Старые письма

Автор: Царапка (Шмель) Рейтинг: PG Жанр: драма / мелодрама Герои: Владимир, Анна Сюжет: время и место действия без изменения. Юный барон Корф вернулся с отцовских похорон, осторожно ведя под руку свою потерявшуюся в горе мать. Баронесса боготворила покойного мужа. Напрасно священник увещевал несчастную женщину не предаваться греху уныния, благодарить Господа за долгие годы, прожитые в благословенном браке, думать о детях. Вдова едва ли различала хоть слово в его проповедях. Врач прописал ей успокоительное и посоветовал наследнику отправить двенадцатилетнюю сестру к кому-нибудь из родни. Молодой барон скорее заставил, чем уговорил мать принять лекарство, помог ей лечь на кушетку, бережно укрыл пледом и направился в кабинет. С минуту он размышлял о сестре, сейчас плакавшей в своей комнате. Отцовская родня живёт далеко и мало знакома, материнской нет вовсе - баронесса была бедной воспитанной из милости сиротой. Лучше всего Верочке уехать к друзьям семьи - Репниным... Вздохнув, Дмитрий Владимирович тоскливо оглядел массивный отцовский стол. Бумаг на нём было мало - покойный не любил беспорядок, остались лишь пришедшие в последние дни. Владимир Иванович умер скоропостижно, от воспаления лёгких, подхваченного в ледяной воде. Мост, поставленный вором подрядчиком на гнилых сваях, обрушился, когда по нему проезжала карета семьи барона. Жену и дочь отец сумел вытолкнуть почти сухими, отдал им тёплый тулуп, принесённый поспешившим на помощь крестьянином, а сам шёл к дому в мокром пальто. Оканчивающему кадетский корпус наследнику предстояло решить - поступать на службу или заняться поместьем. Дела семьи не вызывали тревоги. Обросшая многочисленными сетованиями реформа не нанесла барону Корфу заметного ущерба - он давно был готов к ней. Почти всех крестьян отец перевёл в вольные хлебопашцы, дворовым и оброчным отпускные подписывал по первой же просьбе, тщетно твердя на дворянских собраниях, что добиться уважения свободных сельских обывателей возможно и выгодно, а расходы на найм прислуги не превзойдут содержания вороватой дворни. Юноша полистал отчёт управляющего, подготовившего свод доходов и трат последнего месяца, открыл один за одним ящики стола - с запасными перьями, чернилами, карандашами, стопками чистой бумаги - простой и гербовой, какими-то черновиками, и в самом нижнем обнаружил запертую кожаную шкатулку. Дмитрий полюбопытствовал, что может храниться в ней, подобрал ключ среди нескольких, лежащих отдельно, и обнаружил связку давно пожелтевших писем, среди них - небольшой медальон. С удивлением просмотрев находку, барон узнал почерк отца, переписывавшегося с женщиной, отвечавшей ему волнующимися неровными буквами. Первое из писем было от неё. «Владимир, я не знаю, как просить о прощении. Все дни после нашей разлуки я не жила. Моё тело двигалось, язык говорил, но душа моя металась в сомнениях и неверии. Я испугалась, глупо, безобразно и неблагодарно, испугалась Вас, Вашей горячности, откровенности, самой любви Вашей, требовательной и не прощающей, и не могла найти слов объяснить и уничтожить свой страх. Сердце моё было в смятении. Всю мою жизнь страх и любовь к Вам терзали меня, не отпуская, и я бежала от этой битвы. Я утратила Вашу любовь и теперь меня преследует ужас за Вашу жизнь. Я искала Вас, надеялась объясниться, и если нам не суждено общее счастье - пожелать его Вам. И узнала, что Вы уехали на Кавказ! Как я не умерла от этой вести? Любимый, зачем? Мне некого винить, кроме себя, я своими руками разбила надежды и сердце, я недостойна Вашего сожаления, не губите, ради Христа, Вашу жизнь! Вы встретите женщину, достойную Вашего имени, будете счастливы, не отчаивайтесь из-за разочарования. Простите меня, как ни мало я заслуживаю прощения, храни Вас Бог! Анна». Отцовский ответ был полон нежности: «Анечка, дорогая, что же мы наделали... Как недавно лишь миг, взгляд, несколько слов отделяли нас от полного счастья, а теперь между нами тысячи вёрст и бессмысленные предрассудки! В дороге, в гарнизоне, на привале тысячи раз я перебирал в памяти подробности злополучной ссоры и последнего разговора, когда я не стал слушать Вас, а ведь Вы искали со мной примирения. Аня, Вы столько вытерпели моих вздорных выходок, столько простили, но я опять попрекал Вас, и только теперь понимаю, как глупо. Дорогая, я был на войне и знаю, как умирает. Лицемерие Петра Михайловича разъярило меня, но Вы, к несчастью, ему поверили. Я увидел низкого притворщика, играющего на жалости, чтобы заставить забыть о бесчестном и жестоком обращении с близкими, а Вы, ангел мой - больного старика, не способного противиться натиску человека отнюдь не безгрешного. Мы смотрели на князя и не разглядели друг друга. Сказанные в запальчивости слова всколыхнули обиды, о которых хотелось забыть, я отчаялся снова добиться прощения и не понял, как виноват сам, в гордыне своей обвиняя Вас в нелюбви - и вот мы в разлуке. Любимая, нам рано расставаться с надеждой. Ждите меня в поместье. Год службы - и я получу право подать в отставку, вернуться домой, обвенчаться с Вами и жить, как мы мечтали. Люблю, целую, Владимир». «Владимир, я плакала, читая Ваше письмо, целовала листки, плачу и сейчас, отвечая. Дорогой мой, позвольте приехать к Вам. Я уговорю какую-нибудь почтенную даму стать моей компаньонкой, поселюсь в Пятигорске или же в Кисловодске - я разучила названия городов на Кавказе, и мы сможем хоть изредка видеться. Ваша любовь - моя драгоценность, единственная, дороже души, я живу Вашей любовью, живу ради неё, надеюсь всей жизнью благодарить Вас за счастье, мечтаю о встрече. Ради Бога, Владимир, не спорьте, не опасайтесь - многие дамы живут в тех краях благополучно. Целую, люблю, Анна». «Анечка, ласточка, храбрая моя девочка, как я жду тебя! Увидеть твои чудесные глаза, услышать несравненный голос, обнять тебя, моя маленькая - что счастье, если не это? Управляющий позаботится о подорожной и о расходах, все распоряжения - в этом конверте. Владимир». «Володя, я пишу впопыхах, голова идёт кругом. Найдены документы, по которым князь Долгорукий - мой отец. Пётр Михайлович убеждён в их подлинности и хочет признать меня. С его связями и заслугами дело не займёт много времени. Любимый, мы сможем венчаться, не дожидаясь твоей отставки, ты будешь вправе не покидать службу! Господи, как хочется верить, что скоро мы будем навеки принадлежать только друг другу... Анна». «До чего глупы те, кто смеются над голосом крови! Ангел мой, ты в душе узнала отца, когда защищала его от меня. Не скажу, что горю желанием породниться с Петром Михайловичем, но ради тебя готов совершить этот подвиг. Я сегодня же подам рапорт с просьбой об отпуске, после недавнего боя мне не откажут. Мы вернёмся в полк вместе, тебя встретят с полным уважением, которого ты достойна. С нетерпением жду свидания. Владимир». «Любимый, прости... Я виновата, но я не смогла. Пётр Михайлович потребовал от меня дать слово, что я не выйду замуж без его согласия. Я призналась, что люблю тебя, мы помолвлены и хотим пожениться, едва это станет возможно. Но князь настроен против тебя едва ли не сильнее, чем прежде, не хочет ничего слушать и никогда не благословит нас. Лиза уговаривала меня притвориться, но я не смогла, заспорила с ним, сказала, что ни с кем другим не смогу и не хочу быть счастлива. Князь прогнал меня и не хочет обо мне слышать. Я в его глазах недостойна зваться княжной Долгорукой. Я не могу отречься от тебя даже притворно, даже ради того, чтобы скорее стать твоей перед Богом. Любимый, тебе незачем ехать. Я еду к тебе. Анна». «Душа моя, я такой и люблю тебя - искренней, чистой, не нужно обмана. Бог с ним, с князем, пусть остаётся в покое со своей гордыней и злобой. Забудем о нём, приезжай. Жду нашей встречи, любимая». Последнее письмо не принадлежало руке ни барона, ни его любящей любимой невесте: «Владимир Иванович! С глубоким прискорбием возлагаю на себя тяжкий долг сообщить Вам о трагическом происшествии в Двугорском уезде. Через наши края прошла шайка беглых каторжников из числа самых опасных. К несчастью, Анна Михайловна не была осведомлена об их появлении и не повременила с отъездом на юг. Со слов сопровождавшей её дамы, карету остановили в лесу, и, угрожая пистолетом, заставили отдать деньги и драгоценности. Анна Михайловна безропотно исполнила требование и поклялась, что не узнает их лиц. Именно здесь разбойников настигла погоня. Главарь вытащил бедную девушку из кареты и, прикрываясь ею, стал отступать вглубь леса. Анна Михайловна, должно быть, сочла угрозу бесчестья хуже, чем смерть, сумела через несколько шагов вырваться. Пристав выстрелил в негодяя, но промахнулся и попал в его жертву. Разбойников изловили, но несчастной Анне Михайловне это не помогло - она скончалась на месте. Единственное, чем я могу Вас утешить - смерть наступила мгновенно, Ваша невеста оставила этот мир без страданий. Приношу искренние соболезнования. И.П.Штерн». Прочитав последнее из писем, Дмитрий Владимирович отвёл глаза в сторону, потом взял в руки лежавший в шкатулке медальон, открыл его и долго смотрел на крошечную миниатюру - портрет большеглазой молодой женщины, причёсанной по старинной моде и улыбающейся счастью, которое не было ей суждено. Юноша вспоминал обрывки разговоров, полузабытые сцены из детства. Однажды он увидел отца, идущего по кладбищу куда-то в сторону от фамильного склепа, а потом опустившегося на колени и долго молившегося на скромной могиле, покрытой белыми цветами. Мальчик хотел подойти, окликнуть, но не посмел, спрятался, дождался отцовского возвращения - и в детскую душу пробрались холод и страх. Отец брёл медленно, глядя прямо перед собой, в светлых глазах отражалось небо, и Бог весть как сын понял - они ничего не видят. Перебирая награды за храбрость, проявленную на Кавказе, откуда барон вернулся после пяти лет службы, мальчик спросил: «Папенька, Вы были ранены?», «Нет, сынок, нет, - сильная рука погладила его по голове, - Ни одной царапины, ни единой, - потом отец смолк и еле слышно пробормотал, - Пуля взяла не меня...» - встал и быстро вышел из детской. Владимир Иванович женился через два года после возвращения. Как и погибшую девушку, баронессу зовут Анной... Любовь, смерть, счастье, страдания в юдоли скорби, шелест листвы, опадающей под ноги, внезапный мороз, убивающий торопливо раскрывшиеся цветы, грусть, нежность, томление... Юноша встал, повернулся к окну, за которым переливалась капель. Суждено ли ему однажды влюбиться и пронести сквозь годы любовь, позабывшую смерть? Или легче никогда не изведать её, бежать от страстей в тишину, где сердце бьётся в ритме швейцарских часов? Солнечный луч, то дразня, то скрываясь за тучу, манил обещанием света, за который не узнать вперёд плату. Молодой барон распахнул створки, подставил грудь ветру, ворвавшемуся в комнату, перемешавшему старые письма, грусть и мечты, и в душе попросил благословения умерших влюблённых - на жизнь во имя любви. КОНЕЦ