорить её от этого безумного решения? Может быть, как жить, если её не станет? Он и сам точно не знал, но теперь¸ кажется, понял, отчего такой грустью сверкнули глаза Влада в тот памятный зимний вечер. Время в уединённой усадьбе шло своим чередом. По крайней мере, очень старалось. Дворня всё так же сновала по дому, весело обсуждая последние деревенские новости, месяцы сменяли друг друга – почему-то слишком короткие, гораздо короче, нежели раньше. Несколько раз приезжала Лиза. Весело хохоча, она носилась по лесу, пугала белок и сетовала на не в меру строгую тётушку Надежду Алексеевну, у которой нынче жила. Девочка искренне радовалась, что скоро у неё появится братик или сестричка и озорно посматривала на Ивана, которого запомнила ещё с той первой зимней встречи. Несколько раз она спросила и о Владе – в эти мгновения добрые глаза приёмной матери вспыхивали каким-то непонятным блеском и резкая отповедь требовала, чтобы его имя больше не звучало в сих стенах. Мало что понимая, Лиза удивлённо просила прощения, но потом снова забывалась, и Вере приходилось повышать голос, прося воспитанницу навсегда забыть о случайном знакомом. Однажды в жаркий августовский полдень к воротам усадьбы подъехала богатая карета – то прислали экипаж за Елизаветой Петровной Долгорукой. Вере было уже достаточно трудно выходить из дома, особенно днём; она всем своим существом чувствовала, что под сердцем у неё маленький ночной демон, питающийся людской кровью, а значит, он так же боится солнечного света, как и его отец. Но она должна была провести воспитанницу – тем более что это была их последняя встреча. Баронесса поцеловала бойкую девчушку в щёку и прошептала: - Я очень люблю тебя, маленькая моя, но ты не приезжай сюда больше… - Почему? – удивлению Лизаветы не было предела. Потом детское личико озарила догадка: - Вы с дядей Ваней уедите, да? - В некотором роде, ма шерочка! Я точно уеду. Помни меня, детка. Обещаешь? - Конечно, обещаю, тётя Вера, - всхлипнула девочка и крепко обняла свою приёмную маму. Когда карета покинула просторный двор усадьбы, Вера смогла, наконец, дать волю слезам – здесь и сейчас, когда не могли увидеть ни Лиза, ни Иван. Хотела ли она жить? Конечно, каждая частичка её души рвалась и стонала от осознания близкой кончины! Жалела ли она о своём выборе? Ни единого мига! Глухой сентябрьской ночью, когда холодный осенний дождь барабанил по стёклам и крыше, а неистовый ветер срывал с деревьев пожелтевшую листву, Вера Луаре родила сына, чудесного малыша с серьёзными отцовскими глазами цвета стали и её тёмными волосами. Посмотрев на мальчика, женщина слабо улыбнулась: - Ванечка, давай назовём его Владимиром, я так хотела, чтобы наш сын носил это имя… - Конечно, милая моя, так и будет!.. Иван поднял его на руки и торжественно объявил: - Ты – Корф, барон Владимир Корф! - Дай, дай его мне… - Вера взяла мальчика, поцеловала мягкую щёчку и ямочку на подбородке. – Сыночек, я так люблю тебя, я вас обоих очень-очень люблю. За это стоит умереть… - тихо прошептала она, отдала сына Ивану и закрыла глаза. Когда служанка вошла в комнату посмотреть, как тут хозяйка, она застыла на пороге: не знающий грусти барон стоял у кровати и прижимал к себе тихонько плачущего ребёнка, а на устах мёртвой баронессы играла трагично-таинственная полуулыбка… **** Сражённый горем, Иван забрал сына и уехал с ним подальше от этого злосчастного поместья, оставив его владелицей подрастающую Лизу Долгорукую. В письме, прикреплённом к завещанию Веры, он подробно рассказывал о том, что его жена болела и боялась не перенести роды, а также просил княжну Долгорукую позаботиться о доме, который станет её законной собственностью после достижения совершеннолетия. Теперь путь Корфа лежал через мрачные Карпаты в таинственный край, названный Трансильванией, где на голых скалах посреди мёртвой пустоши, спрятанный густым лесом от любопытных взглядов, тёмной громадой поднимался фамильный замок Дракул. Никуда больше не мог поехать Иван, да и не хотел. Владислав по-прежнему оставался его единственным другом. К тому же малыш – их с Верой сын – родился вампиром, а значит, ему нужно будет дать воспитание, достойное барона Корфа, а это возможно лишь в тёмном каменном замке, затерянном среди трансильванских лесов. Влад молчаливо осмотрел прибывшего друга, с любопытством заглянул на личико закутанного в пелёнки мальчика. - А клыки уже есть! – отчего-то сей факт весьма позабавил графа, и он весело рассмеялся, потом вдруг стал серьёзным - так быстро, как умел лишь он, - посмотрел в серые глаза Ивана и решительно, тоном, не терпящим возражений, заявил: - Мы воспитаем твоего Владимира. А потом тихо добавил: - Он станет гордостью дома Дракул, как и гордостью рода человеческого! И время остановилось под хмурым чертогом дома трансильванских графов… А за его пределами летели дни, шли месяцы и складывались в годы. Так незаметно пролетело десять лет… По-прежнему траурно облетали с веток пожелтевшие листья, так же печально плакал за окнами осенний дождь и вторили ему журавлиные ключи высоко в небесах. Владимир, уже десятилетний наследник древнего рода, старательно постигал все тонкости наук, мудрость, накопленную сотнями поколений, – и людей, и бессмертных, носферата. Взгляд его серых глаз был не по-детски серьёзен, всё чаще залегала меж чёрных бровей задумчивая складка, по характеру он всё более походил на сильного и непреклонного отца, а повадками уподоблялся своему богемному дяде Владу. В общем, барон Владимир Корф рос весьма противоречивой личностью. Слишком велико было влияние на него графа Дракулы, Ивану время от времени это совершенно не нравилось. Память о Вере, её неприязнь к тёмному князю были ещё свежи в памяти, воспоминания ещё часто давали о себе знать в бессонный полдень, и, храня вассальскую верность другу, Иван всё больше отдалялся от него, а следовательно, и от сына. Чувствую отцовское сердце, Владимир не пытался удержать барона, всё глубже уходя в свои науки, всё чаще общаясь с Владом, всё меньше думая об умершей матери. Однажды промокший и напуганный поселянин привез в замок письмо. Ровным аккуратным почерком Ивана просила о помощи Елизавета, княжна Долгорукая. И ей он никак не мог отказать, но перспектива оставить сына на попечение Дракулы не прельщала. Иван прозрачно намекнул другу, что хочет попросить ЕГО об этой маленькой услуге, и с удивлением услышал: - Всё что угодно для княжны Долгорукой. Барону вспомнилась его первая встреча с Верой, и весёлое щебетание маленькой княжны, и то, как спокойно и ласково говорил с ней его обычно молчаливый спутник. «Он не причинит Лизе зла», - решил Корф, с чистой совестью провожая взглядом отдаляющуюся карету. Владислава не было почти два месяца, а вернулся он задумчивый и мрачный, на вопросы отвечал неохотно, рассказал лишь, что его старой знакомой нужна была помощь, а он её оказал. И череда быстрых, словно выстрелы из мушкета, дней снова полетела в бесконечность. Владимир рос, Иван гордился сыном, Влад становился всё мрачнее и угрюмее с каждым днём. Поговаривали, что он перестал пить живую кровь, перейдя на какую-то непонятного происхождения мутноватую темно-красную жидкость, размешанную с опиумом. Правда, это никак не отражалось на отношении графа к племяннику (а именно так он постоянно называл юного барона Корфа). Поэтому Иван решился на путешествие, мучительное и тяжёлое, в родные места, к могиле своей единственной любимой Веры. Он прибыл в усадьбу Лопухиных хмурым зимним утром, не предвещавшим солнца, и долго стоял у каменного креста с гранитной плитой, скрывшей от этого мира его жизнь и счастье. А потом Корф направился в дом. На крыльце ему приветливо улыбнулась светловолосая женщина, её весёлые глаза отражали искрящийся снег. - Дядя Ваня! – она бросилась на шею барона,- Как же вы устали! Тяжёлая дорога? - Скорее, тяжёлая жизнь. Рад видеть тебя, Лиза! – Иван по-отечески поцеловал девушку, немного удивляясь тому, что молодая привлекательная и богатая особа живёт в этом полузабытом крае. В этот миг из дома с криком «Мама!!!» выбежала малышка. Её пшеничные волосы и светлые глаза были такими же, как у Лизаветы. И всё-таки Ивану Корфу хватило одного взгляда на серьёзную маленькую красавицу, чтобы понять, ЧЬЯ это дочь. Глава 6 1834 год - Аннушка, поторопись к ужину! -Хорошо, мама! Я буду во время! – весело отозвалась синеглазая малышка, и её смех растаял под сенью мохнатых сосен. Догорало над лесом тёплое весеннее солнышко, в воздухе пахло черемухой и молодой травой, а среди ветвей с радостным чириканьем порхали забавные воробышки. Лиза улыбнулась свом мыслям: скоро её любимой дочери исполнится десять лет. А ещё совсем недавно, казалось бы, появился на свет этот белокурый ангелочек…Сколько же воды утекло с тех пор! Лес стлал к ногам свой багрово-золотистый убор и снова расцветал всеми оттенками изумрудной зелени. Солнце умирало за горизонтом и рождалось вновь, знаменуя приход нового дня. Снег падал и таял, журчали ручьи, а вместе с ними так же быстро, словно вода сквозь пальцы, убегало время… И вот прошло десять лет этого добровольного заточения в глуши среди призраков прошлого и мрачных воспоминаний о тех, кого уже не вернуть. А единственным лучиком счастья была в её жизни Анна – дочь большой любви и ещё большей горечи. Именно из-за неё Лиза осталась в старом поместье Лопухиных, забыв и о свете, и о выгодной партии, которую богатой красивой наследнице найти вовсе не сложно. Она боялась, что дочери будет слишком тяжёло в мире, который не сможет её понять никогда. Лиза и сама едва ли её понимала - серьёзный взгляд небесно-голубых глаз скрывал все загадки и тайны вселенной. Княжна Долгорукая только раз видела такой же взгляд – но те глаза были пронзительно-тёмными, карими, в их глубине, кроме всезнания, угадывалась сталь угрозы и жестокости. Хорошо, что на светлом личике Анны не было места подобным чувствам. Подавив глубокий вздох, молодая женщина зашла в дом. Некогда роскошная и светлая, усадьба давно потеряла былой блеск, с каждым годом всё больше напоминая руину и пустошь. Когда-то всё было иначе. Но тогда эта непобедимая, не заполняемая ничем пустота была в сердце Лизы… Быстро сменяя друг друга, пронеслись в памяти картины пережитых событий. Вспомнился и тот день, когда прекрасная восемнадцатилетняя девушка ступила на порог знакомого дома. Тогда Елизавета Петровна пыталась спастись в этой глуши от мирской суеты. Со времени смерти Веры Луаре – Корф прошло лет десять. Молодая княжна часто вспоминала приёмную мать, подарившую ей тепло и заботу в чужой стране, рисковавшую жизнью ради неё, ради того, чтобы Лиза смогла, наконец, вернуться домой, найти и увидеть утраченную родню. Княжна была безмерно благодарна баронессе, но… Но лучше бы она этого не делала. Как только Елизавете Петровне Долгорукой исполнилось шестнадцать, строгая тётушка Надежа Алексеевна, родная сестра покойницы-матери, решила во что бы то не стало выдать племянницу замуж. Юную прелестницу сначала забавляли балы и толпы поклонников, хотя нежное чувство так и не тронуло девичьего сердца. А время неумолимо летело вперёд, и однажды почтенная тётушка заявила, что через месяц состоится Лизина свадьба. Не то чтобы княжне претила мысль о замужестве, но имя будущего спутника жизни повергло её в ужас; сердце и разум незамедлительно приняли единогласное решение; а губы сотни раз повторили «нет» . Но навязчивая родственница не собиралась чего –либо менять: - Андрей Платоныч станет прекрасным мужем! Он богат и уважаем – с такой опорой не пропадёшь. Что ж, что некрасив? Зато не станет добычей молодых развратных вертихвосток! Не молод? Значит, умудрён жизнью, и станет не только любящим супругом, но и помощником, советчиком, другом. Иных аргументов Надежда Алексеевна не принимала. Лиза поняла, что ей самой не справиться с грозившей бедой. Но ждать помощи было неоткуда. И однажды холодной осенней ночью, когда тёмный тучи отступили, а на небе засияла полная луна, Лиза отчётливо увидела в серебристых лучах грустный взгляд карих глаз. Он отозвался в сердце неясным воспоминанием, и в тот самый момент пришло решение – простое и единственно верное: руки сами потянулись за пером и бумагой, в тусклом сиянии свечи дрожащие от холода и волнения пальцы вывели имя адресата – «барону Ивану Ивановичу Корфу». За окном царило время листопада. Октябрьские дни ещё грели последними солнечными лучами, но утро встречало морозным воздухом. Вот уже и письмо давно улетело в поисках барона, а ответ на него так и не приходил. Зато неумолимо быстро приближался день свадьбы. Лиза не знала, что предпринять, мечась по поместью, как загнанный зверь. Старинные часы в полутемной гостиной отсчитывали время до венчания, а ей казалось – до смерти! Душа тихо плакала, сердце истекало кровью. Девушка отчётливо понимала, что, увы, ничего не может изменить в своей судьбе - не пойдёт против воли тетушки, не произнесёт решительное «нет» перед алтарём, не уронит честь и достоинство славного рода Долгоруких. Ещё только ночь – одна мучительная ночь – и богатая карета остановится у ворот усадьбы, веселая тетушка со сватьями, мамками, няньками и шумными дворовыми девками зайдёт в девичью опочивальню и безжалостно заберёт жизнь племянницы. Заберет своими собственными руками, а она, Елизавета, ничего не сможет сделать. Почти ничего… Воспалённое сознание выбрало из вороха мыслей ту единственную, которая показалась правильной. Глаза посмотрели в безучастное ночное небо и, не найдя там поддержки, погасли. Мысленно простившись с этим миром, юная княжна накинула лёгкую шаль, неслышно пробралась в гостиную, открыла дубовые двери и смело вышла в холодную осеннюю ночь. Мрачный лес, казалось, расступался, поддерживая это ужасное решение. Колючие сосны не цеплялись мохнатыми ветками за полы одежды, порывистый ветер тихо шептал прощальные молитвы, а призрачный свет звёзд напоминал о сотнях безвинно погибших душ, витающих теперь между небом и землёй – без сна и вечного покоя. «Ты скоро станешь одной из них, Лиза…» - наперебой зашумели засыхающий камыш и вода маленького, покрытого туманом озера. Не чувствуя холода, не испытывая больше страха, княжна подошла к обрыву и бросилась в бездонный омут. Подводные течения, словно руки русалок, обняли тело и стали потихоньку опускать на дно. Сознание засыпало, успокоенной морозной водой… Но вдруг чьи-то сильные руки выхватили девушку из этого полузабвения, подняли на водою; чьи-то жадные губы с солоноватым привкусом прижались к её губам, даря наслаждение, с которым не сравнится даже вечность, перечеркивая все беды и несчастья, возвращая к жизни. Лиза слабо вздохнула и открыла глаза. Она даже почти не удивилась, когда встретилась с печальным взглядом своего старого-старого знакомого. - Ну что же делаешь? – тихо спросил он. – Жизнь не настолько ужасна, чтобы её прерывать так грубо, и не настолько длина, чтобы отвергать, как ненужный подарок. Даже если становится нестерпимо тяжело. Но теперь всё будет хорошо: я здесь, с тобой, я никуда не уйду, не брошу тебя, я решу все твои проблемы, возьму на себя все беды и отдам их на растерзание этой кровожадной луне…Хочешь? Девушка слабо улыбнулась, ещё раз взглянула на своего спасителя, спрятала лицо у него на груди и прошептала: - Влад… - и, не поднимая глаз, поняла, что он тоже улыбается. - Я так долго ждал этого дня, Лиза, иногда мне казалось, что ты и наша встреча на постоялом дворе мне просто приснились. В такие мгновения я тоже хотел расстаться с жизнью. А потом ты попросила о помощи – и я прилетел на твой зов… - Я писала дяде Ване… Он не смог приехать? – произнесла девушка немного взволновано, искренне надеясь, что с мужем тёти Веры ничего не случилось. - Не бойся, хорошая, что с ним станется? – Влад крепче обнял девушку и поцеловал её мокрые локоны – Да ты же совсем замёрзла! Как я глуп – сам не боюсь холода и тебя не спешу укрыть… В мгновение ока они очутились у двери дома, и мужчина, открыв дверь, попросил разрешения войти. Лиза тогда не поняла, зачем он спрашивает, ей ещё многое предстояло узнать о таинственном румынском графе. Но в ту ночь она узнала, что значит счастье. Это – его губы и нежные руки, как будто холодной сталью прикасающиеся к коже лица. Это бездонные глаза, утонуть в которых хочется гораздо сильней, чем в холодном осеннем озере. Это безупречное сильное тело, напрягающееся под ладонями, и бесконечное небо, покрытое звёздами, куда уносится душа после осуществившейся любви. Засыпая на плече Владислава, Лиза была счастлива, потому что стала женщиной в объятьях любимого мужчины, а не мерзкого глупого и злого старика. А теперь и замужество не так пугало! Как ни странно, она ни на миг не сомневалась в том, что свадьба состоится. Хоть Влад и шептал ей, как просто будет всё уладить, ЧТО мог сделать он, никому не известный в этой глуши иностранец, появившийся из ночной мглы и дерзко укравший то, что должно было принадлежать её «молодому» супругу? О, как же она ошибалась! Действительно по утру во двор усадьбы заехала карета Долгоруких, строгая тётушка вышла из неё в сопровождении служанки и какой-то благородной матроны. Лизавета весьма туманно представляла, что будет говорить им, как объяснит присутствие в доме постороннего мужчины. Но, похоже, её мнение мало кого интересовало. Владислав Дракула не позволили ей даже выйти из спальни, он сам побеседовал с женщинами в тёмном кабинете. Лиза не представляла, что именно сказал её любовник, но почтенные дамы, опрометью выскочив из дома, скрылись в карете, которая сразу же рванула вперед и исчезла через несколько мгновений в дымке осеннего утра. Исчезла навсегда. Когда девушка с немым вопросом посмотрела на возлюбленного, он лишь несмело улыбнулся и напомнил: - Я же обещал обо всё позаботиться… - и его зрачки вспыхнули янтарным блеском в свете догоравших с ночи свечей, - Я так долго ждал, когда же ты вырастишь и ответишь на мою любовь, Елизавета. Лиза… Лизонька… А потом взгляд карих глаз потемнел, дыхание обожгло страстью губы, Влад подхватил вою хрупкую красавицу и снова отнёс в спальню. Так, словно в лихорадке, пролетело несколько недель. Дни сгорали в пламени страсти, длинные осенние ночи были не менее жаркими. Любовь, неожиданно проснувшаяся в юной княжне, оказалось, уже очень давно жила в душе, не позволяя смотреть на всех остальных мужчин. Когда Лиза высказала это предположение, Владислав лишь засмеялся: - Глупо было пробовать влюбиться в кого-то другого – ты ведь моя женщина!!! - С чего вы взяли? Я не принадлежу вам, граф… - возмутилась было девушка, но крепкие объятья родных рук сразу же отбили всякое желание спорить. Мечты сливались с реальность, хотелось, чтобы эта сладость длилась вечно. Но однажды утром, когда хмурое небо роняло на уставшие поля первые робкие снежинки, её граф резко вскинулся в кровати, подошёл к окну, втянул морозный воздух и проговорил: - Мне надо уезжать… Позабыв обо всём на свете, Лиза бросилась к нему, моля объяснить это решение. Но он молчал. Тогда она стала грозиться, что всё равно узнает его причины, но от хмурого взгляда холодок пробежал вдоль позвоночника. Напоследок синие глаза заволокло туманом слёз: она просила не бросать её, обещала уехать вместе с ним и разделить все тяготы его жизни. Но Влад был непреклонен: - Ты должна остаться. Никто и ничто не посмеет потревожить твой покой, А я ещё вернусь, ты только жди, родная. Жди да береги себя… И не только себя… - произнёс и растаял в холодном утреннем воздухе, в первом снеге, в ломком ноябрьском льде с того озера, что навеки соединило их жизни. А Лиза осталась. Она поняла, что её возлюбленный – вовсе не обычный человек, что он уехал из-за неё и ради неё. Но, вынужденный бросить любимую, оставил ей прекрасные воспоминания. Они согрели душу в зимний холод, звонкоголосыми птицами пропели о приходе весны, без слов рассказали о долгих годах одиночества и скитаний, который он пережил, пока искал её в разных городах и странах, в разные времена, они вселили уверенность, что ОН обязательно приедет, обнимет и согреет её истерзанную душу. И теперь она смиренно ждала его возвращения и его ребёнка… Глава 7 Елизавета Долгорукая сбросила с себя туман воспоминаний и тихо пошла по направлению к дому. Она уже давно старалась не возвращаться на крыльях памяти в то далёкое время… И ей это удавалось. Почти. Недолгое счастье напоминало о себе тёмными безлунными ночами, ласково отодвигая полог кровати и проникая в сладкие сны, которым вряд ли суждено было стать явью. Как же долго Лиза его не видела! Столько лет безуспешно и безнадёжно всматривалась вдаль, пытаясь разглядеть во тьме знакомый тёмный силуэт. Иногда ей казалось, что случайно забредший в эти края путник и есть её потерянный граф, но, увы, снова и снова то был не он. Какая же ликующая радость охватила княжну, когда однажды хмурым утром она увидела у могилы Веры Ивана Корфа, Тогда женщине показалось, что годы одиночества закончились, что вместе со своим другом приехал и ОН. И вновь ошибка… Жестокая, непоправимая… Впрочем, Иван был более благосклонен к воспитаннице покойной жены. Он погостил неделю, а потом, уезжая, пообещал быстро уладить все дела в Румынии и вернуться. Лиза привыкла к тому, что мужчины не держат слова, и незамедлительно сказала об этом барону, на что тот лишь грустно улыбнулся и тихо промолвил: - Ты даже представить не можешь, как сильно он любит тебя, девочка… А потом она снова ждала, и снова втайне надеялась увидеть своего любимого, отца своей дочери Анны, и снова летели в бездну и таяли в её глубинах бесконечно долгие дни, и снова никто не подъезжал к высоким воротам поместья Лопухиных. Так продолжалось, пока однажды вечером чёрный как ночь конь не влетел подобно вихрю во двор усадьбы. Иван быстро зашёл в дом и приказал удивлённой дворне готовить его комнату. Ничего не понимающая Лиза, едва уложив дочь спать, попыталась узнать хоть что-то о судьбе Влада, а в ответ получила из рук барона письмо, скреплённое печатью со знаком дракона – гербом рода Дракул. Дрожащие пальцы распечатали вощёную бумагу, и глаза быстро пробежали по ровным строкам. А потом ещё и ещё, раз за разом пытаясь понять, о чём же рассказывает в своём письме его автор. Понять такое было непросто. Но разве Влад оставил ей выбор? Какое-то время княжне Долгорукой казалось, что зря она не умерла тогда, не утонула в ледяном осеннем озере. Потом эта мысль ушла, её прогнал лучистый взгляд синеглазой малышки, спустившейся утром в гостиную в поисках потерянной куклы. И ради этого маленького ангела, светлой девочки с её золотыми кудрями и голубыми глазами, но так удивительно похожей на своего тёмного отца, Лиза приняла его страшную тайну, поняла его и простила. А покрытые туманом поля тихим голосом Владислава Дракулы прошептали ей благодарность: «Спасибо тебе, родная…» Тогда она поняла, что не могла поступить иначе – она ведь ЕГО женщина. И с тех самых пор скромная жизнь в поместье потекла своим чередом. Иван во всём помогал молодой женщине, которая была ему почти дочерью, и безмерно баловал белокурую малышку Анюту, по ночам он уезжал, и тогда Лиза замечала, как кровавая тень ложилась на далёкую луну, - то барон начинал свою трапезу. Время от времени приходили письма из-за мрачных карпатских хребтов: Влад расспрашивал о ней и дочери, рассказывал о жизни в Трансильвании, но более всего радовался успехам Владимира – юного барона Корфа. Тогда Иван тяжело вздыхал: сын так и не смог понять, почему отец уехал, бросив его одного среди румынских равнин, так и не ставших Владимиру родными. Он честно пытался объяснить мальчику, что сейчас дочь и жена Влада нуждаются в его поддержке и защите, но сын лишь отдалялся от него, находя развлечения в вампирских кровавых пирах да объятьях доступных и страстных румынских цыганок. Тонкие нити, связавшие два самых близких в мире существа, потихоньку слабели, а потом и вовсе исчезли… Не настало ли время возобновить эту связь? Елизавета постоянно видела немую боль в глазах дяди, явственно понимая, как тяжело ему переносить разлуку с Владимиром. И вот недавно пришло очередное письмо, несущее знак дракона. Владислав желал присутствовать на десятом дне рождения дочери и собирался взять с собой Владимира Корфа, познакомить его с сестрой по крови. Что–то получится из этой встречи? Недобрые предчувствия шипами пронизывали сердце княжны, но кто она, чтобы идти против воли всесильного графа? В назначенный вечер, когда все гости, приглашённые Аннушкой Долгорукой в честь её праздника, разошлись, а слуги начали зажигать свечи в полумраке гостиной, тёплый весенний воздух неожиданно дохнул морозной свежестью января – и стало ясно: граф приехал. С замиранием сердца Лиза разглядела в вечерней полутьме высокого мужчину в чёрном плаще. Его янтарно-карие глаза вспыхнули лунным светом, на бледном лице заиграла таинственная полуулыбка. Как же он изменился! Раньше он не был таким грустным и усталым, а ещё таким робким. И никогда раньше она не любила его так сильно. Испугавшись этого всеобъемлющего чувства, ожившего в душе, Лиза отвела взгляд и посмотрела на Ивана, который продолжал вглядываться в темноту кареты, застыв в немом ожидании. Прошло несколько мучительно долгих мгновений - и свет только что поднявшейся луны озарил лицо молодого человека, приехавшего вместе с графом. Иван Корф сделал шаг ему навстречу и остановился: когда долг перед другом и женой вынуждал немедленно ехать в Россию, Владимир был совсем юным. Теперь, после стольких лет, старый барон едва ли смог бы узнать в сыне их с Верой малыша – только упрямый высокий лоб и вороная чёлка, падающая на прищуренные глаза, выдавали в нём сходство с матерью. В остальном – в манере держать трость и смотреть прямо в душу, в одежде и даже в чертах угадывалось сходство с Владиславом, настолько, что их легко можно было бы принять за родных братьев или... Яркой молнией в кровоточащем отцовском сердце пронеслось понимание страшной истины: обретя здесь, в России, приёмную дочь, он навеки потерял собственного сына. Владимир подошёл и склонил голову в формальном приветствии. За ним царственной походкой подошёл Дракула и, мимолётно кивнув другу, перевёл взгляд на возлюбленную. Эти десять лет словно и не отразились на точёных чертах: всё так же упрямо морщился милый носик, так же ярко сияли аквамариновые глаза, такими же шёлковыми казались локоны. Всё было, как и тогда, только даже с его вечностью и безмерной властью не вернуть то короткое время безоблачного счастья, которое он украл у судьбы и разделил на двоих с этой гордой и независимой красавицей. Но вдруг из открытой двери дома выбежала виновница сегодняшнего торжества: аккуратно причёсанные, ничуть не растрёпанные за день пряди золотым ореолом вились вокруг хорошенького личика, глазки задорно горели, а маленький ротик украшала ангельская улыбка. Маленький ангел – именно так назвал бы дочь граф Владислав, если бы только его губы, хранящие запах и вкус крови многочисленных жертв, могли произносить подобные слова! Как бы ему хотелось подойти к малышке и, взяв на руки, прошептать, что вся его жизнь принадлежит только ей… Но пока это было невозможно. Хрупкая и ранимая, юная графиня Дракула была слишком слаба, чтобы противостоять врагам каменного румынского трона. А таких было немало. Именно из-за них пришлось Владу бросить любимую женщину на долгие годы – он смог бы защитить себя, пожертвовав ею, но не был готов заплатить за собственную жизнь такую непомерно высокую цену. Ему пришлось просить лучшего друга хранить и оберегать покой его семьи, пока Анна Долгорукая не станет могущественной графиней, не примёт власть над тёмными полчищами ночных убийц, не станет достаточно сильной, чтобы не согнуться, не сломаться под бременем этой власти. Странно, но даже сейчас, вглядываясь в прелестное личико белокурого ангелочка, Владислав был уверен, что дочь оправдает все его надежды… А девочка действительно была не робкого десятка! Совершенно не смущаясь пристального взгляда мрачного незнакомца, которому мило улыбалась мама и радостно пожал руку дядя Ваня, она внимательно разглядывала его молодого спутника. И не могла отвести от него глаз. Анна очень любила слушать волшебные сказки о прекрасных принцах, но даже не представляла, что такого можно встретить в жизни. С замирание сердца девочка ловила его каждый жест, каждый взгляд стальных глаз хотела чувствовать только на себе и уже представляла, как они вместе кружатся в быстром вальсе на каком-то богатом балу. Едва ли она могла представить, что много лет назад бойкая пятилетняя малышка так же с замирание сердца смотрела на высокого тёмноволосого красавца, и смеялась от счастья, и мечтала, что когда-то снова встретится с ним. А он – улыбался в ответ. И что эти двое были её, Анны, родителями. Луна всё выше поднималась над засыпающим лесом, и её лучи играли в волосах ночных путников. Один такой шаловливый лучик и нашептал бессмертному князю о ласковом взгляде синих глаз, направленном на его воспитанника. Пока Иван тщётно пытался отправить Нюту спать, а Лиза отошла отдать распоряжения по хозяйству, Дракула отвёл Владимира в сторону и спросил: - Ну и как тебе твоя сестра? - Она никогда не была, никогда не будет моей сестрой! – резко оборвал молодой человек, не желая лишний раз напоминать себе, что именно эта белокурая выскочка лишила его отцовской любви и поддержки. Владислав никак не отреагировал на грубый ответ. Его мысли витали далеко за пределами этого мира. Несколько минут молчания поглотила наступающая ночная мгла, а потом граф снова повернулся лицом к молодому барону, заглянул в самые глубины его сердца и раздельно произнёс: - Ты прав. Анне никогда не стать твоей сестрою… И тихо добавил: - Ты женишься на ней… Глава 8 1842 год Маленький городок покрыла ночная мгла. Сначала она легким сумраком легла на улицы и дома, на засыпающую листву и прибрежные травы. Потом сумерки начали сгущаться – и теперь ночь, тёмная, словно сгусток запекшейся крови, захватила в плен туманный Брашов и нашептала ему свои таинственные магические проклятья… Со стороны гор повеяло могильным холодом и тихий шелест тысячи крыльев возвестил о возвращении в мир людей их извечных кровожадных спутников. Стаи легкокрылых детей ночи и тьмы пронеслись над засыпающими кварталами, спеша начать свой пир, - так же, как и тысячи лет назад в далёкой песчаной стране под покровительством всесильной богини-кошки. Сколько невинных душ, потерявшихся в сумраке, полетит сегодня в бездну? Сколько слабых стонов ночных жертв услышит тихо дремлющий у небольшой речушки мирный Брашов? И сколько кровопийц пожалеют о содеянном? Разве что он… Владимир втянул горьковатый табачный дым и задумчиво посмотрел в окно. Городок окунался в свою ночную жизнь, словно переходя на эти несколько часов на тёмную сторону. А здесь, в просторном зале, наполненном роскошью и развратом, играла тихая музыка, рекою лилось вино, а сладострастные вздохи местных прелестниц – и вампиров, и смертных продажных цыганок – напоминали барону, что он по-прежнему любим и желаем в этом обществе. Но, увы, самому Корфу оно уже давно претило. Пора мятежной юности прошла, забрав с собой былые радости и оставив взамен чёрную пустоту. Впервые за много лет Владимир начал завидовать смертным, имеющим возможность заполнить эту пустоту Богом. Ему никогда не будет дарована такая милость. Даже в тиши церквей он, наследник древнего рода, хранитель тайн Ордена Чёрного Дракона, не мог найти умиротворения, доступного последнему нищему, презираемому всеми… Он был оторван от гранитного величия храмов, отвергнут самим Богом, и только горгульи на крышах и нефах соборов видели его, закутанного в тёмный плащ ночи, и быстро гнали прочь. Ему было плевать на стенания каменных тварей, но Владимир всё равно уходил – разодранный от рождения между миром мёртвых и живых, между светом и тьмой, между наследием отца-вампира и смертной матери… Тихий вздох прорвался через броню лёгкой иронии, всегда хранящую барона от окружающего мира. «Отец… Я так и не успел сказать, как любил тебя, как скучал и ждал твоего возвращения. Не успел попросить прощения за необузданную ревность и мальчишеское упрямство, за то, что закрывался от тебя в библиотеке, среди книг и поучений Влада, даже самому себе не признаваясь, как я хочу ТВОЕГО одобрения, доброго отеческого слова и совета. А теперь тебя нет, и родной прах развеяли холодные российские ветра в затерянной усадьбе, куда я никогда больше не вернусь…» Владимир грубо оттолкнул прильнувшую к нему барышню и снова окунулся в омут воспоминаний. Отец изъявил желание остаться на Родине и воспитать дочь Владислава, подготовить её к судьбе тёмной княгини. Тогда Владимиру казалось, что это предательство со стороны отца – бросить сына и лучшего друга в брашовском каменном замке и уехать восвояси и навсегда. Потом, намного позже, юный барон понял: более всего на свете он желал, чтобы отец взял его с собой. Этого не случилось – и в сердце заползла ядовитая тоска и ненависть – к отцу, к его белокурой воспитаннице, с глупым выражением лица рассматривающей однажды сына своего опекуна, к весёлой Елизавете, отбирающей у него внимание Владислава. Ненависть оказалась такой жгучей, что на весть о смерти отца Владимир ответил дьявольским хохотом и заявил, что старик давно заслужил её. Дракула грустно покачал головой, прошептал что-то о своих ошибках и уехал – к НЕЙ. А когда вернулся, рассказал, что враги его власти, пытаясь нанести наиболее болезненный и сильный удар, добрались до поместья Лопухиных и предприняли попытку убить его маленькую Анну. И непременно сделали бы это – но пятнадцатилетнюю девушку закрыл собой Иван Корф, отправив в преисподнюю всех её обидчиков. Вот только сам он тоже погиб в битве с врагами рода Дракул, ценой собственной жизни заплатив за жизнь юной графини, своей будущей невестки. То был второй раз, когда Владислав заговорил о свадьбе. И вновь Владимир, позабыв страх и приличия, крикнул, что сему никогда не бывать! Трудно сказать, что подумал его собеседник, согласился ли с решением племянника или просто не стал пытаться разубедить его, зная, что тот не посмеет противостоять графу Дракуле, когда наступить положенный срок? В любом случае, с тех пор мало что изменилось, и Владимир давно понял: он НИКОГДА не смешает свою кровь с кровью солнечной девчонки, которой мало показалось украсть у Ивана Корфа любовь сына, которая украла его жизнь! **** А в это время в сотнях миль от румынского Брашова, в тысячах городских огней и десятках тысяч человеческих судеб в забытом Богом и людьми поместье росла прелестная девушка. И её судьба так же отличалась от судьбы проклятого рода Дракул, как отличается от ночи светлый день, как отличается от урагана лёгкий ветерок, целующий щёки весенним утром. Об этом не знала её мать, упрямо наставляющая будущую румынскую графиню; об этом не знал добрый опекун, в самых тёплых красках описывающий таинственную жизнь Дракул в высоком каменном замке, окруженном голыми скалами; об этом не знал отец, редко заглядывающий в их дом летними ночами, когда он без слов рассказывал Анне о свое одинокой и кровавой судьбе. Но Анна ЗНАЛА, она уже давно знала, что никогда не разделит трон вампиров со своим тёмным отцом, и горячо молилась, прося Господа отвести от неё сию чашу. И добрые гении солнечного света шептали ей, что всё будет так, как она захочет, и что власть тьмы отступит перед сиянием истиной любви. Когда Анна была ещё совсем юной девушкой, она любила встречать закаты и рассветы под сенью деревьев в старом саду у дома. И пока тонкие пальчики выводили затейливые узоры на холсте или мастерица-игла превращала разноцветные нити в причудливые орнаменты, нежный голос выводил мелодию жизни, которой вторили и лесные эльфы, и русалки в озере, и соловьи в непроходимой чаще, и ангелы в небесной вышине. Однажды в такой же предрассветный час Анна тронула рукой солнечный лучик и тихо улыбнулась своим мыслям: Наверно, я слишком любила солнце… Как-то раз оно меня ослепило… В чёрный пепел оно меня превратило… Сожгло мою душу, сожгло и сердце… Наверно, я слишком любила ветер… Ему не развеять моих несчастий… Другим лишь радость, мне в небе звёзды Определили: печаль и слёзы… Наверно, я слишком любила песню… Она для сердца – шальные дали… Но только плачут они, рыдают, Дрожат в душе мимолётным эхом… А я – живая, шепчу ночами: «Твои все письма подобны розам…» Вот только зря всё. Люблю я солнце, И песни крылья, и вольный ветер, И лунный образ, и звёзды в небе, Но в этом мире, увы, подлунном, Тебя я слишком любить не в силах… И я мечтаю… И гаснут звёзды… Стихает ветер и песни эхо… О разве сердце, слепое сердце Кого-то слишком… вообще – любило? И тут же помимо воли душа отозвалась: «Да! Ты любила его, вспомни, когда-то давно звёздное небо поздравляло тебя с днём рождения, а он вышел из кареты и высокомерно посмотрел на тебя, и не сказал ни слова. Но уже тогда ты его любила… и не суждено тебе, Анна, полюбить другого…» Девушка грустно повторила: «Не суждено…» А вечерний звон в старой деревенской церквушке устало подтвердил: «Никогда…» Так проходило время. Облетала с деревьев пожелтевшая листва. Слишком быстро и неотвратимо старела мама. Иногда Анне казалось, что всё так же молодо смеются её синие глаза, а волосы серебрит просто лёгкий ноябрьский иней. Но это было не так, совсем не так. И однажды – тихо и незаметно – Елизавета Петровна Долгорукая ушла в вечность и обрела вечный покой под старым вязом в саду рядом с могилой своей приёмной матери Веры Луаре, рядом с гранитной урной, хранящей память о погибшем Иване Корфе. Лиза отказалась принять от своего любимого графа дар вечной жизни, ибо никогда не смогла бы предать своего Бога, и Он забрал княжну на небо, оставив Анну здесь, на земле. Она так и не смогла, не захотела простить своих грешных родителей, подаривших дочери почти вечную жизнь и молодость, но не сумевших разделить с ней тепло и уют семейного очага. Убегая от себя, от мрачных мыслей и болью обжигающих воспоминаний, Анна Долгорукая, не состоявшаяся баронесса Корф, не коронованная графиня Дракула, покинула мрачную, наполненную призраками усадьбу. Она растворилась в людской многоликой толпе, где каждый почёл бы белокурую красавицу своей, где на улицах разносился запах роз и свежего кофе, где не надо было избегать чужих взглядов… Мир людей поглотил Анну и затянул в свой жестокий омут. Лишь в день смерти матери она наведывалась на её могилу в заброшенном пустующем поместье и сидя у холодных и немых гранитных плит, вспоминала пронзительно серые глаза того, кто навеки забрал её маленькое, грустное и одинокое, как у всех Дракул, сердце… Конец 1 части (Часть 2) Глава 9 Россия, наше время Какой навязчивый и неприятный звук… Пробирается сквозь сознание и звенит в ушах… Звенит, звенит, звенит, пробирает до костей, точно хочет раздробить их, уничтожить тебя! Врывается в мысли и чувства, расторгает теплые объятья сна и возвещает о приходе очередного утра, очередного рабочего дня, о том, что на какое-то время придётся попрощаться с отдыхом и мечтами, с радужными грёзами и продолжить помогать заплутавшему человечеству… Раздраженно выключаешь этот надоедливый будильник, но мерзкий звук не стихает, он продолжает напоминать о чем-то, звать куда-то… Господи, нет, только не это… Телефон…. Нехотя поднимаешься и начинаешь его искать. Как назло – нигде нет. Находишь на журнальном столике и нажимаешь кнопку вызова: -Алло, - голос чуть приглушенный со сна, его интонации выдают немного всё, что ты сейчас чувствуешь. - Этот мерзкий Романов прислал к Савичеву конвой в 4 часа утра! Его забрали в следственный, даже не предъявив обвинений!!! Не дали вызвать адвоката! И пообещали как минимум от восьми до пятнадцати!!! Анастасия Владимировна, приезжайте немедленно, только вы сможете …. - Всё поняла, Машенька, еду, уже еду… Трубка летит в угол, а ей вслед – тихий вздох хозяйки, чья пятница снова безнадёжно испорчена. Осталось времени всего ничего, даже кофе дома выпить не удастся! Надо ехать в СИЗО, да побыстрее! Бить кулаком по столу, рассказывать тамошним работникам, какие статьи нарушил их «дорогой и любимый товарищ прокурор», грозить жалобами в вышестоящие и порывисто потрясать красным дипломом юрфака!... Всё как всегда! Но, чёрт побери, ты ведь любишь эту свою работу! Всегда любила – даже тогда, когда не имела возможности заниматься ею легально, когда приходилось прятаться и скрывать своё настоящее лицо. А всё потому, что ты слишком любишь людей, и слишком их жалеешь, Анастасия Владимировна! Вспоминая сейчас, какой нелёгкой дорогой, увитой терниями и кустами колючего шиповника, ты шла к своей профессии, к этой работе, ты ни на миг не забудешь так же сотни (а может, тысячи) людей, нуждающихся в твоей помощи и получивших ее. Ты многое пережила, и многое повидала: предательство и ложь, войну и голод, смерть, смерть, смерть, поджидающую за каждым поворотом! Ты и сегодня, в мирное время, часто рискуешь жизнью, потому что не так уж она тебе и дорога! Но твоя цель проста: защищать людей – от них самих, от обстоятельств, от высших по званию и чину, от тех, кто, не задумываясь, перешагивает через чужие жизни… Ты – адвокат, Анастасия Владимировна, ты в этой жизни – защитник! Весенний день приветливо улыбнулся белокурой красавице, быстро выбежавшей из подъезда престижной многоэтажки, и она тоже послала воздушный поцелуй солнцу, ради которого много лет назад отказалась от всего, положенного ей по праву. Приветливо поздоровавшись с парочкой старушек, сидящих на лавке у клумбы, она села в черную БМВ и решительно нажала на педаль газа. Лукавый лучик сверкнул в зеркале и подмигнул девушке, но ее мысли уже были далеко от этого радостного утра: вихрем проносились в памяти, хранящей так много былых побед и поражений, всевозможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Николай Петрович Савичев был вполне приличным и влиятельным бизнесменом. Успешная карьера, счастливая семья, жена-красавица, с которой он пылинки сдувал. Всё рухнуло в один миг, когда, вернувшись из командировки, он обнаружил свою Катеньку дома в постели с любовником… Оба были мертвы… Ему не стало сил даже вызвать скорую, а приехавший через несколько минут патруль (анонимный гражданин сообщил о криках, доносящихся из квартиры № 50) нашел его на коленях стоящим у трупа жены. Его руки были в крови… И никто не усомнился в том, что же действительно произошло в ту злосчастную трагическую ночь. Николай был задержан, все улики указывали на его виновность. Дело передали в прокуратуру, и кому? Сашке Романову!!! Да он же дальше собственного носа и не видит!!! Всю жизнь за отцом-олигархом прожил, теперь в правосудие поиграть захотелось!!! Впрочем, надо отдать ему должное: Саня не подлый и не продажный! Что для прокурора – весьма нужное качество. Изучив дело, он весьма здраво рассудил, что Савичев виновен, а следовательно, должен быть наказан во что бы то не стало…Романов не учел одного: защиту обеспечит Анастасия Платонова. Ох, как давно они знакомы – уже лет десять, со времен института. И он всегда знал, что Насти не обыграет! Но решил, по-видимому, принять превентивные меры и сменил меру пресечения – с подписки о невыезде, которую Платонова выхлопотала пару дней назад, на следственный изолятор… «Что ж, Сашка, молодец, лихой ход! Но только вряд ли ты думал, что этот ход для не станет меня неожиданностью… Увы… Люди так предсказуемы…» Машина проехала мимо мрачного здания СИЗО, на парковку неподалёку. - Доброго утречка, Анастасия Владимировна! – Да уж, здесь каждая собака знает ее «чёрный бумер» - слишком уж часто приходится навещать сие заведение. Девушка, громко хлопнув дверью, вдохнула весенний воздух. Еще одно дело предстоит довести до победного конца. И благодарный клиент снова посулит безбедное существование, завалит подарками и еще много-много месяцев будет присылать букеты душистых лилий или шикарных роз. А нужно ли ей это? А ему? И что изменит эта её победа – ведь Екатерину Савичеву уже не вернуть. И Дмитрия Петрова, ее сотрудника, тоже… Вверх…. Надо подниматься на пятый этаж… И каменные ступеньки отзываются глухим эхом: «Ты, ты, ты…» «Да, снова я. И я спасу еще одного человека…» - тихо шепчет им красавица. «Да, да, да!!!» - звонко отстукивают её острые каблучки. И как только удается ей слышать и понимать всё, что говорят эти каблучки, и ступеньки, и стены… А ведь так было всегда… - Госпожа Платонова, у меня приказ от товарища прокурора… К Савичеву нельзя! - Ах, Никита Прокопьевич, столько лет уж проработали, а не знаете: МНЕ можно (с лёгким нажимом на последних словах – и добросердечный охранник сдается, он уже привык к этой белокурой защитнице). - А приказ товарища прокурора можете ему запихнуть в…. Ладно, я сама это сделаю! – и звонкий смех, диссонируя с мрачными сводами старинной тюрьмы, разливается по тёмным коридорам. - Вот малахольная… - тихо шепчет Никита Прокопьевич и улыбается в усы. Он-то знает, что малышка не проиграла ни одного дела. И что все, абсолютно все ее подопечные были невиновны, сколько бы улик не говорило об их вине! И как только Настасья знает, кого защищать!? Уж не сам ли дьявол нашептывает этой не в меру умной девочке, кого не должно быть в его темном царстве? А удаляющаяся в темноте коридоров девушка, ловя обрывки мыслей, грустно улыбается: «О, как вы правы, Прокопич, как же вы правы… » …Ну вот… все прошло, как обычно. По привычке поставила на место Романова, добилась для клиента освобождения под подписку и сдала машину а автосервис! А что? Не надо было гнать по Невскому в глухую безлунную полночь! Тогда бы и не познакомилась со столбом! Хорошо еще, что гаишников поблизости не наблюдалось, да механик не стал задавать лишних вопросов. И так ушибленный висок ноет глухой болью. В последний раз что-то подобное было очень давно, тогда снаряд разорвался совсем рядом, и в воздух поднялись клубы пыли, осколки металла, окровавленные останки и стоны… Стоны, стоны раненых, они еще долго снились, прорезали тягучее пространство ночных кошмаров и звучали немилосердным упрёком. Каждое слово чеканили, словно выжигали калёным железом: ПОЧЕМУ ТЫ ЖИВА??? И тогда-то ей хотелось умереть. А сейчас…. Кто ответит, чего ей сейчас хочется? Ведь и сама она этого не знает. Но она должна помогать людям. И смысл жизни кроется в этих трёх словах. Так было, есть и будет. Всегда. Непоколебимо и четко. Она живет для людей! Сегодня. Завтра. Много-много лет. Всегда! Пока не растает в туманной дымке утра; пока не смешается с шелестом опадающей листвы; пока не упадёт на землю холодным серебристым пеплом, как когда-то давно…дядя Ваня… Глава 10 Ночь – темная, словно черная кошка, и такая же зловещая – укутывает своим звёздным покрывалом затихающий город. В такие минуты хочется, уютно устроившись в мягком кресле, пить горячий чай и слушать музыку – непременно Бетховена… Слушать и вспоминать о том, что давно миновало, о том, что пора бы забыть, о том, чего и вовсе не было. А если и было…. то когда-то, не с ней или в другой, неведомой жизни…За окном тихо покачиваются ветки клёна – и первая зелень радостно приветствует ночную росу. Никто не знает этого, никто в целом мире – кроме маленькой белокурой девушки в комнате, освещенной лишь призрачным пламенем свечей… Пахнет лавандой, иланг-иланг и миртом, оплавленным воском и крепким чаем. Снова не уснуть… А значит, можно совсем уж расслабиться, и с верхней полки девушка достает маленькую книжицу в темном кожаном переплете. Пожелтевшие страницы рассказывают о былых днях, о потерях и утратах… Тихо шурша, они повинуются тонким пальчикам своей хозяйки, перелистывают дни, слагают их в месяцы, потом в годы. И обрываются на 1859-ом. Что ты помнишь о том времени? Да только одну ночь; услужливая память не желает просыпаться и рассказывать о страшном времени – о смерти твоей юности. Но даже мимолетно, неосознанно ты вспоминаешь, как гулко бьется промерзлая земля о крышку гроба, как стенает ветер в ветвях понурых сосен, как выпавший намедни снег тает на зеленых иголках и эта прозрачная влага стекает на землю – точно слёзы… А потом - могила: простой крест над мраморной плитой, крики воронья за погостом. И надпись расплывается в глазах, как будто в тумане или за пеленой мелкого осеннего дождя: ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА ДОЛГОРУКАЯ. Это твоя мать – единственный родной тебе человек, а кроме нее – только пустошь за озером, да холодное солнце, да ласковый сон утешат тебя в горе. Но их-то родными людьми не назовешь! Да и отца назовешь едва ли – ну какой же человек из мрачного трансильванского графа?! Виски сжимает жгучий стыд. А всё потому, что ты, Анна, сегодня потеряла мать, а на душе нет почти ничего, кроме обиды! Как бы ты хотела простить ее, хотя бы сейчас, здесь, перед мрамором могильных плит. Но слова прощения застывают в горле, так и не выбравшись из плена твоих чувств. И воспоминания последних дней как назло стоят перед мысленным взором. Елизавете нездоровилось еще с лета. Затяжные осенние дожди накрыли старый бор, тихую гладь озера и забытую всеми усадьбу. А Лиза почувствовала, что уже не встретит новую весну, не ощутит сладостно-жаркое дыхание ветерка в апрельский полдень, не увидит, как счастливая дочь улыбнется у алтаря своему суженому. Три долгих месяца она тихо угасала, таяла, словно свечка, ссылаясь на усталость и холодную погоду, дни проводила в своей комнате, предаваясь воспоминаниям и молитвам. Пока однажды испуганный крик горничной не разбудил Анну в предрассветный час: княгиня Долгорукая больна! Послали за врачом, но уездный лекарь едва ли смог что-либо посоветовать. Анна в отчаянье пыталась сделать хоть самую малость – лишь бы мама жила, да только девушка чувствовала (и это чутье никогда ее не подводило), как вместе с прерывистым дыханием больной из тела потихоньку выскальзывает жизнь. И это было ужасно: все понимая, осознавать свою беспомощность перед ликом смерти! Тогда она в первый и последний раз – горячо и громко – позвала Его, попросила приехать, помочь… Анна, увы, сама не верила в сие чудо, но той же ночью черный экипаж, запряженный четверкой вороных, остановился у ворот усадьбы. И зимний ветер завыл, вторя волкам в лесной чаще: приехал Владислав Дракула… На какой-то миг Ане показалось, что теперь всё будет хорошо, что мама выздоровеет, и настанет новый день, и солнце, как всегда, улыбнется своей девочке, и что она сможет, наконец, простить отцу все эти годы одиночества в полузабытьи, в полупрезрении. И светлое будущее мелькнуло в синих глазах – только на короткий миг, чтобы погаснуть – навечно! Видя, сколь серьезна болезнь, Влад на коленях умолял любимую принять от него дар бессмертия. Но Елизавета Петровна только снисходительно улыбнулась: -Зачем мне то, что прокляну я вскоре? Уж лучше лежать в холодной земле, чем разделить с тобой вечность, граф Владислав Дракула… - последние слова, произнесенные ледяным официальным тоном, напомнили графу о вечере их знакомства. Как же отличалась та задорная белокурая девочка от этой хмурой и истерзанной чахоткой женщины… - Что смотришь? Не похожа я на прежнюю Лизу? – На миг Владу показалось, что его любимая научилась читать мысли. И словно ножом по сердцу, словно холодной осиновой древесиной, ударили ее слова! – Это ТЫ меня такой сделал! Где ты был столь долгие годы? Почему приезжал, невесть откуда взявшись, на день или два, а потом снова растворялся в твоей проклятой ночи??? – слабый голос наполнялся все большей силой, слова лились нескончаемым потоком – накопленная десятилетиями боль и одиночество, и злость, и невысказанная обида, и горькая, как привкус гари на губах, любовь, так и не вырванная из сердца, смешанная с недогоревшей, не высказанной до конца страстью… Некогда синие, словно небо, глаза сверкали молниями воробьиной ночи: - Почему ТОГДА, много лет назад, уходя в туман морозного утра, ты не предложил мне свою вечность? Почему не взял меня – молодую, и красивую, и безгранично влюбленную в твои темные глаза – с собой в свой замок? Не хотел, чтобы смертная наивная девчонка разделила каменный трон с непобедимым сыном Чёрного Дракона? – тонкие руки взметнулись к нему – белые, как снег за окном, как льняные простыни на ее кровати, а он, перехватив их, стиснул хрупкую женщину в объятьях и прижал к своей груди: - Лиза, Лизанька, как же ты не понимаешь, моя глупенькая девочка, что я отдал бы всё, чем владею, вместе со своим проклятым бессмертием, лишь за малую призрачную возможность прожить всю жизнь с тобой и умереть в один день? – затихнувшая Елизавета судорожно вздохнула, и граф, бережно уложив ее, поцеловал непослушную прядь уж седеющих белокурых волос. - Но тогда почему ты уехал? – голос снова становился тихим и смиренным, словно недавняя перепалка напрочь лишила княгиню сил, забрала остатки энергии. - А как я мог поступить иначе? – темные брови нахмурилась, карие глаза слегка прищурились, вглядываясь во время и пространство, выдавая терпкое сочетание злости и грусти – припорошенные прахом времени чувства вечного скитальца. Немного помолчав, Дракула продолжил: - В тот день… в то утро…я проснулся и почувствовал запах смерти… Он немного отдает болотной тиной, немного прошлогодней травой, но больше всего серой и лавандой… -Лавандой? – эхом переспросила Лиза, ведь запах этой душистой травы никак не вязался с умиранием. Вернее, она хотела спросить, но непослушные губы упрямо не желали шевелиться. Впрочем, это и не понадобилось. Лёгкая усмешка на лице мужчины и кивок, подтверждающий правоту, подсказали: чужие мысли – не помеха для темного графа. - Да… Тогда в воздухе пахло лавандой…Я сначала подумал: кто-то умер, но потом понял - то сама смерть кружит над этим местом, пытаясь найти тебя и забрать у меня. Навсегда… Ты молчи, любимая, слова не нужны… Я знаю: ты хотела бы спросить, зачем это понадобилось смерти. В тот прозрачный морозный день у смерти было лицо. Лицо моего родного брата Владирада! И у него была цель – разрушить даже призрачную возможность, что трон Дракул займет мой наследник, рожденный смертной женщиной. В сущности, само осознание того, что мне, как старшему, сей трон достался по праву майората, уже давно не давало брату покоя. Но что поделать? Он не мог меня убить! (И горькая усмешка, мелькнувшая на губах Владислава, как будто говорила, что он бы предпочел смерть этой вечной, неприкаянной жизни). Тогда Владирад и решился разыскать ту, чью жизнь забрать легче, а стоит она несоизмеримо дороже, - забрать тебя! Не зная ни имени моей любимой, ни вкуса ее крови, он попытался выследить тебя по моему следу. Ему это почти удалось: задержись я еще на несколько минут – он наверняка бы учуял зов родной крови… Тогда-то я и ушел, чтобы ты жила, чтобы наш ребёнок родился!... В это мгновение порыв ветра яростно рванул прикрытые ставни, а выцветшие глаза распахнулись навстречу его взгляду: - Ты уже тогда знал об Анне? Гнетущая тишина была ей ответом. где-то в доме были слышны приглушенные голоса… А может, это переговаривались под ледяным панцирем засыпающие озерные русалки? -Ты пойми, Лиза, я не мог снова рискнуть твоей жизнью, жизнью дочери, чтобы просто увидеть вас близко, как сейчас. Но я ни на минуту не забывал о вас. Даже пытался заглушить свою боль опиумной настойкой. Чёрт, она же ведь готовится только на крысиной крови, а ты знаешь, сколь противна эта муть??? - Не стоит! Хватит! Довольно! – Елизавета и сама не поняла, откуда брались силы выговаривать ему столь долго сдерживаемые обиды и упреки. Наверное, измученное любовью и разлукой сердце, понимая, что отстукивает свои последние удары, не хотело таить накопленную горечь, не хотело забирать ее с собой в смерть, в бесконечность, в темноту… - Не надо… - прошептала она уже тише…Не говори, как плохо тебе жилось в своем каменном замке, твои слова звучат так…. - Эгоистично? Ты права. И, что хуже, Владимир вырос таким же эгоистом… Видно, я плохой воспитатель… - Влаадиимиир… - потрескавшиеся от жара губы чуть неестественно протянули имя, потом уже уверенней – Владимир Корф? Сын Ивана Ивановича? – в тот момент Лизе послышалось, что ее граф устало вздохнул –так по-человечески, с горечью. Но то, скорее всего, была просто игра воспаленного больного воображения… - Иван… Я так благодарен ему! В минуты, когда над тобой снова нависла опасность, он поехал сюда, бросив всё, бросив родного сына… приехал защитить тебя и Анну. И сделал это – ценой собственной жизни отправил в ад всех братских прихвостней! Всех, кто знал и мог рассказать о вашем с Аннушкой существовании… - Я так ему благодарна! Иван Иванович спас мою дочь, Влад, нашу дочь.... - Ты благодарна ему? Я тоже. А стоит ли? Он сделал это, потому что очень любил твою приемную мать, потому что я был его братом – не родным, по крови – и лучшим другом. А еще потому… что я – негодяй и подлец… - тонкие благородные пальцы сжались в кулак, который, женщина была уверена, не раз карал смертью, а теперь был готов обрушиться на своего хозяина. - Не говори так,- пролепетала она, но осеклась, наткнувшись на острый, точно бритва, взгляд: - Ты ничего не знаешь (слова, словно отчеканивали барабанную дробь – короткие, гулкие, непоколебимые). Он хотел ехать к тебе, помочь, защитить вас обоих. Но очень боялся оставить Владимира – сын был его вселенной после смерти Веры. Я пригрозил, что мальчик умрёт, если Иван не поедет в ту же секунду! И все демоны ада могут подтвердить: в тот миг я был готов выполнить своё обещание! Снова воцарилась немая тишина – как в могиле – только ветер устало продолжал завывать под окнами, развлекая пургу. Владислав посмотрел в округлившиеся от ужаса глаза своей Лизы и, прочитав в них немой вопрос, устало сдвинул плечами: - А ты думаешь, мы, Дракулы, просто так считаемся Князьями Тьмы? Да, моя родная дочь дороже воспитанника. Не настолько, чтобы я его убил, конечно, но Иван прекрасно знал мой нрав и вряд ли не понял потом, что то был простой блеф, что во мне говорили страх и ярость… - Граф на мгновение прервался, но, взглянув на бледное лицо столь дорогой ему женщины, продолжил: - Соглашайся, Лиза, и ничего, и никого не бойся! В кровавом бою погиб мой брат, и его жалкие отродья разбежались по свету! А ты больна, и теперь у тебя нет выхода. Ты же хочешь жить – так соглашайся и раздели со мной вечность! Но голос Елизаветы Петровны был ровен, а тон решителен: - Прости, Влад, я не смогу ТАК! Столько лет, наплевав на человеческие и… Божьи законы, я любила тебя – жила с тобой, для тебя, в ожидании тебя… И я так устала… Дай мне уйти и позаботься о дочери… Я всегда любила тебя, граф Владислав Дракула, и лучше заберу свою любовь в могилу, чем буду жить, каждый день и час проклиная и свой выбор, и того, кто мне это предложил. - Ты всё уже решила… - скорее как утверждение, не вопрос слетел с кроваво-красных губ. Пряча слёзы – непрошенные, а оттого особенно горькие – Лизавета отвернулась от Владислава, он отпустил ее руку и подошел к окну. Так никто и не заметил, что всё это время у двери стояла, затаив дыхание, хрупкая девушка, в одночасье повзрослевшая на целую жизнь… Слова матери, добровольно покидающей ее, не желающей остаться с дочерью, признания отца, оказавшегося не только вампиром (за что Анна никогда его особо не винила), а еще изрядным негодяем, - всё это холодным ржавым железом рассекало душу. И в ней будто бы что-то оборвалось: мысли путались, сбегали в страхе от этого ужасающего мужчины, умирающей матери, от этого холодного ветра за стеной. Меж тем Влад снова повернулся к Лизе и, словно произнося вслух потаенные мысли, прошептал: – Да будет так… - а потом погромче добавил. – Анна станет графиней Дракула, а когда ей исполнится сто лет, - баронессой Корф, Владимир – наследник моей силы, она – моей власти. Так или иначе, они судьбой предназначены друг другу! Жаль только, ТЫ не увидишь, какой прекрасной парой они станут… - А если я не хочу такого мужа, не хочу жизни в Каменном замке, не хочу ТАКОГО будущего!!!! Я для него слишком горда! Я для него – слишком ЧЕЛОВЕК!!!! Анна стояла на пороге и не двигалась: в синих бездонных глазах плескалась странная смесь презрения и боли. Колени безвольно дрожали и подкашивались, но гнев позволял сдержаться, устоять. Прошло немало времени, пока, немного придя в себя, девушка покинула комнату матери и ушла к озеру. Через несколько часов Лизе стало совсем плохо, притихшие слуги сновали по дому, старушки готовили всё для обряда соборования, хмурый Владислав сидел у изголовья единственной женщины, которую любил, которую хотел назвать свое женой, которая, не боясь, могла высказать ему в глаза всё, что думала. Такой была их Анна – и это грело веками холодное сердце вампира. А на заре Елизавета Петровна Долгорукая тихо ушла – так все жители покидали эту старинную усадьбу… Тогда-то, похоронив мать, Анна покинула родной дом, отказалась от отца, загнала глубоко в сердце – на самое дно – мысли о гордом сероглазом красавце. Но никогда, никогда не смогла она простить матери ее смерти . И тихие слова «Я так устала… Дай мне спокойно уйти…» еще долго звучали в ушах. Но по-другому. В них девушке слышалось жестокое: «Я покидаю… Тебя на произвол судьбы…» Глава 11 Словно ненужные воспоминания, девушка быстро захлопнула старый дневник. Но память услужливо рисовала картинки прошлого, столько лет остававшегося в забытьи и так упрямо напоминавшего о себе сегодня… Наверное, так должно быть. Что бы не случилось, нельзя забывать свое прошлое – оно бесценно: воспоминания прожитых дней, словно отблески свечи на стене, былые ошибки, допущенные по неопытности, старые потери, шрамами оставшиеся на сердце – все это и составит нашу историю. И когда мы станем бесплотным воспоминанием, прахом бренным, наше прошлое воспарит над землей, в высших мирах, и расскажет вселенной о том, что мы жили… Так Он однажды сказал - и тихая лунная ночь кивнула кронами спящих деревьев, подтверждая его правоту. Бедный Иван Иванович! Тогда, в детстве, она едва ли задумывалась, как нелегко пришлось доброму дядюшке вдали от родного сына. Далекий и одновременно безгранично близкий по рассказам отца, Владимир Корф всегда казался ей сказочным принцем, бесстрашным рыцарем, способным на подвиг во имя любви и справедливости! А когда, наконец, они встретили, маленькое сердечко Анны забилось чаще. И это, несомненно, было глупостью, ведь Владимир был намного старше, и едва ли десятилетняя малышка могла испытывать настоящее чувство. Почему же тогда мир залил прекрасный небесный свет, когда, случайно забредя в дальний уголок сада, девочка услышала тихое «Ты женишься на ней»? Как счастлива она была! Как радостно ждала следующей встречи! Но девичьим мечтам, увы, не судилось сбыться. Холодный красавец ни разу не удостоил ее своим взглядом за весь короткий, что и говорить, визит. А потом долгие годы не появлялся в имении Лопухиных, оставшись лишь неясным воспоминанием, из тех, о которых не всегда можешь сказать, было ли – не было… Уехав из поместья, Анна забрала это воспоминание с собой, но со временем она всё чаще и чаще запрещала своим мыслям возвращаться к своей призрачной мечте. И серые глаза цвета холодной стали начали потихоньку меркнуть. За окнами времена года сменяли друг друга, летели в воды подземного источника, так и не оставляя следа в душе одинокой девушки. Менялись в календаре даты, незаметно, неторопливо сменился даже век… Не закончилось только ее одиночество. Правда, появилось любимое дело! Начавшись как увлечение юридическими книгами, она стало занимать девушку все более и более. Даже во времена, когда юным барышням не позволено было получать образование, достойное лишь мужчин, княжна Долгорукая ухитрялась, переодевшись в мужское платье, посещать лекции известнейших специалистов и очень часто смущала светила юриспруденции толковыми вопросами. Время шло, и с образованием девушке стало проще. Едва ли улучшилась только ее одинокая жизнь. А вокруг грохотало пламя революции, гражданской войны, рушился мир, который стал ей родным за долгие-долгие годы. Гибли люди, к которым волей-неволей привязывалась ее не знающая ласки душа. И только Анна жила – меняя имена и фамилии, родню и родину, она несла крест со своей страной, с людьми, среди которых нашла хоть малую долю поддержки и покоя. Замкнувшись в своем времени, в своем пространстве, где переплелись в ритмах вальса любовь к солнцу и к ночи, она встречала утренние зори и закаты. Пока однажды в предрассветный час тишину её уединения не нарушили взрывы. Пришла беда – все ее человеческие и вампирские чувства говорили, кричали об этом. Тогда Анна еще не знала: то началась война… Когда жизнь практически бесконечна, особенно тяжело видеть чужую смерть. А на неё девушка насмотрелась за четыре страшных года. Не страшась смерти, и все-таки постоянно ее встречая, она по-новому, с невероятной силой ощутила своё одиночество. Но в те страшные дни жизнь подарила ей встречу, память о которой не угасла даже через столько лет. Стоны раненых наполняли маленький военно-полевой госпиталь. Не имея возможности сменять друг друга у операционного стола, хирурги выглядели еще более уставшими и изможденными, нежели их пациенты. Анна пыталась успевать помочь всем, не спала уже несколько недель (благо, ночь давала силу своей дочери – не меньше, чем здоровый человеческий сон). Но терпения уже не хватало. Судорожно вдохнув морозный воздух февраля, вперемешку с порохом сражений и приторно-сладким запахом крови, Аня признала отцовскую правоту: вокруг действительно разносился еле слышный запах – лаванда…Чёрные крылья смерти накрыли эту страждущую землю, и не вырваться из этих жутких объятий… Отогнав мрачные мысли, она быстро вошла в здание лазарета и вдруг встретилась взглядом с серыми глазами – теплыми и добрыми, которые совсем не вязались с этой войной, и воем канонады, и смертью… Мужчина у окна широко улыбнулся и подошел к девушке: - Как тебя зовут, сестричка? Сестричка… Так неожиданно мягко и тепло… Сестричка… Он, разумеется, имел ввиду сестра милосердия, медсестра…Да какая разница? Всё равно приятно. - Анна. - Очень приятно, Анечка. А меня – Владимир… Капитан Владимир Платонов! – юноша по-военному отдал честь белокурой медсестре и лукаво улыбнулся: - Будем знакомы? - Конечно!.. – впервые за долгие месяцы этого кровопролития Анна весело и звонко засмеялась, ощущая, как оживает, вновь начинает биться ее ледяное сердце. Капитан Платонов оказался новым командиром медсанбата, присланным вместо погибшего недавно майора, врача со всесоюзным именем Ильи Петровича Штерна. Владимир был среднего роста, с выразительными серыми глазами и светловолосый, веселый, умный добрый парень. Отличная учёба в школе и университете, комсомол, а потом и партия, блестящая защита по нейрохирургии – перспектива стать академиком в весьма юном возрасте. В 1941-ом – тыл, работа на благо Родины. И вдруг – непонятное, необъяснимое желание пойти на фронт. И «странная» цель – помогать людям! Едва ли родные, друзья и коллеги поняли сей благородный порыв. Пожалуй, до конца его поняла только Анна, ведь и сама она была такой! То, что вспыхнуло между ними в военном госпитале на подъездах к Сталинграду зимой сорок третьего, нельзя было назвать любовью. Нет, не совсем так: Владимир Платонов любил девушку всем сердцем, носил на руках и таял от мысли, что его чувства взаимны. Все вокруг умилялись, глядя на прекрасную молодую пару. И только сама Анна, смеясь над его шутками и радуясь его победам, все отчетливей понимала, что любит в нем только имя, а когда смотрит в добрые серые глаза, видит другие, совсем другие – пронзительные и резкие, холодные, как сталь, но бесконечно родные – любимые глаза. И эта мысль, незваная, нежеланная, жгла огнем изнутри, словно пламя не знающих жалости адских «катюш», наводивших ужаснее только на врагов… И всё-таки, вопреки этим полузабытым чувствам, вопреки своему глупому сердцу, она сказала «да» на предложение капитана Платонова. В маленьком помещении у операционной под дружеские тосты и смех сослуживцев, под дружное «горько» сыграли скромную военно-полевую свадьбу. И Анна дала себе слово, что станет счастлива – хотя бы с этим Владимиром. Но судьба распорядилась иначе. Той же ночью невесть откуда взявшийся немецкий асс сбросил бомбы, целясь по красным крестам. От всего госпиталя осталось лишь пепелище, полуразрушенная стена операционной, куда срочно вызвали молодого мужа буквально со свадебного застолья, да разбитое сердце Анны Долгорукой, теперь Платоновой. Мысли о погибшем муже, единственном друге, встреченном на пыльных военных дорогах, не дали полностью насладиться даже радостью Победы. Но эта свадьба – не нужная и ни к чему не приведшая, дала новый шанс навсегда порвать с прошлым. Анна Владиславовна Долгорукая полностью превратилась в Анну Платонову, под Берлином трагически погибла в перестрелке, но тело так и не нашли боевые товарищи. А через много лет к доктору Бариеву, теперь уже профессору, а в далёком сорок пятом простому военному хирургу после коротких медицинских курсов, чудом выжившему в бомбежке госпиталя под Сталинградом, пришла молодая красавица и попросила помочь с документами. Она показала старое письмо давно погибшей матери, фотокарточку отца, документы о браке, объяснила, что всё это ей отдал директор детского дома, в котором она воспитывалась. Что всё это оставила ее мать, уезжая на фронт. Что никаких других сведений у нее нет. Растроганный Яков Захарович сразу же вспомнил улыбающуюся медсестру, на которую была удивительно похожа девушка, и бравого капитана-медика, так рано погибшего. Он пообещал помочь, тут же позвонил знакомым. Все необходимые документы были оформлены - и так в Московском университете в 1965 году появилась студентка Анастасия Владимировна Платонова. Потом был еще не один университет, и годы упорной учебы, и тысячи книг, и сотни дел, виртуозно выигранных молодым перспективным юристом. И разные города, и разные страны. Но она так или иначе оставалась уже Анастасией Владимировной Платоновой – будто бы и не было хрупкой белокурой прелестницы, наследницы румынского трона, выросшей в старенькой забытой усадьбе… За окном забрезжил рассвет. Новый день стучится в окна тонкими молоденькими ветвями клёна. За окном цветет май – а жизнь несется вперед. Только не ее жизнь! Девушка встала из своего мягкого уютного кресла и затушила дымящиеся свечи. В вязком предрассветном сумраке нечеткие очертания предметов выплывали, словно из тумана, словно из забытья. Девушка пошла к зеркалу и всмотрелась в неясный блеск амальгамы: «Слава Богу, и здесь ты не пошла в отца… Он-то не виден в зеркале… Было б гораздо труднее и это скрывать от окружающих тебя смертных. Ты и так другая. И судьба твоя, утратив всё и всех, даже свое настоящее имя, век вековать Анастасией Платоновой». И зеркала слабо блеснуло в ответ: «Бедная, бедная Настя…» Но прошло несколько часов – и полностью проснувшийся город погрузился в свои обыденные проблемы. Как всегда, черный БМВ подъехал к зданию городской прокуратуры, и маленькая голубоглазая девушка, сильно хлопнув дверцей, приветливо кивнула засмотревшемуся футбол дежурному. Почему люди так безответственны? Делают, что хотят, на рабочем месте, и называют это «трудом в поте лица». Странно, неужели, чтобы понять сию истину, нужно родиться дочерью графа Дракулы? «Жжжжесссстоко, но так жжжже и есссссть!» - прожужжала над ухом Анны маленькая мушка, уже, видимо, проснувшаяся от ласкового весеннего солнца. Девушка быстро выбежала на улицу, сжимая в руке разрешение на подписку о невыезде для Николая Савичева. В этот момент назойливый звонок на мобильник разрушил все планы: ну конечно, шеф! Владелец их юридической конторы и по совместительству ее звезда Алексей Дмитриевич Долгорукий был ее дальним родственником (настолько дальним, что и не подозревал, кого держит на работе в качестве лучшего сотрудника). Представительный и серьёзный, фанатично преданный своему делу, он по праву очень много лет считался лучшим адвокатом Северной Столицы. Единственным его недостатком, на взгляд Анны, было ретивое желание защищать всякого, кто больше заплатит. Вот и сегодня она потратила чуть ли не целый день, безуспешно пытаясь отказаться от нового дела, нюхом чувствуя зло, исходящее от респектабельного клиента, немецкого бизнесмена, арестованного Интерполом за темные делишки международного масштаба. Мерзко-то как! Анна нервно передернула плечами – то ли от порыва вечернего ветра, то ли от воспоминаний. Господин Кайзерлинг говорил на чистом русском, искренне и открыто уверял, что его подставили злостные конкуренты. Но ОНА же знала всё, понимала всё, и на каждое его слово душа протестовала: «Ложь! Ложь! ЛОЖЬ!!!!» (а где-то на задворках сознания маленькая девочка прижимала к сердцу дневник в кожаном переплёте и тихо шептала: «Спасибо, папа…») Да уж, подобное общение не располагает к хорошем настроению… Но, пожалуй, не стоит еще раз разбивать любимую машину. Анна решила быть осторожней за рулем и притормозила на красный, пропуская несущуюся по проспекту такую же чёрную, как у неё, дорогущую Феррари. Спортивный вариант. «Вот так летит время – неумолимо быстро. Я же стою на перекрёстке, и мне вечно светит красный… А жизни вокруг сменяют друг друга, нанизываясь на бесконечность, словно звенья одной большой цепи… Как неразлучные, навеки сплетённые звенья…» - подумала девушка. «Как звенья…» - подхватил обрывок чьей-то мысли молодой человек в несущейся по ночной дороге Феррари – и в его серых глазах вспыхнуло дерзкое и неукротимое пламя, порыв ветра, влетев в открытое окошко машины, растрепал вороную челку, а на красиво очерченных губах заиграла загадочная полуулыбка… Глава 12 Тихо-тихо, незаметно и как бы невзначай, на небе начали гаснуть звезды. В предрассветном сумраке растворились тысячи ночных звуков, таких привычных сердцу и до боли знакомых. Совсем скоро дневная суета поглотит этот город, и ему придётся ждать вечерней прохлады в полумраке гостиничного номера. Молодой человек вздохнул и вышел на балкон: где-то далеко внизу сверкали запоздалые огоньки, прощались загулявшиеся пары, а вдали, в туманной дымке, было видно, как сводятся мосты над Невой. В этот час как-то по-особому ощущалась невероятная тоска, уже столько лет сжимающая сердце, - то давали о себе знать горечь и одиночество. Странно… Бывали времена, когда ему нравилось путешествовать по миру, когда компания друзей и шумные празднества занимали его всего, а сотни красоток, наперебой вешающихся на шею и жаждущих его любви, придавали жизни особенной остроты и пикантности. Сейчас Владимиру казалось, что всё это было не с ним, что на самом деле ОН никогда не стремился ни к ветреным девицам, ни к кровавым пирам. Где-то в глубине его темной души жил маленький мальчик, грустно смотревший вслед уезжающей карете, надеясь, что отец скоро вернется и жизнь пойдёт своим неспешным чередом. Почему именно в последнее время он начал задумываться над этим? Да наверно, просто вырос – и мир стал совершенно другим, новым и отдалённым, как эта быстро меркнущая лунная дорожка на реке. Вдруг воздух задрожал как-то совершенно по-особенному, кожу ощутимо обожгло, будто каленым железом, и рука непроизвольно отдернулась, выпустив сигарету – задумавшийся Корф не заметил, что на востоке показался первый солнечным луч. Пришлось немедля возвращаться в полумрак комнаты. Эти гостиницы порядком надоели! Последнее время ему то и дело приходилось колесить по свету, собирая остатки древнего могущества Дома Дракул: старинные книги и манускрипты, хранящие мудрость предшествующих поколений, и не менее старинных друзей Влада, когда-то разбежавшихся куда глаза глядят от надвигающейся беды. Крысы, мерзкие и трусливые! Он ни по чем бы не стал их искать и тем более просить вернуться домой, в родной Брашов, не попроси его об этом дядя. А ведь именно из-за них жизнь Владислава подверглась опасности во второй раз. Владимир прилёг на кровать. Прохладный атлас приятно коснулся кожи, а солнечные лучи, задорно переговаривающиеся за окном, навевали сны… Или воспоминания. Владимир предпочел второе… Прикрыв глаза, он вновь окунулся в таинственную и тревожную атмосферу румынского городка, в котором провел большую часть своей проклятой жизни. По крайней мере, когда-то он так считал. И ненавидел всех и вся – отца, Владислава, его солнечную белокурую дочь – за своё никому не нужное существование. Это продолжалось довольно долго. До тех самых пор, когда впервые нависла угроза потерять всё… … В то утро, не обещающее солнечного света, Владимир возвращался в замок после очередной ночи раздумий в местном борделе (куда бы еще занесло молодого вампира, желающего забыть о проблемах и подумать о вечном?) Разворачивать крылья не хотелось, да и люди, сновавшие вокруг – кто на работу, кто на утренний променад – не располагали к такого рода откровенностям. Он и сам не понял, как забрёл на отдаленную аллею старого парка, веками хранившего историю этого своенравного города. Отдаленные приглушенные звуки, отголоски чьих-то слов, слышались из зарослей сирени. И вдруг сознание озарило вспышкой узнавания – он ПОМНИЛ этот голос, резкий и глухой, ровный, но жестокий и отталкивающий. Голос Владирада Дракулы, герцога Валахии, младшего брата Владислава. Никак герцог не мог находиться в Румынии, изгнанный за попытку убить Анну, и первое, что должен был сделать Корф-младший, так это немедленно доложить охране замка о нежеланном визитере. И всё же Владимир позволили себе прислушаться, и короткого мига хватило, чтобы понять: Владирад готовил восстание. Позабыв о своей вечной меланхолии, о людях, которых можно было встретить в этом же парке, о якобы испытываемой к Владиславу неприязни, Владимир воззвал к древним силам Чёрного Дракона, и крылья, темные, как ночь, подняли его над землёй. Он успел вовремя: конвой в замке Владислава должен был смениться с минуты на минуту, и тогда наступили бы несколько мгновений полной незащищенности. Но этого не случилось – и атака врага была отбита. В том бою Владимир Корф повзрослел на много лет и вмиг превратился из скучающего красавца в воина-защитника. В воина Ордена Чёрного Дракона, души дома Дракул. Преступный герцог был схвачен и предан наказанию, непревзойденному в своей жестокости: он превратился в черный пепел на крыше городской ратуши. Пригвожденный к центральному шпилю за несколько часов до рассвета, он долго пытался оправдаться в глазах карауливших его стражей. Безуспешно: все они, как один, были верны графу. А потом… взошло солнце, и медленно, томительно, немилосердно, сантиметр за сантиметром оно сжигало бренную плоть вампира, превращая ее в горстки золы на старой черепице, освобождая тысячи невинно загубленных им человеческих душ. Владимиру довелось присутствовать на месте той мучительной казни. Впервые в жизни увидев смерть так близко, он понял, КАК нужно ценить каждый прожитый день. Тогда-то исчезли из его жизни кровавые коктейли по ночам и своры пьяных дружков-вампиров, прожигающих время в бесплотных развлечениях. Вспомнились слова Владислава: «Ты – не такой, как они. Ты совсем другой, мальчик мой!» И он принял эту свою природу – теперь безропотно и смиренно. Единственным, чего молодой Корф так и не смог принять, было навязчивое сватовство дядюшки. Кроткая юная графиня, живущая в глуши российских селений, не вызывала ничего, кроме непонятного отвращения. Раздражало в ней абсолютно всё: и эта ее покорность судьбе, и небоязнь солнечного света, и восторженный взгляд фиалковых глаз, направленный на него в тот памятный вечер. Тогда Владимир еще не понимал основной причины своей неприязни к Аннушке Долгорукой. Вера Луаре, его мать, была смертной, но Владимир не помнил ее, а сам, вырастая среди вампиров с их понятиями о чести и кровном братстве, никак не мог понять, чем именно неприметная княжна Лиза заслужила любовь могущественного бессмертного графа. Как мог он, властитель сил тьмы и гроза рода человеческого, чье кровожадное племя веками питалось чужими жизнями, отдать свое сердце простой смертной и произвести на свет дочь, так же не похожую на ночного демона, как не походит зимняя снежная буря на лёгкий летний ветер с южных краёв. Прошло время, и Владимир решился задать Дракуле этот волнующий его вопрос. А услышал тихий и немного грустный голос князя тьмы: - Ты просто никогда еще не любил, Володя… Но воспитаннику нашлось что ответить: - Ты не прав. Как же Камилла? Мы с ней были вместе десять лет – и только смерть смогла забрать ее у меня. Я до сих пор не могу себе простить, что опоздал на встречу, ставшую последней. Если бы я был рядом, никакой укушенный нее смел бы притронуться к леди Бранкович! Если бы… - Если бы ты любил ее по-настоящему, Владимир, Камилла Бранкович была бы жива, вы были бы вместе! Или я не знаю, что весть о ее смерти застигла тебя в постели с ее же сестрой? – граф недовольно фыркнул и отвернулся к камину, бросил взгляд на пылающие поленья, отчего языки пламени вспыхнули ярче прежнего. – Если бы ты любил ее, мальчик мой, ты бы вернулся именно тогда, когда ей понадобилась помощь, и отвел бы руки смерти от ее сердца. Она бы не отказалась… - и вздох, горький, словно полынная настойка старухи Сычихи, напомнил Владимиру о том, что ему доводилось слышать о смерти Лизы. То был первый раз, когда Корф испытал к ней что-то наподобие уважения. А потом снова медленно и размерено поплыло над голыми скалами, окружающими замок, время. Молодого барона поглотили повседневные хлопоты, любимые книги и воспоминания о родителях, а Владислава – бесплотные поиски дочери. Как назло, Анна будто в воду канула: даже голос крови не подсказывал Дракуле, где она может быть. Увы, в девочке было слишком много человеческого. Она словно растворилась в людской толпе, в мире, который сама выбрала, оградив себя от отцовского наследия. Поглядывая время от времени на хмурого взволнованного графа, Владимир убеждался, что тому не чужды горести и печали, считавшиеся уделом смертных. «Да ты ведь и сам такой!» - иронично нашептывал внутренний голос. И со временем вампир понял, что в целом мире у него не осталось никого ближе мрачного дядюшки. Он находился рядом всегда – и вселял уверенность в завтрашнем дне и желание бороться со злом, столь далекое другим вампирам, но такое близкое и понятное барону Корфу. Но однажды сей тихий мир почти что рухнул. В то время трещали по швам жизненные устои во многих людских державах. Грянуло время великих перемен. Вампиры всегда пытались находиться в стороне от человеческих распрей, вмешиваясь лишь в том случае, если над ними самими нависала угроза. Так прошли сначала Первая, а потом и Вторая Мировая война, за ней же – недоразумение, названное войной Холодной. Вот уж чего точно не мог понять Владимир – так это зачем бередить старые раны еще не оправившегося после кровопролитий сороковых годов человечества обещанием новой войны? А года летели дальше, и вот пришел час подводить итоги двадцатого века. На то время он уже был Хранителем ордена Чёрного Дракона – выше него в священном Ночном синоде стоял только сам граф. В мирное время в обязанности Корфа входила лишь охрана замка и его венценосного хозяина. Но близилось время смуты… Со стороны Карпатских гор всё чаще веяло могильным холодом. Такого не было уже много тысяч лет, поэтому даже Влад не сразу понял реальность приближающейся угрозы. То проснулась сила, несоизмеримо могущественная, стирающая всё на своем пути. Древние духи гор, стражи адовых врат, изгнанные с земли, когда-то поклялись, что вернуться. И в безлунную полночь они решили, что это время пришло. Орды врагов, собиравшиеся ворваться в мирно дремлющий Брашов, не думали делить свою власть с непокорным графом. Но как бы то ни было, первыми жертвами этой битвы пали бы люди. Чтобы устоял хрупкий мир между смертными и вампирами, уже несколько сотен лет поддерживаемый Владиславом, чтобы жизнь, к которой он уже успел привыкнуть, продолжила свой неспешный бег, и взошло солнце, которое было для него недосягаемо, но от этого не менее прекрасно, граф Дракула бросил все свои силы на врага. Увы, многие из его окружения сбежали, покинув каменный замок, и тогда пришло время созвать род Дракул. Давно умершие и павшие прахом в родную трансильванскую землю, древние графы вставали по призыву здравствующего владыки. С ними восставали из пепла их непобедимые армии, а голос Владислава звучал над пустошью трансильванских равнин подобием раскатов грома. Среди полей, забытых местными жителями, на берегах некогда полноводной, а нынче спрятанной под землей реки, сошлись два войска - враждующие силы из преисподней – жестокие и пылающие ненавистью друг к другу. Силами вампиров из замка командовал граф, но в бой их вёл его названный племянник – барон Владимир Корф. Целую ночь не затихала ожесточенная битва, и разогретая сражением чёрная кровь запекалась на лезвиях мечей и сверкающих клыках, затупившихся на краю. Владимир помнил, что каждый миг боя может стать последним из отведённых ему под луной, но он знал: за ним не только воспитавший его граф, за ним люди, не знающие ни о его существовании, ни об этой смертельной битве, а потому безгранично уязвимые в своем невежестве. И если он сейчас упадет на этом поле у границ Брашова, так же упадёт и человечество, предавая себя на вечную службу силам зла. Однако ж, луна хранила своего храброго сына. Он устоял в ту ночь. И первые робкие лучи солнца, решившиеся взглянуть утром на поле брани, уже не застали там темноволосого красавца-барона – на могучих ночных крыльях он устремился домой, и холодный плиты замка Дракул первыми поприветствовали великого победителя… Владимир резко вскинулся в кровати, разрывая тягучую пелену нахлынувших воспоминаний. В этой комнате он был не один. Быстро огляделся, пытаясь почувствовать, кто же посмел нарушить его покой. Никого. Снова прислушался, давая волю своим шестым, седьмым, десятым чувствам. Но вокруг не пахло жизнью. Только лишь розами, тихо умирающими в хрустальной вазе на столе. Тогда почему кажется, что кто-то совсем рядом: только обернись резко – и увидишь таинственного гостя? И тут в тишине комнаты раздался голос дяди: «Владимир, как продвигаются поиски?» Корф судорожно выдохнул и тут же до слуха донесся приглушенный смех: «Неужто испугался, герой Брашовской битвы?» «Тебя ли не испугаться, Великий и Ужасный граф?» - подумал Владимир, - и смех разнесся по всему его существу. Молодой мужчина тоже улыбнулся и продолжил: «Увы, пока что ничем не могу порадовать. Кира Аврама здесь нет». «Ищи, продолжай искать! он обязательно появится!...» - и голос Влада растворился в городском шуме, доносившемся из открытого окна. День уже догорел, последние солнечные лучи растаяли за горизонтом. Владислав прав: пора продолжить поиски. Владимир вышел из отеля и быстро сел в любимую черную Феррари – свою верную спутницу и подругу, с которой не сравнимы были ни былые товарищи, ни мимолетные женщины. Он выехал на автостраду и устремился в вихрь ночной жизни этого величественного города. Сегодня нужно было встретиться с одним знакомым, от которого, хотелось верить, можно получить интересующие его сведения. Рандеву было назначено в ресторане «Монолит» - едва ли на весь Петербург можно сыскать более претензионное и шикарное место. Однако же собеседник опаздывал, а Владимир откровенно скучал: кроме стандартного набора горячительных напитков едва ли он мог что-то употреблять из обычного человеческого меню. Потягивая любимый бренди, Корф следил за посетителями, и перед его мысленным взором вставал ворох мелочных проблем и запросов, низких желаний и потребностей. Вампир резко закрыл сознание: кстати вспомнились слова графа: «Легко заклеймить того, кто ниже, глупее и слабее тебя. Гораздо сложнее его понять и помочь стать лучше…» Барон решил сосредоточиться только на внешних ощущениях: за столиком напротив весело смеялись две маленьких девчушки, а их матери тихо вели между собой светскую беседу; официант учтиво предлагал меню пожилому господину с золотым крестиком, виднеющимся в вороте рубашки; в соседнем зале гуляла шумная компания – мужчины в форме и в гражданском, дамы в стильных нарядах и дорогих украшениях, бросающие томные взгляды в его сторону. Изрядно утомлённый, Владимир быстро встал, бросил несколько крупных купюр на столик и, не став дожидаться официанта, стремительно направился к выходу… Но тут же замер на месте. Оттуда, из вихря веселья и музыки, что царили в соседнем зале, выбежала прекрасная девушка: маленькая и хрупкая, с изящными чертами в обрамлении золотых волос, с бездонными глазами, в которых плескалась невыносимая боль. Владимиру на миг показалось, что на тонких ресничках заблестели слёзы, и до боли захотелось подойти к ней, обнять, отгораживая и защищая от всего мира, увезти с собой и никогда ни на миг не разлучаться… В эту же минуту к незнакомке подошел среднего роста парень, и прозрачные капли непролитых слез высохли сами собой. Он попытался успокоить красавицу, но она лишь устало посмотрела на него. «Саш, ВСЁ в порядке…» - нежный голос звучал, как хрустальный колокольчик, но был тверд, словно непоколебимые твердыни. Отведя в сторону руку навязчивого «Саши», девушка вышла из зала, на ходу набирая чей-то номер, а Владимир так и остался стоять, до сих пор вдыхая нежный аромат ее волос, который он теперь узнал бы среди сотен тысяч других, не менее изысканных запахов. Глава 13 - Мария, успокойся и расскажи всё по порядку! – в трубке только тихие всхлипы… - Мария, я тебе что сказала! Немедленно успокойся!!! - Ах, Анастасия Владимировна! Ну как же так? Ведь вы же почти вытянули его оттуда! А теперь – что теперь? И его невиновность вы бы доказали на раз – вы всегда так делаете: стоит только щелкнуть пальцами – и вашего клиента оправдывают! - Маша, успокойся. Сиди дома, а я сейчас буду! Анна быстро отключила телефон: ничто не должно отрывать ее в такую минуту. Сигнализация тихо пискнула и щелкнула дверца: «Куда едем, хозяйка?» Анна быстро села в кожаное кресло. Сорвавшись с места, машина выскочила на проезжую часть и чуть не сбила «Москвич» на встречной. Ошарашенный водитель, едва переведя дыхание, посмотрел вслед отдаляющейся на бешеной скорости иномарке и от души пожелал ей разбиться или нарваться на ДПС. Но эти мысли, перехваченные Анной, в данный момент волновали ее меньше всего. Разбиться? Было бы даже лучше, гораздо лучше… А так… Ведь это не просто развалилось ее очередное дело! К черту амбиции – они никогда не играли для девушки слишком большой роли. Тем более, когда речь шла о чем-то, гораздо более важном, чем репутация и карьера. Уставшая от своей вечности, вдали от родного дома, чьи холодные стены уже давно перестали хранить незабываемую теплоту маминых рук, отторгнувшая отца, одиночество и боль которого Анна чувствовала даже через тысячи километров, она сегодня, сейчас не выполнила того малого, ради чего билось ее сердце вот уже столько лет! Она не справилась с призванием защитницы! Потеряла, упустила жизнь человека, столь от нее зависящего. И нет в мире никого, кто бы упрекнул ее за это! А жаль: на юридическом языке это – преступная халатность; да она бы себя за такое к смерти приговорила!!!! В этот момент машина въехала в небольшой уютный дворик. Ароматные гроздья черемухи, в которой просто утопало всё вокруг, придавали ему сходство с каким-то сказочным королевством. Под кустами росли дикие желтые тюльпаны – и от этого горьковато-свежего запаха немного кружилась голова. Анне мимо воли вспомнились покрытые желтыми тюльпанами долины древнегреческого рая: асфоделы – цветы смерти, желтый – цвет траура… Среди этой наполненной жизнью природы ей по дороге встречается только смерть!!! Звонить в дверь пришлось недолго. На пороге появилась миниатюрная брюнетка с лицом, слегка припухшим от слёз: - Ах, Анастасия Владимировна, миленькая, я так плакала, так плакала… - Успокойся и расскажи всё с самого начала… - Анна пыталась хотя бы создать видимость спокойствия – помощнице совершенно не обязательно знать, какими горючими слезами рыдает ее душа, от какой пронзительной боли разрывается сердце. Девушка по имени Мария еще несколько раз всхлипнула, шмыгнула носиком и, пригласив гостью в квартиру, быстро начала рассказ: - Его нашли около часа назад… Охранник принес ужин, но не услышал шагов… А ведь Коля… Николай всегда подходил за ужином… Когда камеру открыли – его уже… он уже… остыл… - и Маша снова заплакала, жалобно и тихо, но так, что сердце Анны снова сжалось, и кровь – черная, как ночь – мутными каплями полилась из сердечных ран. Вот только этого никто и никогда не узнает. Для всех госпожа Платонова – леди Справедливость, не видящая ничего, кроме буквы закона, не чувствующая ничего, кроме удовлетворения от побед… Ее маленькая помощница подняла глаза: - Анна, неужели вам совсем-совсем его не жалко? - Этого не должно было случиться, – твёрдо и сухо прозвучал в тишине комнаты звонкий голос. – НЕ ДОЛЖНО было случиться никогда! Анна резко отвернулась к окну – так, как когда-то ее отец – и тесно сжатые губы так же выпустили из своего плена тихий короткий стон боли; и в фиалковых глазах, на миг потемневших в неясном свете луны, отразилась душевная мука. Когда девушка повернулась к собеседнице, всё это уже исчезло – никто не сравнится с Дракулами в искусстве прятать истинные чувства! - Так, Маша, я сейчас поеду в морг, по протоколу проведу опознание и ознакомлюсь с заключением патологоанатома. А ты езжай в следственный изолятор и хорошенько опроси персонал: может, кто-то слышал, видел, знает чего-то… - Ладно… - Мария грустно вздохнула. Ей так и не удалось узнать, что же на самом деле чувствует ее начальница. В очередной раз девушка поразилась выдержке и внутренней силе Анастасии. Кому, как не Маше, знать, насколько привязывается Платонова к своим подопечным, как верит им, как защищает. А этот случай – самоубийство клиента – из ряда вон выходящий. Даже она, видевшая Николая Савичева лишь пару раз живьем да по телевизору в сводке криминальных новостей – рыдала навзрыд, узнав о его смерти. А Анна… Обычный, привычны холодный тон, профессиональная лексика, собранность и трезвость мысли… Неужели она совсем НИЧЕГО не чувствует? неужели ее теплота, привязанность к подзащитным – пустые слова, красивая обвертка для того, чтобы вызвать доверие и переступить еще одну ступень в успешной адвокатской карьере? Мари, задумавшись, машинально захлопнула двери подъезда, кивнула головой походящей мимо соседке и села в БМВ. Анна резко нажала на газ и грустно улыбнулась: «Не только ты так думаешь, Машенька. Все так считают. Именно поэтому я до сих пор одна из лучших: никто и никогда не решится противостоять бесчувственной расчетливой особе, готовой на всё ради достижения своей цели!» И не сразу Анна смогла отделить мысли девушки, сидящей рядом от ее же слов. А Мари уже во второй раз спрашивала: - Как же вы всё-таки узнали о случившемся? - Алекс Романов рассказал. Мы ведь были на юбилее его отца в «Монолите». Николай Павлович, как всегда, пытался сманить меня в свою юридический отдел, а я по привычке любопытствовала, чего он пожалел на образование своего сына – денег или внимания… - Вот всегда вы так… Александр хороший… - робко произнесла Мария, не понимая, за что начальница так невзлюбила своего однокурсника. Тем более неожиданно прозвучали следующие слова: - Да, Саша неплохой. Просто жизни не понимает. К тому же, издеваться над ним такая радость… Он багровеет от злости, но, увы, достойно ответить не может… Так вот. В этот момент ему на мобильный позвонил дежурный по СИЗО и доложил, что произошло самоубийство. Заниматься суицидом, тем более – в тюрьме – не царское это дело! Сама не знаю, что сподвигло Алекса спросить имя заключенного. Узнав, что это мой подзащитный, Романов «поделился новостью». – Анна зябко вздрогнула, вспомнив, как в тот момент не смогла сдержаться – и впервые кто-то увидел ее боль. Она вылетела из зала, на ходу пытаясь найти в сумочке телефон, Сашка выскочил за ней, в шоке от необходимости успокаивать «железную Платонову», как ее дразнили на курсе. Едва удалось спровадить надоедливого парня – Анну и сейчас покоробило от его сочувственного тона. А еще вспомнилось, как жаркой волной накрыл чей-то взгляд. Наверняка, какой-то подвыпивший завсегдатай модного ресторана заметил симпатичную блондинку и осматривал «достопримечательности» ее фигуры. Было бы время – можно найти и обломать прыткого кавалера. Вот только не до него сейчас! Высадив Марию Сергеевну Дармт у здания СИЗО, Анна выехала на проспект и ускорилась: патологоанатом уже наверняка собирается домой, пить чай с ватрушками. К огромному её удивлению, Семен Яковлевич к себе на квартиру не собирался. - Жмуры одолевают…- по-философски изрёк он, снимая перепачканные кровью латексные перчатки. Анна понимающе кивнула и устремилась за доктором в темноту коридора. По сторонам пахло лавандой – сильно, резко запах смерти бил в нос, закрадывался в сознание, пытался прорваться в чувства и мысли молодой графини, напоминая о её истинной сути. Анна в очередной раз пожалела о своих способностях и позавидовала людям: уж лучше слышать запах формалина, чем эту мерзкую удушливую лаванду! А меж тем Семен Яковлевич нажал какую-то кнопку – и двери со скрипом открылись, впуская двух посетителей в царство Танатоса. Посреди скупо освещенной комнаты на большом железном столе лежал Николай Савичев, Коля, которому Анна дала слово вытащить его из тюрьмы, доказав непричастность к двойному убийству. Вернее, это уже был не тот человек, в глазах которого Ане с первого взгляда удалось рассмотреть его невиновность. Это было просто холодное безжизненное тело, ничем не связанное с этим миром – с ароматами трав на пригородных лугах, с цветущей вокруг весной, с теплыми водами тихо плещущей в своих гранитных берегах реки. Просто труп, не способный на чувства. Жалела ли его Анна? Уже нет! Теперь он не оплакивает погибшую жену, не пытается понять, кто же лишил ее жизни, не ведает больше боли – теперь бессмертной Анне Долгорукой впору позавидовать своему бывшему клиенты и отпустить его бесплотный дух в высшие миры, где, наконец, в огне эмпироса он встретится с духом любимой жены, и поцелуй, горячий и жаркий, словно пламя пылающего рядом солнца, унесет их в вечность… Обоих… Вместе… Навсегда… - Видите ли, Настасья Владимировна, сомнений нет: это стандартный банальный суицид… - заключил эксперт. – Несомненно, смерть наступила в результате асфиксии. Как утверждал следователь, сопровождавший тело до моего уютного гнёздышка, ваш подзащитный, смастерив нечто наподобие веревок из белья и личных вещей, повесился на решетке окна. Я исследовал труп. Характер повреждений говорит о том, что повесился он сам – без посторонней помощи. - Я понимаю… - тихо произнесла Анна, пытаясь собраться с мыслями и объяснить хотя бы самой себе причины этого самоубийства. Патологоанатом продолжал еще что-то говорить с использованием столь знакомой ей медицинской терминологии, но девушка даже не пыталась его слушать. Кивая из вежливости головой в подтверждение слов старика-доктора, чьему отцу она была обязана свом новым именем, Анна уже просчитывала в уме десятки возможных вариантов и ситуаций, ходов, которые нужно предпринять, чтобы понять это дело, раскрывая свое сознание, открывая возможности и способности, подаренные отцом. Поблагодарив Семена Яковлевича, она в скором времени вышла из здания городского морга и направилась на место смерти Николай Савичева. Ее встретили хмурые стены старой тюрьмы и не менее хмурая Мария. Оказалось, что никто ничего не знает (как всегда!) – только один из охранников – вроде бы – слышал, что пропустили какого-то человека, имеющего разрешение на свидание с подследственным из прокуратуры. Кто этот человек, как он выглядел, кем было подписано разрешение и – уж тем более - кто пропустил его к Савичеву – НЕИЗВЕСТНО! Раздосадованная, Анна решила сама осмотреть камеру умершего. Пожилой охранник сдвинул плечами: - Как знаете, Анастасия Владимировна… Только всё уже убрали, даже пол помыли… - Уж разберусь как-нибудь! – бросила через плечо девушка и потянула железный засов. Ой, не зря все чувства и ощущения приказывали ей посетить эту камеру-одиночку в восточном крыле! Да, работники могли вынести тело и смыть грязь с пола, снять веревку, отобравшую жизнь у славного доброго Коли. Но они не были в состоянии смыть, вынести, выветрить вместе с затхлым воздухом воспоминания о последних минутах умершего здесь человека, впитанные этими каменными стенами, видавшими многое на своем веку. Анна прикрыла глаза и мысленно пошептала: «Я должна знать…» И холодные плиты дружно ответили: «Мы готовы… Мы всё-всё расскажем, графиня…» Глава 14 Невероятно! Немыслимо! Просто невозможно!!! Едва ли следя за дорогой, Анна мчалась по трассе навстречу алеющей заре. Пламя восхода отражалось в оконных стеклах, а в ее душе горел настоящий пожар. Так вот что произошло в камере Савичева! А она никак не могла понять, почему Николай решил покончить с собой, и это тогда, когда подписка о невыезде уже лежала в кармане его адвоката – у НЕЁ в кармане! Как же Анна жалела, что так и не успела завезти бумагу вчера. А всё шеф с этим своим мерзким Кайзерлингом – отняли драгоценные три часа, и время посещений закончилось. Даже для адвоката! Знала бы она, что потеряет гораздо больше - плюнула бы на процедуру и добилась внеочередной встречи с подзащитным! Только теперь уж поздно – ничего не изменить… Будто приговор ей самой, звучали в ушах безмолвные рассказы тюремных стен… У Николая действительно был посетитель. Он пришел около полудня и, немало заплатив охраннику, назвался двоюродным братом, действительно предъявил разрешение, подписанное работником прокуратуры, разрешил себя обыскать – ровным счетом ничего подозрительного у мужчины с собой не было. Мобильный телефон и ключи от машины он оставил у охранника и вошел в камеру… Что было дальше, никто не мог знать, только мрачные каменные плиты, у которых от Анны не было тайн. Тот человек оказался вовсе не братом. Это и был настоящий убийца – один из них, бывший одноклассник, бывший друг, бывший партнер по бизнесу, несколько лет обдумывающий коварный план мести… Это по его приказу жену Савичева отправили на тот свет, а рядом положили труп ее сотрудника – чтобы подсказать следствию мотив: убийство на почве ревности. Все детали были просчитаны с ювелирной точностью: даже у опытного оперативника, приехавшего по анонимному звонку, не возникло подозрения, что двойная «бытовуха» была лишь спланированной операцией. А всё для того, чтобы разрушить жизнь порядочного бизнесмена. Коварный друг, которого Николай называл Серегой, сначала считал, что Савичева достаточно будет просто сгноить в тюрьме. А потом нарисовалась адвокат Платонова, и взялась за это безнадёжное дело. А она ведь никогда не проигрывает! Сергею довелось припомнить все свои связи, чтобы «добить» бывшего друга. Но расчет оказался верным: пережив все тяготы тюремной жизни, позор и унижение, Николай не смог вытерпеть того, что это он виновен в смерти жены, что месть ЕМУ лишила любимую жизни… Анна резко притормозила у маленького уютного кафе. Она первый раз за столько лет практики ТАК потеряла клиента. Что ж, надо его хоть помянуть по-человечески. Кофе и рюмочка коньяка. Лимон с сахаром вместо закуски. Он же – вместо завтрака. Сейчас, после всего, нет смысла кричать на каждом повороте о невиновности того, чей пепел уже завтра развеют над двором крематория. Она не смогла его ни уберечь, ни защитить. Испуганный охранник, виня себя в произошедшем, никогда не признается, что пустил кого-то в камеру. Да и реальных доказательств этому не найти. А надо ли? Ведь отныне для всех он останется убийцей, не выдержавшим бремени собственной вины. Зато там, в вышине, его судьба – провести вечность, целуя любимую. И понимание этого немного успокаивало светловолосую красавицу, пьющую кофе в кафе у гостиницы. А в это самое время с балкона одного из верхних этажей всматривался вдаль чей-то серый взгляд. И этот взгляд был направлен на неё – на неё одну. Даже Анна с заостренным чутьём полувампира не улавливала его, не говоря уже о людях, быстро пробегающих по тротуару, спешащих куда-то и не видящих под час дальше собственного носа. Владимир внимательно смотрел на девушку внизу. Вчера вечером ему показалось, что жизнь закончилась, когда она поспешно выбежала из ресторана. Кто же расстроил маленькую красавицу, из-за кого слезы блестели на ресничках, а сердце рвалось на части? Корф своими руками разорвал бы негодяя в клочья, но так и не решился проследовать за своей белокурой мечтой. Он еще долго скитался по пустеющим улицам, пытаясь уловить легкий аромат ее волос, ее тела, но томно улыбающиеся ему незнакомки вызывали омерзение. Ни одна из них не была столь изящна и грациозна, столь нежна, изыскана, восхитительна… Барон оборвал себя, как только понял, то несет сентиментальную чушь. Он жил слишком долго и видел слишком много, чтобы вот так, с первого взгляда, влюбиться в смертную незнакомку. И всё же глупое сердце не переставало ныть упрямо и горько – о той, едва обретенной и сразу утраченной. Так прошла вся ночь. Задумавшись, барон даже не кивнул в знак приветствия швейцару, который услужливо открыл ему дверь. Вернувшись к себе в номер, Владимир долго сидел с бокалом коньяка, задумчиво наблюдая, как загорается на востоке пламя весенней зари. В какой-то миг ему показалось, что он уже очень давно знает эту девушку. Но тут же подобные мысли были отброшены: не мог бы он забыть эти прекрасные лучистые глаза, этот нежный взгляд из-под полуопущенных ресниц, овал лица, точеные черты, чистый запах ее души… Если бы – невероятно, невозможно, но всё же – если б они встречались, Владимир наверняка запомнил бы и запах ее крови – теперь ему ни с чем не спутать эту терпкую смесь кофе, мартини, цитрины и базилика. Ему никогда не забыть запах свой любви – первой и последней, единственной настоящей. И вдруг этот призрачный запах – легкий, едва уловимый – ворвался в комнату из открытой настежь балконной двери. Она выходила на запад, скрывая утреннее солнце, а значит, он мог выйти на балкон, не опасаясь сгореть заживо в лучах рассвета. Впрочем, меньше всего в тот момент Владимир думал о собственной жизни. Едва уловив запах девушки, он выскочил на балкон – и чуть было не выпустил свои тёмные ночные крылья: внизу, в маленьком неприметном кафе за столиком со стороны улицы сидела ОНА! Перед ней стояла чашка черного кофе (ну конечно!), спиртное и нарезанный дольками лимон. У нее на сердце была необъяснимая боль – висела тучей, темнее, чем небо над темным замком в Брашове, который Владимир Корф считал своим единственным домом. Но было в девушке еще что-то – неуловимое и необъяснимое. Очень долго барон не мог понять, что же его так настораживает. Он просто всматривался с высоты в милые черты, ласкал взглядом почти прозрачную кожу, представляя, как прикасается к ней – сначала нежно и аккуратно кончиками пальцев, потом смелее – скользя руками по плечам и спине, и, наконец – губами, забывая обо всем на свете, заставляя ее забыть обо всём! В этот самый миг словно молния озарила его темную душу – вот что казалось ему странным и тревожным. Даже тогда, в залитом светом хрустальных люстр «Монолите» он не смог увидеть ее мысли. Какие-то обрывки слов и ощущений, тоску, боль – да. Но мысли, желания, страхи и надежды красавицы остались скрытыми для него. Как у нее так получилось – ведь никто не может скрыться от взора вампира?! Или он настолько зависим отныне от прелестницы с небесными глазами, что уже не в состоянии открыть ее душу? Такой расклад Корфу был не по душе. К тому же солнце, упрямо поднимающееся над крышами питерских домов, давало о себе знать: тело начинала окутывать слабость, мозг ощущал, как волны горячки накатывают и накрывают, будто прилив затапливает океанский берег. Неудержимо клонило в сон – и Владимир сдался: вернулся в номер, устало прилег и смежил веки. Последним, что он увидел, проваливаясь в холодную бездну сна, была хрупкая фигурка за рулем черной БМВ на ночном шоссе, размышляющая о том, что события жизни похожи на звенья одной цепи. «Так вот где я мог ее увидеть…» - прошептал молодой барон и окончательно погрузился в сон. Анна же стряхнула с себя чей-то восхищенный взгляд и огляделась: нигде не было того, кто мог бы так на нее посмотреть. Расплатившись с приветливой официанткой, она отправилась в контору. Долгорукий снова пытался уговорить ее взять дела Кайзерлинга, и вновь безуспешно – девушка была непреклонна. «Кремень…» - огорченно подумал Алексей Дмитриевич, досадуя, что надо будет самому браться за проигрышное дело, но в тайне гордясь своей лучшей сотрудницей. Девочка совсем молода, но многое знает и может. К тому же, выпавшие на ее долю события не располагают к эффективному труду. Только Настя слишком горда, чтобы попросит о выходном… Через некоторое время он всё же сам решился на разговор с ней. Анна просматривала электронную почту, когда в кабинет постучали и шеф вежливым голосом спросил, можно ли войти. - Конечно… - растерялась девушка, пытаясь понять причину визита, не проникая в чужие мысли. - Ты ведь всю ночь не спала, Ася, - пыталась разобраться, что же….что произошло СИЗО. Не так ли? – лицо Долгорукого было слегка нахмурено, но на самом деле легко улавливалась отеческая искренняя забота. Анна улыбнулась уголками губ: она так любила эту черту своего непосредственного начальника – прятать за снисхождением сердечную привязанность. Она научилась этому именно у него, еще с институтской скамьи вглядываясь в мягкие черты, чувства и мысли этого смертного, вдыхая запах его крови, такой родной, напоминающей о маме, и запоминая, как надо себя вести в той или иной ситуации. Раньше она была более откровенна: никогда не скрывала истинных чувств за многочисленными масками. Теперь же всё изменилось… - Не беспокойтесь, Алексей Митрич, я в норме. Правда… - и мягкий взгляд подтвердил правдивость ее слов. - Ну, это, бесспорно, хорошо, и всё же, Настенька, ехала бы домой: посмотришь любимый фильм, послушаешь Баха. Или Вагнера. Отоспишься, наконец! Смотри: уже солнце клонится к западу, а рабочий день – к окончанию. И кто упрекнет тебя в прогуле, если сам я отпускаю? – Долгорукий лукаво подмигнул девушке, и ей вспомнилось, как обычно мама уговаривала малютку-Аннушку покушать кашку. А дядя Ваня стоял рядом и улыбался. А за окнами старинной усадьбы догорал закат. И жизнь казалась простой-простой, и быстрой, и веселой! - Ладно, поехала, – как будто к себе обратилась Анна – и Алексей облегченно выдохнул. Наконец-то удалось уговорить упрямицу. Легко и быстро девушка выбежала из зеркального лифта и проскользнула мимо задорно беседующей по телефону барышни с ресепшена на улицу. Весеннее солнце запряталось в вечерние пушистые облака, над Невой клубился полупрозрачный пар, словно дыхание просыпающейся после зимнего сна реки, и холодные еще воды шептали людям тихую песню о своих встречах и прощаниях, о вечной круговерти непостоянной речной судьбы. Засмотревшись на переливы перламутровых волн, Анна брела по набережной и размышляла о бренности бытия. Вокруг сновали пешеходы, то и дело проносились машины, окатывая с головы до ног выхлопными газами и привкусом металла. А так хотелось тишины и покоя, сумрака комнаты, напоенного дыханием страсти, и жарких объятий… Чьих? Девушка попыталась вспомнить, кого она мечтала когда-то видеть рядом каждую минуту, и в этот момент случайно столкнулась с проходящим рядом мужчиной. Быстро извинившись, она подняла глаза на высокого незнакомца и вдруг поняла, КТО стоит перед ней: Анне не суждено было забыть этот удивительный запах, такой родной и близкий, пугающий и манящий одновременно - запах крови Владимира Ивановича Корфа. Столько лет она мечтала еще раз увидеть молодого барона! Столько раз потом пыталась забыть – не счесть тех ее жалких попыток! Сначала она его еще долго любила, надеялась, что мечты сбудутся, он вернется, заберет ее и увезет в далекий край, в страну одинокой глянцевой луны… Потом любовь и нежность были вытеснены ненавистью – такой же сильной, жгучей, неистовой. Анна ненавидела Владимира за то, что он появился в ее жизни, так безжалостно разбив сердце, похитив покой, навсегда забрав возможность любить кого-то другого, даже смотреть на кого-то другого!!! Но со временем Аня убедила себя, что не чувствует к роковому темноволосому красавцу ровным счетом ничего. Н-И-Ч-Е-Г-О! И жила этой уверенность долгое время. Она почти стала женой Владимира Платонова, смогла вытеснить из души воспоминание о бездонных серых глазах… Почти смогла… До сегодняшнего вечера. А повстречала сейчас – и вновь отозвался его пронзительный взгляд целой бурей чувств, неудержимой и вмиг поглотившей всё её существо. Анна резко закрыла сознание, страшась, что непобедимый отцовский воспитанник уже прочел ее затаенные мысли и желания. Но если так, почему же его глаза сияют этим необыкновенным лунным светом? Почему на лице у него не кривая ухмылка, а нежная улыбка, от которой снова, как полтора века назад, тает ее сердечко? Почему же он не показывает всем своим гордым независимым видом, как презирает ее, а лишь восхищенно смотрит и молчит?... Вокруг время бежало свои чередом, а двое влюбленных на набережной не могли оторвать взгляда друг от друга – и весь мир был им не нужен, и весь мир заключался в глазах, горящих напротив! А сколько им еще придется пережить на пути к пониманию, единению, счастью, – то знала лишь восходящая над Петербургом луна… Глава 15 Анна опомнилась первой и, быстро извинившись, проскользнула мимо Владимира, судорожно сжимая в руке ключи от машины. Корф недоуменно посмотрел вслед отдаляющейся девушке, и словно вспышка молнии пронзила воспаленное сознание: «Не отпускай ее! Догони, останови и никогда не отпускай! Ты же видишь: она предназначена для тебя, рождена для тебя – не борись с собой, не иди против судьбы! Вы должны быть вместе!!!» Едва девушка успела открыть дверцу и сесть в авто, она почувствовала, как отражается луна в устремленном на нее взгляде. Покрытый черной тенью ночи, Владимир уже стоял рядом, и его присутствие, которое барон так ловко пытался скрыть, подарило Ане надежду на то, что, возможно, мечты еще могут сбыться – и они будут счастливы под готическими сводами древнего отцовского замка. Улыбнувшись лишь уголками губ, она нажала на газ. И свет первой звездочки – несмелой и робкой – отражался в зеркале заднего вида. А волны шептали ей приветствие, мерно ударяясь о гранит. Тихо рассказывал свои стихи весенний ветер. И так же тихо, неслышно, незаметно следовал за Анной по ночной дороге, невидимый постороннему глазу, одинокий странник, мрачный и прекрасный, как эта владычица-ночь. Где-то перед въездом во двор дома, в котором жила Анна, темная тень Владимира растворилась в сумеречном тумане – и девушка грустно вздохнула: «Зачем ты шел за мной? Чтобы в очередной раз увериться, как сильно ты меня презираешь? Узнал меня – и теперь желаешь снова отомстить за дядю Ваню? Ведь ты МЕНЯ винишь в его смерти – мне это доподлинно известно. Разве ты еще не отомстил мне – этими десятилетиями одиночества?» И всё же что-то подсказывало Анне, что она так и осталась неузнанной, что ее темная сущность способна скрыться даже от опытного взгляда отцовского воспитанника. И сердечко обливалось кровью: «Зачем? Ведь теперь мы уже не увидимся… Неужели судьбе мало было моего раскаянья – понадобилось снова свести меня с НИМ, подарить еще один незабываемый миг мимолетной встречи, чтобы потом наступили века разлуки…» Но в отличие от страданий терзающей себя Анны, Владимир точно знал, что теперь никогда не упустит свою обретенную мечту. Немного проследовав за девушкой, летящей в черной БМВ по вечерним улицам, он с горечью подумал, что, увы, не смог вызвать в душе красавицы даже мимолетного чувства. Иначе он ощутил бы сладостное тепло, которое разливается по телу, охваченному любовным томлением, и обрывки мыслей, в которых отражался бы его горящий желанием взгляд, и легкую дрожь хрупкого тела – вызванную вовсе не подступающей ночной прохладой. Столько раз ему приходилось это чувствовать, когда очередная красотка томно вздыхала и начинала тонуть в его глазах. Но сейчас – ничего, эта белокурая девушка не чувствовала ровным счетом ничего! Следуя за ее авто, Владимир уже, было, подумал о том, чтобы использовать свой темный шарм, но вмиг отбросил кощунственную мысль: ЭТА девушка должна быть с ним, только если САМА захочет. Целовать губы, одурманенные черной ночной властью, легко, если ничего не чувствуешь, если женщина – просто средство удовлетворения желаний. «А тебя я люблю…» пронеслось в мыслях, и молодой барон сначала едва ли поверил самому себе. Но всё же сомнения очень быстро отступили: он любил – в первый и последний раз в своей почти вечной жизни. И незабываемый миг, когда под мирный шепот волн у старинной набережной у него в глазах отразился небесный взгляд – тогда впервые тревожно и часто забилось сердце, от свежести воздуха закружилась голова; в тот миг он впервые за почти двести лет своего существования почувствовал себя ЖИВЫМ! И теперь он ни за что не воспользуется своей властью над душами смертных, чтобы добиться ее благосклонности! Владимир остановился и грустно посмотрел вслед удаляющейся машине, сожалея лишь об одном: он так и не успел спросить, как ее зовут. Зато теперь он точно знает, что нужно делать… Рабочий день близился к концу, когда в кабинет прокурора Александра Николаевича Романова постучали. Чертыхнувшись про себя, Алекс быстро спрятал графин с коньяком в сейф, открыл первую попавшуюся папку с описанием места преступления и с деловым видом стал рассматривать фотографии. Настойчивый стук повторился, и молодой человек, с явным раздражением в голосе (дескать, от работы отвлекают) произнес: «Входите!» На пороге появился высокий сероглазый брюнет в черном костюме штуки за три баксов. Отметить сию деталь Саше было совсем не сложно – его отец и сам предпочитал вещи такого качества, но следователю прокуратуры подобный гардероб не по карману. А слишком явно отличаться от менее обеспеченных коллег Романову не хотелось. Любопытно, что делает в городской прокуратуре мужчина в таком прикиде? Разве что, пришел сдаться, повинившись в уклонении от уплаты налогов или в убийстве своего престарелого миллионера-дядюшки… Молчание нарушил таинственный посетитель: «Меня зовут Корф. Владимир Корф» - произнес он, слегка растягивая слова, с едва уловимым акцентом. - Очень приятно, Романов, Александр Николаевич. Прошу садиться! – молодой человек прятал за официальным тоном некоторую растерянность – цель визита этого Корфа была ему по-прежнему неясна. Владимира весьма забавляли прокурорские мысли – не говоря уже о манере этого смертного держаться и говорить – учтиво, но постоянно пытаясь рассмотреть, о чем же думает, что чувствует его визави. Если барон прав, и этот Романов – парень его красавицы, устранить его будет не сложно. Тем более что девушка явно не жалует этого Сашу - иначе не отвела бы так решительно его руку тогда в «Монолите», не посмотрела бы с холодным высокомерием и не произнесла бы резко «Всё нормально, Саша!». Найти его по запаху крови не составило труда. Признаться, Владимира удивила его профессия. Хотя, это открывало дополнительные перспективы. - Чем вызван ваш визит? – немного неприятный голос вывел Владимира из мрачной задумчивости. Он решил перейти прямо к делу. - Я ваш коллега. Хм… Следователь по особо важным делам из прокуратуры города Брашова. – Корф понимал, что немного рискует, не имея соответствующих документов и зная весьма фрагментарно разнообразные тонкости юриспруденции, но всё же он неплохо разбирался в самой сути сыскной деятельности: столько лет быть Хранителем Ордена Дракона и беречь каменный трон от врагов и недоброжелателей – что-нибудь да значит! - Брашов?.. – Романов пытался наряжено вспомнить школьный курс географии, но, как на зло, ни один город с подобным названием ему не припоминался. – А где это, простите… - и Александр неловко улыбнулся, понимая, что вполне может обидеть гостя неуважением к его родине, хотя на самом деле, просто прогуливал уроки географии, которые вела древняя нудная старушенция. Тогда казалось гораздо интересней попить с друзьями пива, а теперь… - Не переживайте вы так, господин Романов. Город Брашов находится в Румынии, так что вы вполне можете позволить себе не знать о его существовании. – Голос Корфа звучал немного странно, казалось, он обволакивает и заставляет забыть о чем-то важном и существенном. Это витиеватое построение фраз, полупрозрачная, скрытая ирония, раздельно произносимые слова – всё это необъяснимым образом отрывало от реальности и уносило Алекса далеко-далеко, в неизвестность. Теперь стало понятно, почему таким странным показался вид и говор посетителя – он иностранец! А одежда – да мало ли сколько платят следакам в Европе! Тем более что молодой человек аристократической внешности вполне мог помимо карьеры в прокуратуре быть богатым наследником какого-то старинного румынского рода. И в этом они, соответственно, тоже похожи… Владимир, не отрываясь, следил за тем впечатлением, которое возымели его слова и действия на Романова. Главное – не перестараться и не подавить сознание человека слишком сильно! Тогда он превратится в безвольное существо, живущее в поисках подачки со стола своего темного владыки! Барон никогда этим не занимался. И сейчас бы не стал, но стоило этому прокурору попросить у него документы, подтверждающие личность, - и всё пропало! Уж точно нигде там не будет отмечено, что барон Владимир Корф – румынский следователь! Поэтому приходилось снова и снова вливать в сознание Александра терпкий дурман своей власти, чтобы не было лишних вопросов, чтобы не отказал в помощи, чтобы найти прекрасную незнакомку и бросить весь мир – и ночное небо в придачу – к ее ногам. - Хорошо, господин Корф, так чем обязан вашему появлению здесь? - Боюсь, это Я буду ВАМ обязан, если вы мне соизволите помочь… - И в какого рода помощи нуждается следователь из дружественной нам Румынии? - Ищу преступника. – твердо заявил Владимир, сочтя это единственным правильным вариантом в сложившейся ситуации. Он пока точно не знал, какого преступника ищет и что тот натворил, но явным было одно: ничто другое не приведет следователя почти инкогнито в чужую страну. Стало понятно, что Романов поверил. - Можете поделиться подробностями дела? - В общих чертах. И немного позже. Надо переговорить с начальством. - Что же так? Шефы думают? – Александру было непонятно, почему бы сначала не согласовать такие моменты с непосредственным руководством, а потом уже обращаться за помощью к местным властям. Как бы поясняя возникшие вопросы, гость небрежно бросил: - Не думал, что мне понадобится помощь. Я всегда решаю все вопросы самостоятельно. - А сейчас? - А сейчас – не вышло! – тон, не терпящий возражений, немного раздраженный, покоробил Алекса. Но, сам не задумываясь, почему, он произнес: - Не беспокойтесь, говорите с начальством. Думаю, что вполне смогу вам помочь – выделю персонал, начну параллельное расследование. Когда вы сможете посвятить меня в детали дела? - Завтра. В это же время. Если необходимая информация появится раньше, я позвоню. Всего доброго. – И Корф, быстро встав, дернул за ручку двери и шагнул в тень. Когда он проходил по мрачным коридорам здания городской прокуратуры, свежий морозный ветер врывался в затхлый воздух годами не проветриваемых помещений, и весеннее первое тепло отступало под дыханием вдруг вернувшейся седой зимы. И каменные плиты под ногами шептали Владимиру о тех историях, которые блуждают по этим лабиринтам – и нет им счастливой развязки. Одной из таких историй было дело о двойном убийстве – жены бизнесмена и ее любовника, обвиненный в котором муж убитой недавно покончил с собой в следственном изоляторе. И словно в подтверждение рассказа старого здания Корф услышал «А что с делом Савичева? Уже кремировали??? Быстро! Быстро, говорю! Платонова, наверняка, локти кусает – у нее же никогда еще клиент руки не накладывал! Бедная-несчастная Анастасия Владимировна!.. Ха! Будет знать, как защищать убийц и негодяев!» И что-то неясное, смутное, непонятное до конца отозвалось в сердце барона, когда он услышал это имя. Повинуясь какому-то едва объяснимому порыву, он набрал телефонный номер того самого информатора, встречи с которым ждал в «Монолите»: «Мне не важно, удалось ли вам разыскать кира Бранковича. мне нужно две услуги – и можете катиться на все, как говорят у вас в России, четыре стороны!» На вопрос, что же нужно господину Корфу, он ответил: «Удостоверение румынского следователя на моё имя и всё, что можно узнать, об Анастасии Владимировне Платоновой. Срочно! » - и сбросил звонок… **** Весеннее солнце бросало свои косые лучи на кипящий жизнью город. Бесконечный поток людей и автомобилей сновал по улицам, несмолкаемый городской шум поднимался в воздух вместе с клубами пыли и выхлопных газов, а в парках расцветала сирень, заставляя радоваться весне даже этот урбанизированный мир. В темной комнате с опущенными шторами и закрытой наглухо балконной дверью за письменным столом сидел немного грустный молодой мужчина. Его черная челка густой прядью падала на глаза, скрывая мечтательный взгляд серых глаз. Так значит, Анастасия Платонова. Анастасия…Имя древнее и славное, царственное, величественное… Но, увы, совсем не подходящее его маленькой голубоглазой красавице. И всё-таки это она… А тогда, в вечер их первой встречи, она бежала не от навязчивого кавалера, не от предавшего жениха, а по долгу службы – выяснять обстоятельства смерти своего подзащитного. И этот Романов – он ей просто друг, вот и хотел поддержать! Но она слишком горда, чтобы позволить себе слабость – поплакать на плече друга. Ну конечно! Теперь он точно найдет ее. Сегодня же вечером он возьмет свои новые документы, пойдет в прокуратуру и встретится с Александром. Скажет, что ищет настоящего убийцу гражданки Савичевой, что в этом преступлении был несправедливо обвинен ни в чем не повинный человек (ну не может же его Настя, в конце то концов, быть на стороне хладнокровного убийцы!). И они будут вместе заниматься расследованием, а дальше – он завоюет ее сердце и увезет ее с собой, и каменные стены Брашовского замка поприветствуют новую баронессу Корф! Владимир еще раз просмотрел информацию на мониторе: «Блестящая карьера молодого адвоката, построенная только на выигрышных делах»; «Основное правило: не защищать виновных!»; «Хрупкая девушка положила на лопатки прокуратуру»… Теперь ты не одна: я рядом, я помогу и поддержу, и буду терпеливо ждать, пока ты не посмотришь на меня хоть чуть-чуть благосклоннее… И губы барона тихо произнесли в который раз имя девушки, за эти несколько дней ставшей ему дороже всего на свете: «А Н А С Т А С И Я….» **** Пытаясь хоть немного упорядочить мысли после недавней встречи с прошлым, Анна бежала по коридорам питерской коллегии адвокатов. В сумочке огнем горела вырезка из позавчерашней газеты о том, что фирму Савичева, пущенную недавно с молотка, выкупил некто Сергей Писарев – старый знакомый прежнего хозяина. «Серега, Серега, Серега…» - постоянно крутилось в голове, - бывший друг, человек из прошлого… Черт, наверняка же он и есть! Но как доказать его причастность? Что сделать?» Несясь в этой круговерти, Анна не замечала никого и ничего вокруг, когда неожиданно ее кто-то сильно ухватил за локоть, и столь знакомый голос произнес: «Здравствуйте, госпожа Платонова…» Глава 16 - Романов… – голос девушки прозвучал как-то особенно устало. Всё же она измоталась за последнее время. Теперь, по-видимому, предстоит искать этого Писарева! Ну почему она просто не может забыть о деле Савичевых, выбросить его из головы и тихо-мирно жить дальше!? - Привет, Настёна! – Сашка был, как всегда, весел и улыбался во все тридцать два. – Что пригорюнилась? - Ты уж прости, мил друг, не до тебя! – Анна нажала кнопку вызова лифта и демонстративно отвернулась к стене. Романов, хмыкнув в ответ, промолчал. Со всех сторон наступало угнетающее напряжение: оно парило в воздухе, висло мрачным духом над головой и отзывалось неясной тревогой в сердце. Вдруг Анна встрепенулась. Она-то здесь – частый гость, но какого черта в коллегии понадобилось Романову? Насколько ей было известно, ни одно из порученных однокурснику дел не могло привести его в сии стены. Резкий поворот – и блеск синих глаз отразил яркий солнечный луч, лукаво заглядывающийся на прекрасные бегонии, стоящие на подоконнике у лифта. - Чего тебе? - В смысле? – недоуменно поднятая бровь, неподдельное удивление во взгляде… Ну да, конечно, он же ЧЕЛОВЕК – ни тебе чужих мыслей не прочитаешь, ни в сознание не проникнешь… - Что ты здесь делаешь? - А-а-а-а, - задумчиво протянул молодой человек, явно растягивая удовольствие, будто смакуя выдержанный коньяк, - так я тебя ищу… - Любопытно. Зачем? - И в этом вся Платонова: ни тебе «здрасьте», ни тебе «как живешь». Сразу – к делу, и поближе. Ну, просто-таки…. - Сыта! По горло! Твоими сальными шуточками. Еще с университетской скамьи! – отчеканила, как шаги в марше – ритмично и раздельно – барабанной дробью. Романов слегка покраснел: ну почему он, известный повеса и дамский угодник, всегда робеет при одном взгляде на эту красавицу? Чего боится? Отказа? Так он давно уже не претендует на нее. Когда-то на первом курсе он на спор пытался склонить к интиму маленькую «железную леди», но тогда впервые узнал, что такое «нет», и как отражать удар ниже пояса. С тех самых пор она стала его другом – единственным настоящим – хоть их отношения и напоминали постоянные перепалки и турниры острот. И Александр любил ее – по-своему, уже скорее, как сестру, но смертельно боялся, что однажды она унизит его так, что захочется умереть! Своенравная и добрая, тихая и блестящая, безропотная труженица адвокатской нивы и душа компании, скромная девочка и светская львица в платье от Армани и бриллиантах – это всё была одна и та же девушка, Анастасия Платонова. И этот коктейль столь разных между собою граней и лиц, чудом вмещенный в хрупкую блондинку, которая, как казалось, с годами становилась только прекраснее и моложе, - пьянил и восхищал. Его. И незнакомых мужчин на улице. Всегда. Всех. - Прости, Аня, - робко произнес он. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Видишь ли, открылись новые факты по делу твоего подзащитного, земля ему пухом… Я подумал, ты должна знать… Тебе должно быть интересно… С огромным удивлением Анна выслушала сбивчивый рассказ Алекса. Надо же… Писарев – действительно негодяй, и не только она интересуется этой личностью! - Так кто его ищет? Интерпол? - Нет же! Один заграничный следователь! Забыл фамилию – чудная… Зовут, правда, по-нашему – Владимир. И по-русски говорит отлично! - Владимир?... – неясные подозрения закрадываются в душу. Неужели… Нет, невозможно никак! ОН не может быть следователем. Разве что… - Откуда этот Владимир? – голос предательски хочет дрогнуть, но железная воля, воля Дракул, сжимается в кулак и противостоит душевному волненью. - Ой, из… Венгрии, или Болгарии… Точно! Из Болгарии! Нет, из Словакии. Из Братиславы! – гордо произнес Романов наконец-то вспомнившееся название. Увы, на юридическом факультете не изучают географию. Иначе, Анна знала бы: это отнюдь не сильная Сашина сторона… - Из Словакии… - скорее грустно, чем с облегчением промолвила девушка. – Ну что ж, пора бы познакомиться с этим твоим Владимиром. Если он согласен оказать помощь в поимке и наказании преступника… - Вообще-то, это мы ему оказываем помощь. Платонова, он же официально этим делом занимается! А ты – просто адвокат фигуранта. Уже усопшего! А я – вообще неофициально. Так сказать, в рамках дружбы славянских народов. Девушка улыбнулась: - Тебе, определенно, есть чем гордиться! Ладно уж, адепт международных дружеских отношений, поехали! – и они вместе зашли в пустую кабинку лифта, обсуждая планы по разоблачению негодяя. **** Последующие несколько дней над Петербургом стояла унылая погода, и прохладный майский дождь хмуро капал на асфальт улиц и площадей, уныло стучался в затененные облачной пеленой окна и упрямо не пускал на землю солнечные лучи. Владимир подолгу гулял по пустеющим мостовым и паркам, часто останавливался на набережной и вдыхал влажный воздух, в надежде уловить легкий запах ее парфюма, пару раз обошел музеи, посетил библиотеку – книги всегда были основной страстью молодого барона. Всегда – до встречи с хрупкой девушкой одним прохладным питерским вечером. С той самой минуты таинственная Анастасия занимала все его мысли. Определенно, она не походила на знакомых ему смертных женщин: уж слишком усталым был ее ясный взгляд, слишком много опыта светилось в нем, где-то глубоко, на самом дне. А еще – он совершено не мог проскользнуть в ее сознание! Под час этот факт просто бесил Корфа, привыкшего добиваться всего желаемого без лишних усилий. Но здесь же… Иногда ему казалось, что у этой девушки просто нет души – ни чувств, ни эмоций, ни слабостей, что тот вечер в «Монолите» был чуть ли не единственным проявлением ее души, но сей проблеск через какие-то несколько минут поглотила вечная непроглядная тьма… А еще надоедливый Романов, ежечасно твердящий о ней «железная леди», «ледяная Платонова», «девушка-кремень», «девушка-сталь» - слушая такие слова, Корф начинал помимо воли думать, что ему никогда не добиться такой женщины. Кто он – вампир, живущий из века в век с перечеркнувшим судьбу проклятьем. И ему не суждено любить. Однажды, снедаемый подобными размышлениями, он снова вспомнил родителей. Отец довольно часто являлся ему в воспоминаниях и с легкой укоризной говорил о том, чего не вернуть. Но мать, Веру, Владимир предпочел выбросить из памяти. И не потому, что она умерла, лишь подарив ему жизнь: как и все вампиры, он помнил всё и о ней, и об отце, об их семьях и жизни до встречи, об их родителях и древних предках – и так до начала истории двух славных родов. Срабатывала генетическая память – еще одно благо, коего было лишено многим обделенное человечество. Но десятки лет Владимир пытался задушить в себе воспоминания о Вере: она была смертной, слишком просто и банально вампиру – такому влиятельному и могущественному, каким был Иван Корф, - влюбиться в простую смертную женщину. По крайней мере, молодому барону так казалось когда-то. А сейчас… когда и его мысли были заняты малышкой-Асей, едва ли не в первый раз в жизни он вспомнил о матери. И до боли, до спазма в горле захотелось поговорить с ней, просто попросить прощения за столько лет забытья и нетерпимости, за непонимание, за всё… Захотелось прижаться к материнскому плечу и, прикрыв глаза, слушать ее голос, ощущать ее тепло и запах. Он еще помнил его – тот едва ощутимый аромат живой мамы, в последние мгновение перед смертью – и теперь он никогда не захочет его вновь забыть! Владимир прилег и попытался заснуть: в темной комнате было слышно лишь мерное урчание кондиционера да воркование голубей где-то под крышами. Проваливаясь в сон, он прошептал: «Мама…» - и уже во сне красивая темноволосая женщина склонилась над ним, пригладила непокорную челку, поцеловала в щеку, прикоснулась к ямочке на подбородке и тихо ответила: «Я здесь, мой мальчик, я с тобой, всегда с тобой…» Резкий и громкий звонок мобильного вырвал Корфа из пленительных объятий сна. Он рывком встал с кровати и нажал вызов: - Романов, чего тебе? - Мне чего? Это ты там МНЕ? А кто вообще заинтересован в поимке господина Писарева? Это же у вас он провернул квартирную аферу! А у нас – только склонение к суициду, что еще доказать надо! И то не факт, а платоновские бредни! - Не сметь! – барон и сам едва ли поверил, что так грубо прервал тираду прокурора, ясно понимая, что с его званием (а он же не мог назваться Хранителем Ордена – пришлось стать простым капитаном!) нельзя настолько хамить прокурору! Но ничего с собой поделать он не мог – Анастасия стала всем в его жизни, и за малейшее неуважение к ней Корф готов был карать на горло! Но тут же признал, что при таком раскладе лучше попросить прощения за непозволительную дерзость, и сослался на мигрень. Романов, видимо, сильно обиделся. Пришлось напрячься, чтобы через несколько километров утихомирить своей темной силой не в меру разбушевавшегося русского парня. Сошлись на таком привычном для Владимира в этой стране «С тебя причитается!». И договорились встретиться вечером, чтобы обсудить дело Писарева детально. Оставалось несколько часов, и Владимир отчего-то начинал нервничать. Вопреки тому, что Романов целиком и полностью поверил в его легенду, он так и не познакомил его с Анастасией. Да, они передавали друг другу ценную информацию о фигурантах дела, делились планами относительно дальнейших действий, пытались выяснить, какого же рода деятельность ведет Писарев в этой стране – но ВСЁ через Романова! Корфу уже стало казаться, что Алекс ревниво охраняет покой своей подруги, не желая подпускать к ней чужих мужчин. Хотя надо отдать должное «золотому мальчику» - он постоянно рассказывал «об этой замечательнейшей молодой особе, которая, несомненно, лучший адвокат из всех, что я знаю». И перед мысленным взором Владимира возникала умная и независимая, целеустремленная барышня, несомненно, достойная его звания и титула. Даже Владислав был бы рад видеть такую помощницу в своем окружении. Если раньше Корф опасался гнева своего приемного отца, то теперь был уверен: Дракула примет его и его жену. А если Настя не захочет жить среди вампиров – перед ними весь мир с его прекрасными городами и пышными садами, с его днями и ночами, реками и океанами; а он, Владимир Корф, готов подарить ей каждый дюйм, каждый миг этого многоликого и чудесного мира. Машина с сиреной подъехала к гостинице, в которой остановился барон, через несколько часов. За пеленой дождя было мало что видно, и Владимир скорее своим безошибочным вампирским чутьем понял, что именно сейчас где-то за тучами должно садиться солнце. По-видимому, швейцар в типичном восточном наряде открыл дверцу «Мерседеса», и Корф переступил порог модного клуба. Тут же мужчина окунулся в аромат Востока – терпкий и сладкий одновременно, манящий и обещающий наслаждение. Золотисто-красные занавески и шторы с бахромой, резные украшения, персидские ковры перенесли его в годы безмятежной юности, когда, отдавшись жажде странствий, он курил кальян и совращал молодых и прекрасных турчанок в стамбульских гаремах. Из-за дальнего столика донесся знакомый голос. Изрядно выпивший Романов, а может, и не только выпивший, пытался привлечь его внимание. «И чем здесь занимается эта доблестная русская полиция?» - пронеслась в голове шальная мысль. Но, на удивление, при детальном рассмотрении Александр оказался вполне вменяемым. Да он был, в сущности, трезв. Корф удивленно вскинул бровь, а тот только благодушно улыбнулся: «Шалишь, Вовка, я на службе – не пью!» Нельзя сказать, что барон был против дружеского общения. Но так фамильярно урезанная форма его имени слегка покоробила. - Предлагаю перейти к делу. Какого черта ты меня сюда позвал, Сашка? – казалось, Романову было даже приятно услышать это. Да уж, если в его роду и были представители ТОЙ САМОЙ королевской династии – их всех уничтожили в революционные годы. Сто процентов! - И чего это ты ухмыляешься? Мы здесь только потому, что господин Писарев любит здесь бывать. Никаких иных причин выбрать этот клуб из сотни других у меня не было! Да вон ОН и сидит! - Ну, если так… - задумчиво протянул Владимир, бросив мимолетный взгляд на неприятного мужчину в углу напротив, окруженного толпой бритоголовых охранников и длинноногих красоток. – О, кстати, а как мы собираемся приблизиться к окружению Писарева и взять образец его волос на анализ ДНК? - С чего это ТЕБЯ беспокоит? Ты – то вполне можешь арестовать гада хоть сейчас! Это мы с Настькой еще попотеем, прежде чем доказать факт его пребывания в СИЗО и, соответственно, вину и в смерти Николая Савичева, и в убийстве его жены. - Я знаю. И всё-таки – как? – Корф на какую-то долю секунды даже почувствовал себя неуютно: ведь вся история с квартирной аферой в румынском Брашове была не более чем фикцией, убедительной легендой, позволившей ему участвовать в расследовании, помогая ЕЙ. Убедить Александра оказалось не сложно, используя к тому же свою темную силу. Но арестовывать Писарева, каким бы мерзавцем он не был, Владимир не имел ни малейшего права. Хотя и решил для себя уже давно, что в любом случае накажет этого человека. За то, что из-за него на ресницах любимой блеснули слезы. За то, что много-много лет назад его пра-пра-прадед посмел грязно приставать на постоялом дворе к вдове французского офицера Вере Луаре – ЕГО матери. - Честно говоря, я не знаю, – заявил Романов. – Этим у нас Аня занимается. Он почему-то упорно продолжал называть Анастасию Анной, говорил, что девушка сама всегда предпочитала это имя, и хоть с ним у Владимира были связаны не лучшие воспоминания, пришлось признать, что «Анна» – более подходит к лучистым глазам его любимой. - Хорошо, посмотрим, что твоя загадочная Анна придумает… - начал, было, он, и в этот миг мягкая тягучая музыка заполнила зал. Ее волны накатывали, обволакивали, дурманили – восточная страстная мелодия сводила с ума. Словно зачарованные, все присутствующие устремили взгляды на резную дверь, из которой выплыла хрупкая женская фигура. Золото звенящих монист блестело и переливалось жидким огнем, легкое газовое покрывало, небрежно наброшенное на лицо, отражало свет горящих вокруг сцены светильников, ярко-красные фалды ткани, из которой был сделан сам наряд танцовщицы, сияли прекраснее алеющей ранним утром зари. Юная одалиска скользнула по мягкой ворсе ковра и игриво повела плечом, подходя все ближе и ближе к столику, за которым сидела компания Писарева. Еще одно чувственное движение – и задорно зазвенели монетки на поясе и ожерелье. Глаза в глаза танцовщица и Сергей смотрели друг на друга, а в немом ожидании замерли и его друзья, сидящие рядом, и Корф с Романовым, скрытые полутенью в углу напротив. Девушка наклонилась в такт музыке, ласково касаясь руки мужчины, его плеча, щеки – и отдернулась, резко отойдя к другому столу. Снова зазвенели украшения, свет заиграл в каштановых волосах, стройные бедра задвигались в такт сладостным аккордам. И вдруг – полуоборот головы, она повернулась и, небрежно отведя рукой край покрывала, сбросила его к ногам, на пол, открывая лицо! Владимир судорожно схватился за подлокотники мягкого кресла: это была ОНА – его Анастасия, Анна, его мечта кружила в жарком танце посреди затихших компаний и чужих похотливых взглядов. Владимир следил за маленькой фигуркой, не в силах отвести глаз, и жалел только об одном: что не имеет права сейчас поднять ее на руки и унести с собой – как можно дальше отсюда. В ней сосредоточился весь мир – прекрасный и пьянящий; теперь он не просто любил - он был болен: любовью, страстью, желанием! А музыка все звучала. А девушка всё кружила в жарком огненном танце – и не было его пытке конца-края! А за окнами начинали гаснуть звезды… Конец 2 части (3 часть) Глава 17 Как же тяжело чувствовать на себе всю эту грязь! Как невыносимо, ощущая ее каждой клеточкой, каждой гранью своего сознания, кружить в страстном танце. И ставя мужчин на колени, видеть перед собой только пронзительные серые глаза! Иногда Анне казалось, что они действительно где-то рядом, еще чуть-чуть, и высокий темноволосый мужчина, подойдя к ней, скажет: «Хватит, Анечка, неужели ты думаешь, что ЭТО – единственный способ? Ведь теперь у тебя есть я, а значит – вовсе не обязательно для того, чтобы раскрыть дело, испытывать эту боль и унижение!». Бывали минуты, когда девушке казалось, что пристальный горящий взгляд Владимира неотрывно следит за ней, за чувственными движениями извивающейся фигурки, за блеском украшений, отражающих тусклое сияние светильников, за порывами души, желающей улететь далеко-далеко отсюда и забыться в родных объятьях. И тогда, стиснув зубы, Аня гнала прочь подобные мысли и предчувствия, точно зная, что никогда в этом месте – здесь, сейчас – не бывать Владимиру Корфу, ведь у него есть гораздо более важные и интересные дела. Он – рыцарь Ордена и герой, защитник двух миров, победитель великой битвы. А кто она? Маленькая упрямица, бросившая родного отца, поступившая, в сущности, так же, как много лет назад ее мать – Елизавета… Но вот музыка начала потихоньку смолкать, и повинуясь ей, все медленнее становились мягкие движения. А когда прозвучали последние томительно-нежные аккорды, Анна выскользнула из зала, бросив лукавый взгляд из-под ресниц на своего врага, и увидела, как он ухмыльнулся. В этой кривой ухмылке читалось: «Ты будешь моей, девка!» «Это ты упадешь на колени передо мной, и да свершится справедливый суд…» - улыбнулась Анна его мыслям. Теперь она едва ли сомневалась в том, что накажет негодяя: подобранных во время танца волос вполне хватит для проведения экспертизы, тем более что Романов обещал подсобить со сроками. Да и Настю Платонову хорошо знают криминалисты – не откажут в помощи. Вне всякого сомнения, результаты покажут, что образцы Писарева полностью совпадают с теми, найденными патологоанатомом на одежде Савичева. Видимо, он всё же подходил к Николаю, и всего несколько волос – ее единственное доказательство того, что этот «дружеский визит» состоялся, единственная улика против мерзкого типа, которому она позволила так бесцеремонно себя разглядывать, прикасаться, думать Бог весть что о ней… Анна нервно передернула плечами: не так уж часто доводилось выставлять себя на показ, словно товар. «А я ведь могла управлять мирами!» - почему-то подумалось девушке. Зазвонил мобильный, и Сашка, слегка ошарашенным голосом, высказал свое восхищение ее подходами к методам сыска и добычи улик. - Да полноте, Алекс! Сейчас я отвезу материал криминалистам, а потом заеду к тебе в прокуратуру, окей? - Не вопрос! Кстати, Платонова, будет тебе известно, что наш европейский гость тоже присутствовал при твоем выступлении и, надо полагать, тоже поражен. Он хочет с тобой встретиться и лично высказать… благодарность за помощь в поимке преступника. - Между прочим, не для него старались. И передай своему словаку, или откуда там он, что Писарев – наше дело, и я не собираюсь дать ему улизнуть от ответственности по делу Савичевых! Ни за что! - Смею напомнить, госпожа адвокат, что даже в случае, если пребывание Писарева в СИЗО будет доказано, равно как и склонение к суициду, это еще не значит, что получится связать его с двойным убийством. К тому же, клиент может уйти в несознанку – и мне только лишняя головная боль. Учти, я…. - Довольно, Саш! Я уже почти на месте, выключаюсь! Ждите меня в прокуратуре, с твоим Владимиром я сама переговорю! – не желая слушать дальнейших жалоб Романова, Анна нажала на сброс. Но помимо воли всё же призадумалась: в чем-то Александр прав – ведь вряд ли удастся привязать к делу об убийстве человека, которого, по материалам следствия, в то время и в городе не было. Она-то поймет сразу, виновен ли Писарев, но шестое чувство дочери графа Дракулы тоже к делу не пришьешь. Когда-то получив как часть отцовской силы способность слышать затаенные мысли и желания людей, разговор животных, растений и каменных плит, Анна, впрочем, никогда не строила своих профессиональных побед исключительно на этих умениях. Да, они помогали увериться в невиновности или найти настоящего преступника, но всегда были другие, реальные факты, на которых вырастала грамотная защита, такая, что и комар носа не подточит. Неужели теперь придется?… Когда-то давно Анне довелось узнать, что едва ли есть в мире сила, сравнимая с темной властью вампира. Но даже пробовать открыть в себе такие возможности, а уж тем более использовать их на ком-то казалось девушке абсолютно неприемлемым. Сейчас же, скорее всего, это единственная возможность «убедить» преступника сознаться в содеянном. Но в таком случае – чего стоят годы одиночества, на которые Анна Долгорукая когда-то обрекла себя, чтобы не стать темной княгиней? Ведь применение вампирской силы раз и навсегда перечеркнет их, а самое главное – вернет ее под власть отца, от которого она никогда не хотела бы зависеть. И потом есть Владимир. Его приезд в Петербург – далеко не случайность, скорее всего граф послал его найти дочь, и примени она силу – Корф наверняка почувствует это. Корф… Владимир Иванович Корф… Почему даже сейчас, понимая, что он в некотором смысле для нее опасен, Анна все равно внутренне замирала, произнося его имя. Он – единственный, ради кого она смогла бы бросить мир людей, но нужна ли ОНА ему, такому гордому и независимому! Анна вздохнула – она совсем запуталась в своих желаниях и чувствах. Тем более что машина уже подъехала к зданию центра криминалистики. Набросив на плечи плащ - весенние ночи в этом городе слишком свежи для смертных да и вид неподобающий, ведь костюм восточной танцовщицы по-прежнему жжет кожу своей откровенностью - девушка вышла из машины. В лаборатории о ней были предупреждены: Романов постарался. Пообещали в кратчайший срок произвести все необходимые тесты и отдать заключение. Что ж, чудесно; теперь – на полчаса домой – в душ, переодеться и снова к работе. Надо поблагодарить Санька, и словацкого коллегу, и решить, что же делать дальше в случае, если… Впрочем, об этом не стоит думать сейчас. На улице алое зарево загорающейся зари бледнело за пеленой темных туч. Первые дождевые капли, крупные и немного мутноватые, словно непролитые слезы, падали на камни мостовой. Утро нового дня снова начиналось с грозы – майской неистовой стихии, и сродни ей была душа юной графини, которая так удачно затерялась в мире людей, что ненароком потеряла невосполнимую часть самой себя. **** В темном грозовом небе яркой вспышкой полыхнула молния, и, вторя ей, первые раскаты грома пронеслись над прохладной весенней землей. В воздухе отчетливо запахло прибитой дождевыми каплями пылью, сиренью и горечью последних тюльпанов, которые уже начинали увядать в тени садов и парков. Снова солнце отказывалось подарить свою улыбку этому северному городу, и Владимиру иногда начинало казаться, что он тому виной. Он приехал сюда по приказу Дракулы, чтобы найти сбежавшего из Брашова кира Аврама Бранковича, одного из пяти священных членов Великого Синода, хранящего старинный манускрипт – Книгу Мудрости Ушедших Поколений, из которой черпали знания все вампиры из старинных Домов. И сам Владимир когда-то познал ее тайны, до последнего слова изучив древние письмена, повествующие об истории вампиров и людей, о годах вражды и крови, о временах затишья и взаимопонимания. Именно тогда юный барон понял, что не смерть должны нести дети ночи, что изначально они, вместе с людьми, были частью одного большого замысла, но потом высшая воля свела два столь несхожих вида в борьбе за существование, за место под сияющей луной, за прошлое и будущее. Старинный город встретил вампира блеском волн и заревом догорающего заката, а еще – лучистыми глазами цвета небесной лазури, за которые Владимир с легкостью отдал бы и свою силу, и свою почти бесконечную жизнь. Теперь, наконец, он понимал родителей, пожертвовавших многим во имя своей любви, и Владислава, и более всего жалел, что слишком поздно познал это счастье – счастье первой и последней любви. Где-то хлопнула дверь, и мрачные мысли разлетелись, испуганные порывом прохладного ветра, ворвавшимся в душный кабинет. Романов задумчиво сидел за столом и рассматривал открывающийся в окне городской пейзаж – странное соседство старинных домов и современных офисных зданий. Всполохи молний рассекали небесную высь, и мрачное, словно душа вампира, небо уныло отражалось в глазах молодого прокурора. Владимир скорее почувствовал, чем понял: Александр хочет что-то сказать. Неотвратимой волной темноты – всепоглощающей, всеобъемлющей – непобедимой силой ночной власти Корф проник в сознание этого смертного, сумевшего за несколько дней стать ему понятным и в чем-то даже близким. Невероятно! Алекс хотел уговорить его не предъявлять прав на Писарева! Потому, что здесь его ждет более суровое наказание, потому что русские тюрьмы – не чета европейским, потому что так хочет Анастасия. Анна… Ради нее Корф готов был бы отдать Писарева, даже если бы сам Владислав требовал его голову. Тем более что история о румынском следователе была всего лишь выдумкой. Глупый Алекс – не знает, как подступиться, что сказать, чтобы убедить коллегу. Но, надо отдать должное воспитанию и такту, - он весьма дипломатичен. Рано или поздно, когда из головы выветрится эта молодецкая дурь, когда на счету будет достаточно прожитых лет, а значит – накопленного опыта, он станет очень хорошим специалистом, толковым и уважаемым. Если захочет. А пока что – Владимир решил помочь своему новоиспеченному товарищу: - Скажи, Романов, какие планы у доблестной прокуратуры на счет Писарева? - Ну, разве не ты за ним охотишься? – встрепенулся молодой человек. По спине пробежал неприятный холодок: откуда этот Корф взялся со своими замечаниями – словно мысли прочитал. - Всё зависит от того, сможете ли вы доказать вину подозреваемого по двум эпизодам. Поскольку, если да, то я бы предпочел видеть его осужденным за убийство, а не за аферы с недвижимостью. За серьезное преступление должно быть… соответствующее наказание (а в мыслях пронеслось: «Собаке – собачья смерть»). - Так это же отлично! – его собеседник заметно расслабился. – Тогда будем работать в этом направлении. Вот приедет Аня… - Что? – вырвалось у Корфа. Он никак не ожидал увидеть ее так скоро, и даже маленькая вероятность встречи разжигала в холодном сердце невиданной силы пламя, погасить которое могла только маленькая золотоволосая девушка, еще несколько часов назад представшая перед ним в образе роковой богини, прекрасной и сладострастной, лишившей его покоя, воли, навсегда забравшей его одинокое сердце. - Ну да, Платонова обещала скоро быть здесь, только к экспертам-криминалистам смотается – и вмиг сюда! – подтвердил Романов. Даже он заметил, как неровно задышал румынский гость. Ха! Еще бы, ведь его и самого захлестнула волна дикого желания, когда точеная фигурка в ореоле светящейся газовой ткани извивалась в ритмах восточного танца. Похоже, и Корф растаял аки льдинка в лучах весеннего солнца. «Они были бы красивой парой…» - пронеслось в мыслях. «Ты и представить не можешь, КАК я этого хочу!» - так же мысленно ответил ему барон. В этот самый миг в коридоре раздался веселый смех. Словно звон хрустального колокольчика, разнесся он под тихими серьезными сводами, и покрытое тучами небо будто бы улыбнулось ему, и холодные дождевые капли, бьющиеся о стекло, стали немного теплее, а порывы северного ветра – спокойнее. С сияющим лицом, разрумянившимся от утренней прохлады и чьих-то комплиментов, в стильном плащике, подчеркивающем изящную фигурку, в кабинет вошла девушка, мысли о которой еще витали воздухе, в дыхании двух находящихся здесь мужчин. - Привет, Саша! Здравствуйте, господин капитан,– быстро произнесла Анна, и в этот момент сидящий в кресле у рабочего стола брюнет резко повернулся и встал, склоняя голову в приветствии. Его непослушная челка, волной упавшая на глаза, почти скрыла от девушки стальной взгляд. Но видеть его было совсем не обязательно – этот взгляд уже много лет горел в сердце, не давая спокойно спать по ночам. - Добрый день, госпожа Платонова, - тихо произнес бархатный голос. А душа запела: «Он никогда ТАК к тебе не обращался, раньше в звуках его голоса сталью звенели обида и презрение!» Анна еще крепче стиснула волю. Рано, слишком рано, пускай они немного больше узнают друг друга, а потом она признается: расскажет, что давно знает его, что она и есть та маленькая девочка, которую темный граф когда-то прочил ему в жены. А пока что… - Вы можете называть меня просто Анастасией. - А можно – Анной? Господин Романов вас всегда так называет! - Почти всегда. Можно и Анной, если вам будет угодно. - Тогда я для вас тоже – Владимир. Я настаиваю! - Вот и славно… Девушка изящно сняла плащ и присела в кожаное кресло напротив Корфа. В ее глазах сверкнул отблеск далекой молнии. - А теперь, господа, предлагаю поговорить о деле!... Глава 18 Всё же расследования – весьма утомительное занятие. Тем более что вокруг эти смертные – вечно что-то пытаются доказать, в чем-то убедить, никогда не слушают других и редко идут даже на малейший компромисс. Вот тогда приходится немного повлиять на их мысли – и всё становится на свои места. Необъяснимым исключением из этого непонятного и далекого мира стала Анна. Она, в меру независимая и в то же время полагающаяся на других, такая маленькая и хрупкая, но сильная, решительная, храбрая – с каждым днем девушка всё больше занимала мысли вампира. Но, увы, оставалась прежней. Что скрывалось за холодной вежливостью? Какие тайны прятало наглухо закрытое для посторонних взглядов сердечко? Так часто Владимир пытался пробить эту стальную броню – душу Анны Платоновой – и каждый раз терпел досадные неудачи. Иногда ему казалось, что взгляд голубых глаз полон теплоты, под час в нем виделось даже ответное чувство – горящее, словно зарево на востоке. И барон шел на этот взгляд, будто страждущий потерянный путник, но следующее мгновение отдавало резкой болью в сердце: зарево гасло, и отблески пламени виднелись где-то вдали, шепча Владимиру о том, что эти чувства были только его сном, несбыточной, прекрасной мечтой. Дни летели за днями, медленно складываясь в звенья вечности. Но девушка оставалась непреклонна, строга и далека, слишком далека от объятого любовью и страстью сумеречного барона. А между тем расследование по делу Сергея Писарева успешно подвигалось. Факт его пребывания в СИЗО, разумеется, был доказан. Как же иначе – если за дело взялась сама Анастасия Платонова! Прижатый к стене, негодяй вынужден был признаться, что действительно заходил в камеру к бывшему однокласснику. Зачем? Да поддержать друга в тяжелую минуту, если надо – предложить помощь (он ведь не бедствует!). Почему скрывал сей благородный порыв? Так ведь проник-то в следственный изолятор незаконно, путем дачи взятки должностному лицу, и не одному (а кто виноват, что в вашей пенитенциарной системе все продаются?). О чем был разговор? Да всё о том же: пытался уговорить Колю признаться в содеянном и покаяться - а там, глядишь, и срок скостят! И тут обрывались все нити, связывающие два дела. Да что там обрывались – сейчас и о склонении к самоубийству речь не шла, не говоря уже об основном преступлении! Анна металась из прокуратуры в коллегию и свой офис, искала свидетелей, безуспешно пыталась найти хот малейшую зацепку, улику, которая расставила бы все по своим местам. Ии каждый день доказывал: тщетно! Не найти того, чего нет! Убийца действительно неплохо постарался, и гораздо легче найти виновника в смерти президента Кеннеди, нежели доказать причастность господина Писарева (или хоть кого-то из его окружения) к делу семьи Савичевых. Выход оставался один, и Анна отчетливо понимала это. Все чувства били в набат, предупреждая об опасности, напоминая, что каждая минута на счету, что помедлить сейчас – значит проиграть. Да так оно, в сущности, и было: довольно скоро Александр Романов сообщил, что «основной фигурант» собирается в бессрочную загранкомандировку. Ну конечно, бежит, как крыса, мерзкая и трусливая, лишь только запахло угрозой его бесценной шкурке! О как же претили княжне такие поступки! Надо было что-то решать – и срочно. Но, видимо, судьбе было угодно подарить Анастасии Владимировне еще одну свою улыбку: Корф, чей пристальный взгляд в последние дни преследовал ее по пятам, чья грустная полуулыбка сияла в темноте ночи и гнала, гнала прочь не то что сон, а и все другие мало-мальски здравые мысли, - он неожиданно уехал на пару дней. Сказал, доложить начальству. Она поняла: к отцу, в далёкий темный Брашов. И это было хорошо. Ведь теперь она сможет приказать Писареву открыть правду, и он не посмеет ослушаться молчаливого приказа, звучащего в голове, подавляющего сознание, рассекающего слух и мысли холодной сталью: «Сознайся, скажи, повинись!!!» Вот только с другой стороны от этого отъезда Анне становилось не по себе. Владимир мог поехать за отцом, и тогда она вынуждена будет вернуться, уже не сможет сбежать от той жизни, которую много лет назад прокляла и бросила. А еще… Еще Владимир мог больше никогда не вернуться – раствориться в зыбких туманах, окутывающих древние Карпаты, в вечерней неясной дымке, в ночной прохладе, в отзвуках летней грозы. Уйти навсегда, позабыв и думать о той, что была ему предназначена в жены, но позорно сбежала, пытаясь таким образом кому-то отмстить, что-то доказать. Недолгим мгновением, ярой вспышкой блеснуло призрачное счастье – и снова нет его, снова одиночество и боль станут спутниками вечеров и ночей. И теперь, стало быть, надо заново учиться жить – без него, и всё же всегда с ним, с его бархатным голосом и нежным взглядом, с полуулыбкой и милыми ямочками на щеках, к которым столько раз хотелось прижаться губами, забыться и позволить ему всё на свете! Как же всё-таки она привыкла к нему за эти дни. Занятые совместным расследованием, Владимир и Анна почти всё время проводили вместе, благо, погода позволяла ему даже днем иногда выбираться на улицу. Холодные дожди дарили ему легкость дыхания, тучи скрывали солнце, и его губительный свет не сжигал изнутри душу и тело вампира. И они вдвоем пытались доказать вину мерзкого Сержа, Саша помогал со своей стороны, и жизнь, столько лет бывшая для юной графини лишь видимостью, стала яркой и полноценной рядом с тем, кого она любила. А лучше всего были вечера. Тогда, сбросив бремя прежних забот и тяжесть дневного света, барон Корф становился тем неотразимым ночным демоном, которого маленькая Аня впервые увидела много лет назад. Иронично изогнутая бровь, лукавый взгляд, пылающий огнем глубоко затаенной страсти, прямая осанка воина и непоколебимая уверенность в себе, звенящая в каждом движении, в каждом жесте и слове, в каждом кивке головы, когда он вежливо приветствовал кого-то из новых знакомых – за всё это она в него еще сильнее влюблялась, и еще глубже прятала свою сущность, отчего-то боясь поверить в близость счастья. А теперь всё это исчезло. Владимир уехал, и оставалось только молча ждать, когда он соизволит вернуться. Да и вернется ли? Некстати девушке вспомнилась ее дано ушедшая мать Елизавета Долгорукая, и в самое сердце ударило: «Она не дождалась…» Еще по-прежнему ощущая каждой клеточкой своего существа материнскую боль и разочарование, Анна решила, что не станет пленницей воспоминаний и нерастраченных чувств. Тем более что жизнь – быстрая и неумолимая – требовала от нее таких же быстрых решений! В камере предварительного заключения царил полумрак. Влажные стены усиливали ощущение холода и безысходности, столь родное и близкое этому заведению. Анна зябко передернула плечами, когда за ней закрылась массивная стальная дверь, и, вглядевшись в темноту, к которой быстро привыкали глаза дочери Владислава Дракулы, увидела склоненную к столу фигуру. - Сергей Борисович, вам известно, кто я? - А то… - кривая ухмылка, гонору – хоть отбавляй: похоже, его абсолютно не трогает ни мрачная атмосфера, ни промозглый затхлый воздух камеры. Оно и понятно: такая мразь, как Писарев, в любом гадюшнике будет чувствовать себя как дома. – Ты – Анастасия Платонова, адвокат Савичева, Кольки. И меня защищать намерена? - Вас? - спокойно и официально, скрывая в глубинах своей души отвращение, которое вызывает этот тип. Ведь его мысли те же, что и в «Арабских ночах», где она танцевала, извиваясь в мареве восточной музыки. Мысли гадкие и непристойные. Впрочем, чего другого от НЕГО ждать? - Я не намерена защищать вас. Я здесь, чтобы в последний раз спросить: за что вы убили Екатерину Савичеву, как вам удалось скрыть следы своего преступления и кто ваши сообщники? Что вы сказали Николаю Савичеву в день его смерти? - Тебя реально всё это интересует? - Да. – Просто и исчерпывающе. – В письменном виде. В трёх экземплярах. - Чего? - Ладно, можно в одном, благо – техника позволяет. Думаю, следствие удовлетворится нотариально заверенными ксерокопиями. - Да пошла ты… Неужели думаешь, что я вообще намерен делать какие-то заявления, тем более ТАКИЕ!? Я что, похож на придурка? На последнего лоха? - Откровенно? Да! - Ну, ты достала… - мужчина, грубо оттолкнув кружку с водой, стоящую перед ним на столе, вскочил на ноги с решительным желание показать этой заносчивой пигалице, по чем фунт изюма… … И в этот миг резкая боль парализовала движения. Словно во сне, вернее, в каком-то страшном нереальном бреду, сознание прорезали слова – жесткие и не терпящие возражения: «На колени, смертный….» Шипением змей из преисподней, свистом стального острого клинка, рассекающего воздух в поисках очередной жертвы, немилосердно, бесстрастно, могильным холодом прозвучало: «Ты признаешься, а иначе – позавидуешь грешникам, кипящим в геенне огненной! Ты признаешься – или разверзнется твердь, и ангел смерти вознесет свой меч над твоею главою! Ты признаешься – и только тогда перестанет звучать в каждой клеточке, в каждой твоей мысли мой голос, и голоса твоих жертв!!!» «Я признаюсь….» прошептал побелевший от страха Писарев, и в его глазах отразились предсмертные муки всех, кто погиб по его вине – а то были не только Николай и Екатерина Савичевы! В этот самый миг вечернее солнце, бросив последний усталый взгляд на землю, скрылось за горизонтом, и его сияние растворилось в вечерней мгле. А Владимир проснулся в темном прохладном купе. Он всегда предпочитал путешествовать старым проверенным способом – на поезде, где всегда была возможность скрыться от не в меру любопытных взглядов и переждать яростную вспышку дневной лихорадки. Вот и сейчас решил он не изменять своей привычке. А напрасно: Анна жила в каждой его мысли, воспоминания о ней заставляли сердце стучать чаще, чем когда-либо. Получив от Влада приказ немедленно приехать в Румынию, Владимир почти не представлял, как проживет эти несколько дней без любимой. Уезжая в туманный трансильванский край, он твердо решил, что раскроет девушке свое сердце, как только вернется в Петербург, и напрямую спросит, есть ли надежда на взаимность. Невероятно, но он, герой Брашова и правая рука Дракулы, немел от страха, лишь представляя, что сладкие губки произнесут «нет». Ведь тогда жизнь потеряет смысл! Корф никогда не боялся смерти, привык смотреть ей в лицо. Фактически, он и сам мог кого угодно отправить в ад – человека ли, вампира или любого другого демона. Его сила была почти безгранична, его власти покорялись города – но маленькая девушка с ясным взором синих глаз так просто поставила гордого барона на колени, что впору было засомневаться и в его силе, и в его геройстве. По крайней мере, Владислав лишь посмеялся над его чувствами, в который раз напомнив, что не стоит смотреть на других женщин, когда его судьба – юная графиня. Корф только хмыкнул в ответ: теперь он не мог резко протестовать против слов названного дядюшки, ведь гнев Дракулы мог обрушиться на Анну. А этого барон никак не мог допустить. Любовь, внезапной лавиной обрушившаяся на него и охватившая, словно болезнь, затмившая прошлое, настоящее, будущее и даже лик луны, извечной владычицы вампиров, заставила Владимира быть бережным и рассудительным, научила отвечать за каждый шаг, за каждый поступок, волею иль неволей совершенный им. Поезд мерно покачивался на рельсах, перестук колес вторил далеким гудкам. Размышляя о жизни и вспоминая об Анне, Корф приоткрыл тяжелую бархатную занавеску. За окном вечерело. До Питера оставалось несколько десятков километров. Мирные пригородные пейзажи сменяли друг друга, а летний воздух дышал ночной прохладой, освобождаясь от забот и тепла уходящего дня. И вдруг – морозным дыханием, словно лезвием бритвы, - пронеслась перед взором вампира ночная тьма: кто-то использовал силу, направив ее против смертного. Кто-то очень могущественный, способный подавить человеческое сознание, да и не только человеческое. Кто-то из магов – сильнейшего вида бессмертных вампиров, к которому из окружения Владислава, кроме его самого, принадлежали лишь считанные придворные. К которому не принадлежал сам Владимир, будучи сыном укушенного и простыми воином. Предательский холодок пробежал вдоль позвоночника – магом был Аврам Бранкович, поиски которого были заброшены в пользу помощи Анастасии Платоновой. Если древний кир действительно в Петербурге, если он настолько потерял страх, что уже не кроясь использует темную силу, кто знает, чего ждать? А если – по какой-то необходимости, по какой-то непонятной причине – судьба сведет его с Анной? Она же помогает всем и вся! Она не отступит даже перед лицом смерти!... Когда до вокзала оставалось несколько минут, и проводница зашла в купе предупредить задумчивого молодого человека со стальным взглядом о прибытии, вечерняя прохлада порхала в складках бархатных шторок, а из открытого окна слышался свист паровозного гудка. Таинственный пассажир исчез, и только наполненный тревогой воздух помнил о его присутствии. **** А в квартире на Фонтанке громко звучала музыка, слышался веселый смех, и рекой лилось шампанское. - Невероятно! Ну как? Как Платонова смогла убедить этого негодяя написать чистосердечное???? – вопрошал у присутствующих подвыпивший Романов. Его пытались утихомирить друзья из местного РОВД и Мари, но, увы, абсолютно безуспешно. - И почему Настька адвокат, а не моя подчиненная! Да с подобными методами допроса от нас бы ни один преступник…. - Саша! – зачем так визжать? Анна взяла с подноса бокал с игристым вином и устало взглянула в окно. Одинокое око луны поднималось над городом, загорались первые звезды, а душа плакала и рвалась в полет к нему – единственному, любимому. Из тихой грусти Анну вывел неожиданный звонок в дверь. - Хозяйка, откроешь? – раздался чей-то окрик, и девушка решила, что лучше ей сейчас, проскользнув в коридор, быстро открыть новому гостю и выйти подышать свежим воздухом. - Уже иду! – отозвалась она на еще один громкий нетерпеливый звонок. Легко щелкнул замок, с лестничной площадки повеяло ночной прохладой, и заглянувшая в окошко луна отразилась в стальном взгляде: - Привет, Аня… Глава 19 - Здравствуй, Владимир… - как будто весеннее солнце осветило вечернюю тьму, в сердце неудержимым пламенем вспыхнула радость, и этот огонь охватил Анну полностью, унося в мир, где не было места никому, кроме нее и ее любимого. - Прости, что не позвонил. Я… только вернулся, и решил сразу же повидаться с тобой… – как же хороша была девушка, стоящая перед ним в полумраке прихожей! Как горели ее прекрасные глаза! Как сияла смущенная улыбка! Неужели она рада его видеть? Или это он сам, измученный разлукой, дал волю воображению? - Ну что ты! Хорошо, что зашел. А мы тут празднуем. - Да? Любопытно. Может быть… у тебя день рождения? – сказал и осекся – вдруг действительно так, а подарить-то и нечего. Разве что свое сердце, но только нужен ли столь скромный подарок этой блестящей красавице? - Нет. Это по работе… - почему-то Анне стало неловко под пристальным взглядом серых глаз. - Писарев признал свою вину. И не только! Еще сдал исполнителя – это один из его охранников – и рассказал еще о паре-тройке эпизодов, которые уже отчаялись раскрыть. – Девушка старалась говорить уверенно и спокойно, непринужденно, но губы хотели произнести совсем другие слова, непослушные руки так и тянулись обнять стоящего напротив мужчину, прильнуть к нему, шепча, как она соскучилась и как боялась, что он не вернется. Владимир же стоял и молча слушал ее рассказ, на губах играла столь знакомая Анне полуулыбка, как вдруг он тяжело вздохнул – порывисто и нервно. - Что с тобой? – девушка заволновалась: мало ли что произошло за это время? А вдруг поездка в Брашов не была связана с ней? Вдруг там снова нагрянули войны и битвы, и Владимир ранен, а она стоит и держит его в дверях своей квартиры?! Ах, если бы только Анна знала, что в этот самый миг творилось в темной душе ее позднего гостя! Барон, слушая мелодичный голос, не понимал слов, он мысленно стискивал девушку в объятьях и целовал так страстно, что у самого дыхание перехватило, и полувздох-полустон всё же вырвался из груди. Прикрыв глаза, он собрал остатки воли и тихо произнес: - Всё хорошо, я в порядке, – и тут же добавил. – Старые раны ноют на погоду… - что заставило девушку еще больше заволноваться. Веселая и слегка смущенная, в прихожую вышла Мария и приветливо улыбнулась Корфу. - Господин капитан, с приездом! Анастасия Владимировна, что же вы держите гостя у входа? - Спасибо, Мари, - начал, было, барон, переступая через порог, как вдруг нежные пальчики обхватили его запястье: - Не надо… В квартире так душно, я хотела выйти, прогуляться, а тут ты приехал. Может быть?.. Самой гулять что-то неинтересно… – Анна слабо понимала, откуда, собственно, взялась храбрость предложить ему такое, но хотелось чувствовать его рядом в непроглядной ночной мгле, его одного, а не мысли собранных дома друзей, которые кружились в вихре работы и семьи, решали свои житейские человеческие проблемы, такие понятные ей, но в то же время такие далекие ее полусолнечной-полулунной душе. Владимир удивленно изогнул бровь: - Прогулка под звездами? Госпожа Платонова, вы меня удивляете… - и вдруг подхватил ее на руки и вихрем слетел вниз по ступенькам, не взирая на царящий в подъезде полумрак. Анна только успела крикнуть Маше «Вернемся нескоро! Все разойдутся – закроешь дверь на ключ…» - и позабыла, как дышать, блаженно прикрыв глаза в родных объятьях. Уже во дворе он опустил ее на землю и, немного виновато заглянув в глаза, извинился за столь неуместный порыв. - Почему же? Это было… очень весело… - Аня изобразила подобие улыбки, страшась показать, какое немыслимое счастье загорелось в душе, пока его сильные руки прижимали ее к мужчине. Но Владимир, казалось, все понял и так. Наклонившись к маленькому ушку, он прошептал: «В такую ночь оставим машину и пройдемся, ладно?» - и его горячее дыхание обожгло девушку. Рассекая время и пространство, она вернулась мыслями в далекую холодную полночь, когда замерзшая княжна у заброшенного пруда, обнимая высокого темноглазого красавца, чувствовала солоноватый привкус его губ. Только история любви ее родителей несла на себе печать грусти и разочарования. А что же будет у нее? Владимир, увидев чуть погрустневший взгляд, взял девушку под руку, и, ни слова не говоря, они медленно пошли навстречу приближающейся темноте – и каждый из них думал о своем. Анна боялась, что мимолетное влечение, вспыхнувшее в серых глазах, погаснет, стоит Корфу лишь узнать о ее происхождении. А Владимир с ужасом придумывал, что же ему делать, если эта тревога в глазах любимой вызвана нежеланием быть с ним, а эта ночь – волшебная летняя ночь, в которую они окунулись рука об руку, - лишь ведение, запретно-сладкое, обманчивое, которое утреннее солнце поглотит и убьет своими лучами. На небе начинали загораться яркие звезды. Последние путники спешили по домам, над рекой разводили мосты, а под сенью деревьев в старом парке ворковали влюбленные парочки. Владимир и Анна медленно шли по аллее, стараясь не вспоминать о том, как быстротечно время, и эта ночь, и этот сладкий сон, в котором они вдвоем, почти что вместе. А ветви каштанов и кленов, кланяясь барону и юной графине, шептали им вслед, как жарко целует ветер первые цветы, как чудесно любить и быть любимым и какая из них прекрасная пара. Они же улыбались тихой цветочной болтовне и видели только друг друга. Им хотелось говорить обо всем на свете, и молчать здесь, под сенью деревьев, и купаться в лучах сияющей луны, и таять в любимых объятьях, даря себя до последнего вздоха тому, ради кого бьется сердце. - Ну, как твое начальство? – вдруг спросила Анна, - не очень сильно обиделось, что преступник остался здесь? Владимир улыбнулся уголками губ: - Я уволился… - Вот как? – девушка немного опешила. Зная, как дорожит воспитанником отец, она едва ли могла представить, что граф отпустит его от себя. Даже ради нее. Хотя, ну кто, кто сказал, что она тому причиной?! – И что же ты теперь будешь делать? Чем займешься? - Тем же, чем и раньше: буду служить у дяди. А, теперь всё ясно. Избавляется от своей легенды. Глупый, с ней не нужно играть, она же всё-всё знает, кровью ЕЁ предков пропитана земля древнего мрачного Брашова, а кровь, как известно, может многое рассказать. Но душу упрямо сковывает страх: «Промолчи! Не говори! Не признавайся! Ты сейчас для него – почти никто, неужели так никем хочешь и остаться?» И продолжается разговор: - А кем ты у него служишь? - Я? – барон на миг запнулся. Рассказать сейчас о том, что он Хранитель Ордена Черного Дракона и представитель вампирского племени, и соратник самого Дракулы? Нет, ни за что! Когда-то ему было все равно, что на сей счет скажет очередная любовница. Примет – хорошо, не примет – холод клыков впивался в белую кожу, а тело, одурманенное искусными ласками, даже не замечало этого. К утру утомленная красавица засыпала, а проснувшись, полагала, что сероглазый ночной демон – просто сон, который она еще долго не сможет забыть. С Анной же всё не так. Владимир никогда не сможет вынести испуга в милых глазах, поэтому и приходилось, стиснув зубы, до боли сжав пальцы в кулак, говорить неправду. - Я – начальник службы охраны в его … особняке. В Румынии. - В Брашове? Простой вопрос девушки почему-то заставил барона немного запаниковать. - Что тебе известно о Брашове? - Алекс говорил, что ты оттуда. Вот я и подумала… Алекс? Ну конечно. Надо же – запомнил. - Да, это недалеко от Карпат. Очень красивый город. Там весной благоухает сирень, а осень дарит самые прекрасные в мире цветы, там летом идут теплые дожди, а зимой воздух кажется прозрачным и звенит натянутой струной от каждого прикосновения. Тебе бы там обязательно понравилось, Аня! Там ночи такие темные и свежие, что хочется кричать от счастья. А когда взлетаешь… Тонкие брови девушки удивленно взметнулись: - Ты умеешь летать? – в лучистых глазах заискрился смех. Владимир смущенно взглянул исподлобья и тоже улыбнулся. «Черт меня дери, - пронеслось в голове, - за малым не взболтнул лишнего!». Анна же молча отвела взгляд, безмолвно укоряя его: «Поосторожней, милый». Они гуляли почти до утра. Вот уже дальние звездочки попрощались с землей до следующей ночи и начали торопливо гаснуть. В некоторых квартирах появлялись огоньки. Анины окна темнели в предрассветной тишине – по всей видимости, гости разбрелись, а Маша, уходя, выключила свет, как и обещала. Анна и Владимир стали за эту ночь гораздо ближе, чем когда-либо раньше. Теперь они неумолимо чувствовали, что жизнь изменилась навсегда. Но оба уже ощущали близость солнца – и девушку она наполняла светлой радостью, а мужчину – непроглядной тьмой. И оба знали, насколько они разные, но уже не страшились этого. Просто стояли и смотрели друг другу в глаза. А на востоке алели первые всполохи зари. Владимир взял лицо любимой в ладони и медленно склонился к губам. В мыслях пронеслось: «Аня, Анечка, ты любишь меня? Ну, скажи мне, что ты любишь меня! Ну, скажи мне!» В голубых глазах вспыхнули лучи солнца – или ему показалось? Владимир замер, прежде чем поцеловать девушку – и в этот самый миг проезжающая машина громко просигналила! Тоже еще – вздумали посреди дороги целоваться! Анна встрепенулась, на секунду прижалась губами к его щеке и прошептала «До вечера! А теперь иди… - и словно извиняясь, - мне нужно на работу». «Конечно, - тихо сказал он. – Я заеду за тобой! В девять!» Услышала ли его упорхнувшая в подъезд красавица – кто знает? В тот день Владимир так и не смог заснуть. Ворочаясь на широкой кровати, он представлял рядом с собой маленькую девушку, ради которой он мог пойти на всё, лишь бы она была рядом, лишь бы они были вместе… Но как же найти в себе силы? Как признаться? Невольно молодой барон вспомнил отца: Иван когда-то не таясь рассказал возлюбленной о своем ночном проклятье. В который раз смежив налитые усталостью веки, Владимир прошептал «Отец, помоги мне, подскажи, поделись своей смелостью…» Но ему ответила только гнетущая тишина. А в это самое время в старом-старом заросшем парке около разрушенного дома холодный ветер вздохнул над гранитной урной, хранящей бренный прах погибшего вампира. И тот ветер прошептал: «У тебя все получится, сынок…» **** Холодный северный дождь хлестнул по лицу миниатюрную девушку, быстро выскочившую из машины и направившуюся к зданию городской прокуратуры. В небе блеснуло лезвие молнии – и раскаты грома, переливистые и мощные, всколыхнули продрогший город. А еще лето, называется! Анна быстро взбежала по крутым ступенькам и кивком головы поздоровалась с вечно дремлющим дежурным. «Куда?» - встрепенулся, было, он, но потом посмотрел повнимательней и козырнул знакомому адвокату: «Простите, Настасья Владимировна, не признал с такой прической!» А высокие каблучки уже стучали по темным коридорам: «Ну, Романов, держись! Я тебе покажу, как над порядочными девушками издеваться!». На третьем этаже остановилась, переводя дух, и встретилась глазами с Татьяной Олеговной, сотрудницей архива. «Анечка, вы, часом, не Александра Николаевича разыскиваете?» «Его…» «Так он на вызове. Уехал с полчаса назад». «Понятно, я его в кабинете подожду!» Все прекрасно знали, что Анна Платонова – всегда желанный гость в романовском кабинете, и девушка быстро пошла в сторону восточного крыла. По старому зданию гуляла прохлада, а дождевые капли задорно выстукивали барабанную дробь на запотевших от холодного ветра стеклах. Дверь в кабинет Александра была слегка приоткрыта, и это насторожило подошедшую Анну, заставив помедлить и притаиться за створкой. Лучше бы она этого не делала, уже однажды, много лет назад, притаившись за дверью спальни, она услышала разговор родителей – тот самый, что сотню лет стоял у нее в ушах. Вот и сейчас противный холодок заставил девушку вздрогнуть. Через пространство, через сотни километров, пренебрегая дневным светом и ясным небом над головой, из мрачного замка у околиц румынского Брашова слово молвил граф Владислав Дракула. И его голос – резкий и немного усталый – эхом разносился по питерской прокуратуре, сталью клинка отскакивал от замерших в страхе стен, подчинял и властвовал над душами. Сначала Анне даже стало тревожно: что же случилось, что отец решил так открыто говорить, не таясь от смертных? Но потом девушка поняла: лишь она слышала голос Влада, ведь он говорил силой своей мысли. Она и Владимир, который сейчас находился в кабинете. Что привело барона средь бела дня к Романову, о чем говорит отец? Анна прислушалась… Глава 20 - И не спорь! Ты женишься на моей дочери! Только вместе вам под силу найти и уничтожить всех врагов трона, только она – твоя судьба и счастье! - Нет!!! – Владимир ударил по столу и резко обернулся, проверяя, нет ли кого-то поблизости. Голос Дракулы, не смолкая, звучал в голове, парализуя мысли, но Корфу не в первый раз приходилось усмирять пыл дядюшки. Да, пусть маги и сильней, зато воины их могут контролировать, так уж устроен их темный мир – не существует абсолютной силы, абсолютной власти. Слова Влада сменил смех: - Видишь: ты достаточно могуществен, чтобы противостоять мне, а моя дочь – такой же маг. Объедините свои силы – и ничто никогда не будет угрожать роду Дракул! - Я никогда не женюсь на вашей дочери! – раздельно произнес Владимир, и резко закрыл мысли от далекого опекуна. Отвернулся к окну, и серый стальной взгляд скользнул по грозовому небу. - А если вы станете давить на меня, ОНА умрет! Я найду ее, и отомщу за смерть отца, за годы одиночества; и все, что я чувствовал тогда, когда уезжала в туман отцовская карета с гербом Корфов, пронесется перед ее глазами в последний миг. Какой бы она не была, кем бы не стала – ОНА – мой ВРАГ, Владислав! Так было, есть и будет! Всегда! Пока бьется мое сердце, оно будет выстукивать ее смерть! Никогда больше не вспоминайте о ней, граф, если хотите, чтобы ваша солнечная девочка (и красивые губы искривила гримаса презрения), чтобы она жила и радовалась своей никчемной жизни! Я больше не желаю говорить! Владимир прервал мысленную беседу, сел за стол и нервно начал выбивать пальцами мелодию какого-то военного марша. Он немного жалел о сказанном, ведь Владислав воспитала его, как родного сына, передав младшему Корфу всю свою власть и могущество. Но вместе с тем, не граф ли пригрозил Ивану его, Владимира, жизнью, чтобы обезопасить любовницу и дочь? Неужели он полагал, что сможет скрыть этот факт? Или так верил в любовь барона, или считал себя неуязвимым? Мужчина снова взглянул в окно и подавил вспышку дневной лихорадки, отступающей в такие дождливые часы. Естественно, он и пальцем не прикоснется к юной солнечной графине, но если придется выбирать между ее жизнью и Анной… Владимир затруднялся предугадать, что тогда случится. В эту же минуту он отчетливо понимал: все связи с румынским графом разорваны, и он, сбросив груз своей (да и отцовской) клятвы, может спокойно и мирно жить с той, которая для него весь мир, с той, которую он боготворит. Погруженный во мрак своих поступков и мыслей, он не заметил, как черной тенью скользнула от двери маленькая фигурка. - Владимир, привет. А… можно войти? (немой болью отзываются в душе его недавние слова, и сердце задается одним только вопросом: «Что же будет? Что теперь будет?»). - Анна? Проходи, садись, я жду Александра. Да ты совсем промокла… -бережные руки снимают плащ, бархатный голос звучит встревожено и чуть-чуть растерянно… - Где-то здесь был коньяк. Романов балуется в рабочее время. А уверял, что не пьет! – он усаживает девушку в кожаное кресло и подносит бокал с темно-янтарной жидкостью. – Выпей, вот… - Спасибо… - он думает, что губы дрожат от холода. Увы, замерзнуть она практически не может, разве что от вечных льдов в его серых глазах. - Владимир, скажи мне: ты надолго в Петербург? - Теперь навсегда. Анна… Резкий удар грома сотряс стекла, и девушка снова вздрогнула. Она не расскажет ему – никогда не признается, кто она, пусть даже это будет стоить ей жизни – но Владимир не увидит в ней ненавистную графиню Дракулу. Разве она не была готова стать для него кем угодно? Вот и прекрасный случай, она превратится в Анастасию Платонову. До последнего вздоха. Только для него. И вся ее темная сущность, столь близкая ему, и еще больше далекая, будет спрятана в самой глубине ее светлой души. - Анечка… - раздался тихий голос у самого ушка… И вдруг, удивленно: - Ты сменила цвет волос? - Да, видишь ли, лето пришло, и мне очень захотелось поменяться… (для тебя, милый, только для тебя). Так хуже? - Ну что ты? Анна, вы прекрасны в любом обличье – блондинкой ли, шатенкой, да хоть жгучей брюнеткой! – и мужчина склонился к руке своей хрупкой собеседницы. Анна счастливо засмеялась; все мрачные мысли и воспоминания отступали, когда он вот так улыбался. В это время в коридоре раздались шаги, и парочке в кабинете пришлось оторваться друг от друга. Мокрый и злой, ввалился Сашка, проклиная на чем свет стоит бюрократию и волокиту. - О, Платонова, чего хоть тебе сегодня понадобилось? - Сам прекрасно знаешь: я пришла по поводу Машки. Еще раз подрулишь к ней – и пеняй на себя! - девушка грозно сверкнула глазами и, схватив верхнюю одежду, покинула прокурорскую берлогу. Корф пожал плечами, улыбнулся и вышел вслед за ней. - Так я же с самыми серьезными намереньями! – крикнул Саша вдогонку подруге. – С самыми серьезными… - повторил он потише, но ответом молодому прокурору были лишь угнетающая тишина, да раскаты грома в небе, да мерная дробь капель, падающих на оконное стекло. А черная БМВ уже летела по улицам города, кутаясь в летний дождь, словно в дорогую серебристую шаль. День клонился к вечеру. Надо же – с Владимиром время летело совершенно по-другому: быстро, незаметно, куда-то в звенящую даль. Дорога стремительно мчалась навстречу, такая же быстрая и неумолимая, такая же непредсказуемая. - О чем задумалась, красавица? – спросил сидящий рядом сероглазый барон. - Да вот размышляю, как убить… - Кого? Я к твоим услугам! - Глу-упый, убить вечер. Сегодня совершенно нечего делать, а завтра вообще выходной. - Предлагаю вместе прикончить негодяя! – и серые глаза полыхнули огнем. И о чем только думает этот бесстыдник? - О' кей, поехали. Посвятим вечер музыке. - Как скажешь, принцесса… Принцесса? Нет, графиня, но это уже неважно… Ты все равно не узнаешь… В квартире царит полумрак и запах лилий – пьянящий, сводящий с ума. Цветы тихо шепчутся между собой и спрашивают молчаливую хозяйку: «Зачем ты привела ЕГО сюда? Захотелось украсть у судьбы немного счастья? А если ОН узнает?» Девушка отбрасывает ненужные мысли и молчаливо приказывает цветам сохнуть себе дальше. Силуэт мужчины на фоне темнеющего неба напоминает очертания античных статуй в греческих храмах. Вместо электричества – восковые свечи с ароматом ванили, вместо красного вина – обжигающий бренди (ему нравится этот напиток, она точно знает). Ну а вместо банального стерео – она открывает крышку фортепьяно… - Ты умеешь играть? - Мама настояла. Она сама чудесно музицировала и полагала, что я должна знать и уметь абсолютно всё. Она говорила, что отец должен во всем мной гордиться. - Кто твой отец? Мимолетный вздох, и взгляд синих глаз тускнеет… - Это неважно. Он бросил нас, а потом я бросила его. - И никогда не видела? - Видела, конечно, но никогда не хотела к нему вернуться. - Напрасно. Мои родители мертвы, но я их часто вспоминаю (особенно сейчас, когда мою жизнь согреваешь ты, моя девочка, моя малышка…). - Не говори так, если бы ты знал мои обстоятельства… Впрочем, это уже не имеет значения… Маленькие пальчики пробегают по клавишам, и тихая мелодия нарушает покой слабо освещенной гостиной. - Хочешь, я спою тебе песню о невозможной любви, которая сумела осуществиться? - Хочу… (хочу просто сидеть и слушать твой голос, вдыхать твой запах, базилик и цитрина, и тонкий аромат духов, и легкая смесь лукавства и смущения. Хочу, чтобы ты любила меня…) Анна снова прикасается к инструменту, и нежный голос начинает старое, как мир, повествование о том, что может победить истинная любовь: «Родившись в глуши, я была, как другие, беспечна. Поклялась я не верить ни в Бога, ни в черта – вечно. В одиночестве дней и ночей эту жизнь познавала Да о принце прекрасном и юном всегда я мечтала…» (В аккордах музыки утопают все горести и печали, а перед глазами проносятся картины прошлого – ЕЕ прошлого. Ведь эта песня – о ней, это ЕЕ песня). «Так летели года… Незаметно и быстро промчались… Как одною была – так навек одинокой осталась; Черный бархат и золото людям на зависть носила, А еще никогда никого я совсем не любила…» (Маленькая моя, ты поешь – но это ведь не о тебе. Ты светлая и прекрасная, и в твоей душе наверняка жила любовь, и не одна. А я – темный демон ночи, не знающий милости и пощады, всё, что я имею теперь, – твои глаза, да и мне ли они светят?). «Но однажды – наверно, увы, то судьба так решила – Ты его повстречала, и все в этот миг позабыла! Средь цветов он стоял – но бледнее, чем лунные ночи, И холодным огнем полыхали гранитные очи…» «Тем мертвеющим пламенем звали они за собою – Ярче солнца и ярче крестов на верхушках соборов! Поманив лишь, погасли, и шепотом ветра сказали: Любовь моей жизни, забудь меня, умоляю!» («А ты, ты забудешь? Если я уйду сейчас, ты забудешь меня завтра или будешь помнить? И если так, то как долго?» - а песня, будто отвечая на его вопрос, продолжалась…) «И я хотела забыть – потеряться где-то, Гнала я взгляд серых глаз, накликая беды. Но не смогла, не прогнала и не забыла; Закричала: «Да будь он хоть демон – его я любила!!!» «И в тот же миг белый цвет мать-земля явила. И невозможную нашу любовь раскрыла. Она расцвела-полыхнула звездами и свечами, И в подземном дворце нас с ним демоны ночи венчали!» «Словно адским огнем загорелся январский ветер, Я была для него королева – одна на свете! И с тех пор на темном престоле с ним рядом сияю И молюсь небесам: пусть любовь на земле процветает!» Затихли последние звуки, и старый инструмент спокойно вздохнул и продолжил свой сон. Анна, еще находясь во власти волшебной легенды, придуманной ею самой когда-то давно, казалось, в другой жизни, подняла глаза и – встретилась с горящим серым взглядом. В нем отражалось пламя геенны огненной, пламя неукротимой страсти, и вечного безумия, имя которому – любовь. Он подошел и нежно стиснул хрупкие плечи: «Я люблю тебя, Анечка, только тебя – всегда любил, так долго искал по свету, что уже и отчаялся найти!» «Володенька, мой хороший…» - она забыла обо всем, тая в любимых объятьях, его волосы, чуть влажные от дождя, пощекотали щеку, когда он наклонился и приник губами к тонкой шейке: «Анна…». Скорее выдохнул, чем сказал, и, подхватив девушку на руки, отнес в спальню. Если бы они знали, какое счастье подарит эта ночь, не теряли бы ни минуты, ни секунды из проведенного вместе времени. Если бы они знали, сколько сладости в настоящей любви, сколько в ней огня и чувства! Владимир обнимал тонкое тело, и целовал молочно-белую кожу своей единственной любимой женщины, и вдыхал запах ее волос, так до конца и не веря, что она – его счастье, его Анна – принадлежит только ему, что никогда прежде она никого другого не обнимала в порыве страсти, и что так будет всегда – теперь всегда! Грозовая ночь за окном вторила их жаркому любовному танцу, раскаты грома скрывали от смертных вырывающиеся из груди стоны, а вспышки молний, освещая на несколько мгновений два тела, сплетенных в нежных объятьях, стыдливо гасли, и ночная буря уносила их прочь – от этого окна, от этого северного города, туда, где синие вершины гор дремлют, упиваясь своей вечной властью. Вот только кому рассказывала об увиденном летняя гроза – того не дано было пока узнать ни простым людям, ни властителям ночи и человеческих душ… Утро наступило как всегда неожиданно. И вопреки всем ожиданиям – оно было солнечным. Первый несмелый лучик меж незадернутых штор проскользнул на атлас простыней. Анна быстро открыла глаза; душу охватила непонятная тревога – так, словно сейчас ее жизнь висела на волоске. В квартире было тихо и спокойно – так всегда бывает по утрам. И только спящий рядом Владимир, обнимающий ее даже во сне, делал это утро невероятным, необычным, волшебным. Владимир, любимый… Сколько раз она готова повторять ему, как сильно любит, как скучает и страдает каждый миг, проведенный вдали от него. Ну конечно, а как же иначе? Ведь барон Корф – ее судьба, ее настоящее, прошлое и будущее, она не жила до встречи с ним – тогда, в имении Лопухиных, не жила и после, на столько лет оторванная от мужчины, ради которого, ДЛЯ которого она родилась. Владимир стал ее слабостью, но в нем же и ее сила – великая, непобедимая, неукротимая. Только благодаря ему вспыхнула в Анне мощь темной власти. Он и не почувствовал… А если и почувствовал – вряд ли узнал, понял, кто это склоняет души смертных в немом поклоне. Наверняка, списал на какого-то вампира-мага, находящегося неподалеку. А если он все же узнает? Тогда… Конец всему – счастью, любви, свету, озарившему их жизни, свету, одинаково чужому им обоим, если уж на то пошло… Свету?… О господи! Анна соскочила с кровати и подбежала к окну, едва успев задернуть тяжелые шторы, остановившие потоки утреннего солнечного света. Вот безответственная глупая девчонка! Еще мгновение – и от ее любимого осталась бы лишь горстка пепла на постели, ставшей свидетельницей их первой ночи, самой жаркой, самой страстной в ее жизни! Лишний раз проверив, плотно ли закрыто окно, Анна вздохнула и нырнула под одеяло. Там было тепло и уютно, и можно было прильнуть к плечу спящего мужчины. Но спать уже совершенно не хотелось… Пряча улыбку, Анна прикоснулась губами к гладкой коже, и Владимир тихо прошептал: «Анечка, родная моя… », а в следующий миг сильные руки снова сжали девушку в страстном объятье, горячие губы – совсем не такие, как должно иметь вампиру, - прижались в бесстыдном поцелуе, и мир растаял, покрываясь туманной дымкой. На место веками установленному порядку пришла всесильная владычица-любовь. Глава 21 За окном царила бескрайняя ночь, роняя звезды в бездну вечности. Они падали и горели в этом последнем феерическом танце. А для Владимира звезды сияли в небесных глазах любимой. Прижимая к себе спящую девушку, он с улыбкой вспоминал ее жаркие поцелуи и объятие тонких рук. Сегодня он позволял себе почти все на свете, но Анна только прикрывала сияющие от счастья глаза и шептала «Люблю…» - горячо, страстно, снова и снова «Люблю!». Прекрасная и нежная, сегодня она превратилась в ураган, в смерч, немилосердно затянувший даже гордую темную душу вампира. Теперь ему не будет жизни без ее улыбки, поцелуев, без нее… Как же он ошибался, опасаясь, что холодная красавица не обращает на него внимания! В порыве страсти его Анна шептала: «Любимый мой, целую вечность я ждала тебя…С самой первой встречи и навсегда… Твоя…» Вечность? Это он ждал, искал долгие годы, шел сквозь мрак, туман, смерть и безбрежные реки крови, чтобы найти пристанище здесь, рядом с самой лучшей девушкой на земле. Где-то в тишине часы пробили полночь. Аня улыбнулась во сне и еще теснее прижалась к нему. Барон прикоснулся губами к шелковистым волосам. Он пытался изо всех сил быть бережным и нежным. Иначе никак нельзя: ведь смертные женщины такие хрупкие, едва ли они смогут выжить в огне испепеляющей страсти рождённого вампира – это правило непреложно и старо, как мир. Вот только ранее Корфу не приходило в голову поберечь своих любовниц. Хотя ко всем им вместе взятым он не испытывал и десятой доли тех чувств, что теснили грудь, когда рядом была Анастасия. Еще раз взглянув на светящееся счастьем личико, Владимир осторожно освободился из ее объятий, встал и подошел к окну, отодвинул тяжелую ткань шторы. С неба ему улыбалась одинокая луна, и в шелесте засыпающей листвы доносились отголоски лунного разговора. «Что ты теперь будешь делать, барон Корф?» «Я точно знаю одно: буду рядом с ней, и сделаю ее счастливой». «А если она не захочет такого счастья?» «Она любит меня!» «Но не знает, кто ты. Чью сторону ты готов принять, по чьему следу пойдешь, Владимир?» Мужчина нервно сжал темный бархат: сейчас перед ним две дороги, и обе неясные, ненадежные. Пойти по первой – и, уподобившись отцу, рассказать Ане о своей истиной природе? Поймет ли она, сможет ли принять мужа-вампира? А, приняв, не согласится ли однажды пожертвовать собой, как когда-то мама сделала ради него? Принять другую – вслед за Владиславом долгие годы скрывать свое настоящее лицо, прятаться от дневного света, придумывать новые и новые поводы отказаться от пищи – чтобы потом, когда правда все же выяснится, увидеть смертельный ужас в глазах любимой женщины и уже никогда не сметь надеяться на ее прощение? А что если… Если есть третий путь, пока что не известный ему? Так и не решив до конца, что делать дальше, Владимир вернулся к Анне, опустился на колени возле постели, наклонился близко-близко к ее лицу и прикоснулся к губам легким поцелуем. «Володя… » - прошептала девушка и открыла глаза. А он провел пальцем по румяной щечке, по губам и подбородку, взял ее маленькую ручку в свою и тихо проговорил: «Аня, выходи за меня…» - так робко, несмело и неуверенно, как будто был неопытным мальчишкой, а не бессмертным воином могущественнейшего вампирского дома. И, решив не ждать ответа, прижался губами к ее приоткрытому от удивления ротику, пресекая все возражения. Когда поцелуй закончился, пораженная Анна тихо-тихо произнесла: «Ты сумасшедший… Не думаешь, что очень скоро я тебе надоем и стану ненужной обузой в твоей наполненной приключениями жизни?» А он заявил: «Я барон Корф. Я никогда не бросаю слов на ветер. И никогда не принимаю необдуманных решений!», а потом уже серьезно, официально добавил: «Я люблю вас, Анастасия Владимировна Платонова, и хочу, чтобы вы стали моей женой. Прошу подумать и дать мне положительный ответ, если мои чувства взаимны». Девушка засмеялась – потому что официальный тон мужчины не соответствовал горящему в его глазах пламени, потому что душа пела и взлетала в небо, потому что сбылась мечта всей ее жизни, и она наконец-то будет счастлива. **** Немного ошарашенный Романов нервно теребил в руке мобильный телефон: - Итак, друзья мои, вы решили пожениться? Владимир сжал руку сидящей рядом Анны и твердо произнес: - Да. Более того, уже назначили день свадьбы. – И он улыбнулся своей избраннице, немного сильнее прижав девушку к себе, чтобы ни у кого, в том числе и у Алекса, не возникло мыслей о несерьезности намерений барона Корфа. - Весьма любопытно… - прокурор налил себе немного коньяка. – И когда же сие знаменательное событие? - Через две недели. Я уезжаю по делам, а вернусь – и в тот же день Анастасия станет моей женой. - Анна… Ты согласна? – казалось, упади сейчас небо на земную твердь, Романов удивился бы меньше, гораздо меньше. Но столь знакомая ему гордячка Платонова лишь улыбнулась и спокойно подтвердила слова жениха. - Всё так. Саш, ты поможешь организовать приличный праздник? - Не вопрос, какие-то отдельные пожелания будут? Владимир нахмурился. Честно говоря, у него их было всего два, и даже Анна пока не знала о них. Но насколько это возможно, Корф представлял весьма смутно, поэтому решил долго не тянуть и поставить перед Александром конкретные задачи… - Что? – в один голос воскликнули Романов и Анна. Пораженная девушка сразу же притихла, а прокурор решил, что ему, видимо, послышалось… - Ладно, Вовка, я понимаю, что крышу снесло окончательно, и даже до утра потерпеть не сможешь. ЗАГС на восемь вечера – договоримся, еще и не такие вывихи у молодоженов бывали. Хотя мне, честно говоря, сие непонятно: ну, расписались бы на следующее утро! Или ты не знал, что поезд вечером приходит? - Не знал… - со злостью буркнул Владимир. Какое его, в сущности, Романова, дело, когда он собирается вступить в официальный брак? А настырный Санька продолжал: - Всё, с регистрацией замяли… Но где я тебе на ночь глядя СВЯЩЕННИКА найду? По почте, что ли, выпишу? - Мне всё равно, – как обычно, тоном, не терпящим возражений, - в восемь часов церемония бракосочетания, потом – венчание! Ищи священника и достань хоть из-под земли. Я заплачу, сколько нужно… - Зачем? – Анна чуть ли не простонала последний вопрос. А он лишь улыбнулся и еще сильнее обнял тонкий стан: - Ты только моя, и я хочу, чтобы даже небо не смогло разлучить нас. Анечка, Анна… Ты ведь не боишься стать со мной у алтаря, произнести клятву верности и всегда, слышишь, всегда быть рядом? - Всегда… - прошептала она в ответ, - до самой смерти… Я…согласна… Анна еще раз повторила слова согласия, уже громче и уверенней, так до конца и не понимая, неужели подобное возможно, неужели непобедимый вампир хочет перед лицом Господа взять ее в жены и готов пренебречь тысячами лет установленного порядка ради того, чтобы она поверила в его чувство… - Я согласна… - слова прозвучали торжественно и таинственно в церковной тишине. Мягкий свет оплавившихся за длинную церемонию свечей бросал причудливые блики на лица молодоженов, застывших у алтаря. Пока отчего-то взволнованный батюшка тихо произносил слова венчальной службы, они только молча смотрели друг на друга. В глазах отражалась любовь, на губах играли улыбки счастья. Анне до сих пор не верилось, что все это происходит с ней. Она видела, как жалобно смотрят на них иконы в золоченых рамах, она чувствовала, как, объятый пламенем, муж превозмогает внутреннюю боль, сражается с собственными демонами, чтобы только быть с ней. Бедный Владимир… До последнего она пыталась его переубедить, просила отказаться от венчания, она готова была уже заявить, что не сочетается с ним церковным браком (ибо где это видано - венчание вампира, питающегося кровью смертных?!) Но он вдруг спросил: «Почему ты против?» Что она могла сказать в ответ? Что вампиру не место в церкви? Исключено! Ведь Анастасия Платонова живет в мире, где нет места темным детям ночи. Тогда она, грустно вздохнув, согласилась на всё. Но сейчас, в священной тишине храма, она уже тысячу раз пожалела об этом, не в силах видеть его мучений! «Бедный милый! Володенька, потерпи еще немного, совсем чуть-чуть… Обряд закончится, мы выйдем отсюда, и дома ты забудешь обо всем, клянусь! И об этой боли тоже…» И будто услышав ее мысли, Владимир слабо улыбнулся и кивнул ей: «Держись!» От спертого церковно воздуха было трудно дышать – практически невозможно. Бог, тот самый, что проклял древние вампирские семьи, сейчас пытался оттолкнуть каждую частичку его тела и души, выдворить из дома своего. Тело нестерпимо ныло тягучей болью, бескрайней, словно мировой океан. И всё-таки барон был рад, что благодаря матери, ее любви, ее жертве, он может стоять здесь сейчас, произнося клятвы во имя своей единственной, родной, желанной, которая стала сегодня ему законной женой – перед Богом и людьми. После окончания церемонии немногочисленных гостей ждал шикарный ужин в богатейшем ресторане города. Впрочем, стоит ли упоминать, что молодые на застолье не присутствовали? Владимир на руках внес жену в уют квартиры. За две недели, что он отсутствовал, отдавая последние приказания своему помощнику в Брашовском замке и на много лет прощаясь с трансильванскими землями, он так соскучился по ней, что ждать окончания банкета был не намерен. Прохладный атлас приятно шуршал под руками, маленькие белые туфельки соскользнули с ножек в прихожей, фату они потеряли, кажется, еще где-то на ступеньках. Да какая разница? Главное, что сейчас можно было, забыв обо всем на свете, любить друг друга, вновь и вновь доказывая силу своих чувств, неистово и неутомимо, с каждым поцелуем, с каждым вздохом шепча «люблю, люблю, люблю…» И впору было бы вспомнить счастливому барону, что в ответ на его гордо брошенное «Я никогда не вернусь сюда!» Владислав сказал только одно: «Никогда не говори никогда». **** Яркий солнечный день уже догорел за горизонтом, когда Анна возвращалась с работы. Последнее время туда совершенно не тянуло, ввиду близости любимого мужа и сладости медового месяца. А ехать приходилось. Коллеги и даже шеф только что у виска пальцем не крутили: - Настя! Ты в своем уме? Вышла замуж, а сама днями на работе зависаешь!!! И что было им ответить? Что останься она дома – у Владимира возникнет очень много вопросов, на которые она не сможет ответить, и основной из них - почему никогда при свете дня, ни при каких обстоятельствах, ни в выходной, ни посреди недели она не просит выйти с ней погулять. И только вечером, когда догорало летнее солнце, а город окутывала приятная прохлада, они могли выйти в парк или посидеть в ресторане. Впрочем, недолго. Потом Владимир своим бархатным голосом шептал ей на ушко «Пойдем…» - и всё остальное становилось неважно. Столько лет находясь вдали друг от друга, они старались теперь наверстать упущенное, старались вовсю… Девушка улыбнулась своему отражению Решительно, замужняя жизнь положительно влияет на женский организм. И если бы не постоянный страх потерять мужа, когда он узнает ее тайну, Аня была бы абсолютно счастлива. Столько раз в постели, прижавшись к нему, вдыхая запах его крови и чувств, она хотела повиниться, рассказать обо всем, напрямую спросить, когда он намерен уйти. А может, он хочет остаться? Мало ли, что Владимир сгоряча ответил своему графу? Ведь он любит ее по-настоящему – так неужели их любовь спасует перед давней мальчишеской обидой? Если уж на то пошло, Анна и сама может ему многое предъявить: ведь отец, ее родной отец, был далеко, прикрываясь рассказами о какой-то мифической опасности, он лишь изредка находил пару дней повидать дочь, а все оставшееся время посвящал племяннику, воспитывал из него воина, достойного руки графини. Нет, Анна вовсе не собиралась упрекать мужа за то, что он пытался отобрать любовь ее отца. Тем более что она так не думала. Надо всё объяснить, просто поговорить, в конце концов! Но всякий раз, когда губы уже готовы были произнести роковые признания, страх – дикий, первобытный ужас – сковывал по рукам и ногам, вечным льдом веяло его дыхание. Владимир всегда чувствовал эту перемену, нежно прижимал жену к себе – и в горниле страсти растворялись все беды, и меркли все несчастья, и звездная бездна, бесконечная, словно вселенная, вновь и вновь поглощала влюбленных. Вдруг Анино внимание привлекло что-то у дороги. Стряхнув с себя сладостные воспоминания, девушка притормозила и вышла из машины. Привлекший ее внимание субъект оказался молодым человеком лет двадцати. Он был в весьма плачевном состоянии: на темных волосах застыла кровь, одежда – грязная и разорванная – уже походила скорее на нищенские лохмотья, в затравленный взгляде отражался страх. «В-вы к-кто?» - заикаясь, спросил парень. «Не волнуйтесь, молодой человек, я полагаю, что смогу вам помочь» «Н-но как?» «Мой муж без труда найдет негодяев, которые сделали это с вами (еще бы – столько крови! Володя ее, небось, и сейчас чувствует), а я засажу их в тюрьму – надолго!» «А вы из милиции, да?» «Не совсем. Просто практикующий юрист. Меня зовут Анастасия Владимировна Платонова…» «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети… » Черт! Уже несколько часов одно и то же! Владимир метался по квартире, не понимая, что можно предпринять. Когда Анна не вернулась в положенный срок, он сразу почуял что-то неладное. Следовало бы немедленно пойти ее искать – полететь, если надо, ведь заостренные чувства воина его еще ни разу не подводили! Глупец, он еще пытался чего-то добиться от непонимающих коллег жены, зачем-то наяривал ей на мобильный и так потерял ночь. Целую ночь. А теперь над Петербургом вновь взошло солнце, его лучи немилосердно жгли темную душу, но еще больнее отзывались в сердце слова: «ЕЕ НЕТ!!!!» Анна не вернулась. До сих пор. И в этой чертовой круговерти современного мегаполиса с его домами и трафиком, с его вечными проблемами и нерешенными вопросами барон больше не чувствовал ЕЕ присутствия. Едва ли держась на ногах, он добрел до постели и буквально рухнул на атласное покрывало. Отдаваясь во власть солнечной горячки, потрескавшимися губами он прошептал: «Где же ты, Анечка?» И лишь тишина была ему ответом. Глава 22 Затхлый воздух, переполненный запахом гнили и человеческой боли, был первым, что она почувствовала, приходя в сознание. А еще привкус лаванды на губах – столь знакомый и в то же время совсем чужой – привкус смерти, которая дышала в затылок, находясь где-то совсем рядом, но отчего-то боясь подступиться. Немного придя в себя, Анна поняла, что это таинственное и немного пугающее сплетение ощущений ей дает близость родного существа. Родного по крови, но безмерно далекого, желающего ей только смерти. Кровь древнего рода Дракул ледяными струями бежала по его венам, вливаясь в его сердце, такое же холодное, как эти стены. Девушка попробовала обратиться к граниту, окружающему со всех сторон, но камень молчал, скованный страхом пред силами, могущество которых неоспоримо. Пытаясь привести в порядок мысли, она вспомнила последние мгновения перед тем, как тело и разум поглотила тьма. Молодой человек – весь в крови, избитый до полусмерти, умолял ее о помощи, и она помогла ему добраться до машины. Уже открывая дверцу со стороны водителя, Анна ощутила удар – немилосердный, сильный, он отозвался вспышкой боли, вмиг затопившей сознание. Последним, о чем она успела подумать, было: «Будь я человеком – умерла бы…» А потом погасли звезды, луна скрыла свой бледный лик и наступила непроглядная тьма. И вот сейчас, в этом закрытом подземелье, она отчетливо, явственно ощутила присутствие кого-то из рода Дракул. Отец? Никогда! Владислав мог что угодно говорить своей дочери о ее жизни среди людей, но он и пальцем бы к ней не прикоснулся. А значит, вариантов не так уж много. Либо кто-то из отцовских слуг не в меру ретиво исполняет графский приказ, либо враги трона решили таким образом повлиять на темного князя… Правда, был еще один, третий вариант, о котором Анна предпочитала не думать: отец мог пожелать избавиться от навязчивой барышни, забравшей у него воспитанника. Тогда ей не угрожает смертельная опасность, ведь доказать свое происхождение не так уж и сложно – а дочь Дракулы не посмеют обидеть! Такое предположение было весьма удачным, но оно не объясняло основного: чью кровь Анна слышит через гранит этих стен, так близко, так явственно? Будь это папа – он давно уже зашел бы к ней, он бы ее тоже почувствовал. Значит, не он. Но от великого рода после гибели Владирада никого не осталось! В этот миг железные засовы противно скрипнули, и девушка машинально закрыла свои ощущения и мысли – кто бы ни был этот таинственный вампир, она должна быть осторожна и не открываться раньше времени. Вглядываясь в темноту, постепенно к ней привыкая, Анна ощутила незримое присутствие кого-то сильного и безжалостного, едва ли похожего на всех тех, с кем за столько лет приходилось встречаться. Пламя зажигалки блеснуло в руке, и вдруг помещение озарили несколько в одночасье вспыхнувших светильников. Тусклые лучи скользнули по мрачным стенам, влажному потолку, каменным ступенями, поднимающимся к кованой двери и осветили лицо мужчины, стоящего перед Анной. Карминный плащ укутывал его плечи, на бледных скулах играли причудливые тени, с выпущенных клыков капала кровь. Надо же – он даже не пытался скрыть своей природы, не прятала истинного лица! Прищурившись, он разглядывал прикованную к железным поручням хрупкую девушку, взгляд его темных глаз был острей клинка, и он был похож на Владислава. Поднеся к губам золотой кубок, наполненный кровью, он еще раз внимательно посмотрел на Анну и спросил: - Почему ты не боишься? Только легкая полуулыбка была ему ответом. - Меня зовут Владилен Дракула. Слыхала? Ну, конечно! Владилен… Неужели у Владирада действительно был сын? Об этом говорили после его казни, и отголоски тех бесед долетали до объятой пламенем революции России. - Я слышала о другом представителе рода Дракул… - немного утомленный, спокойный голос девушки заставил ее собеседника оторваться от трапезы и подойти ближе. - Наверняка, ты слышала о Владиславе? – Что же настораживает в этих васильковых глазах? Почему тревожно под их насмешливым взглядом? Отчего она, прикованная цепями, запертая вдали от солнечного света, смотрит на него, и нет страха в ее душе? - Ошибаешься. Я говорила не о нем… - Интересно… Имя? - Чье? - Того, о ком ты сказала! – Остатки терпения покидают его все быстрее и быстрее, но тем непонятнее это олимпийское спокойствие в нежном голосе: - Я имела ввиду герцога Владирада, твоего отца…. - Откуда?... – его глаза вспыхивают недобрым пламенем. Рука, занесенная для удара, так и застывает в воздухе. В мыслях проносится: «Не может быть» И тут же мягкий женский голос отвечает: «Ты все правильно понял, братец…» Как удивительны и непредсказуемы дороги судьбы. Бросая нас на скалы и утесы жизни, словно морская буря маленькую лодку, она может разлучить на многие годы тех, кого прочила друг другу, и свести в одном месте лютых врагов. Когда-то давно на шпиле ратуши в старинном Брашове по приказу графа Владислава его названный племянник сжег отца Владилена. А теперь девушка, попавшаяся ему в руки, оказалась дочерью первого и женой второго. Вернее, о связи ее с Корфом Владилен знал с самого начала. Именно Анастасию Платонову должны были схватить его слуги и привезти сюда, чтобы сраженный горем Владимир, позабыв об осторожности, примчался спасать драгоценную супругу и нашел свою смерть на острие клинка наследника герцога Валахии. Что бы там не произошло между его дядей и Корфом, барон все еще оставался самой непреодолимой преградой на пути к трансильванскому каменному трону. Да, он узнал о коварном шантаже, с помощью которого граф когда-то отправил старшего Корфа к Долгорукой. Но кир Аврам, услужливо поведавший Рыцарю Ордена ту историю, был уверен, что Владимир смог в душе простить Дракулу и по первому зову пришел бы на помощь, возглавил графское войско и непременно выиграл бы – как всегда. Поэтому его следовало устранить первым. А его жена стала замечательной приманкой – маленькой девушке не справиться с бессмертным вампиром-магом! Ее кровь представлялась Владилену сладкой и пряной, а прекрасное тело могло послужить для любовных утех. Что потом делать с Платоновой – убить ли, или вернуть к жизни каплей своей крови – он еще не решил. И вот сейчас эта распланированная стратегия рассыпалась, будто карточный домик, от сознания того, кто перед ним. В какой-то момент Владу даже показалось, что ситуация складывается весьма удачно – ведь в его власти сама юная графиня Анна, убив ее, он осуществит свою месть в полной мере. Но потом сознание обожгло мыслью: Владимир придет за графиней не один. Забыв о ссоре, он попросит помощи у тестя, и целая армия обрушит свою мощь на голову отпрыска Владирада и всех его приближенных. Да и будет ли кому защищать герцога? Тот же Бранкович сбежит от опасности, предаст и его так же, как когда-то его дядю. Почему же на его стороне только трусы и подлецы, а на стороне его врага – такие бесстрашные и безупречные рыцари? «Хороший вопрос. Задумайся над этим…» - пронесся в мыслях тихий голос Анны. Подхватив полы длинного плаща, герцог Дракула выбежал из подвала, сверкнув напоследок глазами в сторону кузины. Она же грустно улыбнулась: эта игра с огнем стоит свеч… Брат не сможет ее убить, ни один Дракула¸ по воле древнего заклятья, не поднимет руку на кого-то из своей семьи. Да и вряд ли смерть графини нужна ему: он хотел использовать ее в качестве приманки, и сделает это. Вот только кто должен клюнуть – отец или муж? В любом случае, надо сохранять достоинство и хладнокровие. Пока что нет возможности бежать – тяжелые цепи стискивают запястья. Темный свод не пропускает мысли и чувства с поверхности земли. Стальная дверь не подчинится силе ее вампирской власти. Остается только ждать… ….Ждать…. Помощи? От кого? Известий? Каких??? И так вся милиция города сбилась с ног в поисках Анастасии Владимировны Платоновой. А ее нет – нигде нет уже вторые сутки. И запах ее волос потихоньку растворяется в вечернем сумраке. «Где ты, где же ты?» - устало шепчут губы, а темная душа рвется ввысь, надеясь, что с небес сможет рассмотреть маленькую девушку, мечтательно улыбающуюся падающим звездам. Владимир нервно мерил шагами пустую гостиную, ожидая, когда надоедливое солнце окончательно скроется за горизонтом. Почти сорок часов он не спал, лишь на несколько минут закрывая глаза и вновь пробуждаясь, мучимый мыслями б Ане. Ни одной весточки о ней не принес теплый летний ветер, ни одного намека на то, где она может находиться. Метаясь, словно зверь в клетке, барон уже побывал везде, заглянул в каждый уголок этого чертового города, но встречал лишь пустоту. Ни люди, ни вампиры, живущие здесь, не знали ровным счетом ничего об исчезновении молодой баронессы… Оставалось только одно – просить помощи у Владислава. Но после всего случившегося едва ли граф захочет даже выслушать его. Слабо представляя, что нужно делать, едва утихомирив истекающее кровью сердце, Владимир ринулся в летние сумерки, и следы его слез еще долго сияли ледяными кристаллами на подоконнике пустой квартиры… Время похоже на черную дыру, которая неумолимо затягивает секунды, минуты, часы. В неволе это ощущаешь особенно остро. Анна прикрыла глаза и постаралась забыться сном. В памяти пронеслись картины прошлого – не такого уж и далекого, но столько лет скрытого в глубинах сознания. И вот настал час, и реки судьбы повернули свои русла, облака побежали в обратном направлении и в мыслях раздался голос отца: «Не отрекайся от себя, Аннушка». И она отчетливо увидела высокие стены старинных зданий, фонтаны на центральной площади и окутанный полумраком осенний парк… …Где-то позади осталось пламя, охватившее любимый город. Иногда Анне казалось, что этот неугомонный двадцатый век способен только на смерть и разрушение. Но даже в нем таилась великая сила созидания. И особенно это ощущалось здесь. Древний Львов был тем удивительным местом, которое, храня на себе печать веков, слывет вечно молодым. Его мощеные улочки, такие же узкие и живописные, как в Париже, его полуразрушенные крепостные валы и готические храмы, его многовековая история, вплетенная в бушующую современность, - все это вызывало ощущение необъяснимого спокойствия и умиротворения. Она приехала сюда неспроста – после стольких лет разлуки Анна Долгорукая хотела повидаться с отцом. Мрачный Брашов, его отчина и официальная резиденция, пугал девушку, а звать венценосного родителя в Петербург, раскрывая все карты, не хотелось. Хотелось просто бродить по тишине парковых аллей и разговаривать обо всем, о чем могут говорить отец и дочь, давно не видевшие друг друга. Несколько дней она провела во Львове, прежде чем в один прохладный осенний вечер восходящая луна подмигнула ей, звезды склонились в немом поклоне и поприветствовали высокого мужчину в черном плаще. Анна быстро поднялась со скамейки, слегка склонила голову и прошептала: «Здравствуй, отец…» Он не ответил, лишь порывисто шагнул навстречу, улыбнулся и прижал ее к груди – крепко-крепко. В его объятьях было легко и спокойно. Проходившие мимо люди смотрели на обнимающуюся пару и думали Бог весть что, но им было все равно – после стольких лет отчуждения Владислав Дракула и его дочь смогли, наконец, понять друг друга и простить. Они долго гуляли и говорили обо всем на свете – о Лизе и дяде Ване, о вампирах и людях, о Первой Мировой войне и вечных битвах Влада с врагами рода Дракул, о Владимире Корфе и о будущем, которое видел для них отец. Тогда-то, памятуя о презрении, которое читала Аня в глазах барона, она попросила отца никогда не пытаться вмешаться в их судьбу. Граф не хотел давать подобных обещаний, но дочь твердила вновь и вновь: «Прошу тебя, папа, поклянись, что никогда не станешь приказывать – ни ему, ни мне. Поклянись, что если мы захотим связать судьбу с кем-то другим, ты примешь это как данность и никогда, слышишь, никогда не употребишь темной власти, чтобы изменить наше решение…» Скрепя сердцем, Владислав произнес: «Я никогда не оспорю ТВОЕГО решения, клянусь кровью!». На большее вряд ли могла рассчитывать его блудная дочь. А это значило, что отец так и не отказался от мысли сделать барона Корфа свом зятем – если она захочет, конечно. Тогда, пресекая всякие возможности отцовского влияния, Анна попросила еще об одном: никогда не искать ее. «Я сама найду тебя, папа, позову, если мне нужна будет твоя помощь, приеду, когда тебе понадобится моя, я поделюсь с тобой моими печалями и радостями – только не ищи меня, пожалуйста, позволь затеряться среди людей…» «И ты бросаешь меня, девочка, и ты предпочитаешь смутные очертания рая небесного темному чертогу фамильного замка… Да будет так…» - и бессмертный граф снова поклялся кровью рода Дракул, и эта клятва, нерушимая, как карпатские вершины, и вечная, как славный род трансильванских владык, до сих пор сдерживает отцовские чувства, не давая им воли. И Владислав, сидя на своем румынском троне, так и не пытается найти свою маленькую белокурую девочку… Анна вздохнула. Наверное, настало время изменить ход событий, вернуться к своим корням и вспомнить, кто она, на что способна и как умеет побеждать. Под хмурыми сводами старого сырого подземелья в тишине, прерываемой лишь потрескиванием масла в горящих светильниках, необыкновенно торжественно и немного зловеще прозвучали слова древнего заклинания: «Я дымом проникну за двери и ставни. Я быстрокрылой мышкою стану. Мутной рекою из пролитой крови Я разобью любые оковы. Я – бесконечность. Беды пророчу. Бойся ходящей под нимбами ночи….» И свод дрогнул под напором темной власти, встрепенулись старинные стены, покрытые зеленоватой плесенью, эхо разлетелось по лабиринтам коридоров. Владилен Дракула выронил из рук кубок, и мутно-красная жидкость растеклась по гранитным плитам. В этот самый миг, повинуясь врожденному вампирскому чутью, Владимир напрягся и уловил в душном воздухе дикий всплеск энергии. Могущественный маг снова применил силу. Кометой в сознании пронеслось: «Кир Бранкович!». Стремительно и резко Корф взмыл в воздух, укутанный в сумеречную прозрачную темноту. Теперь он знал, где может находиться его Анна. Глава 23 Красивый дом, построенный в стиле ампир, уже много лет возвышался в одном из поселков недалеко от Петербурга. Большие окна отражали солнечный свет и лунные блики, на балконах цвела яркая герань, чувство покоя и умиротворения царило над особняком, укутывая его в прохладу летних ночей. И ни одной живой душе не было известно, сколько страшных тайн и страданий хранят его мрачные подземелья! Ведь здесь проживал свою почти бессмертную жизнь Дмитрий Бранкович. Много лет назад приехав в Россию в поисках убежища, опальный вампир остался в этом роскошном особняке навсегда. Мрачная слава долгие годы преследовала дом и его молчаливого хозяина, но время шло – и старые слухи потихоньку начали забываться. Да и в бурлящей современности едва ли кто-то серьезно верил в детей ночной тьмы. Дмитрий сидел у окна и наблюдал за тем, как сумерки поглощают отблеск заката – как гаснет лиловое зарево на западе, как медленно и царственно поднимается на небосвод владычица-луна. На сердце было тревожно – с тех самых пор, когда слуги его высокого гостя притащили белокурую барышню и заперли в одном из старинных подземелий, находящихся под домом. Дмитрий не особо вникал в подробности дел, которые проворачивал его брат, кир дома Дракул, ныне живущий у него, но одно было известно совершенно точно: эта девушка – жена Владимира Корфа. Бранкович давно не был в родной Трансильвании, но ему слишком хорошо было известно имя барона. И его сила. И слава самого могущественного воина, когда-либо рожденного в мире вампиров, названного сына самого графа Владислава. Поговаривали, что даже непобедимый граф побаивается своего воспитанника – ведь такой могущественный вампир может связать силы любого мага! Именно поэтому он решил отдать Корфу в жены свою дочь – единственную наследницу Брашовского трона. И хоть Дмитрию Бранковичу подобные слухи казались весьма преувеличенными – пренебрегать ими нельзя! Если Владимир действительно так силен, он камня на камне не оставит от этого места, а чего уж говорить о тех, кто попадется под горячую руку барона! Еще одной навязчивой проблемой был тот самый гость, «почтивший скромную обитель своим присутствием» - герцог валашский, Владилен Дракула – личность темная и опасная в своем слепом стремлении отомстить. Вот и сейчас он угрюмо стоит у погашенного камина и пьет свою очередную порцию крови. В последнее время он что-то слишком нервный – не реагирует на вопросы, только мерит шагами комнаты и гневно сверкает своим стальным взглядом, словно насквозь пронизывая того, кто осмелится его потревожить. В чем же причина столь разящих перемен? «В чем причина?» - Владилен в очередной раз глотнул вязкой солоноватой жидкости и вышел из комнаты. Невероятно! Надо ж было ТАК опростоволоситься! Схватить собственную сестру! Нет, ни жалости, ни раскаянья герцог не испытывал – она была дочерью Владислава, ее любил Корф, и уже за это Анна должна умереть! Беда в том, что ОН не сможет отнять жизнь у кроткой красавицы. Кроткой ли? Память услужливо нашептала: «Разве не помнишь, какой силой сверкнули ее глаза, когда она перехватила твои мысли? Какой властью дышит каждое ее слово, каждый взмах тонкой руки? А как она всколыхнула стены древним заклятьем? Разве ТЫ так можешь?» Нет… Он не мог… Он слишком слаб, чтобы дать достойный отпор кузине, и он так растерялся… Чего ждал? Что охваченный паническим страхом барон сам придет ему в руки, положит голову на плаху и скажет: «Руби»? Едва ли… Он явно погорячился, планируя это похищение – дурацкое и бессмысленное. Может быть, если бы жена Владимира действительно была обычной смертной, оно имело б смысл. Но барон, конечно же, понимает, насколько могущественна его супруга. И не станет мучиться в раздумьях. Как это он до сих пор не выследил Дракулу и Бранковичей? Теперь, пожалуй, Анна действительно стала опасным свидетелем их злодеяний. Что же с ней делать? Герцог подошел к высокой резной двери и тихонько постучал. Замок щелкнул через мгновение, и комната впустила посетителя в свою темноту и тайну. Классическая обстановка вампирского помещения – темный гроб на возвышении выглядел зловеще и немного старомодно – сегодня вампиры в основном предпочитали обычные кровати. Но кир Бранкович принципиально не поддерживал «эту глупую молодежь». Владилен медленно подошел к возвышению и отбросил саван: бледное лицо тысячелетнего вампира мирно покоилось на шелковых подушках, его руки, сложенные на груди, несли печать прожитых веков – морщинистые и искривленные временем. Кир приоткрыл глаза и устало посмотрел на молодого герцога. - Почему ты такой хмурый в последнее время? Говорить или нет? Уж лучше промолчать – тогда волна презрения не обрушится на Дракулу из этих сжатых уст. Но, с другой стороны, Анастасия Платонова, она же Анна Долгорукая – их общая проблема, а значит – надо вместе решить, что делать с девчонкой, пока не возникло серьезной угрозы. - Видите ли, кир Аврам, Анастасия Платонова, жена Корфа, на самом деле… - голос дрогнул, силясь произнести ненавистное имя, - она – моя сестра, Анна Долгорукая, в смысле – Анна Дракула, княгиня Анна… Бранкович резко сел в своем гробу. Казалось, что Второй Потоп не стал бы для него большей неожиданностью, чем эти несколько слов, произнесенных неуверенным голосом его юного сообщника. После нескольких мучительно долгих минут раздумий он произнес: - Анна должна умереть! – встал и накинул темную длинную мантию, - я сам позабочусь об этом… Анна сразу поняла, что не одна в сыром и темном подвале. Тот, кто спустился к ней, был сильным магом. Уж не его ли чувствовала девушка последние несколько месяцев – неясно, смутно, отдаленно, но все-таки с завидным постоянством? Наверняка, и Владимир приехал в Россию, чтобы его разыскать. Он появился из темноты – такой же мрачный, как самая глубокая адская бездна, и такой ж зловещий. Он не прятал клыки. Впрочем, это уже было лишним: ОН знал о ней всё, и это знание несло в себе ожидание смерти. Анна бесстрашно посмотрела в темные глаза: она Дракула, а Дракулы не падут на колени ни перед кем, никогда! Вампир только усмехнулся: ему не нужны мольбы о пощаде, его миссия – здесь, сейчас – ясна и проста – смерть! Глубокий взгляд обволакивал и ввергал в непроглядную тьму. Сначала Аня пыталась ему противостоять – но тщетно. Даже безграничная сила вампирской власти пасовала перед старинным заклинанием вечного сна, едва ли не единственными способом уничтожить рожденного вампира, не причиняя ему видимых увечий. И этот сон окутывал волшебным маревом, обещая успокоение, неся забвение, увлекая за собой туда, откуда нет возврата… Девушка судорожно хваталась за реальность обрывками мыслей и воспоминаний: мама, дядя Ваня, отец, Владимир… «Володенька…» - в последний раз произнесли губы и застыли, скованные смертельным дыханием вечности… И, сменяя друг друга, понеслись перед бледнеющим мысленным взором картины – одна ярче и прекраснее другой – из прошлого и счастливого настоящего. А потом все скрыла тьма – и только рев бушующего неподалеку моря нарушал этот вечный покой. А она стояла на берегу – и бешеные волны, разбиваясь о цитадели неподвижных скал, гремели и рокотали. Цепи, сковывающие руки, упали сами по себе, и порыв ветра – невиданной силы – подхватил их и швырнул в бушующее море. Анна обрадовалась – наконец-то она Свободна! Можно забыть обо всем, как о кошмаре, и продолжать наслаждаться жизнью с любимым мужем. «Владимир!!!» - крикнула она навстречу ветрам, а высокие волны подхватили ее слова. И на пенных гребнях сверкнули серые глаза! В них хотелось утонуть, раствориться, забыться… Забыть… Быть забытой… Но вдруг где-то далеко в раскатах молний послышался голос отца: «НЕ смей забывать!!! Держись, Анна, ты сильная, ты сможешь, ты выдержишь!!!!» А несколькими мгновениями раньше, рассекая крыльями полупрозрачную вечернюю тьму, к особняку подлетел тот, кого видела Анна в своем призрачном видении. Владимир неслышно проскользнул мимо прохлаждающихся в саду стражников, в который раз подумав, насколько не умеет подбирать охрану старомодный кир. В коридоре было тихо и немного жутко. Никого так и не встретив в гостиной и зале для приемов, барон поднялся на второй этаж. Чутье, столько лет служившее ему верой и правдой, сейчас подсказывало: надо быть настороже. Иначе – тонкая грань между жизнью и смертью растворится, и неведомые силы сметут его с лица земли. А он не может умереть! Не имеет на это права – пока в опасности его Анечка. Как только он найдет ее, вызволит, тогда можно будет броситься в бой и, если надо, умереть. За нее, только за нее – снова доказав, как сильно он любит. Сначала ей будет трудно смириться с его гибелью. Но пройдет время – и все забудется, и жизнь потечет своим чередом, и тогда, тихими вечерами, глядя на полную луну, она будет иногда вспоминать свою первую любовь – забытого всеми странника, сына ночного ветра и адского пламени… И в ее светлой душе не будет ни горечи, ни сожаления – только тихая грусть за тем, что могло произойти, но затерялось в лабиринтах времени и ускользнуло… Вдруг внимание Владимира привлек неясный шорох – словно крылья летучей мыши, попавшей в силок. Он пошел на звук, вдыхая воздух, выслеживая, как опытный охотник, того, кто посмел от него спрятаться. Размашистое движение руки - и пальцу схватили край темно-красного плаща. Корф не поверил собственным ощущениям: перед ним стоял … Дракула! Ошибки быть не могло, специфический запах неразбавленной графской крови не спутать ни с чем. Практически не отдавая себе отчета в том, что он делает, Владимир прижал своего соперника к стене и так сильно стиснул тонкую шею, что под пальцами яростно запульсировала темная кровь, проступая синяками на бледной коже. Сдерживая свою ненависть, он немного ослабил хватку и раздельно произнес: - Где Анна? Так и не дождавшись ответа, барон грубо швырнул Владилена на пол (ну, естественно, кто ж еще посмел бы совершить это грязное похищение, как не жалкое Владирадово отродье?). Сталь клинка блеснула в лучах настенных светильников. - Где она? Твое молчание не отодвигает миг смерти – лишь делает ее еще мучительней! Где моя жена??? Но молодой герцог упорно молчал. Владимир лишь раз встретился с ним взглядом, но этого было вполне достаточно, чтобы понять мотивации Дракулы. В его молчании не было высокомерной гордости и аристократической чести, не было желания спасти соратников и не предать памяти отца, стремления до последнего быть верным свои идеалам. Корф брезгливо скривился: Владилен молчал, потому что застыл от страха. Великий воин… Клинок рассек воздух, и голова племянника графа Владислава упала на каменные плиты пола. И безграничный страх все еще плескался в уже мертвом взоре… Но Анна до сих пор не найдена. А значит, необходимо продолжить поиск! «Анна, Анна, Анна…» - проносится в сознании. Все чувства заостряются, чтобы наконец понять, где же чертовы враги спрятали его малышку. И неведомая сила тянет вниз, в недра земли, туда, где ярким пламенем сгорают надежды и мечты, в самую преисподнюю. О, он готов спуститься и туда, лишь бы спасти свою любимую. Но пока что достаточно будет и подвала – не иначе как в его хмурых стенах томится Анна. Выбив очередную дверь, Владимир направился вниз по гранитным ступенькам. Вдруг дыханием января повеяло снизу, и без того холодная кровь вампира заледенела. Сила, что противостояла ему сейчас, была несоизмерима с мощью воина. Древний, как старинные проклятья, как горы, подпирающие свод небесный своими синими вершинами, как звезды, чей бледный свет падает на снежные спящие равнины, перед ним стоял тот, кого Владимир так и не вернул в далекую Трансильванию. - Кир Бранкович, - барон чуть отступил назад, еще до конца не понимая, как следует действовать и чего ждать от этого мага. – Я ищу жену, Анастасию Платонову. Где она? Но древний вампир только улыбнулся, и этот ехидный оскал открыл все тайны мрачного подземелья. Владимир понял, КТО на самом деле его основной враг. И пожалел, в тысячный раз пожалел, что не довел порученное Владиславом расследование до конца. Сознание пронзила темная сила, враг пытался сломить его. И самое страшное – он ведь действительно МОГ это сделать! Главное – устоять, не поддаться, выдержать и суметь отразить удар! Минуты тянулись медленно, словно складываясь в бесконечность, Сцепив пальцы на рукоятке клинка, барон Корф противостоял власти своего могущественного противника, и не было этому молчаливому поединку конца-края… И даже немые стены стенали и плакали от ужаса – так непредсказуема была эта смертельная битва. Но в какой-то миг Владимир понял, что силы Бранковича иссякают: он почувствовал это – каждой клеточкой своего бессмертного тела, каждой частицей своей темной души, каждым ударом своего большого любящего сердца. Не обращая внимания на усталость и боль, он занес клинок над головой врага. Рассекая воздух, с легким свистом дамасская сталь вошла в плоть вампира – раз (и черная кровь хлынула из зияющей раны на груди), два (разорвалось переполненное злом и ненавистью сердце), три (и голова слетела с уже мертвого тела, прерывая древний род, освобождая невинные души…). А впереди немым стражем у двери темницы стояла тишина. И только бешеный стук сердца нарушал ее. Владимиру не составило труда справиться с тяжелым замком при входе в подвал, сбив засовы, он ворвался в затхлый воздух. Глаза вампира быстро привыкли к темноте, но то, что барон увидел в мрачном подземном помещении, повергло в ужас даже бесстрашного воина. Прикованная цепями, измученная и бледная, у стены лежала его Анна, и темно-русые волосы вновь были светлыми – белыми, как вечные снега на карпатских вершинах. - Что с тобой? ЧТО С ТОБОЙ???? – Владимир подбежал к жене и разрубил ржавую цепь. – Анна, Анечка, ответь, ответь мне! И, о чудо, небесно-голубые глаза, такие же яркие, как и всегда, посмотрели на него, и в самой глубине зрачков засветилось счастье, и губы прошептали: - Всё хорошо… Со мной всё хорошо… Я ждала тебя… Он подхватил жену на руки и, не разбирая дороги, не пытаясь скрыть свои ночные крылья, вылетел из рокового особняка, почти лишившего его жизни – Анны… До квартиры они добрались очень быстро. Анна наотрез отказалась ехать в больницу: как не настаивал муж, она твердила, что все нормально, что никто с ней ничего не сделал и что ей просто надо отдохнуть. Свернувшись калачиком под теплым одеялом, она почти сразу заснула, а Владимир еще долго сидел над ней, тихонько целовал серебристые волосы и шептал, как сильно он ее любит. За окном медленно гасли звезды, все светлее становился небосвод на востоке, всё чище и прозрачнее воздух. Барон ощущал, как быстро наступает летнее утро, плавно завершая владычество ночи, и его уже начинало клонить в сон. Смыв со своего тела кровь сраженных врагов, он прикрыл шторы, лег рядом с женой и, прижав ее к себе, начал засыпать. Когда сознание уже растворялось в сонном мареве, ему послышался голос далекого Владислава: «Теперь береги ее, Володя…» Увы, барон подумал, что это ему только снится… **** Музыка играла настолько громко, что едва ли можно было разобрать слова даже сидящего рядом человека. Сладковатый запах чьих-то духов постоянно не давал покоя, и Анне казалось, что еще немного – и она захочет вспомнить свою кровожадную природу. И зачем Романов притащил их сюда? В очередной раз вопросительно взглянув на Александра, девушка услышала, что «в прокуратуре снова аврал, цены на нефть выросли и ей гораздо лучше блондинкой». Улыбнулась: странные мысли у этих смертных, всё тяжелее и тяжелее находиться среди них, такое чувство, что непосильный груз ложится на плечи, и притягивает к земле, всё ниже и ниже, неумолимо, неотвратимо… А ей хотелось ввысь! Всего однажды изведав сладость полета, когда Владимир с ней на руках взмыл на своих ночных крыльях, и огни города растворились в туманной дымке, и звездное небо обняло их теплыми летними ветрами, Анна снова стремилась туда, отчетливо понимая, что назад дороги не будет. Пришло время делать выбор, жребий давно брошен, и теперь она должна найти в себе силы сказать правду. И будь что будет. Она склонилась к мужу и прошептала: «Володя, давай уйдем…» Попрощавшись с друзьями, они вышли из клуба и нырнули в летнюю ночь. Сердце Анны билось тревожно, каждым ударом напоминая о старых обидах, затаенных в душе Владимира и приближая миг рокового признания. Вот уже и родные стены квартиры вздохнули с немым укором, и благоухающие розы в вазе склонили головы, и замолкли птицы за окном. Губы приоткрылись, чтобы всё-всё ему рассказать, но уже в который раз произнесли только «Я люблю тебя…» И он снова подхватил ее на руки, и двух влюбленных закружила в своем танце страсть, как в первый раз, как каждую ночь – безбрежный океан, пучина, в которой они снова безвозвратно утонули – и, предназначенные друг другу, Владимир и Анна снова наполнили ночь своей любовью, становясь единым и неделимым целым. И снова она ничего ему не сказала… А утром городские улицы заполонил туман, молочно-белый и непроглядный. Анна быстро вышла из подъезда, села в машину и, кивнув рукой стоявшему у окна мужу, скрылась в этой густой дымке. Она поклялась себе собственной кровью, что сегодня расскажет обо всем, и никогда не нарушит этой священной клятвы. Всё так и будет. Решено. Очень жаль, но мы часто не знаем, что судьба все решает за нас, а слушая наши клятвы и обещания, лишь хитро улыбается в ответ… После долгого рабочего дня, последнего в ее жизни, Аня вернулась домой. Вернее, она заехала туда только на минутку – чтобы переодеться и уже в приличном виде пойти в ресторан с любимым. Вечерняя мгла поглощала город, мягко ступая по камню и асфальту, заглядывая во дворы и переулочки, крадучись по набережной, залитой светом фонарей, тихо шепча о скрытых опасностях и затаенных страхах. Анна повернула на проспект, посигналила зазевавшимся прохожим и подобрала какую-то девушку на перекрестке – невысокого роста, белокурую, довольно симпатичную. - Можете подвести до парка? - Конечно, почему бы и нет? – Анна приветливо кивнула попутчице, нажимая на педаль газа. Владимир вышел из зала ресторана. Что-то слишком долго нет Ани! Как бы снова чего не случилось! По улице проезжали машины, и свет фар рассекал темноту. Внимание вампира привлек сигнал за поворотом, кажется, кто-то перебегал улицу на красный свет – этим смертным вечно жизнь не дорога. Ну, наконец! Анина БМВ быстро подъезжала к зданию. Еще чуть-чуть…. Вдруг раздался непонятный грохот и треск, в небо взметнулись огненные языки, полетели в стороны обломки металла… Черная БМВ, объятая пламенем посреди проспекта… Немилосердные искры добираются до топливного бака… Какое-то мгновение – мгновение длинною в вечность, длинною в жизнь… Звук второго взрыва сливается с отчаянным криком: «Аннаааааа!!!!!!» Глава 24 Холод и тьма густой пеленой обволакивали шпили и башни древнего замка. Грозовые облака, мрачным маревом проплывая над вершинами гор, бормотали о непоправимых ошибках и невосполнимых утратах. И каждая частичка темной души возражала им: «Не смейте, даже не думайте о том, чего нельзя исправить!» Граф Владислав Дракула, темный князь вечного вампирского племени сидел у кровати своей дочери – единственной, любимой. Едва успев выхватить Анну из объятого пламенем автомобиля, он вмиг принес ее сюда, в старинный замок, затерянный среди трансильванских земель и леденящих душу поверий, среди сотен лет одиночества. Раны на белой коже заживали довольно быстро, но на сердце лежала печать боли и разочарования. И поэтому девочка до сих пор металась в бреду – уж слишком сильно, в самую душу, впились шипы человеческой ненависти. Те самые люди, которым она верно служила столько лет, которых защищала от всевозможных бед, несчастий и лишений, просто-напросто попытались стереть ее с лица земли. И, о древние силы, им это почти удалось! Владислав не переставал винить во всем случившемся себя – не стоило идти на поводу у своей собственной дочери и, согласившись дать ей покой, поклясться кровью Дракул. Тогда бы Анна была с ним, в замке, и ей не угрожал бы не спятивший от своей жадности Бранкович, ни потерявший всякий страх Владилен, ни эти смертные мерзавцы, которые решили отомстить за чей-то там арест. А еще граф безумно сердился на Владимира. Почему Корф, напрочь позабыв об осторожности, был настолько слеп, что совершенно не заботился об Анечке? А еще герой и рыцарь Ордена! Да теперь Владислав точно уж не отдаст дочь ему в жены! Даже на километр к ней не подпустит! Именно поэтому слуги уже получили приказ гнать барона с трансильванской земли, как только он появится. Именно поэтому на мольбы метавшейся в бреду Анны позвать Владимира, рассказать ему обо всем, привести его сюда Владислав отвечал неизменным молчанием. Так продолжалось уже семь дней – самых мучительных и долгих в его жизни. Поглаживая светлые волосы, только начинающие приобретать свой естественный цвет после поединка с Бранковичем, Дракула сидел у изголовья кровати, и его темный взгляд блуждал по просторным мирам, по разным временам и пространствам. Анна снова звала мужа – тихо звучал нежный голос, слабо шевелились губы, сил произносить слова почти не осталось. Но это ее едва различимое «Владимир…»! Да разве имеет право отец лишить счастья единственную дочь, отговорившись лучшими побуждениями, благими намерениями? А ими ведь действительно устланы дороги у ворот ада! ОН видел, он знает, так почему же, упрямо склонив голову, граф до сих пор не приказал привести этого безрассудного мальчишку, столько лет твердившего ему о ненависти к солнечной юной графине, а потом бросившего свою жизнь к ее ногам? И было ли это? Запретив отцу наблюдать за своей жизнью, Анна чуть не порвала крепкие нити, связавшие их, и теперь он не в состоянии рассмотреть в душе дочери силу и глубину ее чувств. В этот самый миг девушка на постели слабо вздохнула и приоткрыла глаза. Сколько боли, сколько невысказанной горечи обрушил на Владислава синий взгляд! Но губы уверенно произнесли: «Он любит меня, папа. А я – люблю его…» «Любишь?» «Больше жизни…» Кованые двери приоткрылись, впуская лекаря. - Графине нужно поспать, мой повелитель, иначе она еще долго будет витать на грани… - Да, конечно… Владислав вышел из покоев дочери и направился в библиотеку. Ему было о чем призадуматься: слова, которые, придя в себя, прошептала Анна, не оставляли графу выбора. Его девочка станет баронессой Корф – тем более что именно это суждено ей судьбой. Да и разве не он сам добивался этого брака, готовил к нему и непокорного названного племянника, и решившую посвятить себя людям дочь? Вот пришло время состояться свадьбе, которая призвана изменить всю многовековую историю рода Дракул. Владислав кивнул тишине, бродившей вокруг: «Да будет так!» Он принял решение, и старинные фолианты в кожаных переплетах прошептали: «Ты прав, повелитель…». Он вышел на каменный балкон и вдохнул чистый летний воздух – аромат цветущих трав напомнил ему запах волос ЕГО любимой, мерцание звезд в вышине – ее прекрасные глаза, песня ветра – ее веселый смех, переливами раздающийся под сводами заброшенной усадьбы. Потом Владислав вспомнил Ивана, своего единственного друга, самого преданного, верного, искреннего – как же мерзко он с ним обходился, как мало ценил! А еще в памяти всплыли мягкие точеные черты темноволосой красавицы, которую любил его друг. Елизавета, Иван, Вера и он, Владислав Дракула – их всех связала судьба прочными нитями в одно целое. Но она была слишком жестока и несправедлива, так и не позволив стать счастливыми, разлучая на годы, а то и навсегда, щедро дарила лишь боль утрат и горечь разочарований. Так пусть же хотя бы их дети обретут счастье и покой в объятьях друг друга! Может быть, тогда разрушится сила древнего проклятья, и род трансильванских графов, обретя былое могущество, снова вознесется над румынскими землями? Салютуя одиноко сияющей луне, Влад взмыл в небо, и, развернув свои ночные крылья, направился туда, где возвышались гордые карпатские хребты, а потом – дальше на северо-восток, рассекая воздух, вдыхая свободу – за счастьем для своей дочери и воспитанника, а немножко – и для себя. Найти Владимира было нетрудно – ядовитый привкус боли на губах вампира Владислав услышал за десятки километров. Барон сидел в пустой квартире и безбожно поглощал спиртное, жалея только об одном – что не сгорел в машине вместе с женой. Когда пламя от взрыва озарило вечернюю тьму, его жизнь закончилась. Всего через несколько мгновений подлетев к авто, он нашел только обгоревший труп – и ТО была не Анна! А потом … Экспертиза (девушка двадцати семи-восьми лет, блондинка, рост сто шестьдесят четыре сантиметра, остатки документов, пластиковая кредитка на имя Анастасии Платоновой). Опознание (он снова ее не узнал, но у следствия не было сомнений, да и у него, похоже, не было…). Позже выяснилось, что взрыв был спланирован – подельники Писарева постарались! Владимир не очень удивился этому, как можно спокойнее сообщил Романову, что нечто подобное и подозревал, попросил довести дело до суда и наказать виновных… А потом, когда в камере-одиночке нашли обескровленный труп и Александр, испуганный и бледный, попросил Владимира подыскать ЭТОМУ хоть мало-мальски нормальное объяснение, он лишь усмехнулся и навсегда ушел из кабинета прокурора – в густые сумерки, вмиг окутавшие барона темным покрывалом и скрывшие от мира людей. И вот сейчас он снова коротал время в ожидании завтрашнего дня. Осталось только уничтожить непосредственного исполнителя. Он нашел его, и только ночь остановила возмездие; а когда предрассветная дымка покроет улицы и дома, когда солнце уже начнет дышать жаром на востоке, он полетит к негодяю и, по капле выпивая мерзкую жизнь, встретит рассвет на крыше церкви, в которой совсем недавно поклялся в верности свое маленькой Ане. «Пока смерть не разлучит нас…» - прошептал Владимир, и полночная тишина ответила ему голосом графа: «Тебе рано думать о смерти!» Встрепенувшись, Корф схватился за клинок и увидел своего названного дядю. - Да уж, в последнее время у тебя совсем нервы ни к черту, - как всегда, немного усталый насмешливый голос. Когда-то и сам барон обращался к собеседникам таким тоном, а сейчас, когда сердце разрывается и хочется выть от безысходности и бессилия, голос графа звучал насмешкой над его страданиями! Хотелось стереть эту ехидную полуулыбку с величественного лица, но вампир лишь устало произнес: - Она мертва… Зачем же мне теперь жить? - Твоя… жена мертва только потому, что ты не сберег ее! Разве не так? Горько и резко прозвучали слова, но тем больнее они ударили в самое сердце. Именно об этом думал в последние дни Владимир – постоянно. И винил себя, только себя за все, что произошло. Но Владу, казалось, мало этих его страданий, он продолжал безжалостно теребить незажившие раны: - Разве не по твоей вине жена попала в руки кира Аврама и Владилена? Разве не ты, отказавшись выполнять приказ, подверг ее жизнь опасности в подземельях старого особняка Дмитрия Бранковича? Разве не твоей ошибкой было прилететь туда самому и в одиночку противостоять магу, против которого ты – досадная мошка? Это еще хорошо, что Я оказался поблизости, и сила древнего кира отступила перед мощью Дома Дракул!!!! Иначе – вы оба, и ты, и она, полегли бы в битве и пали прахом на гранитные плиты! Владимир молчал. Что он мог ответить опекуну? Всё было правдой. А Его вмешательство стало откровением, к своему стыду, уставший и ослабленный, Корф не почувствовал присутствия Владислава в тот миг. А может, могущественный граф скрыл свой темный образ даже от него? Когда-то слухи об этом умении Трансильванского Князя блуждали под сводами Брашовского замка, но в них слабо верили. Возможно, напрасно… - Спасибо… - прошептал он, чувствуя, как нестерпимо надвигается темнота и поглощает его сущность. - Тебе больно? – в вопросе прозвучало скорее любопытство, нежели сочувствие. Впрочем, чего еще ожидать? Так и не дождавшись ответа, Владислав повернулся к окну. Огни большого города сияли вокруг, озаряя ночь и затмевая бледный лунный лик. Нужно было переходить к сути дела: - Ты собираешься домой? - Мой дом ЗДЕСЬ! – с расстановкой произнес Владимир, выделив последнее слово. - Твой дом там, где твоя судьба, Володя, а она – в моем замке. Только не надо отказываться сразу. Не забывай: сила Дома Дракул велика, гораздо больше, чем ты можешь себе представить! - Но я не боюсь – ни вашей силы, ни… - Подожди! Я не намерен угрожать, я только предлагаю сделку. - Меня ничто не интересует! - ЭТО будет тебе интересно… - выдержав вопросительный взгляд, граф немного улыбнулся своим мыслям, посмотрел в глаза воспитаннику и тихо ответил: - Если ты согласишься вернуться со мной, примешь силу моей власти и руку моей дочери, Я верну ТВОЮ АНАСТАСИЮ! Глаза барона вспыхнули так ярко, словно молнии на фоне ночного грозового неба. Выбор, предоставленный Владиславом… Да выбора и не было… Он мог сказать только одно – твердо и безоговорочно: - Я согласен! **** Немного удивленные, жители румынского Брашова обсуждали необъяснимый погодный феномен: в самый разгар лета ветра с Карпат принесли дыхание января. Холодный, почти морозный воздух заставил достать из шкафов теплые вещи или же в поисках тепла направиться в южные страны. Просто людям было неизвестно, что в мрачном замке среди мертвых скал все великие вампиры собрались на церемонию Темного Венчания – таинства, которое соединит в одну жизни юной графини Анны Дракулы и барона Владимира Корфа. Столько веков назад, ограничивая силу своих противников, лютый враг графского Дома разъединил власть Дракул и силу Черного Дракона, которому они служили. С тех самых пор князь Трансильвании был лишь владыкой, а воинская доблесть и слава, рыцарский дух и мощь принадлежали Хранителю Ордена. Сегодня дочь Дракул должна была стать женой Хранителя – и древнее проклятье теряло всякий смысл. Подобные события происходят раз в вечность! Хоругви древних родов украшали центральный фасад замка, молчаливые слуги сновали туда-сюда в суматохе последних приготовлений к церемонии. Где-то в восточном крыле ждала ее начала солнечная графиня, а ему остается только лить слезы, сожалея о том, чего уже не изменить! Владимир быстро проскользнул по каменным плитам двора, за ворота, в темноту ночи, и мощные крылья подняли его над землей. В последний раз он летел с Анной на руках – и вольный ветер пел ему о вечной любви. Теперь же всему конец – никогда больше барон не будет счастлив, никогда не познает радости в объятьях любимой! Ни один Корф никогда не нарушал данной клятвы – и он сдержит слово, станет образцовым мужем ненавистной Анне Владиславовне. Впрочем, так ли ненавидел он? Злился – возможно, даже обижался, особенно за то, что отобрала у него отца. Но по-настоящему ненависти не испытывал. Сегодня она станет ему женой… Темную душу грело лишь одно: где-то далеко будет жить его девочка, она вновь будет улыбаться солнечному свету, и шальной весенний ветер растреплет белокурые локоны, а небесный свод отразится в синеве глаз. «Прощай, Анечка… » - прошептал Владимир, и снова хрустальная слезинка сверкнула на щеке. Пора было возвращаться в замок… Мрачные стены встретили барона какой-то дивной, необычной торжественностью. Сотни свечей горели в тронном зале, и их тусклые лучи бросали отблеск на золотые орнаменты, повествующие о былых славных победах. Владислав восседал на своем каменном троне, вокруг по правую руку стояли киры Священного Синода, по левую – рыцари Ордена Черного Дракона. В их присутствии должен был Хранитель одеть обручальный перстень на руку графини, смешать свою кровь с ее кровью и назвать ее своей женой. Такова традиция, веками хранимая Домом Дракул. Прямо перед троном, покрытая длинным черным покрывалом, стояла и невеста. Какой она стала за эти годы? Корф помнил ее маленькой десятилетней девочкой, заинтересованно разглядывающей странного гостя. Рассказами о ней были наполнены письма отца, столь редко приходившие в мрачный Брашов, рассказами о ней дышал Владислав, видевший дочь настолько редко, что даже иногда сомневался, сможет ли узнать во время следующей встречи. И вот теперь она стоит перед ним - невысокая (совсем как Аня), хрупкая (как Аня), белокурая, он помнит цвет ее волос (совсем как….) О Господи! Да что ж это такое? Какую боль вызывают воспоминания. Скорее бы это всё закончилось! Граф Дракула встал с трона и подошел к молодой паре, чтобы провести необходимый обряд. Сталь кинжала зловеще сверкнула в отблесках свечей, холодное лезвие полосонуло белую кожу: «Две крови станут единой, две жизни станут единой, два сердца станут одним!...» Владимир решительно схватил невесту за запястье и прижал его к своей кровоточащей руке. Кровь двух бессмертных – могущественнейшего мага и сильнейшего воина – смешалась навек, соединяя их судьбы, делая их непобедимыми… Приглашенные гости, друзья и слуги толпой ринулись поздравить молодую чету. Царственной походкой к дочери и зятю подошел Владислав и снисходительно улыбнулся: - Видишь, Володя, всё хорошо. Отныне вы принадлежите друг другу, а весь мир принадлежит вам. Вы столько лет так упрямо отказывались от своего счастья, а на самом деле установленный порядок невозможно обойти. Вы были предначертаны друг другу – и стали мужем и женой! Владимир, едва вытерпев, чтобы не высказать дяде, что он думал по этому поводу, стиснул зубы, и уже намеревался отойти, когда Дракула засмеялся: - Что же вы медлите? Молодые должны станцевать чардаш – иначе и свадьба – не свадьба! Мы же в Карпатии! – А потом сокрушенно добавил, понизив голос: - Дети, спасайте репутацию Дома Дракул… Вы представить себе не можете, как надо мной будут смеяться все присутствующие, когда узнают, что мой воспитанник и дочь сочетались ЦЕРКОВНЫМ браком! Так что – тихо, никому ни слова об этом. Иначе…. мой гнев будет страшен… И вмиг порыв невесть откуда взявшегося ветра задул свечи на высоких подоконниках, а с лица невесты слетела черная накидка – и глаза, синие, как весенние небо, бездонные, словно бескрайнее море, смущенно и немного виновато посмотрели на Владимира. И он вновь безнадежно в них утонул… - Анна… - скорее простонал, чем сказал, он, и, подхватив жену, закружил ее в старинном танце, столько веков пленяющем взоры и сердца. - Прости меня, Володенька… - тихо прошептала она. – Я давно хотела тебе сказать, но смелости не хватало… Я знаю, что виновата, и нет мне прощенья, но постарайся понять: я так тебя люблю…. – девушка смолкла и, отгоняя страх, посмотрела в глаза мужу. А стальные глаза сияли теплым блеском, и не было в них ни презрения, ни горечи, ни обиды. - Это уже не важно, Анечка! Ты здесь, со мной, а это – лучшее, что может быть! – и Владимир обнял жену – потерянную и вновь обретенную, столько раз отвергнутую, а на самом деле бесконечно любимую, отданную ему судьбой в смертельной схватке. - Я люблю тебя, Анна… - прошептал он и накрыл ее губы своими… Эпилог Румыния, спустя несколько лет… Утреннее солнце освещало своими яркими лучами мрачные долины и горные хребты, словно рассыпая позолоту по прохладной сонной земле. Просыпались леса, разбуженные светом и птичьими трелями, седые вершины гор сверкали ледниками навстречу рождающемуся дню. Несмело, будто случайно лукавое солнышко осветило стены древнего замка – и вмиг хмурый камень улыбнулся им! Едва ли в этой приветливой улыбке можно было узнать родовое гнездо темного графа Дракулы. Да и не было больше мрачного пристанища проклятого вампира. В замок вернулась его душа в обличье маленькой золотоволосой девушки, стоящей сейчас на каменном балконе. Ее светлое платье развевали теплые ветра, солнечные блики играли на пшеничных локонах, а на чистом лице играла мечтательная улыбка. Это была Анна, и она была счастлива. После стольких невзгод и страданий, после тьмы, сковывающей сердце ледяными обручами, когда не оставалось даже надежды на светлое будущее, наконец-то ее душа обрела покой – здесь, среди вечных, как мир, горных хребтов, дарящих столь желанное успокоение. Молодой мужчина, высокий, статный, красивый, подошел к ней и обнял за плечи. - Володя… - прошептала девушка и прикрыла глаза, вдыхая аромат своей любви. - Анечка, не будь слишком долго на солнце, ты же знаешь, что теперь оно тебе особенно вредно. - Какие строгости… По-твоему, ты лучше знаешь, то мне нужно? Владимир улыбнулся уголками губ. Бесстрашный Хранитель Ордена Черного Дракона мог вести в бой непобедимые армии, но всегда во всем уступал своей жене. Даже сейчас его взгляд был строг, но сердце уже таяло от ее ласкового голоса и серебристого смеха. - Но ты ведь сама говорила, что дневной свет лишает сил! - Значит, наш сын будет в тебя! – Анна снова засмеялась, и свободный карпатский ветер понес отзвуки ее смеха ввысь – в небо. - Думаешь, это будет сын? - Осведомился Владимир. - Знаю. – Твердо сказала она. Барон еще крепче обнял свою графиню. Положив голову на плечо мужа, Аня прошептала: - Как же я боялась, что ты не простишь моей маленькой лжи… - Маленькой? Да ты нас чуть счастья не лишила! - А что мне оставалось делать после того, как ты заявил папе, что твое сердце выстукивает минуты до моей смерти?! - Глупая бравада! Я никогда не причинил бы вреда дочери Влада, ТЕБЕ, Анечка! - Теперь я знаю это, а тогда…. Тогда я очень испугалась. Мне было так больно… - Это мне было больно, когда в огне вместе с пылающим авто сгорали мои мечты, моя душа! - Я просила отца позвать тебя, но он, видно, слишком разозлился… - Он был прав. Во всем случившемся лишь моя вина. Ну, всё! Хватит! Больше – никаких ссор, тайн и частных расследований! - Неужели? -Конечно! – Владимир нахмурился,- в конце концов, муж я или нет? Анна засмеялась еще громче прежнего: - Да уж, строгий вредный муж. Даже с друзьями запретил видеться. - Во-первых, только временно, а во-вторых, у них же есть номер твоего мобильного - позвонят, если понадобится совет. Сладко поцеловав жену, барон поднял ее на руки и внес в комнату. Полумрак, царящий вокруг, приятно дохнул прохладой, растворяя жар солнечных лучей. - Володя, ты куда-то собирался? – спросила Анна, рассмотрев, наконец, что на муже дорожный костюм. - Уже никуда. Думал погулять с детьми, но солнце слишком яркое. – За эти несколько лет Корф так и не привык выходить днем, хотя теперь солнечный свет и не был для него смертельным. Смешав во время свадебной церемонии свою кровь с кровью своей солнечной невесты, он стал таким же, как и Анна. А главное, такими родились их старшие дети. В этот момент на лестнице послышался шум и возня, двое малышей слетели вниз и ринулись к родителям, наперебой рассказывая о своих ночных сновидениях. Так было всегда. - Мишель, Натали, прекратите! Успокойтесь и рассказывайте по порядку! – Анна попыталась говорить серьезно, но в каждом слове, в каждом звуке ее голоса звенело и переливалось тысячами колокольчиков, играло свои симфонии и струилось радужными лучами безбрежное семейное счастье. И она знала, что Владимир чувствует то же самое! Самые гордые сердца преклонила любовь и поставила на колени перед тихим семейным очагом. И впереди были сотни лет, наполненные этой радостью, простым и тихим счастьем взаимной любви. Замыкая круг, соединяя сердца, судьба благосклонно улыбнулась этой, такой необычной и такой влюбленной паре, и вечное в своей красоте небо распростерлось над старинным замком, затерянным среди древних преданий и дремучих карпатских лесов… конец