Автор: Nina Жанр: Мелодрама Герои: Владимир, Анна Время: Дуэль Корфа и цесаревича Словно остолбеневший, Владимир смотрел вслед покидавшему комнату цесаревичу Александру. Итак, все кончено: дуэли не избежать. Боевой офицер, присягавший верой и правдой служить царю и отечеству, поручик Корф, конечно, не выстрелит в наследника Российского престола, не запятнает позором гордое имя своих предков. Но упрямый мальчишка не понимает этого, непременно хочет стреляться, поиграть в простого смертного. Владимир, конечно, слышал рассказы о цесаревиче, о его наивном стремлении быть «своим» среди офицеров, но никогда и представить себе не мог, что тот на столько заиграется. Ну что-ж, значит, это все, как же все-таки смешно и нелепо все получилось... Молодой барон на негнущихся ногах вышел из дворца, не слушая, что там все еще пытался говорить верный Репнин; не замечая дороги, вернулся в фамильный особняк, бросил кому-то поводья взмыленного коня и, покачиваясь, зашел вовнутрь и без сил опустился на диван. Невыносимо хотелось утопить все горести в вине, хоть на несколько часов забыться и отречься от всего и вся, не помнить, что завтра, на рассвете, он сделает единственно правильную вещь – пустит себе пулю в висок на глазах у упрямого венценосного юнца, что на нем оборвется славный род Корфов, не думать о неминуемом осуждении и разочаровании отца. Нет, он не боялся смерти, не раз и не два, он гордо смотрел ей в глаза на поле боя, да и что греха таить, на многочисленных дуэлях, но он всегда знал, что борется за жизнь, что стремится победить. Всегда, но не сегодня: в этот раз ему не вернуться. Владимир встал с дивана и подошел к окну. В воздухе уже пахло прохладой осени, желтеющие листья кружили на ветру, по-прежнему яркое солнце, безразличное к страданиям людей, светило на безоблачном небе. *** Ее присутствие Владимир почувствовал не сразу. Просто вдруг ощутил, что в комнате он больше не один, резко повернулся, не особенно желая сейчас кого-либо видеть, и моментально встретился взглядом с растерявшейся девушкой, которая явно просто не успела покинуть комнату. Анна. Его боль, вечная боль, слишком часто причина ненужных и бессмысленных ссор с отцом, его тайная любовь... А ведь это она во всем виновата! Если бы не эта игрушка отца, разряженная кукла, подделка, давно покорившая его, Владимира Корфа, сердце, он не искал бы все новых и новых прелестниц, не бросался бы как в омут в каждую новую связь, каждый раз отчаянно надеясь найти исцеление своей страсти к недостойному объекту в новой любви, и каждый раз убеждаясь в тщетности этих попыток. Боль и раздражение отразились на его лице, горькая морщинка прорезала мрачное чело. Анна привычно сжалась под его взглядом, с тоской поглядывая на дверь, за которой явно опоздала вовремя скрыться. - Что Вы здесь делаете, мадемуазель? – почему-то сегодня пренебрежение давалось с трудом, и пришлось нарочно добавить ехидства в голос. – Вы ведь давече уехали с отцом в поместье? - Нет, Владимир Иванович, Ваш отец велел мне остаться в городе, через два дня у меня прослушивание в Императорском театре. Дядюшка... Господин барон искал Вас утром, чтобы поговорить, вот, это Вам. – она несмело протянула мужчине конверт. Владимир небрежно взял послание, быстро пробежал глазами по строкам. Отец просил присмотреть за Анной, проследить, чтобы девушка попала на прослушивание. Прослушивание... Что станется с ней, одной, без защиты в театре? Владимир уже давно решил для себя, что если не удастся отговорить отца от бредовой затеи сделать Анну актрисой, он просто пустит слух, что девушка – его любовница. Связываться с ним не захотят, в этом Владимир был уверен, и ее оставят в покое. То, что отец не собирался давать Ане вольную, Корф знал наверняка, и планировал закончить всю эту шараду и забрать ее из театра как только сам станет хозяином прекрасной крепостной. Но теперь все менялось. Наивный отец не сможет ничего предотвратить, особенно если учесть, что девушка с детства не привыкла жаловаться. Выход, однако, был, и он был прост. Ухмыльнувшись, Владимир вдуг решился. Это его последняя ночь, зачем таиться дальше? Каким же глупым и ненужным теперь все это казалось: военная карьера, свет, мнение друзей, все то, для чего вот уже столько лет он отрицал свои чувства, отталкивал от себя ту, которая была нужнее и дороже всех! Cделав глубокий вдох и медленно приближаясь к девушке, он начал: - Ты не пойдешь на прослушивание. Завтра утром ты вернешься в поместье. - Но Ваш отец... – Аня побледнела, растерянно отступая назад. - Отца здесь нет, – еще один шаг, и вот он уже нависает над ней, прижатой спиной к стене. Анна испуганно смотрит ему в глаза, но голос почти не дрожит, когда слова срываются с бескровных губ: - Что Вам угодно? - Ты знаешь, что мне угодно. Ты прекрасно все знаешь. Мне угодна ты. Давече утром ты спросила, за что я тебя ненавижу. Я сказал, что не испытываю к тебе ненависти. Это так. Я испытываю к тебе совсем другие чувства, – он ласково отводит непослушную прядь золотистых волос от ее лица и, впервые нежно улыбаясь ей, медленно нагибается, глядя в широко распахнутые глаза, мурлычет у самых ее губ: - Я люблю тебя, - и, не давая ей возможности опомниться, сливается с ней в поцелуе, слегка придерживая голову возлюбленной в своих руках. Она не противится, и постепенно отвечает, незаметно для себя самой прижимаясь к нему, ее руки скользят по его плечам, словно независимо от воли хозяйки, перебирают темные мягкие пряди на затылке, крепко обнимают его. Лишь на минуту оторвавшись от ее сладких губ, он заглядывает в затуманенные глаза девушки, снова шепчет: «Я люблю тебя», и, подняв на руки, уносит к себе. *** Озорной лучик солнца, прошмыгнув меж щелей занавесок, заглянул в комнату и заскользил по лицу спящей девушки. Она смешно поморщилась, но лишь крепче обняла подушку, не желая покидать объятия Морфея. Молодой мужчина, быстро пишущий что-то за столом, откинулся на спинку кресла, запечатав свое послание. Ровным, уверенным почерком надписал конверты, один – отцу, другой – Анне, и только тогда позволил себе взглянуть на нее. Улыбнувшись, подошел к постели, опустился на колени и бережно провел рукой по волосам спящей девушки, молча поднес пальцы к губам. Нет, он не потревожит ее сон, она обо всем узнает после, из его письма. «Спасибо за ночь счастья, любимая» - прошептал совсем тихо, на грани слуха, мягко улыбаясь, надел ей на палец небольшое кольцо с сапфиром, и, быстро поднявшись на ноги, стремительно покинул комнату, прикрыв за собой дверь, словно бы отрекаясь от всего и вся. В ту же минуту, длинные ресницы девушки дрогнули, и Анна резко села на постели, удивленно окинув взглядом незнакомую комнату. Стыдливый румянец залил щеки при одном воспоминании о нежной и страстной ночи, полной признаний и откровений. Но где же Владимир? Взгляд невольно упал на два конверта, лежащих на подушке подле нее. Один было адрессован ей. Заинтригованная, девушка схватила конверт, ломая печать, и пробежала глазами по строкам: «Дорогая Анна, Я пишу Вам это письмо чтобы проститься. Сегодня утром я буду убит на дуэли с цесаревичем Александром. Поверьте, другого выходя нет, но я хочу, чтобы Вы знали, я всегда любил и буду любить только Вас, лишь Вас одну. Сегодня ночью Вы сделали меня счастливейшим из смертных, и я готов принять неминуемое с улыбкой на устах и Вашим именем в сердце. Как символ моей любви, примите кольцо моей матери, которое я всегда мечтал подарить той, что разделит мою судьбу, оно Ваше по праву.» – Анна машинально взглянула на сапфир, сияющий на ее руке. – «Увы, я не успеваю назвать Вас свой женой перед богом и людьми, и это мое самое большое сожаление. Я также оставил письмо отцу, передайте его ему...» Строчки плыли перед глазами, пелена слез застилала зрение. Барон, не скрываясь, писал о том, как детской наивной любовью воспылал когда-то к очаровательной большеглазой малышке, больше всего похожей на куклу, как, повзрослев, понял, что красавица-крепостная затмила для него мир. Признавался, что много лет боролся с этим чувством, но в каждой женщине искал лишь ее. Просил лишь об одном, не поступать в театр, и объяснял, почему... А еще, позаботиться об их ребенке, если таковой родится. «Я обо всем написал отцу, моя последняя просьба к нему, обращаться с Вами как с моей женой, дать нашему ребенку, которого я официально признаю, мое имя. Уверен, что отец выполнит мою последнюю просьбу. Прощай, любовь моя, жизнь моя, и прости меня за все...» Анна выронила письмо из вдруг обессилевшей руки, и лист гербовой бумаги плавно соскользнул на пол, а потом долго сидела без движения, пытаясь осмыслить прочитанное. Медленно, сознание начало впитывать невозможную, немыслимую информацию: «Он меня любит... Всегда любил... Но ведь и я его люблю... Мы можем все изменить... Нет, стоп! Дуэль! Дуэль с наследником! Короткое, зловещее слово... Дуэль надо остановить!» Анна решительно вскочила с постели, быстро оделась и стрелой вылетела из комнаты. Казалось, в мгновение ока она уже была на конюшне. Сонный Никита поведал, что не более получаса назад за Владимиром заехал князь Андрей, и они уехали. - Куда? – Анна даже не осознавала, что крепко схватила рослого парня за рукав. – Скажи, Никита, они не сказали, куда? - Про Черную Речку говорили... – Никита удивленно пожимал плечами: возбуждение девушки было так необычно для всегда сдержанной воспитанницы старого барона. - Я знаю, где это, - Анна схватила оседланного жеребца и вскочила в седло, уже не слыша удивленного оклика конюха: - Куда это ты?! Конь несся по еще пустынным улицам, а в голове девушки набатом, молитвой, звучала лишь одна мысль: «Только бы успеть...» Дорогу Анна знала, Иван Иванович часто возил воспитанницу гулять именно здесь, каждый раз сетуя, что молодые безумцы выбирают это живописное место для своих дуэлей, при этом таинственно улыбаясь, словно вспоминая что-то. Анна увидела их издалека... Молодые люди пожали друг другу руки, словно добрые друзья, и разошлись в стороны. На минуту, девушке показалось, что они помирились, но она даже не успела обрадоваться, а мужчины уже повернулись и теперь стояли, глядя в лицо противнику. Ни в силах ничего изменить или помешать, Анна смотрела, как Владимир медленно снял мундир, отбросив его в сторону, и застыл перед цесаревичем, поднимающим пистолет. Прохладный утренний ветер играл широкими рукавами белоснежной рубашки, бросал на глаза непослушную челку. Анна пришпорила и без того взмыленного коня, понимая, что ей не успеть, и вырвавшийся из самой груди крик «Нет» был заглушен выстрелом. Владимир пошатнулся, сгибаясь и, ей казалось, падая, кровавое пятно алым цветком разлилось по савану рубашки... *** Несколько раньше... К месту дуэли Владимир и Андрей приехали первыми, вскоре к ним присоединился и князь Репнин. Секундант цесаревича был мрачнее тучи, он вновь пытался вразумить друга, но Владимир почти не слушал, невидящими глазами смотря в даль. На губах все еще ощущалась сладость ЕЕ поцелуев, руки помнили нежную кожу, в ушах звучал ласковый шепот... Будь же проклята такая судьба! Одно утешало, его Ане ничего не должно грозить. В письме отцу, признаваясь в своих чувствах к крепостной, Владимир не поскупился на красочные детали жизни, которая ожидала его единственную любовь в театре, умолял позаботится о девушке и, возможно, их ребенке. Цесаревич опаздывал, но надежда, что венценосный мальчишка отдумался, угасла еще не успев даже стать реальностью: Александр, возбужденно сверкая глазами, во весь опор несся к ним на вороном скакуне. Лучезарно улыбнулся: «Я не опоздал?», словно это была не дуэль, а увеселительная прогулка. Как во сне, Владимир пожал руку своему противнику, наблюдал, как секунданты – друзья детства – отмеряют ненужные двадцать шагов, молча снял мундир – негоже будущему императору дырявить форму офицера своей армии, и, печально усмехнувшись, встал в позицию. На красивом лице не дрогнул ни один мускул, когда цесаревич поднял оружие, и смертоносное дуло пистолета холодно уставилось барону в грудь. Краешком глаз заметил бледного, как полотно, Репнина и хмурящегося Долгорукого. Вспомнил ЕЕ. Александр медлил, он то опускал пистолет, словно бы передумав, то снова целился. Что, мальчик, тяжело в человека стрелять? Ну же, ну, ты ведь так хотел этого, жаждал приключения на дуэли. Выстрел раздался почему-то как всегда вдруг, словно бы не его Владимир ожидал все это время, и резкая боль опалила предплечье. Владимир инстинктивно схватился за рененую руку, на мгновение сгибаясь от боли, но уже в следующую минуту выпрямился, отталкивая подбежавших к нему секундантов, и снова занимая позицию. Что там кричит наследник? Ему еще мало? Мало «до первой крови», он хочет ответный выстрел, настаивает на продолжении? Словно бы со стороны, барон Корф наблюдал за своей окровавленной рукой, медленно поднимающей вдруг оказавшийся непомерно тяжелым пистолет, пришлось поддержать ее левой. Прицелился, замечая, как поджал губы враз показавшийся растерянным Александр, как он очевидно призвал всю свою волю, пытаясь казаться хладнокровным, но как недавно надменное лицо покрылось смертельной бледностью. Ну что-ж, мальчишка, ощутил, каково это, стоять под прицелом, хотел острых ощущений, вот они! Оценил? Пора кончать эту комедию... Владимир вдруг безнадежно махнул рукой, и оружие быстрее молнии взметнулось к виску. Палец начал сжимать курок... *** «Нет! Володенька, нет!» - отчаянный женский крик прорезал зловещую тишину холодного утра, врываясь в жестокие игры мужчин, заставляя всех повернуться в сторону его обладательницы. Владимир, чертыхнувшись, опустил пистолет, Миша и Андрей переглянулись, Александр удивленно приподнял бровь. Анна соскочила с коня, стрелой бросилась к барону, обхватила его, прижалась, пряча залитое слезами лицо у него на груди. - Ну что же Вы делаете, господа? – зашептала горячо, страстно, не в силах бороться с невольными всхлипываниями. Оба секунданта и второй дуэлянт подошли к ним. - Мишель, отведи Анну в карету, - бесстрастный голос барона звучал словно издалека. - Господа, ну что же Вы делаете... - Анна, Вы сейчас пойдете с Мишей. – Владимир сделал попытку разомкнуть обнимающие его руки. - Нет, я никуда не пойду! – она решительно посмотрела на цесаревича, с интересом наблюдавшего за разыгравшейся сценой. – Ваше Высочество, Владимир ведь не станет стрелять в Вас. - Что Вы себе позволяете, барышня? – голос барона приобрел слишком хорошо знакомые Анне ледяные нотки, но девушка не сдавалась. - А я не барышня, я... - Воспитанница моего отца и моя невеста! – не терпящим возражений тоном перебил ее Корф. Анна на мгновение онемела, широко распахнутыми глазами встретила его взгляд, прочитала немой приказ молчать, но упрямо продолжила, словно бы хватаясь за соломинку: - Но ведь дерутся до первой крови! Вы сами это всегда говорили, все всегда дерутся до первой крови! - Его высочество настаивает на ответном выстреле. Это его право, - холодно отчеканил барон, но не смог сдержать улыбки, - А Вы, оказывается, сведущи в кодексе чести, мадемуазель. - Ну, так она же с тобой, Вольдемар, все-таки общалась, - Андрей Долгорукий протер очки, едва сдерживая смех. - Поручик, я считаю себя удовлетворенным. Вашу руку! – Александр добродушно улыбался, поглядывая на Анну. – Черт возьми, барон, с такой очаровательной невестой, зачем Вам далась Ольга? – Он обернулся к секундантам : - Господа, я думаю, в наших интересах сохранить все в тайне. - Ваше Высочество, вероятность этого на столько мала, - начал было Репнин, но был остановлен заговорщицким выражением лица Александра: - Ну, об этом я уже позаботился, - и, встретив вопросительные взгляды молодых людей, продолжил. – Ольга грозилась рассказать обо всем отцу. Я запер ее у себя в комнате. Выпущу, когда вернусь. Думаю, молчание будет в ее интересах тоже. Честь имею, господа. Мадемуазель, - он слегка приподнял бровь, поцеловал руку притихшей девушки, обменялся рукопожатиями с офицерами и вскочил в седло, лучезарно улыбаясь: - Господин барон, я ожидаю приглашения на свадьбу! – и, пришпорив коня, он умчался прочь. Репнин и Долгорукий тоже вскоре откланялись, и Владимир с Анной наконец остались одни. Под пристальным взглядом молодого барона, Анна снова сжалась, все, что она делала сегодня, теперь ей казалось, произошло не с ней. Разве она могла вот так скакать к месту дуэли, при всех обнимать Владимира и спорить с цесаревичем Александром? И что там еще Владимир говорил про «невесту»? - А Вы отлично держитесь в седле, мадемуазель, - раздался насмешливый голос Корфа. – Не ожидал. Как и таких глубоких познаний о правилах проведений дуэлей. – Он вдруг развернул ее к себе и, взяв за подбородок, заставил смотреть себе в глаза. – Почему Вы все это сделали? Прискакали сюда, усовестили наследника, спасли мне жизнь? Он смотрел ей в глаза, а девушка вдруг словно бы окаменела. Язык не слушался, ноги подгибались, но она все-таки сумела пролепетать: - Ну, если бы с Вами что-нибудь случилось, то дядюшка... то есть Иван Иванович... - Значит, Вы все это делали для моего отца? Не отводите глаз, Анна, смотрите на меня. Девушка повиновалась, не зная, что сказать, но мужчина вдруг замолчал, потом неожиданно ласково улыбнулся и, пригнувшись ближе к ней, спросил: - Скажи, Аня, есть ли у меня надежда, что ты когда-нибудь сможешь меня полюбить? Она продолжала непонимающе смотреть на мужчину, не в силах сказать ни слова. Владимир понял ее молчание по-своему и продолжил: - Я понимаю, что прошу слишком многого. Я знаю, что вел себя с Вами непозволительно. Но я люблю Вас. Вся моя жизнь принадлежит Вам, увы, я понял это только когда думал, что эту жизнь у меня отнимают. Я сделаю все, чтобы Вы ответили на мои чувства, но скажите, есть ли у меня надежда? Анна встряхнула головой, отгоняя наваждение, но ему показалось, что в знак отрицания, однако, прежде чем сердце охватила ледяная безысходность, прелестные губы уже шептали: - Но я тоже люблю Вас... В глазах Владимира вспыхнул свет, и, схватив свою мечту за плечи, он переспросил: - Любишь? Скажи, Аня, скажи мне еще раз, прошу тебя! - Да, люблю, очень... Он прижал к себе ее смущенное лицо, облегченно рассмеявшись пасмурному осеннему небу, чувствуя, что жизнь действительно возвращается к нему. - Значит, ты не откажешься стать моей женой? - Что? – от неожиданности, Анна вырвалась из его рук. – Но ведь это невозможно, ведь я... - Моя невеста. Будущая баронесса Корф. Наследник вот уже считает, что Вы его на нашу свадьбу пригласили, дорогая, а все знают, что Александр ох как не любит, когда Его Высочество лишают развлечений. - Я пригласила? – почему-то схватилась именно за эту фразу Анна. - Вы, я, он сам себя пригласил, какая в сущности разница? Цесаревич хочет свадьбу, значит, наш долг перед Отечеством обеспечить эту свадьбу. Дальнейшие возражения были не услышаны из-за счастливого смеха барона, к которому вскоре присоединилась и Анна. В тот же день молодые люди выехали в поместье. *** В это утро Сергей Степанович Оболенский проснулся довольно поздно. Он любил заезжать в поместье своего друга, Ивана Корфа, делиться столичными новостями, вспоминать молодость, даже любительские представления в крепостном театре друга, которыми князь вынужден был каждый раз «наслаждаться» не портили общего благоприятного впечатления от этих встреч. Спустившись вниз, князь, однако, с удивлением обнаружил, что весь дом барона словно вымер. Крепостные, как безмолвные тени, украдкой пробегали по коридору, и пытались как можно скорее исчезнуть из вида. Даже нагловатая Полина, еще накануне беззастенчиво денонстрирующая директору Императорских Театров свои обольстительные формы, пыталась быть незаметной. - Что тут происходит, голубушка? Где барин? – поинтересовался Оболенский, удобно располагаясь за столом. - Так вот уж час, как барин с Владимиром Ивановичем в кабинете заперся! Как молодой барин с Анькой из Петербурга вернулись, так и ушли с батюшкой своим вместе. Серьезный разговор у них, сказали... – Полина протянула ему чашку кофе, беспокойно поглядывая на дверь. Заинтригованный, Оболенский уже собирался сам наведаться в кабинет барона, когда дверь со стуком отлетела к стене, и на пороге появился рассерженный Иван. - Мальчишка! Да как ты смел! – яростно кричал он. – Анну ждала блестящая карьера актрисы! Она все равно станет актрисой! - Не станет! – не менее яростно вторил ему Владимир. – Моя жена не будет актрисой! - А она не будет твоей женой! - Будет! Я все равно женюсь на ней, и только на ней. Выкраду ее у Вас, и женюсь! - Очень смешно! Она же крепостная. - Так дайте ей вольную. Вы всегда упрямо твердили, что она как дворянка, закатывали глаза и намекали на какую-то тайну. Я же помню, еще пару лет назад, когда мы говорили об этом, Вы все настаивали, что Анна могла бы быть парой любому дворянину! Так пусть будет парой мне! - Глупый мальчишка! Если бы это был какой-нибудь другой дворянин, не ты, я мог бы признать ее сам, но теперь, когда Петр Долгорукий мертв, именно для тебя я ничего не могу сделать. - При чем здесь Петр Михайлович!? – взорвался Владимир, и вдруг застыл на месте, пораженный. – Анна – дочь князя Долгорукого? Оболенский окаменел с раскрытым ртом и чашкой в руках, вмиг забыв все театральные представления, когда-либо виденные. - Да, Володя, и теперь, когда Петр мертв, ничего нельзя поделать! Если бы ты хоть раз даже намекнул, что Аня тебе по вкусу, я бы заставил Долгорукого признать ее, но все же были уверены, что ты ее недолюбливаешь! - Черт... – Владимир минуту помолчал, потом вполне хладнокровно усмехнулся. – Но это ровным счетом ничего не меняет. Я все равно женюсь на ней. Сергей Степанович вдруг негромко кашлянул, привлекая к себе внимание друга и его сына. - Значит, Петр – отец этого очаровательного создания? – переспросил он, и, получив утвердительный ответ, продолжил. – Иван, послушай, помнишь, я был обязан тебе жизнью. Да, да, Владимир, Ваш отец когда-то оказал мне неоценимую услугу. Я бы хотел вернуть долг. Я могу признать Анну своей дочерью. - Серж, ты понимаешь, что предлагаешь? – старший барон приблизился к другу, взяв его за руку. - Вполне, - Оболенский беспечно улыбнулся. – Она – прелестное создание, да и смотри, твой сын все равно на ней женится. Анна – урожденная княжна, так какая разница, Долгорукая, Оболенская, если очень скоро она станет баронессой Корф. Отец и сын переглянулись, и уже через минуту лучезарно улыбающийся Владимир заключил будущего тестя в объятия. *** Свадьба барона Владимира Ивановича Корфа и княжны Анны Сергеевны Оболенской, прежде известной как Платонова, состоялась через две недели... Конец. |