главная библиотека архивы гостевая форум


Психоанализ в Двугорском уезде
Автор: Зануда
Рейтинг: PG-13
Жанр: Мелодрама с элементами психоанализа и НЛП
Герои: БН
Сюжет: В данном фике предложено возможное развитие событий начиная с разборки у Долгоруких в 120 серии (эта серия лично мне напоминает дайджест). Особо хотелось рассмотреть именно психологический момент возобновления отношений В+А. Казалось бы, неглупые люди, под властью условностей, амбиций и недоверия, причинившие друг другу страдания. Сумеют ли они восстановить понимание и прийти к гармонии.
Надеюсь не оправдать своего имени
Зануда
__________________________________________________________________
Пролог
Князь Репнин ворвался в столовую Корфа без приглашения - его новость стоила того. Но картина, увиденная им - тоже. Как повторившийся кошмар - в центре комнаты на ковре застыла хрупкая фигурка в восточном одеянии. Корф, сидящий на диване - обмотан легким шелковым платком. Еще два таких платка лежали на полу, один – на столе.
Улыбка медленно сползла с лица Репнина, давая волю ненависти. Повторившийся кошмар Репнина. Анны. Опять?! Корф, как ты посмел?! Михаил медленно снимал перчатку с внезапно вспотевшей руки...
- Как ты вовремя, Миша. - раздался спокойный голос Владимира.....

Глава 1
Тремя неделями раньше.
Коляска въехала в поместье Корфа и остановилась у крыльца. Владимир резко соскочил на землю, подхватил бесчувственную Анну на руки и понес в дом. Выскочившая челядь удостоилась хозяйского рыка:
- Прочь с дороги. Протопить в комнате. Как приедет доктор, сразу приведите его к ней. Больше никого в дом не впускать и Варвару позвать немедленно.
Корф чуть не бегом поднял Анну на руках на второй этаж и внес в ее комнату. Беспамятство не прекращалось. Что же делать? Положение пугало его все сильнее.
Раздался стук в дверь и вошла Варя. “Барин, соколик вы наш” - охнула кухарка и бросилась ему на шею. Потом смущенно отскочила, извинилась и с причитаниями захлопотала вокруг Анны. Появилась вода, нюхательные соли. Анна застонала, но глаз не открыла. Кляня свою беспомощность, Владимир подумал - может не стоило ее увозить? И вообще отправляться в дорогу. Но нет. Здесь ей безопаснее. Да, Анне будет гораздо лучше в его доме. В их доме.
Наконец приехал доктор Штерн. Строго выставил за дверь путано объясняющего положение дел хозяина, оставил только Варвару. Вынянчившая и Анну, и самого барона кухарка пользовалась всеобщим доверием. Владимир устало поплелся в кабинет, сел в кресло и спрятал лицо в ладонях. Ох и денек... калейдоскоп событий поплыл перед глазами.
***
Только вчера им удалось отыскать Анну. Если бы не цесаревич... Он хмыкнул - даже идиотская дуэль с опалой иногда на пользу. Если бы не Александр... Корф боялся подумать, что было бы с ней тогда. Они ведь чуть не опоздали.
На Кавказе Владимир видел однажды человека, возвращенного из плена солдата - тот умирал от обезвоживания в страшных муках. А ведь Анна провела в подвале почти 3 дня. Без воды и еды. Его хрупкая Анна.
Приехав в особняк, он просто приказал ей не меньше часа сидеть в ванне. И пригрозил горничной следить. Потом заставлял пить воду. Она умоляла, но он заставлял. Странно, но хоть и ослабшая, наутро она вполне могла стоять и ходить.
Накормив ее завтраком, Владимир объявил об отъезде. Анна не спорила. Они вообще почти не разговаривали. Девушка тихо сидела в экипаже всю дорогу, держась за его руку, погруженная в явно невеселые мысли. Только в конце пути спросила, куда они едут.
- Домой. - хмуро ответил Владимир - Я сбежал из тюрьмы, сегодня возвращаюсь назад. Тебе же нужно в поместье - поправляться.
Она пыталась отговорить его, зная, что не удастся. Предав его, сбежав, она сама лишила себя права влиять на него. Желая хоть на минуту продлить эти хоть и горькие, но минуты вместе, она велела вознице остановить коляску.
Сбивчивое объяснение. Что оно могло теперь изменить. Да, я люблю тебя, но смерть Андрея и обвинение его убийстве сожгли во мне последнее... Месть Долгоруких не даст нам права на жизнь и любовь. Да, все Долгорукие так или иначе вмешались. Эта семья стала его персональным роком.
Соня? Откуда и почему здесь? Старик Долгорукий сошел с ума - выгнал из дома Соню? Единственное нетронутое злом существо в доме. Андрея убила мать?! Меня оправдали? Странно, но мне все равно, Андрея ведь не вернуть. - мысли медленно ворочались в голове, - но у меня есть право жить теперь... Значит, нужны и силы бороться... Но где взять эти силы и для чего мне бороться...
Соня безутешно зарыдала. Сердобольная Анна в отчаянии решила поехать в поместье Долгоруких и все прояснить. Милая, что ты прояснишь? Что скажешь глухому, что покажешь слепцу? Что ты объяснишь безумцу? Если бы не потеряная Соня на руках, Владимир никогда бы не поехал в этот проклятый дом. Но ему уже все было безразлично.
Войдя в гостиную Долгоруких они застали уже привычный бедлам: Полина сладко липла в “папеньке”, бледная Лиза (все еще борется) об руку с Мишей выкрикивает самозванке и умоляет одуматься отца. Мария Алексеевна (вот уж сюрприз) безучастно смотрит в пол. Перепуганный криками Фрол Прокопыч замер у порога.
Реакция Петра Михайловича на их появление просто потрясла Корфа. Расплывшийся (и ставший похожим на жабу) в радостной (в день похорон сына!!!) улыбке князь видите ли был рад его видеть, обвинения сняты, не расцеловаться ли? Владимир не удивился бы через минуту опять услышав требования женитьбы на Лизе. Приступ отвращения к князю затопил все существо барона. Виски как тисками сжало. Он пальцами сжал глаза, чтобы не видеть всех их. Чтобы не слышать боль в голосе Анны. Еще не оправившейся, едва стоящей на ногах, но умоляющей князя не губить свою семью. Господи! Пощади ее! Пусть выполнит то, что считает своим долгом, а потом я увезу ее. Это уже долг мой! Точно! Мой долг. Чувство долга Корфов возвращало ему силы к жизни. Он выпрямился.
Самодовольство Долгорукого медленно сползло с его лица:
- Позвольте вас спросить, сударыня, на каком основании вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?
Да уж, милая, оплеухи иногда отвешивают и учтивым тоном.
Он уже решил вмешаться, но тут все стало еще хуже - ворвалась Сычиха с Радой. Тетушка, как всегда, не вовремя. - досадливо подумал Владимир, теперь просто ожидая когда можно будет уйти.
- На том основании, что это твоя настоящая дочь Анастасия!
- О, нет, - простонал Корф из угла, но его никто не услышал.
Обомлевшая и не желающая поверить Анна, перепуганная Полина, явно обрадованная Лиза, досадующая княгиня, Соня с открытым ртом, выпучивший глаза Репнин и торжествующая Сычиха - вновь замелькали лица и слова. Долгорукий, последние недели старательно любивший Полину, тут же переключился на более достойный объект! Сейчас попытается прибрать к рукам! Владимир оскалился и приготовился к борьбе.
Разбирательство затянулось. Сычиха наслаждалась бенефисом (вот уж по кому сцена рыдает) - рассказала все и об Анне, и о фамильном проклятии Долгоруких, хотя лично Корф считал, что проклятие это носит вполне конкретное имя. Раз проклятие семьи было цыганским, то и снять его могла только цыганка. Рада согласилась помочь.
Обнаружилось, что похищение Анны организовала Полина - как же я этой дряни прежде шею не свернул?! Мария Алексеевна объявила об уходе в монастырь - но после прилюдного признания в убийстве сына только это могло спасти ее от каторги.
Очнувшийся князь Петр решил вернуть себе внимание:
- Девочка моя! Простишь ли ты меня? Простите ли вы все меня?
Владимир едва заметно усмехнулся. Петр Михайлович действительно считал, что словами можно все искупить. В искренность старика сейчас он, пожалуй, верил, но в перемены - нет. Долгорукий в приступах чувства вины и так понравившегося ему в случае с Полиной отцовского долга, попытается облагодетельствовать Анну и станет лезть в их отношения. Черт, да ведь он “родительской” властью может потребовать их разлуки! Один Бог знает, что переживет Анна, борясь с этим давлением. Корф нахмурился сильнее.
Сычиха же тем временем решила красиво завершить свое дело:
- Вот и не осталось больше тайн. Нет больше проклятия рода Долгоруких!
Так. Пора. Владимир шагнул к Анне, прижал ее к себе, почувствовав ответный облегченный вздох, и с вызовом посмотрел на новоявленного отца невесты. Лиза подкатилась к Мише под крылышко. Старик впал в ступор. Потом моргнул. Барон решил заканчивать этот спектакль, пока непредсказуемый Петр Михайлович не пришел в себя и не наломал новых дров. Он послал Мишелю глазами знак, прося поддержки:
- Петр Михайлович, я прошу руки вашей старшей дочери... Анастасии. - шагнул к князю Корф.
- Петр Михайлович, я прошу руки вашей средней дочери Елизаветы. - не остался в долгу Репнин.
Лиза моргнула, удивленно посмотрела на Анну. Анна - старшая? Да какая разница... Но почему Владимир так выделил это?
- Папенька... Петр Михайлович. - простонали в голос девушки...
- Да будет так, благословляю. После траура сыграем две свадьбы. – милостиво объявил Долгорукий, смиряясь с неизбежным.
Михаил и Владимир отошли к невестам. Анна еще успела броситься на шею Корфа, но внезапно обмякла в его руках.
- Воды. - взревел Владимир, проклиная себя за приезд в этот дом сегодня. Ведь знал, что ей нужен покой. Все забегали, открыли окна, девушку уложили на диван. Анна пришла в себя и слабо улыбнулась.
- Приготовьте комнату. - попытался приказать старый князь, но барон бросился в битву.
- Нет, Петр Михайлович. Анну я заберу домой. Я знаю, что с ней и в чем дело. Ей нужен покой и забота. Варя выходит ее, а я позабочусь.
- Но, Владимир Иванович, Анна - моя дочь. И она должна жить в моем доме.
- Она - моя невеста. Прошу прощения, но члены моей семьи в последнее время слишком уж пострадали от обитателей вашего дома. И Анна в том числе. Я не могу допустить, чтобы она оказалась под одной крышей с княгиней. Откровенно говоря, князь, в этом доме траур. Я глубоко скорблю по другу и сочувствую вашей утрате, но позволить невесте попасть в такую обстановку не могу. В этом доме сейчас буря - неужели вы не понимаете, что произошедшие события и покой, который нужен Анне, просто не совместимы.
Она выросла и прожила в моем поместье всю жизнь. Ее там любят и поберегут. Там ей даже стены будут в радость. В моем - в нашем доме - ей будет спокойно. Уход и консультации доктора Штерна я обеспечу. Вы сможете навещать ее в любое время, когда захотите.
- Но она моя дочь...
- Еще не признанная. А мне невеста – официальная. - все кроме спорщиков засмеялись, несмотря на нешуточность баталии, - Я понимаю ваши опасения на мой счет, - усмехнулся Корф, - но наша помолвка - лучшая защита ее доброго имени.
Объект их спора открыла глаза.
- Петр Михайлович, позвольте мне ехать домой.
Долгорукий скрипнул зубами. Слово “домой” больно его резануло.
- Хорошо. Но, зная вашу репутацию, Владимир, требую дать мне слово чести...
- Не позволять себе лишнего. Слово дворянина. - рявкнул Корф.
- ....И не отказываться от свадьбы. - продолжил упертый отец.
- От свадьбы с Анной я никогда не отказывался. - даже обиделся Владимир, - Клянусь!
Лиза и Репнин прыснули.
По просьбе Корфа заложили коляску и послали за доктором Штерном. В дороге Анна опять потеряла сознание. Но все равно он победил....
***
Дверь открылась и в кабинет барона шагнул доктор Штерн.
- Что скажете, Илья Петрович? - порывисто поднялся с места Корф.
- Ничего нового. Истощение физическое и душевное. Ей необходим полный покой, забота. Постельный режим по меньшей мере на неделю. Нужно много спать и пить воды. Укрепляющие я прописал. Кухарке вашей указания оставил. Сразу предупреждаю - могут быть перепады настроения или депрессия - успокоительное я приготовлю и пришлю утром.
- Ей можно принимать гостей?
- Ближайшую неделю – нежелательно. – врач усмехнулся, - Вас, Владимир, это, конечно, не удержит, но будьте внимательны - ей действительно сильно досталось. Вы говорили - была заперта?
- Да, в подвале. Почти трое суток.
- Без пищи и воды? Тогда многое понятно. Вы успели почти в последний момент. Еще немного - и обезвоживание убило бы ее. Она и так хрупка, а такое потрясение... Но зачем вы рисковали, зачем сразу повезли ее в поместье? Да еще и эти волнения...
Он покачал головой. Корф не мог не понимать состояния девушки, рисковать ее здоровьем он стал бы только в самом крайнем случае. Но неужели этот случай и в правду крайний? Владимир хмуро ответил:
- В Петербурге ее осматривал доктор Мандт, он запрещал поездку, но обстоятельства были решительно против нас. Против меня. Я должен был сдаться властям. А поскольку ее похитили из моего дома - можете себе представить - моего собственного дома!!, то оставлять ее там вновь я не мог - мне ПРИШЛОСЬ, - голос Владимира сорвался, - пришлось везти ее в поместье. Тут ее любят и могут защитить.
- Даст Бог, обойдется. Ваша подопечная...
Корф резко перебил:
- Моя невеста!
- Искренне рад за вас обоих, - улыбнулся Илья Петрович, - так вот, - с усилием, - ваша невеста нуждается в покое и заботе. Вам и Варваре я это полностью доверяю.
- Благодарю, доктор. Но это не все. Не могли бы вы сделать мне одолжение - заехать по дороге в поместье к Долгоруким и повторить все это князю Петру Михайловичу.
- Петру Михайловичу? На зачем? Или от все еще на вас сердит? Но при чем тут Анна?
Владимир вздохнул, устало провел ладонью по лицу и посмотрел в глаза собеседника.
- Раз скоро все и так будет известно, хоть вы узнайте все из первых рук. Анна - его внебрачная дочь. Можете представить, как это осложняет нашу жизнь?
- О.... - протянул врач, - кажется, я понимаю. От души поздравляю.... и сочувствую... Князь Петр...
- Именно. Я чуть не с боем вытащил Анну сегодня из его поместья, когда Петр Михайлович начал настаивать на своих отцовских правах. Я сослался и на их траур, на княгиню. Но уверен - он не остановится.
- Вы правы. У Долгоруких обстановка не подходит выздоравливающей невесте... - он хитро сверкнул глазами, - Я постараюсь помочь.
- Благодарю вас.
- Но, Владимир, посмотрите на вещи с другой стороны. Анна - его дочь, она княжна. А Петр Михайлович теперь - он понизил голос, - не будет мешать ее счастью...
- Как я понимаю, старания Долгоруких скрыть что бы это ни было в доме, не имеют смысла.
- Увы. Одно могу сказать - симпатии местного общества на вашей стороне. А ваша помолвка с Анной - просто французский роман - дамы в восторге.
Владимир хмыкнул. Он никогда не задумывался о внешнем восприятии их отношений. Герои романа, надо же. И кому только в голову пришло. Им бы знать чего стоил для них обоих этот роман.
Он еще не переоделся с дороги и только сейчас, немного успокоившись за Анну, начал понимать, как сильно устал и что все закончилось. Все? Он вопросительно глянул на доктора. Тот улыбнулся и начал прощаться. Корф вышел его проводить и вдруг вспомнил слова “посмотрите на вещи с другой стороны”. На вещи. На людей. На события. И, подумав, добавил - на чувства.
На мгновение муть усталости и пережитой тревоги рассеялась, почти дав свет какому-то решению, но только почти. Он постоял на крыльце, с наслаждением вдыхая весеннюю прохладу. Потом крикнул Григорию затопить баню.
- Так готово все, барин. - широко разулыбался Григорий, - Вы как приехали, я сразу и затопил. С приезду-то как без бани...
Глядя на бородатого огромного мужика, так просто и без затей показавшего свою преданность; вспомнив Варю, внезапно обнявшую его сегодня, а потом с извинениями отскочившую, когда он только зашел в дом... “Я дома. ДОМА. Я вернулся”. И теплая благостная тишина укутала его душу.
После бани - Григорий расстарался и парком и вениками – Владимир добрел до кабинета, посмотрел на портрет отца, налил себе бренди, но так и не смог сделать ни глотка. Поднялся к Анне - Варя вязала у ее постели, тихо напевая. Корф молча кивнул ей и вышел. Все в порядке. Он бросился к себе и провалился в сон.
***
В доме Долгоруких после отъезда Владимира стояла суматоха. Молодежь перекрикивая друг друга допрашивала Сычиху, полагая ее сведующей буквально обо всем. Рада по просьбе той же Сычихи сделала какие - пассы руками (Михаил что-то подобное видел в дядином театре на сцене, но смолчал), заявила, что проклятий на доме больше нет и гордо удалилась. Марью Алексеевну увели под руки и вызвали к ней сиделку. Татьяна почувствовала усталость и присела на диван, чего никогда не позволила бы себе при господах раньше. Соня встревожилась и принесла ей воды. Фрол Прокопыч, справедливо полагая, что от него сегодня проку нет, а обсудить с супругой дома - даже очень даже что есть, незаметно удалился. Петр Михайлович неприкаянно стоял посреди гостиной, но, казалось, его просто не видели.
Понемногу все успокоилось и Сычиха ушла. Долгорукий обвел глазами гостиную. Лиза сияла, Миша говорил невпопад и глупо улыбался. Соня хихикала, глядя на них. Татьяна грустно улыбалась, думая про себя ”Жаль, Андрюшенька не видит их, он был бы рад”. Для полноты картины не хватало Анны и Корфа, шепчущихся у окна. Петр Михайлович просто физически ощущал - вот тут они должны быть - стоять, держась за руки. Он жалел, что от неожиданности всех событий позволил Владимиру увезти полубесчувственную Анну к себе, уступив его напору. А теперь терзался. Да, Маша опасна для девочки, но ведь Маша раскаялась.... Раскаялась при всех.. Завтра же надо вернуть дочь отцу. И утвердясь в этой мысли, князь опять огляделся. Мда... Что там Корф говорил - “Дом в трауре”? - черные одежды, конечно остались, но в глазах... Сияли все! Даже Соня, незаметно подошедшая к отцу и взявшая его под руку, ласково глядела на сестру.
Странно. Только теперь, не видя Полины и не чувствуя ее в доме, Петр Михайлович понял, как права была Лиза - именно Полина вносила раздоры в семью, манипулируя его виною перед ней. Да уж, змея на груди...
Да, я виноват. Перед женой, перед детьми. Перед Марфой. Перед Анной. Перед покойным Иваном. И уж теперь точно виноват перед Владимиром.
- Я хотел все исправить. - попытался он оправдаться перед собой. Но в ответ услышал голос совести, почему-то говорящий мягким Андрюшиным голосом:
- А получилось - испортил. Почти сломал, почти покалечил. Чудо еще, что не все тебе удалось.
- Но ты, Андрюша....
- У Татьяны будет ребенок.
- А.... Лиза, Анна...
- Доверься им. Старого проклятья больше нет. Не стань им новым проклятьем.
Князь вздрогнул. Странный разговор с самим собой или с Андреем? Петр Михайлович сел, закрыл лицо ладонями. Соня положила голову отцу на плечо, Лиза прижалась лицом к его коленям... Он чувствовал себя старым и уродливым....

Глава 2
Анна проснулась утром усталой. В висках тянуло, глаза резало от яркого солнца. Тревоги и переживания последних дней накатили вчера разом, лишив сил и сознания в самый неподходящий момент. Единственный, кто мог дать волю и желание жить - Владимир, его слова вчера “в моем - в нашем доме ей будет спокойно”. И ей стало спокойно. Анна попыталась подняться, но тело ей не подчинялось, она застонала.
Рядом скрипнуло кресло и перед ее глазами появилось лицо Варвары:
- Проснулась, голубка?
- Варенька! Как я соскучилась....
Варя молча обняла ее, покачала в объятиях. Девушка блаженно вдохнула аромат булочек и живого огня, навсегда пропитавший кухарку. “Дома. Я дома” - с восторгом пришло в голову. Она снова попыталась встать, но Варя твердо заявила:
- Лежи! Доктор велел лежать и сил набираться. Сейчас завтрак принесу, а потом и лечить тебя буду.
- Варенька, да как же лечить- то? Я ведь здорова...
- А кто в погребе сидел? Кто вчера господ бесчувствием своим напугал? Лежи уж. Доктор сказал - выхаживать тебя надо, силы поправлять. А то смотри - барину пожалуюсь. Он нынче строгий.
- Что- то случилось?
- А то и случилось, что вчера тебя в дом почти бездыханную приволок. Глазами зыркал - пока доктор его не успокоил, слава Богу. А сегодня собрал всех и заявил, что в доме тихо быть должно - тишина полная, говорить шепотом, топать нельзя. Даже Григорий на цыпочках ходит. Как в балете ентом окаянном. Ты уж, милая, выздоравливай, не мучай нас....
Анна прыснула. Григория на цыпочках она представила себе с трудом. Скорее Варя оденет пуанты и пачку..
В дверь постучали. Сердечко девушки сладко ухнуло. Она вспыхнула, надеясь, что не выглядит слишком уж изможденной. Варя закутала ее в шаль, повыше усадила в подушках и открыла дверь. Вошел Владимир. В глазах - теплые искорки, на губах ехидная улыбка.
- Ну и как чувствует себя сегодня Мое Сиятельство?
- Доброе утро. Мне лучше... Наверное... - она застенчиво опустила глаза.
- Я рад. Будет что передать вашему неугомонному папеньке. Он уже прислал записку с расспросами.
- Ох.... так неожиданно все. - Анна совсем понурилась.
- Какому папеньке-то? - опешила Варя.
- А тебе еще не сказали? – Корф лучился иронией, нежно улыбаясь - познакомься, Варвара, - перед тобой капризничает Ее Сиятельство (то есть, конечно, уже Мое Сиятельство) княжна Анастасия Петровна Долгорукая. Прошу любить и жаловать.
Кухарка охнула и всплеснула руками. Анна виновато улыбнулась и посмотрела на Владимира - как ни странно именно его ехидство помогло ей справиться с растерянностью.
- Вы сердитесь?
- Немного, дорогая. Из-за вас мне таки придется породниться с Долгорукими, а эта безумная семейка мне до смерти надоела. А маменьку вашу я лично сдал исправнику после ее стрельбы по моей тетушке, так что особой нежности с ее стороны не ожидается, кто бы мог подумать. - Корф посерьезнел, глядя ей в глаза, - Но ради тебя я готов пойти на все. НА ВСЕ.
- А Полина как же, барин? - вдруг вспомнила Варя, едва придя в себя.
Владимир сморщился.
- Вольная птаха, летит куда хочет. Здесь ее духу чтобы не было. Варя, принеси завтрак Моему Сиятельству...
Он очевидно смаковал последние слова. Варя улыбнулась и вышла. Едва дверь закрылась, Владимир шагнул к кровати, сел рядом с невестой, нежно поцеловал ее руку.
- Здравствуй, любимая. Как ты сегодня?
- Не по себе. Все это разом... Как в тумане...
- Да уж - с корабля на бал.
- Я не помню как мы вернулись .
Она вдруг испугалась. Петр Михайлович и Владимир - они могли опять поссориться, опять дуэль? Этот страх полыхнул на ее молящем личике. Корф сразу все понял.
- Все хорошо. Долгорукий, пардон, твой папенька, благословил нас с тобой, а Лизу - с Мишей. Ты от облегчения потеряла сознание. Я увез тебя домой. Петр Михайлович пытался сопротивляться, но я его убедил, что траур, княгиня и общий сумбур в доме не способствуют здоровью. Что твой дом с детства тут и что Варя о тебе позаботится. Пришлось дать слово дворянина - он сокрушенно вздохнул, - не позволять себе особых вольностей и жениться на тебе в тот день, что ты назначишь. На последнем Петр Михайлович особо настаивал, хотя над ним уже все открыто смеялись. Коротко говоря, обошлось без пистолетов. Я привез тебя домой. Доктор Штерн говорит, что нужно обеспечить покой и баловать тебя как можно больше, чем я и займусь.
Анна засмотрелась его ласковыми глазами, слушала музыку его глубокого голоса и чувствовала себя на небесах. Она вздохнула.
- Милая, есть что-то чего бы ты сейчас хотела?
- Забыть все. Всех....Кроме тебя. Чтобы остался только ты...
Он посерьезнел. Анна каким- то образом почувствовала все то, что мучило его самого. Но наверное рано ее тревожить. Нужно окрепнуть. Владимир нежно погладил ее по щеке, пальцем провел по теплым губам, разворошил рассыпанные по подушке волосы.
- Я, наверное, растрепана...
- Зато такая милая, такая родная, близкая, домашняя. Такая реальная...
Он просто любовался ею. Наслаждался теплом ее руки, покоем в ее глазах. В дверь постучали и вошла Варвара с подносом.
- Барин, я вам кофе принесла. А егозе нашей чаю и вкусненького.
- А мне что, вкусненького уже нельзя? - жадная ты, Варя.....
Владимир встал, помог придвинут к кровати столик, сам сел в кресло и взял кофе. Анна глянула на поднос и радостно ахнула. Варя принесла те самые пирожные с кремом, что в детстве пекла для маленьких Ани и Володи.
- Я знал, что тебе понравится.
- Но ведь нам их давали в знак примирения. – лукаво донеслось от подушки, - А мы разве ссорились с вами?
- Да сотню раз, милая. Должен же я как-то извиниться. А у баронов Корфов есть фамильный способ. Ну что - пережуем обиды? У-у, Варя, ты кудесница! - Заявил Владимир с удовольствием уплетая пирожное.
Варвара вышла, едва сдержал порыв погладить барина по голове, как в детстве, но молодые люди и так все поняли. Они переглянулись и засмеялись.
- Ну вот, ты смеешься, значит все будет хорошо. А теперь пей чай и ешь побольше. Предупреждаю - не будешь слушаться - оставлю без поцелуев до самой свадьбы. Сам же измучаюсь. Ты ведь не позволишь мне страдать.
Анна пила чай, смущенно потупившись. Она снова привыкала к любимому, к его голосу, его заботе. Она чувствовала себя такой счастливой, такой защищенной и внезапной холодной волной - такой виноватой. Тяжесть совершенного предательства вновь нахлынула на нее. Она предала. Разорвав помолвку, бросив его одного в трудный момент, трусливо сбежав она предала его, его любовь, его достоинство, его гордость. Как смотреть ему в глаза, если она презирает себя сама?
А теперь... еще и родство с Долгорукими. Для нее бедные, пусть крепостные родители, которых она никогда не знала, были лучше чем стать княжной - внебрачной дочерью так измучившего их человека. Она сама готова была признать отца и особенно мать, (которую всегда заочно жалела за несчастную судьбу) но каково теперь ему, Владимиру. Он и так простил ей слишком многое. Я недостойна его. Недостойна.
Недостойна тебя...
Оказалось, последняя мысль была сказана вслух. Владимир резко встал, вырвал из дрожащих рук Анны ее опустевшую чашку, поставил вместе со своей на стол. Он вновь подсел к ней рядом, крепко обнял и горячо зашептал:
- Не смей! Не смей, слышишь! Доверься мне наконец! Мне, моему отцу, что любил тебя и берег. Я слишком поздно понял - отец растил мою будущую жену. Анна, мы оба много натворили, боясь себя, друг друга, боясь любить. Мы оба, слышишь, оба. И мои грехи куда сильнее. Ведь это я лишил тебя доверия к себе, постоянно раня. Любимая, я много думал, как нам быть, как исправить, загладить все то, что мешает нам. Анечка, вчера Илья Петрович сказал одну фразу. Она всю ночь крутилась у меня в голове, а утром я понял, что нам надо делать. Надо просто посмотреть с другой стороны.
Девушка испуганно замерла. Она не понимала.
- Да, милая, любимая, единственная. Мы начнем с начала. Разберем ошибки, соберем правильно наши поступки, мысли и чувства, как когда-то собирали мозаику - помнишь, я разбил витраж в часовне, а ты мне помогала... Тогда все трудные моменты, вся боль притупятся или уйдут из памяти вообще?
- Я боюсь. Это больно.
- Знаю. Но давай попробуем потерпеть боль последний раз, чтобы избавиться от нее насовсем. Подумай. Ты не одна. Я помогу тебе, а ты исцелишь меня. Пойми - простить легко, а вот отпустить - труднее... Забвение не выход. Нельзя приказать себе не думать о чем-то, все равно запретная мысль вернется. В самый неожиданный момент. (Он тяжело вздохнул) Совсем как Петр Михалыч.
- Да, ты прав.
- Ты доверяешь мне?
- Больше, чем себе самой.
- Тогда попробуем.
- Но как?
- Потом, все потом. Еще не время - тебе надо окрепнуть. Легко не будет, милая. Но легко станет, я уверен. Согласна?
Она потерлась щекой о крепкое плечо и прошептала:
- Я решила перестать говорить тебе “Нет”.
Владимир отстранился, посмотрел ей в глаза, нахально ухмыльнулся и заявил:
- Давно пора, дорогая. Проверим. Ты хорошо спала?
- Да. - легкий поцелуй.
- Похоже, будущая баронесса держит слово. Ты рада мне?
- Да! Да! – поцелуй.
- Чудно. Петр Михалыч желает, чтобы до свадьбы ты жила в его доме. Хочешь ли ты остаться в доме этом, в нашем с тобой доме?
- Да! Конечно. - поцелуй в ушко.
- Я тоже думаю, что у Долгоруких тебе делать нечего. Ты скучала без меня?
- Да! - губы Корфа скользнули по нежной шее, потом он резко подняв голову и потребовал:
- Ты выйдешь за меня?
- Да! Да! О да! – Владимир достал из кармана кольцо, надел на пальчик невесты, поцеловал ее руки, потом сгреб девушку в охапку и, что называется, отвел душу. Анна чуть не задохнулась.
- Вот видишь - на этот раз я его не уронил. Ты счастлива? - гордо осведомился он. Анна сияла сквозь слезы.
- Да, любимый.
- Милая, все кончено. Проклятие рассеяно. Знаешь, у нас было столько бед, что сам начал уже в колдовство верить. Но Сычиха и Рада в голос заверили - теперь только хорошее. Так когда ты назначишь свадьбу?
- Как можно скорее...
Владимир вновь привлек ее к себе и целовал нежно и трепетно. Все кончено. Все впереди... И сколько надо сделать....
- А теперь я тебя буду кормить...
***
Лиза сидела в своей комнате и все еще не верила.
Все так внезапно изменилось! Она невеста Миши! Его невеста! Миши! Полного сил и энергии, заражающего ее вкусом к жизни. Миши, который в тот мрачный период отчаянья дал ей смысл и волю бороться! Он дал ей любовь - не страсть, не болезненную влюбленность, а глубокое сильное чувство, исцелившее и защищающее ее измученное сердце. Невеста Миши! Что же еще?
Эта жуткая Полина убралась из их жизни, их семьи. Ее сестра, настоящая сестра - Анна. Да! Конечно!. Именно такой она видела свою сестру. Именно ее искала. Владимир теперь будет ей братом. Да лучше брата не придумать! Маменька наказана. Она сама призналась! И перед другими и самой себе - последнее для Лизы было важнее.
Хоть Лиза по своему любила мать и была благодарна ей за детство, за ласку и заботу, но то чудовище, лицемерное, лживое, изворотливое, безжалостное, в которое Мария Алексеевна превратилась, было ей чуждо. Решение матери уйти в монастырь и отмолить грехи открыло дочери возможность простить ее, вернуть в памяти маму - добрую, хлопотливую, любящую.
Андрей... Его не вернуть. Но она, Лиза, признает и будет любить его дитя. Она не была наивной и понимала, что только смерть брата открыла его любовнице и ребенку дорогу в жизни. Иначе родители отторгли бы их. Безвольный Андрей не позволил бы себе идти наперекор родительской воле, наперекор всем. Андрей - не Корф.
И Миша не Корф. И слава Богу! Владимир - лидер. Властитель. Лиза совсем недавно поняла, что прежде восхищавшая ее в молодом Корфе непреклонность и решительность, столь нужные для барина, офицера, и прочее, стали бы невыносимы для нее в качестве его жены. Она не желала подчиняться бездумно, а Владимир не потерпит неповиновения. Не потому ли сбежала от него Анна? Но нет, не похоже. Анна с детства привыкла быть покорной. Хотя характер у нее явно есть. Интересно, что скрыто под этой кротостью?
Страсть? Занудство? Плаксивость? Ярость? Деспотизм? Что скрывает этот Ящик Пандоры? В том, что Анна далеко не проста, Лиза была уверена. С юных еще лет играя в театре и перевоплощаясь, Анна была естественна, будто живя по очереди разными гранями себя самой. Владимир тогда на нее внимания особо не обращал. Что-то он откроет...
Лиза хихикнула. Она вздохнула и легла в постель.
Я - невеста... И вдруг подумала - а может, уже мать. Миша... терпеливый, трепетный и нежный. Как сладка была та ночь с ним, с любимым... Он не такой искушенный, как Владимир, но он был с НЕЮ, с нею телом и душой. Согревал любовью, шептал, стонал ЕЕ имя, целовал ее одну и точно думал только о ней. Любимый.
Как много я отдала бы за еще одну ночь с тобой... Эту ночь... Смотреть в твои глаза, изнывать в твоих руках от желания, ловить губами твое тело, губы....
Миша... Только с тобой мне хорошо и интересно. Ты не подавляешь меня, но вдохновляешь. Заботишься, но не унижаешь. Дразнишь, зовешь к себе и за собой, даришь чувство полета. Я чувствую себя равной и уникальной. Единственной.
Мне хочется проказничать, кидаться снежками, брызгать водой, кормить тебя из рук ягодами, прыгать через костер, взявшись за руки... Быть с тобой и быть твоей.
Вот только.... Забыть бы ту ночь, вернуться в прошлое и не открыть ту дверь, не броситься отчаявшись в объятия страдающему другу.... Прости, Миша. Но только это....
***
Миша тоже не спал.
Лиза. Нежная и чувственная. Решительная и сильная. Умеющая сострадать и судить. Честная. Красивая. Полная жизни, зовущая. Лиза.
Как странно. Они с Анной сестры - даже родились почти в один день, но ведь они совершенно разные. И дело не в воспитании. Они как небо и земля. Нет. Нет - как огонь и вода. Но кто же я сам тогда, если уж ощутил притягательность каждой из них?. Он усмехнулся - получается - воздух. Сначала вызвал рябь на поверхности воды, потом раздул огонь из тлеющей в отчаянии искры. Итак, я – воздух. А Корф тогда - камень. Михаил развеселился - вода камень точит. Да уж. 4 стихии. Все верно. Огонь + воздух. Вода + камень.
Огонь Лизы. То ровно светит, как свеча, давая ясность и свет. То полыхает, опаляя все, что вызвало ее ярость. То уютно нежит своим теплом. Смелая. Не скрывающая своих желаний. Не боящаяся своих мыслей. Лиза, Лизанька. Как жаль, что мы не встретились раньше. Что пламенем своим ты почти сама себя сожгла. Но возродилась Фениксом из пепла. Жар - птицею.
Вода Анна. Ее нежность, звон голоса, родниково чистый взгляд. Хотел поймать тебя, удержать, но ты просочилась сквозь пальцы. Прости, Анна, я долго не мог понять себя и сбивал тебя с толку. Твоя неопытность и беззащитность... Красота. Они манили и взывали о защите. Я причинил тебе столько бед - разозлил Корфа, предал тебя саму. Прости мне ложь. Ложь самому себе. Мне нужна не ты, но ты мне дорога. И сейчас все станет на свои места - ты станешь мне сестрой, а Лиза - женою. Владимир будет братом. Четыре стихии стоят теперь верно.

Глава 3
На другой день после возвращения в усадьбу барон Корф принимал будущего тестя. Ради Анны Владимир изображал любезность. Сразу сообщил о самочувствии нареченной, послал к ней горничную с просьбой принять их хоть на несколько минут. А пока они ждали в библиотеке, угощал князя бренди. К ним зашла Варвара и рассказала, что подопечная спит, приняв лекарства. Ей гораздо лучше, зарумянилась, повеселела, позавтракала, но очень слаба. Владимир распорядился дать знать когда невеста проснется и отпустил кухарку, предвидя серьезный разговор.
- Я слушаю вас, Петр Михайлович. Вы ведь не только с Анной поговорить хотите.
- Вы правы, Владимир.... Мне очень трудно. - он мучительно замолчал. Корф напрягся, - Я знаю, сколько несчастий причинил вам, вашему отцу и Анне. Я так же понял, что принести извинения - мало. Я уже пытался делать это, но что толку в словах...
Владимир удивленно смотрел на него. Внезапно он вспомнил это выражение лица, это состояние крайней беспомощности, растерянности и мольбы. Он сам испытывал их, в то утро после танца Саломеи, прося у Анны прощения. Тогда он тоже отчаянно пытался объяснить, оправдать себя, заслужить прощение, вымолить его. Но его в тот день не помиловали.
Князь, с трудом находя слова, продолжил:
- Я не спал этой ночью. Думал. Думал о том, что чуть не сломал судьбы и жизни 4 человек. Что если бы ни моя упрямость и гордость, Андрей был бы сейчас жив. И если бы ни мои ошибки, Маша не обезумела бы... Если бы ни мои слабости, ваш отец был бы сейчас с нами.
- Но результат вашей слабости 20 лет назад сейчас сладко спит наверху и скоро составит мое счастье. - грустно улыбнулся Корф.
- Вот о ней я и хотел поговорить с вами.
- Слушаю вас, Петр Михайлович.
Князь помолчал, внимательно разглядывая собеседника. Еще год назад он считал Владимира мальчишкой - с его задиристостью, бравадой записного гуляки, картежника и донжуана. Даже в их уезде ходили легенды об амурных победах и прочих выходках молодого Корфа. Его дуэли, его служба на Кавказе - все решительно говорило о нем, как о сорвиголове, просто неспособном стать достойной опорой семьи. Ссоры с отцом, так огорчавшие последнего, равнодушие к фамильному поместью, частые карточные долги, попойки... И вдруг такая перемена.
Наконец пожелав увидеть самого Владимира, а не свое о нем представление, построенное на слухах, князь был потрясен. Красивый молодой человек с серьезным взглядом. Уверенный хозяин. Заботливый барин. Надежный друг (не зря же Репнин рисковал ради него). Любящий жених. И станет - теперь Петр Михайлович был в этом уверен - верным преданным мужем. Каменною стеной для жены. Анне так нужна его опора и защита. Истинный глава семьи и владения. Князь только сейчас осознал, что для Лизы эта каменная стена стала бы не защитой, а тюрьмой. Значит, теперь все верно.
- Я считаю, что мне пора начать доверять своим детям. Отчасти я и вас считаю в их числе. Вы долгое время были мне если не сыном, то племянником.
- Благодарю за теплые слова.
- Это не все. Выслушайте до конца. Вчера я был сердит на вас, за то что вы увезли мою дочь из моего дома. Теперь я понял, что вы были правы.
Корф поперхнулся бренди и вытаращил глаза. Последний раз он так удивлялся, когда “воскресла” Калиновская.
- Да, я понимаю ваше удивление, Владимир. Полагаю, вы мало хорошего ждали от меня. Но следует иногда думать не о мнении чужих людей, а о детях и близких. Я хочу, чтобы вы и моя дочь были счастливы. Я доверяю ее вам сейчас и в будущем. Прошу, именно прошу, только об одном - пусть Анна отправится под венец из моего дома и примет подвенечный наряд из рук своей семьи - такова традиция, а для нас это будет значить, что она признала и простила нас. За неделю до свадьбы, не позже, Анна будет вписана в Книгу Дворянских Родов и получит приданое. Я знаю, для вас это не важно. Но позвольте мне это сделать. Для меня. В знак примирения и родства наших семей.
Владимир был тронут. Он медленно шагнул к князю и пожал ему руку:
- Даю слово, Петр Михайлович - вы не пожалеете о своем решении. Что до просьбы - пусть решает Анна. Но прошу вас не утруждать ее пока этим хотя бы неделю.
- Благодарю... сынок.
Корф широко улыбнулся. Ему вдруг стало легко - такой огромный камень по имени Петр Долгорукий упал с плеч. И впрямь, проклятие рассеялось. Он пригласил князя отобедать и, непринужденно беседуя о хозяйственных делах, впервые за долгое время ощутил удовольствие от общения с ним. Сам же Долгорукий, резко лишившийся влияния Полины и жены, незаметно попадал под влияние будущего зятя. Много лет старый князь был подкаблучником. Единственная форма бунта, которую он себе позволял - периодически переползать из под одного каблука под другой. Владимир же был его полной противоположностью. Чисто мужская манера общения, решительность и отсутствие вечных женских намеков и витиеватостей в разговоре - князь просто отдыхал душою. Странно. В прежние годы в этом же доме подобное отдохновение давал ему неспешной беседой Иван Иваныч. Он тепло вспомнил старого друга и предложил выпить за его память.
После обеда Варвара позвала их к Анне. На этот раз девушка была причесана и приняла гостей, сидя в кресле.
- Анечка, тебе нельзя вставать. - всполошился Корф. - Придется тебя без десерта оставить.
- Здравствуйте, Петр Михайлович. (Отец, папенька - они ей как-то не давались). Видите, какого тирана я выбрала...
- Здравствуй, девочка. Что же ты жениха не слушаешь? Вставать тебе еще рано. Если Владимир жаловаться будет, я заберу тебя к себе в поместье. Лиза быстро к порядку призовет.
- Она сама строптивая... - нервно улыбнулась Анна.
- Зато у нее не забалуешь. - ввернул каламбур Корф. Все засмеялись.
Потом они тихо пили чай, неспешно беседуя о пустяках. Поднимать действительно важные темы было боязно. Все трое словно бальзамом лечили друг друга пониманием.
Князь наслаждался видом молодой пары, такой красивой, такой трогательной. Они казались ему знакомыми каждый и неожиданно чужими вдвоем. Он любовался светом глаз Анны и нежностью обычно сурового Владимира, когда они смотрели друг на друга. Любовался и завидовал. В его жизни было многое. И страсть, и ласка, и собачья преданность. Но этого - он не мог найти названия неведомого ему самому - не было. Они действительно были единым целым. Уникальными половинками друг друга. И только друг для друга. Он завидовал и радовался за них.
Почувствовав, что Анна устала, Корф молча поднял ее на руки, перенес в постель, поцеловал в носик и укутал пледом. Петр Михайлович смотрел на них и прошептал:
- Какая же ты красивая, Анечка...
Мужчины вышли и князь отправился домой. Уже отъезжая от особняка, он оглянулся - в освещенном окне кабинета был виден силуэт Владимира, задумчиво курившего трубку.

Глава 4
Прошла неделя.
Анна посвежела, уже понемногу вставала сама, хоть слабость еще не прошла. Доктор Штерн уговаривал ее не торопиться, пугал возможным рецидивом. Владимир почти опустошил оранжерею, уставляя ее комнату цветами. Лиза заезжала ежедневно с журналами и картинками разных свадебных платьев, но Анна мало интересовалась ими. Лиза топнула ногой и заявила, что тогда выберет сама на свой вкус. Она уже просила Владимира повлиять на невесту, но тот лишь отшучивался - возьмем из театрального реквизита. Главное - пусть поправится. Миша, неизменно сопровождавший нареченную в поездках, жаловался Корфу:
- Нет, это не женщина - комета. И я за ней хвостом.
- Не горюй, Мишель. Отдохнешь после свадьбы. Куда на медовый месяц собираетесь?
- Знаешь, еще не думал. Хотелось бы в Италию. А вы?
- Не поверишь, хочу свозить Анну на Кавказ. В Пятигорск. Там сейчас тихо. Море, горы, солнце...
- ... Бювет с минеральной водой и летающие светлячки ночью. – Мечтательно продолжил Репнин. - Я был там с матерью когда-то. Но дорога довольно утомительна...
- Зато и тесть далеко, - хмуро отозвался Корф и оба вздохнули..., - впрочем, мы тоже пока не обсуждали.
- Володя, ты задумчив в последнее время. Надеюсь, ничего страшного опять не случилось?
- Нет, ничего. И так много одновременно. Я слишком многое хочу изменить.
- Не терзайся. Иногда это не возможно.
- Но я все таки попытаюсь. - Владимир решительно тряхнул головой, - И начну прямо сейчас же. Не расспрашивай меня пока, ладно? Извини, мне надо идти.
Вошедшая в библиотеку с Лиза застала озадаченного князя одного.
***
Анна проснулась, оделась и попросила принести чай. Она надеялась, Владимир составит ей компанию. Так и получилось. Корф вошел к ней, нежно поцеловал, прижал к себе. Потом отбросив сдержанность, подхватил на руки и закружил. Она смеялась, глядя ему в глаза.
- Любимый, любимый, любимый...
- Анечка моя. Чудная, нежная...
Он сел в кресло, посадил невесту на колени и стал кормить медом с ложки. Анна послушно слизывался лакомство, стараясь чуть измазать губы - поцелуи стали слаще..
- Милая, есть серьезный разговор.
- Да-а, - протянула она, изо всех сил изображая внимание и облизнула губки.
- Не искушай меня, негодница, дело действительно серьезное. Помнишь, я говорил, что хочу исправить многое...
Она нахмурилась и сжалась - помню...
- Так вот. Прошлое изменить нельзя. Оно есть. Просто есть. Наши ошибки и наш опыт. Они привели нас туда, где мы есть, сделали такими, кто мы есть. А об этом я не жалею. Но есть моменты, на которые надо посмотреть иначе, тогда их удастся иначе понять и простить.
- Я не понимаю.
- Я просто плохо объяснил. Ну, например, я много лет думал, что ненавижу тебя, злился, изводил, ревновал к тебе отца, вел себя, как скотина. Но только увидев тебя с другим, увидев, что ты можешь быть для меня потеряна, я понял, что люблю тебя. Да, по-своему, глупо, жестоко, но люблю. Мне пришлось многое осознать, смирить в себе, чтобы понять себя и тебя. Посмотрев на себя и свои чувства к тебе с другой стороны - не через призму светских условностей и собственной спеси, а изнутри - я понял, что ты единственная моя и ради твоего счастья стоит пойти на любую жертву. Тогда я и решил освободить тебя от себя...
- Лучше бы поговорил со мною откровенно....
- Конечно, но я тогда не мог. А теперь скажи, честно скажи, много ли есть такого, что ты не можешь мне простить?
- Владимир, сидя в подвале у меня было время простить тебе все. Я только этим и могла там заниматься - молиться за тебя. Я все простила сама и молила Бога простить все тебе. Я ВСЕ простила.
- А себе самой?
- Я... Я никогда об этом не думала.
- Подумай. Анна, я говорю серьезно. Что ты не можешь простить себе? Какие события, поступки, слова, мысли? Это нужно сделать - изменить отношение к ним или попытаться исправить их, заново пережив. Иначе этот груз убьет нас. Отравит, разрушит изнутри.
Она молчала. Правота слов Владимира была очевидной. Но это больно. Очень. Страх боли всколыхнул в памяти его фразу ”вы боитесь любить, Анна. Бо-и-тесь”. Нет, я больше не боюсь. Он прав. Надо бороться. Она решительно подняла голову и вдруг услышала:
- Я разделю с тобою твою боль.
Я разделю с тобою твою радость
Я одного желаю - быть с тобой
В болезни, здравии - ты вечно моя сладость.
- Ой, это ты сочинил?
- Не отвлекайся, любимая. Что вспомнила?
- Ты первый.
- Обманщица. Хорошо. Начнем исповедь. Помнишь тост на балу у Потоцкого?
Плечи Анны поникли. (Еще бы она не помнила - тогда ее счастливую и восторженную как ледяной водой облили, хотелось сквозь землю провалиться, чтобы избежать позора). Владимир крепче обнял ее, поднял за подбородок исказившееся страданием личико и сказал:
- Я поднимаю этот тост за прекрасную девушку, за прекрасную женщину, почтившую наше общество. За женщину, у которой есть тайна! (Отец перебил меня тогда, сказав о твоем таланте и красоте. Но я продолжу то, что надо было сказать еще в тот день.) За единственную женщину, которая способна укротить Владимира Корфа!
Анна улыбнулась сквозь слезы.
- А тебя возможно укротить? И надо ли?
- Уже нет. Я уже ручной, дальше некуда. Даже Мишель давеча заметил: “Ручной барон Корф - зрелище редкое”. Наверное, хочет меня показывать в цирке.
- Я люблю тебя. Спасибо за тост. Я и не думала, что он меня все еще терзает. Больше этого не будет.
- А что будет?
- То, что ты ни разу не пригласил меня на танец, ни тогда, ни позже.
- Я так мечтал танцевать с тобой на балу в Зимнем... Но меня арестовали мы втроем танцевали менуэт у Бенкендорфа.
- Тебе теперь стало легче? У нас получилось?
- Да. Первый кусочек лег в витраж. Хоть и не самый большой кусочек.
- Зато острый. - она вздохнула.
- Твоя очередь. - вернулся к прежней теме Владимир.
- Ох... Мне неловко...
- Любимая, давай предстанем перед Алтарем без тревог и без ран прошлого. Излечим друг друга сейчас. - барон смотрел на невесту в упор, не позволяя отвести взгляд, - Я люблю тебя. И чтобы ты не вспомнила, я не изменю своего мнения и своего чувства к тебе. Начинай, милая.
- Помнишь... после дуэли... я уехала в Петербург... Наш последний разговор в кабинете....
- Конечно помню. Я разрывался тогда между отчаяньем и надеждой. Наговорил совсем не того, что думал. Как будто черти за язык тянули.
- Ну вот. Я считаю, что уехала тогда правильно, но я не должна была тебя дразнить. Нужно было только поблагодарить и попрощаться, а я... меня уже тянуло к тебе... Но я тебя боялась. И себя... И злилась... и хотела забыть... Но не могла. Я так хотела еще раз почувствовать твой поцелуй... Но побоялась.... что не смогу потом...
- Остановить меня?
- Остановиться сама.... Я еще не понимала, что люблю тебя. Это я осознала уже позже. Думала, прошлое тянет, все это безумие тех дней - смерть дядюшки, расследование, табор, дуэль...
- Так чего ты не можешь себе простить?
- Что дразнила тебя... Или себя...
- Давай сейчас ты все исправишь. Я встану, а ты все сделаешь правильно.
- Но...
- А ты попробуй.
Владимир поднялся, взял чашку чая, как бокал коньяка, отошел на пару шагов, повернулся и посмотрел на нее с той же нахальной самоуверенностью, что и в тот день:
- Вините меня во всех грехах, Анна, только любите.
Она вздрогнула. Будто вернулась во времени. Надо же, как остро он все помнит. Глаза Владимира манили ее как и тогда. Она подошла, взяла чашку из его рук, поставила на стол. Посмотрела в лицо - выражение его сменилось. Он ждал. Она вновь потянулась к его плечам, прижалась лбом к его подбородку, руки сами взвились вверх, пальцы зарылись в волосах, потерялись там. Сердце мучительно стукнуло и обвалилось. Анна прижалась к нему, черпая в нем силу, греясь в его тепле, нежась в его уверенности. Владимир стоял молча, не шелохнувшись. Он ждал.
Девушка подняла голову. Глаза закрыты, руками притянула его к себе и поцеловала. Поцелуй молил о помощи. Корф ответил. Обнял, бережно поглаживая по плечам, по рукам.
Она открыла глаза и отошла на шаг. Сказала уверенно:
- Мне нужно время, Владимир. Прийти в себя, побыть одной. Разобраться в себе и своих чувствах. Я должна понять наконец, что я есть. Не могу жить крепостной куклой. Если я останусь здесь сейчас, то неизбежно ею стану. Дайте мне уехать и почувствовать себя собой, а не навязанным мне персонажем. Позвольте обрести достоинство.
Корф не сразу понял, что она говорит не ему нынешнему. Решительность в ее голосе тогда просто не появлялась. И он ответил за себя самого полугодовалой давности:
- Езжайте. Сопровождение у вас будет. Живите в моем доме. Я не стану вас беспокоить без нужды. Но знайте - вас ждут в этом доме всегда. Кем бы вы ни вернулись.
- Благодарю и благослови вас Бог.
Она повернулась, шагнула прочь и чуть не упала, внезапно обессилев. Владимир подхватил ее на руки, вновь усадил на колени, прижал к себе. Помолчал, баюкая в обьятиях.
- Как ты?
- Ты был прав. – раздался через некоторое время удивленный голос, - Когда я уезжала, чувствовала отчаянье, опустошенность и разочарование. А теперь ... надежда.... Спасибо тебе..
- Устала?
- Еще как. Но устала от облегчения....
- Продолжим позже. Я горжусь тобой.
Владимир поцеловал ее руки, перевернул ладошки, провел языком по пальчикам, пощекотал их. Анна удовлетворенно вздохнула. Корф прошелся губами от ладони до локтя, призывно глянул ей в глаза. Дыхание девушки сбилось. Он нежно отвел прядку волос от ее виска, концами пальцев едва касаясь провел от ушка до шеи. Анна застонала от неожиданно острого наслаждения - впервые после возвращения пробудилась в ней чувственность. И никогда еще она не хотела его ласк так сильно. “Тебе хорошо?” - промурлыкал в самое ее ушко бархатный голос.
- Да. - только губами прошептала она, - Да, да..
В дверь постучали. Голос Григория пробасил:
- Барин вы здесь? Князь Долгорукий принять просят...
- Сейчас, проведи в столовую и пусть подают завтрак. - рявкнул Владимир. Повернулся к Анне и тихо прорычал, - Если бы не твое здоровье, я бы тебя украл, увез куда подальше и не выпускал бы из рук по крайней мере месяц.
- Я постараюсь скорее поправиться...
- Тогда пошли завтракать. Папенька твой неугомонный ждет.
***
Князь приехал обсудить положение Марфы. Конечно, сразу поговорить не удалось - мужчины не хотели тревожить Анну. За завтраком Владимир поднял приятный вопрос о маршруте свадебного путешествия, невеста лукаво обещала подумать. Петр Михайлович посетовал, что день двойной свадьбы так и не назван, просил дочь определиться. Он решил после свадьбы старших дочерей отправиться на воды и взять Соню с собой. Младшая княжна обещала сестрам привезти этюды в подарок. Когда все встали из за стола, Владимир (соврав про ожидаемый визит доктора Штерна), убедил Анну подняться к себе. От обсуждения дел будущей тёщи он ждал мало приятного.
Но в этот день Долгорукий привез хорошие новости - Марфа подала прошение позволить ей уйти в монастырь и власти склонялись ответить на него согласием. Князь просил Корфа оказать содействие. Не то чтобы Владимир хотел участвовать в ее несчастной судьбе, но все же она - мать его невесты. А иначе вытащить Марфу из тюрьмы они не смогли. Про себя барон неистовствовал - княгиню не упрятали за решетку за 2 убийства, а несчастной простолюдинке не могут простить глупой вспышки отчаянья, хотя за нее просила сама жертва. Правда, самая большая трудность была в том, что эта самая жертва, хоть и на нормальная, но дворянка. А покушения дворовых на господ - преступление серьезное.
Говоря по правде, Корф не хотел, чтобы Марфа входила в его и Анны жизнь. Но это уже происходило - с самого первого дня невеста просила о встрече с матерью и только врачебные запреты пока останавливали ее. Единственное, чего Корф никак не мог допустить - чтобы любимая встречалась с матерью в тюрьме. Решение же последней уйти в обитель - устраивало барона как нельзя лучше. И близко, и далеко. Монастырь в соседнем уезде был, Иван Иванович в свое время даже жертвовал туда на восстановление колокольни.
Несмотря на ходатайства Корфа и Долгорукого, Марфу отказались выпускать на поруки. Князь одно время даже опасался за ее рассудок. Полу истерическое состояние ее сменялось полной апатией и обратно. Женщина то просила вернуть ей дочь, то осознавала, что из тюрьмы она дочери не опора. Марфе сказали уже, что дочь разыскали и обещали встречу с ней, хотя имя не назвали. Не имея другой информации, Марфа решила, что дочь попала в семью и уехала - потому и не пришла пока. И мечтала, мечтала. Она и хотела отдать дочери всю неизрасходованную родительскую ласку, и боялась напугать ее, вспоминая реакцию Лизы. Она стремилась оберегать, защищать, но с горечью понимала, что не хочет дочери передавать свой жизненный опыт, скорее предостеречь от него. Какая она сейчас, моя Настенька? Тихая, скромная... Личико ангельское. Замужем поди. Детки. Наверное, муж не пускает? Марфа чувствовала в себе силы в ноги пасть мужу Настеньки, если он бережет ее, и голову оторвать, если обижает. Где, как? А если я ей не нужна? Может, стыдиться будет матери - барской наложницы. Отца-то примет, поди, а ее? Марфа металась и ждала. И вдруг решение пришло само - она примет постриг. В ближайшем к дому дочери монастыре. Сколько бы ни осталось Марфе на этом свете, она не совершит больше грехов, укрывшись за стенами обители. Она не принесет тревог. Молитвой защитит дочь. А если та захочет повидаться, поговорить - мать всегда ей будет рада. Принятое решение она сразу поспешила довести до князя Долгорукого и написала прошение властям.
***
Мужчины договорились назавтра вместе съездить в уезд и повидаться с узницей. Князь откланялся. Оставшись один, Владимир мысленно вернулся к утреннему разговору с Анной. Итак, они начали разбирать завал. Хотелось верить, что их теперь не засыплет. Он понимал, что оба начали с самых простых ситуаций. Но его потрясло, как искренне и смело Анна открывала ему свои тайны - ведь подавляемые мысли, страхи самой себя - это ее главные тайны. И то, с какой легкостью она их ему открыла, свидетельствовало только об одном - полном доверии. Интересно, что она сейчас чувствует, о чем думает? Почему-то Владимир был уверен, Анна, как и он сам, сейчас хочет побыть одна. Как сияли ее глаза! Да, все верно. Надо продолжать.
Тот тост на балу. Взвинченный от вызова цесаревича, отравленный ревностью, обиженный якобы никому не нужностью своей, он (он, гордый боевой офицер, никогда не поднявший руку женщин, и не унижавшийся победой над заведомо слабым соперником) попытался подло сбросить раздражение на слабого – более, чем слабого - на безответную. Дать финальный залп - оставить последнее слово за собой! Как же посмеялась над ним судьба! Как наказала за слепоту и гордыню! И сейчас он был безмерно рад этому наказанию. Воистину, она - единственная, кто мог его укротить, умиротворить, приручить. Любимая. Тайна моя. Моя любимая тайна.
А что же дальше? Что я хочу исправить, что хочу замолить? - Как посылал ее за шампанским, как грозил поркой? Как нахамил на похоронах отца? Как велел ей танцевать? - Нет, к этому пока не готов даже он сам, она тем более. Ночь перед дуэлью? - О Боже, тем более не сейчас. Но что тогда? А, вот оно! Тогда все было хорошо, но кое кто подпортил! Поставим же точки над i. Но прежде пару дней отдохнем.
Утвердившись в своих планах, Владимир повеселел и отправился в оранжерею.
***
- Милая, когда же ты и Лиза перестанете мучить нас с Мишелем?
- О чем ты?
- О дате свадьбы, конечно.
- Если бы не моя... новая родня.... Понимаешь, мне неловко было спрашивать Лизу, все-таки траур по Андрею. А она сама не заговаривала об этом, только о наряде... Петр Михайлович же настаивает, чтобы свадьба была одна.
- Из экономии, очевидно. - Ехидно вставил жених.
- Не думаю, скорее боится, что на законная дочь может отказаться прийти на свадьбу побочной и ....бывшего возлюбленного..
- Анечка....
- Мне иногда кажется, он так думает.
- Но не Лиза.
- Да. И не ты.
- И не я. Анечка, не будем об этом. Только что вспомнил, тебе привет от Карла Модестовича. – неожиданно довольным голосом уклонился от грустной темы Корф.
- Он вернулся?! Владимир, умоляю, не нанимай его. Я не выдержу, если он опять начнет ко мне домогаться. Пожалуйста! – Анна едва не плакала. Владимир уже и сам жалел о своей шутке и поспешил объясниться:
- Милая, я про котенка твоего говорю, помнишь того серенького. Я его еще утопить грозился, а ты не позволила.
- Котенка? – от облегчения она стукнула его по плечу кулачком, - Напугал меня. И вовсе он не Карл Модестович. Он же Лучик.
- Какой же он Лучик, если крадет, как Карл Модестович? Мы с Варей на кухне его от мяса отогнать не могли. За добытое дрался зубами и когтями, чисто управляющий. Растолстел на ворованном - ты его не узнаешь.
- Все бы тебе шутить. – девушка укоризненно улыбаясь смотрела на жениха. Его ответный нежный взгляд согрел и утешил.
- Кстати о кражах. Знаешь, в последнее время я так часто вспоминаю наш первый поцелуй, взаимный, не украденный у кого-то.
- В Петербурге? - она улыбнулась воспоминанию.
- Именно. Тот момент, когда ты потянулась ко мне, сама потянулась - я не поверил себе сначала.
- А потом?
- А потом боялся напугать тебя. Хотел дать привыкнуть ко мне, успокоить, согреть.
Говоря это Владимир мягко придвинулся к Анне поближе, как и тогда взял ее руку, поцеловал пальцы.
- Ты была так трогательна, так беззащитна. И вдруг призналась, что тебе хорошо со мной. Знала бы ты, как я этого ждал. Я никак не думал услышать это от тебя так скоро...
Он мягко привлек ее к себе, положил ее руки себе на плечи, провел ладонью по ее волосам, потерся носом о ее теплый носик. Анна сияла...
- Сегодня нос теплый! Но ты все такая же манящая....
Он мягко коснулся губами ее губ, еще раз. Потом прижал ее к себе и время где-то потерялось. Их унесло теплой волной. В поцелуе было все - нежность, ласка, страсть, покорность, ожидание, обещание. Совершенно выдохшийся, Корф оторвался от разомлевшей невесты и продолжил:
- А вместо ЭТОГО принесло чертову Калиновскую и все пошло кувырком. Правда хорошо, что ее сейчас нет?
- О да! – звонко рассмеялась Анна. – Но знаешь, сейчас меня бы от тебя не оторвал даже граф Бенкендорф!
- Серьезно!? Впрочем, проверять я не собираюсь. – он был похож на кота, объевшегося сметаны, - Ты уже отдышалась?
- Да!
- Я люблю тебя.
Варя за дверью умиленно утирала слезы.

Глава 5
Еще через пару дней в поместье приехал хмурый Репнин. Обменявшись приветствиями с хозяином, попросил налить ему коньяка. Начало обескураживало. Владимир напрягся:
- Поссорились с Лизой?
- Нет, князь определился с монастырем для жены. Завтра он повезет ее туда. Сегодня сборы и семейное прощание. Лиза попросила меня оставить их. Ей тяжело говорить с матерью при мне. Не знаю, стыдно ли ей передо мной или не хочет, чтобы княгиня злобу затаила...
- Терпи, брат. Завтра она уедет.
- Она-то уедет. А как Лиза - она ведь в разговорах о свадьбе, как в норе, прячется.
- Она сильная. И потом она не одна....
***
А причина их тревог сидела в своей комнате, безучастная и холодная. Сборы ее не трогали. И что собирать, если он едет в монастырь? Наряды-драгоценности? Портреты детей, любимого из которых она сама убила, другую - продала как рабыню, а третью толком не замечала? Или может портрет мужа, который изменял годами и довел ее до отчаяния своим предательством?
Мария Алексеевна устало обвела взглядом комнату, нет, все это - пустое. Что у меня есть? Перегорела, как головешка - только пепел остался. Она вспомнила похороны Андрея - сколько людей искренне оплакивали его. На похоронах старого Корфа, Соня рассказывала ей, даже его дворня стояла несколько часов стояла под снегом с непокрытыми головами. А кто проводит ее? Семья, в которой она царствовала и лютовала? Кто искренно оплачет меня завтра - ведь уход в монастырь для нее - уход из жизни. Наверное, только юная Соня, которую мать просто не успела перемолоть.
Месть, желание раздавить, усмирить, проучить, покарать. Что они оставили за собой? Боль в глазах тех, кого княгиня любила. Тех немногих. Боль и отторжение.
Она вдруг поняла, что постарела. Что дети выросли. И что внуков никогда не увидит. Что друзей у нее просто нет! И что презираемый ею муж и ненавидимый покойник Корф отомстили ей самой. Приблудная дочь мужа оказалась талантливее и красивее ее собственных детей. А старик Корф умудрился воспитать сына, который простил ее, княгиню Долгорукую. Он простил, отказался от мести! Вычеркнул ее из жизни, хотя должен был подохнуть в отчаянии! Да одним этим он унизил ее! А теперь еще и женится на этой приблудине....
Мария Алексеевна ссутулилась. Она никогда не позволяла себе поблажек, всегда держала осанку, даже в тяжелые моменты жизни, даже во время болезни детей, она напоминала королеву. Но что теперь... Теперь меня нет. Ну или завтра не станет. Хочу забвения. Не видеть их всех. Чтобы только небо. И келья. И мысли, и мольбы, и слезы. Оплакать Андрюшу. Князь не позволил оставить жену в доме до сороковин сына. Скандал вокруг этой поспешности объяснил просто - убийца не должна омрачать дом жертвы. Оплакать себя. Найти в себе зерно покоя и из него, из этого зерна вырастить что-то светлое. Найти свет Божий. Хоть поверить в Землю Обетованную, раз уж дорогу в нее сама себе закрыла.
Она легла в постель и смежила веки. Сон не шел, но хоть никто не сунется... До утра ...
Утро встретило Марию Алексеевну лицом угрюмой сиделки-тюремщицы. Та помогла ей одеться, умыться. Вышедшая к последнему в этом доме завтраку княгиня мало напоминала прежнюю барыню. Ледяная скульптура, затянутая в черное. Безразлично глянула на мужа и дочерей. Хорошо еще, гостя Репнина спровадили. Нечего на нее глаза таращить.
Прислуга, подающая завтрак, не поднимала глаз, дочери сидели, как замороженные, только отец пытался изображать хозяина. Но недолго. Наконец, устав от спектакля, Лиза поднялась. Уважаю, - подумала с облегчением Мария Алексеевна - хоть одна мой нрав унаследовала.
- Я прощаю Вас и буду молиться за Вас. Но больше не назову Вас маменькой даже в мыслях своих. Прощайте. Да будет Бог милостив к Вам. - произнесла Лиза, глядя матери в глаза и вышла из столовой. Как сбежала. Соня и Князь Петр сидели, открыв рты.
- Не надо. - Прервала их попытки без пяти минут монахиня - Что мне красивые слова. Меня кара ждет, почище ваших словоблудий. Прощай, Соня. Даст Бог тебе разума и счастья. Позаботься с Лизой о ребенке Андрея.
Она вышла из гостиной, владычица, покидающая дом. Проигравшая, но не сломленная.

Глава 6
За прошедшее время Лиза совсем извелась. Ее разрывало от противоречивых чувств. С одной стороны скорая свадьба, полный лад в отношениях с Мишей, с отцом, с Корфами (для Лизы Владимир с Анной давно были именно Корфами). С другой - постоянная гнетущая атмосфера траура, еще не зажившая рана утраты брата и вчерашнее прощание с матерью без примирения.
При первой возможности улизнуть из особняка она уезжала с Мишей куда угодно. Как жаль, что Анна не поддержала ее в свадебных хлопотах - можно было бы все время проводить с ней или даже съездить в Петербург за нарядами. Но сестра словно пряталась в комнате, в своем настоящем, в своей слабости. Оживала она только для жениха. По виду Владимира было видно, что он тоже тревожится, но терпеливо ждет.
Лиза часто вспоминала, как они с Анной детьми играли на рояле, пели, как проказничали под руководством того же Владимира. Потом вспомнила Анну у цыган. Даже тогда, в таборе, признаваясь в своем крепостном положении, Анна была более живой, чем сейчас. Стоп. В таборе! Ах! Это идея! Как же я раньше не подумала!
- Миша! Миша! Поехали к Корфам. - разнеслось по дому.
***
В этот день Анна проснулась затемно. Ранний предрассветный сумрак уступал свои права. Птичье пение - пока еще даже не пение, а журчание. Мысли потекли легко и радостно. “Странно, а я даже не замечала его последние недели. Кажется, я и вправду снова живу.” Она подошла к окну, встречая первые солнечные лучи, слушая восторженный утренний птичий гомон. Солнце словно омыло ее, огладило, осветило душу, прогнало трусливую усталость. Сегодня Анна снова хотела жить.
Силы постепенно восстанавливались. Она тихо спустилась вниз. Медленно, словно впервые, прошла по коридору, заглянула в кабинет, задержалась в библиотеке. Погладила книги в шкафу. Мольер, Россин, Шекспир... Знакомый запах. Запах бумаги и трубочного табака. На стене портрет дядюшки. Она улыбнулась. Надо навестить его могилу.
Ее как будто повело в гостиную к роялю. Как же давно она не играла... Как давно она не хотела играть... Как давно она не пела просто потому что хочется петь... Как странно, раньше петь - было для нее все равно, что дышать.
Она закрыла поплотнее двери, чтобы никому не помешать, села к инструменту. Откинула крышку и, словно здороваясь со старым другом, коснулась клавиш. Рояли радостно загудел. Она тихо заиграла, закрыв глаза... Моцарт, ласковый волшебник, унес ее куда- то... Пальцы сначала не слушались, но вскоре проснулись. Мелодии сменяли друг друга, перетекая и встраиваясь. Сама не замечая, вся во власти этого упоительного вдохновения, она уже не умеряла силу ударов - музыка заполнила комнату и теперь разливалась по дому. Она не знала, сколько времени играет, что играет, вдруг вспомнилось то утро в Петербурге, когда она готовилась к первому балу. Сладостное предвкушение, трепет ожидания...
- Сей поцелуй, дарованный тобой...
Преследует мое воображение...
Голос набирал силу, открывая в ней дремавшие чувства. Как же глупо все было тогда... Как она не понимала себя, как боялась...
- И в шуме дня и в тишине ночной
Я чувствую его...
Дверь позади нее резко распахнулась, Анна вздрогнула и сжалась, как от удара.
***
Владимир проснулся и не поверил ушам. Где-то в глубине дома играли на рояле. Она не играла уже почти полгода и вдруг! Вчера он весь день провел в уезде в том числе и по делам Марфы. Уехал с утра и вернулся только вечером - Анна уже спала. Что произошло? Когда? Но что бы ни было, она очнулась! Владимир подскочил, умылся, мгновенно оделся и бросился туда, к ней, в гостиную. Почти бегом подойдя к закрытой двери, он услышал начало романса и воспоминание оглушило его. Как и тогда он стоит перед дверью и слушает... Что делать - дать волю радости или использовать момент? А, была не была!
Владимир резко вошел. Анна вздрогнула и обернулась. Он хитро подмигнул - она поняла и кивнула.
- Что же вы прекратили петь? Это ведь обычное занятие наших крепостных в часы досуга.
- Но ваш отец разрешил мне.
- Ну конечно. Только пение не поможет, когда вас будут пороть на конюшне.
- Если Иван Иванович (голос дрогнул) так решит. - она отвернулась.
- Стоять! - рявкнул Корф. Он резко подошел и сделал то, чего так хотел в тот день - провел рукой по ее плечу, локтю, запястью, наслаждаясь теплом и ответной негой. Сглотнул и хрипло продолжил. - Я еще не отпустил вас. У меня к вам поручение. Надеюсь, я не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения.
Анна повернулась, посмотрела прямо в его глаза. Лукавые искорки дразнили.
- Конечно, чего изволите, мой господин?
- Мои сапоги отвратительно вычищены, я плохо спал, а вчера ни минуты не видел любимую женщину. Это не жизнь, а ад кромешный. Иди поцелуй меня, радость моя!
- А может сбегать в лавку за шампанским? - она рассмеялась, бросаясь ему в объятья.
- Ты - лучше, тем более, что целоваться уже научилась!
Через некоторое время Владимир оторвался от возлюбленной, потерся носом о ее носик.
- Я так рад, что ты снова поешь. Уже боялся, что не захочешь больше.
- Тебе ведь не нравилось мое пение.
- Я тебе всегда бессовестно врал. Я просто не мог признать какую силу ты надо мной имеешь. Не хотел давать тебе такое оружие.
- А сейчас....
- А сейчас - ты моя. Ровно настолько, насколько я - твой. То есть полностью. Хотя пока еще не до конца. – соблазнительно промурлыкал он ей в ушко. Анна глубоко вздохнула.
- С добрым утром, любимый. Я скучала по тебе.
- Спой мне об этом.
Анна села за рояль и пропела романс полностью, глядя в любимые глаза.
“...Одна любовь, одно изнеможенье”...
Ни его, ни ее больше не терзали воспоминания. Витраж опять пополнился.
***
После завтрака в доме раздался шум и в гостиную ворвалась Лиза. Миша понуро плелся следом.
- Владимир! Я знаю, что делать!
- И ты тоже? Лиза, Мишель, приветствую вас. - Корф удивленно раскланялся. Анна, забравшаяся на диван с ногами, отложила пяльцы.
- Ой! Аня, ты встала, я очень рада! Для этого то мы и приехали! Поехали к цыганам!
Корф удивился. Анна широко распахнула глаза. Миша, которому Лиза всю дорогу пыталась втолковать смысл, тоже выглядел скептически.
- Прошу прощения - зачем?
- Погадаем, песни послушаем, у костра посидим.
- Деньги оставим. - пробурчал Репнин.
- Развеемся. – убеждала Лиза, - Ну в самом деле. Аню опять цыганкой нарядим...
- И будем от Модестыча под телегой прятать. - хмыкнул Владимир. Ему эта идея начала нравиться.
- Ага, скажи еще, опять хочешь мне нос расквасить. - Михаил насупился.
- Так ведь то был реванш.
- Так ведь ты получил за дело...
- Так мы едем или нет? Аня, что ты думаешь? - вклинилась в мужскую перебранку Лиза.
- Не знаю. Я только встала. Да и Рада меня особо не жалует.
- То когда было...
- Владимир, решай ты. Я не против.
- Коляска внизу. - Подпрыгнула Лиза.
- Ну вот еще, на коляске к цыганам. - внезапно заупрямился Корф. - Верхом поедем.
- Но как же Анна, Лиза? Не сходи с ума.
- Анна поедет со мной, а ты позаботишься о Лизе. Дамы, вы согласны?
- Конечно. - тут же ответила Анна
- Согласна. - задорно сверкнула глазами Лиза.
- Отлично, поедем после обеда. Я сейчас пошлю в табор и вообще распоряжусь пока. Милая, - барон поцеловал руку невесты, - сыграй для гостей.
***
К цыганам две пары приехали врозь. Лиза и Репнин ускакали вскоре после позднего обеда. А Корфа Анна упросила заехать на кладбище. Положили цветы на могилы барона и баронессы, постояли рука об руку. Анна произнесла молитву, Владимир же молча вспоминал. Перекрестясь, прошептал: “Мир душе твоей, мама. Спасибо за все, отец”
В таборе их встретил дым коромыслом. Уже начало смеркаться. Еще утром Корф отправил сюда Никиту и попросил цыган устроить для них праздник. Те радостно согласились - щедрость барона была им известна. Не успел он снять Анну с седла, к ним бросилась пестрая толпа с песней и стопкой на подносе. Владимир ухмыльнулся и лихо тяпнул водку. Ему потеплело. Анне, невесть откуда выскочившая Рада надела на шею дребезжащее монисто и зашептала:
- Ну, что я говорила тебе - ходило твое счастье рядом, а ты в другие глаза смотрела. Теперь верно глядишь.
Анна радостно обняла цыганку
- Спасибо, Рада. Спасибо.
- Ну что, опять переоденешься? Княжна ваша первым делом наряжаться побежала - хочет с нами у костра плясать.
Девушки со смехом исчезли.
Корф чинно раскланялся с вожаком.
- Благодарю за встречу, бара...
- И тебя, барин, приветствую. Милости просим к огню. Скучать сегодня не будем, тревог же не ждем.
- Друзья мои уже приехали?
- Да, князь твой у костра дожидается, а жена его с Радой убежала, ох огонь - девка!
- Да уж. Рада и мою жену куда-то утащила. Гляди - без шуток! – Владимир шутливо нахмурился.
- Помню. За то и уважаю. Об тебя, барин, многие зубы обломали. Однако, пойдем, гостя все ждут...
У костра звенели гитары, слышался смех. Репнин обнаружился чуть в стороне, среди трех молоденьких цыганок, дружно предлагавших ему погадать.
- Вольдемар, спасай, хватит с меня казенных домой и чужих интересов.
- Лиза пусть спасает. Где она, кстати?
- Упросила Раду ей погадать. Судя по голосам - они где- то за кибитками. Затевают что- то. И по моему, им не грустно.
- Аминь.
Корф, не прерывая разговора, кинул монетку одной из наседавших на друга красоток и попросил принести вина. Вторую отправил поискать Раду. Третья сбежала сама.
Радостная суматоха табора странным образом успокаивала обоих мужчин. Владимир только тревожился, чтобы Анна не переутомилась. Миша же просто наслаждался жизнью. Потягивая горячее вино с пряностями из простой жестяной кружки, слушая протяжные с переливами песни, они ждали чудес от этого вечера. И, забегая вперед скажу, дождались.
Откуда то из темноты донесся дружный девичий смех. Звонкий, как ручеек, голос Лизы, серебристый колокольчик Анны и дразнящая трель - Рада.
- Ни за что не узнают.
Мужчины с улыбкой переглянулись - начались шалости. Голоса стоящих вдалеке девушек каким то образом стали отчетливо слышны.
- Рада, а может лучше бубен?
- Ты, княжна, к нему не привыкла, браслеты тебе удобнее. И вообще, не забоишься ли?
- Я?! Да никогда! Я ты, Аня?
- Не знаю, не ловко. Да и сил может не хватить или голова закружится.
- Ты, девка, не крути. Я тебе для сил зелье цыганское приготовила. Но оно ой как сильное. Если себя боишься - лучше не пей.
- Не боюсь, Рада! Устала я бояться. Давай свое зелье. От тебя я зла не жду.
- И верно. Ну, пей до дна!
Через мгновение раздался судорожный вздох.
- Ох, а я не упаду?
- Нет, ты теперь не сядешь. - расхохоталась Рада, - Барин твой ой как доволен будет.
Владимир нахмурился. Чем это подпоили его Анечку? От Рады можно ждать даже самогонку на мухоморах. Репнин ухмылялся. Что они там задумали? Но очевидно - Лиза и Анна довольны, чего еще желать. Разве что даты свадьбы...
- Точно. Сегодня мы их дожмем. - внезапно подумал вслух князь.
- О чем ты, Миша?
- О свадьбе. Хороший вечер, праздник - поставим вопрос ребром - пусть назначат день. Мне еще родителям сообщить надо и Наташе.
- Пожалуй. - рассеянно согласился Корф, вглядываясь в темноту за кибитками. Оттуда опять донесся заливистый смех. - “Нет, точно не узнают.”. Хм.. Это о чем мы не узнаем?!
- Эй, барин, зачем меня искал? - вынырнула из темноты Рада.
- Просить тебя хочу. Анну поберечь надо. Она еще не поправилась. Так что особо ничего не затевай.
- А поздно, барин. Барышни уж сама все решили. А если женщина решила - ее не остановить, сам знаешь.
- И что же они решили? - влез Репнин.
- Увидишь, красавец, вечер долгий. А не позолотишь ли руку мне - я тебе раньше не врала, и сейчас правду скажу.
- Позолочу, Рада, только сначала другу моему скажи, но он в гадание не верит..
- Ой, князь, да не боишься ли ты меня? - стрельнула глазищами Рада, но послушалась и взяла Корфа за руку.
- Да, барин, в глаза зверю своему ты посмотрел, теперь убить хочешь. Но зверя убить мало, детей его не корми.
- Ты ему лучше про любовь скажи. - рассмеялся не понявший ни слова Репнин. Владимир же вздрогнул. Колдунья не ошиблась.
- А что любовь. То, что в руках - беречь надо, а не говорить о том. Не интересен ты мне более, барин, разве что карман твой.
Владимир с улыбкой достал золотой. Михаил с Радой отошли к костру, цыганка что-то сладко ему шептала, но Миша лишь грустно качал головой. “Ой, счастливчик ты, красавец, даже я на тебя сердиться не могу” - донеслось наконец. Рада мелькнула юбкой где-то у кибиток.
Вскоре цыганский вожак вышел к огню и пригласил гостей к ужину. Им принесли миски с угощением, но дамы так и не появились. По знаку вожака цыгане помоложе заиграли что-то быстрое и ритмичное, молоденькие цыганки повыскакивали со всех сторон и бросились в центр площадки у костра. Рада звенела бубном, задавая бешеный ритм движению. Все кружились, звенели браслеты, мониста, мелькали платки. Танец был буйным, искрящимся жизнью, волей, силой.
Зрители прихлопывали в такт, выкрикивали, подбадривали плясуний. Девушки начали расходиться с площадки. Двигаясь в танце, проходили мимо сидящих вокруг костра, мимолетными движениями передавали, разносили им энергию ритма. Внезапно музыка убыстрилась и оборвалась. Танцовщицы крутанулись на месте и замерли, сорвав с голов платки. Среди молодых цыганок стояли Лиза и Анна.
Вожак первым захлопал, налил вина себе и гостям. Провозгласил:
- За огонь в сердце, чтобы не гас никогда!
Все радостно поддержали. Сестры Долгорукие подскочили к женихам.
- Ну что, вы нас узнали?
- Дома скажу. - проворчал довольный Корф, властно усаживая Анну поближе, - Садись, я тебе место нагрел.
Анна послушалась. Лиза устроилась сама, чмокнув Мишу в щеку.
- Тебе понравилось?
- Хочу еще. - прошептал от в ее ушко.
- Ну и что вам нагадали? - поинтересовался Владимир, вручив Анне миску с едой.
- Ну-у. Это ведь очень личное, - она мечтательно закатила глазки. Корф поперхнулся вином.
- Личное?! Что то вы, сударыня, нынче забываетесь. Уходите куда-то без разрешения, невесть во что переодеваетесь, пляшете. Теперь у вас еще и личная жизнь взялась. Может, моё присутствие вас опять тяготит? – несмотря на шутливый тон, Владимир явно напрягся.
- О, сударь, участием в танце я лишь желала сделать вам сюрприз и показать, что ваша забота о моем здоровье не прошла бесследно. А личное.. - она притянула голову ревнивца к себе и прошептала, – личное я вам расскажу наедине. Что же до вашего присутствия - то оно единственное доставляет мне радость и дарит надежду на большее. Я прощена, мой господин?
- Я подумаю. - Корф оттаял. Да, Рада права, он чуть не накормил дитя зверя. Ревность попыталась поднять голову. Надо быть внимательнее.
Лиза сидела с Мишей под руку, положив голову не его плечо. Цыгане пели, шутили. Тосты редко произносили, чаще исполняли как песню. Вечер медленно продолжал свою сказку. Он растворял тяжесть траура, боль обид, злобу разочарований. Стирал с лиц напряжение, дарил сладкое забвение и отдых смятенным душам, открытость - любящим сердцам.
Зажглись звезды. Воздух похолодел. Заметив, что невеста озябла, Владимир встал, бросил негромко “Я скоро” и ушел в темноту. Анна почувствовала себя обделенной. Она хотела бежать за ним, но на помощь ей пришла случайно наступившее минутное затишье. Она вздохнула и всю силу своего чувства, тоски вложила в голос:

- Не уходи, побудь со мною,
Здесь так отрадно, так све-етло.
Я поцелуями покрою
Уста и очи, и чело.
Я поцелуями-и-и покрою
Уста и очи, и чело.
Побудь со мной, побудь со мной.

Она закрыла глаза, растворяясь в романсе, моля и обещая. Гитары тихо подхватили песню, как парус ловит ветер, понесли...

- Не уходи, побудь со мною,
Я так давно тебя люблю,
Тебя я лаской огневою
И обожгу, и утомлю.
Тебя я лаской о-о-огневою
И обожгу, и утомлю.
Побудь со мной, побудь со мной.

Миша крепче прижал Лизу к себе, нежно поцеловал в висок. Она благодарно сжала его ладонь - Анна пела и их чувства тоже. Они тоже стремились друг к другу.

- Не уходи, побудь со мною,
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви-и-и-и нас ждет с тобою,
Не уходи, не уходи.
Восторг любви нас ждет с тобою,
Не уходи, не уходи.

На последних строках на плечи Анны опустилась тяжелая шинель Владимира, его руки обняли ее, притянули, согрели. Вторую шинель Корф отдал Михаилу. Тот благодарно кивнул и закутал Лизу.
Романс отзвучал. Слушатели хлопали, криками выражали одобрение. Владимир глубоко вздохнул “Я понял. Спасибо, милая”. Романс завершил что-то в магии этого вечера.
Когда гости начали прощаться, им подали вина на прощание. Провозгласили тост, ответные благодарности. Лиза, вдруг вспомнила слова Рады: “Хочешь с мужчиной открытости - плесни вина в огонь!”. Может, та, как всегда, говорила не буквально, но Лиза отпив глоток, резко плеснула из бокала в костер. Пахнуло пряным вином. Цыгане замерли, но явно не рассердясь. Миша пожал плечами и повторил за ней.
Владимир вопросительно глянул Анне в глаза, она пожала плечами - как хочешь. Корф решительно взял ее за руку, подвел к огню, отпил глоток и швырнул остатки пламени. Анна сделала тоже.
Цыгане захлопали, засмеялись. Молодые люди непонимающе оглядывались. Вожак подошел к парочкам и торжественно объявил:
- По нашим обычаям огонь угощают вином только на свадьбе!
Лиза и Михаил потрясенно переглянулись. Владимир по-хозяйски притянул к себе Анну. Повернулся к хохочущей Раде:
- Твои проделки?
- Нет, барин, судьбы. Эй, князь, помнишь, я говорила, что судьба тебя в таборе дожидается, а ты мне не верил...
- Это уж точно! – Миша очнулся и сгреб смущенную Лизу в охапку.
- Помнится, кто-то сегодня день своей свадьбы узнать хотел. Дата вас устроила, сударь? – прищурился Корф. Анна с недоверием смотрела на него.
Прощальные крики цыган стихали вдали. Лошади мерно несли седоков. Тишина леса нежно баюкала.
- Спасибо за шинель, Володя, - придумал нейтральную тему Репнин чтобы скрыть смущение, - я не догадался взять с собой теплое.
- Всегда к вашим услугам. Как чувствовал, что засидимся. Спасибо тебе, Лиза.
Лиза расслабленно покачивалась в объятиях жениха. Ей было хорошо и легко. По-цыгански они сыграли сегодня свадьбу или нет, Мишу она сегодня не отпустит. Пусть небо упадет на землю - эту ночь она будет не одна.
Корф правил лошадью в темноте, придерживая напряженную Анну. Она обратила к нему растерянный взгляд, скорее почувствовала, чем увидела ободряющую улыбку. Чуть расслабилась.
Репнин с Лизой не стали заезжать в гости (Владимир этому не удивился), сразу отправились к Долгоруким. Барон подъехал к конюшне, спрыгнул, снял Анну с седла. Отвел коня в стойло. Ровные и размеренные его действия успокаивали девушку. Наконец, он подошел к ней, мягко обнял:
- Ну что ты трепещешь? Как птичка в зубах волка. Не бойся. Твоим мужем я стану только после венчания. Только после того, как ты сама мне дашь на себя права. Полные права. На душу и на тело. Я знаю, что сейчас ты не готова. Сегодня был сказочный день. Ты ожила, проснулась. Мы так повеселились. Потом нас благословили. Я знал на что шел.
- Ты знал что происходит?
- Конечно. Весь этот день был днем чудес. Ты ведь веришь в их колдовство - цыгане нас друг к другу приворожили. Приворотное зелье и прочее. Теперь никуда не денемся. Чего еще желать?
Она потерлась щекой о его плечо.
- Спасибо. Но мне как то не по себе...
- Посмотри на меня. - И уже касаясь ее теплых губ, шепнул. - Я люблю тебя.

Глава 7
Следующий день по требованию Владимира Анна почти безвылазно провела у себя в комнате. Корф опасался, что насыщенный день может на ней плохо сказаться. Девушка послушно читала, спала и ела Варварины вкусности. Самого хозяина неведомые ей дела опять унесли из дома. Анна листала журнал с рисунками, однако мысли ее витали вдали от подвенечных нарядов. Завтра ей обещали встречу с матерью. Владимир отвезет ее в уезд, а Петр Михайлович должен будет подготовить Марфу.
Барон скрыл от всех свою недельной давности попытку самому поговорить с женщиной, которая ни к чему не привела. Помня обстоятельства ареста и сказанные молодым человеком слова, она агрессивно потребовала оставить ее в покое. Тогда пришлось повиноваться.
***
Дверь камеры открылась и к Марфе шагнул князь Петр.
- Здравствуй Марфа!
- Опять ты? Один? Где моя дочь? Ну когда ее приведешь? Только она мне нужна. Не хочу я тебя видеть, не хочу! Что ты мне душу травишь? - взвилась отчаявшаяся женщина. Но вдруг ее разум как обожгло, - А может ты мне лгал и нет ее нигде?
- Успокойся. Дочь ты увидишь через час.
- Ах!
- Потому я и пришел. Предупредить тебя и подготовить.
- Что то ты обо мне больно заботишься.... Подозрительно больно. - злобные интонации в голосе бывшей любовницы напомнили ему жену. Да уж , воистину, променял ложку на вилку...
- Можешь считать, что забочусь я о дочери. Она недавно пережила потрясение. Выздоравливала. Сейчас ей гораздо лучше, но не пугай ее...
- Да нешто мать напугать может? – начала она было, но притихла, вспомнив Лизу, - Где она? Неужели подневольная, как я? Как я ее узнаю? - несчастная мать словно позабыла, где находится.
- Ты знаешь ее под именем Анны Платоновой, воспитанницы Ивана.
- Корфа?! Анна?! Господи, а молодой барон? Если он ее обидел, я...
- Ничего не сделаешь. Никакой обиды ей не причинил. Он - ее жених. Обручились, еще когда о ее происхождении не знали. Всегда берег ее как жемчужину драгоценную. А про отца его - сама знаешь...
- Девочка моя... А я то молодого барона ... чуть не взашей....
Марфа замерла. Князь вышел. Пошел встречать дочь. Передал старинный перстень - опознавательный знак. Для Марфы. Хмурый Корф остался ждать в коляске.
Марфа вздрогнула, когда послышался несмелый стук в дверь - ей, узнице тюрьмы, стучали в дверь, прося позволения войти. От волнения ноги ослабли, голос не повиновался. Она пискнула - Войдите.
Робкая рука отворила дверь и вошла Анна. Жадным взглядом впилась в лицо матери. Марфа не могла наглядеться на дочь, потрясенно качая головой. Какая красавица! Об уме, таланте и милом нраве Анны она знала много - Варя не жалела слов о любимице. Но вот увидеть девушку удалось чуть не впервые. Да, хоть и непутев князь Петр, и отец из него никакой, но благородная кровь налицо! Тонкие черты лица, изящное сложение, утонченность даже в неловкости. Руки тонкие, пальцы дрожат, перстень принесла - ну, да это Петр небось, позу держит. А то я не вижу, кто пришел. Дочка, доченька...
- Доченька... - выдохнула она чуть слышно. Анна разрыдалась и бросилась к матери.
- Мама! - новое для нее слово вырвалось отчаянно и громко, - Мама, мама!
Анна вдруг осознала, что так и не сможет назвать князя Долгорукого отцом или папенькой, а вот к Марфе никогда не обратится иначе, чем мама. Теплое слово, простое и уютное... Она шептала его, уткнувшись в плечо усталой узницы, замерев в ее объятиях.
- Доченька, Настенька...
- Мама, я – Аня. - она улыбнулась сквозь слезы, - А впрочем, какая разница...
Они смотрели друг на друга, рыдая и шмыгая носами в платки. О чем говорить, о чем спрашивать?.. Просто любовались, понимая, что между ними жизненная пропасть, но стремясь дать друг другу хоть то, что могут.
- Красивая ты, доченька...
- Говорят, на маму похожа...
- Как я ждала тебя... Искала.
- Мама, я узнала о себе совсем недавно, чуть более 2 недель. Но меня пока Владимир не пускал.
- Корф?! Он тебя обижает? - вновь всколыхнулось стремление защитить дитя.
- Нет, что ты. Он обо мне заботится. Я болела, только оправилась. У нас все хорошо. Скоро свадьба.
- Ладно, коли так. Только мы с ним не ладим. Он ведь за Сычиху на меня сердит был, грех на мне.... И потом.. Ой, дура я..... - завыла она неожиданно.
- Мама, мама, что ты? – утешала перепуганная дочь.
- Доченька, да я ведь жениха твоего погнала, он недавно ко мне приходил, видимо о тебе сказать, так я на него с кулаками....
- Мама, он простил все давно и забыл... Он добрый и все понимает. Правда, все. Как Иван Иванович.
- Что-то не верится. Вертопрах молодой и грубиян, даром что красивый. Ой, не слушай ты меня, доченька, тебе сердцем виднее.
- Конечно, виднее. Он изменился, мама.
- Дай то Бог!
Они замолчали. Просто сидели на лавке, держались за руки и плакали. Разговор все же опять завязался, о мелочах, воспоминаниях. Марфа передавала все, что слышала об Анне, дочь же расспрашивала о делах самой матери. Наконец, боясь утомить, стали прощаться.
- Иди, доченька. Пора. Заждались тебя поди.
- Я еще приду. Скоро, мама, скоро.
- Храни тебя Бог!
Дверь захлопнулась. Марфа повалилась на лавку. Ощущения ее потрясли. Такого она никак не ожидала. Помня отвращение и ужас обычно смелой во всем Лизы, от покладистой Анны она никак не ждала подобного порыва! Доченька, как на нее саму похожа! Как красива, какой характер ангельский. В ушах звенел голос “Мама”. Да, все верно. Я не буду мешать тебе, доченька. Мужу твоему в ноги поклонюсь и уйду. И ждать буду твоих визитов. Марфа закрыла глаза. Она была счастлива.
***
Анна спустилась по ступеням и едва не упала в руки Владимира. Слезы вновь душили, она дрожала всем телом. Опытный Корф достал фляжку и силой влил в рот рыдающей невесты глоток коньяка. Анна поперхнулась и закашлялась. Князь квохтал вокруг. Владимир что-то прочитал в глазах девушки, молча поднял ее на руки и понес в коляску. Долгорукий следовал за ними с видом побитой собаки.
- Владимир...
- Петр Михайлович, Анне надо отдохнуть. Она получит успокоительное и до завтра прошу нас не беспокоить. - отрезал Корф и приказал трогать. Князь понуро отправился домой.
По дороге в поместье Анна притихла, только всхлипнула пару раз, дрожащими руками сжимая платок.
- Ну, как ты? - спросил барон уже в доме.
- Устала. Но рада. Владимир, у меня есть мама. - потрясенно проговорила она, - Никогда не было, а теперь есть.
Он придвинул кресло к камину, усадил ее, укутал пледом. Сам устроился на скамеечке у ее ног. Они смотрели в огонь и молчали. Анна тихо перебирала его волосы.
Владимир в который раз подумал, как много у них общего. Ему тоже с ранних лет не хватало матери. Анна же своей вообще не знала. Обоим жажду материнской ласки частично утоляла Варвара. Но вот снисходительного понимания, разумного и деликатного совета она дать не могла. Внезапно он подумал, какой матерью станет Анна. Заботливой хлопотушкой как Варя? Добрым другом, как Сычиха для него когда-то? Или может будет сходить с ума от каждой царапины, как Мария Алексеевна 15 лет назад? Он посмотрел на свою красавицу - нет, не похоже. Надеюсь, что это будет именно она, Анечка, непохожая на других. Трудно тебе пришлось сегодня, милая, но что поделать. Так, хватит о грустном.
- Знаешь, я все вспоминаю, как ты танцевала в таборе. Ты так сияла... Так искрилась... Я любовался тобой.
- Так ты меня узнал?
- Конечно. С самого начала было понятно, что вы там что-то придумали, а потом - достаточно просто разглядеть самую грациозную фигурку.
- А ворчал почему?
- Тревожился, что устанешь. И вообще, хотел чтобы ты была рядом.
- Я рада, что тебе понравилось.
- Спасибо за этот подарок. Жать только, что не все твои танцы были ими... – он резко повернулся и пронзительно посмотрел в ее глаза, - Мне очень жаль.
Анна провела по его щеке.
- Тебя это мучает?
- Я не должен был тебе приказывать. Пожалел об этом сразу, как сказал. Но остановиться не мог. Я не должен был заставлять тебя.
- Тогда попроси. Попроси меня... Я хочу, чтобы ты меня попросил.
- Любимая, ПОДАРИ мне танец.
- Какой?
- Вальс, конечно. Свадебный вальс. Среди друзей и родных.
- Все вальсы в моей жизни - за тобой.
- Спасибо. - он поймал ее за руку, нежно поцеловал, сжал ладошку в своей руке.
- У меня тоже есть иголка в сердце. Последнее время, ближе узнав Петра Михайловича, вспоминаю вашу с ним ссору и понимаю, как ты был прав по сути. Я тогда не понимала этого. Форма тогда была для меня важнее, я тоже, как и он сам, “соблюдала приличия”. Но ты был прав. Он... он... мне стыдно, что он мой отец... Он словно кривое зеркало. Как я не видела этого раньше? И как я могла тебя упрекать? Особенно в неумении прощать. Прости меня, я не имела права на это, и сейчас не имею.. Я не должна была...
- А что была должна?
- Смягчить остроту разговора, лучше прервать вас, остановить. Но принять твою сторону. Во всем и всегда.
- Спасибо, Анечка. Но мне действительно нужно держать себя в руках. И с безумцами, и с управляющими, и с танцовщицами цыганских плясок.
- Владимир, я серьезно. Я понимаю, что предала тебя тогда.
- Чш-ш, милая. Все уже прошло. Мы ведь осознали ошибки. Я прощаю тебя. Прощаю.
Она ласково поворошила его волосы. - Тебе лучше?
- Конечно, лучше. Знаешь, я так устал, - повернулся к ней спиной и, откинув голову, положил ее Анне на колени. Посмотрел в перевернутое лицо, - я безумно устал быть сильным. Отдыхаю только в такие моменты рядом с тобой. Как же хорошо, что ты есть. Что ты есть у меня. Только с тобой я могу расслабиться, говорить, что думаю.
- Все-все? - она лукаво улыбнулась.
- Ну, не все...
- Кажется, мы договорились, не иметь друг от друга секретов...
- Это не секреты, скорее мечты. И большинство из них далеко не невинны. - промурлыкал Корф, - Обожаю как ты краснеешь.
- Ты неисправим!
- Очень надеюсь, дорогая, после свадьбы вы будете этому радоваться...
Он вздохнул и закрыл глаза. Анна ласково гладила его лицо, даруя умиротворение.

Глава 8
Как то получилось, что оставшееся до сороковин Андрея время прошло почти незаметно. Анна навещала мать и помогала Владимиру, который, наконец, окунулся в дела поместья и подыскивал управляющего (Никита решил уехать на поиски счастья). Миша получил новое задание - отыскать источник многочисленных нелепых доносов в соседнем уезде. Лиза рвалась помогать ему.
Сороковины - это не праздник. Отстояли службу в церкви, зашли на кладбище, понуро собрались за поминальным столом. В основном молчали. Обнявшись в поддержку, разъехались. С чувством вины и утраты.
Траур кончился. Марфу со дня на день должны были перевезти в обитель. Все было готово. Лиза, по договоренности с сестрой, должна была согласовать с отцом Павлом дату свадьбы. Репнин уже пригласил родителей, путь из Италии неблизкий. В поместье Корфа прибыл новый управляющий, устроивший хозяев. Соня не отходила от Татьяны, радуясь возможности послушать, как ворочается малыш. Петр Михайлович готовился к официальному признанию дочери - он твердо решил устроить торжественный прием, несмотря на отговоры самой Анны.
Чтобы как-то утешить невесту, Владимир предложил после приема вместе с Лизой и Мишей на несколько дней уехать в Петербург. Сходить в театр, погулять по набережным, встретиться со знакомыми. Анна радостно согласилась. Лиза подхватила идею даже охотнее, она твердо решила отвезти сестру к модистке. Наряды давно пора заказывать. Дата свадьбы - назначена. Миша надеялся завершить свое задание, чтобы во время поездки отчитаться перед Императором. Петр Михайлович разрешение на поездку дал не сразу. Князь сперва воспротивился, но по лицам молодых людей понял, что его спрашивают только из вежливости и сдался.
День приема Анна запомнила из-за чувства унижения. Ей не нужно было этого титула. Не хотела она и нового имени. Но ей навязывали и то, и другое. Самое трудное было сохранять приветливое выражение, видя сладко улыбающиеся лица местных сплетниц, в глазах которых Анна легко читала: “А мать - крепостная шлюха”. Ей вдруг представилось, что вокруг нее не люди, а животные и птицы.
Долгорукий - индюк. Вон как раздулся от глупой гордости. Фрол Прокопыч - с бумагами и документами в руках - напоминал ежа, закопавшегося в листьях. Владимир, пожалуй, волк. Притаился в тени в дальнем углу комнаты, не желая участвовать в этом фарсе, но чутко следящий за добычей. Соня - перепуганная мышка, Лиза - соколиха. Приглашенные дворяне - стая гиен, пока смеющихся, но чуть зазеваешься - разорвут.
Анна выслушивала льстивые слова, пустые комплименты. По просьбе отца спела несколько песен. По счастью, князь не требовал постоянного внимания к виновнице торжества, сам охотно принимая поздравления о своей находке. В качестве счастливого финала этой истории, Долгорукий объявил о помолвке дочери Анастасии с бароном Корфом, а дочери Елизаветы - с князем Репниным. Это ненужное позерство вызвало досаду у обоих будущих зятьев.
Вскоре общество разъехалось. Владимир пытался ободрить невесту, в душе возмущенный увиденным. Нет, на своей свадьбе он подобного не допустит. Единственное, за что он сегодня благодарил Петра Михайловича - так за то что прием начался в полдень, и они вырвались домой засветло. Можно еще спасти вечер. А завтра их ждет Петербург!
Добравшись до дома, Анна вместе с Варварой пошла в баню. Кухарка отвела душу, отшлепав ее сиятельство за все глупости и непослушание. Анна с удовольствием визжала под веником, направляемым тяжелой рукой. Облившись ледяною колодезной водой, она почувствовала себя заново рожденной. Глаза засияли и она решилась. Сегодня! Сегодня она сделает еще один шаг! И наверняка, Владимиру он понравится! Только где же костюм?
Уклонившись от встречи с любимым деспотом, Анна послала ему записку с просьбой в назначенное время устроить ужин для двоих. Ответ заинтригованного Корфа на бумаге с вензелем и розой в ленте сообщал о радостном повиновении своей госпоже. Ха! Госпожа, значит.
К оговоренному времени дом опустел. Анна, укутанная в просторный халат, спустилась вниз и подкралась к столовой. Свечи горели на столе. Цветы, фрукты, шампанское. Владимир мечтательно замер у окна. Анна набросила на голову вуаль и скинула халат. Звякнул браслет на руке. Барон обернулся и замер, смертельно побледнев.
Прозрачный восточный костюм, почти ничего не скрывающий, скорее подчеркивающий изгибы изящного тела. Никакого парика - золотые волосы волной рассыпаны по плечам. Браслеты на руках, цепочка обхватила тонкую щиколотку. Лица не видно - голова покрыта красным прозрачным платком.
Сегодня музыкантов не было. Партию вели браслеты, невидимые цепочки и бубен, дрожащий в тонких пальцах. Ритм завораживал, томил, звал, обещал. Музыкантов не было, гостей тоже. Только Победитель и его Награда. А в том, что Анна сейчас дарит ему именно Победу, Владимир не сомневался. Его приз изгибался под неимоверным углом, потом вытягивался, протягивая руки, полетела первая вуаль - на пол. Анна встала на нее и продолжила, как кобра на хвосте, на ярком шелковом платке, запутавшись в нем пальцами ног. Вторая вуаль улетела ближе к Корфу и девушка, как по камням через реку перепрыгнула на нее, искушая своим приближением. Пируэт, поворот, взмах руки, платок, провожаемый взглядом обоих, летит на стол, тело изогнулось в пантомиме отчаянья, еще две вуали улетели неведомо куда, потом она сорвала с пояса последний, бросила его Владимиру, не отпуская своего края. Он вздрогнул. Головка под вуалью покачалась с укоризной. Звон браслетов, сердитый крик бубна, опять - как сеть забрасывает. На этот раз он поймал. Анна замерла, мелко задрожала всем телом, вызывая дробный звон монист, браслетов. Добавила раскачивание всем телом, как береза на ветру, потом томно откинулась назад и потянула за платок, привлекая к себе ошалевшего от восторга мужчину. Корф, подошедший в упор, потрясенно впитывал в себя жар трепещущего и поющего тела. Искусительница, словно прижимаясь всем телом к окружившей его стеклянной стене, обошла мужчину, едва владеющего собой. Платок, которым она приманила его, обвила вокруг его шеи, руками уткнулась ему в грудь, подтолкнула к дивану, заставила сесть. Все это время тряская дрожь не прекращалась ни на миг, не позволяя обоим освободиться от власти транса этого танца. Анна отступила на пару шагов, томным движением обняла себя за плечи, провела по рукам, по груди, животу, резко крутанулась на месте, медленно опустилась на колени и стянула с головы вуаль.
Торжествующие глаза смотрели на потрясенного Владимира. Тонкие руки протягивали ему красный платок.
- Сегодня это МОЙ дар и ТВОЯ награда.
Дверь в столовую распахнулась. Князь Репнин ворвался без приглашения - его новость стоила того. Но картина, увиденная им - тоже. Как повторившийся кошмар - в центре комнаты на ковре застыла хрупкая фигурка в восточном одеянии. Корф, сидящий на диване - обмотан легким шелковым платком. Еще два таких платка лежат на полу, один – на столе.
Улыбка медленно сползла с лица Репнина, давая волю ненависти. Повторившийся кошмар Репнина. Анны. Опять?! Корф, как ты посмел?! Михаил медленно снимал перчатку с внезапно вспотевшей руки...
- Как ты вовремя, Миша. - раздался спокойный голос Владимира.....
Анна бросилась к халату, закуталась и хотела было убежать, но ее остановил жест Миши – князь Репнин решительно снимал перчатку. Дуэль! Нет!
- Нет!
- Мишель! Остановись. Не делай того, о чем пожалеешь, - потребовал Владимир, - дай мне пять минут, по их окончании можешь швырнуть мне в лицо что угодно. Но сейчас выслушай.
- Миша, прошу вас, выслушайте! - Анна взмолилась, схватив его за руки, - Это все я, это моя вина!
- Ваша вина? Вас опять заставили танцевать, и это ваша вина!? Да что происходит в этом доме?!
- Нет, Миша, Нет! Меня не заставляли. Владимир не при чем!
- Как не при чем! Опять устроил этот дикий цирк, чтобы унизить вас! Анна, вы теперь не одиноки, семья защитит вас...
- Миша! Я просил у тебя пять минут внимания! - заорал Корф, прекращая этот бедлам, - Анечка, прости. Я сам все объясню. Присядь. - он бережно подвел девушку к креслу у камина, усадил и укутал халатом.
- Итак, говорить буду я. Миша, мы не собирались ставить в известность кого бы то ни было, но раз уж так вышло.... Ты знаешь, и я, и Анна натворили много того, что хотели бы забыть. Но у нас не получается.
Репнин хмыкнул.
- Я просил меня выслушать. Молча. - Владимир снова повысил голос, - Есть события, которые нельзя исключить из нашей жизни, так как они для нас как камни фундамента. И тогда мы решили с ней эти события изменить. Переиграть, что ли. Разобрать заново, что-то в них поправив. На что-то посмотреть по другим углом. Что-то разобрать, выяснить причины и что на самом деле двигало нами. Это очень трудно, Миша. И, оказалось, очень больно. Но, знаешь, это работает. То, что ты застал сегодня - работа над ошибками, а не унижение. Помнишь, после возвращения домой я сказал, что собираюсь изменить невозможное. Мы начали в тот же день. И продолжаем по сию пору. Мы хотим избавиться от груза вины и боли до нашей свадьбы. Даю слово, это - правда. Теперь, если ты видишь оскорбление Анне, я приму твой вызов.
Миша не верил ушам.
- Анна, это правда?
- Да. Сегодняшний прием был унизительным для меня. И я захотела победы. Этот танец когда-то был моим позором. И я решила превратить поражение в победу. Миша, мне это удалось. Я знаю, что говорю. Вспомните, как Лиза танцевала в таборе для вас. Она тоже дарила вам победу. Спросите у нее сами...
Репнину не было нужду спрашивать. В ту ночь Лиза едва не за шиворот привела его к себе. И он не жалел, что сдался на ее милость....
Молчание затягивалось. Минуты текли. Перчатки были сняты и засунуты в карман сюртука. Внезапно раздалось нерешительное:
- А нам с Лизой почему не сказали?
- Зачем?
- Ну, у нас тоже есть острые углы.
- Прости, но о вас просто не думали. А зная тебя, Мишель, я лично не верю, что у Лизы есть повод к обидам, тем более душевные раны. Но если я не прав - извини. И потом, сам понимаешь, все это касается только нас двоих.
- Думаю, мне надо поговорить с Лизой.
- Приезжайте завтра вместе. Или вы передумали ехать в Петербург?
- Нет, не передумали. - Репнин был явно смущен.
- А вызов? - встревоженная Анна вернулась к больной теме.
- Куда? - не сразу понял князь, - Ах это, прошу прощения, он отменяется.
Анна облегченно вздохнула. Владимир вышел проводить друга. Ах, Миша, как вы не вовремя, досадливо поморщилась Анна, наблюдая в окно, как прощаются мужчины. Она скользнула за портьеру, прячась даже от тусклого света свечей.
Корф чуть не бегом ворвался в столовую. Никого... Только аромат духов, ее вуали. Внезапно он вспомнил, что сам обернут одну из них. Стянул платок веселенькой расцветки, мечтательно улыбнулся, сел за стол, налил вина. А мгновение вынырнул из омута сладострастных и совершенно непристойных видений, сделал бокалом салют платку: “За твою победу, Анна. Виват!”.
Да, Мишель опять не вовремя. Хотя.... Репнин ведь спас его - он чуть не кончил, глядя на ее вибрирующие бедра, вздымающуюся грудь. Первый и последний раз Владимир пережил такое лет в 12, подглядывая за деревенскими молодками у реки. Омерзение к себе – он поклялся, что подобное не повторится. И вот.... Но появился Миша и ему как то удалось совладать с собой. Богу одному известно, чего стоил Владимиру его спокойный голос.
Он спрятал лицо в ладонях. А если бы Репнин не пришел... О, Боже. Сейчас я бы точно уж был бы не здесь. Не один. Не сидел. И к черту клятвы Петру Михалычу.
Она на коленях. Тянется к нему. Глаза сверкают. Горячая, страстная. Невинная..... Господи, никогда не думал, что можно разбудить столько чувственности в невинной девушке...
С момента начала их отношений, с того первого объятия, тогда, в зимнем парке в Петербурге, он усмирял свое желание, как веригами. Сдерживал страсть, позволяя себе лишь нежность. Гасил вожделение даже во взгляде. Он приручал ее, как лань. Осторожно, без резких движений. Не давая повода для сожаления. Не во всем получалось, как часто им мешали... Она не готова была к побегу с ним - он понял это только позже. Скандал с Долгоруким просто довершил для нее крушение ее мира. Но тот тяжкий роковой разрыв, разлука, испытание сделали то, что не удавалось самому Владимиру - Анна поняла свое сердце, свое желание. Приняла, что для нее главное. Нежная девочка, боящаяся себя, внезапно повзрослела, открыв в себе незнакомую бездну. Открыла глаза на себя самое, так же как сегодня, стянула вуаль со своего истинного существа. Вуаль. Красный платок. Он вдруг задохнулся. Красный платок! Ох, Репнин, ну принесла тебя нелегкая.
Легкий шорох за спиной. Дразнящее движение воздуха. Что она задумала?
Анна, замерев за портьерой, наблюдала за задумчивым мужчиной. Нахмурился... Она шагнула вперед, подошла ближе. Ах ты, плут, ведь знаешь - я здесь. Ну, я тебя сейчас проучу. Она вздернула голову.
- Я вернулась, барин. - он вздрогнул, повернул голову, но пляшущие смешинки в ее глазах успокоили.
- Я тебя не звал... - (ну что же, ты сама хотела этой игры. Да и я хотел).
- Я пришла закончить танец,
(о да, любимая, помучай меня ещё. Дверь в дом я запер).
- На сегодня танцев достаточно (по крайней мере в столовой - точно). Эффект произошел все ожидания. (Зато мои ожидания.... - я уже готов на клятвопреступление).
- Но я еще не закончила, барин. Не хочу, чтобы меня обвинили в непослушании (О да, я буду послушна). Я выполню приказ (Любой твой приказ).
Она закружилась, вновь дразня ритмом. Потом остановилась и подошла к Корфу, сжала руками плечи.
- Теперь я ваша, барин. Вы ведь этого хотели.
С наслаждением включаясь в игру, Владимир опустился на колени, прижал ее к себе. Поцеловал руки, животик, проник языком в ямочку пупка, чувствуя ответную дрожь изогнувшегося в руках тела.
- Хозяин. - простонал сверху нежный голос. Он резко вскинул голову. Вот она - самая острая игла памяти сердца. Снова как ледяной водой обдало.
- Только хозяин?
Боль и горечь в его словах охладили пыл Анны. Она опустилась на колени, взяла его голову в ладони.
- Ты мой хозяин. Ты никогда им не был прежде. Тогда ты владел лишь оболочкой. Сейчас же - душою и сердцем. Я верю тебе. Люблю тебя. Хочу быть с тобой. Твоею. Навсегда.
Буря эмоций схлынула. Они обнялись, соединившись в нежном поцелуе. Вновь нежность. Только нежность. Страсть перегорела и ушла, как вода в песок. Но оба знали - вернется....
Анна переоделась. Они спокойно поужинали, обсуждая завтрашнюю поездку. Строили планы, предвкушали встречи. Спать разошлись рано. Каждый к себе, но не расставаясь в мыслях....

Глава 9
Утром приехали Лиза с Михаилом. Любопытство на личике Лизы читалось, как книга. Вчера растерянный Репнин пытался пересказать ей услышанное, скрыв увиденное. Лиза поняла, что ей не договаривают, да и из Мишиной путаной речи мало что поняла. Решила разговорить сестру. Репнин же поначалу молчал, подозрительно поглядывая на Анну, безмятежности которой особо не доверял.
По обоюдному согласию обоих пар, решили дам везти в Петербург в карете, мужчины же поедут верхом. После обеда отправились в путь. Лиза набросилась на сестру с расспросами. Та отвечала, тщательно подбирая слова и не вдаваясь в особо личные детали. Лиза стала задумчивой.
- Жаль, что мне это в голову не приходило. Я ведь тоже не могу избавиться от воспоминаний.
Анна вздохнула. О некоторых Лизиных воспоминаниях она предпочла бы не знать.
- У нас с Мишей тоже есть что разобрать, обсудить. Мне надо подумать.
- Ах, Лиза, ты такая сильная. Сразу бросилась вперед. А меня уговаривать пришлось...
- И давно вы “лечитесь”?
- С того моменты, как вернулись домой. Не каждый день, конечно. Иногда после очередного шага нужно время привыкнуть к новой себе. Знаешь, во многом мне помогла поездка в табор. Это была гениальная идея!
- У меня еще много таких! - развеселилась Лиза, - В следующий раз поедем бузить в трактир! В последний раз мне так понравилось.
Звонкий смех заполнил карету.
- Дамы, - постучал в окно кареты Михаил, Анна опустила стекло, - рад что вам весело. Но спешу поставить вас в известность - ни о каких визитах по трактирам и речи быть не может. Елизавета Петровна, я совершенно серьезен.
Лиза нежно улыбнулась строгому защитнику и начала пересказывать сестре свои похождения. Дорога показалась короткой.
***
Мужчины ехали чуть позади кареты, неспешно беседуя.
- Послушай, Владимир, я все забываю спросить тебя почему ты так настойчиво называл тогда старшей дочерью Долгорукого именно Анну?
- Ради Лизы, конечно. Сам Петр Михалыч требовал моей женитьбы на СТАРШЕЙ дочери. Долгое время в свете говорили, что мне в жены прочили именно старшую Долгорукую. Но само же имя Лизы называлось редко. В свете ее видели лишь на одном балу. Теперь получается, что я женюсь на старшей княжне, как и должно. Нас с Анной видели вместе. Поэтому нет вопроса о разрыве помолвки - никто не удивится, что имена сестер кто-то перепутал. У Лизы не будет моей тени на репутации. Лично я считаю, что скандала первого замужества ей хватило сполна. А ты что, думал, я претендую на наследство папеньки? Я ему уже сказал, что ничего не возьму.
- Ты так быстро все продумал.
- Да само как-то получилось. Я тогда больше думал, как Анну из того дома вытащить. Надеюсь, Лиза не в претензии. И кстати, Анна и в самом деле старше ее на день. Варя вспомнила, что то злосчастное одеяло попало к ней за день до Лизиного рождения. Петр Михайлович был тогда у моего отца и она еще подумала - именно он принес вещичку. А на следующий день принесли записку о рождении княжны. В нашем доме тоже был праздник.
- Вы с Лизой так похожи. Все детство вместе...
- Миша, мне она как сестра. Я за нее жизнь отдать готов, правда. Знаешь, видя твое отношение к Наташе, я часто ловил себя на мысли, что подобное вызывает во мне только Лиза. Я желаю ей долгой жизни и счастья. И я очень рад, что вы нашли друг друга. Как брат рад. А если уж говорить о нашей с Лизой схожести – может, это и помогло тебе так быстро найти с ней общий язык. Ко мне ты уже притерпелся...
- Да уж, и в истории по твоей милости влипал. И по Лизиной.... - Князь улыбался воспоминаниям.
- Да уж, братец, видимо, такова твоя судьба. Слушай, поехали догонять карету, а то наши барышни действительно что-нибудь затеют без присмотра.
- Ага, вытаскивай их потом их трактира... – Репнин делано вздохнул.
- Миша, у тебя ведь огромный опыт... Не пропадать же ему.
- Да ну тебя, Корф. – Миша дал шпоры.
***
К вечеру въехали во двор Корфовского особняка. Владимир распорядился о комнатах и ужине. Репнин послал записку дяде - князю Оболенскому с просьбой предоставить ложу в театре на завтра. Анна с Лизой упорхнули умыться и переодеться с дороги. Обе пары решили отпраздновать освобождение из пут Двугорского уезда.
Ужин прошел весело. Миша поделился своими рассуждениями насчет четырех стихий, что вызвало бурные споры.
- Миша, ну какой из меня огонь? - кипятилась Лиза, - Я ведь такая сентиментальная. Я скорее воздух. На подъем легкая и – тяжкий вздох, - легкомысленная.
- А я согласна с Мишей. Если и есть тут огонь - то только Лиза!
- Ага, и цыгане так говорили. - Поддакнул насупившийся Корф. В его понимании камень - штука тяжелая и бесчувственная. Чурбаном обозвали, одно слово.
- Ты больше верь этим цыганам. - Взвилась Лиза. Все засмеялись. Огонь - он и есть огонь!
- Лизанька, но ведь в последний раз они оказались правы. - Лукаво пропела Анна.
- Так, предлагаю голосование. Лиза - огонь. Все согласны?
Три голоса “Да” и один протестующий “Нет” слились.
- Единогласно, мнение заинтересованного лица не учитывается. Дальше. Анна - вода?
- Мне лично ближе воздух. Я всю жизнь жила, словно витая в облаках. Но вам, наверное, виднее.
- Нет, Аня, ты точно не воздух. Ты слишком сильно привязываешься к людям и местам, становишься от них зависимой, соблюдаешь границы - как вода в берегах. - неожиданно точно подметила сестра.
- Да уж. И бушуешь гораздо реже.
- Слава Богу. - поддержал друга голос Корф. - И вообще, с тобой легко, когда в тебе не тонешь.
- Это ты про себя?
- Конечно. Я думаю, голосование не нужно? Анна - вода. Теперь ты, Мишель. Лично я бы тебе вполне уступил каменные лавры. Ты ведь всегда был тверд в убеждениях. Опять же всегда всем опора.
- Нет, пожалуй, воздух подходит больше. Миша независим и легко адаптируется. При этом сохраняет себя. Опять же как воздух всех поддерживает, всем нужен. Как то оказывается все время рядом, особенно в трудные моменты.
При этих словах Лизы Владимир поморщился.
- А когда разъярится - сносит все на пути. - улыбнулась Анна.
- Твоя очередь, дружище. Владимир, ты не согласен быть камнем?
- Нет! Потому что терпеть не могу сидеть на месте.
- Но, дорогой, стихия камня подразумевает под собой еще и металл. – пояснила Анна, - а разве у тебя мало общего со сталью? Прошел.... и жар и холод, закалился, несгибаем.
Она чуть не сказала “прошел и огонь и воду”, но вовремя удержала двусмысленность на языке.
- И лишь вода сей камень точит. - намекнула Лиза
- Ну вот, похитила мой аргумент. Владимир, смирись - единогласно. Итак, Воздуху достался Пламень, Камню - Вода! За единение стихий!
Звон бокалов поставил точку.

Глава 10
Утро было насыщенным. До свадьбы оставалось совсем недолго. С утра Лиза увезла упирающуюся Анну к модистке. Владимир решил подсластить невесте пилюлю - послал лакея в ее любимую кондитерскую с заказом. Репнин получил из Зимнего вызов на аудиенцию в Государю. На то же время дядя предоставил ложе в театре. Миша хотел было разорваться, но Лиза, довольная заказанными утром нарядами, предложила выход: разделиться. Владимир с Анной поедут в театр к началу спектакля, а она с женихом отправятся во дворец. И пока он будет занят, навестит Наташу. После они могут поехать в театр ко второму действию. Все согласились.
Владимир предложил невесте прибыть в театр пораньше, встретиться с князем Оболенским, сообщить о своих радостных событиях.
Театр вызвал в Анне знакомый трепет, хотя и не манил к себе больше. Она сделала выбор и не жалела. Осознав цену пути на сцену, она решила сменить саму сцену.
Сергей Степанович радостно поднялся им на встречу, поцеловал Анне руку, потом расцеловал в щёки, по-отечески глядя не нее. Пожал руку Владимиру. Рассыпался в поздравлениях и обещал непременно навестить в поместье после свадьбы. Поболтав о Репнине и расспросив о пока мало известной ему Лизе, князь расчувствовался...
- Ах, Владимир, как я рад, что мои любимые мальчишки выросли, повзрослели и нашли свое счастье. Аннушка, вы уж построже с ним, такой шалопай... Как жаль, Иван не видит... - Он не скрывал слез, - Но не будем грустить. Ложа ждет вас. Спектакль чудесный, хоть и не премьера. Идите, дети мои.
“Дети” прошли в ложу. Владимир усадил девушку в кресло, устроился рядом, властно сжал ее ладонь. Анна спрятала глаза в программке. Она просто кожей ощущала устремленные на них любопытные взгляды.
Последний месяц в светских салонах Петербурга было столько сплетен о Владимире, его помолвке сначала со служанкой (это рассматривалось, как неудачный анекдот), потом (что казалось правдоподобнее) с одной из Долгоруких. Вроде бы князь Репнин сговорен с другой сестрой, но кто с кем именно - неизвестно. Репутация Корфа давала возможность предположить, что его женитьба стала последствием некого скандального пари.
Наташа, как и цесаревич, владевшие информацией доподлинно, таинственно молчали, наслаждаясь фантастическим полетом фантазии досужих болтунов.
И вот, воочию. Владимир Корф, невероятно элегантный во фраке, и хрупкая блондинка под его крылышком. Невеста или предсвадебный десерт? Хотя барон никогда открыто не сопровождал любовниц. Что же, недурна, весьма недурна....
Пьеса была великолепной. Бомарше. ”Женитьба Фигаро”. Все первое действие Анна не могла оторвать глаз от сцены. Заметив ее восторг, Корф шепнул:
- Привезу тебе книгу с этой пьесой.
- О да, спасибо.
В антракте Корф поделился впечатлением:
- Кого- то эта Сюзанна мне напоминает... Хозяина так знакомо дразнит...
- Зато она верна тому, кого любит. - Нежная улыбка осветила лицо.
- Хочешь поставить эту пьесу в нашем театре?
- Нет, тут особое мастерство нужно. Быть смешным играя боль или тревогу очень трудно.
Внезапно Анна почувствовала на себе пристальный взгляд. Обернулась и едва сдержала крик - в ложе напротив сидел граф Кайзерлинг. Его липкий изучающий взгляд вызвал чувство омерзения, и лишающий сил страх накатил на нее. Она отшатнулась. Потом взяла себя в руки и сославшись на страх головокружение из-за страха высоты пересела в дальний угол ложи, почти скрывшись в тени. Владимир нахмурился, шагнул ближе к барьеру ложи, выискивая причину ее испуга. Вот оно что! Барон смерил мерзавца взглядом, обещая удавить. Тот поспешно покинул свое место.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в ложу ввалилась колоритная кампания. Трое офицеров, загорелые, подтянутые, бросились к Владимиру обниматься с радостными восклицаниями.
- Вольдемар! Ты жив, чертяка! А разоделся-то. Жених да и только! Или ты тут охотишься? - выкрикивал вошедший первым.
- Богдан! Николя! Паша! - Откуда здесь? Как же я рад! - Корф поддался порыву радости и это чуть не сыграло роковую роль. Гости не заметили Анну.
Что можно успеть за 10 секунд? Обняться с другом, выпить стакан воды, завязать шнурок. Казалось бы, немного. Но за 10 секунд поручик Богдан Синица едва не подписал свой смертный приговор.
Трое офицеров, вошедших в ложу Оболенского были однополчанами и фронтовыми друзьями Владимира. Еще недели не прошло с их возвращения с Кавказа, как каким-то лихим ветром троица попала в театр и уж точно нечистый указал им в ложе на молодого Корфа.
- Корф! Дружище. - разрывался от восторга Богдан, - про тебя такие слухи доходили - то тебя сам цесаревич на дуэли прикончил, то ты государственным преступником заделался, то полуезда князей каких-то перестрелял. А вчера Николя одна птичка нашептала, что ты женишься! Никогда не поверю, что ты можешь жениться иначе чем на гареме. А кстати, где та малышка, что пела тогда у Потоцкого? Твоя протеже, а? Не ищет нового покровителя?
Владимир окаменел. Подобное оскорбление Анне... В ее присутствии. Он с усилием перевел дух. Двое оставшихся мужчин почувствовали неладное сразу, но в чем дело поняли только услышав резкий стук за спиной. Анна бросила на пол веер, объявляя о своем присутствии. Богдан подпрыгнул, увидев ее, узнал, просиял и бросился на колено у ее ног.
- О, сударыня, не знал о вашем присутствии. Прошу простить мне вольности - совершенно одичал в горах и еще не обтесался обратно. Надеюсь, общество такой прелестной актрисы как вы, вернет мне светский лоск?
Анна вырвала руку из живых тисков, судорожно подошла к Владимиру, с достоинством присела в реверансе перед двумя другими мужчинами:
- Господа.
Корф взял себя в руки:
- Дорогая, позволь представить тебе - Николай Шереметьев, младший сын графа Шереметьева, князь Павел Артемов. - Молодой черноглазый симпатяга и усатый богатырь щелкнули каблуками и склонились к ее руке. - мои сослуживцы и боевые товарищи.
- Княжна Анастасия Петровна Долгорукая. Моя невеста. – с усилием выговорил Владимир, испепеляя Богдана взглядом. Тот принял покаянный вид.
- А это, - продолжил Корф, – поручик Богдан Синица, один из самых невыносимых людей в царской армии.
Поручик развел руками:
- Прошу простить меня, княжна, Владимир. Язык мой - враг мой. Мне очень жаль. Приношу свои самые искренние извинения. Я к вашим услугам, барон. - грустно завершил он, – Видимо, обтесаться мне не суждено.
- О чем вы? – насторожилась Анна.
- Сударыня, Ваш избранник очень строг в вопросах чести. Я уже имел несчастие задеть его по малозначительному поводу - это стоило мне прострелянного уха. - Богдан бесхитростно повернул голову. - мочка уха было разорвана и срослась неровно. – Теперь же, поверьте я сожалею о своей бестактности, придется заплатить кровью за чересчур длинный язык.
- Владимир прострелил вам ухо?!
- Жаль не язык. - процедил Корф.
- Итак, Вольдемар? Твоя перчатка....
- Владимир, пожалуйста. - взмолилась Анна.
Шереметьев и Артемов переглядывались. Корф, не упускавший случай шагнуть к барьеру, медлил. Богдан Синица был первой дуэльной мишенью молодого барона на Кавказе. Они стрелялись уже через неделю после первой встречи. Всегда неосторожный в словах, Богдан в адрес опечаленного прощальной ссорой с отцом Корфа громко допустил несколько бесцеремонных предположений. В ответ получил перчатку в лицо. Владимир не хотел гибели болтуна - Богдан был трудно выносимым, но честным и надежным товарищем. Корф выстрелил ему в ухо с 20 шагов, намекая, что иногда лучше слушать, нежели говорить. Синица оценил и жест, и меткость. Позже она сдружились. И вот потерявший голову от радости встречи, поручик повел себя в переполненном театре, как в казарме. А уж что услышала невеста барона..
Свирепый взгляд Владимира остановился на Анне. ”Пожалуйста” – молила она. Тяжкий вздох.
- Богдан, выйди. Твои извинения приняты. Я не стану огорчать нареченную. Мне слишком дорог ее покой, чтобы стрелять по каждому болтуну. Однако, прошу впредь не испытывать мое терпение.
Поручик Синица поцеловал руку Анны, поклонился барону и исчез. Шереметьев и Артемов потрясенно глядели на даму. Такого влияния на их друга не имел даже Император!
Анна благодарно улыбнулась жениху, радушно пригласила гостей присесть, поделилась впечатлением от пьесы. Владимир успокоился, повеселел, начал расспрашивать о знакомых, делах в полку. Мужчины обменялись адресами, договорились о встрече, распрощались. Уже в конце антракта в ложу внесли огромную корзину ослепительно белых роз. На ручке корзины была закреплена желтобрюхая птичка. Владимир расхохотался. Анна улыбнулась, достала записку

“Благослови Вас Бог, княжна
Сегодня Вы отвели от меня Смерть
И я этого не забуду
Примите мое искреннее раскаяние
И пожелания счастья вам обоим.
Ваш должник Богдан Синица.”

Вторая записка была адресована Корфу. Тот прочитал, покачал головой: ”Вот шельма!”. Погас свет. Начался второй акт.
***
Аудиенция у Императора прошла быстро. Николай Павлович торопился, да и дело Репнина было скорее из разряда курьезов - разобрались быстро. Откровенно говоря, давая князю поручение, Государь лишь желал использовать его энергию не во вред самому Михаилу. Надоело ссориться из за него и Корфа с сыном. Вот и пусть пока пороют носом землю. Теперь Мише дали отпуск перед новым назначением.
Лиза в это время упоенно болтала с Наташей, наслаждаясь безупречным светским лоском последней. Впрочем, лоск слетел, едва в комнату зашел ее брат. Натали бросилась ему на шею, поздравляя и целуя.
- А ты поправилась, сестренка. Чуть с ног не сбила. - улыбнулся Миша и получил острым кулачком в бок.
***
В театр решили не ехать - слишком поздно. Вернулись в особняк Владимира, велели подать чай. Мысли Лизы упорно возвращались к вчерашнему разговору с Анной в карете.
- Я все не могу перестать думать о словах Анны. О работе над ошибками. - проговорила она наконец.
- Я тоже. Все хотел поговорить с тобой, но не решался - жаль портить такой день.
- Разве этим можно испортить?
- Ну, копание в себе и своих ранах без боли не обходится. Это как военно-полевая хирургия.
- Миша, я ведь думала, что можем изменить мы с тобой. И поняла, что не хочу менять ничего. Даже встреча в трактире - мне дорога и она тоже. И все остальное, связанное с тобой.
- Но что-то хотела бы?
- Да. Хотела бы не уходить в ту ночь их дома... – она смотрела в его глаза. Серьезная, спокойно судящая себя за ошибку, искренняя.
- Тут ничего не поделаешь. Но знаешь, ведь именно тогда ты излечилась от него. Освободилась, перегорела, начала смотреть на мир открыто, а не через его плечо. Трезво, что ли.
- Да, но за “вакцину” заплатила излишне дорого, да и не я одна...
- Все ведь наладилось. Ты повзрослела. Теперь ты со мной. И для меня важно лишь это. Пусть так будет и для тебя.
- А ты, Миша, все ли в порядке для тебя?
- Нет. Конечно, нет. Я так и не могу простить себя, за то что бросил тебя тогда. Что оказался в твоей судьбе еще одним предателем. И ведь дело было даже не в том, что у тебя был когда-то роман. А в том с кем! Он уже отбил у меня одну девушку (ну, это отдельный случай), а еще и ты! Мне не хотелось жить в его тени. Он втравливал меня в дикие истории, в бесчестье, а теперь еще и влез в сердце любимой женщины. Я тогда верил, что близость с человеком никогда не может быть забыта.
- А сейчас? - Лиза говорила тихо, отчаяние плескалось в ее глазах.
- Сейчас я верю, что есть память разума, и есть память сердца. И в памяти твоего сердца Владимир остался эпизодом детства, а та роковая ночь изгладилась из нее.
- С твоей помощью.
- Теперь я прошу прощения за то, что бежал тогда от тебя, от себя, бросив свою любовь на растерзание своре оголтелых лицемеров. За то, что не сделал предложение сразу. Не защитил своим именем.
- Но ведь тогда развода еще не было... Ты не мог.
- Не важно, не оправдывай меня. Я должен был защитить ТЕБЯ, а не видимость приличий...
- Миша! - она плакала у него на плече, - Спасибо, Миша!
- ...И за те бесконечные часы отчаяния и одиночества, что ты пережила до моего возвращения. – продолжил Репнин, читая ответ в ее глазах, - Ты простишь меня?
- Конечно! Я все простила, когда ты вернулся. Я была так счастлива! Мне так хорошо с тобой, Миша!
- Значит, вот как звучит мое отпущение грехов. Просто восхитительно. – Он нежно стирал ее слезы, любуясь улыбкой.
- Мне тоже нравится...
Для обоих исчезли последние препятствия, словно выбили мелкий камешек из обуви. Сидели, наслаждаясь взаимным покоем, умиротворением, теплом. Благодарили друг друга нежностью.
- Анна была права, - проговорила Лиза через некоторое время, - трудно, больно, но становится легче. Какое счастье, что у нас с тобой так мало подводных камней.
- Да уж, Анна знает о чем говорит. - помрачнев Репнин.
- О чем ты?
- Она не рассказывала подробностей? До подписания вольной Корф устроил ей “сладкую жизнь”. Ей приходилось сопротивляться, не выявляя непокорности - представляешь, каково это? А ведь я видел только малую часть. После вольной, насколько я понимаю, они помирились, но явно все было далеко не безоблачно.
- И она смогла ему простить?
- Ну, он сильно изменился - сама видишь.
- Она была его крепостной. Господи, он её...? – глаза Лизы округлились в ужасе.
- Нет, не думаю. Насилие сломало бы ее. Хотя и было близко к тому. - Миша был мрачен, - Знаешь, не стоит обсуждать это, это не наше дело. Прости.
- Вы поэтому расстались?
- И да, и нет. - Миша привлек Лизу к себе, покрепче обнял, задумчиво исповедуясь в своем прошлом. Даже не осознавая, что выказывает знак высшего доверия. – Видишь ли, мы оба далеко не сразу поняли что наши отношения не могут иметь развития. Мы все время цеплялись друг за друга, внутренне тяготившись. Окончательный же разрыв был скандальным. Я повел себя как идиот, наговорил ей... Уехал. На следующий день мы случайно столкнулись, помирились и попрощались. Знаешь, Анна обладает внутренним умением ставить точки. В тот день она умудрилась из обиженного любовной неудачей ревнивца превратить меня в друга.
- Как это?
- Сам не понял. Я сначала готов был ее ударить, язвил, а она... Грустно пожалела о мерзкой ссоре, сказала, что не хотела разрыва, но теперь ничего не вернуть. Простила меня и попросила, именно попросила, найти свое счастье. Как-то дала понять, что сама им не является. Поцеловала на прощание и ушла из моей жизни. Ушла доброжелателем. Я очень скоро перестал думать о ней с горечью и думать о ней вообще. И... появилась ты. Ворвалась ураганом....
- Но ваши отношения... – Лиза хотела понять все до конца, боясь когда-нибудь о них услышать что-то от нее скрытое. Но Миша и не пытался скрывать.
- Понимаешь, увидев ее впервые, я был очарован - ну, ты ее знаешь. А под крылышком Ивана Ивановича, она была еще и беззащитной. Такая смесь красоты, невинности и доверчивой робости. Устоять невозможно. Потом, Корфы громко соблюдали некую тайну. Да для любого мужчины это просто красная тряпка для быка. А еще Владимир стал настойчиво меня с ней разводить, опять же не объясняя причин. Это еще более раззадоривало. Потом, как ты знаешь, я романтик, а спасать даму от негодяев - это же такое приключение! Понимаешь, к Анне меня толкали внешние обстоятельства, а не сама Анна. Ей же, на мой взгляд, было дорого мое к ней отношение (на фоне грубости Корфа), а не я сам. Вот мы и запутались. Но на самом деле, мы с ней как пара не имели будущего. И не из за пропасти в положении, а из за того, что мы не могли вместе расти. Наши отношения уже тогда зашли в тупик. С тобой же все иначе. Ты уже столь многому меня научила...
- Да - а, а разбирать подноготную иногда интересно. Но все же, Миша, давай жить без тайн и обид. Может, это и не так захватывающе и романтично, но за то искренне. Я не хочу повторять ошибок своих родителей или тех же Корфов.
- С удовольствием, Лизанька. Кстати, за свою откровенность я жду награду.
- Отпускаю вам грехи ваши, идите с миром. - Она церемонно поцеловала его в лоб.
- Ну-у, мне мало! Иди ко мне...
Миша рывком посадил смеющуюся исповедницу на колени, поймал губами ее губы и вознаградил себя и ее за хорошо выполненную работу.
“Как же хорошо, когда все ясно...”

Второй акт спектакля был еще интереснее первого. Анна в равной степени наслаждалась игрой актеров и самой пьесой. Многое из прозвучавшего было так близко ей.
“В любви всякое чересчур - все равно недостаточно” - она посмотрела на Корфа. Тот ласково улыбался, целуя ее руку.
“Ревность - неразумное дитя гордости” – тут она строго погрозила жениху пальцем. Владимир сделал невинные глаза.
Финальная сцена вообще напомнила ей их историю - комедию нелепых положений со счастливым (она надеялась) концом. Анна вздохнула. Владимир наклонился к ее ушку:
- Знаешь в оригинале, пьеса еще более дерзкая. Там есть такое:
“В жизни есть закон могучий
Кто слуга, кто господин
Но рожденье – это случай
Все решает ум один.”
Цензура вырезала. Да, рождение - это действительно случай. - он грустно улыбнулся, - Не жалеешь, что ты не там?
- Где? - не сразу поняла задумавшаяся над его словами Анна
- На сцене.
- Нет. Мне, конечно, это подходит и на сцене мне легко. Но я этого не хочу. Теперь у меня есть жизнь, моя жизнь и мне не нужны другие. И сцена тоже больше не нужна.
***
Они вернулись в особняк. В гостиной застали растрепанного Репнина и Лизу с перевернутой книгой в руках. Парочка явно только что отскочила друг от друга.
- Что читаете, Лизанька? – ласково осведомился довольный Корф, - Плиний? О! Я думал, что он только мне нравится...
- Вы правы, барон. - с той же церемонностью ответила вспыхнувшая Лиза, - В самом деле, слог просто невозможный...
- Как спектакль? - отвел грозу Михаил.
- О, чудесно. Жаль, вас не было, - радостно подхватила Анна, - пьеса просто великолепная. Так интересно, так поучительно. Актерское искусство - выше всяких похвал. Вы должны обязательно увидеть этот спектакль!
- Раз уж ты так советуешь, то обязательно! - Лиза вновь повеселела.
- Только дверь в ложу запирайте, - буркнул неожиданно Корф, - чтобы избежать неприятных неожиданностей.
- Ты о чем? - напрягся было Репнин, не любивший намеков на их с Лизой отношения. Романтик по натуре, князь стремился беречь сердечные дела от чужих глаз и языков. Тем более, от острот Корфа.
- В антракте мы были осчастливлены явлением бродячего цирка.
Анна поспешила внести ясность.
- Я была представлена полковым друзьям Владимира. Мы очень мило пообщались.
- Среди этих милых друзей к нам залетел Богдан Синица. Причем, Анну он заметил не сразу. Представляешь последствия?
- Тебе нужен секундант. - посерьезнел Репнин. Он слишком хорошо знал и Богдана, и Владимира.
- Нет. Извинения были приняты. – Корф скрипнул зубами и кивнул на невесту, - Под давлением.
- Владимир! Ты жалеешь?
- Нет, конечно, дорогая. Просто привычки иногда сильнее нас. А язык Богдану надо бы укоротить. Жаль, что на Кавказе этого не случилось.
- Да кто такой этот Богдан? – Лиза не выдержала неучастия в разговоре.
- Прошу прощения. Поручик Богдан Синица - герой войны, верный друг, отличный воин, но абсолютно лишен такта. Его комментарии и неумение держать язык за зубами сделали его одним из самых малоприглашаемых в свет людей. К дамам его можно выпускать только с кляпом - обаятелен, черт, если не понимать по-русски. В полку же от него все были без ума! Он в лазарете заставлял смеяться даже умирающих. И вот сей господин вернулся в Петербург и ищет светских развлечений.
- Спасайся, кто может. - подытожил Репнин.
- Да, кажется я поняла. Но Владимир, вы действительно хотите сказать, что поручик превзошел ВАС в таланте бесцеремонности? - внезапно сощурилась Лиза, решив отплатить на намеки, - право, было бы занятно познакомиться с ним.
Владимир нахально улыбнулся.
- Натали считает меня хамом, вы - верхом бесцеремонности, Анна - распутником. Ну что же, дамы, могу вас легко убедить, что во все перечисленных отношениях есть более величественные высоты.
- Барон, уверена, вы - непревзойденны, не скромничайте напрасно.
Миша и Анна чинно сидели на диване, прихлебывая чай, наблюдали за спектаклем. “В отношении распутства это верно - тут уж равных нет” - про себя отметил последнюю реплику князь. Упоенная пикировка Корфа с Лизой очень бодрила.
- Ах, Лизавета Петровна, ваша вера в меня умиляет. Так же, как и ваше умение читать книги вверх ногами. - продолжал дразнить Владимир.
- Ну, сударь, читать обычным образом - так скучно. Но что поделать, если нас, бедных женщин лишают таких простых житейских радостей, как карты, вино и дуэли. Кровь, знаете ли застаивается...
- Ах, сударыня, как я вам сочувствую. Но, полноте, как же пляски у костра? Вы, помнится, были там обжигающе горячи... Неужели и тогда кровь плохо струилась?
- О! Так вы и меня заметить успели... А я, признаться, думала вас более увлек другой объект. Но видимо вы все успеваете...
- Хм! Туше, Лизавета Петровна! Ваш острый язычок пробьет любую броню. Признаю поражение. Или продолжим? - хитрый прищур Владимира заставил Лизу расхохотаться. Она словно окунулась в детство, когда проказничала с другом, когда все было легко, понятно и самое страшное, что могло ее ждать - остаться без сладкого.
- А вам, барон, есть чем продолжить? Извольте!
И они снова бросились в бой. Репнин слушал перепалку и улыбался, потом шепнул Анне:
- Это и есть братская любовь. Никому не позволять даже косо посмотреть на сестру, но ни за что не упустить случая уколоть ее самому. По себе знаю. - завершил он удовлетворенно.
- Неужели дразните Наташу?
- Еще как. И она, в отличие от Лизы, отвечает еще и нежными кулачками. Сегодня получил от нее трепку.
- Поверю вам на слово. Но скажите, этот поручик Синица и в самом деле так неосторожен? Я боюсь, что они с Владимиром все-таки поссорятся.
- Не думаю, теперь он стал спокойнее. А Богдан... Знаете, есть люди, имена которых говорят о них все. Богдан из их числа. Он, как синица, легко скачет, часто дерется, быстро забывает, щебечет, нигде долго не задерживается и не обращает внимания на то, что оставляет за собой. Словом, его фамилия все о нем сказала. Кстати о сестрах Долгоруких можно сказать то же самое.
- Разве?
- Ну, забыв о скромности на минуту, могу заявить, что в ваши руки разом и навсегда попали двое из самых видных женихов столицы. Это же надо! – он оставил шутливый тон и поделился сокровенным, - Никогда не чувствовал в себе столько жизни, как после знакомства с Лизой. А Корф - укротить бешеного Корфа - это больше чем подвиг. Да, длинные ручки у женщин в вашем роду.
Анна звонко рассмеялась. Лиза и Владимир опомнились и присоединились к столу. Обмен впечатлениями, событиями дня, встречами... Корфу принесли письмо. Он прочел, передал Репнину и объявил заинтригованным дамам:
- Сударыни, это письмо от тех офицеров, что мы сегодня встретили. Они предлагают встретиться. Что думаешь, Мишель? Мы ведь еще не устраивали мальчишник?
- Надеюсь, веселых девчонок там не окажется. - недовольно шепнула Лиза сестре.
- Лично я был бы рад, если дамы согласятся поскучать в одиночестве.
- Об этом не может быть и речи. - чарующе улыбнулась Анна, - Мы разумеется отпустим вас, таков обычай перед свадьбой. Но об одиночестве, тем более скуке - забудьте. Пригласим Наташу, еще кого-нибудь из знакомых, повеселимся в дамской компании.
- И будьте уверены - перемоем ваши косточки добела! Сами пожалеете. - пригрозила Лиза.
- Дамы! Вы просто верх милосердия. - расшаркался Владимир.
Они разошлись писать приглашения и давать распоряжения.
Лиза поначалу была недовольна. Но, поразмыслив, поняла, что нельзя уподобляться матери - избраннику нужно доверять. Попыткой взять на себя власть над мужчиной она сразу начнет его этим толкать на протест, кто знает куда заведет - завело же отца... Но не будем об этом. Так. Как там Анна учила? Доверие - главное. А доверие невозможно без уважения. Мишу она уважает и доверяет. Веселись, милый!
Анну же подобные сомнения даже не посещали. Владимир - сам себе хозяин. И, чего скрывать, ей тоже. Так мило с его стороны поинтересоваться ее мнением. Единственное, что ее тревожило - горячность жениха. Воспитанная мужчиной, живя в доме мужчин, она считала, что лучшая манера поведения с ними - не вмешиваться в их дела, но ненавязчиво предлагать, именно предлагать, свое мнение в делах, касающихся ее самой, и только в том случае, если вмешательство было действительно нужно. Сегодня же она просто хотела избежать протеста разгоряченной Лизы, которая в приступах “синдрома Марии Алексевны”, могла попытаться посадить мужчин под замок. Ситуация была бы неловкая. Реакция Миши была бы явно нерадостная, а уж Владимир точно бы встал в позу. Зачем?

Глава 11
Вечером в особняк приехали гости. Натали прибыла с юной Татьяной Колпиной - новой фрейлиной императрицы, сменившей сосланную Нарышкину. Татьяна весьма симпатизировала Анне, когда та служила при дворе и сейчас была рада встрече. Чуть позже пришла приглашенная Наташей гадалка (ей, конечно, не верили так, как той же Сычихе или Раде, но дополнительное развлечение было кстати).
Девушки обменялись новостями, поздравлениями, комплиментами. По указанию гадалки зажигали свечи перед зеркалом, кидали из окна туфли (Лизину туфельку по причине темноты нашли только утром), крутили кольцо на ниточке...
После ухода гадалки пели, играли на рояле. Разошедшаяся Лиза предложила сестре станцевать, как в таборе, но та наотрез отказалась. Посетовали, что с ними нет принцессы Марии. Посплетничали о мужчинах, не вдаваясь в особые подробности. Обе невесты пожаловались, что не имеют понятия о действительно счастливом браке. Наташа, вспомнив своих родителей, отношения которых считала для себя эталоном супружеского счастья, попыталась предложить свое представление. Наконец, обменявшись поцелуями, пожеланиями и обещаниями навестить, дамы расстались.
***
Мужчины вечер провели куда веселее.
Шереметьев с Артемовым после театра поехали в офицерский клуб при казармах. Стоит ли говорить, что известие о возвращении в столицу год назад скандально пропавших Репнина и Корфа, собрало значительный круг их знакомых. А последняя новость - женитьба обоих, да еще на сестрах - это же вообще сенсация! Немедля было написано грозное послание с требованием устроить мальчишник.
Владимир с Михаилом вошли в зал, как триумфаторы, под выстрелы бутылок шампанского. Всласть наобнимавшись с соратниками, порадовавшись, что они живы, здесь, подняли бокалы и знакомый омут бесшабашного веселья закружил обоих. Здравницы, шутки, последние сплетни. Позже появился Синица, покаянно подошел к уже не сердитому на него Владимиру, протянул руку. Рукопожатие, крепкое объятие, потом поручик, старательно подбирая слова, провозгласил:
- Господа! Предлагаю тост за наших боевых друзей и за их великолепные призы! За сестер Долгоруких!
Все выпили и загомонили.
- Богдану что, бока намяли? Но его ведь этим не проймешь?
- Нет, просто его потрясла встреча с будущей баронессой. - почтительно пояснил Артемов и добродушно подмигнул Корфу, - Дама производит неизгладимое впечатление.
- Ну вот, еще двое на крючке. - бодро посетовал седоусый майор Заурих, - Виват!
Здравницы продолжились...
Миша плохо помнил, как очутился в особняке. Память коварно дразнила его, показывая лишь обрывки воспоминаний - тосты, утыканный штыками бильярдный стол, шампанское, льющееся фонтаном. Помнил как ротмистр Сомов утверждал, что стрелять вишневой косточкой таки можно и требовал принести ему вишню. Помнил, как почерневший от горя поручик Карпов рассказывал о нелепой смерти их общего знакомого от рук разбойников. Помнил, наконец, как их с Владимиром провожали и чуть не силой запихивали в экипаж, а он все порывался ехать верхом. Последнее, что он помнил - Владимир, ругающийся последними словами за оттоптанные ноги, в обнимку с ним бредущий к Мишиной комнате. Толчок, земля ушла из под ног, навалилась на него, стала душить. Грубый Корф прекратил это, перевернув его на спину, и ушел.
Ох, голова.... Миша повалился в подушки.
***
Владимир мучался не меньше. Он уже порядком подзабыл прелести похмельных страданий. Пробуждение было бы совсем жестоким, если бы ни холодный компресс, опустившийся на его голову при первом стоне. О-о, почему же я не умер вчера?. Пересохших губ коснулось что-то мокрое и холодное - он приоткрыл глаз - губка. Холодное, освежающее прикосновение переместилось на подбородок, прошлось по щекам, глазам. Он застонал..
- Так плохо? Воды? Или чего-нибудь другого? - ну кто, кроме тебя может быть здесь? Кому я еще нужен, такой непутевый? Говорит тихо, почти шепчет.
- Воды. Побольше. - он жадно пил холодную воду, едва приоткрыв воспаленные глаза. - Спасибо, любимая. Не хотел, чтобы ты видела меня таким.
- Мне нравится заботиться о тебе. - она сменила компресс. - Поспишь еще?
- Пожалуй. Не уходи пока, ладно? - он взял ее за руку. Анна сидела так близко, гладила его ладошкой по щеке. - Вы хорошо провели время?
- Да, вполне. Хотя и не настолько бурно, как вы. Ты всем доволен?
- Да, пирушка удалась. На бильярде играли в городки, стреляли по мишеням, я уж боялся, что разучился. Нас с Репниным уговорили в лицах показать нашу с ним дуэль, но так как тебя не было, дальше мордобоя дело не пошло. Потом всем миром мирили меня с Богданом - заставили расцеловаться. Потом пили за наши свадьбы. Репнин все порывался обмыть свою новую старую должность и это его сгубило. Много еще чего было. Короче говоря, побузили напоследок всласть. - Владимир говорил медленно, глухо, как сквозь вату, с остановками, тщательно выговаривая слова. - Ты не сердишься?
- Я никогда не считала тебя пай-мальчиком, дорогой. Еще воды?
- Рассолу!!! - простонал он в голос.
***
Сестры Долгорукие обедали вдвоем. Мужчин они благоразумно оставили отсыпаться. Лиза дулась - загул Миши застал ее врасплох. Сегодня она надеялась на утреннюю прогулку. Для Анны в произошедшем хоть не было радости, но и нового ничего. Однако Владимир во хмелю непредсказуем, она робела перед ним таким.
Подумав, девушки отправились к модистке на примерку. По дороге Анна увещевала сердитую сестру тем, что у них нет пока никаких прав навязывать мужчинам условия и требовать от них изменения образа жизни. Что холостяцкая вечеринка накануне свадьбы - традиция. В некотором смысле, это прощание с прежними привычками и вольностями. А раз попрощались излишне бурно - помнить последствия злоупотреблений будут дольше. И вообще, диктовать мужчинам нормы поведения - не есть признак мудрости, а лишь способ превратить в подкаблучника. Мрачная Лиза соглашалась, но припомнить хотела.
Вернувшись в особняк, он услышали доносящуюся из гостиной беседу бодрых и уже изрядно повеселевших мужчин. Владимир рассказывал другу:
- А потом приехал Сергеев и стал рассказывать о новом фонтане в Петергофе - барышни де от него без ума. А так как язык у него подвешен плохо, решили изобразить. Тебя просили выбрать “актеров”. Ну в самом деле, неужели не помнишь?
- Ничего! Надеюсь, я не осрамил династию театралов - любителей?
- На роль нимфы ты ткнул пальцем в одноглазого ротмистра (не знаю его).
Миша расхохотался. Корф, захлебываясь нетрезвым восторгом продолжил:
- А в Гераклы сперва выбрал Дато Керидзе.
- Князя?! Он же ростом с сидящую собаку..
- Вот и он подумал, что ты издеваешься и попытался тебя вызвать.
- Вызвал? - Репнин схватился за голову.
- Нет, не успел. Он перчатку не нашел. А ты его знаешь - мало того что ростом не вышел, так еще и формалист. Ушел за перчатками и заснул на диване в бильярдной.
- А я?
- А ты, Мишель, художник. Я тобой горжусь. Ты таки выбрал другого Геракла и, ссылаясь на связи в театральной среде, занялся постановкой.
- Я!? Корф - ты врешь!
- Нет. – Владимир весело пожал плечами, - есть свидетели. Ты долго объяснял роли, ставил в позы, а потом велел фонтанировать шампанским.
- Не верю.
- Ну, Мишель, тебя же из этой бутылки первого облили. Так сказать, прицельный огонь, в смысле, фонтан.
- Корф, убью. Ты все врешь!
- Спроси у Николя Шереметьева. Он почти не пил - заступал утром на дежурство. Все видел. Ты его, кстати, упрашивал изобразить шкуру льва на плечах Геракла. Он отказался.
- О, Боже, надеюсь это все? Никаких девиц, катания по Невскому, купания? Я ничего не помню. - Миша стонал сквозь смех.
- Возрадуйся, друг мой! Ничего предосудительного. Добродетель была на высоте! Ладно тебе, Миша. Пошалили-то в сущности, как дети на ярмарке. Лично я давно так не резвился...
- О-о-о! Вели принести кофе.
- К твоим услугам. - Владимир позвонил и весело забулькал коньяк по бокалам.
Анна вошла в гостиную. Мрачная Лиза остановилась в дверях. Барон увидел невесту, радостно склонился к ее руке.
- Здравствуй, дорогая. - он развел руками, явно не раскаиваясь, - вот что бывает, когда тебя нет рядом. Представляешь, вчера так развеселился, что забыл дать в морду Богдану, когда нас мирили. Жаль, Александра Николаевича с нами не было.
- Как вы себя чувствуете?
- Анна, благодаря вашей заботе утром, я в полном порядке и готов к новым приключениям, под вашим присмотром и в обществе вашей сестры. - церемонный кивок Лизе.
- Миша, а вы? - Анна сочувственно вздохнула. Владимир еще пьян (или уже?), надо с ним осторожнее.
- Спасибо, хорошо. Прости, Лиза, я проспал прогулку. Но мои извинения дожидаются в твоей комнате.
Лиза проигнорировала последнюю реплику.
- Господа, раз уж мы были лишены вашего общества почти весь день, может вы развлечете нас своими рассказами о своих подвигах?
- Жаль вас разочаровывать, сестрица, но все подвиги за последнее время выпали на долю наших вчерашних собутыльников. - Корф заговорил глухо и неожиданно строго. Слово “подвиг” для него, боевого офицера было приемлемо только в исконном смысле этого слово. Шуток тут он не признавал. - Они недавно с Кавказа. Там затишье в боях и им дали отпуска. Простите, дамы, но кроме радости встречи, было еще и поминание павших. Действительных героев.
Анна подошла ближе, сжала его локоть ладошкой.
- Я помню тебя сразу после Кавказа. Ты вернулся постаревшим тогда. Если седина бывает во взгляде, то у тебя была именно она.
- Там действительно так плохо? – Лиза перестала сердиться.
- Когда идет война - всегда плохо. Но в тылу все очень мило и экзотично. Мне нравилось.
- И туда ты хочешь везти жену на медовый месяц?! - возмутился Репнин, - Да Анну же украдут!
- Украдут у меня? - поднял бровь Владимир.
- Украдут? Меня?! - перепугалась Анна.
- Украдут?! - возмутилась Лиза.
- Вы что, об обычае горцев не слышали?
- Женщин в городе давно не похищают. - заявил Корф, и, заметив удивление девушек, пояснил, - Там был такой обычай похищать невест. Довольно красивый на первый взгляд, но жестокий к женщинам в целом, так как их согласия никто никогда не спрашивал. Выглядело это так: если жених не мог договориться с родителями невесты, то он просто обходился без этого. Что то вроде того, что любви преграды нет. Сейчас хоть и с родней договариваются, но все равно крадут уже с согласия родни. Утаскивает невесту из дома и везет под венец или к имаму - зависит от веры. Обратного хода нет.
- Крадут!!!
- Мой приятель князь Гиви гордо рассказывал как женился. – Владимир усмехнулся, - он заплатил родителям невесты выкуп, потом пришел в дом, накинул невесте мешок на голову и перекинул через плечо, приблизительно вот так. - Корф резко шагнул к Анне, толкнул ее плечом в живот, встал и она оказалась висящей у него не плече, как куль. Взвизгнула и стала отбиваться, молотя кулаками по спине, дрыгая ногами и возмущенно крича. Владимир ухмыляясь, без особого труда удерживал ее за ноги. - Вот и невеста Гиви не смогла отбиться. На момент нашей беседы у них уже было трое детей. – завершил он безупречно светским тоном, - Прошу прощения, друзья, мы вас оставим.
Не выпуская Анну, он кивнул замершим от такого нахальства Мише с Лизой и вынес девушку из гостиной. Быстрым шагом, невзирая на яростные вопли и шлепки по спине, прошел в кабинет, запер дверь и только тогда отпустил добычу.

Глава 12
Взбешенная Анна дала звонкую пощечину, другую, набрала воздуха в грудь, чтобы сказать наглецу.... Не успела. Руки оказались прижаты к телу, сама - притиснута им к стене, ее гневная фраза захлебнулась яростной страстью поцелуя. Тут не было нежности и заботы. Была власть. Полная и безапелляционная. Он требовал повиновения. Ее гнев сменился обжигающим страхом, потом вытеснился томлением, мурашки побежали по телу. Он освободил ее руки, прижал крепче к себе. Оторвался от ее губ, прошептал: “Я прощен?”. Возмущенный вздох раздался в ответ и Владимир приник к ее шее, поднялся к ушку, куснул мочку и пробормотал: “Ты с ума меня сводишь”. Резко схватил ее колено и прижал к своему боку. Даже ворох ткани между ними не помешал чувствовать его нетерпение, напряжение его плоти. Губы снова встретились, горячие, жадные. Уже оба горели этим огнем. Отстранился, опалил взглядом:
- Запомни, сказав мне в церкви ”да”, ты уже не будешь иметь возможности отступить. Я не позволю. Анна, я даю тебе последний шанс. Если ты не уверена, что я тебе нужен - нужен, таким какой я есть, решайся прямо сейчас. Быть моей женой, не желая меня, будет невыносимо. Прости меня за грубость. Я не должен был…, слово, данное твоему отцу связывает меня... Но я теряю рассудок, когда ты рядом....
Если бы не его руки, она упала бы. Она хотела еще, еще его объятий, дерзких ласк, ощущения его желания, да что там, их желания... Но он дал слово чести. Так зачем дразнит ее? Зачем так бесцеремонен? Память о графе Кайзерлинге некстати обожгла и вызвала тошноту. И Владимир тоже?!
Она рванулась прочь, нетвердо встала на ноги, изо всех сил дала пощечину, открыла дверь и, пошатываясь, бросилась к себе. Лицо, тело горели, томительное изматывающее состояние не отпускало её. Его слова: “Я не позволю отступить”, его страстные глаза, его пугающая грубость, его упоительная властность... Она заснула на рассвете.
***
С утра дипломатичный Репнин увез Лизу из дома, оставив хозяину записку, в которой ссылался на обещанные невесте прогулку и посещение театра. Хозяев оставили, как малышей в детской, для примирения. Анна вчера не вышла к ужину, отговорившись недомоганием. Остальные поизображали непринужденность и поскорее разошлись.
Утром Владимир, кляня себя последними словами, метался по столовой. Цепляясь за соломинку, отправил к невесте горничную с просьбой спуститься к завтраку.
Черт! Опять я все испортил. Да что же это накатило? Нет, не стоило лечить похмелье коньяком. Ведь я никогда не хотел заставлять ее, принуждать.. Силой брать страсть - пользоваться ее неискушенностью, играть ею - да что со мной вчера было? Пьяный подонок! Я вновь напугал ее грубостью. Барин, черт меня дери. Я что, все еще считаю себя ее хозяином?! Хм, похоже на то.
Как она выхаживала его вчера утром. Как то уняла боль в висках, просто проведя ладошкой. Сменяла компрессы, обтирала лицо, шею, поила водой. Сидела рядом, пока он не заснул. А он отблагодарил - устроил идиотский спектакль перед близкими, пожалуй перед самыми близкими и дорогими. (Я, наверное, без мерзких представлений просто не могу.) Потом вообще… - он застонал от воспоминаний. Да, она зажглась в ответ, горела от его ласк, но сейчас явно не хочет его видеть. Боится? Презирает? Корит себя за слабость?
Горничная принесла записку.

“Владимир.
Я плохо себя чувствую.
Прошу дать мне время побыть одной.
Анна”

Получил? Вот так легко, как в танце, вновь выстроил между ними новую стену. А ведь только удалось проломить старые. Она не хочет его видеть. Ну нет. Опять этого отчуждения не будет. Он вихрем взлетел на второй этаж, постучал в ее дверь.
- Анна, нам надо поговорить.
Тишина. Просто пнул ногой на уровне замка. Дверь отлетела. Анна испуганно вздрогнула, глядя на него. Она была одета, сидела с ногами в кресле, сжавшись в комочек, зябко кутаясь в шаль. Глаза сухие, но темные круги говорят о многом.
- Анна, нам надо поговорить. НАДО.
Она не спорила, только смотрела на него. Устало и задумчиво. Ждет, когда я уйду? Ну нет. Разрыва не будет! Он опустился на колени перед креслом, взял ее за руку.
- Анна, не молчи. Ругай меня, кричи. Надавай оплеух, побей чем хочешь, но не молчи!
Она молчит. Вздохнула, собираясь с силами. Я не могу потерять тебя. Не могу стать тебе безразличным. Ты - моя боль, моя жизнь, мое наслаждение. Мы ведь научились понимать друг друга. Доверять. Неужели мое минутное безумие убьет все это?
- Анечка, умоляю, скажи что-нибудь. Не убивай меня, любимая.
- Владимир, это всегда так? - тихо проговорила она (вдруг как вспышка в памяти - трепетная нежность Миши, тогда, в сторожке, после дуэли), голос дрогнул и уточнила, - ты всегда так?
Он понял не сразу. А поняв, застонал, уткнувшись лицом в ее колени. Она уточняет, именно уточняет, всегда ли он принуждает своих любовниц его хотеть. По сути, насилует. Что можно тут ответить? Что все его женщины сами бросались к нему в объятия? Что так нагло он повел себя только с той единственной, кого любит? Как там в народе: ”Бьет - значит, любит”? Что только у нее попытался отнять то, что она хочет ему подарить? Сказать, что вчера им овладело что-то другое? Напугать ее самим наличием этой темной сущности. Поверит ли она? Ведь он говорил ей такое однажды. А ведь она его даже не обвиняет. Просто уточняет. Иначе говоря: Милый, ты что - насильник?
Что же делать? Что сказать ей? Как успокоить? Как вернуть ее доверие и радость от его присутствия? До свадьбы осталось чуть больше недели. А будет ли она вообще или ему останется только пуля?
- Мне нет оправданий. Ты права. Но нет - это не так. И я никогда так. Клянусь. - он поднял на нее глаза, – Клянусь, тебе будет хорошо со мной.
- Не надо клятв. Я верю тебе. - голос все такой же безжизненный, - Но я каждый раз понимаю, что чем больше узнаю тебя, тем меньше знаю. Я видела тебя в столь разных видах, что просто хочу понять, кто из вас настоящий. Кто мой жених я успела узнать за последний месяц. Но каким будет мой муж? Владимир, - наконец в ней зазвенела боль, - я имею право знать это. Какой ты? Я люблю тебя настолько, что приму любым. Но я должна успеть привыкнуть к тебе незнакомому. Пойми, я не сержусь, я просто прошу ясности.
- Анна, я не лгал и не притворялся тебе в течение этого месяца. Перемен не будет. Анечка, вчера - это было какое-то безумие, хмельная одержимость. Я сам не понимаю, что произошло.
- А я как раз понимаю. - она спокойно глядела уставшими глазами.
- Понимаешь?
- Все просто. - она пожала плечами, - Ты похож на погоду весной - то тишь, то ураган. Ты - человек настроения, Владимир. И очень часто не своего настроения. Атмосфера этого дома слишком напоминает старые времена. Я это чувствую, ты - нет, но влиянию поддаешься. Первым толчком была почти назначенная дуэль. Потом встреча с друзьями, мужские развлечения, пирушка, как в былые времена. Потом разговор в гостиной о Кавказе. Присутствие Миши, сама гостиная, где мы столько ссорились - все, все буквально подталкивало тебя. Последовательность событий, место, персонажи - все как тогда, после дуэли с цесаревичем. А самое главное - ты не испытывал больше чувства вины по отношению ко мне. Ведь вина за нанесенные обиды была самым надежной сдерживающей тебя силой. Теперь ее нет. Ну и хмель стал последней каплей. Вот тебя и прорвало, как вулкан.
Корф вытаращил глаза. Это как же надо любить, чтобы ТАК понимать. Господи, сколько же времени она сидела и думала над произошедшим. Оправдывала его....
- Как мне хочется быть тебя достойным... - он вновь уткнулся в ее колени.
- А я хочу быть тебе хорошей женой. – бесстрастность ее голоса пугала.
- Ты простишь меня?
- За кавказскую легенду с продолжением?
- Нет, за грубость с тобой.
- Ты был собой, что тут прощать. Или я принимаю тебя или нет. Я - принимаю.
- Нет. Не собой. Анна, быть с тобой рядом, знать, что любим тобою, видеть твои глаза, губы и не иметь права на большее - это сводит с ума. Вчера - ты абсолютно права в причинах - меня прорвало. Ты не представляешь, как трудно мне сдерживаться все время.
- Мне кажется, я представляю. Сегодня едва смогла уснуть.
- Прости, любимая. Я клянусь, ты никогда не пожалеешь, став моей женой.
- Мне мало этого, Владимир. Я хочу быть хорошей женой. Но я не знаю, как это. Среди моих знакомых я не вижу действительно счастливых семей. Мне не у кого учиться.
- Мы будем первыми. – он робко улыбнулся.
- Хорошо бы. - все та же задумчивая усталость в голосе. – Помнишь, у Бомарше была фраза: Наши жены забывают, любить мало, надо уметь удержать.
- Ты боишься, что я буду изменять?
- Не, не боюсь. Ты всегда дорожил словом. И если поклянешься перед Богом, клятву сдержишь. Но я боюсь, что ты ЗАХОЧЕШЬ изменить. Что я потеряю твой интерес. И когда первое упоение схлынет, мне придется завоевывать тебя чем-то другим. А я не знаю чем. Так что для тебя хорошая жена? Именно для тебя - ведь нельзя быть идеалом для всех. Что важно тебе?
Владимир был поражен. Он привык считать, что пределом мечтаний любой женщины является выйти замуж, составив выгодную партию. Но никогда он не слышал о хотя бы размышлении барышень на тему что будет потом. Только мечты о богатой жизни и развлечениях. Эта же девочка поднимала вопрос как сохранить на долгие годы и приумножить счастье. Готовая кропотливо это счастье строить и бережно охранять. Какой же брильянт отец принес в наш дом! Какое сокровище! Как же я был слеп когда-то!
- Не знаю.... Главное - это только ты. Я вижу в тебе столько граней... И думаю, что некоторые ты пока еще не проявляла вообще. Я жду их и благодарен тем, которые знаю. Но, милая, я не готов сейчас ответить тебе... Я просто не думал об этом. Я мечтал о тебе, но, все еще не доверяя судьбе, не позволял заходить в мечтах так далеко. Давай поговорим об этом позже? И у меня сразу встречный вопрос - каков он - хороший муж в твоем представлении?
- Просто будь собой - вот все мое представление. - Анна ответила мгновенно, без сомнений. Да, она как раз обдумала многое.
Он помолчал, целуя ее руки.
- А кавказскую байку ты мне простишь?
- А вот за нее ты будешь наказан. При Мише и Лизе.
- Согласен. Спасибо тебе. - И вдруг пожаловался, - Я боялся, ты свадьбу захочешь отменить.
- Нет, мне бы не позволили. И я слишком хорошо понимаю, что без тебя не смогу...
- Не выгоняй меня больше, ладно?
- Я не выгоняла, просто хотела подумать, смириться.
- Анечка, пожалуйста, не надо об этом.
- Хорошо.
- Послушай, давай сегодня поедем в Петергоф - погода чудная. Оттреплешь меня за уши в карете, погуляем, помиримся...
Анна улыбнулась.
- Поехали. Покажешь мне тот фонтан...

Глава 13
Через день вся кампания вернулась в Двугорское. До свадьбы оставалось четыре дня. Анна, по договоренности с князем Долгоруким, переехала в его дом. Несмотря на теплый прием, милую комнату и прекрасный вид из окна, она не могла тут дышать. В первую ночь заснуть так и не удалось. Ей было душно, страшно. Незримое присутствие Владимира в их доме всегда успокаивало ее. Сейчас же этой защиты нет. Она тревожно проворочалась до утра. После обеда прибыл жених. Предложил прогуляться в саду.
- Ну как спалось на новом месте? Кто снился?
- Никто. Я не спала. В этом доме так много призраков - все как будто пропитано Марией Алексеевной. И тебя нет. Владимир, я не выдержу! Даже три дня!
- Тише-тише. Я так и подумал. - он мягко привлек ее к себе, - Мне и самому не спалось - без тебя дом словно вымер. Поэтому с утра заехал к доктору Штерну. Он приготовил снотворное. Так что крепкий нам обоим сон гарантирован. Надеюсь, сегодня тебе присниться.
- Приснись. - она заулыбалась.
- Анна, милая. У меня серьезный разговор. Я должен знать, все ли мы с тобой исправили. Осталось ли что-то еще?
Она и ждала, и боялась этого вопроса. Как часто задавала его себе сама. Ответ знала. Но вот как быть?
- Знаешь, когда мы только начинали, было слишком много всего, я даже не знала за что браться. Например, как пистолетом тебе грозила...
- Да уж, это было действительно страшно. Хотя я и знал, что он не заряжен, но если бы ты тогда нажала на курок... Это был бы конец.
- Я никогда бы не нажала на него. Я только хотела остановить вас. Я долго терзалась этим воспоминанием, но после вечеринки в таборе, оно вдруг покинуло меня. Забавно вспомнить, как освобождаясь от каких-то острых моментов, другие исчезали сами.
- У меня было то же самое. Я ведь сначала не мог забыть, как нагрубил тебе в церкви на похоронах. А потом понял, что просто был дурак. И отпустило...
- А я долго мучалась воспоминанием, как возвращала тебе кольцо. Но после того разговора о ссоре с Петром Михайловичем, оно само ушло...
- Знаешь, а ведь ты была права. В Петербург я приехал уже свободным. Сам даже этого не понял. Думал, поездка, смена обстановки – мне так легко стало. Ну и накуролесил.
Анна поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
- Я очень рада за тебя. Снова становишься мальчишкой.
- Хочешь сказать, впадаю в детство? – он радостно блеснул глазами, взъерошил свои волосы, - Ну, в соседский сад я лезть не собираюсь. Разве что позапускать кораблики. О! Чуть не забыл! Я ведь женюсь! - он ослепительно улыбнулся.
- Правда? - лукаво склоненная головка.
- Правда! - гордо ответил он тоном победителя в игре в жмурки, но спохватился и серьезно продолжил, – Но ты не ответила. Как я понимаю, еще что-то осталось.
- Да, но.... – она опустила голову, уткнулась лбом в его плечо.
- Ночь перед дуэлью? - он скорее утверждал чем спрашивал. Анна кивнула. - Меня она тоже тревожила. Я знаю, что все тогда сделал правильно (пожалуй, единственный раз). Но если боль осталась даже у меня, то каково должно быть тебе... Ты боишься браться за тот случай?
- Немного. Ведь тут не обсудишь. Мне придется...
- Прийти ко мне ночью? – поняв, в чем загвоздка, он вдруг ощутил уже знакомую легкость, - Жду - не дождусь. Анечка, давай закончим все наши беды. Сразу после свадьбы исправим последнюю из наших с тобой несуразностей и заживем долго и счастливо. Согласна?
- Но ведь после свадьбы... – она говорила еле слышно, мучительно покраснев, - ... не принято...
- Что нам с тобой до чужих глупых обычаев, начнем свои. И потом, ночь - она длинная, сама увидишь... Мне идея нравится. А тебе?
- Мне... тоже...
- Значит, договорились. Знаешь, а мне только что пришла еще одна мысль. Думаю, ты будешь рада.
- О чем ты?
- Сюрприз. Узнаешь в свое время, - он нежно поцеловал ее носик, – все-все узнаешь.
- Буду ждать.
Скрасив невесте неудовлетворенное любопытство, Владимир отбыл домой. В поместье стоял переполох. Со дня отъезда хозяев в Петербург в доме началась уборка - перемыли все что можно, вытрясли все ковры и занавеси. Вернувшийся хозяин распорядился сменить обстановку гостиной и столовой, а сегодня приказал подготовить комнаты покойных барона и баронессы для себя и жены. Поменять там все, начиная с обивки стен. Варвара, услышав последнее, перекрестилась: “Слава Тебе, Господи! Ну, теперь точно все ладно будет”.
Сам же барон рассылал приглашения и делал заказы. Долгожданный день приближался.
***
На другой день Анна с Соней улизнули на луг. Соня писала портрет старшей (теперь уже самой старшей) сестры. Анна же ждала Владимира. Ей натерпелось завершить важный для нее разговор.
Вчера вечером доставили платья обоих невест. Лиза в своем была прекрасна, как лилия. Анна же в своем ощутила себя статисткой на сцене. Все было не так. И в фасоне она предпочитала большую простоту. И эти новомодные застежки, ловко прячущиеся в ткани, но больно врезающиеся в спину. И головной убор - он смущал вычурностью, она предпочла бы простой кружевной покров. Но заказ за нее делала Лиза, устав бороться со смущением сестры.
Чтобы вернуть душевное равновесие, Анна с утра села за фортепьяно, однако музыка не помогла ей. Нужен был Владимир, но он обещал заехать только к вечеру. Тогда она согласилась сбежать из дома с Соней. Младшая княжна не могла нарадоваться на новую “модель” – красива (не будет критиковать за якобы слишком маленькие глаза или большой нос), молчалива (не тараторит без умолку, делая невозможным передать линию губ), не вскакивает поминутно, как Лиза. И освещение прекрасное, и ветра нет.
Анне же позирование позволило спокойно размыслить над предстоящим разговором и помечтать о будущем. Мечты были... радужные. Хотя будущий муж (она была в этом уверена) даст ей повод и к тревогам, и к ревности. Ревность. Говорят, ревнивые мужья получаются из повес. А она почему ревнует? С кем поведешься? Боится потерять его? Но ведь недоверие к нему - самый прямой путь разрушить их взаимоотношения. Но как быть? Может попробовать не ревновать, а гордиться? Ах, надо серьезно поговорить. Да где же он?
Нетерпение отравило весь день. К ее досаде, Петр Михайлович тоже желал пообщаться с будущим зятем и надолго занял его расспросами о планах на свадебное путешествие. Слово “Кавказ” Владимир благоразумно не вспоминал. Наконец, чарующе улыбаясь отцу, Анна взяла нареченного за руку и увлекла в свою комнату. Корф огляделся:
- А ты тут среди своих. - по всей комнате были расставлены нарядные куклы. Когда-то эта комната принадлежала маленькой Лизе.
- Хочешь сказать, что я - игрушка? – она обиделась.
- Хочу сказать, что ты - принцесса. Только корону где-то в подушках потеряла. О чем печалишься, Анечка?
- Я не печалюсь. Но свадьба уже скоро, а ты так и не ответил на мой вопрос, что для тебя хорошая жена, Владимир. Мне действительно это важно. Я бы не давила на тебя, но времени почти нет. А идти к алтарю я должна с открытыми глазами.
- К алтарю надо идти с любящим сердцем, глаза тут не при чем. Ну все, все, - Заметив, что она нахмурилась, Корф посерьезнел, - я все скажу. Во-первых, это ты. Во-вторых, это ты сама, не играющая никакой роли. В-третьих, это мать моих детей. В-четвертых, это хозяйка моя и в моем доме. За исключением пункта три, ты со всем справляешься блестяще. Даже избаловала меня уже. Но у меня есть серьезное требование к жене. И мне нужно твое согласие. Я требую, чтобы моя жена никогда, слышишь, ни – ког - да, не заходила в мою спальню.
- Как это? - оторопела невеста.
- Там место только моей любовнице. Ты станешь ею, Анна?
- Но ... я не понимаю...
- Все очень просто. В чем разница между женой и любовницей?
- Любовницей быть стыдно...
- Кто тебе сказал? Глупое лицемерное общество, что погрязло в разврате под маской благочестия? Кто тебе это сказал, Анна? – он пылко схватил ее за плечи, - Значит женой быть не стыдно? А разве Лизе не стыдно было быть женой Забалуева? – он уже начал сердиться.
- Ты меня пугаешь...
- Извини. Но я серьезно. В чем разница между женой и любовницей? По-моему, лишь в отношении к избраннику. Жена “Да убоится мужа своего”, а любовница - добровольно и без принуждения дарует и получает любовь, наслаждение. Жена вынуждена “исполнять супружеские обязанности” - можешь себе представить, именно исполнять и именно обязанности. Любовница же подчиняется только свои желаниям и стремлению угодить возлюбленному. Одна - заложница и рабыня условностей лживого мира, никогда не соблюдавшего самим придуманных правил, другая – свободная от них, живущая ради чувства. Какое место для себя ты видишь в наших отношениях? Ведь мы говорим не о положении в обществе или о жизни в доме вообще, а об отношениях между тобой и мной. Чего хочешь ты?
- Я хочу любить тебя.
- Женою или любовницей? – он жарко зашептал, – Скажи, я так хочу услышать это. Все будет так, как решишь ты.
Анна сглотнула, зажмурила глаза и переломила себя:
- Любовницей.
В тот же миг губы словно огнем обожгло поцелуем. Но он еще не закончил:
- Значит, в дверь моей спальни баронесса Корф входить не будет. Равно как стыд, стеснение, мысли вроде “ах, что обо мне подумают” или “я ведь приличная девушка”. Все светские и прочие приличия, условности и глупости останутся за дверями. Пусть поскучают в коридоре. Согласна?
- Я постараюсь. – она растерянно размышляла.
- А я помогу. – мурлыкнул Владимир в ее ушко.
- Но тогда и в моей спальне нечего будет делать моему мужу.
- Верно, дорогая. Предлагаю свою кандидатуру на должность любовного утешителя.
- Я подумаю, сударь.
- Не долго, сударыня, я, знаете ли, ревнив.
- Кого и к кому вы собираетесь ревновать? Насколько я поняла, баронесса Корф просто обязана быть безупречной неприступностью, вроде жены Цезаря. Ревновать ее - глупо. А о существовании любовницы барона – она понизила голос – будет знать один лишь барон.
- Ну нет, любовница будет у меня, а не у барона. Его мы тоже оставим в коридоре, ну его, слишком гордый. А ты будешь только моей!
- Бедняга барон...
- Так тебе нравится идея! Ну признайся, нравится!
- Идея, пожалуй, нравится, только...
- Только что?
Мучительное молчание. Этот разговор странным образом мучил ее смесью стыда и предвкушения. Но выговорить последнее было выше ее сил. Воспитание так быстро не отбросить. Она уже несколько раз набирала воздуха в грудь, но не могла произнести... Владимир прижал к груди волнующуюся девушку, поцеловал в лоб, зубами вытащил и выплюнул несколько царапающих его нос шпилек и наконец зарылся лицом в ее волосы, зашептал:
- Анна, Анечка моя, милая, любимая, единственная, ненаглядная, желанная, родная, чудная, волшебная. Что тебя тревожит, ангел мой?
- Я... ничего не знаю... не умею... - он скорее услышал ее мысли, чем слова. И, поняв в чем дело, расслабился.
- Хочешь, научу?
- Прямо сейчас? – проговорив запретное, Анна словно сбросила оковы и в ней проснулась ирония. Лукаво посмотрела на Владимира.
- Ну, нужна же тебе азбука. Слагать стихи научишься позже. Ты любишь меня?
- Да.
- Если любишь - то учись доверять. Во всем. Если доверяешь - иди вперед. А когда пойдешь вперед - слушайся своих желаний.
- Это все?
- Для начала. Выучите наизусть, барышня. Экзамен состоится через два дня.
- Ой. - она вновь порозовела.
- Тебе будет хорошо, любимая. – он ласкал ее взглядом, - Все будет хорошо. И всегда. Во всем. Мы станем неразлучны. Прервется череда бессмысленных дней друг без друга. Исчезнут преграды. И начнется новая жизнь. Счастливая и долгая.
Они соединились в поцелуе. Куклы со стен и окон смотрели и завидовали. Еще два дня. Сегодня и завтра. Бесконечные часы. Оба словно чувствовали внутри себя непрерывный обратный отсчет времени до заветного “Да” в церкви. Господи! Дай силы. Дай терпения.
- Анечка, твой отец просил, чтобы мы не виделись завтра. Все эти приготовления, последние сборы. И вообще, он ревнует, хочет с тобой хоть напоследок побыть. Я последний раз пойду на уступки. Последний, Анечка. Поскучаем друг без друга один день, тем радостнее будет встреча.
- Мне плохо без тебя.
- Мне тоже. Но ничего не поделаешь. Обещай хорошо выспаться. Силы тебе понадобятся…
Она вздохнула. Ох уж этот Петр Михайлович… Корф грустно пошутил:
- Пойдем в гостиную, а то твой папенька невесть что подумает и начнет бегать за мной по дому с пистолетом. Не солидно.

Глава 14
День свадьбы.
Анна проснулась с мыслью “Сегодня”. Она кинулась на колени перед иконой и взмолилась не покидать ее, не отнимать счастье. Странным образом молитва словно раздвоила ее. Одна часть принялась умываться, наводить красоту. Другая – наблюдала со стороны, безучастная и равнодушная.
Анна позвонила, попросила принести ей кофе, отказалась от завтрака – вчера чтобы уснуть пришлось принять целых три снотворных порошка – голова теперь немного кружилась. Но зато она хорошо отдохнула - цвет лица прекрасный, глаза блестят.
Наконец, пришла горничная, чтобы одеть и причесать ее. Анна со странным чувством нереальности происходящего, покорно влезла в платье. Она ощущала себя такой же куклой как те, что сидели вокруг нее в комнате. Роскошный, хоть и не в ее вкусе, подвенечный наряд, непривычная прическа, фата - разве это я? Это же Анастасия. Почему-то хотелось плакать. Я не хочу всего этого. Ведь и в церкви будут спрашивать не меня, Анну, а чужую, навязанную мне Анастасию. Я не хочу, чтобы за него выходила Анастасия. Это мое место… Он любит меня!! Она едва сдерживала слезы.
Анна вышла в гостиную. Соня, Татьяна и князь Петр ахнули при виде ее - такая красавица!
Какая еще красавица, я места себе не нахожу…. Я как среди врагов, как в ловушке… Ведь если я сейчас попрошу все отменить, они силой поволокут меня в церковь, чтобы избежать скандала. А я хочу идти сама, с радостью…. А я почему-то боюсь.
Лиза. Вот кто не сомневается. Как же она хороша!
В гостиную вплыла Лиза, как яхта под парусами - легкая, грациозная. Наряд красил ее неимоверно. Ослепительная улыбка, счастливое предвкушение в глазах (Ну да, она-то знает, что такое несчастный брак, теперь любовь, взаимная любовь льется из нее пьянящим водопадом). Лиза глянула на напряженную сестру, мгновенно поняла ее состояние, взяла под руку и, лукаво улыбнувшись остальным, пропела:
- Мы на минуточку. Пошепчемся по-сестрински, по-невестински. – и вывела Анну из комнаты, взяла за руки, заставила посмотреть на себя.
- Аня, на свадьбе волнуются все невесты. Если этого волнения нет, то значит, все совсем плохо.
- А ты ведь....
- Аня, у меня ведь вторая свадьба. На первой я боялась до судорог. Заикалась, чуть сознание не потеряла в карете. Маменька тогда меня булавкой колола, чтобы в себя пришла, а потом - чтобы не сбежала. А сейчас - Аня, после свадьбы у цыган, я не боюсь.
По секрету, мы с Мишей дали друг другу клятвы еще когда его чуть не отправили на Кавказ. И тогда я стала ему женой. В тот день я тоже боялась. Дрожала, как лист.
Анечка, сестричка моя милая, ты ведь умеешь быть искренней с собой, умеешь докапываться до причин (ты даже меня этому научила). Так давай теперь поймем, чего ты боишься. Владимира?
- Нет.
- Жизни с ним?
- Нет, не боюсь.
- Церкви, Гнева Божьего?
- Нет, конечно.
- Праздника, всех этих людей?
- Нет, мне нет до них дела.
- Что же тогда? Что первое испугало тебя сегодня?
Долгое молчание, судорожные размышления, воспоминания и вдруг слезы градом, громкое:
- Платье не нравится-а-а.... Оно не мое, это платье Анастасии....
Лиза расхохоталась в голос, обняв сестру.
- Милая, да ты сама подумай. Из за не понравившегося тебе (хотя и великолепного) платья, ты чуть не испортила самый важный день своей жизни!
Анна засмеялась сквозь слезы. Да, абсурд полный. Позавидовала самой себе. Лиза права.
- А с Владимиром что станет, если он хоть тень сомнения увидит? Он ведь дышать забывает, когда ты рядом. Изведется ведь. Опять глупостей наделает. Его поберечь надо.
- Знаешь, Лиза. Я завидую твоим будущим детям. У них будет лучшая мать на свете! – послышался голос Анны, сквозь шмыганье носом.
- Анечка! Дай слово, что промолчишь!
- Конечно. Даю слово.
- Анечка, а ведь я уже мать. Я в Петербурге поняла.
- Лиза! Ах, как чудесно! А Миша знает?
- Знает и счастлив. Так что у меня есть еще одна причина не бояться чего бы то ни было. Ты тоже успокойся. Владимир тебя действительно любит. Так иди к нему, а не ко всем этим людям, и неважно во что ты одета, как причесана и каким именем тебя назовут. Все это мишура. Главное, что ты несешь в себе.
- Спасибо, Лиза. Лучшей сестры и быть не может.
- Пойдем, нас ждут. Выезжаем через час. Только нос припудри.
***
Церковь, украшенная цветами, была запружена народом. Запах воска, чьих-то духов, благовоний...
Возле церкви ждали невест. Сияющий Репнин нетерпеливо подпрыгивал на месте, окруженный родителями и Наташей. Корф, безуспешно изображающий спокойствие, сидел в нарядной коляске поодаль.
“Да уж, жених - зрелище жалкое” - внезапно с ехидством подумал Михаил, глядя на друга. На свадьбах, где он присутствовал, невесты всегда сияли, а женихи выглядели глупо. Корф - не исключение. Это надо же, как его потрепало - даже сейчас не до конца уверен. Но уже не долго. “Интересно, я тоже сейчас смешон?”.
Со звоном въехала тройка вороных, запряженных в изящное ландо. Прибыли невесты с отцом. Корф заметно перевел дыхание. Миша первым подскочил к экипажу, извлек Лизу, поцеловал ей руку, вручил букет, повел к церкви. Владимир помог Анне спуститься, с мукой заглянул в ее глаза, прочел “ДА!” и чуть не сгреб в охапку от облегчения. Покашливание тестя раздалось вовремя. Корф выдохнул, ослепительно улыбнулся, протянул невесте букет.
Анна счастливо улыбалась. Как хорошо, что Лиза ее встряхнула. Что если бы он увидел утреннюю панику у нее в глазах? Но нет, все хорошо. Я расскажу ему о страхах, о сомнениях, но позже, в его объятиях. И он прогонит прочь даже воспоминания о них.
Рука об руку две пары поднимались по ступеням церкви.
Свечи, молитвы, псалмы, венцы. Анна все не могла ощутить реальность происходящего - она слишком давно к этому шла, слишком сильно этого хотела. И теперь не сознавала, просто запоминала обряд. Вынырнула же она только когда Владимира спросили, берет ли он в жены Анастасию Долгорукую, ранее известную, как Анну Платонову (Владимир едва уломал отца Павла упомянуть старое имя невесты, но его труды того стоили). Уверенное “Да” Владимира, ее потрясенные глаза (они назвали мое имя, мое, они спросили обо мне, он женится на мне!!! Ликование затопило ее сердце). “А ты, Анастасия Долгорукая, ранее известная, как Анна Платонова, согласна ли взять в мужья Владимира Корфа?”. “ДА!”- ей показалось, что окна зазвенели от радостного крика. Больше она ничего не слышала. В ушах стучало, глаза наполнились слезами. Белый покров фаты поднялся с ее лица и обжигающий взгляд мужа (теперь мужа!!) обласкал ее. Нежный поцелуй, обмен кольцами. Ноги подгибаются. Он уверенно взял ее ладошку поцеловал, положил себе на локоть. Ободряюще улыбнулся: “Уже все”.
Вышли из церкви. Все еще потрясенная, оглядывается по сторонам. Море лиц, машут, кидают цветы, зерна. Кричат, кто-то утирает слезы... Репнины-молодожены выпускают голубей. Владимир, желая привести супругу в чувство нарочито грубо пошутил:
- Осторожнее, дорогая, птички не так романтичны, как Мишель. Стреляют без промаха.
Она расхохоталась этой бесцеремонности и пришла в себя. Легкость, счастье – она хотела лететь, парить, как эти птицы. Муж немедленно реализовал ее мысли - подхватил на руки, поцеловал, словно ставя печать собственника, и понес к экипажу. Уже усадив ее в свою коляску, Владимир сказал: “ну здравствуй, любимая”. Она ответила взглядом.
Здравницы, поздравления, машущие руки - все осталось позади. До свадебного банкета у Долгоруких оставалось около часа. Вопреки традициям, поехали на фамильное кладбище Корфов. Анна хотела оставить свадебный букет на могиле человека, которого считала отцом. Настоящим отцом.
До поместья Долгоруких решили идти пешком по лесу. Красота поздней весны упоительна. Яркое солнце, пение птиц. Красивая пара, идущая в обнимку по тропинке. Они остановились, наконец посмотрели друг на друга, запоминая и знакомясь. Потом бросились в объятия... Корф до боли стиснул плечи жены, прижал к себе, просто наслаждаясь теплом ее тела в своих руках.
- Если бы не обещанный вальс на балу, я ты туда не пошел.
- Сбежим после вальса?
- С удовольствием.

Глава 15
Каким-то чудом они почти не опоздали. Бал есть бал. Тосты, банкет, свечи, музыка, пожелания. Анна практически ничего не слушала, отвечала невпопад. Исключение сделала разве что для Наташи, которая в качестве подарка передала письмо с поздравлениями от принцессы Марии и Императрицы Александры Федоровны. Послания вызвали благодарные слезы.
Наконец, гости собрались на галерее у дома и оркестр Корфовских крепостных заиграл вальс. Владимир, весь день не отпускавший талию жены, повел ее в центр. Репнин последовал его примеру. Две пары кружились в танце. Зрители умиленно смахивали слезу. Такие красивые, такие счастливые, такие гармоничные.
Миша, в восторге от танца “втроем”, был бережным и чутким, как никогда. Лиза светилась, одаривала своею радостью, манила своей тайной. Анна растворилась в объятиях мужа. Уверенно ведя ее в танце, такую легкую, такую нежную, он наслаждался каждым моментом. Они тонули в глазах друг друга.
Начался новый танец. Желая доставить женам радость, новоиспеченные мужья не стали уходить. Галерея заполнилась танцующими парами. Бал набирал обороты.
Стемнело. Зажглись звезды. По знаку Корфа над усадьбой расцвели бутоны фейерверка. Анна смотрела на пылающее небо, спиной прижавшись к мужу, замерев в его руках. Потом повернулась и глядя в глаза попросила.
- Давай сбежим. Я хочу домой.
Он ответил нежным поцелуем, принес плащ, укутал ее и они, не прощаясь, растворились в ночи. Как и из табора, ехали вдвоем верхом. Прибыли к дому. Никого.
- Я всех отпустил. - шепнул Владимир, - Только ты и я. Ты не передумала? Я о ночи перед дуэлью.
- Нет. Закончим сегодня. И сразу начнем...
- Я горжусь тобой, Анечка.
Он подхватил ее на реки, поцеловал, внес в дом, поднялся к ее комнате, внес внутрь, поставил на ноги. Взял за руки. Обласкал губами пальцы, шагнул за порог и, закрывая дверь:
- Я буду ждать, любимая. Столько, сколько тебе нужно.
Анна огляделась. Все и знакомо, но все не так. Как ново все... Он думает, я сомневаюсь. Думает, мне нужно время... Разве только на то, чтобы прийти к нему красивой.
Выворачивая руки, она расстегнула ненавистное платье, стащила его. Потом с наслаждением освободила волосы. Помотала головой. Золотая грива рассыпалась по плечам. Ах, как прекрасно дышать без корсета. Полной грудью..., даже голова закружилась. Она медленно, как во сне, оделась в прозрачную шелковую ночную сорочку, кружевной пеньюар. Расчесала волосы, обхватила их лентой. Капнула духами на пальцы, провела по волосам, по шее. Как будто ласкала себя в предвкушении. Кожа словно загорелась, обрела невиданную чувствительность... Мурашки пробежались по телу стаей саранчи.
Села перед трюмо. Так. Последний шаг, последний долг, последний груз. Тот день перед дуэлью. Отчаяние, ужас, неуверенность, боль, стыд, презрение - ну нет их во мне сейчас. Ни капли. Может бросить, отказаться? Просто прибежать и кинуться ему на шею? Но нет, сама его комната напомнит мне...
Так. Той безысходности сейчас нет. А что есть? Миша мне брат? - Брат. Я хочу, чтобы он не пострадал? – Хочу. Но нет, это не работает. Это не то. Чего я хочу? – Нет, нет, о его руках не думать....
Чего я на самом деле хочу, чего мне всегда не доставало? Чего я всегда хотела? – Свободы. Раньше я думала, что свобода - это свиток бумаги с подписью и печатью, но оказалось нет. Свобода - освобождение от страха, от его пут. И за эту свободу я борюсь. Мне остался один шаг. Последний грязный изломанный камешек из витража. Отмыть его, вставить на место и забыть все! Начать новую жизнь, обретя свою бесценную и уникальную половину. Да! Ради этого! Вперед, Анна Платонова. Окунись в страх последний раз, посмотри ему в глаза и он рассеется. Разбегись и прыгай....
Она вышла из комнаты. Шаг, другой. Как будто дом, любящий и болеющий за нее, помогал ей, возвращая ощущения того вечера. Жалкая крепостная девочка полугодовалой давности затрепетала в ее сознании. Ноги ослабли, свеча в руке дрожит. Шаг, еще. Горло пересохло. Я должна. Страх - плата за свободу. И чем выше плата, тем.... Я справлюсь с этим, переломлю остатки рабской сущности и вынырну из темных дебрей к свету. Шаг, другой. Дверь. Она остановилась, перевела дыхание. Поправила пеньюар, убрала локон со лба. Зажмурилась на мгновение и шагнула в комнату.
Темнота помещения рассеивалась только свечой в ее руках. Все как тогда. Даже пистолеты лежат на столике. Она подошла, поставила свечу, коснулась оружия. Сглотнула, облизала губы. Решившись, перевела взгляд на кровать. Владимир полулежал на подушках. Одетый, как и тогда. Халат поверх рубашки и брюк. Зубы застучали. Ощущение дежавю. Страх, стыд... но и что-то еще... С кровати донеслось:
- Это ты? Зачем ты пришла? Ты ведь не любишь меня, я это знаю. Зачем жертвовать своей честью?
В горле спазм. Глаза молят о пощаде.
- За эту ночь, чего ты хочешь взамен? - отчаяние и тоска в его голосе.
- Откажитесь от дуэли...
Он встал, медленно приблизился.
- Ты о ком больше заботишься - обо мне или о Мише?
- О вас обоих. Вы не сможете стрелять друг в друга.
- Ну отчего же. Я готов.
- Отмените дуэль. Не будет дуэли, не будет и ревности. Я обещаю.
- Миша не оставит тебя.
- Оставит. - шаг вперед, - Он оставит меня. Я скажу ему, что я с тобой. Навсегда... Пока не прогонишь.
Тело бьет крупная дрожь, мурашки по коже. Мне страшно. Я боюсь и прошлого, и будущего. И за Мишу, и за Владимира. Я боюсь всего.
- Если бы вы знали, как я ждал этих слов... Вся моя жизнь, слышите, вся жизнь принадлежит вам. Только бы ты была рядом...
Бережное прикосновение ладоней к ее плечам, теплое, осторожное. Привлек к себе, взял ее голову в ладони. Медленно, едва касаясь губами, целует губы, щеки, глаза. Слизывает выступившие слезы.
А я... я все еще боюсь. Всего и всех. Но чего же я, Анна Платонова боюсь. Чего я боялась всю жизнь и особенно, до судорог боялась в ту ночь? Что я боялась признать себе самой?
- Я хочу услышать от тебя другие слова. Ты любишь меня? – он легко встряхнул ее за плечи, отчаянно шепча, – ну скажи мне, ты любишь меня?
Вот оно! Момент истины. Так чего же так боялась Анечка Платонова? И как подсказка, как ответ – того, что стало смыслом жизни баронессы Корф.
Глаза открылись, засияли. Ослепительная улыбка осветила ее лицо и, наконец сбрасывая весь этот груз, все страхи закомплексованной своей прежней сущности, она уверенно ответила:
- Да! Я люблю тебя. Люблю. Тебя. – и засмеялась от облегчения, кинувшись ему на шею. Он подхватил ее, осыпал поцелуями горящее личико, заплаканные глаза, дрожащие губы.
- Наконец-то!
Бесконечный поцелуй закружил, унес усталость, воспоминания, радость от пережитого. Только он и она. Бурлящее счастье переполняло обоих. Но в охватившей их легкости, прозвучало последнее:
- Так ты отменишь дуэль?
- Ни за что. Ближайшей зимой закидаю Мишеля снежками.
- Я помогу, любимый.
- Бедняга Мишель.
Искрящийся счастливый смех разнесся по дому. Радостные объятия без оглядки, пылкость без остановки. Владимир подхватил ее на руки и понес прочь из комнаты.
- Куда мы?
- Сюрприз. В этой комнате слишком много воспоминаний. Я хочу любить тебя, не оглядываясь на них. Ты не против?
- С тобой - хоть на подвал!
Она отдалась во власть его сильных рук, закрыла глаза, раскинула руки и полетела....
- Просыпайся, приехали. - Он поставил ее на ноги. Анна ответила обожающим взглядом и огляделась. Где это мы? Это же дверь в комнату Ивана Иваныча.
- Я решил занять эту комнату, твоя - рядом. Не тревожься - там уже все готово и все по-новому. Но ты не забыла наш уговор?
- Я помню. – она кокетливо поправила волосы и облизнула губки.
- Тогда увидимся за завтраком, баронесса. Прощайте.
- Сладких снов, барон.
- Вряд ли до этого дойдет.
Владимир открыл дверь и сделал несколько шагов спиной вперед в комнату. Медленно, глядя ей в глаза, снял тяжелый бархатный халат, швырнул в кресло. Расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Протянул руку:
- Иди ко мне. Я так долго тебя ждал.
Пару мгновений полюбовавшись им, запоминая этот момент, Анна шагнула вперед, захлопнула дверь. Как Снегурочка в сказке прыгнула через костер, так и она бросилась в любовь. И... растаяла. Подбежала, потянулась к нему, бесстрашная, любящая и желающая. Бросилась в омут наслаждения, сгорая в его страсти, утоляя его жажду.
Губы слились, не желая расставаться, руки обрели свою невероятную жизнь, оказываясь везде одновременно. Тела горели. Она не поняла, когда с нее исчез пеньюар. Но момент сползания сорочки ощутила отчетливо - ткань сменялась теплом его рук и губ, он словно медленно одевал ее в своими ласками. Руки, его умные руки, как же это у него получается... Томящее и обжигающее прикосновение проскользнуло по плечам, охватило дрожащие руки, скользнуло по спине, прошлось по талии, поднялось до груди. Одной рукой прижимая к себе уже обнаженную девушку, он другой ласкал ее грудь, слушая всхлипы и стоны. Губами терзая ее шею, плечи. Сердце Анны бешено колотилось. Руки ее стиснули его плечи. “Слушай свои желания” - Вдруг всплыли в памяти его слова.
Она крепче прижалась обнаженным телом к нему, наслаждаясь ощущением все нарастающего напряжения его плоти, утопая в ласках его блуждающих по ее телу рук. Сверкнула глазами, потерлась, вызвав в нем бурю. Странно, она всегда боялась огня безумства в его глазах. Сейчас же она будила, дразнила его. Чуть отстранилась, тяжело дыша, дерзко глянула ему в глаза, резко наклонилась и откусила пуговицу на его рубашке. Владимир зарычал. Еще одна пуговица - ниже, выплюнула.
Он ответил бешеным взглядом, подхватил ее на руки и почти бросил на кровать. Скинул рубашку, брюки, хищным движением скользнул к ней. Этот резкий бросок чуть отрезвил обоих. Она напряглась. “Так нельзя” – взял себя в руки Владимир и начал все с начала. Нежный поцелуй, перерастающий в неутомимый вихрь, осторожные ласки, раскрывающие их навстречу друг другу. Он дразнил ее, то согревая губами и языком, то дул на влажную кожу, контрастом ощущений вызывая в ней нарастающие волны наслаждения. Его руки путешествовали по ее телу, как странники по миру – медленно, познавая и исследуя, - по гладким долинам, по волнующимся холмам, блуждали по горячим ущельям... Его рука казалось заблудилась в самой глубокой пещере, вызвав в Анне ураган. Она давно утратила чувство реальности, себя самой, времени. Стала воском, плавилась под его руками, губами. Грудь, низ живота, ноги - все сладостно ныло в сладком предвкушении. Все жарче, все сильнее, все крепче прижималась к нему, всем существом отдаваясь власти желания. “Еще, еще” - молила она, сгорая в мучительно-прекрасном томлении. Он переместился к ее ногам, уверенно провел руками от голени до колена, поглаживая бедра, широко развел ноги. Накрыл ее собой, дразня горячей плотью ее лоно, вызвав судороги всего девичьего, последние минуты девичьего, тела.
- Да? – словно желая продлить ее страдания.
- Владимир! Да! – изнемогая закричала она. И он ворвался в нее, сметая преграды, утверждая свою над ней власть, скрепляя договор кровью. Моя! Боль вернула ей на мгновение чувство реальности происходящего. Но она так ждала, так жаждала его близости, что только обрадовалась этой боли. Его голодные глаза, бешеный стук сердца. Пробормотала “Так это не сон - Слава Богу” и снова нырнула в этот сладкий омут, рывками опускаясь теперь на самую его глубину.
Услышав ее слова, Владимир перестал сдерживаться. Моя, моя, моя, с каждым толчком, каждым ударом. Только моя, только со мной. Все твои ласки - для меня. Твои сладострастные стоны - из-за меня. Твое тело - для меня. Все мысли, мечты – обо мне. Навсегда. На всю жизнь... Моя, Анна, Анна – а - а!
***
Владимир переводил дыхание. Первая близость с нею стоила боли и ему самому. Столь долгое воздержание, постоянная пытка усмирением себя... И вот, наконец, освободившись в первом любовном порыве, он переносил месть своего тела. Но это стоило того. Она стоила. Любой боли, любой пытки. Он повернулся боком - ее головка на сгибе его локтя, глаза закрыты, дыхание еще хриплое, прерывистое, грудь вздымается... Влажная, горячая... Так прекрасна... Так нежна... Так страстна...
Осторожно, едва касаясь губами, он легко коснулся ее щеки, подбородка, губ. Лениво смакуя, наслаждался вкусом только что познанной женщины. Его женщины. Она открыла глаза. Томность во взгляде развеяла все вопросы, все сомнения.
- Ты прекрасна, любимая.
- Я люблю тебя. - ее голос глубокий, грудной.
- Тебе холодно?
- Нет, мне хорошо. Как на небесах.
- Тогда расправляй крылья и летим дольше. – нежный поцелуй, пальцем очертил линию губ, провел до ушка.
- Ты ни о чем не жалеешь? - вдруг спросила она.
- Нет, ни о чем, - но радостная легкость просто вынуждала пошутить, - ну разве что....
- Что? – она не особо интересовалась, просто ей хотелось не прерывать разговор, быть с ним даже в беседе...
- Ну, я немного жалею, что не сам снял с тебя сегодня платье.
- Почему?
- Любой мужчина, как мальчишка, обожает сам разворачивать свои подарки. Особенно такие дивные подарки.
- Да, помню, правда, ты упаковку предпочитал разрывать.
- Это от нетерпения, сокровище мое.
Он вновь начал лениво путешествовать рукой по ее телу, слушая его ответ и понемногу загораясь.
- Я мне мое платье не понравилось. - Дыхание Анны сбилось.
- Ну так я и не хочу, чтобы ты его носила, я хочу его с тебя снимать. - он добавил максимум чувственности в голос, лаская рукой ее грудь, - Пуговку за пуговкой, крючок за крючком...
- Там застежки трудные. - Выпалила она.
- Это я понял еще во время вальса. - Мурлыкнул Владимир, кусая ее ушко. Как тысяча мелких иголок прошлась по телу...
Анна рассмеялась, несмотря на возбуждение
- Так вот чем ты тогда занимался. А я все пыталась угадать твои мысли.
- Надеюсь, они тебе нравятся, сладкая моя.
Он губами добрался до ее груди, на этот раз настойчиво пробуждая в ней желание, Анна выгнулась навстречу, обхватила руками его плечи, вонзив в них ногти. Острое наслаждение охватывало ее. Но она еще успела пробормотать:
- Если хочешь, я одену то платье и ты сорвешь его с меня.
Владимир с трудом оторвался от “десерта”, посмотрел ей в глаза и пообещал:
- Не сегодня, дорогая. Я посрываю с тебя всю твою одежду, но не сегодня.
И приник к ее губам.

Они заснули под утро, утомленные и счастливые.
Их витраж сложился. Вставлен в рамку и может быть забыт.
А они, они оба свободны.

Эпилог
О-о-о, голова раскалывается, тошнотворная муть в горле, тело ватное. Промерз до костей. Мыслей нет. Ох, как скверно. Глаза не открываются, что за черт? Кое-как продрал один глаз. Не понял. Я в мундире, валяюсь, как свинья, на задворках нашего Петербургского особняка. Похмелье чудовищное, пистолет почему-то под мышкой, вокруг бутылки, пустые. Это я их? Когда успел... Ничего не понимаю.
Владимир Корф окончательно продрал глаза. К нему приближался лакей.
А... Степан. Сейчас поднимать будет... Ох как плохо то мне. Но с чего? Что вообще происходит? Вчера я женился. Несколько часов назад заснул в объятиях любимой жены после бурной ночи. И почему я сейчас здесь?! Что вообще происходит?! Репнин идет, мрачный. Чего ему? Попытаюсь подняться... Вот гад, плеснул в меня из ведра! А мне и так ох как хреново... Где там мой пистолет? Мишель, тебе-то что не спится? Тоже от благоверной черти унесли?
Владимир оттолкнул лакея, повернулся к строгому другу, попытался погрозить пистолетом, мазнул взглядом по своей руке и вдруг!... на пальце не было кольца. Не было обручального кольца, что она надела на его палец вчера. Руки Репнина - тоже пустые. Господи!
Воспоминания вчерашнего дня обрушились на похмельную голову. Он схватился за виски.
Итак, вчера № 1. Я был на балу, поскандалил с цесаревичем из-за смазливой вертихвостки, вызвал наследника на дуэль, испортил Анне радость от успеха на первом балу, почти поссорился с отцом, поставил Мишу и Андрея перед выбором долг или друг.
Я что, действительно, такой эгоистичный подонок?
Вчера №2. Я женился на обожаемой и любящей меня девушке. Провел с нею упоительную ночь и заснул с нею, полный надежд и уверенности в будущем счастье.
Двойственность воспоминаний сводила с ума, а тут еще и похмелье. Репнин что-то говорил, но Корф не слушал. Итак, реальность - вчера №1. Он застонал. Анна, опять? Все с начала? Я не вынесу...
До него донеслось безжалостное:
- Если уж ты решился умирать, сделай это достойно.
- А с чего ты решил, что я умру? - давно знакомое безумство всколыхнулось в нем, затягивая в мерзкую трясину. Дежавю. И вдруг слова Рады, сказанные во сне “Мало убить зверя, не корми его детей”. Он резко проглотил рвущуюся с языка хамскую фразу, жестом остановил увещевания друга и велел слуге приготовить кофе.
- Миша, ты прав. Дуэли не будет. Сейчас же едем во дворец. Я не пойду на бесчестие для своей семьи. Я лучше прослыву глупцом, не узнавшим под маской цесаревича, чем изменю присяге, данной его отцу.
Пожалуй, впервые за годы знакомства с Владимиром, князь Репнин испытал желание вознести благодарственную молитву. На Корфа что, Благодать снизошла?
Первым делом Владимир вылил на себя два ведра колодезной воды. Полегчало. Сознание стремительно прояснялось. Быстро умылся, переоделся, побрился. Вместе с настороженным Репниным выпил крепкого кофе. Миша был настолько растерян, что даже не спросил об Анне. Прости, Мишель, я и с этим должен справиться. Она только моя. Владимир резко выдохнул и посмотрел в зеркало. Вот молодость - умылся, побрился и снова свеж, как огурчик. По дороге в Зимний барон напряженно размышлял.
Да, ну и сон мне приснился... Хотя нет, не сон. Это ведь в третий раз со мной.
Впервые подобное видение, до одури реальное, посетило его вскоре после смерти матери. Он тогда хотел бежать из дома, куда угодно и собирался влезть в сундук на санях знакомого отца, который приехал с соболезнованиями. Ночью мальчик увидел сон, о том, что залез в сундук поутру, пригрелся и заснул. А сани, в которых он ехал, провалились под лед на некрепком по весне зимнике. Седоки спаслись, а лошадь, сани и он сам пошли ко дну. Он проснулся тогда весь в холодном поту, с ощущением воды в горле. Долго не мог прийти в себя. И уж точно в сундук не полез. А на следующий день их гость вернулся с кучером - мокрые и перепуганные - сани ушли под воду. Сон был вещим.
Второй раз такое случилось уже на Кавказе. В группе других военных, Владимир получил приказ переправиться через перевал и подготовить место в долине для полкового госпиталя. Долина была чудная, тихая, защищенная. Они быстро со всем справились, но ночью во сне Корф увидел, что с восходом поднялся сильный ветер, а на долину сошла снежная лавина. Погибли все. Он сам задохнулся в палатке, заваленный снегом. С криком очнувшись ото сна, Владимир вскочил, побежал к часовым, наорал на них, ссылаясь, что видел лазутчика и поднял тревогу. Наврал что-то полусонным товарищам, убедил срочно сняться с места и подняться к чистому от снега перевалу. Как ни странно, его послушали и убрались. Но в процессе переброски Корф получил блестящий урок грязного сквернословия.
Заря. Прекрасная горная заря. Бурчащие приятели, отсутствие горячего провианта, одни фляжки. Ехидные возгласы, вроде: ”Корф, а вы случаем не пифия?” и вдруг поднялся ветер. Все смолкли. Тишина рассеивалась лишь редким щебетанием птиц и пока далеким пение ветра. Гомон людей стих. Предчувствие охватило всех. И вдруг толчок. Округлившиеся глаза смотрели на их брошенный лагерь, с высоты казавшийся макетом на столе. Справа с гор внезапно начала срываться кокетливая, как убор светской модницы, снежная пена (никто не догадывался, что там снежная вершина - гора казалась совершенно лысой). Потом по склону медленно поползла первая змейка, другая и вдруг каменную гряду перехлынул поток снега, лагерь смело, ужас так близко прошедшей мимо смерти парализовал всех. Корф вывел их на единственный безопасный склон, на ту высоту, до которой донесся лишь запах чуть не поймавшей их погибели. Владимир сел, обессилев от напряжения, не желая видеть лиц только что спасенных друзей, надеясь не услышать их вопросов откуда он узнал. Поклялся, что сам эту историю никому не расскажет. Разумеется, в полку все узнали и без него. И в полковой церкви Святого Владимира с тех пор считали покровителем.
Сегодня третий раз. Итак, он получил предупреждение. Надо действовать.
Сначала разберемся с цесаревичем. Потом - отец. Предупредить, успокоить, наладить отношения. Оформить Анне вольную. Стоп. О ней пока не думать! Упросить Андрея повлиять на мать в отношении поместья. Лизе написать анонимку с указанием, где поискать папеньку - тогда никакой брак с Забалуевым ей не грозит. А можно и попробовать вытащить ее их дома во дворец, на должность фрейлины - вроде место вакантное есть. Кажется, пока все? И потом - потом только она! Моя Анна. Еще не моя моя Анна.
В Зимнем дворце Михаил с трудом уговорил цесаревича принять поручика Корфа, пожелавшего объясниться. Александр Николаевич, чувствующий, что его хотят лишить щекочущего нервы развлечения, согласился неохотно, но ведь встреча ни к чему не обязывает. Корф вошел, напряженный и решительный. По-военному поприветствовал будущего государя. После обмена подчеркнуто официальными приветствиями, Владимир пошел Ва-банк:
- Ваше Высочество. Я просил принять меня, чтобы принести извинения и объяснить свое поведение, которое вчера в суете бала и в пылу ссоры было неверно истолковано. Я вверяю себя Вашему суду и приму любое Ваше решение. Но сначала выслушайте.
Я пришел вчера на бал, будучи в ярости. Я очень давно и абсолютно безнадежно влюблен. Моя избранница не отвечает мне взаимностью и я был в бешенстве от ее равнодушия. Вы, возможно , видели ее вчера - это она пела романс.
“Анна!” – потрясенно подумал Миша - “так вот что за тайна - Корф за ней ухаживает, вот почему он взбесился, увидев ее со мной. Я чуть не перешел дорогу другу.”
- На балу, желая отвлечься от обиды, я решил обратить внимание на кого-то из одиноких дам. Среди них особо выделялась одна незнакомка - она была независима, холодна и ослепительно красива. Я пригласил ее на танец. Дама согласилась, как выяснилось позже, желая лишь размяться и сбежать от надоевших подруг. Со мной же говорила сквозь зубы. Это раззадоривало мое самолюбие. И вдруг появляется некий господин, бесцеремонно (не побоюсь этого слова) разбивает нашу пару и дама радостно ускользает, оставив меня в центре зала с носом. Согласитесь, Ваше Высочество, это обидно. Гордыня - не лучший советчик, но зато она всегда рядом. И я последовал за вами. Дальнейшее вам известно. Имя Вашей избранницы я узнал только после нашей ссоры.
Я приношу вам свои извинения за невольную бестактность своих предположений и грубость высказываний. Повторяю, вверяю свою жизнь в Ваши руки. Но знайте, как бы вы не решили, я никогда не подниму на Вас пистолет. Я присягал Вашему отцу и, соответственно, Вам. А честь моей семьи стоит на верности присяге.
Александр молчал. Из романтической идеи (как в рыцарских романах) за честь дамы пролить кровь наглеца, дуэль превращалась в стрельбу по живой несопротивляющейся мишени. Не интересно, более того, противно. Чувства Корфа – ревность, неразделенный пыл - были цесаревичу более чем понятны. Да и сам он на балу проявил себя не самым лучшим образом. По ходу объяснения высказанные комплименты в адрес Ольги тоже не остались незамеченными.
- Вашу руку, поручик. Извинения приняты. Надеюсь, увидеться с вами впредь без масок и недоразумений. Но раз уж вы напомнили о моем положении, то пользуясь этим, приказываю вам, именно приказываю умерить пыл.
- Слушаюсь. - Владимир щелкнул каблуками и с облегчением пожал руку Александра. Обменявшись прощальными любезностями, расстались. Репнин не скрывал радости.

Там же, во дворце, оттерев Михаила в укромный уголок, Корф продолжил свою партию.
- Мишель, я должен принести извинения и тебе. Я не имел права ставить тебя перед выбором между собой и долгом. Это слишком скверный выбор. Мне очень жаль. У меня никогда не было друга, ближе и надежнее тебя.
Князь разулыбался и крепко пожал протянутую реку.
- Это еще не все. Есть еще одно. Вчера ты спрашивал, об Анне. Теперь ты знаешь, почему я о ней молчал. Между нами есть препятствия. Но я от нее не отступлюсь. Тебе я могу признаться, но надеюсь, это пока останется в секрете, - вчера на балу пела будущая баронесса Корф.
- Поздравляю. - растерянный Миша вернулся к излюбленной теме, - А как же Лиза Долгорукая?
- С ней мне придется объясниться. Кстати, ей нужна помощь, и я надеюсь на Наташу. Пусть замолвит за Лизу словечко перед Императрицей. Ведь Ее Величеству нужна новая фрейлина. Понимаешь, дома Лиза может попасть в скверную историю.
- Корф, откуда ты знаешь? Что вообще с тобой случилось ночью? Я тебя не узнаю. Мне кажется, я говорю не с тобой, а с твоим отцом.
Владимир криво улыбнулся.
- Сегодня я напился до пророческих видений.
- Все шутишь. Ладно, мне пора. Поклон отцу и ... Анне.
Раскланявшись, Корф ринулся домой.

В гостиной отец читал письмо, досадливо хмурясь. Анна при виде Владимира вздрогнула, сжалась и попыталась слиться с диваном.
- А, Володя, хорошо, что зашел. – Владимир старался одновременно не смотреть на Анну и не показать радость, что видит отца живым. Как часто за прошедший (во сне) год он хотел вернуть время вспять, обнять старика, поговорить с ним по душам, просто покурить в понимающем молчании. И вот сбылось. Чтобы не встревожить, он постарался слушать слова отца.
- Что-то серьезное? Я могу поехать с вами. – словно невидимый суфлер диктует.
- Нет-нет. Я прошу тебя остаться здесь и позаботиться об Анне.
Владимир чуть не подпрыгнул. Да сколько угодно! Но нет, торопиться нельзя. Он пожал плечами.
- Конечно. С радостью побуду нянькой. – он шутливо улыбнулся обомлевшей девушке, - Но, сударыня, должен предупредить, что я чрезвычайно строг. За опоздание к столу и не вымытые руки буду оставлять вас без сладкого. – он посерьезнел и повернулся к отцу. – Я тоже хотел с вами поговорить. Наедине. Это очень важно. – снова Анне, - Простите, Анна. Я знаю, что секретов в доме от вас нет, но я все же прошу нас оставить.
Она, все более удивленная, сделала реверанс и удалилась.
- Володя, спасибо, за девочку. Ты знаешь, как это важно для меня. Я рад, что вы с ней помирились.
- Не то чтобы помирились, просто мне надоело ссориться. Но у меня серьезный разговор, папа. Что там с поместьем?
- Княгиня Долгорукая интригует, хочет его отобрать.
- Но ведь о возврате долга есть и расписка, и запись у учетных книгах Петра Михайловича.
- Хорошо, что напомнил. Думаю, мы встретимся и все проясним.
- Отец, я хотел спросить вас. Вы ведь собирались дать Анне вольную.
- Собирался. Ты не согласен с этим? - старик напрягся.
- Напротив. Я считаю, что просто необходимо освободить ее как можно скорее. Мне жутко было смотреть на нее вчера, она ведь так боялась, что о ее положении узнает кто-то из знакомых, любой намек на ее положение вызывал панику. Думаю, хватит мучить ее этим, раз уж она так вам дорога.
- Пожалуй. Я не думал, что она так всего боится. Разве ее кто-то расстроил?
- Отец, она сама вам никогда ни на кого не пожалуется, а вашем присутствии ее никто не обижает.
- Хорошо, я оформлю вольную и оставлю в сейфе.
- Отец, прошу вас. Не говорите о вольной никому. А как оформите документ, вручите его ей лично, но только из рук в руки. Поверьте, у меня есть основания ждать беды.
- Так у тебя тоже бывают предчувствия. Я давно об этом догадывался.
- Да, как у мамы.
- Она была не единственная в их семье, кто мог предвидеть.
- Не надо, папа. Я унаследовал этот дар, но говорить о нем не хочу.
- Хорошо, Володя. Спасибо. Давно мы с тобой так не говорили. Странно, правда? Жаль, что мне надо ехать.
- Я приеду через пару дней. Разберусь с делами здесь и приеду. У нас будет вдоволь времени. Я вам еще надоесть успею.
Они обнялись. Без недомолвок, без напряженности и без вечных подводных камней. Отец и сын. Владимир проводил Ивана Ивановича до кареты.
- Береги себя, сынок, - неожиданно для молодого сказал старый барон.
- А я думал, что беречь нужно вашу певчую птичку, - отшутился тронутый заботой Владимир. – За меня вы обычно не тревожитесь.
- Знал бы ты, как ошибаешься. Я просто слишком мало говорю с тобой об этом. Зря, наверное.
- Ничего, исправим.
- Да, относительно Анны. Володя, у нее завтра прослушивание.
- Не волнуйтесь, позабочусь. И закормлю сладостями по окончании. - Владимир легко рассмеялся и поднял глаза. Занавеска на втором этаже дрогнула. Он задорно подмигнул в том направлении и мечтательно вздохнул.
- Володя... А ты...? ... Анна? - Потрясенный старик не решался выговорить догадку.
- Это так очевидно, папа? – Владимир уже решил, что скрывать не будет ничего и не от кого.
- Но...
- Вы благословите меня? – Полный марш - бросок, сжигая мосты.
- Сынок, сынок. Как же я рад, что ты прозрел.... - Растроганный отец откровенно любовался сыном.
- Что мне делать? Вы ведь знаете ее лучше. – Одобрение отца, наяву, не во сне от его призрака, как последняя капля, заполнила его покоем и какой-то благостью.
- Просто иди к ней и поговори. Открыто, как со мной сейчас. – Старик лукаво улыбнулся, - Думаю, тебя ждет большой сюрприз.
Владимир проводил глазами отъехавший экипаж и отправился в дом навстречу судьбе.

Он был поражен. Все его трудности, которые он нес с таким трудом, растаяли. Ощущение было, что он много лет готовился разбить некую стену, копил силы, моральный дух, разбежался.... а она сама рассыпалась перед его носом. Карточный домик его бед строился на основе одной единственной карты - его спеси. Лишь пошатнув эту спесь, он превратил цесаревича из пышущего “благородным гневом” защитника в доброжелательного приятеля. Перестав врать самому себе - обезопасил Анну и Репнина друг от друга. А просто шагнув один раз навстречу отцу, услышал от него то, что ждал долгие годы, получил именно то родительское тепло и спокойное доверие, которое уже отчаялся найти.
А теперь она. Чтобы стать ее любовником из вчерашнего сна, обрести ее и себя навеки, да для всего этого, гордость - разве это цена? Да все можно бросить на алтарь ее прощения.
Она еще не влюблена, еще не знала предательства, подлости. Не знала боли покаяния и сладости мести. И я не хочу, чтобы знала. Я понял себя. И люблю ее. Я поведу ее другой дорогой. Прямой. На этот раз прямой. Стану достойным ее. Вперед, Корф, будь честен с собой и говори правду.

Анну он застал в библиотеке. Она задумчиво глядела в книгу, но мысли явно были далеко. При его появлении, девушка вскочила, сделала реверанс, не поднимая глаз. Он подошел, остановился в двух шагах, чтобы не пугать ее.
- Анна, мне нужно поговорить с вами. Вчера утром, потом на балу, да и все последние годы я вел себя совершенно недопустимо. По отношению к вам. Я прошу у вас прощения.
- Вы? Что случилось?
- Наверное, я прозрел. Я обещаю вам, что с этого дня подобных выходок и сцен с моей стороны вы не увидите. Вы принимаете мои заверения?
- Как вам будет угодно. - Реверанс. Ну что же, честно. Я столько раз указывал ей место, что она опасается. Но хоть не боится.
- Это не ответ. Или вы верите мне или нет. Мне это важно, Анна, очень важно.
- Владимир Иванович, я не понимаю столь резкой перемены в вас. Я сознаю, что не в праве требовать объяснений, но без них, боюсь, поверить вам я не смогу. Простите мою дерзость. - В ее голосе тоска.
- Что ж справедливо. Так тому и быть. Сегодня ночью я видел пророческий сон.
- И вы?! - Изумленно выдохнула она, но Владимир не услышал, в волнении шагая по комнате, теребя себя за волосы и мучительно подыскивая слова.
- Хотя это, наверное, был не сон, а предостережение. У меня такое уже бывало. И вот в этом сне случилось очень много плохого. Я в слепоте и гордыне своей потерял все, чем дорожу и заплатил огромную цену за то чтобы вернуть хоть часть этого. Мне пришлось раскаяться и искупить многое. Но все это стоило того. Я обрел душевное равновесие, понимание себя и... счастье. Нашел свою истинную любовь и завоевал ее. – Он резко подошел к ней, осторожно взял за плечи. Девушка сжалась, все еще не поднимая глаз. - Мне снилась наша свадьба и ... счастье. Наше счастье. Наше с тобой, Анна. Как жаль, что это был лишь сон.
- Мне тоже.... – Прошептала она с болью в голосе.
- Анна, милая, посмотри на меня. – Осторожно поднял ее голову за подбородок. Личико в слезах. Наклонился к губам и прошептал. - Я люблю тебя. Люблю, слышишь... Ты нужна мне, так нужна... Знаю, что я - не подарок, нахал, грубиян, репутация опять же... Но ты дашь мне шанс? Шанс завоевать твою любовь. Ты дашь мне его, Анна?
- Нет. - Он вздрогнул. Она смотрела потрясенными глазами, собираясь с силами, чтобы продолжить, но он перебил:
- Ты лишаешь меня надежды? – Как знакомо резануло по сердцу.
- Вам не нужна надежда, Владимир. Равно как и шанс. - Звонкий голос набирал силу, - Мне тоже снился тот сон.
- И? - он боялся верить.
- Да! Я люблю тебя! – Он обхватил ее за талию, прижал к себе, поднял над головой, закружил. Анна почти кричала, – Я была в таком отчаянии, проснувшись утром. Жить не хотела без тебя. Только то, что дядюшка снова жив, придало мне сил. Я так по нему соскучилась. А в поместье с ним не поехала - хотела тебя предостеречь, предупредить. Хотя не верила, что ты вообще слушать станешь.
Владимир коварно ослабил руки, и Анна сползла в его объятия. Обласкав ее нежным поцелуем, он отчитался:
- А я чуть с ума не сошел. Все это с начала переживать... Уже с цесаревичем помирился, и отбил у Мишеля охоту за тобой ухаживать.
- Сказал ему кто я? - она чуть погрустнела, но довольный Корф рассеял и эти тучи.
- Угу. Что ты моя будущая жена. Он тебе передал поклон.
- Значит, ты опять все решил за всех.
- Нет, только за себя. Все честно. Я лишь обезопасил нас с тобой от первых бед. А теперь пришел к тебе просить обратно стать моей женой.
- Я подумаю... Обратно.. Надо же. - Она лукаво рассмеялась. Но серьезность вдруг вернулась на ее личико. - Владимир, я ведь и крепостная обратно. Твой отец..
- Уже меня благословил. - припечатал Владимир, - Я его уже спросил. Он очень рад. Поехал оформлять твою вольную. Есть, правда, подозрение, что он считает меня недостойным такого сокровища, так что придется его переубедить. Что там еще?
- Твоя карьера.
- Уйду в отставку. Медалей у меня уже достаточно. Полковра завесили. Дальше.
- Лиза... – Анна опустила голову.
- Разберусь. Не волнуйся. А теперь наконец скажи, есть ли у возражения у тебя, тебя самой.
- Нет, конечно, но ...
Она еще хотела сказать что-то, но знакомые руки стиснули ее, столь памятное томление охватило все тело, и первый в этой ее жизни, но такой изведанный ею во сне поцелуй унес последние сомнения.
- Надеюсь, это последнее “Нет “, что я слышу от тебя...
- Как прикажете, барин.
- Анна. Моя Анна. Уже снова моя. – бормотал он сквозь ласки.
- И на этот раз, – мечтательно донеслось до ее умиленного сознания, - я исправлю свою последнюю оплошность.
- Да?
- Сам сниму с тебя свадебное платье, пуговку за пуговкой...
- Я закажу застежки похитрее, милый, чтобы тебе было интереснее. - Они счастливо засмеялись, но смех был скоро заглушен новым поцелуем.
 

конец.

Прошу не рассматривать идею сна в эпилоге, как плагиат. Это была моя первая реакция на просмотр 120 серии еще при первом показе. Ну судите сами - серия-дайджест, скомкали все сцены, как будто самих достало всех уже. Ну нельзя так финалы крупных работ делать, тем более таких красивых. И поэтому, увидев “конец первого сезона” вместо, “конец” я сразу выдала сотелестрадальцам: проснется Владимир утром где-нить в 10- 12 серии, протреть глаза сперепою, посмотрит на Анечку за пианиной и скажет: “Анна, бред какой. Приснится же...” и по новой куролесить.... серий на 200.
Но захотелось чего-то душевного.
Спасибо за ваши измученные глаза и особенно отзывы – без них стучать по клаве было бы невыносимо (По старой привычке, я сочиняю только на бумажный носитель).
Искренне Ваша
Зануда