Жанр: небольшая зарисовка по нескольким эпизодам сериала и парочке уже готовых рассказов на форуме Рейтинг: PG Он сидел на Ее качелях и медленно задумчиво раскачивался, отталкиваясь ногами. Со стороны, наверное, картина была еще та - взрослый мужчина, с трудом уместившийся на коротенькой скамье, сидящий в глубине осыпающегося листвой сада. Но почему-то ему, всегда тонко понимающему грань между "хочу" и "можно", сегодня было безразлично, что о нем подумают. А может уже не только сегодня, может давно? С тех пор как из дома уехала Она. Она - Анна, крепостная дома Корфов. Молодая красивая женщина, которая была воспитана как дворянка, но всегда оставалась невольницей. Его отец почему-то всегда жалел сиротку. "Бедная девочка, в силах ли мы изменить твою судьбу?" Барон был фаталистом и верил, что каждому из них что-то предначертано. Анна получила прекрастное образование, ее положение всегда было особенным, но, тем не менее, она всегда была крепостной. Ну, знаете, как ваш пес. Вы можете считать его лучшим другом, мы можете брать его с собой повсюду, вы можете гордиться его родословной и позволять себе лишний раз потрепать его по шерстке. Но как бы то ни было, вы никогда не сможете забыть, что собака - всего лишь пес, четвероногий пушистый который живет в доме для того, чтобы сделать вам приятное. Меня несколько конфузило такое отношение к Анне, я пытался объяснить отцу, что это неправильно, что мы не должны... Сколько раз я начинал этот никчемный спор - бесчисленное количество раз, и ни разу, ни разу мне не удалось выйти из него победителем. Отец умер. Анна перешла мне по наследству, как переходит дом, лошадь, диван в гостиной. Я не знал, что делать. И решил оставить все, как при отце. "Живите как жили", - сказал я, когда хозяйка голубых глаз однажды осмелилась спросить меня о своем будущем. - "Вам не о чем печалиться, я думаю?" В ее обязанности входило развлекать моих гостей, когда таковые были, изображать из себя радушную хозяйку, поддерживать разговор, играть на фортепиано и танцевать в паре, если кому-нибудь захочется, угощать их; и притворяться, притворяться, притворяться. За последние несколько лет, что на Анну были возложены эти обязанности, она ни разу не показала как ей неприятно чужое общество, как ее смущают любопытные взгляды, как претят скабрезные шутки и чье-то настойчивое внимание. Однажды у меня в гостях был мой полковой приятель Репнин. Он почему-то решил, что влюблен в Анну. Он стал ухаживать за ней и я, хотя сам себе дал зарок никогда не вмешиваться в отношения Анны с моими друзьями, почему на этот раз взволновался. Я попросил ее быть более прохладным с моим другом и не забывать кто она. Я помню ее лицо, когда я это сказал, как она побледнела, и присев в реверансе, попросила меня не беспокоиться. "Князь заблуждается на мой счет. Он, кажется, не знает, что я просто крепостная". Она с такой яростью выплюнула последнее слово, словно ее положение было отвратительным. Какое-то время все шло как раньше, но однажды мне непосчастливилось стать свидетелем того, как Репнин сгреб Анну в охапку и стал покрывать ее лицо и шею лихорадочными поцелуями. - Вы любите меня? Скажите, любите? Я скорее почувствовал, чем услышал, как она сказала "Да". Стоя в дверях, я чувствовал себя идиотом. Влюбленные не обращали на меня ни малейшего внимания. Вернувшись в кабинет, я прислонился к дверям с обратной стороны и, рискуя взорваться от неожиданно появившегося гнева, с силой рванул воротничок сюртука. Перед моими глазами все еще была та картина в гостиной, мгновение за мгновением я снова переживал, как Репнин обхватил ее под коленки, как уверенно запрокинул ее лицо, как она позволила ему это. Я скрипнул зубами и разрыдался, понимая, что больше ничего в доме не сможет идти своим чередом. Когда я спустился в гостиную следующий раз, было уже под вечер. Анна сидела там одна и с задумчивым видом разглядывала стену перед собой. Не будь я свидетелем ее страстного свидания с моим приятелем, я бы и не догадался о нем. Думаю, эта мысль жгла меня больше других. Я понимал, что совсем не знаю женщину, которая выросла в моем доме. Теперь я никак не мог быть уверен, что этот поцелуй с Репниным - первый. А вдруг до него были Андрей, Иван, Глеб? Вдруг и им она говорила, что любит, также прикрывала глаза и также сомлевала в их объятиях. Я чувствовал себя так, словно мой любимый домашний пес вцепился мне в руку. И я не мог понять зачем? - Скажите, Анна, задумывались ли вы о будущности ваших чувств в Репнину? - неожиданно высказал я, вертевшуюся на языке мысль. Она подняла на меня глаза, силясь что-то прочесть по моему лицу, но потом снова опустила их на свои руки. - Разве у меня и князя может быть общее будущее? - А. Значит, вы понимаете весь абсурд происходящего, - почему-то обрадовался я. - Вы ничего не знаете о любви, - сказала она просто. В ее лице, всем облике было что-то такое - светлая грусть. - Хотите объяснить мне? Она снова удивленно посмотрела на меня. - Ну. Вы же говорили, что я не знаю про любовь. Объясните мне, а лучше покажите. Я понимал, что гадко ухмыляюсь, потому что Анна, быстро подхватив свои юбки, поторопилась выйти из комнаты. - Я не понимаю ваших инсенуаций. - Разве? В два шага я нагнал ее и преградил ей путь на лестницу. - Да. Оставьте. Дайте мне пройти. Анна сбросила мою руку с перилл, но я тут же положил ее снова. - Послушайте, Анна. Заключим соглашение. Вы показываете мне свою любовь, а я отдаю вам вольную. - Отдадите вольную, - эхом повторила она. - Именно. Вы сможете уйти куда захотите и с кем захотите. Она вновь нашла в моих словах скрытый смысл, потому что нахмурилась, потом улыбнулась, но как-то так - издевательски. Я ответил ей такой же улыбкой. Она сказала "Нет" и в очередной раз захотела пройти мимо меня. Но я резко притянул ее к себе, с минуту смотрел в ее серьезное чуть испуганное лицо, а затем припал к ее губам. У нее был сладкий, какой-то зефирно-сливочный вкус. Почему-то я подумал, что многое терял, не целуя ее раньше. Пожалуй, она действительно сможет преподать мне пару уроков любви. Анна вырвалась, со всего маху залепила мне пощечину. Рука у нее оказалась тяжеловата. Пока я, схватившись за щеку, растирал ее, она, тяжело дыша, сказала мне "Никогда", оттолкнула меня с дороги и сердито пошла в свою комнату. Когда за ней с шумом хлопнула дверь, я подумал, что, наверное, идея изначально было неудачной. Ночью она была в моей спальне. Она сама пришла. Я не задал ни единого вопроса, когда она, опустив свечу на комод, стянула с себя что-то, оставшись в одной рубашке, и присела на мою кровать. Нет, я спросил: - Зачем ты это делаешь?.. Ты так сильно его любишь? Она опустила глаза. - Ты сказал... Ты обещал... - она дрожала также как и ее голос. - Я останусь с тобой, пока не прогонишь, - наконец выдохнула она и окончательно растеряла всю отвагу. Я тихо поцеловал ее в прикрытые глаза. Почему-то волнуясь от разгорающегося жара, коснулся пальцем бархатных щек, линии подбородка, погладил распущенные волосы под шелковой лентой... Мне нужно было отпустить ее, нужно было отказаться от ее жертвы, но во мне было мало благородства. Незачем было приходить, - думал я, обхватывая губами ее губы и начиная игру с язычком. Если бы только она брыкалась, толкалась, хотя бы вскрикнула, я бы понял, что перегибаю палку. Но Анна доверчиво уступала мне пядь за пядью, неумело целовала меня и еле слышно постанывала в моих объятиях. Медленно, бережно, нежно я сделал ее своей. Сдул намокший локон со лба и, в очередной раз поцеловав, прижав к себе, уснул. Утром мы привычно завтракали вместе. Проснувшись, я не застал Анну рядом, но меня это не слишком озаботило. Весь день был наполнен каким-то особым ожиданием. Вернувшись с конной прогулки уже под вечер, Анна кивнула мне и отправилась наверх. Через полчаса когда я постучал, она отворила. Анна стала моей любовницей. Днем между нами все было по-прежнему, ночи мы стали проводить вместе. Мне кажется, у нее не было поводов для жалоб. Потом приехал Репнин. Я уже почти забыл про его существование. Зато он, к сожалению, не забыл Анну. - Я хочу ее видеть, где она? - спросил он, вбежав ко мне в кабинет и прервав мое смакование свежеприсланным бренди. - О ком ты? - О ком же еще, об Анне. - Ах, Анне. - О ней. Где она, Корф? Надеюсь, ты не собираешься ее скрывать? - Нет. Она верно на кухне, или в своей комнате. Сейчас позову, - я взял в руку колокольчик и попросил появившегося слугу отыскать барышню. - Хочешь бренди? - предложил я, неумело разыгрывая гостеприимного хозяина и с трудом сдерживаясь, чтобы не наговорить приятелю дерзостей. - Что привело тебя к нам, могу узнать? Репнин не отказался от протянутого бокала. Прихлебывая теплый напиток, он размахивал руками и весело объяснял. - Понимаешь. Я понял, я должен быть с Анной. И она должна быть со мной. Надеюсь, ты не будешь чинить нам препятствий с отъездом? Я едва не прокусил тонкое стекло. Да как он смеет! - Я... В кабинет, постучавшись, вошла Анна, и я прервал себя на полуслове. Как она была красива в тот миг. Я словно увидел ее другими глазами. Темно-синее платье чудно облегало ее фигуру, изящные гребни собирали шелковые волосы в прическу. Сидя за обедом, я мысленно представлял себе, как распускаю каскад ее волос, и как они, падая, обтекают ее мраморные плечи, и спину, и грудь, которые я уже успел разоблачить. Она подставляет мне высокую шею, и я целую маленькую впадинку у нее на ключице... Чертов Репнин бросился к ней и прижал ее ручку к своим губам. - Анна! Наконец-то я увидел вас. Не представляете, чего мне стоила разлука с вами. - Представляю, - отозвалась Анна, глядя на меня. Я трусо сделал вид, что не понимаю ее взглядов. - Анна, князь Репнин намерен сделать вам особое предложение. Он хочет, чтобы вы уехали с ним вместе. - Я покажу вам мир, дорогая. Ваша красота не должна прозябать в деревенской глуши. - Но мне нравится деревня. К тому же барон Корф... разве он отпускает меня? - Вы вольны делать, что вам заблагорассудится. Князь обо всем со мной уже уговорился. Она снова улыбнулась этой своей грустной понимающей улыбкой. Я наскучила вам, и вы меня прогоняете, - словно бы говорила она. Как будто все, что было между нами не было продиктовано единственным ее желанием получить вольную. Словно не эта женщина несколькими неделями ранее упрекала меня в том, что я совсем не знаю любви, и не целовалась с князем в моей гостиной. И я отпускал ее к ее любимому, отпускал к человеку ради жизни с которым, она продала мне свое тело. В ту ночь я видел странный сон. В церкви шло венчание. Полутемные стены густо окуривались ладаном, а в центре возле амвона спиной ко мне стояли двое - мужчина со светлыми волосами и небольшая женщина в пышной фате. Пожилой батюшка почему-то сам придерживал венец то над одной, то над другой головой венчающихся, и гнусавым голосом выводил "Рабу божьему Михаилу раба божья Анна..." Анна? Во сне я сбросил с себя оцепенение и на всю церковь крикнул: "Стойте. Остановите церемонию. Она не будет иметь силы. Анна - моя крепостная" Репнин непонимающе обернулся ко мне, потом взглянул на маленькую фигурку в облаке кружев рядом. - Это правда? Как ты мог? Как ты мог ... отпустить ее. Неожиданно церковь опустела. Осенний ветерок ворвался через распахнутые настежь двери и закрутился внутри, толкая оклады икон и задувая свечи. Но мне было все равно. Меня волновало только исчезновение Анны. И вопрос, с которым ко мне обратился Репнин - Как я мог отпустить ее? Я проснулся в поту. И усевшись на постели, сжал голову руками. Событие, которое мне привиделось, не могло иметь места хотя бы потому, что прежде чем Репнин с Анной, собиравшей свои вещи, уехали, мы с князем поговорили еще вот о чем: - Я должен предупредить тебя, что Анна... - Да? Он рассеяно посмотрел на меня, мысленно уже умчавшись вместе с Анной на резвой тройке. И я был не слишком деликатен, во мне уже совсем ничего не осталось от благородства. - Она не девственна, - резко сказал я, - Надеюсь, это не будет проблемой? Мой укол не задел князя, хотя по моему разумению, новость могла бы сразить его бездыханным к моим ногам. Перешагнув через скрюченное тело, я бы протянул руку спускающейся Анне. И... - Напротив, ты значительно упростил мою задачу. По-большому счету, Анна нужна мне для того же, для чего и тебе, мой друг. Он ухмыльнулся. Я растянул губы в похожей улыбке, хотя руки чесались задвинуть ему в скулу. - Ладно. Я заметил идущую по лестнице Анну в плаще с небольшим саквояжем в руке. И заторопился. - Я хотел отдать это, - я вытащил из кармана написанную уже после первой совместно проведенной ночи вольную на имя Анны, и чуть помедлив, отдал ее не в руки сделавшего движение вперед Репнина, а Анне самой. Она растеряно подняла на меня глаза, по ее щеке сверкнула пролитая дорожкой слеза. - Владимир Иванович! - выдохнула она. И я стоял как последний болван и смотрел, каким собственническим жестом Репнин обнял ее за талию и поцеловал в ухо. - Благодарю вас. - Да, спасибо, Корф. - Не за что. Ты это... заслужила, - сказал я, в самый последний момент опустив подлое "отработала". И вот, я остался в своей гостиной, а они с Репниным уехали. У него и в мыслях не было жениться на ней. На таких как Анна не женятся. Они красивы, умеют безукоризненно вести себя в обществе и с ними приятно проводить время. Но в них отсутствует главное - такое же безукоризненное благородное происхождение. Без них она оказывалась всего лишь стекляшкой, удачно сделанной подделкой под настоящую драгоценность. Можно было не знать, кто она и восхищаться ею. Но едва правда о том, что Анна - бывшая крепостная, становилась известна, вся ценность ее тут же падала. Нет, такой как Репнин не смог бы жениться на ней. На что расчитывала Анна, влюбляясь в него - не знаю. Может быть на то, что сможет быть счастлива с любимым человеком несмотря ни на что? Я желал ей счастья, в те редкие часы, когда мог выкинуть из головы ее веселый смех, которым она заливалась в моих объятиях, ее удивительные глаза, которые говорили со мной, даже когда ее губы молчали. Я запирался в кабинете и проигрывал в уме все произошедшее раз за разом. А если бы я не отпустил Анну? Если бы не позвал ее в кабинет и сохранил бы в секрете предложение князя, а его самого велел бы выкинуть за ворота и никогда не пускать? Если бы в последний момент не отдал бы ей вольную? Сохранил бы ее себе с тем, что даже будучи с Репниным она все равно бы оставалась моей собственостью? Я мог бы тогда расчитывать на ее возвращение? Я мог бы крикнуть как во сне "Все отменяется. Она принадлежит мне"? И каждый раз я понимал, что мои мечты - глупые фантазии. Анна - человек, каким бы низким не было ее происхождение. Своим вмешательством в ее жизнь, ее чувства я добился бы только того, что она возненавидела бы меня. А сам к себе я потерял бы последние крохи уважения. Так счастлива ли она с другим? Репнин не держал ее пленницей в собственном доме. Они выезжали вместе, он представлял ее как свою знакомую и, конечно же, ни для кого не оставались тайной отношения, связывающие высокородного князя и мою бывшую крепостную. Однажды я даже видел их вместе. Неприятное, признаюсь, было зрелище. Со времени нашей разлуки с Анной прошло около полугода. Она показалась мне изменившейся, какой-то еще более строгой, похудевшей. Модное платье показывало чуть больше дозволенного, волосы были высоко забраны, выпустив на волю только пару локонов. В ушах покачивались великолепные серьги, на руке переливался браслет ему в тон. Однако взгляд ее казался усталым, грустным и каким-то обреченным. Нет, я не почувствовал, что смотрю в глаза счастливой женщине. А может мне слишком хотелось так думать, ведь я стоял довольно далеко? Однако я поставил едва пригубленный бокал обратно на поднос и решительно двинулся навстречу Анне. Причиной этого стал подслушанный мною разговор двух знакомых мне сплетников. - Кто эта женщина, вон там в темно-сером? - Где? А... это некая Анна. Сожительствует с князем Репниным. Правда, думаю, связь эта продлится еще недолго. - Отчего же? - Вы видите рядом с ней князя? Нет! А теперь посмотрите направо. Князь танцует с молоденькой дебютанткой Оленькой Ланской. Говорят, ее тетка дает за ней дивное приданное и 30 тысяч в год. А Анна, конечно, чудо как хороша, но любовница на то и любовница, он ее бросит ради крепости будущего очага. - Кого в наше время испугаешь любовницей? Ничего не помешает Репнину и дальше навещать прелестную подругу время от времени. - Говоривший хихикнул. - Так-то оно так. Только будущая невеста, говорят, совсем не проста. Тетка хвалилась, что у нее есть характер, а сердитым женам очень тяжело изменять... Анна заметила меня, когда между нами оставалось шагов десять. Сначала ее лицо вспыхнуло радостью, но затем, видимо догадываясь, какой скандал может вызвать ее поведение, она взмахнула ресницами и на ее губах появилась грустная улыбка. - Здравствуйте, Владимир Иванович, - поприветствовала она меня. - Здравствуй, Анна. Рад тебя видеть. - Я тоже. - Ты совсем не изменилась. Все также красива. - Да, князю Репнину не о чем жалеть. - Зачем ты так? - тепло упрекнул я ее. - Зачем? - она сделала вид, что не заметила руки, протянутой к ней, ловко обошла меня, и, взяв с подноса бокал с шампанским, отпила глоточек. - А разве вы не передали ему меня как приз? Как благородно было с вашей стороны уступить меня князю. Правда, это благородство почему-то не помешало вам прежде насладиться своим правом хозяина. - Я не неволил тебя, если помнишь. - Да. Помню. Однако вас не сильно заботили чувства вашей крепостной, когда вы отдавали меня своему другу. - Постой. Ты несчастна с ним. Он был груб с тобой? - Нет. - Что же тогда? Не молчи. Ответь мне. - Вы думаете, что в участи любовницы есть счастье? Знать, что любимый человек никогда не согласится связать с тобой свою жизнь, что как бы не были горячи твои ночи, все чувства преходящи и завтра он найдет себе другую. - Ты знаешь о Ланской? - Конечно. Князь не скрывает от меня своих планов. Пока он намерен и дальше содержать меня, но что будет потом, не хочет загадывать. - Тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь о тебе. И тут впервые за все время нашего разговора Анна развеселилась. Ее глаза разгорелись, тряхнув головой, она сказала: - Наверное, у вас есть на примете еще пара друзей, которым вы можете сдать меня на время? - Что? Ты же не думаешь... - А что, удачная сделка, барон. Почему бы вам и не делать этого снова и снова. Не Репнин, так Долгорукий. Я думаю, что сумею найти подход даже к старой развалине Петру Михайловичу. - Замолчи, сейчас же. Зашипел я, еле сдерживаясь, чтобы не надавать ей по губам. - Только на сей раз не забудьте брать с моих поклонников деньги, и не стоит так опрометчиво давать мне в руки вольную. - Перестань. - Я все-таки тряхнул ее за плечи. - Опомнись. Ты сама решила уехать с князем. - Ты всегда оставлял меня для забавы своим гостям, и когда один из них, наконец, возжелал меня, тут же поторопился исполнить его маленький каприз. А в добавок научил меня, как доставить ему удовольствие, чтобы я пришлась твоему князю еще больше по вкусу. - Ах, вот как? Я сердито смотрел, как лицо Анны становилось красным от слез, однако и перед моими глазами все начинало расплываться от злости. Вот как она думала обо мне. Вот что она себе вообразила! - Мы сейчас же едем домой, ты слышишь. И там ты долгое время посидишь под замком. Под страхом смерти я не подпущу тебя больше ни к одному из моих гостей. - Поздно, Владимир Иванович. Я больше не ваша крепостная. И прав на меня больше у князя Репнина, хотя он и сжег мою вольную. - К черту Репнина. К черту вольную, мне надоело стоять и препираться с тобой. Я резко подхватил ее под коленки и перебросил через свое плечо. От неожиданности она даже не успела вскрикнуть. - Что происходит? Вы в своем уме, сударь? Решительно оттолкнув с дороги возникшее препятствие, я ничего не ответил. Судя по всему, болезнь действительно поразила мой мозг. Только совершенно сумасшедший человек мог вести себя, словно дикое животное на светском приеме. Ход в любую гостиную мне теперь заказан, но сожалею ли я? Вынужден признать, что маленькая злючка, которая бьет меня кулачками по спине и без устали пинает носочками туфель, мне гораздо важнее. И пусть она вопит, что я бессовестный негодяй и гадкое чудовище, пусть от нас в ужасе шарахаются, я все равно доношу ее до своей кареты. Кидаю на сиденье, прыгаю рядом и, захлопнув дверцу, стучу кучеру: "Трогай. Домой!" Единственное, что заставляло меня все это время держаться от нее подальше, уверенность в ее счастьи с Репниным. Но раз его нет, раз она уверена, что я продал ее, подарил своему другу как забавную собачонку, все отменяется. И Анне еще предстоит узнать меня лучше, прежде чем бросаться обвинениями. - Куда вы меня везете? Я никуда с вами не поеду. - Уже едете. И я не остановлю экипаж до самого Двугорского, можете прыгать. - Вы не имеет права. - Права? - я иронично приподнял бровь, - Кажется, вы обмолвились, что ваша вольная неудачно сгорела в руках князя Репнина. Анна замкнулась, снова опустила глаза, прижала руки к груди, запахнувшись в плащ, который я успел вырвать у подавшего его нам обомлевшего слуги. - Послушайте, - начал я здорово тронутый ее затихшим видом, - Вам не о чем будет грустить. Мы начнем все по-новому. Я выпростал из широких складок плаща ее руку и благоговейно прикоснулся губами к ее дрожащим холодным пальцам. - Никогда. Никогда я не лягу с вами больше. Наша первая дочь родилась незаконорожденной. Уже потом, когда выяснилась правда о рождении Анны, а Петр Михайлович Долгорукий оказался ее отцом, я поспешил оформить все нужные бумаги и на свой брак с ней, и на признание своего ребенка. До этого Анна противилась каким-либо изменениям в нашей жизни, говоря, что решись я на какую-нибудь глупость вроде этой, она навсегда покинет поместье. И я верил, что она сдержит свое слово, потому что у меня не было ничего, чем бы я мог ее удержать. Погибшая в огне вольная ни в счет - любой судейский мог в два счета выписать ее снова на основании прошлой записи. Может это покажется вам абсурдом, но я по-прежнему ничего не смыслил в любви. То, что я испытывал к Анне, можно было назвать скорее одержимостью, безумием. Помня о ее жалобах, я на самом деле больше не рискнул оставлять ее наедине хоть с одним из гостей. Она была все такой же хозяйкой гостиной и положения, а я как мальчишка постоянно ждал и искал в ней хотя бы отголоски своих чувств. Однажды Анна призналась, что женщины так устроены, что человек ставший для них первым мужчиной, приобретает в их глазах особую значимость. Чем бы ни был продиктован их интерес, они становятся им не только парнером, но и возлюбленным. Когда после ты отдал меня князю Репнину, мне было очень больно, - сказала она. Знала бы она, как много я сожалел о том поступке. Но тогда он казался мне единственно правильным: позволить ей выбрать. Я очень надеялся, что ты останешься, или вернешься. Но дни бежали за днями, осенняя сырость сменилась снежной зимой. Каждый день я стоял у окна и до боли в глазах вглядывался в горизонт в надежде, что увижу черную точку едущей коляски. Но только белые хлопья снежинок ложились на съеженные листья у моих ног. - Я была слишком горда. И думала, что лучше быть с ним, чем с тобой. Без его любви я могла прожить, без твоей - жить просто не стоило. Она горько усмехнулась, и я тронул губами наметившуюся морщинку в уголке ее губ. Я был так глуп, что за все это время так и не решился сказать ей прямо "Я тебя люблю". Кричать об этом, шептать убаюкивая ее, напоминать о своей любви каждый день каждым поступком. Женщины любят ушами, слова - единственное, что способно было удержать ее рядом со мной. И вот я сижу на ее качелях, нанизываю на ниточку воспоминания, и жду, когда Анна вернется, она отправилась погостить к своему новому папочке. Что могло задержать ее на такой долгий срок? - задаюсь я себе вопросом снова и снова. - Что если она кого-то встретила там в гостях? И никогда больше ко мне не вернется? Ворчливо скрипят качели под моим весом. Сад осыпается на землю величавой цветной красотой. Где-то в ветвях в полуоткрытых кронах шелестят мелкие капли начавшегося дождика. Через мгновение небо вспыхивает слепящим зигзагом молний, грохает гром и дождь начинает низвергаться на меня подобно тропическому ливню. Я не шевелюсь, позволяя бесстыжим струям обливать меня с ног до головы. Раскачиваю одним носком сапога скрипучие качели и жду, когда передо мной появится такая же мокрая с льющимися с волос ручьями Анна - моя жена. Она посмотрит на меня, прочтет все глупые мысли, которыми я изводился в ее отсутствие, улыбнется и, протянув руку, скажет: "Пошли в дом, любимый". Сентябрь 2008 |