главная библиотека архивы гостевая форум


Сладость
Автор: Царапка (Шмель)
Рейтинг: PG-13
Жанр: мелодрама.
Герои: всё те же.
Время и место: всё то же.

Я знал её с детства, эту маленькую золотоволосую ведьму. Все думали, что я ненавижу её. Не скажу, что они ошибались по сути, но наверняка ошибались в причине. Анна раздражала меня не тем, что дворовая заняла не своё место - ей же хуже, не глупым восторгом отца - старику захотелось поиграть в куклы, а сын, законный и единственный наследник, для этого непригоден, не угрозами оставить имение этой девчонке - я понимал их нелепость. Вовсе нет. Я знал её тайну.
Когда я впервые подумал, что неспроста при Анне все тихнут, становятся молчаливее, задумчивее, слабее? Её красота, нежный голос, вкрадчивые манеры, прилежание долго сбивали меня с толку - девочкой было не налюбоваться, не наслушаться, успехи в учёбе оправдывали неумеренное восхищение, но где-то в глубине души у меня крепла уверенность - дело не в этом.
Отец твердил, что золотые ручки его драгоценной воспитанницы развеивают мигрени, что он выздоравливает, засыпая под её пение. Я недоверчиво ухмылялся, а потом меня озарило - Анна - причина болезней, от которых сама и лечит. Окончательно убедился я после недельной отлучки девчонки.
Ей было лет двенадцать. Я приехал на каникулы из кадетского корпуса и узнал, что Долгорукие увезли воспитанницу отца в гости к какой-то родне в соседнем уезде.
- Папа, Вы отпустили её? - я удивился безмерно.
- Марья Алексеевна уговаривала, что Анечке хочет поехать, она ведь никогда нигде не бывала. Анечка не сказала, она всё обо мне беспокоилась, но я чувствовал - лучше её отпустить.
Я пожал плечами - плутовка умела ничего не просить и всё получать.
- Как Ваше здоровье, отец?
- Спасибо, дорогой мой. Грех жаловаться. Бабье лето на диво стоит, радикулита совсем не чувствую, и голова... - отец потёр виски, как будто не веря, что она на месте.

Анна скоро вернулась, и мой старикан заохал:
- Девочка моя, как вовремя ты приехала! Опять поясницу сводит, ещё пару дней без тебя - слёг бы на месяц.
Боль одолела отца, едва девчонка переступила порог нашего дома и бросилась ему на шею.
Как странно... Заехавшие вечером Долгорукие были сами на себя непохожи. Пётр Михайлович изменился меньше других - старый ворчун всего лишь брюзжал противней обычного. Властная Марья Алексеевна, никогда ни на что не жаловавшаяся, ругала погоду, а резвушка Лиза, не поднимаясь с дивана, выглядела растерянной и уставшей.
Одна только Анна расцвела, разрумянилась, хлопотала:
- Дядюшка, Ваш любимый романс! Пётр Михайлович, зачем Вы сели так далеко от камина? Марья Алексеевна, позвольте поправить подушку!
Гости смиренно позволяли ей всё, что угодно. Я встревожился неясной догадкой - это не может быть совпадением! Огонь свечей слился перед моими глазами в холодное пламя, фигуры в зале провалились тёмными колеблющимися силуэтами, только Анна сияла радостью и лучилась энергией. Злой, зелёной, тянущей щупальца к людям, чахнущим и покорным. Мне стало душно, я мог только слышать:
- Поездка была так утомительна!
- У Томских, как нарочно, все заболели...
- Ваша Анечка - чистый ангел, так за нами ухаживала.

Дьявол! Я хотел кричать - дьявольское отродье, как вы не видите! Но адское колдовство сдавило мне горло. Она приближалась, торжествующая, окрепшая, насытившись дыханием многих новых людей, не привыкших к ней, не умеющих уберечься, не надоевших... Я не стану твоей добычей, проклятая!
Не знаю, как я сумел вырваться, Бог весть, что обо мне подумали Долгорукие и отец. Из моего горла раздался рык, и я оттолкнул нахальную девчонку, подошедшую ко мне с притворным участием.
- Володя, что с тобой? Как ты смеешь?!
Фигуры ожили, задвигались, лица их прояснились - кажется, я помог им избавиться от наваждения. Долгорукие заторопились домой, им стало легче дышать, и они воспользовались мигом свободы.
Отец кричал на меня, как безумный, я отмалчивался, не спуская глаз с Анны. Она только ребёнок, кто заподозрит тьму под личиной невинности и чистоты? Прелестное дитя, напрасно обиженный ангел, за которого любой, не ведающий о её сущности, готов растерзать жестокого грубияна. Лишь на миг мне приоткрылась бездна в глубине её глаз, и вот она вновь кажется безобидной и беззащитной, сидит смирно, опустив голову, и лепечет порой еле слышно:
- Не надо, дядюшка...
Отец устал и прогнал меня вон, а вскоре я вернулся в кадетский корпус. Там я стал строить планы вырвать отца из цепких лап маленькой ведьмы, но остыл, как-то внезапно поняв - поздно. Болезнь старика зашла слишком далеко, он стар, слаб, исцеление и разочарование убьёт его вернее, чем присутствие этой негодницы.
Анна оказалась достаточно умна и ловка, чтобы не извести домашних. Кто ещё подозревал её? Хозяин боготворил своё сокровище, добрая и щедрая кухарка легко делилась теплом и не замечала, если кто-то отберёт его чуточку больше, к тому же Анне нравились её пирожки. Конюх Никита, покорный раб Анны? Слишком туп, за него можно не беспокоиться. Горничная Полина ненавидела любимицу барина только из зависти, или? Я приглядывался к Польке в нечастые свои визиты в родовое имение. Изучать аппетитную красотку и без задней мысли было приятно, но любопытство подстёгивало, и скоро я догадался - девка боится своей соперницы. Мелкие гадости, исступлённая клевета, готовность на всё, лишь бы погубить Анну - жаль, фантазии не хватало на большее, чем науськивать на девчонку любовников.
Если кто и способен был почуять неладное, так это наш управляющий - хитрющий пройдоха. Но, увы, чересчур приземлённый и, конечно, не верящий в колдовство. Наблюдать его с Анной было занятно. За спиной отца Карл Модестович грубил ей, тыкал, почему-то уверенный - она не станет доносчицей. Не слишком разумно - хозяйская любимица могла изобрести способ ему навредить или вовсе избавиться от него. Ну, как знает, а пока расцветавшая девушка забавлялась его попытками указать ей её место.
Анна изволила развлекаться, уверенная в своей силе и, чёрт побери, не напрасно. Управляющий откровенно домогался её и проклинал за отказ, не понимая, с каким безжалостным огнём он играет. Я видел, как рыжеусый немец слушал её игру на рояле, замирал, если нашей принцессе вздумается к нему обратиться, каждый мускул на лице напрягался в ожидании её слов, а нахальная девка бросала дерзость - и он разражался бессильной бранью, глупец.
Порой Анна обращала небесный взор на меня. С такой красавицей любой мужчина был бы не прочь поразвлечься, но милое белое личико страшило, по моей спине пробегал колючий мороз, я видел хищный оскал за маской кротости и непорочности, и гнал коварную прочь. Это было непросто, с каждым разом сложней и сложнее, быть может, ведьма сумела бы взять меня в руки, но, слава Богу, я нечасто бывал в родном доме.

----
Гвардия, Кавказ, пирушки, множество женщин помогали забыть ядовитый цветок, лелеемый моим бедным отцом. К несчастью, старик решил вывести свою воспитанницу в свет - а может быть, ей захотелось отведать новых вкусов и запахов.
Стоит ли говорить, что Анна снискала множество аплодисментов и мурлыкала, как нализавшаяся сметаны кошка. Я смеялся над ужимками её кавалеров, пока между ними не появился Мишель Репнин. Мой лучший друг попал в её сети! Проклятая девка выбрала добычу самую крупную и уже опробовала на нём бесовские чары. Вечером я пытался её урезонить - угрожал, обещал - она лишь смеялась.
- Анна, я запрещаю тебе!
- Вы не мой барин!
- Стану однажды.
- О, нет, дядюшка подписал мне вольную.
Негодяйка!
Пришлось сбавить тон.
- Анна, ты собираешься стать актрисой и наметила Мишеля в свои покровители?
Если я прав, то всё не так плохо. Девчонке скоро наскучит любовник и она изберёт кого-нибудь побогаче и повлиятельнее. Бедняга помучается, но исцеление себя ждать не заставит.
Но ехидная улыбка пухленьких губок выдала куда дальше идущие планы. Мишель нужен ей весь, без остатка! Разрази меня гром, Анна способна заставить князя, адъютанта наследника, уйти со службы и жениться на ней, стать её рабом, дышать только ею, чахнуть и выздоравливать по её прихоти и почитать счастьем милостивое снисхождение своей повелительницы. Ведьма, ведьма, не спеши радоваться!

Но как обезопасить её? Отец связал меня словом, а Мишель влюблялся сильней с каждым днём.
Вмешалась судьба, отняв у меня отца, а у Анны - боготворившего её покровителя. Мне стало не до интриг. Я последний раз смотрел на морщинистое лицо самого близкого для меня человека, которого не смог уберечь. Рядом стояла она, под вуалью, скрывающей золото волос и пучину лазоревых глаз, в чёрном платье, олицетворение скорби. Фальшивит или в ней что-то тронула смерть благодетеля? Не сама ли свела ненужного старика в могилу? Мне было слишком плохо, я не мог противиться даже, когда она провела рукой по моей щеке, утешая.
Первые девять дней траура прошли удивительно мирно, пока нелёгкая не принесла Репнина с соболезнованиями мне и обожанием, припасённым для Анны. Чертовка опять взялась за своё - кроткий вид погружённой в горе Мадонны подходил для охоты как нельзя лучше. Я попытался унять её:
- Гвардеец не может жениться на бывшей крепостной!
- Имение князя нуждается в хозяйском присмотре, а чин вполне достаточный для отставки. Возможно, напоследок Михаил Александрович получит и повышение - нынче забота о поместье вполне почтенный предлог, чтобы уйти со службы.
Мерзавка уже всё просчитала. Анна предвкушала княжеский титул, роль барыни, первой дамы провинции, а там, глядишь, и покорение высшего света. Злой дар питал её наглость, уже не скрываемую.
- Мишель знает, кто ты? - я нарочно стал груб.
Девчонка вздрогнула, но смутить нахалку было не просто:
- Воспитанница барона Корфа.
- Нет, - я постарался придать голосу самый издевательский тон, - Холопка, не важно, что бывшая.
- Меня записали так по ошибке, всего-навсего... Я - подкидыш, внебрачный или потерянный ребёнок. Кто были мои родители, князь будет судить по мне самой. Для Михаила Александровича не имеет значения старый клочок бумаги, - Анна говорила поспешно, стараясь не отвести глаза, но скрыть тревогу от меня не сумела.
Я догадался - она ещё не решилась открыть правду своему кавалеру. Отлично! Нащупав слабое место, я хмыкнул.
- Ваше пренебрежение документами очень напрасно. Что наша жизнь, если не груда клочков? Вас один из таких сделал крепостной, другой - вольной, почему ко второму из них следует питать почтение большее, чем к первому?
- Вы не посмеете! - девчонка взвизгнула и покрылась пятнами.
- У Вас есть время одуматься, - я не собирался ей потакать.
- Что Вы хотите? - Анна быстро сообразила, как легко мне вернуть её под свою власть.
- Мне нужна полная уверенность, что Мишелю ты станешь не более, чем любовницей. Ещё лучше, и для тебя тоже - держись от него подальше.
Она задыхалась:
- На слово Вы мне никогда не поверите, чем бы я не клялась!
- Конечно, голубушка, - как приятно было видеть её страх и бессилие, осознавая собственную свободу от её чар, - Мишель должен узнать о тебе так, чтобы навсегда забыть о серьёзных намерениях.
- Какую гнусность Вы измыслили для меня?
Вот как! Вызов? Изволь!
- Ты станцуешь для нас танец Саломеи. Отцовский, любимый, костюм тебе подберут, ушьют на худой конец.
Анна переводила дух для новой атаки, а я размышлял, найдёт ли обманщица способ меня провести.
- Не пытайся предупредить князя. На пару деньков тебя запрут, будто ты погружена в горе и нездорова, - я усмехнулся, - Порепетируешь заодно. Если кто-то из прислуги осмелится передать записку - тем хуже для них.
Девчонка меня хорошо поняла. Что проку владычествовать над дворовыми, когда неподвластен хозяин? Змея могла только бессильно шипеть.
Я перебрал тряпки, наполнявшие гардероб театра покойного батюшки, и, найдя изумительный костюм для танцовщицы ракса, присвистнул от восхищения. Немалое удовольствие доставило мне разглядывать два обшитых золотой тесьмой полукружия, интересно, придётся ли их уменьшать для груди Анны? Что здесь ещё? Великолепные монисто из настоящих арабских монет, не раз, должно быть, звеневшие в такт шагам обольстительниц, синие шёлковые штаны... Путешествуя по Востоку, я частенько любовался еле держащейся на женских бёдрах тканью, гадая, как низко она сползёт в танце. Воображение разыгралось, в мыслях кружилась тоненькая фигурка с рассыпанными по плечам пушистыми волосами, изящные ручки перебирали в воздухе невидимую цепочку, стройное тело изгибалось навстречу моим объятиям, ускользало, вновь возвращалось... Пришлось одёрнуть себя - слишком увлёкся, и приказать слуге позвать воспитанницу отца.

Анна взяла приготовленный ей наряд двумя пальцами, как жабу, личико сморщилось, губы скривились, но я был непреклонен.
- Ты ведь хочешь получить свои вольную и приданое? Хочешь, я вижу, что хочешь, - я рассмеялся, заметив, как она стиснула зубы.
Накануне дня, когда назначен был ужин с сюрпризом, Мишель уехал по какому-то делу и вернуться обещал глубоко ночью, а то и завтра. За столом я сидел в одиночестве, потягивая отличное рейнское, лучше всего подходящее к запечённой рыбе. Мысли мои бродили то там, то здесь, порой напоминая о завтрашнем представлении, предостерегая и предвкушая…
----

Неожиданно дверь отворилась, и вошли музыканты, вслед за ними - лукавая ведьма, с головы до ног укутанная в плащ с капюшоном.
- Барин, я хочу убедиться, что Вы останетесь завтра довольны.
Я улыбнулся, отлично понимая игру. Малышка преувеличивает свои силы. Где ей знать, сколько прекрасных танцовщиц услаждали мой взор в Индии? До их искусства ей далеко, без сомнений, а защищаться от колдовства я давно научился.
- Генеральная репетиция? Превосходно.
По моему знаку крепостные затянули томную мелодию, смешивая с тягучими деревенскими песнями кое-как разученные по привезённым отцом нотам восточные мотивы. Анна, с минуту постояв неподвижно, выбрала такт и сбросила свой покров.
Полуобнажённая, гибкая, танцовщица предстала передо мной божественно хороша. Аромат духов перемешался с запахом восковых свечей, локоны рыжего парика - и зачем она такой выбрала? - как будто вспыхнули, когда девушка извивалась на ковре у камина, босые ножки выводили шаги замысловатого танца, звенели браслеты, раскачивались длинные серьги... Я так увлёкся, что почти забыл об опасности, когда Анна приблизилась и, синее торжество заглянуло в мои глаза. У меня пересохло во рту, я хотел эту ведьму до умопомрачения, я ещё был неподвижен, но желание разрывало меня, и не знаю, смог бы я устоять, не появись неожиданно для нас обоих Репнин.
- Что это значит? - крик Мишеля заставил меня опомниться.
Анна заметалась - сразу с двумя ей было не справиться. Помню кашу пустых объяснений, упрёков, какой-то бессмысленный вопль... Мой друг выбежал прочь, за ним - Анна. Я их не удерживал, тупо уставившись на графин. В ушах звенело - чары колдуньи не прошли даром, но я надеялся прийти в себя, когда обозлённая девка ворвалась в столовую.
- Чего тебе? - нарочитой грубостью я прятал растерянность, смешанную с осколками страха.
- Я пришла закончить танец, барин.

Напрасны были мои отговорки, что ушли музыканты, что танцев достаточно, эффект превзошёл все ожидания - она чувствовала мою слабость, отобрала рюмку водки, сломав её, как яичную скорлупу, и забилась в стремительной пляске. Я тяжело дышал, гул сердцебиений отдавался в ушах, вожделение к ведьме душило, пальцы терзали салфетку, и вдруг всё изменилось. Разъярённая львица притихла, огонь глаз утонул в двух хрусталинках, ласка обвила меня ручками Анны:
- Вы не ненавидите меня, я знаю, это не ненависть...
Баю-баю, я был бессилен... Сладкий голос обещал бесконечный покой, золотые волосы окутали меня чародейной сетью, аромат белой кожи щекотал ноздри, лишая остатков рассудка, и я пал в покаянии. Добрый ангел всё слабее и слабее шептал - опомнись! Не отдавай душу ведьме! - но Анна оказалась сильнее, обещая блаженство покорному. Я стоял на коленях, целуя раненые осколками стекла ладошки, не споря с насмешкой - «хозяин». Рабу не пристало спорить со своей госпожой... и тут произошло чудо! Мои губы встретили дорожку крови. Ещё миг - и я жадно слизывал пряную влагу, не обращая внимания на пустое торжество отныне не властной надо мной интриганки.
---

Я люблю кровь. Эти волшебные капельки, дивный нектар, тёплая эссенция души и сердца, ласкающая язык, повествуя о тайнах - пороках, страстях, красоте... Глуп тот, кто считает подобных мне жадными убийцами - мы лишь стремимся к познанию, чуть отведывая частицы божественных творений - людей. Самый жалкий человечек - и он, не осознавая своего предназначения, несёт в себе отблеск великого замысла, а мы пробуем вкус его миссии, ловя мгновения тайны во сне или в страсти. Конечно, среди нас есть пошляки, уничтожающие дающие наслаждение жизни, но я никогда не разрушал то, к чему можно вернуться вновь отведать амброзии. Не ко всем, о нет, не ко всем! После некоторых приходится долго отплёвываться, Анной же я вовсе отравиться боялся.
Какое нелепое заблуждение! Кровь ведьмы, крадущей дыхание и смиряющей души, впитала множество запахов и оттенков, как роза, расцветающая на соках грубой земли. Ничего подобного я не пробовал. Одна капелька - и память воскрешала образы жертв коварной красавицы. Кровь многих была мне знакома, и у каждого была своя нота, мелодия, песня. Драгоценная влага, бегущая через сердце Анны, поглощала чужие мотивы, соединяя их восхитительной гармонией и складывая в величественную симфонию недосягаемого совершенства. Я узнавал вкус топлёного молока - мой добрый Мишель, как ни крути, сущий телёнок, обжёгся перчиком, таким частым у светских дам и девиц, особенно фрейлин. Полина пахла свежей хвоей и сеном, и даже отголосок кошмарной бурды из жил Карла Модестовича не мог испортить упоительного головокружения, испытанного мной в руках моей кудесницы.

Чуть опомнившись, я выпрямился, и Анне пришлось запрокинуть голову. Она улыбалась, но напрасно торжествовала - победителем в нашей игре вышел я. Я прильнул к её сладким устам, слегка надкусив губку и слизав ещё одну крошечную жемчужинку. Впереди много изысканных трапез, а я не из тех, кто торопится.
Ночью, в спальне, я самым простым и надёжным способом добился покорности женщины, и Анна признала во мне повелителя. Утром бедняжка с трудом поднялась на ноги, тревожно ища ответа - что с ней? Так утомили мужские объятия, или произошло нечто, не поддающееся осмыслению? Властно ли надо мной её колдовство или, став любовницей, Анна стала рабыней? Я добродушно потрепал малышку по бледной щеке:
- Не бойся, дорогая, больше больно не будет.
Ей взбрело в голову укусить меня за плечо:
- Тебе это нравится?
Отсмеявшись, я велел подать нам завтрак, а за обедом откупорил для Анны лучшее красное - деликатес нужно беречь. К вечеру моя сладкая немного приободрилась, к ней возвратился румянец, плутовка стала нежна и игрива - пожалуй, она найдёт множество способов доставить мне удовольствие.

Я женился на ней. Конечно, пришлось похлопотать, чтобы баронессу приняли в свете - Пётру Михайловичу мы внушили, что Анна приходится князю дочерью от одной из дворовых моего батюшки.
Ну и комедия была с Долгоруким. Я тряс перед его носом бумагами, вызывая к совести, моя же невеста воплощением кротости сидела в уголке, иногда поднимая на якобы папеньку небесные глазки. Ради титула баронессы стоило постараться, хотя Пётр Михайлович всегда был ей противен.
Старик долго не устоял, и вот мы с Анной - счастливейшая в округе чета. Мы частенько выезжаем и принимаем гостей. Моя пчёлка собирает нектар и дарит мне чистейший мёд своей крови, я же забочусь, чтобы супруга была окружена почтением и комфортом. Иногда приходится попоститься, и после долгих перерывов я даю себе волю, еле удерживаясь на грани жизни и смерти жены. Старый дурень, наш доктор, очень удивляется, когда баронесса, уже оправившись после родов, слабеет настолько, что ей не подняться с кровати. Я посмеиваюсь над его причитаниями, нежась в шёлке белья и золотых волос Анны.

Наша девочка вся в меня - тащит в рот что попало. Недавно няньке пришлось очищать рот ревущего чада от шерсти - маленькая баронесса покушалась на кошку. Мальчик подозрительно ласков - и слуги, и гости его обожают. Конечно, он пошёл в мать.
Анна последнее время намекает на желание попутешествовать - почему бы и нет? В Европе множество интересного, я уже списался с друзьями. Об особенностях моей дорогой супруги, конечно, их лучше не ставить в известность. Может быть, мы доберёмся и до Америки - лучше инкогнито, во избежание трудностей с паспортами. Возьмём какое-нибудь имя попроще, Адамс, к примеру, и всласть поездим по дикой стране, где люди непосредственны и близки природе - сколько новых вкусов и впечатлений нас ждут!

КОНЕЦ