Два снежных ангела

Автор: Eruanna Рейтинг: G Жанр: зарисовка Герои: Анна, Владимир, наши дни - со всеми вытекающими. Вот тебе и праздник. Вчера, разругавшись с мужем, я отправилась спать, лелея свои визгливые мечты о том, как плюну на все и уйду встречать Новый год в какой-нибудь клуб. Ну, или к подруге. А он пусть сидит тут один!.. И только уже засыпая, подумала о том, что, если он действительно может уехать, как говорит, то я его этим своим уходом даже и не накажу… Проснувшись утром, решила напоследок поставить елочку, а заодно прибраться в своих вещах. И, позавтракав, принялась за дело. Уже в доме пахло хвоей и повсюду разбросанными мандаринами, вкусно радовавшими глаз. Вздохнув, решительно придвинула ближе к себе последнюю, самую дальнюю кипу старых бумаг. Институтские тетради, черновик диплома, дорогие сердцу тетрадки из школьной жизни – литература, история, геометрия, моя анкета, анкета Лизы...странно, а как она у меня-то оказалась? Когда-то, когда нам было по четырнадцать-пятнадцать лет, такая тетрадка обязательно была у каждой – на первой странице красочными буквами выведено «АНКЕТА», внизу приписано «для друзей», а на следующей – список вопросов: «Имя?», «Фамилия?», «Дата рождения?», «С кем дружишь?», «Как относишься к хозяйке анкеты?» и самый главный, больше остальных интересующий вопрос: «Кого любишь?» Эти анкеты бродили по классу, иногда попадали к понравившимся мальчикам (потом ответы тщательно изучались), а иногда – становились источником сплетен и шуточек. Решив немного передохнуть, я налила чаю, и, открыв свою анкету, начала листать. Шоколадные конфеты таяли прямо в пальцах, чай был горяч и черен, настольная лампа смотрела вниз, освещая аккуратней обычного выведенные заурядные ответы: «Не скажу», «Не знаю», «Нравишься»... Я остановилась на странице: 1. Владимир Корф 2. 25 ноября 3. Мишка, Очкарик, Шурик. 4. Ты знаешь. 5. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. ... В гостиной по–прежнему пахло хвоей и мандаринами. Почему же я вдруг явственно ощутила пьянящий аромат роз? Я улыбнулась... Взяв анкету Лизы, прочла: «Я люблю Аню, но она постоянно убегает», «Афоризм о любви?» – «Бояться любви – значит бояться жизни, а тот, кто боится жизни, на три четверти мертв». Боже мой, Володя, как же иногда хочется взять свое прошлое и притянуть за уши в настоящее... В тот зимний день мы, замерзшие, но довольные, накатавшиеся на коньках, оказались у Лизы дома. На желтоватой обшарпанной батарее сушились варежки и шарфы, в прихожей оттаивали ботинки. Телевизор светился пестрыми картинками и молчал, а мы сидели в комнате вчетвером – я, Лиза, ее старший брат Андрей и его друг, тот самый Владимир Корф, в ту пору студент первого курса МАДИ. Он был в черных брюках и белой рубашке, и этим сразу выделялся среди обычной серой «джинсовой» толпы моих знакомых. Андрей сидел за столом, решая какую-то задачу, его длинный нос был печально опущен вниз, Владимир скучал, я украдкой поглядывала на него, и Лиза круглыми от восторга глазами – тоже. Разговор не клеился. А потом снегопад кончился, и я, надев высохшую свалявшуюся шапку и горячие влажные варежки, собралась домой. Как ни странно, Владимир вызвался меня проводить. По дороге он рассказывал какие-то нелепые истории, пересказывал интересные книги со свойственным ему запалом – у него была такая черта – он говорил тихо, но с очень яркими эмоциональными всплесками – я любовалась им, улыбалась и хохотала в ответ... Потом были редкие встречи у Долгоруких, с обменом улыбками и недолгими, ни к чему не обязывающими разговорами; конец учебного года с экзаменами – все готовились и думали только о них. И уже летом, в августе, когда я сидела на скамейке у дома подруги и ждала, когда она выйдет, ко мне вдруг подъехал он: – Привет! Прокатимся? – умопомрачительная улыбка. – Нет, я Лизу жду, мы на качели пойдем. Рассеянный взгляд вдруг стал странно тоскливым, милая улыбка сошла на нет. – Качели… Какой ты еще ребенок, Анечка!.. А я тебя люблю. Ты будешь со мной дружить? – Буду! Нажал на газ и уехал... Солнце обжигало лицо, скамейка была горячей, мотоцикл, наверное, тоже, как и воздух, и песок – все плавилось на солнце. В солнечном сплетении, обвевая ветерком, порхали беспокойные бабочки. Он поджидал меня в конце улицы, возле школы или на той скамейке около дома Лизы, мы гуляли вдвоем или вчетвером (с Лизой и ее тогдашним ухажером Сергеем). Как-то он пригласил меня в кино, на комедию, в темноте его лицо казалось нарисованным прямо в воздухе карандашом. Грифельный нос. Грифельные губы, уголками вниз – он не расстроен, он всегда так. Грифельные глаза – очень темные, с грифельными широкими зрачками. Грифельная линия скул. Я совсем не помню, о чем было кино, но ему было смешно, он хохотал и валился мне на коленки, а я была недотрогой в то время и жутко краснела от его прикосновений...хотя ведь они были такими детскими. Он таскал мне цветы со школьных клумб, залезал в шиповник, увидев там распустившуюся розочку, и, весь исцарапанный, торжественно, со словами любви, вручал её мне. А я? Я была влюблена в него, но тайно, я стыдилась своего чувства, не верила своему счастью – многие подружки страдали от безраздельной любви – и шарахалась при его робкой попытке взять меня за руку. Листья с деревьев падали почти беспрерывно – и оставались лежать на узкой тропинке, на облупленных за лето скамейках, на гипсовом и голом парковом Аполлоне, на асфальтовой танцевальной площадке... Золотой шорох под ногами, хрустальные нити паутинок, печальное небо, уныло отражающееся в грязно-голубом пруду. Начались вопросы: – Почему ты такая недотрога? Ты меня не любишь? Я краснела, молчала или говорила: – Ты мне дружбу предлагал. Я с тобой дружу... – Но я-то тебя люблю! Он пытался приблизиться, я убегала, тогда-то он и заполнил наши анкеты. Стало холодать, косо и тяжело летел первый снег, накрывая пожелтевшие клумбы, стыдливо ложась на голые ветви парковых деревьев. Мы грелись в подъездах. – Поцелуй меня. – Нет. – Тогда я сам. Не убегай, – молящий шепот. – Просто на время забудь о том, кто ты, – Поцелуй вышел жадным, неловким, совсем не напоминающим прежние, когда щеки словно касался солнечный зайчик. А потом снова была зима, и мы, упавшие навзничь в сугроб, возили туда–сюда руками по снегу – как будто взмахивая крыльями, оставляя силуэты – с крыльями вместо рук. Два снежных ангела. Правда, через неделю их засыпал новый снег. Но для нас это было уже неважно… Володя… Неужели все это могло кончиться взаимными упреками и брошенным в сердцах: «Пошел к черту!»? Глаза защипало, вымазанные шоколадом пальцы вдруг стали неприятно липкими, и я, вытирая их о подол любимого халата, лихорадочно соображала, успею ли собраться…и заедет ли он домой вообще?.. Скрежет, донесшийся из темной прихожей, показался мне самой лучшей музыкой. – Володя!.. – почти крича срывающимся голосом, бросилась туда, жадно вглядываясь в него. – Я люблю тебя. – ловя в ответ сияющий взгляд его невозможных глаз. Он шагает в квартиру, задвигает внутренний засов на двери и сгребает меня в охапку, тяжело, со всхлипом, дыша. Утыкаюсь в грудь, ощущая принесенный им холод, свежесть и запах елки, наконец-то замечая у него в руках укутанное хвойное великолепие. Щекой слышу его сердце, бьющееся пойманной птицей. Улыбаюсь. – Я уже поставила елку. Конец.