|
|
|
|
|
|
Автор: Царапка Жанр: мелодрама Рейтинг: G Старый сановник перебирал старые письма. Выцветшие чернила, в былые дни блестевшие, как глаза молодого влюблённого, умирали и требовали вечного успокоения в пламени. Зачем столько лет в тайном шкафу, скрытом полками библиотеки, граф хранил их? Чувства давно увяли, но рука, много раз касавшаяся пожелтевшей бумаги, не поднималась бросить всю связку, не глядя, в огонь. Теперь пора. Времени мало. Жизнь прожита. Тем, кто останется, нет дела до отгоревших страстей. Последнее усилие - и тайна сгинет бесследно. Александр Христофорович всё-таки медлил. Зачем? Зачем дрожащие руки развязали один за другим узелки, зачем развернули и разложили все письма - от первого признания юной восторженной девушки, до последнего холодного: «Я надеюсь, остаток порядочности хотя бы от хвастовства Вас удержит...». Он должен был вернуть эти письма, но надёжного способа передать их возлюбленной не подворачивалось - она уехала из столицы, а бывший любовник малодушно солгал, при случайной встрече шепнув: «Я всё уничтожил, не бойтесь». Сердце в те дни ещё не застыло, и у него не было сил затоптать последнюю искорку, единственное грустное напоминание - и он жил когда-то, как простой человек, был влюблён, счастлив взаимностью, надеялся на бесконечность своего счастья. Кто нынче поверит, что могущественный шеф жандармов способен не только цепным псом сторожить спокойствие на престоле, растаптывать крамолу при зарождении, не снисходя к человеческим слабостям. Когда граф был самим собой истинно - в восторге целуя очередное письмо, или откладывая свидание ради срочного дела - одно, другое, пока возлюбленная не разуверилась? Мари надеялась навсегда связать свою жизнь с ним, против воли родни, для которой молодой офицер был не слишком богат, не очень знатен, да к тому же из немцев - куда ему против самого Долгорукого! Вот первая коротенькая записка: «Маменька велела Вам отказать и принять предложение князя, но я верю Вам, а не ей! Верю, что Ваше чувство ко мне искренне, а Петр Михайлович ищет всего лишь выгодной партии». Как он был счастлив! Вот маленький клочок бумаги на которой торопливой рукой начертано: «На маскараде я буду в зелёном платье турчанки». Долгие годы не помогли забыть разговор в дальнем уголке парка. - Александр, бежим! Мои родители настаивают на замужестве с Долгоруким. - Мари, зачем? Я надеюсь на скорое повышение. Ещё немного, недолго, и нас с радостью благословят! - Почему я всегда, ото всех слышу о чинах, о карьере, о деньгах! - Одной любовью прожить на свете нельзя! - Александр спохватился, осёкся, но поздно. Зелёные глаза невесты вспыхнули: - Вот как? Не хотите ли Вы сказать, что можно вовсе прожить без любви? - Нет, Мари, дорогая... Простите! - Бежим, Сашенька! - она бросилась ему на шею. - Мари, не сейчас... Я не могу бросить службу, я должен... - Должен? - девушка отпрянула. - Не пора ли и мне исполнить свой долг? В кустах хрустнула ветка, до слуха влюблённых донёсся смешок, спугнувший их, не дав объясниться. Граф поклялся доказать всем, что он достоин знатной девицы, взялся за важнейшее поручение, уехал, а вернувшись, увидел любимую замужем за соперником. Разочарование, обида, горечь померкли, когда однажды, на шумном балу, его руку тайно пожали тонкие пальчики. Александр взглянул в глаза бывшей невесты и потерялся, раненый её болью: - Прости... - вот и всё, что она успела сказать в первую встречу после его возвращения. Потом - ворох писем. Их связь никто не отличил бы от обычного адюльтера. Граф к тому времени имел достаточно опыта свиданий с замужними дамами. Тайные квартиры, подкуп слуг, лихорадочные ласки в отведённый для них украденный час, боязнь сплетен, маска на людях - и так несколько месяцев. Мари не могла жить в духоте страха. Любовники обманывали весь свет, и поняли - не верят друг другу. Чувства не простили предательства и угасли. - Мы встретимся завтра? - Мари, мне придётся задержаться на службе. Может быть, в пятницу? - Я приглашена на раут к статс-даме. Я забочусь о карьере мужа, как ты - о своей, - глаза глядят холодно и недобро. - Очень жаль. Придётся на той неделе. - Ты ухаживаешь за графиней Р.? - Что ты! - Не лги. Она - выгодная невеста, а ты нынче - завидная партия. - Не придавай значения слухам. В ответ - молчание, потом обыденное: - Пора одеваться. И, наконец, растерянная, она вновь предложила бежать: - У меня будет ребёнок... Твой, наш... Сашенька! - Муж подозревает? - Это всё, что ты можешь сказать? - Мари, побег ничего не изменит... Синод признает виновной тебя. По её щекам текли слёзы. - Уедем далеко-далеко, где нас не узнают. - Всё жизнь прятаться, ты уверена, что этого хочешь? - Уверена, что не хочешь этого ты. У тебя ведь великие планы. Прощай, - Мари решительно взяла шляпку и вышла, не обернувшись. В первый миг он испытал облегчение. Связь начала его тяготить, известие о ребёнке обескуражило, мысль о побеге казалась абсурдной. Но после женитьбы, когда казалось - с прошлым покончено, память вновь и вновь возвращала его в тень парка. На маскараде граф искал турчанку в зелёном. Он давно позабыл кислый запах с чёрной лестницы, ведущей к маленькой квартирке - помнил лишь обнимавшую его женщину и боялся назвать жену именем бывшей возлюбленной. Ребёнок умер, едва появившись на свет, и больше ничто их не связывало. Узнал ли князь об измене жены, Мари, простите, Марья Алексеевна, даже не намекнула. Александр Христофорович поднимался всё выше в деле государственного служения, призраки прошлого становились бледней год за годом, но каждый раз, когда граф решался уничтожить доказательства связи, находилась какая-нибудь пустячная причина, мешавшая ему. И вот откладывать стало некуда. Выслушав от врача: «Мужайтесь!», шеф жандармов с присущей ему методичностью взялся приводить в порядок свои дела. Имения процветают, дочери замужем, на службе подготовлен преемник. Осталось последнее - уничтожить ветхие свидетельства прошлого. Александр Христофорович не думал, что после всего пережитого ему будет трудно расстаться с письмами Мари, но когда он повернул ключ в замке сейфа, сердце дрогнуло. Граф вспомнил, что скоро к нему должен прийти секретарь с распоряжениями управляющему, отпустил было ручку дверцы, но снова стиснул её, понимая - сегодня настал час исполнить давно отложенный долг. Он почти вслух шептал: «Не разворачивай!», но пальцы не слушались и скоро поднесли один за другим исписанные листки к старым глазам. Господи, как он был молод, как близок к счастью, как счастлив! Рассыпалась труха долгих лет без любви, прожитые в холоде годы стали прозрачными, обнажив погибшие, но прекрасные цветы подлинных душевных волнений. Жизнь, уныло-серая, как осеннее петербургское небо, спросила: «Зачем ты так тщательно смывал краски?». Память играла с ним злую шутку, спрятав опасения и тревоги, но сохранив аромат надежды, восхищения, звук весёлого смеха, обаяние несравненной улыбки. Машенька, как же мы были глупы... Остаётся лишь спрятать от насмешливых глаз осколки былого, и огонь - единственное прибежище. Вельможа нашёл в себе силы подойти к камину, отодвинуть экран и бросить письма на угли. Бумага вспыхнула, обдав лицо старика жаром. Листки сворачивались один за другим, чернели, съёживались, как будто могли чувствовать боль, и вдруг один, по прихоти пламени, взлетел и вырвался на свободу, опустившись у ног графа. Александр Христофорович с трудом наклонился, дрожащей рукой поднял останки письма, прищурился, и сердце упало. Горячий шёпот Мари вернулся из далёкого прошлого: «Александр, любимый, я ничего не боюсь. Не говори, не предупреждай, я не хочу слушать. Мне всё равно - сплетни, упрёки, я знаю и не хочу знать. Потому что у меня есть ты, ничто другое не нужно...». Обгоревший обрывок рассыпался в руках, померк свет солнца, пробивающийся сквозь занавеси, огонь и свечи утратили цвет, искры в камине разгорались, ослепляя глаза. Последняя частица пепла упала. Граф рухнул на ковёр рядом с ней. КОНЕЦ |