Ошибка

Автор: Царапка (Шмель) Рейтинг: PG Жанр: драма / мелодрама Герои: Анна, Владимир, Михаил Сюжет: время и место действия без изменения. Анна не любила зиму. Хуже того, почти ненавидела. Этот холод, заставляющий кутать горло, мороз, щиплющий щёки, снежки, в которые приходится играть, угождая любующемуся на неё барину, а потом смазывать руки гусиным жиром под недовольное ворчание горничной: «Ишь, белоручка!». Как шершавыми пальцами перебирать клавиши на рояле? Настоящие барышни могут позволить себе заболеть, покапризничать, отступить от хороших манер и не заботиться о безупречности - подделка должна быть совершенна. Совершенна каждый час, каждый миг, угождая барину нежным пением, прекрасным французским, музицированием, грациозным поклоном и - благодарностью. Здесь девушка вполне преуспела, наделив голос мёдом, взгляд - восхищением, искусно вплетая лесть в любой разговор. Пусть старый дурак думает, что для Анны «дядюшка» - сошедшее с небес божество, пусть считает её воплощением присталой холопке почтительности, а себя - благодетелем. Очень и очень рано Анна нащупала границу дозволенного. С виду балованная, девочка научилась удивлённо и радостно раскрывать глазки, когда ей приподносился подарок, кружиться по комнате с любой куклой, хотя терпеть не могла их безжизненные мордашки, не спорить о цвете выбранного хозяином платья, безропотно отказываться от любимых уроков верховой езды - Иван Иванович вбил себе в голову, что такая нежная и хрупкая девочка непременно боится лошадей. Он сам их боялся, однажды на охоте упав и сломав ногу. Совсем маленькой, Анна зазнавалась перед дворовыми, у которых не было шёлковых платьев, играя с барчатами, искренне считала себя ровней им, пока однажды, подражая княжне Долгорукой, не топнула перед барином ножкой, отказываясь пить молоко. Иван Иванович не то, чтобы строго, скорее шутливо, пригрозил: - Вот расскажу всем, что ты крепостная, и отправлю в людскую! Ну, глупышка моя, не пугайся, пей! Анна послушно выпила, не чувствуя вкуса, а поздним вечером, плача, спрашивала кухарку: - Он меня взаправду прогнать в людскую может? А выпороть? - На что будет его барская воля, - весомо поучала добрая толстуха Варвара, - Ты не заносись, барина почитай, слушайся, и он к тебе милостив станет. Впервые задумавшейся о своём месте девочке становилось всё горше, но к утру от слёз не осталось и следа. Анна стала сознательно искать способы угодить хозяину. Изучала самые тонкие оттенки на его лице. После обеда барин доволен, значит, и на рояле нужно играть пьесы, вызывающие такую улыбку, принимая гостей - устаёт и становится натянутым - просить позволить отдохнуть после чтения нужно, заметив схожее выражение лица. На всякий случай не ссориться с дворовыми - ведь однажды Анна может стать одной из них. На девушку произвело большое впечатление «Горя от ума» Грибоедова - но не остротами Чацкого, не прихотью избалованной барышни, ни чванной дворянской толпой - эка невидаль. Молчалин. Выскочка не на своём месте, снискавший хозяйскую милость и любовь хозяйской дочери, но не забывавший угождать даже собаке дворника. Именно так. Вести себя, как он, но не позволяя себе глупого удовольствия побахвалиться ловкостью перед горничной. Пьеса весьма воодушевила девушку, с той поры очень вежливую с прислугой, как будто извиняясь за милость, которой она недостойна. Иван Иванович, да и почти все в доме стали считать ласковую красивую девочку душой ангельской, но барчук решительно не поддавался её чарам. Молодой барон приезжал домой на каникулы, и не скупился на язвительные замечания в адрес отца, играющего в куклы, а тем более насчёт самой куклы. В какой-то мере вина была Анны. Она заметила книгу с гравюрами - копиями картин старых мастеров, выбрала мадонну, выражение лица которой показалось ей наиболее подходящим, и, не рискнув взять находку к себе в комнату, стала прямо в библиотеке репетировать перед зеркалом роль пречистой. Владимир, неожиданно вбежав в комнату, застал врасплох маленькую крепостную, увлечённую своим занятием. Анна застыла, не выпуская из рук книги, и не могла помешать ему посмотреть на предмет её интереса. Юноша фыркнул, усмехнулся в ответ на жалобный лепет: «Дядюшке угодно, чтобы я в театре играла», презрительно бросил: «Актёрка!», и вышел прочь. Девочке стало страшно от понимания - в будущем её хозяином станет этот красивый кадет. До конца дня она с трудом удерживала слёзы, ночью выплакалась в подушку, к утру решив - у неё есть новая цель - вольная. Не жалкие подачки, не бесконечное угождение ради красивых платьев на чужой вкус - стать хозяйкой себе самой, избавиться от насмешек и страха, читать и петь, что захочет, заставить угождать ей. Но как? Что может маленькая дворовая, возвышенная лишь случаем, который может в любой миг выбросить в ничтожество, где не помогут ни пение, ни французский? Размышления были неутешительны. Остаётся по-прежнему развлекать барина, надеясь, что однажды, размягчённый, он подпишет бумагу. Анна продолжала заниматься прилежнее любой дворянки, до тошноты, до ненависти, завидуя настоящим - свободным, весёлым, живым, не утруждающим себя уроками, не сравнимым с Анной красотой и манерами, но носящим гордое клеймо благородного происхождение. К шестнадцати годам Анна стала первой красавицей местного общества. Безукоризненное воспитание, признанный музыкальный талант - и тайная пропасть, отделяющая её от поклонников. Будь девушка свободна, она сумела бы и без приданого отлично устроить свою судьбу - кроткий взгляд небесных глаз, детская улыбка пухлых губок смогли бы привести к ногам Анны кого-нибудь из уездных помещиков, но приходилось держать кавалеров на расстоянии, смиренно подчёркивая, что воля дядюшки для неё свята. Иван же Иванович не утруждал себя таким пустяком, как сообщить крепостной свои планы на её будущее. Если Анна, иногда надеявшаяся, что у барона была причина выделить её среди слуг, осмеливалась на намёк: «Я никогда не стану достойна Ваших милостей, меня, простую холопку, Вы вознесли...», хозяин отмахивался: «Пустое, Анечка, оглянись - любая девчонка неуклюжа рядом с тобой». Едва девушка замечала приятные манеры кого-нибудь из молодых людей по соседству, барон обрывал: «Он глуп и дурён. Что ты в нём нашла? Кого не увижу с тобой в паре на балу, только удивляться могу, что эдакий пентюх осмелился к тебе подойти». Анна про себя злилась - что ей делать со своим воспитанием и красотой? Ждать, когда наследник укажет ей место на кухне, а то и хуже? Владимир не уставал отравлять ей жизнь обещаниями разоблачить самозванку, сорвать с неё тряпки, выпороть на конюшне и отправить в свинарник. В довершение Анну стал откровенно домогаться управляющий. Девушка давно привыкла, что ей за спиной барина говорят «ты», но когда Карл Модестович попытался ощупать её не только глазами, не смогла скрыть отвращения, отбросила его руки - и нажила смертельного врага, едва ли не более опасного, чем молодой барин, служивший в тот год на Кавказе. Любовница немца, испугавшаяся было сильной соперницы, мстительно обещала разделаться с нахалкой, едва она надоест господам. Наконец, после визита старинного друга Ивана Ивановича - директора Императорских театров князя Оболенского, барон торжественно объявил - Анна станет актрисой. Девушке к тому времени исполнилось семнадцать, и о крепостных театрах, в одном из которых, принадлежавшем барону, порой играла она сама, Анна имела представление, но Императорский? Как это? Сомневаться пришлось недолго. Едва слух о будущем поприще красавицы распространился по уезду, отношение к ней изменилось. Маменьки воспретили своим дочкам водиться с актёркой - прежде её игра считалась милой домашней забавой, в глазах и обращении мужчин стали проскальзывать нотки, очень похожие на масляные взоры Карла Модестовича. Последние иллюзии разбил влюблённый в Анну юноша, однажды подкарауливший её в в саду, чтобы умолять: - Ради Бога, не соглашайтесь! Ваш опекун сошёл с ума! Сцена - не место для чистых созданий! Актрисы порочны и лживы, театр погубит Вас! Испуганная и растроганная девушка поблагодарила и чуть было не открыла причину, по которой она не вправе сопротивляться воле барона, но, к счастью, не успела. Молодой человек опередил её, сердито высказавшись насчёт старого Корфа: - Продал бы кого из холопок в театр! Воображение живо нарисовало Анне, как обожание на лице влюблённого сменяется презрением и отвращением, и, коротко выразив признательность, она убежала. Приведя мысли в порядок, девушка решилась смотреть правде в глаза - Императорский театр мало чем отличается от крепостного, где барин раздаёт роли за усердие в спальне. Даже Иван Иванович, вопреки восхищению воспитанницей, порой, теребя бороду, изрекал: «Аня, ты устала последнее время, не спорь, я вижу, устала, играть будет...» - далее следовало имя очередной пассии, уже известной в людской и на кухне и свысока поглядывавшей на Анну. Ещё год будущая актриса, по воле барина, оставалась дома, к новой зиме решившись примириться со своей участью. Искать поддержки поклонников оказалось невозможно - никому Анна так и не доверила свою тайну. Всё, что можно было узнать о соседях, не располагало к откровенности. Восхищавшийся Наполеоном и французскими философами помещик, слывший вольнодумцем и либералом, приказывал нещадно сечь своих крепостных, цветисто толкуя об их пользе. Другой сосед почитался добрым и благородным, но ничуть не вмешивался в методы управления суровой маменьки, разве что за любовницу однажды вступившись, а потом сбыв её с рук, едва забрюхатела. Может, среди совсем юных романтиков стоило искать искреннего чувства, но они зависели от родителей, а Карл Модестович, желая унизить зазнавшуюся холопку, оказал ей ценнейшую услугу, разъяснив: - Ты, голубушка, не ищи молодого дурака, что с тобой обвенчается - его живо под опеку отправят, а тебя - на каторгу, едва прознают, кто ты такая. На дворянина, хозяина самого себе, надежды было ещё меньше - узнав о происхождении Анны, он, скорее, предпочёл бы купить её, а не жениться. Итак, Императорский театр. Блеск, сцена, аплодисменты, множество господ, среди которых придётся искать покровителя, и угождать даже тогда, когда ему кажется - он угождает ей. Жалкий жребий, но... Холопке придётся довольствоваться этим. Новая зима, великосветский сезон. Надежда вырваться из опротивевшего дома Корфа, избавиться от самодовольного благодетеля. Иван Иванович наговорил ей множество комплиментов, подарил драгоценное колье, посмеялся над страхом разоблачения и торжественно представил великосветским знакомым как воспитанницу. Вечер принадлежал Анне, впервые почувствовавшей вкус настоящего успеха. Эти разряженные люди восхищались ею не после сытного угощения в доме хлебосольного хозяина, не ища его протекции или денег взаймы - нет! Голос маленькой крепостной парил по залу, вызывал нежность и грусть, восторг и любопытство, улыбку и слёзы в глазах самых чувствительных. У неё есть талант! Впервые поверив, Анна была счастлива. Не хотелось думать о презрении, которым окатят её слушатели, узнав об обмане, о будущей борьбе за признание и право распоряжаться своей жизнью. Ненавистная зима несла отчаянную надежду, вскоре получившую новую опору. Приятный молодой офицер, князь Репнин, не сводил глаз с исполнительницы, а после выступления пригласил танцевать. Сколько восхищения, комплиментов, с каким благоговением Михаил Александрович касался пальчиков своей дамы! Даже молодой барин, мрачно приказавшей не кокетничать под угрозой разоблачения, не мог заставить её очнуться в этот сказочный вечер. Только на другой день Анна принялась по обыкновению подробно размышлять об успехе и новом знакомстве. С раздражение поняла - барин темнит, как и прежде. Приказал отправиться на прослушивание, но на вопрос, заданный как можно простодушнее - как она будет служить театре - по оброку? - удивился: «Не забивай голову ерундой, девочка». Светлым пятном стал приезд князя, как будто влюблённого и рисующего её будущее в самых восторженных тонах. Господин адъютант хочет стать покровителем будущей примы? Наверное. Позволит ли барин? Анна отгоняла от себя мысли, что Иван Иванович прочит на эту роль себя самого, а пока мило улыбалась гостю, сочтя его внимание полезным на случай, если старик всё-таки расщедрится на вольную. После совместного чтения шекспировской пьесы Анне стало казаться, что князь влюблён в неё куда больше любого из прежних поклонников, но признаваться ему было рано. Требовалась подготовка: - Михаил Александрович, Ваша любезность делает мне честь, но Вы совсем ничего не знаете обо мне. - Я не могу узнать о Вас больше за целую жизнь. Вы - ангел, - пылко откликнулся поручик гвардии и адъютант цесаревича. Анна потупила глазки, и самым нежным голоском произнесла: - Я скоро вернусь в поместье вместе с дядюшкой. - Я... Приеду... - О, нет! - ресницы дрогнули, - Прошу Вас, не ищите моего общества и не пишите мне! - с этими словами девушка оставила ошеломлённого кавалера. Расчёт Анны был прост - ничто не привлекает сильнее загадки. --- Тем временем над поместьем Корфа возникла угроза - оно было давно заложено, но хозяин, клявшийся в выплате долга, потерял расписку о возврате, а принадлежавшее княгине Долгорукой обязательство оказалось непогашенным. Анна испытала сильнейшее потрясение от страха попасть другим хозяевам как раз тогда, когда исполнение мечты о свободе подошло соблазнительно близко. Согласится ли княгиня продать её в театр? Не сочтёт ли недостаточной цену и не предпочтёт ли держать образованную крепостную у себя в унизительном услужении, периодически отправляя на порку, чтобы девка не забывала своего места, в наказание за прежний обман, за все подлинные и мнимые грехи? Или... Анне становилось дурно от мысли, кто, кроме театра, может купить её. Карл Модестович потрудился в красках расписать обязанности крепостных наложниц у некоторых господ, и заставил её смотреть омерзительные картинки таких способов близости, какие ни один порядочный человек не позволит себе с женой. К счастью, тревога оказалась ложной, атака на время отбита стараниями Владимира Ивановича, кстати выгнанного со службы вместе с приятелем Репниным - друзья чуть не попали в государственные преступники за дуэль с цесаревичем. Не успела Анна перевести дух, как случилось новое несчастье, хуже того, преступление. Иван Иванович был отравлен, а она стала одной из подозреваемых. Нелепо, глупо, зачем?! Зачем ей убивать гадкого старикашку, игравшего с ней в живые куклы, но бывшего единственной защитой от жестокой участи крепостной? Изображая скорбь у гроба покойного, Анна больше всего хотела плюнуть в него напоследок, но она не могла позволить себе ни минутной вольности, зная о безжалостном наблюдателе. Пока что Владимир, искренне оплакивавший отца, не мог похвастаться тем, что поймал её на лицемерии - девушка была безупречна в своём глухом чёрном платье, выгодно оттенявшем белокурые волосы. Несколько грубых выпадов на свой счёт Анне удалось отразить - она помнила наизусть письма, полученные от поручика с Кавказа. Отец и сын плохо ладили, порой Иван Иванович сердито отказывался читать весточки, в которых ждал лишь просьбы расплатиться с долгами, но Анна распечатывала все, жадно проглатывая строчку за строчкой и пытаясь понять, чем живёт её будущий господин. Пришлось весьма кстати - Владимир смягчился, позволив крепостной справиться с одолевавшими страхами. После похорон события развивались стремительно - в убийстве обвинили наследника. Нелепый повод - Владимир был в Индии, страны происхождения яда. На миг Анной овладело злорадство, что всегда презиравший её барчук сполна хлебнёт обиды и унижения, но разум быстро указал опасность - поместье уйдёт с казённых торгов, прислуга - с аукциона, отсутствие молотка на котором едва ли утешит. Откупиться самой на подаренные драгоценности крепостной актрисе едва ли позволят, а если старая Долгорукая вновь предъявит права... Дальше мысль устремилась к средству спасти от ареста молодого барона. - Господин Забалуев, Ваш хлыст разве не индийской работы? Я видела такой узор в книге, - на память Анна не жаловалась. - Я купил его у цыган! - начал оправдываться обвинитель. - И убийца мог купить яд! - подхватил князь Репнин, очарованный смекалкой предмета своего восхищения. Это был триумф. Обескураженный заступничеством барин благодарил собственную холопку, скромно опустившую глаза и слушавшую восторги поклонника, вскоре искавшего её общества наедине: - Анна, Вы удивительны, несравненны! Я не знаю ни одной женщины, способной так легко доказать нелепость этого гнусного подозрения! - Михаил Александрович, право, я недостойна... - девушка в уме взвешивала, что можно сказать ему. - О, нет! Это я не могу найти достойных Вас слов! И здесь Анна почувствовала - вот он, тот миг, который отдаст её жизнь в её руки, нужно пройти по тоненькой ниточке, которая привяжет знатного дворянина к безродной девчонке, и узлы на которой затянет он сам! - Михаил Александрович, помните, Вам ничего обо мне неизвестно. - Ужасная тайна? - он улыбнулся, - Вы - побочная дочь? Или у Вас крепостной муж? - Нет, я сама - крепостная, - воспользовалась Анна высказанным в шутку предположением. Князь являл собой вид непристойно глупый. Не будь для Анны так важен результат разговора, она бы расхохоталась, но цель заставила надеть маску смирения: - Простите, я не смела ослушаться барина, - дрожащий голос и умоляющий взгляд, так, хорошо, он слушает, - Я не достойна мечтать даже о мимолётном внимании такого человека, как Вы - храброго, чистосердечного, великодушного, - лесть ещё никогда не вредила. Михаил Александрович медленно собирал осколки способностей воспринимать мир. Крепостная... Первым желанием было выругаться, но язык не повернулся. Крепостная? Это воздушное создание?! Не может быть! - последние слова он произнёс вслух. Анна едва не выругалась сама на его тупость, но ни единым движением не выдала досады: - Ничто для меня не ненавистно так, как обманывать Вас! Ещё при жизни Ивана Ивановича я порывалась признаться, но не посмела! А теперь - простите, и прощайте! Анна грациозно вспорхнула и лёгкими неторопливыми шагами направилась к выходу, но замерла - князь окликнул её: - Вы - необыкновенная! Я... Восхищаюсь Вами! Девушка обернулась, одарив поклонника взглядом, полным обожания и смирения, - и выиграла эту битву. Михаил обнял и поцеловал её. Достаточно было чуть-чуть шевелить губами и языком в ответ, изображая робость, лица красавицы князь не видел, и у неё появилась передышка обдумать дальнейшие действия. Насколько сильно влюблён его сиятельство? Или, едва чары крепостной прелестницы окажутся далеко, здравомыслие возьмёт верх? Анна вздохнула, и почувствовала - её сжали ещё крепче. Хотелось мечтать. На что решится этот аристократ? Как покровитель он вполне приемлем - из столицы хотя и выгнан, но в родстве с директором Императорских театров, не слишком умён, о карьере и думать нечего... Поместья где-то в провинции, где Анну никто не узнает. Родители за границей. Мечта стать ровней тем, кто, уступая юной крепостной и умом, и наружностью, с презрением отвернулись бы от особы низкого, как они говорят, подлого происхождения, вырвать у жизни право занять место, данное в насмешку, на миг захватила девушку, но не ослабила её слуха. Скрип двери насторожил Анну. За ними подглядывают. Кто? Прислуга, управляющий или хозяин? Пришлось вернуться к неотложным заботам, мягко освобождаясь из рук мужчины. Глаза в пол, румянец, кажется, на щеках алеет вовсю, улыбка - ни капли самодовольства, застенчивость и робость, только. Осторожно приподнять голову - князь опьянён, покорён, повержен! Пора переходить к новому акту. - Простите, я не должна была... - голос, как надо, лепечет. Тут в комнату ворвался свидетель: - Прекратите этот балаган! - рёв барона готов был выбить стёкла в гостиной. - Володя, ты подглядывал? - возмутился Репнин. - Я видел довольно, чтобы разглядеть твою глупость, Мишель, - Владимир очевидно старался взять себя в руки, - Эта наглая... - он замялся, - Беспардонно морочит тебя! - Владимир... - укоризненно покачал головой князь. Анна не вмешивалась, понимая - мужчины должны сначала решить её судьбу между собой, главной её заботой было скрыть возбуждение. - Ты хоть представляешь, кому раздаёшь свои нежности? - знакомый, но напрасный сарказм. Вас ждёт сюрприз, Владимир Иванович. - Анна сказала, что она крепостная, - вымолвив главное, Михаил как будто ожидал чего-то от приятеля. Неужели надеется, что на свет всплывут документы о подмене младенцев или признание внебрачной дочери? Или на благословение восхищённого бескорыстием барина? Хозяин Анны пока что кусал губы, понимая, что ловкая интриганка отняла у него существенный козырь. Вновь нарушил тишину князь: - Твой отец собирался отправить Анну в Императорский театр. - Я ещё ничего не решил, - быстро возразил Владимир. - Анна создана для сцены! - так, мечты собираем в мешок и сжигаем в печке. На большее, чем покровительство, рассчитывать не приходится. - Она чистое, восхитительное создание! Ваше сиятельство никогда не бывал за кулисами? - про себя спросила красавица. Что скажет Владимир Иванович? Хмурится почему-то. Содержанка-актёрка, эка невидаль. Или Ваш приятель слишком беден для этого развлечения? Анна терпеливо ждала. По испытующему взгляду казалось, барон опасается худшего, чем обычная связь с актрисой. Не позволяя себе ни одного вызывающего движения, девушка лишь взмахнула ресницами, сподвигнув поклонника на решительность: - Корф, не хочешь в театр, продай её мне! Надеясь, что мужчины не заметили ни тени злости, Анна сжала тонкими пальцами краешек оборки. Это сиятельство желает дать вольную созданному для сцены воздушному существу, или ждёт заверений, что стать его рабыней - лучшее, что может желать женщина? Пока же Анна дождалась всего лишь приказа выйти вон. Напоследок бросив будущему покупателю нежный взгляд, девушка приступила к размышлениям, как держать себя впредь, чтобы вырвать-таки отпускную. Она увидела из окна столовой, как Репнин ускакал прочь, сыграла несколько пьес на фортепьяно и затем была вызвана в кабинет хозяина. --- Большая комната с массивной мебелью, оружием на стенах и тёмнозелёными портьерами, скрывавшими окно и нишу, где барон велел установить сейф. Всё привычно, знакомо, только на месте старого барина сидит молодой, не спуская с вошедшей мрачного взгляда. Анна не волновалась, чувствуя неплохую опору. Князь, уверенный во влюблённости прекрасной невольницы - друг хозяина, который не захочет ссориться из-за холопки. И, как ни ничтожна дворовая девка, именно она спасла барина от тюрьмы. Покойный Иван Иванович любил хвастаться, что всякого наградит по заслугам, опустится ли Владимир Иванович до неблагодарности? Скоро узнаем. Ровным спокойным шагом девушка подошла почти вплотную к столу и поклонилась с небрежным изяществом. Пожалуй, этот разговор не отнимет у неё столько сил - Владимир ничуть не обольщается на счёт принадлежащего ему ангела, можно не утруждать себя сменой масок, довольно почтительности. Барон, смерив красавицу взглядом, откинулся в кресле: - Что ты затеяла? - обращение на «Вы» позабыто. Анна расширила глазки. Пожалуй, это забавно. - Я - всего лишь крепостная, и жду Ваших распоряжений, - новый поклон. - Я приказал тебе не завлекать Репнина! - самообладанием господин барон не может похвастаться. - Я просила его сиятельство не искать со мной встреч. Разумеется, при жизни Ивана Ивановича я не смела ослушаться его воли, и ничего не сказала князю, только теперь - ведь Вы всегда ненавидели мою тайну. - Ненавидел? - барон угрюмо покусывал губы, - Да что ты понимаешь! Твоя бесконечная фальшь и ужимки выводили меня из себя! Вот как? Девушка наклонила голову, но взгляд обрёл ледяную твёрдость. - У Вас есть прекрасная возможность избавиться от меня. - И ты будешь вить верёвки из бедняги Мишеля? Он - мой друг! - Его сиятельство - вполне здравомыслящий молодой человек. Барон взвился: - Ты заворожила его! - Владимир вскочил, быстро обошёл стол и сжал женские плечи. - Что прикажете, барин? - смиренно молвила Анна, - Вы вправе не допустить ни одной встречи князя со мной! - И он будет сходить с ума, добиваясь их! - Вы уверены? - подразнила Анна, иронично приподняв уголок рта, про себя вздохнув - у неё самой уверенности не было. - От тебя можно сойти с ума, - констатировал барин, отпустив девушку и отвернувшись, - Ты дьявольски хороша и сладкоречива. Господин барон взялся за комплименты? Впрочем, скорее достоинства товара на ярмарке перечисляет. Анна была холодна, как сталь, когда барин, вновь стремительно подойдя у ней вплотную, быстро заговорил: - Тебе нравится играть с чувствами мужчин? Нравится вызывать восторг, оставаясь равнодушной? Боже, сколько патетики! Анна продолжала молча слушать его. - Сколько несчастных ты провела? Возбуждала надежды, втайне смеясь? Отпустите меня, я буду это делать со сцены! Анна не раскрывала рта, но взгляд становился всё более недобрым. - Неужели никогда за всю твою жизнь в тебе не шевельнулась ни одна искра? Проклятие! Какое ему дело? Вопрос требовал ответа, прозвучавшего с вызовом: - Крепостная не имеет права на чувства, - Анна устала притворяться смиренной. - Но чувства у крепостных есть! Не морочь мне голову, я знаю прекрасно, я не такой болван, чтобы не понимать этого! Они радуются, плачут, когда им больно, влюбляются, наконец! Прямо еврей у Шекспира! Крепостная актриса держалась из последних сил. - А ты? - голос Владимира звучал искренним удивлением, - У тебя есть сердце? - Спросите доктора, если угодно! - Анна уже кричала. - Ты запретила себе чувствовать? - барон не спускал с неё глаз, взгляд был серьёзен, но, как будто, смягчился, - Ты решила стать актрисой не только на сцене? Главной заботой девушки стало унять дыхание. Боже, когда кончится эта пытка? - Бедная девочка... - Анна подумала, что ослышалась, но пришлось слушать дальше: - Притворяться каждый день, каждый час... За свою недолгую жизнь фальшивая дворянка наслушалась комплиментов, удостоилась множества лестных похвал и одобрительных взглядов. Опусти Владимир глаза ниже, к корсету или хотя бы к шее, девушка пришла бы в ярость. Но барон был скорее грустен. - Тебе дорого хоть что-нибудь? Ты научилась изумлять, покорять, заставлять восхищаться собой, ты умеешь радоваться своему успеху? Без выгоды, без расчёта, просто радоваться и быть благодарной? Молчание. - Ты умеешь любить? - какой у него изумительный голос... Не обманете, нет! Мысль девушки лихорадочно билась - к чему он, зачем? Вызывает на откровенность? Князь где-то рядом, подслушивает? Но барин не давал ей собраться: - Аня, маленькая моя, ты такая хрупкая, нежная... - Владимир осторожно обнял её за талию. Девушка вырывалась, упираясь лбом в широкую грудь хозяина, шептавшего: - Глупенькая, неужели ты ничего не заметила за все эти годы, Анечка... Она устала, позволила барину обнять себя крепче, и не могла не слушать: - Ты такая красивая и неприступная, недоверчивая, уязвимая, несчастная... Маленькая отважная амазонка, тебе нужна забота, защита, ласка... Никто не знает тебя так, как я, - он заставил девушку чуть откинуться назад, запрокинуть голову и посмотреть в его глаза. Что увидела Анна сквозь застилавшую взор пелену? Что заставило закалённую броню её сердца дать трещину? Девушка перестала вырываться, притихла, слушала, любовалась... Речь мужчины лилась мягким обволакивающим потоком, мешая нежность и сострадание, его глаза, губы становились всё ближе, дыхание молодых людей слилось, приоткрытый рот красавицы не сопротивлялся волшебству поцелуя. Откуда-то из груди по телу Анны растекалось незнакомое чувство радости - победа, нежданное открытие любви единственного человека, которого не обмануло искусство притворщицы, охватили её, заполнив каждый уголок тела и разума. Один миг, перечеркнувший годы интриг и расчёта, один недолгий миг беззаботного счастья... - Вы обманули меня! - в кабинете раздался голос князя. Барон выпустил из объятий свою крепостную, нехотя скользнувшую взглядом по некстати возвратившемуся поклоннику. Анна решила предоставить объяснения Владимиру, обернулась к нему - и застыла, похолодев. Барин встретил её взгляд победной насмешкой, лучше слов давший понять - нежные чувства - не для холопки. Зелёная портьера, обычно прикрывавшая сейф, была откинута, ниша, как раз в человеческий рост - пуста, этот спектакль был сыгран для зрителя... Кровь пульсировала в висках девушки, уцепившейся за соломинку: - Барон - мой хозяин! Он сказал... - и тут Анна осознала полноту своего поражения. Владимир спокойно и негромко произнёс: - Мишель, даю тебе слово, я не принуждал её ни здесь, ни перед этой встречей. Если ты слышал не каждое слово, можешь поверить - и в шёпоте не было ни тени угроз и приказа. Князь выговорил что-то презрительно патетическое, не встретившее в Анне ни малейшего отклика, и убрался, а барон, усмехаясь, задал вопрос: - Что ты ждёшь? От его голоса девушку пробрал липкий страх, она предчувствовала падение, как прорвётся накопившаяся за годы зависть дворовых, как обретёт над ней полную власть управляющий, как погуляет по её спине плеть и обретут плоть ночные кошмары. - Что со мной станет? - выдавила Анна голосом, позабывшим мягкость и нежность. Барин как будто удивился: - Что? Ты ждёшь чего-то особенного? - снова эта проклятая ухмылка, - Я подумаю, - он веселился, наблюдая за сорвавшей маску красавицей. - Говорите сейчас! - взвизгнула Анна. Где-то в глубине разума билась мысль изобразить смирение и умолять о пощаде, но страх заморозил способность к притворству. - Когда мне идти на конюшню? Сейчас, или Вам угодно поужинать? Насмешку сменило недоумение: - Где твои превосходные манеры? Посмотрись в зеркало, на кого ты похожа? Анне было уже всё равно: - Говорите! - в горле девушки пересохло, и она вперила в барина полный отчаяния, ненависти и страха взгляд. Владимир пожал плечами и достал из ящика стола небольшой свиток: - Хотел отдать тебе завтра, вместе с другими бумагами, но... Что на тебя нашло? - барон действительно не понимал, - Сама виновата, я предупреждал. Анна не слушала, лихорадочно разворачивая документ - подписанную покойным Иваном Ивановичем вольную. Несколько мгновений она бессмысленно смотрела на имя и дату - следующий день после визита княгини, потом без сил опустилась в кресло. Лёгкий укор совести заставил тускло признаться: - Я всё-таки что-то значила для него... Владимир взорвался: - Отец боготворил Вас! Вы были его смыслом, надеждой, гордостью! В горле Анны перемешались недоверчивый смех и рыдания. Молодой барон немного успокоился и с холодной деловитостью закончил: - Я не хочу нарушать данное отцу обещание позаботиться о Вас, тем более - оставаться перед Вами в долгу за помощь при снятии обвинения. Завтра я оформлю обязательство на Ваше имя. Вам будут назначены шестьсот рублей в год - по пятьдесят в месяц. Кроме того, Вы всегда найдёте стол и кров в любом из принадлежащих мне домов, - барон перевёл дух, - Не богатство, но знать нужды Вы не будете, и если Вы изберёте не слишком почтенный образ жизни, это будет Ваше собственное, свободное решение. Анна внимала его словам с поразительным равнодушием. Из бесправной крепостной девки, вещи, которую можно продать и купить, она превратилась в вольную и обеспеченную особу, но не чувствовала ничего ровным счётом. Душа, опустошённая надеждой и страхом, устало спряталась от желаний. Барон прервал речь, пристально глянул на девушку, быть может, ожидая раскаяния и благодарности, потом встал, намекая на окончание разговора. Анна не пошевелилась. Владимир спросил: - Что ещё? Думаю, теперь мы в расчёте. - О, нет! - девушка ожила, вскинула голову, и жгучая обида захлестнула её, - Я Вам должна за урок, - она задышала чаще, - У меня были учителя актёрского мастерства, но ни один не сравнится с Вами, - смех зазвучал издевательски, - Меня учили изображать благородство, испуг, любовь, господи, как жалки были их потуги! Мне назначена дорога на сцену, едва ли доведётся встретить столь талантливого партнёра! Так сколько возьмёте? Ей удалось вывести из себя бывшего барина: - Что ты мелешь?! - Разве не так? Видать, светские люди актёрствуют от души! - Я был вынужден вывести тебя на чистую воду! - Где чистая вода? Ваше притворство? - Ты забываешься! - Ах да! Вы - знатный барин, а я - слаба и ничтожна! - Анна не могла противится удовольствию видеть, как на красивом лице Владимира самоуверенность сменяется удивлением и досадой, - Вы можете вернуть меня в прежнее состояние, заманить в ловушку, оболгать, опозорить, выпороть! - девушка говорила быстрее, захлёбываясь словами, остановить поток которых была не в силах даже под угрозой исполнения выкрикиваемых страхов, - Кто за меня вступится? - Это переходит все границы, наконец, глупо! Бывшая крепостная поднялась с кресла, пошатнулась, схватилась за спинку, пережидая приступ слабости, потом выпрямилась, усмехнулась. Ей расхотелось спорить и обвинять. Усталый прощальный взгляд, несколько шагов к двери, за которой, не сдерживая тихих рыданий, Анна стояла ещё минуту-другую, а потом побежала в свою комнату, не придавая значения любопытству прислуги. --- Дверь за Анной закрылась. Оставшись в одиночестве, её бывший хозяин приходил в себя. Всё пошло не так, как он представлял. Холодное бешенство, охватившее барона, заставшего поцелуй друга и крепостной, растерянность, когда он узнал - Анна неожиданно смелее и ловчее, чем он о ней думал, опасения - лестью и показной нежностью интриганка подчинит поклонника настолько, что толкнёт на непоправимый поступок, заставили барона пойти на очевидно низкую хитрость. Девчонка держалась уверенно, но упрекнуть её в наглости и лицемерии не получалось. Владимир, в поисках слабого места, скорее рассуждал вслух, чем строил догадки, когда заметил - его слова Анне небезразличны. Может, польстить ей? Вскружить голову, дать понять, что обманутый князь – не самая блестящая из её побед? Колючий взгляд удержал барона от обычного восторга перед редкостной красотой, но опытный волокита нашёлся - ничто не тешит самолюбие больше, чем восхваление несуществующих качеств. Анна холодна, смела, изворотлива - только влюблённый найдёт в ней нежность и слабость. Нащупав путь, Владимир без колебаний и с полным успехом вступил на него. Его наградой стали сначала изумление интриганки, затем смягчившийся сквозь слёзы взгляд, поникшие в его руках плечи. На миг игра показалась барону большим, чем разоблачение, но свидетель прервал её вместе со вспыхнувшим вопросом - была показной или искренней доверчивость, превратившая расчётливую обольстительницу во вдыхающего аромат первого чувства ребёнка? Сколько лет молодого барона бесила роскошная кукла, как долго выводило из себя отцовское восхищение наглой притворщицей, как часто хотелось сорвать с красавицы маску совершенства и узнать, что там, в пустоте лживой души. Злоба, зависть, корыстолюбие? Хозяин понял ошибку, ошеломлённый выплеснувшимся страхом. Владимир пытался уверить себя, что Анна испугалась наказания за кокетство, может быть, опять притворялось, но помутневший взор, безразличие к своей внешности, отступившая от щёк кровь... Девушка цепенела от страха, напомнившего бывшему офицеру его собственные ощущения в одном из боёв на Кавказе, - не первом, нет, тогда было весело и не верилось в смерть. Самое гнусное подкралось после - ждать засады, вспоминая погибших товарищей, медленно двигаясь в охране лакомой добычи - обоза с оружием, сквозь тишину, готовую взорваться выстрелом. Анна боялась, боялась смертельно, до одури, страх, вспенившийся остервенением, невозможно подделать! Не хотелось признаться, но Владимира задели саркастические упрёки, и оправдания в вынужденности притворства не убеждали себя самого. Барон встряхнул головой, надеясь избавиться от наваждения. Не могла же Анна принимать всерьёз его детские угрозы! А если... Вздор, пустяки... Она свободна и с этого дня отвечает сама за себя. Стараясь избавиться от мыслей об Анне, молодой человек подумал о другой девушке – её полной противоположности. На душе стало теплее и легче. Лиза, княжна Долгорукая – воплощение лучшего, что можно найти в благородной барышне, пусть она и не совершенна ни лицом, ни манерами, ни исполнительским мастерством. Искренняя, весёлая, ей незачем притворяться... Успокоившись приятным воспоминанием о соседке, которую ещё отец прочил ему в жёны, Владимир выпил бокал вина, взял полистать первую попавшуюся книгу в библиотеке – как назло, описание путешествия по Италии, щедро украшенное гравюрами с картин знаменитых мадонн, недовольно поморщился, поставил фолиант на место и пошёл спать. --- В своей комнате Анна, задыхаясь, бросилась на кровать и рыдала, колотя по подушке маленькими кулачками. Как глупо, как подло! Как она могла поверить барину, с юных лет искуснику подчинять себе женщин, и позволила насмеяться над ней! Вымотавшись окончательно, девушка всхлипывала, чуть придя в себя, умылась, подошла к окну и коснулась пылающим лбом ледяного стекла. Проклятая зима! И Анна, петляющий загнанный заяц, вновь обречённый замёрзнуть под равнодушием и презрением. Слёзы... Как давно они приучились появляться только по зову рассудка! Девушка подошла к зеркалу, заставив себя усмехнуться. Завтра от красноты, опухших век, вида уныния не останется ни следа. Её дела не так плохи – вольная, далеко не нищая. К назначенному Владимиром содержанию можно прибавить подаренные его отцом драгоценности – продать их и вложить деньги в государственные бумаги под небольшой, но надёжный процент. Скромной мещанке ни к чему роскошь... Скромной? Почему, зачем, для кого?! Происхождение, избалованность, жизнь в одном доме с барином, актёрское ремесло... Пухлые губы сложились в горькую усмешку – всякий скажет, кем она приходилась покойному или живому. Да и пусть, не всё ли равно? Анна вспомнила: «Она рождена для сцены! Талант!». Почему бы и нет? Разум, прячущийся от разочарования, обрёл привычную ясность. Барон разрешил жить в его доме – отлично! Его можно выдать за покровителя, и получить отсрочку у других желающих развлечься с новой актёркой – бывший хозяин отличный стрелок. Часть безделушек придётся оставить в доказательство его благосклонности. Свои деньги позволят не бояться потери жалования, а там... Главное - не повторить сегодняшнюю ошибку... --- Наутро барон рано спустился к завтраку, гадая, увидит ли Анну и что прочтёт на прекрасном лице. Спал он плохо, ворочался, оправдывался перед собой, что жестокое испытание, которому хозяин подверг девушку, было необходимо, что Анна, обманывая влюблённого князя, сама виновата, оказавшись обманутой. Воспоминание об острых плечиках, вдруг ослабших в его руках, аромате духов, сквозь который хотелось почувствовать запах кожи, о надежде, заплескавшейся в глубине слёз девушки, не давали покоя. И что это Репнин поспешил из своего укрытия? Барон почти забыл о приятеле, он действительно хотел понять, что прячет маска ледяной безупречности. Наутро Владимир увидел, увы, ту же маску. Анна спустилась к завтраку, как ни в чём не бывало, поздоровалась, мило улыбнулась и принялась за кофе, щедро разбавленный свежими сливками. - Вы уже решили, что станете делать, получив вольную? - Условия моего поступления в Императорский театр обсуждал покойный хозяин. Надеюсь, он не успел подписать к чему-либо обязывающих меня документов, - дерзко ответила Анна. Владимир был поражён весьма неприятно: - «Дядюшку» Вы теперь вознамерились называть так? - Разумеется, господин барон, - Анна чуть опустила ресницы. Молодой человек поперхнулся кофе. - Вам нехорошо? - какое участие! - Ах, простите, с моей стороны недопустимая фамильярность садится за стол вместе с Вами - увы, я не успела избавиться от неподобающих мне привычек, - ангельским голоском произнеся смиреннейшую тираду, бывшая крепостная с видимым удовольствием закусила её кусочком печенья, но подыматься со своего места явно не собиралась. Молодой человек немного собрался с мыслями и развеселился: - Не знаю, как на сцене театра, но в домашних представлениях Вы безупречны. - У меня были отличные учителя, - глаза будущей актрисы на миг сузились. Барон, довольный, что ему удалось поколебать невозмутимость красавицы, иронично продолжил: - Рад оказать Вам небольшую услугу, взамен той, что Вы удружили Мишелю. Анна намазывала масло на поджаренный хлебец, и пальцы, стиснувшие направленный в сторону говорившего нож, выдали её волнение, но, к некоторому разочарованию бывшего хозяина, девушка промолчала. Тет-а-тет скоро был прерван вновь некстати появившимся князем. Мишель, недовольно покосившийся на лучезарно улыбнувшуюся ему Анну, потребовал от друга возможности поговорить наедине по крайне важному делу. Владимир пригласил его в кабинет. Вопреки поспешности, с которой Репнин настаивал на разговоре, к делу князь приступил не сразу: - Нет, какова! - восклицал Мишель, - Улыбается, ни капли смущения! - Я отдал ей вольную и назначил содержание. У Анны нет повода огорчаться. Его сиятельство остолбенел: - Содержание? Анна... - бедняга уставился на приятеля, пытаясь что-нибудь сообразить. - Отец завещал о ней позаботиться, да и услугу мне Анна оказала немалую, - холодно пояснил барон. Князь подозрительно переспросил: - Только поэтому? - Мишель, у тебя ко мне дело, - напомнил Корф. - Да... - спохватился пристыженный князь, - Это касается смерти твоего отца. Молодой человек коротко рассказал посерьёзневшему другу, почему под его подозрение попал предводитель дворянства. Охваченный желанием как можно скорее заставить убийцу ответить за преступление, Владимир вместе с князем направился в суд. Домой молодые люди вернулись ближе к вечеру, полные разочарования - улик оказалось недостаточно, старый негодяй откровенно смеялся над обвинением. В усадьбе барон застал гостя. Директор императорских театров, удобно расположившись у камелька и смакуя коньяк, принёс молодому хозяину многословные соболезнования, и вскоре приступил к цели визита. - Владимир, Ваш покойный батюшка собирался отпустить по оброку в театр одну из своих крепостных актрис. Мы, увы, не успели обговорить детали сделки, но, надеюсь, Вы не откажетесь от выгодного предложения. Ещё лучше, если согласитесь продать эту девку. Её, Вы, наверное, догадываетесь, звать Анной. Барон, не ожидавший от отца такого обращения с любимицей, обомлел и не сразу нашёлся с ответом. Мишель таращился на дядю ещё более бессмысленно. Тишину, в которой молодых человека чувствовали себя дураками, прорезал спокойный и уверенный женский голос: - Простите, что вмешиваюсь, но покойный барин подписал мне вольную. Меня больше нельзя ни продать, - лёгкий наклон головы в сторону Владимира, - Ни купить, - презрительная гримаса Мишелю, - Вам придётся договариваться лично со мной, Ваше сиятельство. Старик нахмурился: - Вот как? Не ожидал от Ивана Ивановича эдакой шутки. Он совершенно справедливо рассудил, что крепостных не следует выпускать из опеки. - Отец опасался, что имение за долг уйдёт с молотка, - быстро объяснил барон, ещё больше досадуя на нелепость оправданий отцу. - Так продал бы! - с раздражением возразил князь, - Она была бы записана в казённые крестьяне, принадлежала бы театру, и руководству не пришлось бы опасаться капризов, к которым склонны актёрки. - Так Вам угодно нанять меня? - невозмутимо прервала старческое брюзжание девушка. - Посмотрим, на что ты способна и на что претендуешь, - нехотя согласился директор. Анна повернулась к Корфу и Репнину, и приподняла бровь, намекая на ненужность их присутствия в комнате. Мишель вышел, сердитый сам не зная на что, его друг предпочёл остаться: - Отец просил позаботиться об Анне, я всё равно, что её опекун! - презрев возражения, барон опустился в кресло. С недавнего времени вольная особа, ничуть не стесняясь обществом важных господ, грациозно расположилась на диване и певучим голосом объявила: - Господин барон настолько добр ко мне, что не только не стал отнимать подарки покойного барина, но и назначил мне солидное содержание, - Анна с нарочитой благодарностью улыбнулась и взмахнула ресницами в сторону вчерашнего хозяина. - Содержание? - князь окинул красавицу понимающим взглядом и скабрезно ухмыльнулся. Застигнутый врасплох бесцеремонностью юной нахалки Владимир пытался возразить, но Анна опередила его: - В квартире я также нуждаться не буду. Что мне действительно необходимо, куда больше жалования - уроки актёрского мастерства. Как видите, доброта барона ко мне весьма выгодна театру. Взгляд его сиятельства весьма красноречиво говорил: «Та ещё штучка», Анна же очевидно не возражала против такого определения собственной персоны. Владимир, разочарованный решительностью, с которой девушка пользуется его покровительством, одновременно отвергая опеку, вплоть до заключения сделки не произнёс ни слова. Его сиятельство вскоре пожаловался на усталость и изъявил желание отправиться спать. Анна хотела выйти из комнаты вслед за своим нанимателем, но барон бесцеремонно схватил её за плечо. - Вы довольно нагло используете мою опеку над Вами! - Ваше покровительство можно назвать и так. Нет, это ни на что не похоже! Барон сжал её плечико довольно грубо. - Что за новая игра? - Я ведь актриса. Вернее, надеюсь ей стать. Владимир закусил губу. - Вчера Вы тоже играли, изображая смертельный ужас? Действие последовало незамедлительно. Анна покраснела, личико стало сердитым: - По-Вашему, мне нечего было бояться? - Чего? - удивление бывшего хозяина было вполне искренним, - Не ожидали же Вы, в самом деле, что я прикажу выпороть образованную девушку, к которой мой отец относился, как к дочери! Краснота на точёном лице бывшей крепостной уступила место бледной злости: - О, я в восторге от Вашего остроумия! Превосходная шутка! Поистине великолепно - пригрозить поркой! - переведя дух, Анна отчеканила: - Ха - ха - ха! По кошачьи рассерженная девушка показалась Владимиру незнакомо прекрасной. Барон притянул её к себе, попытался поцеловать, и схлопотал звонкую пощёчину: - Вчерашнего урока довольно, за новые иной платы не будет! - Злючка! - проворчал молодой человек, и, нимало не огорчившись, обнял красавицу ещё крепче, - От меня не так просто вырваться, вольная моя пташка! - и тут же чертыхнулся. Птичка клевалась пребольно - острые зубки оставили изрядную отметину на подбородке бывшего барина. Анна сумела выскользнуть, презрительно фыркнула, и уплыла, не выказывая спешки. Оставшись один, барон плеснул себе коньяка и усмехнулся. --- На другой день, вскоре после полудня, Анна уезжала. Сергей Степанович, хорошо выспавшийся и не чувствующий приближения очередного приступа подагры, смирился с её новым положением, и за завтраком ограничился нравоучительным ворчанием: - Для Вас же, милочка, лучше много сразу не ожидать. У Вас есть способности, но стать примой Вы сможете не сегодня и даже не завтра. Оброчные и казённые актрисы, давно служащие в театре, ещё долго будут занимать более высокое положение и получать лучшее жалование. Ваш батюшка, - обратился старик к молча слушавшему хозяину дома, - Поступил так совершенно напрасно. Прикрепление актрис, тем более молодых, к театру идёт им во благо! Всегда можно пресечь неразумное поведение. Племянник его сиятельства молчал, вяло ковыряя в тарелке и порой искоса поглядывая на очаровательную соседку, не удостаивавшую его вниманием. Отхлебнув кофе, князь завершил тираду: - Покойный Иван Иванович избаловал Вас, советую запомнить - только в доме такого чудака Вы смогли бы держаться на равных с людьми благородными. Анна легко вздохнула, подавляя желание высказать своё мнение о благородстве, но Владимир счёл нужным заметить: - Я не намерен менять положения, данного Анне моим покойным отцом. Раз уж он счёл нужным объявить Анну воспитанницей, в моём доме всё так и останется. Барон был вознаграждён нежным взглядом и милой улыбкой, замеченной совсем приунывшим Мишелем. Молодой князь не удержался и вскоре после завтрака попробовал объясниться с Анной: - Ваш низкий обман ничуть не смущает Вас? - Разве я в чём-то обманывала Вас? - презрительно бросила Анна, - Я призналась, кто я, и кто мой хозяин. Вы решили купить меня, я предпочла добиваться вольной, не вижу причин для стыда. - Я относился к Вам, как к благородной девушке! Бывшая крепостная усмехнулась уголком рта, но воздержалась от длительной перепалки - этот пентюх мог оказаться злопамятным. - Полноте, Ваше сиятельство, я стану актрисой, Вы ведь ничего не имели против. Князь немного потоптался рядом с ней, но очарование девушки явно брало верх над досадой, и его сиятельство перешёл к надеждам на будущее: - Надеюсь, Вы подарите мне немало приятных минут. Буду счастлив стать поклонником Вашего таланта... - Если мой нынешний покровитель не станет возражать, - отрезала Анна, - Кажется, вчера ему не слишком пришлось по душе Ваше увлечение. Мишель насупился: - Я был потрясён Вашим легкомыслием! Лицо Анны стало на миг неподвижным - её собственное потрясение было не меньшим, и, надеясь поскорей отвязаться, девушка ответила примирительно: - Я не ожидала, что Вы решите меня купить, Вы - что барон с легкостью заморочит мне голову, не стоит вспоминать о таких пустяках. - Я оформил бы Вам отпускную! - запоздало оправдывался молодой человек. - Так или иначе, я получила её, Ваши намерения не имеют значения, - пожала плечами Анна. Глядя со стороны, она, пожалуй, удивилась бы своему равнодушию, но вновь рассматривать князя как возможного покровителя совершенно не приходило красавице в голову. Слегка поклонившись, девушка ушла собираться. Недавний хозяин, хотя помнил о желании Анны поступить на сцену, не ожидал столь быстрого расставания, и злился, понимая нелепость своей досады. К общему удивлению, бывшая крепостная категорически отказалась ехать в карете господина Оболенского: - Ваше сиятельство, я благодарна Вам за совет помнить о незначительности моего положения рядом с давно служащими актрисами, и намерена следовать этому совету. Воспользуюсь дилижансом. Барон поспешил предложить красавице свой экипаж, плутовка согласилась, при сиятельных гостях благодарно улыбаясь, а наедине холодно пообещав по приезде отдать деньги кучеру. - Ещё одна такая выходка, и я Вас отшлёпаю! - пригрозил Владимир. Серые глаза по-кошачьи вспыхнули: - Не тревожьтесь, Вам больше не придётся быть свидетелем моего поведения и манер, - девушка убежала, не дожидаясь ответа. Скоро пришло время прощаться с домом, который Анна никогда не считала родным - всего лишь хозяйским. Оба князя уехали раньше, и никто не мешал Владимиру наблюдать за будущей актрисой. Новый спектакль? Как будто бы незачем... Провожать любимицу покойного барина высыпала вся дворня, и каждому доставалась своя улыбка, порой несколько слов. Напоследок девушка держалась с кем приветливее, с кем холоднее, кому-то обещая выслать гостинцев, от кого-то невозмутимо выслушивая едва ли приятное напутствие. Подлинно тепло Анна простилась только с кухаркой. Толстуха обнимала её, плакала, крестила, напоминала об испечённом в дорогу пироге, а девушка что-то шептала ей на ухо, успокаивающе поглаживая по плечу. Бывший барин наблюдал чуть поодаль, задумавшись - а ведь если у Анны и могли быть друзья, то только из дворни. В людских богатого дома течёт своя жизнь, своё соперничество, страхи, интриги, воспитанная барышней крепостная была там своей, или такой же чужой, как в гостиной? Вот взгляд девушки стал колюч - к ней приблизился управляющий, тронул ус, сказал - наверное, гадость, иначе почему к нему с возмущением повернулась Варвара? Но Анна мягким прикосновением остановила упрёки защищавшей её доброй женщины, презрела не имеющего над ней больше власти Карла Модестовича и посмотрела на Владимира. Глаза их встретились, барону в них померещилась боль, тоненьким ручейком пробивающаяся сквозь лёд, он хотел подойти, сделал шаг, но Анна отвернулась, поспешила занять место в экипаже, велела трогать. Владимир остался стоять на крыльце, с удивлением чувствуя - он будет скучать по маленькой притворщице. Станет ли вспоминать его Анна? --- Ближайшие дни барон был занят непривычными ему хлопотами. Проверял расходные книги, объезжал свои владения, навещал дворянское собрание и наносил визиты соседям. Днём отвлечься от грусти и одиночества было нетрудно, но возвращение в пустой дом стало скучным до умопомрачения. Однажды Владимир поймал себя на мысли, что ищет предлог съездить в столицу. Почему бы и нет? В Двугорском уезде его больше всего держало беспокойство о расследовании дела отца, но никаких новостей не предвиделось, следствие застопорилось, новых подозреваемых не находилось. Прошло около месяца после отъезда Анны, и молодой человек перестал противиться желанию увидеть её. Наверное, прекрасная обманщица уже поступила на сцену, стала ещё самонадеяннее и упрямее. Завоевать её будет непросто. Этой мысли барон улыбнулся - не смешно ли отпускать крепостную, а теперь лететь в столицу, сгорая от нетерпения увидеть её? В красивой голове бывшего офицера промелькнуло нечто вроде сожаления. Пожалуй, зря он не довёл игру до конца - вольная Анна принадлежала бы ему полнее, чем крепостная. Дорогой барон вспоминал мягкие губы, доверчивый взгляд, обиду, которую нанёс девушке и которую надеялся изгладить из её памяти. Владимиру Корфу покорялись первые красавицы, неужели устоит строптивая провинциалка, никогда не умевшая обмануть его? --- Санкт-Петербург встретил Владимира необычной для зимы промозглой сыростью. Барон надеялся застать подопечную в своём городском особняке, но оказалось, девушка переехала, не назвав нового адреса. Известие громом поразило бывшего барина. Неужели Анна так скоро выбрала покровителя? Ещё теплилась надежда, что девушка, вопреки очевидным планам выдать себя за любовницу лучшего стрелка и тем отвадить чрезмерно настырных поклонников, сняла квартиру, стремясь как можно меньше зависеть от опекуна. Посещение театра и краткий разговор с Оболенским встревожил барона ещё сильнее. Старик был не в духе и ограничился бурчанием: - Эта особа не подписала контракт. Я не знаю и не хочу знать, где она. Обескураженный молодой человек навестил дом приятеля, и окончательно убедился - поздно... Князь Репнин покинул столицу, кто-то и встреченных знакомых намекнул - с дамой. Для Владимира всё стало ясно - Анна пренебрегла ремеслом актрисы ради позорной участи содержанки... Конечно, Мишель растает, как воск, в её руках, но решится ли на женитьбу? Барону стало теперь безразлично, погубит ли его друг свою репутацию в светском обществе или нет, волновало одно - Анна потеряна. Нахальная самозванка, столько лет раздражавшая его фальшью... Как, когда она исхитрилась стать важной и нужной для сына хозяина? Неужели барон сам себя обманул, принимая влечение за праздное любопытство? Досада, что внешнее совершенство скрывает пустоту и порок, стала привычной, неужели скрывала мечту о совершенстве в облике Анны? Поздно, поздно... Владимир заставлял себя вспоминать ложь, хитрость и хладнокровие отцовской воспитанницы, а думал о нежном голосе, об огромных глазах, улыбке - не могла она всегда быть притворной, да хотя бы и так... Даже обман нынче казался сладким - что такое позволить женщине себя обмануть? И даже обман теперь принадлежит другому мужчине. ---- Всё-таки сохранив крупицу надежды, Владимир навестил поверенного и спросил, не оставила ли его подопечная адреса, или намеревалась вернуться к дню очередной выплаты. Но и здесь молодого человека ждала неудача: - Мадемуазель Платонова взяла своё содержание за год вперёд. - Что?! Я приказал выплачивать ей помесячно! - Простите... - старый кляузник покраснел до корней волос, - Я не считал это важным. Анна Васильевна убеждала меня, что вынуждена уехать и не хочет тратить часть денег на пересылке. - Куда уехать?! - Не могу сказать, - старик помолчал, потом вздохнул, - В экипаже она была не одна. Я выглянул в окно - девицу сопровождал какой-то мужчина. - Кто? - Простите... - Зачем ей деньги, если она уехала не одна? - Анна Васильевна ещё спросила у меня адреса ювелиров, которым можно выгодно продать драгоценности. - Ничего не понимаю, - у Владимира голова шла кругом. - Может быть... Мадемуазель Платонова вышла замуж? Это бы всё объяснило. - К чему тогда тайна? - упавшим голосом спросил барон. - Кто поймёт женщин... - пожал плечами поверенный. Молодая особа показалась мне настроенной весьма решительно, и не жалела слов, убеждая меня выплатить деньги. Может быть, она напишет Вам о переменах в своей жизни? --- В поместье барон вернулся в прескверном расположении духа, ругая себя за бессмысленное беспокойство. Кто ему Анна? Никто... Он исполнил отцовскую волю, девушка отвечает за себя сама, что ещё? Владимира начала одолевать хандра, не развеиваемая ни визитами, ни прогулками, ни хозяйственными делами. Мысли поминутно искали Анну. Её вечное притворство уже не казалось столь непростительным - девушка, вынуждаемая к обману хозяином, была одинока и скрытна. Зачем барчук мучал её со всей жестокостью избалованного мальчишки? Прошло несколько дней, и барон был захвачен пренеприятнейшими заботами. Княгиня Долгорукая подала в суд, требуя вернуть старый отцовский долг. Если бы её требования были признаны справедливыми, поместье Корфа, переданное под залог, ушло бы с молотка. К своему удивлению, Владимир не обнаружил в сейфе расписки, о существовании которой знал наверняка, да и отцовское обязательство совершенно необъяснимым образом оказалось непогашенным. Предстоял нудный поиск в архивах и канцеляриях, где расписка должна была быть зарегистрирована, как положено. Одолевали кляузы и чиновники, желающие поживиться. Барон, возмущённый беззаконием, упорно не понимал намёков на необходимость подмазать колесо справедливости, и не мог добиться требуемых выписок и свидетельств. Невозможность доказать свою правоту, не прибегая к взяткам и протекции, выводила из себя. В один из дней, незадолго до Покрова, Владимира тайно навестила юная соседка - княжна Долгорукая. Едва выслушав удивлённое приветствие, девушка быстро заговорила: - Против Вас составлен настоящий заговор! К нам приезжал ведающий архивом чиновник, я попыталась подслушать, почти ничего не получилось, но я уверена - записи о возврате долга не будут обнаружены! - Лиза, успокойтесь, они едва ли пойдут на прямой подлог! Найдутся свидетели... - Маменька неспроста все дни проводит в гостях! Объезжает всех, кто может оказать влияние на процесс! - Если нужно, я дойду до самого государя! - Вы в опале! Кто станет слушать стрелявшегося с наследником дуэлянта? - Я не стрелял в его высочество! Всем известно - это была глупая ошибка на маскараде! - Всё равно! В суде к Вам отнесутся неблагосклонно. Маменька настолько уверена в победе, что обещала Ваше поместье в приданое за мной господину Забалуеву! - Вы выходите замуж за предводителя дворянства? - Владимир был поражён. Андрей Платонович, вопреки всеобщему почтению, казался барону персоной подозрительной и неприятной, даже если обвинения в убийстве были несправедливы. Гостья глядела в сторону. - Я ещё не решила. Впрочем, маменька не спрашивала моего согласия. - Лиза, это безумие! Вы не сможете быть счастливы с таким человеком! - Суждено ли мне вообще счастье? - губы княжны страдальчески скривились. - Вы слишком юны, чтобы отчаиваться! - Я давно не ребёнок! - Лиза вскочила и бросилась к выходу. Поразмыслив, барон отнёсся к предупреждению со всей серьёзностью и с удвоенной энергией занялся процессом. Владимир вызвал поверенного, приказал вытащить из запертого чулана старые расходные книги и сам просмотрел их. Здесь барона ожидала удача - напротив записи о возврате долга стояла личная подпись заимодавца - князя Петра Михайловича Долгорукого. Обрадовавшись близкому окончанию своих неприятностей, молодой помещик представил книгу в суд, попросив при этом собраться свидетелей и кредитора. Однако, к удивлению барона, Марья Алексеевна не угомонилась: - Бумага отсырела, разобрать ничего невозможно. - Напротив, сударыня, подпись совершенно отчётлива! - возразил Владимир. - Долг возвращён не был! - её сиятельство утрачивала самообладание, - Эта книга не значит ничего ровным счётом! Она не может служить доказательством, - на лице дамы, минуту назад предвкушавшей победу, появились красные пятна. - Не волнуйтесь так, Вы заставите нас тревожиться о Вашем здоровье! - чуть насмешливо позаботился о соседке Владимир. Княгиня разъярилась: - Я добьюсь своего! Залог должен быть продан для погашения долга! Барон предпочёл обратиться к судейским: - Раз подпись есть в расходной книге, то возврат денег был внесён и в официальные документы, сохранившиеся в архиве. Если для поиска потребуется тщательная проверка всех официальных бумаг, я буду настаивать на этом. Чиновники переглянулись. Если барон, несмотря на опалу, под предлогом восстановления документов добьётся подробной ревизии, результат предсказать невозможно. Один из старших откашлялся: - Ваше сиятельство, полагаю, нам придётся признать необоснованность претензии. Марья Алексеевна, не смирясь с поражением, грозила жалобой в высшие инстанции, но представитель власти принял решение. - Советую решить дело миром. Как только князь Андрей Петрович появится в наших краях, я предложу ему отозвать иск. Исход дела стал ясен - непримиримой врагине семьи Корфов напомнили, что она всего лишь выступает в интересах совершеннолетнего сына. Через три дня было объявлено о помолвке княжны Лизаветы Петровны с предводителем дворянства. Владимир, знавшей о неприязни девушки к жениху, встревожился, стал искать встречи с ней и понял - его добрую знакомую держат взаперти. Лиза только раз после помолвки появилась в обществе, под строгим присмотром маменьки, а потом кумушки дружно толковали о нездоровье невесты. Барон обратился к своему другу, князю Андрею, по поводу помолвки приехавшему в родной дом, заодно и покончить с тяжбой. - Андре, неужели ты думаешь, что господин Забалуев сделает Лизу счастливой? - Он человек уважаемый, маменька считает его прекрасной партией. - Чувства твоей сестры тебе безразличны? - Нет, конечно... Но Лизе пора замуж, маменька беспокоится из-за её строптивого нрава. Другого сватовства не предвидится. - Ей нет и двадцати лет, Лиза почти не выезжала! - И успела дать повод к сплетням, - сердито возразил князь, - Едва приехав, я застал дома страшный скандал! - Что такое? - насторожился барон. - Прости, Вольдемар, мы друзья, я ни в чём не обвиняю тебя, но если пойдёт слух о неблагоразумии Лизы, она вовсе не сможет выйти замуж. - Объясни толком! - потребовал обескураженный молодой человек. - Лиза навещала тебя тайно? - осторожно спросил любящий брат, поспешно прибавив, - Я понимаю, ты ничем не оскорбил честь нашей семьи, да и обычаи деревенские свободнее городских, но кумушкам довольно намёка! Не выдержав, барон выругался. Он не ожидал, что великодушное предостережение Лизы так жестоко обернётся против неё. Наконец, Владимир нашёлся: - Что, если господина Забалуева всё-таки уличат в убийстве? - Полноте, - поморщился Андрей Петрович, - Обвинение слишком нелепо! - Я тебя не понимаю, почему ты не защитишь сестру? Князь снял очки, вздохнул, опять вооружил глаза стёклами и пробормотал нечто совершенно бессвязное о заботе, которой немолодой муж окружит высокородную юную супругу. Владимиру стало досадно, что он невольно навлёк беду на девушку, к которой всегда относился с глубокой симпатией, но целую неделю очевидный способ изменить её судьбу к лучшему не приходил в голову. Думая об Анне, барон позабыл отцовские планы породниться с Долгорукими, и только обрывок разговора, ненароком услышанного в городке, напомнил - Лизу когда-то прочили ему в жёны. Странно, совсем недавно Владимир размышлял об этом не без удовольствия, но хлопоты и беспокойство о лукавой обманщице вытеснили и без того невнятные планы. Осознав, что именно воспоминания об Анне препятствуют подлинному сочувствию к судьбе Лизы, барон разозлился. Господи, что за наваждение! Почему бывшая крепостная девка не выходит из головы! Владимир старался вспоминать раздражавшее его притворство, привычку к обману, пронизавшему всю жизнь отцовской воспитанницы, но вместо этого думал о её красоте, безупречных манерах, несомненном музыкальном таланте, об искрах, порой сверкавших во взгляде... Где она теперь? С кем? Поиски привели к неутешительному результату - Анна спряталась слишком надёжно. Хуже того, поверенный сумел получить новое подтверждение, что она уехала с мужчиной, каким-то иностранцем. Имя человека осталось загадкой. Возможно знавший его князь Оболенский покинул столицу ради целебной воды Баден-Бадена. Мишель, вернувшийся в Двугорский уезд ради расследования, знал не больше и вообще крайне неохотно упоминал Анну. Барон понял лишь, что попытки возобновить ухаживание закончились провалом. Едва в разговоре возникало имя прелестной актрисы, князь краснел и с преувеличенным пылом восторгался местными барышнями – прежде всего старшей княжной Долгорукой, которая, бедняжка, будет связана со стариком. Хозяину разговоры с гостем скоро стали докучны, но, к счастью, тот был занят расследованием. Владимир надеялся, что Забалуев будет уличён, его невеста станет свободна выбрать жениха по душе, но себя счёл недостойным руки Лизы, и не сделал бы предложение, не потребуй события его решительного вмешательства. Однажды утром, во время позднего завтрака, слуга доложил - барина слезно умоляет пустить и выслушать одна из горничных Долгоруких. Крепкая девка, Татьяна, тяжело дыша после быстрого бега, рассказала: - Свадьба нынче! Гостей никого нет, не хочет венчаться Лизавета Петровна! Ой, боюсь, силком к алтарю поведут, никто не спасёт. - Сегодня?! Почти без свидетелей? Неужели княгиня на такое решится? Девушка испуганно всхлипнула. Не теряя времени, Владимир вскочил на коня и погнал к приходской церкви Долгоруких, где, кроме членов семьи, присутствовали только шафер и посажёные отец с матерью. Барон застал обручение, немедленно прерванное невестой, радостно воскликнувшей: - Владимир! Княгиня переменилась в лице: - По семейным причинам мы не звали гостей! - Что за причины могли заставить Вас сделать венчание тайным? - По какому праву Вы требуете отчёта? - злобно возразила Марья Алексеевна. Барон предпочёл не вступать в спор с дамой и обратился к невесте: - Вы вступаете в брак добровольно? - Нет, конечно же нет! - княжна светилась счастьем, - Меня заставили и обманули! - Лиза, ты согласилась! - князь Андрей опасливо покосился на незванного гостя, - Вольдемар, к чему скандал? Мы друзья, но отнюдь не родня. - Андре, мы любим друг друга, неужели ты и теперь сомневаешься? - простодушно прервала брата не умеющая лукавить девушка. - Вздор! - Марья Алексеевна побагровела, - Этот негодяй метит на твоё приданое! - Вовсе нет! Владимир, ведь это не так? - Ваше приданое не при чём! - честно согласился барон, не в силах заставить себя объясниться в любви. Неизбежность женитьбы стала теперь очевидной. Девушка была бы напрасно унижена и опозорена, не сделай предложения человек, прервавший её свадьбу. Оставалось соблюсти приличия: - Андре, я прошу руки твоей сестры. Свадьбу сыграем осенью, когда окончится траур по моему отцу. - Осенью? - невеста удивилась и, пожалуй, была огорчена, - Вы готовы ждать так долго? - Лиза, я не вижу причин торопиться. Девушка побледнела, на лице отразились сомнения: - Вы действительно любите меня? Неужели приличия так важны для Вас? - Мой отец умер недавно... - Я знаю! Но... - она замолчала, дыша часто и тяжело. Мать попыталась воспользоваться отсрочкой, но князь Андрей, опасаясь новых неожиданностей, поддержал сестру: - Мы поехали в церковь почти тайно, несостоявшееся венчание – всегда скандал, пойдут слухи... Траур Владимира оправдает, что мы не устроили пышные торжества, будут говорить о мировой в тяжбе, только и всего. Не ожидавшая противодействия сына княгиня едва не потеряла сознание и была вынуждена присесть у стены. Лиза тревожно заглядывала в глаза любимого: - Почему Вы не хотите венчаться сейчас? - её глаза расширились, в глубине сердца княжна почувствовала укол боли и замерла, ожидая решения своей судьбы. Отступать было некуда. Искренность, надежда и нежное чувства давно влюблённой девушки тронули Владимира, и он решил не тянуть. Молодой человек взял свечу, отстранив прежнего жениха, внимательно наблюдавшего всю сцену, но воздержавшегося от вмешательства. Через должное время обряд был окончен. Уставшая Марья Алексеевна сквозь зубы поздравила зятя, новоявленный шурин испытывал нескрываемое облегчение, а новобрачные проследовали к карете. По дороге, обнимая жену, барон размышлял о стремительности произошедшей в его жизни перемены, пожалуй, благоприятной. Лизавета Петровна, конечно, более любой другой достойна занять место хозяйки богатого дворянского дома как баронесса Корф. Она обожает мужа, тот относится к ней с искренней теплотой, со временем, наверное, полюбит – что же ещё? Холостяцким забавам, неясным сомнениям дорога в безвозвратное прошлое. Первая неделя медового месяца прошла мирно. Владимир окружил жену заботой и нежностью, а неопытная новобрачная не умела понять, что его чувство далеко не столь пылко и страстно, как её собственное. Но затем наступил черёд тяжкого испытания. Князь Репнин, с помощью уездного доктора, всё-же сумел обнаружить убийцу – и был потрясён, сам с трудом поверив уликам. Но доказательства были неоспоримы – покойного Ивана Ивановича отравила её сиятельство княгиня Долгорукая, ныне находящаяся в теснейшем родстве с сыном убитого! Узнав новость, барон онемел. Комната поплыла перед глазами, когда Владимир в полной мере осознал ужас открытия. Лиза была рядом с ним - Марья Алексеевна, полубезумная, пытаясь скрыться, явилась в усадьбу Корфа и выкрикивала обвинения в старом предательстве. Баронесса потеряла сознание, на недолгое время дав мужу передышку и позволив собраться с мыслями. Господи, что он наделал! Зачем пренебрёг предчувствием, противящимся браку! Как теперь супруги смогут смотреть друг другу в глаза? Баронесса очнулась, их глаза встретились, но Владимир сумел скрыть обуревавшие его сожаления: - Дорогая, тебе лучше? - Владимир... - всхлипнула женщина, - Ты сможешь любить меня теперь, когда... - она зарыдала. - Ну что ты, - барон привлёк жену к себе, - Ты не виновата в преступлении Марьи Алексеевны, - переведя дух, он поклялся, - Я никогда не упрекну тебя. День потихоньку подошёл к концу. Владимир нарочно принимал деятельное участи в хлопотах, чтобы получить повод уехать из дома, и вернуться за полночь, когда было слишком поздно идти в спальню жены. Он зашёл в библиотеку и долго сидел в кресле, глядя на огонь догоравшей свечи. Книга, лежавшая на каминной полке, по какой-то причине оказалась тем самым сборником гравюр, до боли живо напомнившим Анну. Бедная девочка... Никогда её страхи и одиночество не были так ясны и близки бывшему хозяину. Никогда несправедливость обвинений в обмане не кричала так очевидна. Судьба приготовила ему наказание – теперь всю жизнь обманывать близкого человека обречён он. ------ Прослушивание Анны в театре прошло благополучно. Торговаться о жаловании ей не было нужно, так что директор держался вполне снисходительно. Оценить вокальные способности девушки был приглашён итальянский маэстро. Синьор Марони, весьма почитаемый певицами, давал уроки и светским дамам, стоившие так дорого, что в своё время Иван Иванович не решился пригласить его к Анне. Крепостная воспитанница тогда с огорчением решила - маэстро считает её талант куда более скромным, чем кажется барину. Оказалось, пожилой итальянец помнит девушку, впрочем, его похвалы звучали весьма сдержанно - для драматической актрисы голос достаточно хорош, исполнение мастерское, но не для оперной труппы. Анна пела романс, и ей казалось - старик прислушивается к ней с любопытством, потому девушка была разочарована и решилась подойти к почтенному господину чуть позже. - Маэстро, пока его сиятельство размышляет об условиях моего поступления в театр, позволите поговорить с Вами? - Охотно, - улыбнулся синьор, - Ваш итальянский очень неплох. - Недостатки моего исполнения относятся к природным способностям или я плохо обучена? - Вас очевидно учили доставлять удовольствие непритязательным светским людям, не более. - Мой благодетель собирался сделать меня актрисой. - Да, драматической. Вы поёте очень приятно, но далеко не бельканто. Для более подробного мнения мне нужно ещё одно прослушивание. - Вы согласитесь? - Это займёт полчаса, если Вы заплатите двадцать рублей. Почти половина месячного содержания... Девушка кивнула и прошла вместе с маэстро в небольшую комнатку для репетиций, где стояло пианино. Итальянец велел Анне продемонстрировать диапазон своего голоса сначала на гаммах, потом на аккордах, постепенно ускоряя темп, пока певица не остановилась: - Слишком высоко, я не хочу сорвать голос. - Вы осторожны, одобряю, - старик окинул претендентку изучающим взглядом, - У Вас неверно поставлено дыхание. Возможно, Вы способны на большее. Чуть ослабьте корсет внизу. Как заворожённая, Анна последовала приказанию и позволила старику коснуться груди и живота, не стесняясь его, как врача. Уяснив совет, девушка старательно последовала ему, и легко взяла три ноты выше обычного. - Вот видите, Вам очень многому нужно учиться, - довольно хмыкнул итальянец. - Вы согласитесь давать мне уроки? - прошептала потрясённая девушка. - Проклятая погода... - поморщился уроженец прекрасной Италии, - Я вынужден спасаться от этой сырости и уже собрался на южные воды. На год или около того. - За границу? - Анна с отчаянием подумала, что не сумеет получить паспорт. - Нет, ближе, к Чёрному морю. Я могу позволить себе отдых, но не слишком дорого. - У меня есть деньги! Немного, но хватит уехать и снять квартиру... Сколько... - она умоляюще смотрела на синьора Морони. - Вам нужно заниматься не меньше года, иначе не стоит терять ни время, ни деньги. Пожалуй, я не против – скучаю бездельничать. За весь курс - две тысячи. Девушка растерянно пробормотала: - Я попробую продать драгоценности. - Подумайте хорошенько, дитя моё, - вопреки ласковому обращению голос был твёрд, - Вы юны, очень красивы и можете добиться успеха как драматическая актриса. Через недолгое время Вы будете окружены поклонниками... - Таланта или красоты? Старик приподнял брови: - Чего Вы добиваетесь? - Независимости. Я успела понять, что дебютантки Императорского театра не в состоянии обойтись без покровителя. В том, что расположение ко мне барона Корфа сохранится надолго, я не уверена. Он живёт в деревне, в столицу собирается наведываться нечасто, даже когда окончится траур по отцу. Если подлинно мастерское пение редко, я могу надеяться на выгодный контракт, который защитит меня, и без связей. - Вам придётся соперничать с настоящими итальянками. Их выписывают за безумные деньги. - Они не поют ни по-русски, ни по-немецки, ни по-французски. Я же могу петь на их языке. Маэстро пожал плечами. - Раз Вы решились, не в моих интересах Вас отговаривать. Я уезжаю через неделю. - Я отправлюсь к поверенному барона прямо сейчас! - Анна вскочила, - И уговорю его выдать мне годовое содержание единовременно. - Где он живёт? - полюбопытствовал итальянец, услышав ответ, предложил: - Мне по дороге, если угодно, можете воспользоваться моим экипажем. С денежными вопросами Анна покончила быстро. Часть драгоценностей, оцененные на две тысячи, девушка оставила на хранение ювелиру, ещё на две с половиной тысячи продала, большую часть внеся в банк. Путешествовать и снимать квартиру одной вызвало бы подозрения, и преподаватель согласился выдавать себя за родственника и опекуна ученицы. Расплачиваться договорились раз в три месяца, чеком. Его сиятельству девушка объяснила, что намерена брать уроки пения у синьора Марони, а потому в театральную труппу, скорее в оперу, собирается поступать через год. Князь рассердился: - Вы самонадеянная и наглая особа, не способная оценить благодеяния! Я готов был Вас выкупить у хозяина, сам приехал за Вами в Двугорский уезд, не взирая на приступ подагры, а Вы! Убирайтесь! Девушка сделала реверанс, но осталась непоколебима. Пройдёт год, Бог весть, насколько на деле мстителен старый князь. ---- Спустя месяц Анна впервые увидела море. Вопреки зимней сырости Одесса привела её полный восторг, над которым синьор Марони посмеивался, с грустью вспоминая родной Неаполь. Они поселились в уютном небольшом домике, стоящим немного в отдалении. Жилище удалось снять очень удачно - соседи были достаточно далеко, чтобы занятия их не тревожили. Характер маэстро оказался вспыльчивым. Отдохнув с дороги и приступив к урокам, итальянец темпераментно живописал ошибки певицы, заодно жалуясь то на погоду, то на грубость русских нравов. Анне пришлось запастись ангельским терпением, порой отказывавшим, и тогда девушка то возражала, то плакала. Не раз, когда на её голову обрушивался поток итальянской брани, она жалела о принятом решении, но маэстро умел парой ласково насмешливых слов приободрить ученицу. К концу лета девушка почувствовала, что сильно преобразилась. Голос раскрывался, как крылья у птицы, ощущение своего мастерства приносило блаженство. Синьор Марони, не желая преждевременно захваливать певицу, хмурился, но притворяться он не умел, и всё чаще, слушая Анну, улыбался с гордостью и самодовольством. В бархатный сезон маэстро сумел договориться о нескольких выступлениях на благотворительных концертах. Для начала итальянец выбрал не самые трудные арии, заботясь в то же время, чтобы чистота и мягкий оттенок тембра ученицы прозвучали как можно выигрышнее. У Анны подгибались ноги, когда она выходила на сцену, глаза с трудом различали пламя свечей в сумраке южного вечера, хотелось убежать, спрятаться... Но кому дело до страха юной дебютантки? Бывшая крепостная сумела справиться с ним и теперь. Успех был полным. Девушку несколько раз вызывали аплодисментами, она потеряла счёт похвалам и букетам. Восторженные слушатели щедрой рукой опускали монеты и купюры на поднос, с которым Анна обошла публику, скромной улыбкой напоминая о благородной цели сегодняшнего собрания. В ту ночь красавица долго не могла уснуть. Ей мерещились слава, восторги, всеобщее почитание её таланта, голова шла кругом, но больше всего доставила мысль о торжестве над насмешками бывшего барчука. Он считал её недостойной, притворщицей, лгуньей – пусть услышит, ради чего отцовская воспитанница столько лет изворачивалась и льстила. Пусть узнает – ни одна из похвал покойного Ивана Ивановича не была незаслуженной, пусть позавидует тому, кому бывшая крепостная подарит ласковую улыбку. Анна вспоминала небрежность, с которой он то ли в шутку, то ли действительно желая удержать её, ухаживал в последний день перед отъездом девушки в город, и старалась не вспоминать сладость его искусительного поцелуя. Негодяй, обманщик! Может, удастся ему отомстить... При этой мысли девушка потянулась под одеялом, перевернулась на другой бок и погрузилась в мечтательное сновидение. --- За завтраком синьор Марони постарался умерить радужное воодушевление ученицы: - Дитя моё, Вы только у подножия крутой и высокой горы. Вверх придётся карабкаться долго и трудно. - Я Вам так благодарна! - Анна вспорхнула с места и поцеловала старика в щёку. - В юные годы предостережения старых ворчунов слушают только прирождённые зануды, - улыбнулся маэстро, - Мне будет очень жаль, если Вы погубите себя по неосмотрительности. Обычная утренняя прогулка по набережной в тот день оказалась весьма беспокойной. На хорошенькую приезжую из столицы и прежде обращали внимание, но Анна скромно опускала глаза, а её почтенный спутник, развлекаясь ролью опекуна, хмурил кустистые брови и строго буравил взглядом возможных поклонников. К счастью, о происхождении Анны никто не догадывался - для всех она была родственницей иностранца. После вчерашнего успеха отделаться от скучающих хлыщей и ищущих лёгких развлечений военных стало сложнее. Анну осыпали цветами и записками. Первые несколько штук красавица из любопытства прочла, но они были на один манер полны пошлыми комплиментами и нескладными стихами. Девушка выступала ещё несколько раз - на концертах и в двух настоящих оперных спектаклях. Натиск кавалеров усилился, но ни в ком проницательный взор красавицы и её наставника не нашли большего, чем желание похвастаться новой победой. Синьор Марони отзывался о напыщенных господах весьма ехидно, Анна соглашалась - поклонники представлялись ей людьми пошлыми и пустыми. Предложение подписать контракт с местной оперой девушка отвергла. Итальянец из переписки узнал о новых постановках в Санкт-Петербурге, был осыпан просьбами об уроках, отдыхом же он давно бы пресытился, не окажись рядом талантливая ученица. Оставаться одной в чужом городе Анна не хотела, да и желание покорить столицу становилось сильней с каждым днём. В Санкт-Петербург синьор Марони и его прелестная подопечная вернулись по первому санному пути. Анна, как прежде, поселилась в особняке Корфа, где для неё всегда была готова комната. Девушку ожидало известие, причинившее смутно осознаваемую боль - бывший хозяин женился. Несколько дней Анна бесплодно уговаривала себя - ей нет никакого дела до красавца-барона. Невелика потеря - не удалась месть. Смешны надежды однажды вызвать его, именно его восторг. Преклонение благородного господина предназначено знатным дворянкам, пусть они не сравнятся красотой и способностями с крепостной сиротой. И всё же почти неделю девушка не находила себе места, с трудом заставляя себя заниматься. --- Прослушивание прошло прекрасно. Анну зачислили в труппу, и она приступила к репетициям на итальянском в опере Доницетти. К удаче дебютантки, одна из сопрано заломила за продление контракта чрезмерные деньги, с ней расстались, и в первом сезоне ролей хватало на всех. Несомненным преимуществом оперной труппы всякий, знакомый с миром кулис, признал бы невозможность контральто жаждать роли для голоса чужого диапазона, да и берегли себя певицы тщательнее актрис драматических. Так что со всеми очень приветливую новенькую приняли благодушно. Первый же спектакль принёс Анне признание у публики. Среди любителей оперы прошёл слух об итальянском происхождении дебютантки, и зрители встретили прекрасную певицу особенно тепло. Счастливая своим успехом, Анна засыпала в аромате цветов, чуть отравленным досадой на самое себя - зачем глаза её искали в пёстрой толпе тёмные волосы и правильные черты чужого мужа? Первые несколько недель пролетели безоблачно. С окружавшими свежее личико кавалерами певица держалась вежливо, но отстраненно, с собратьями по ремеслу - гораздо теплее. Анна решила сосредоточиться на сценическом мастерстве и надеялась обойтись своими силами, а там - как знать? Может, фортуна улыбнётся и подарит красавице встречу с человеком добрым и искренним, доверить судьбу которому окажется правильным шагом. С неудовольствием девушка приняла возобновление ухаживаний князя Репнина. Михаил Александрович явился с огромным букетом и пылкими восторгами. Разумеется, ныне некогда даримые барышне нежность и преклонение были отброшены, а посему напыщенные комплименты молодого человека не вызвали у Анны ни малейшего отклика. - Я повержен и ослеплён! - Благодарю за любезность, Ваше сиятельство. - Вы были прекрасны и прежде, а теперь - божественны! - Рада встретить знатока бельканто. - Любоваться Вами - ещё приятнее, чем слушать. За ослепительной улыбкой Анны не сразу проявилось подлинное отношение к кавалеру: - Вам больше по душе ария си-минор, или адажио в верхнем регистре? Мишель растерянно хлопал глазами, и Анна улыбнулась ещё веселее - горечь давнего разочарования пропала, осталась лишь презрительное равнодушие. Поклонник принял насмешку за поощрение и ринулся в атаку, пытаясь обнять девушку, остановившую его невозмутимым: - Осторожно, не помните кружева на оборке. - Я подарю Вам куда лучшие! - Я приглашена сегодня петь на рауте княгини ***, у меня нет времени переодеваться. Князь сообразил, что напрасно надеется на лёгкую победу. Самолюбие его было давно уязвлено, но в душе он лелеял надежду, что даже добившись вольной, бывшая крепостная не устоит перед блеском титула, особенно теперь, когда мужчина, несколькими словами вскруживший ей голову, женат и недоступен. Молодой человек ещё некоторое время добивался благосклонности подающей надежды и пленявшей красотой певицы, но холодная вежливость при кратких встречах скоро избавила его от самообмана, и Анна с удовольствием поняла – он перестанет ей докучать. Среди других поклонников девушка долго не могла никого отличить, пока все они не расступились перед знатным вельможей. Аристократ средних лет действительно ценил бельканто, кроме того, умный и деликатный, с актрисой держался он просто и без надменности. Общество важного господина было тем приятнее, что в своих притязаниях вельможа избегал навязчивости. Букеты граф выбирал с безупречным вкусом, комплименты запоминались изысканностью, но, разумеется, о платоническом восхищении талантом не стоило и мечтать – это удел юнцов. Где-то через месяц после того, как красавица была представлена его сиятельству, он без обиняков, хотя и без спеси предложил: - Голубушка Анна, Ваше общество мне настолько приятно, что я хотел бы сделать его более частым и близким. - Ваша снисхождение для меня весьма лестно, - девушка ответила вежливо, уклончиво, как будто не понимая смысла беседы. Граф давно оставил привычки юности объясняться в восторге или решительно брать добычу на абордаж, а потому, не давая воли рукам, продолжил: - Я с удовольствим окажу Вам покровительство, оплачу квартиру и позабочусь о Вашем благополучии. Объяснения в нежных чувствах не к месту – я не молод, да и Вы далеко не глупы, пожалуй, даже слишком рассудительны. Ваши способности незаурядны, но, как ни жаль признавать, в наше суровое время их недостаточно для уверенности в будущем. Несмотря на всё своё самообладание, Анна слегка покраснела. Граф не был ей противен, но откровенная сделка коробила – как ни странно, в глубине сердца красавицы оставались крупицы романтических иллюзий. Опытный вельможа заметил её колебания и улыбнулся: - Вы славная девушка, но хранить верность прежнему... благодетелю, после его женитьбы не стоит, - заметив усилившееся смущение собеседницы, мужчина прибавил, - Я не тороплю Вас с ответом, подумайте. Оставшись одна, Анна едва не расплакалась. Какое-то чувство подсказывало девушке – этот человек слишком себя уважает, чтобы мстить, если она отвергнет условия его покровительства, но всё же... Явная доброжелательность и даже сердечность графа сильнее наглости давала понять своё место – балованной служанки, роскошной игрушки, пусть изысканной, но всего-навсего прихоти. --- Граф не торопил с ответом, Анна не спешила с отказом. Некоторое время девушка мало думала о полученном предложении, к тому же срочные дела заставили вельможу уехать из столицы на несколько недель. Вскоре Анну подстерёг скверный сюрприз. Ювелир, у которого актриса по-прежнему держала на сохранении свои драгоценности, разорился и сбежал, а имущество его было опечатано по требованию кредиторов. Напрасно девушка предъявила в полиции свою расписку - ей ответили, что сейф банкрота пуст, как выеденное яйцо. Попытки потребовать возмещения при продаже недвижимости мошенника не увенчались успехом - ювелир должен был слишком многим людям куда более влиятельным. Число поклонников красавицы к тому времени пополнилось весьма неприятно. Молодой, очень богатый и знатный, до мозга костей развращённый хлыщ вздумал попробовать на зуб её неприступность. В каждом его слове, в каждом ленивом движении сквозили самодовольство и пренебрежение счастливицей, до которой снизошло внимание его сиятельства. Подарки он вручал как подачки. Анна, взявшая правило даже пустяки принимать после долгих уговоров и заверений - её согласие станет единственной наградой, а потому отклонявшая подобные презенты, скоро догадалась - шутки опасны. Наглец не ведал сомнений в своей неотразимости, не желал понимать холодной вежливости, расцениваемой им как разновидность кокетства, и однажды ввалился в гримёрную девушки, взашей вытолкав служанку, а затем грубо притянув Анну к себе. - Милостивый государь, мне надо готовиться к выступлению. - Ладно, но вечером поедешь ко мне. - Простите, сегодня моя партия утомительна... - Ничего, - негодяй мерзко ухмыльнулся, - Женщины отдыхают, развлекаясь в постели. - Прошу оставить меня в покое! - Анна ответила резко, о чём тут же пришлось пожалеть. - Что за тон ты себе позволяешь! - избалованный щенок возвысил голос, - Вообразила себя великой актрисой? Как будто я не знаю, что ты была девкой Корфа! Репнин, бедолага, ворчал спьяну о твоём глупом зазнайстве, - его сиятельство ухмыльнулся, обращая презрение не то к растяпе-приятелю, не то к забывшей своё место особе. - Моё происхождение не секрет и не повод для грубости! Вы заставляете меня обратиться к дирекции. Негодяй расхохотался: - Станут со мной ссориться из-за такой дряни! - Мой контракт... - Бумажку порвут, стоит мне свистнуть! - для убедительности молодой человек щёлкнул пальцами, потом фыркнул и направился к выходу, - Не хочешь по-хорошему, тебе же хуже. Анна с трудом успокоилась и выдержала спектакль, быстро переоделась в гримёрной приятельницы, немолодой контральто, и поехала к синьору Марони с надеждой, что итальянец поможет хотя бы советом. Старик, довольный визитом, брюзжал на сырость и расшалившуюся подагру, помешавшую сегодня слушать любимую ученицу, но скоро испуг Анны заставил его посерьёзнеть. Вывод итальянца был прост: - Без покровительства влиятельного лица Вам не обойтись. - Господи, стоило ли учиться! - с горечью возмутилась Анна. - Стоило, дитя моё, стоило! - маэстро подался вперёд в своём кресле, - Ваш талант - не игрушка, Вы не смеете, не вправе пренебречь им ради капризов! - Капризов?! Что я такое сама, если не чей-то каприз! - Вы всё ещё почитаете себя влюблённой в бывшего хозяина? - Нет! Я никогда... - Оставьте, не спорьте, это, наконец, глупо... - старик поморщился, - Вы не желаете зависеть от любовника, но независимость женщины, тем паче актрисы - химера! Все мы зависим от дирекции, публики, наконец, от погоды... - маэстро закашлялся, - Блажь. Конечно, какой-нибудь юнец не устанет Вас оскорблять, хуже того, сделает за Вас следующий выбор, это тягостно и унизительно, но с Вашим благоразумием нелепо отвергать заботу почтенного человека. Граф никогда не позволял себе дурного обращения с актрисами, которым покровительствовал, даже расставаясь с ними. - Я платила Вам за уроки не для того, чтобы теперь торговать собой! - Анна, откуда такая напыщенность? Неужели Вы надеетесь, что светские люди примут Вас, как равную? - Нет... - девушка запнулась, - Я всегда понимала, что значит сцена. Когда была крепостной, думала о постоянном покровителе, как о меньшем из зол, но теперь... Анна смолкла, пытаясь осознать, что изменил в ней прошедший год. Когда сама мысль о расчёте в отношениях с мужчиной стала вдруг ненавистна? Неужели захлестнувшая её однажды готовность уступить чувствам, отринув благоразумие, затаилась, запряталась, но не исчезла из сердца? Девушке стало тоскливо от безнадёжности, но вслух она произнесла лишь: - Маэстро, благодаря Вам я стала верить в лучшую для себя долю, верить в служение искусству, избегая разврата. - Анна, милая моя, сцена - Ваше призвание! Неужели грязь, остающаяся за кулисами, имеет значение, когда Вы выходите под огни рампы и воспаряете к небесам! Станьте выше ничтожных людишек, которые осмелятся Вас осуждать, освободитесь от предрассудков! - глаза итальянца блеснули, - Вас не отпускает прошлое, забудьте его, отряхните с ног его прах, принимайте преклонение Вами как служение музам... - Для публики я - лишь служанка, как в те годы, что была крепостной... - Кому и что Вы пытаетесь доказать? Ваш бывший хозяин Вас оскорбил, а после женитьбы ему до Вас и вовсе дела не стало? - Я не хочу даже думать о нём! - воскликнула Анна, - Едва подписала контракт, отнесла поверенному барона документ, в котором отказалась от содержания и обещала в будущем возместить средства, потраченные на меня его покойным отцом! - Скольких на моих глазах губила ненужная гордость, - маэстро махнул рукой, - Анна, девочка, этот человек не стоит Ваших терзаний! Вы до сих пор влюблены... - Нет! - Не спорьте, глупышка, я слишком много успел повидать. Для актрисы нет ничего опаснее страстного чувства. Вы успели разочароваться, не повторяйте своей ошибки. Девушка невольно всхлипнула, вспоминая горечь насмешки синеглазого красавца барона, а старик вздохнул, вновь утешая: - Вы молоды, восхитительны, у Вас всё впереди... Вас никто не осудит. В актёрской среде не придают значения пустякам. Анна не ответила, в уме перебирая возможности покинуть сцену. Поспешный отказ от содержания и потеря драгоценностей оставили её почти без средств. Хуже того, контракт оговаривал изрядную неустойку. И - что ей делать без театра, без музыки, без друзей, надеясь лишь продать себя на условиях брака, спасаясь от нищеты? Девушка вновь почувствовала себя крепостной, но теперь путами её стали деньги, преследовал новый страх - одиночества и забвения. Анна вдруг поняла, как важен стал для неё театр, как сильно хотелось не обмануть ожиданий маэстро, собратьев-певцов, ворчуна-директора и тех немногих из слушателей, кто ищет в сумрачном городе крупицы тепла, находя их в переливах солнечных арий. Разумеется, большинство богатых поклонников навещали оперу в поисках развлечения и восхищения своей драгоценной персоной, бездарно тщясь представить себя меломанами. Но были и истинные ценители. Собственная память терзала хозяйку полузабытыми милыми пустяками. Церемонная похвала дирижёра, цветистая, но искренняя благодарность тенора, споткнувшегося на сцене - Анна выручила его, бросив на пол платок, задорный до неприличий крик: «Brava!», доносяйщийся с галереи, скромный букетик фиалок от застенчивого студента, скоро затерявшегося в толпе. Вихрь пёстрых мелочей, вчера незаметный среди суеты артистической жизни, сегодня показался уютным и тёплым. Добрая контральто, чем-то похожая на Варвару, желчный баритон, еле сводящий концы с концами из-за болезни жены, вся шумная труппа, частичкой которой стала и Анна - всего несколько месяцев нового дома - куда из него уходить? Полтора года назад, покидая поместье Корфа, девушка была полна надежд навсегда забыть унижения, душа её стремилась к новой жизни, жаждала новых встреч, которые навсегда вытеснят воспоминания о бывших хозяевах - что же теперь, если некуда идти и некуда возвращаться? Бывшая крепостная порой справлялась о делах в поместье у приезжающих в городской особняк слуг, на Рождество передала в подарок Варваре тёплый платок, но всё равно эта страница её жизни давно перевёрнута. Барон, узнав о преступлении тёщи, уехал с женой в свои владения в Новороссии, но даже в его отсутствие Анна не хотела переступать порог постылого дома. Вздохнув, певица простилась с учителем, решив не торопить судьбу - так или иначе от неё не увернёшься. В коляске пришлось старательно кутаться - с тёмного неба сыпалось противное снежное крошево. Извозчик успел проехать от силы четверть версты, как дорогу перегородили какие-то люди, схватив лошадь под узцы. Сердце Анны удрало в пятки, дрожащие пальчики вытащили из складок платья кошелёк, который, казалось, был целью грабителей, но тонкий слух убедил актрису в ошибке. Чуткое ухо распознало знакомый голос: - Попалась, пташка! Вздумала провести меня, дрянь! Пожалеешь... Грубые руки выволокли слишком хрупкую для сопротивления девушку из коляски, потащили к стоявшей рядом карете, но ангел хранитель Анны не покинул её, призвав в союзники извозчика. Мужик исхитрился хлестнуть лошадь, запряжённую в экипаж похитителей, та, всхрапнув, встала на дыбы, а потом понеслась вскачь. Суматоха заставила негодяя разжать пальцы, Анна рванулась и бросилась в зияющую темноту подворотни. Дом был одним из тех, что прячет парадным фасадом трущобы. Понимая, что в кринолине ей не обогнать преследователей, девушка огляделась в поисках убежища, не взирая на полную нечистот лужу, скользнула в подвал и затаилась, зажав нос платком. Вскоре Анна могла видеть превосходные кожаные сапоги, обладатель которых ругался: - Куда она могла деться? Ну и вонь! - Чёрт её знает! - поддакнул грубый голос сообщника, - Лестниц здесь три, да и ворота вторые вон там. - В доме бы шум поднялся, ворота далеко... Не успела бы. - Шустра. Его сиятельство плюнул. - Ещё искать её среди ночи в этом... Чёрт с ней, никуда не денется. Эй ты, слышишь? На краю света достану! - мерзавец явно догадывался, что Анна недалеко. Мужчины убрались восвояси, но музыкальный слух еле дышавшей беглянки уловил нарочитость их топота. Целую вечность Анна внимала слабым звукам, выдававшим ловушку, потом, наверное, устав и замёрзнув, его сиятельство вновь выругался, и вскоре девушка с облегчением различила скрип колёс удалявшейся кареты. Переждав ещё несколько минут, вернее, собравшись с силами, блистательная актриса выкарабкалась из спасшего её мерзкого места и направилась к дальним воротам. К счастью для Анны, погода ухудшилась и избавила одиноко бредущую девушку от внимания поздних прохожих и будочников. Далеко от дома синьора Марони Анна не успела отъехать, и на всякий случай подошла к нему кружным путём. Решив, что преследователи на сегодня действительно оставили жертву, Анна добудилась дворника и уговорила его потревожить покой итальянца. Синьор Марони встретил ученицу в кое-как запахнутом халате, фланелевом ночном колпаке набекрень и домашних туфлях на босу ногу. Из-за плеча его выглядывал заспанный лакей. - Анна, что случилось? - вскричал старик, тут же замахав руками, запрещая нежданной гостье молвить хоть слово, - Молчите! Вы можете простыть, потерять голос! - к лакею, - Что ты стоишь, болван? Готовь ванну, сначала взбей яйцо с ромом! Анна, скорее к камину! Обессиленная девушка послушно исполнила распоряжения маэстро. Подходящих женских вещей в квартире синьора не оказалось, в ванной ночной гостье помогала кухарка, так что через час певица, укутанная в полотенце и плед, уныло заметила - платье безнадёжно испорчено, утром придётся послать за другим и Бог весть, что о ней скажут. - Что скажут! - разъярился маэстро, - Что с Вами станет, если Вы не бросите Ваши глупости! Ещё одно подобное приключение - и о сцене придётся забыть! Я сам поговорю с директором, чтобы Вас освободили на завтра, дай-то Господи, обойдётся! Сопрано - нежнейший инструмент, его может погубить любая случайность! Ваше поведение преступно для Вашего голоса! - Маэстро, я не простыла. К тому же певицам случается заболеть, а потом... - Да, посли пяти лет безупречного успеха они могут себе это позволить! Но Ваша карьера едва началась! Вам не спустят ничтожной ошибки, единственной фальшивой ноты! - Я представить себе не могла подобного... - Девочка моя, - синьор взял её за руку, - Ваша привлекательность станет Вашим несчастьем, если Вы опоздаете воспользоваться удачным случаем. Светские негодяи так же мстительны, как сладострастны, за актрис вступаются только ещё более влиятельные любовники. Лишь страх может заставить молодого негодяя отступится от Вас, вспомните, как он знатен! Родня не раз покрывала его гнусные выходки, а преследование актрисы они и вовсе сочтут пустяком. Старик умолк, потом подал Анне тёплый отвар со словами: - Вы одна из самых одарённых моих учениц, я желаю Вам только добра. Остаток ночи Анна провела на кушетке, щедро смягчённой подушками. Трогательная забота маэстро, конечно, была приятна, но, увы, он ничем не мог помочь своей ученице, да и беспокоил синьора прекрасный голос, а отнюдь не его обладательница. --- Репертуар позволил певице кратковременный отдых, но вот, наконец, в сопровождении крепкого слуги из особняка, Анна появилась в величественном здании театра. Утренняя репетиция прошла благополучно. Директор, обеспокоенный происшедшим, ворчал, но прямо не упрекал девушку, к вечеру храбро вышедшую на сцену навстречу почтеннейшей публике. В партии Лючии Анна была особенно хороша. Серебряные переливы послушного музыке голоса играли с дрожащими огоньками свечей, растекались по огромному залу, смягчаясь у бархата занавесей и чуть звеня в перекличке с хрусталём люстр. Опера достигла кульминации, ария обезумевшей героини томила нежностью и страданием, как вдруг, на самой высокой ноте, с галереи донесся свист. К счастью, Анна, прекрасно помнившая партию, сумела довести музыкальную фразу до близкой передышки, но пронзительный звук с высоты и последовавший за ним шорох в партере повергли певицу в смятение. Её партнёр с недоумением вздрогнул, но за время его исполнения в зал возвратилось спокойствие. Ещё надеясь, что случайная пьяная выходка не возымеет последствий, Анна запела - и с ужасом услышала настоящий кошачий концерт. - Клакеры... - шепнул, побледнев, опытный тенор. Кошмар, преследующий артистов, обрушился на начинающую. Придя в отчаяние, что спектакль сорвётся, Анна сделала знак застывшему было дирижёру продолжить - и сумела допеть свою партию пусть не блестяще, сгладив сложнейший пассаж, но без фальши, которую даже сквозь свист расслышали бы в первых рядах кресел, тем паче на сцене. Главной заботой девушки стало выровнять дыхание, трепещущее вслед за рвущимся из груди сердцем. Анна сумела сосредоточиться, благо давно помнила наизусть каждую ноту и могла спеть арию даже без музыки. Спасительный занавес отгородил актёров от жестокого зала. Смущённые апплодисменты перемежались шиканием. Еле держась на ногах, Анна вышла поклониться. Тенор крепко держал её выше локтя, успев бросить пару ободряющих слов, но уже было ясно - недруг решил затравить неуступчивую красотку. Несколько букетов певице всё же досталось - невозможно вовлечь в заговор весь высший свет, но директор пасмурно сообщил - для многих редкое развлечение не стало сюрпризом. Анна выслушала его в оцепенении, оставаясь бесчувственной, пока плачущая контральто не привлекла подругу к обширной груди и не растопила заледеневшие слёзы. Домой девушку провожали баритон и синьор Марони, оба хмурые, не знающие, чем утешить. На прощание итальянец обещал воспользоваться связями среди бывших учениц - светских дам, и буркнул: - Много от моих хлопот не ожидайте, всё зависит от Вас. Перед сном девушка долго сидела в глубоком кресле возле камина, обхватив руками колени. Душа внимала пляске огня, весело потрескивающего, пожирая поленья, и вместе с ними - мечты о достойном будущем. Единственный способ удержаться на сцене - упование на снисхождение и защиту влиятельного лица, да и захочет ли вельможа ссориться с людьми своего круга ради женщины, не спешившей принять его покровительство? Не обернётся ли мольба о спасении новым унижением и насмешкой? Разбитая, не в состоянии представить себе завтрашний день, Анна добрела до кровати и скорее потеряла сознание, чем уснула. Следующий спектакль с участием Анны должен был состояться через два дня. Неожиданно забрезжил просвет. Директор передал певице написанную в радостном волнении новость - ожидается визит в оперу государя. «Голубушка, в присутствии Его величества ни один наглец не осмелится на бесчинства. Вы должны превзойти себя и добиться высочайшего одобрения - тогда я смогу замолвить словечко за Вас». Анна, мгновенно перейдя от уныния к уверенности в скорой победе над суровой судьбой, в порыве чувств поцеловала записку и без промедления приступила к репетиции дома. О, в роли Констанцы с ней не сравнится ни одна итальянка! К тому же, желая угодить невесте его высочества, «Похищение из сераля» Моцарта год назад поставили на языке оригинала, не взирая на ворчание исполнителей, недобливающим его грубость. Но Анна знала немецкий отлично, и её пение только выигрывало на фоне страданий исполнительницы-итальянки, требовавшей двойное вознаграждение за свои муки. Всего несколько милостивых слов из царственных уст - и клакеров уймут навсегда. Надежды оказались напрасны. Девушка уже готовилась выйти на сцену в костюме и гриме, как её настиг жестокий удар - государя не будет. Внезапное недомогание Её величества отложило придворные развлечения на неопределённый срок. Ближайшие недели в опере не появится никто из августейшего семейства. Анна вышла из-за кулис, не зная, когда в этот вечер её настигнет месть отвергнутого искателя её тела. Будь что будет... Клакеры начали почти с первых нот, потом шиканье, шум где-то далеко наверху, и свист смолк. Анна старалась не слышать ничего, кроме музыки, прикрыла глаза - в этот вечер свечи слепили её, и пела, бросая вызов жестокому миру. Едва ли с другой героиней певица могла слиться столь полно - неволя, побег, только нет избавителя, господин не сжалился, а насмеялся, где она - манящая и обманывающая свобода? Изображать чувства Констанцы Анне не было нужно - волшебные ноты гения, вопреки правилам артистического мастерства, пробуждали память о собственных надеждах, мечтах и разочарованиях. Певица не щадила ни сил, ни голоса, на, быть может, последнем своём выступлении, и превознемогла недоброжелательство зала - гром апплодисментов заглушил свист из боковой ложи, где, совсем рядом, исходил злобой враг. В антракте Анну поздравляли друзья, синьор Марони заклинал поберечься, а директор, по опыту ожидавший новых неприятностей, кисло сообщил - на галерее произошла драка. Какие-то студенты пустили против клакеров кулаки, всех вместе забрала полиция - этим Анна обязана была передышке. Угомонится ли избалованный аристократ? На лица актёров легла тень. В начале второго акта враг пребывал в замешательстве, но, видимо, его намерение наказать зарвавшуюся выскочку осталось твёрдо. В ложе с его сиятельством была компания офицеров, изрядно набравшаяся стараниями приятеля, и выкрикивающая оскорбления уже без разбора - то певице, то её партнёрам по сцене. Скандал несколько притушил директор, лично зашедший к молодым людям и пригласивший их отведать лучшего шампанского в буфете. Спектакль закончился, измотав актёров хуже непрерывного двухнедельного выступления. До поздней ночи за кулисами не стихал шумный спор. Анна готова была уехать куда угодно, раздумывала об Одессе, надеясь уговорить синьора Марони помочь ей добраться до солнечного южного края и не желая размышлять о бедах, подстерегающих там. Контральто советовала сказаться больной до возвращения графа, и без промедления довериться его покровительству, к этому же склонял итальянец. Директор, составивший самое высокое мнение о способностях мадемуазель Платоновой, колебался, не будучи уверен в готовности вельможи извинить каприз юной красавицы, пренебрегавшей оказанной ей честью, но счёл отсрочку наилучшим выходом. К общему удивлению, Анна взмолилась: - Позвольте мне уехать! Скандал даёт повод расторгнуть контракт без неустойки любой из сторон! - Вы не в себе! - размахивая руками, восклицал баритон, - Неужели сегодняшний вечер оставил место сомнениям - Вы созданы для этой сцены, принадлежите ей, театру, искусству, музыке! - Как крепостная? - горько напомнила Анна о своём прошлом. - О, господи! - схватился за голову директор, за долгую карьеру встретивший множество треволнений и не хуже своих подопечных научившийся эффектным жестам, - Никакой жалости к моим нервам! На этом горячее обсуждение прервалось - вошёл слуга и что-то шепнул директору. Тот воодушевился, успокаивающе улыбнулся актёрам и поспешно вышел. С полчаса его отсутствия, взволнованные надеждой, Анна и её друзья почти всё время молчали, пока возвращение заступника не повергло их в угнетённое уныние. Директор, мрачный, растерянный без притворства, сообщил: - Я обратился за помощью к высокому лицу, но... Известный Вам господин ныне в дружбе с членом императорской фамилии, их общие выходки настолько утомили блюстителей общественного спокойствия, что мой знакомый даже рад их новому развлечению, столь, - директор вздохнул, - Безобидному... - Безобидному?! - срывающимся голосом только и смогла повторить Анна. - Клакеров уже отпустили, всех до единого... - А студентов? - Нет, вину за драку возложили на них, мой помощник успел поговорить с приставами. - Я расторгаю контракт! - Ничего не получится, Анна, - директор с уставшим видом опустился в своё роскошное кресло за превосходным столом из красного дерева, - Мне дан... Совет... Не снимать Вас со спектаклей, если в зале нет высочайших особ или дипломатов. - Здесь театр, а не цирк! - возмущённо закричал синьор Марони. - Боюсь, разницу видят не все... - как ни глубоко директор переживал оскорбление, противостоять высоким особам, не будучи знатен, он не был способен. Единственное утешение, которое старик смог найти, прозвучало: - Следующее Ваше выступление - всего лишь Бастьена, Вам будет не так тяжело, как сегодня, вернее, - он посмотрел на часы, - Вчера. Мишень для насмешек и издевательств знатных господ - вот роль, которой, поистине, стоило добиваться... Спетая три дня спустя перед полупустым залом Бастьена не отняла много сил - партия была действительно лёгкой. Исполнительница старалась лишь не фальшивить под аккомпанемент свиста, берегла силы, помня, что следующее выступление - снова Констанца. В тот вечер девушка вышла на сцену, готовая ко всему, к любой подлости и ловушке, полная решимости не позволить сердцу ослабеть под натиском воспоминаний. Первый акт прошёл на удивление спокойно. Тишина, одобрительный шёпот в паузах, тёплые аплодисменты. Незадолго до антракта какое-то предчувствие заставило певицу поднять глаза к императорской ложе – и девушка едва могла поверить в спасение хотя бы на вечер. В зал вошёл Его высочество Александр Николаевич, наследник престола. Анна воспрянула духом, хотя нынче мужества не требовалось так много, и нежность, грусть, голос надежды слились с волшебством музыкального действа. Вновь певица внимала восторгам, драгоценным тем более, чем ближе подошла опасность забыть о них навсегда. Едва опустился занавес, директор, еле дыша от волнения, подбежал к девушке и произнёс: - Вы приглашены в императорскую ложу! Неужели случилось чудо? Юная исполнительница зашла в святая святых театра, трепеща от сознания – её судьба вновь решается, и Бог весть, ждать милости или надежда обернётся обманом. Из высочайшей фамилии в ложе присутствовал лишь цесаревич, но он был не один. Рядом с великим князем в почтительной позе стоял преследовавший Анну негодяй и она, наверное, впала бы в страх и отчаяние, не окажись чуть поодаль граф, видимо, недавно вернувшийся в столицу и глядевший на девушку сочувственно и серьёзно. Его высочество снисходительно и нарочито дружелюбно приступил к милостивой похвале: - Как приятно, что на сцене появилась певица, подающая надежды не уступить итальянкам! Девушка ответила на приветствие глубоким реверансом. Александр Николаевич оказался недурным собой молодым человеком. Карие глаза обозревали актрису с нескрываемым любопытством: - Вы поистине восхитительны, и доставили мне огромное удовольствие. - Благодарю за честь, которой меня удостоило Ваше высочество, - новый поклон. - Полноте, не будем высокопарны, - с лёгкой усмешкой протянул цесаревич и обратился к молодому спутнику: - Князь, Вы согласны, что мадемуазель Платонова – подлинное украшение оперной труппы? - О, да! - подобострастно поддакнул тот. Господи, и это – гордый аристократ! Нет, лакей, заискивающий перед барином... - промелькнуло в прелестной головке. - Вы, сударыня, настоящий талант, - продолжил Александр Николаевич, - А талант нужно беречь, не так ли? - Его высочество вновь призвал к ответу недавнего преследователя актрисы. - Конечно, само собой, разумеется, - с кислой миной, но без тени сопротивления признал окончательно стушевавшийся негодяй. Его высочество взял со стола роскошный букет и протянул его Анне, вновь поклонившейся и взявшей цветы. Молодой наследник не сразу выпустил подарок из рук, и некоторое время лицо красавицы было совсем близко от него. Он, пользуясь случаем, разглядывал Анну и, видимо, остался доволен наблюдением. - Вы на редкость обворожительны, мадемуазель. Девушка потупилась и выпрямилась, прикрываясь цветами. Интерес Александра Николаевича был откровенно мужским, но всё-таки благопристойно сдержанным. Анна давно научилась распознавать подобные знаки внимания. Пожалуй, она бы почувствовала себя польщённой, не будь рядом графа, вызывавшего размышления – не он ли устроил спасение? Случай или забота привели его сегодня в ложу? Да и как иначе объяснить очевидную осведомлённость Его высочества о недавних злобных преследованиях? При этих мыслях пристальный взгляд цесаревича, быстро скользувший по лицу, шее, рукам, декольте, был неприятен, к тому же интерес мог оказаться не праздным. Небрежный жест царственной руки позволил актрисе оставить высоких особ и удалиться. Анна простилась с каждым из мужчин отдельным поклоном. Самый глубокий и почтительный, конечно, достался его высочеству. Кланяясь князю, девушка надеялась скрыть насмешку, повернувшись же к графу, постаралась поймать его взгляд и подарить улыбку тёплой искренней благодарности. Выскальзывая из ложи, красавица чувствовала – внимание мужчин следует за ней, злобное, кошачье довольное, и – грустное. ---- В гримёрную для краткого отдыха перед вторым актом Анна возвращалась, окружённая льстиво-завистливыми похвалами. Поклонники, недавно с довольным любопытством ждавшие скорого наказания строптивой девчонки, кланялись почтительно-вежливо, вручали букеты, подчёркивая преклонение перед музами и оставив искательство - кто дерзнёт домогаться актрисы, удостоившейся благосклонности цесаревича? Актёры поздравляли её, молодые актрисы подпустили пару шпилек - отсутствие соперничества на сцене не освобождало от зависти за кулисами. Меццо-сопрано вздыхала, предчувствуя, что драгоценности новенькой скоро затмят её собственные, вторая сопрано - итальянка, игравшая в очередь с Анной, счастливая обладательница весёлого нрава, ограничилась шуткой: - Скоро Вы будете в золоте, не только распуская волосы по ночам! Почтенная контральто, давно вышедшая замуж за виолончелиста и не искавшая новых поклонников, от души радовалась за подругу: - Теперь Ваше будущее устроено! Анна быстро поблагодарила друзей за участие и поспешила в гримёрную готовиться ко второму акту, стараясь думать только о партии. Второй акт принёс исполнительнице море цветов и апплодисментов. Анна играла кратким мигом свободы между кандалами страха и готовящемися схватить её золотыми, шаловливо улыбалась партнёрам, изображавшим великодушного султана и отчаянного возлюбленного, порой кружилась по сцене, позволяя наслаждаться не только звуком нежного голоса, но и лицезрением изящного, хотя и несложного танца. Тенор тихонько шепнул: «Не увлекайтесь, юла, Вы не балерина», но публика пришла в полный восторг. Девушка трижды выходила кланяться, дважды пела на бис, и зал, следуя одобрению обитателя императорской ложи, шумно рукоплескал. После спектакля дирижёр ворчливо попросил предупреждать, если на сцене опять будет мельтешение, но тут же похвалил, что живость певицы не нанесла ущерб звучанию её голоса. В заставленную корзинами цветов гримёрную девушку проводили новыми аплодисментами. Сразу вслед за Анной лакей с важной миной внёс целую охапку великолепных роз, и, сделав многозначительное лицо, положил на туалетный столик маленькую коробочку и сложенный вдвое листок бумаги. Оставшись одна, Анна прочла коротенькую записку: «Мадемуазель, я очарован. Сегодня я спешу во дворец, но скоро надеюсь услышать Ваш божественный голос в нашем маленьком театре». В футляре лежала брошь, усыпанная сапфирами. Анна, охваченная слабостью после жестокого испытания последних дней, опустилась на стул. Больше всего ей хотелось покоя, не думать о новых интригах, страхах, не ждать подвоха или снисходительной милости, не играть в любовь и не быть игрушкой. Вздохнув, девушка потянулась к шнурку колокольчика, чтобы позвать служанку, смыть грим и переодеться, но в дверь постучали. Дождавшись разрешения войти, порог комнаты переступил граф. Вельможа был необычно хмур и держался без привычной вальяжности. - Сударыня, простите, что беспокою Вас, когда Вы нуждаетесь в отдыхе, но не хочу откладывать разговор. Анна, кутаясь в длинную шаль, кивнула, позволяя продолжить. Гость сел в простое кресло, оказавшись на самом дальнем расстоянии от прекрасной хозяйки, какое допускала теснота артистической гримёрной. Прежде чем приступить, мужчина достал платок и, не глядя на певицу, протёр лоб. Ему как будто было неловко. Анна, не шевелясь, следила за каждым движением человека, недавно искавшего её благосклонности. Наконец, граф вымолвил: - Я восхищён Вашей стойкостью и сожалею, что Вам пришлось вытерпеть незаслуженное унижение, - после вступления мужчина перевёл дух и, не спуская глаз с Анны, продолжил, - Я вернулся в столицу несколько дней назад. Прямо с дороги решил заехать в оперу хотя бы на полчаса и послушать Вас в роли Бастьены. Анна опустила глаза - ей не хотелось вспоминать недавний кошмар, но её гость думал иначе. - Вы едва начали петь, как раздался шум. Я был раздосадован и обескуражен - Ваша исполнение, как всегда превосходное, заслуживало аплодисментов, а не свиста. Пришлось позвать служителя и потребовать удалить бузотёров с галереи, но грохот донесся и из бельэтажа! Я сразу не догадался, что столкнулся со злонамеренным преследованием, а не с обычными пьяными выходками! Граф, взволнованный, встал и попытался пройтись. Но комнатка была слишком мала для его высокого роста, и, сделав два по-военному резких шага, мужчина повернулся и возвратился в своё кресло. Он как будто хотел взять девушку за руки, но спохватился и откинулся назад, продолжая рассказ: - Я был уверен, что спектакль сорван, вот-вот опустится занавес, но музыка не смолкала, а Вы... - он помолчал, выражение лица мужчины смягчилось, в нём промелькнула восхищение, - Вы пели, невзирая на свист, терзающий Вас и смолкавший при исполнении тенора... Пели божественно, парили над злобой и мерзостью, осмелившейся на Вас посягнуть. - Партия Бастьены не так уж трудна, - вставила Анна. - Да, если публика не враждебна, - покачал головой аристократ, - Вы слушали музыку, запечатлённую в Вашей памяти и душе. Много раз мне казалось - Вы смотрите в мою сторону, но Вы не замечали вокруг ничего, даже если не закрывали глаза. - Простите, я в самом деле не видела, петь под этот свист... - её плечи невольно вздрогнули. - Конечно, конечно, - поспешил успокоить девушку граф, - Ваше мужество поразительно, - он улыбнулся, отвечая на слабую улыбку неимоверно утомлённой красавицы, - Мне следовало подойти к Вам в тот вечер, но я бросился расспрашивать служителя, потом искал директора... Вы успели уехать. - Мне никто не рассказывал... - актриса искренне удивилась. - Да, - кивнул граф, - Поразмыслив, я решил сначала принять меры, а потому попросил молчать, - мужчина замялся, явно не желая, чтобы собеседница чувствовала себя обязанной, - Подлость этого господина возмутит всякого порядочного человека. К несчастью, его связи настолько значительны, что даже мне потребовалось бы немалое время воспрепятствовать его проискам. Бог весть, что бы Вам пришлось вынести, поэтому я и решился, не мешкая, воспользоваться помощью Его высочества. На лице графа появилась болезненная гримаса от мысли, чем может закончится заступничество великого князя, но вельможа совладал с волнением и сдержанно продолжил: - За три дня я успел узнать все детали составленного против Вас заговора. Его высочество был рассержен моим рассказом о гнусной интриге и охотно взялся помочь Вам, - граф резко выдохнул и твёрдо заверил, - Александр Николаевич, как и я, считает недопустимым принуждать женщину к близким отношениям, тем более - мстить за отказ. - Я благодарна доброте Его высочества и Вашей, Ваше сиятельство, - Анна кивнула, чувствуя, что усталость и сознание своего спасения завтра обернутся головной болью. - Не стоит, - быстро возразил граф, - Это был мой долг, я обязан следить за общественной благопристойностью и пресекать подобные выходки. Клакеры опять арестованы и понесут наказание. - А студенты? - оживившись, прервала его Анна, - За меня вступались студенты... - Не тревожьтесь, - заверил мужчина мягко и грустно, - Ваши рыцари свободны и празднуют победу со всем пылом юности. Девушке хотелось узнать о них подробнее, но она постеснялась расспрашивать графа, любовавшегося её измученным личиком, с которого Анна так и не успела снять грим. Минуту-другую длилось молчание. Благородный кавалер, не желавший требовать плату за своё заступничество и понимавший, насколько сильный у него появился соперник, медлил перед уходом, думая, что едва ли ему можно надеяться на новую долгую встречу наедине. Анна же, донельзя утомлённая, всё-таки не стала торопить его сиятельство - благодарность превознемогала усталость, и мысли актрисы кружились вокруг почти полной уверенности - едва ли другой отнесётся к ней с таким великодушием и участием. Граф встал, слегка поклонился и закончил разговор словами: - Ваши испытания позади. Негодяй не осмелится докучать Вам, даю слово. Вы свободны принимать или отвергать ухаживания Ваших поклонников, как Вам угодно. Сдержанность тона, серьёзность до хмурости, прорывающиеся сквозь великосветскую гордость нежность и теплота яснее слов говорили - расчётам нет места. Мужчина не требовал ничего - и этим определил решение Анны. Девушка поднялась вслед за гостем, сделала шаг навстречу ему и протянула для поцелуя тонкую руку. - Ваше сиятельство, перед отъездом Вы просили меня подумать. Граф замер, осторожно взяв в ладони изящную кисть и пристально глядя на восхитившую его красавицу. - Я подумала... - Анна смотрела ему прямо в глаза, - Я знаю, никому не смогу довериться так полно, как Вам, - сказав главное, девушка слегка улыбнулась. - Вы... - граф выглядел не на шутку взволнованным, в ответной улыбки нельзя было заметить ни тени самоуверенности. Он наклонился и почтительно поцеловал маленькую руку актрисы, потом накрыл её пальчики своей большой ладонью, ласково прошептал: - Вам не придётся сожалеть о Вашем решении. Неохотно отпуская девичью ручку, граф распрямился, глаза блеснули весельем и радостью, и Анна подумала - её защитник гораздо моложе, чем ей казалось раньше. --- Согласившись принять покровительство, девушка поспешила сослаться на усталость. Граф понимающе кивнул и оставил её одну, обещав отвезти домой в своём экипаже. Анна не заставила себя долго ждать, хотя любопытствующие актрисы набросились на товарку с расспросами, едва она, умывшись и переодевшись, вышла из гримёрной. Кто-то шепнул - «Вы напрасно поторопились», но искать расположения цесаревича певице хотелось меньше всего. По дороге граф не стал докучать едва не уснувшей девушке разговором. Его сиятельство заметил скованность спутницы и старался действовать с ней как можно мягче, всё ещё не уверенный в бесповоротном согласии и боясь, что малейшая обида или каприз изменит решение девушки, умеющей встречать бурю с поднятой головой. Сидя напротив красавицы, вельможа размышлял о ней с немалым волнением. Анна очевидно была не из тех, кто любым способом ищет денег и славы. Под пристальным взглядом больших глаз, обведённых чёрной линией для выступления, этим вечером вельможа оправдывался, добиваясь скорее понимания причины своего поступка, чем признательности и согласия вступить в любовную связь. Контраст между поразившей его силой духа и хрупкой внешностью юной певицы тронул далеко не молодого и много видевшего человека гораздо глубже, чем он способен был признаться себе. Прежнюю добродушно-снисходительную симпатию и предвкушение приятного развлечения сменило беспокойство о чувствах и мыслях создания, которое скоро будет принадлежать ему телом, и только? Что успела пережить бывшая крепостная в свои двадцать с небольшим лет? Кому посчастливилось разбудить её сердце, кто посмел обмануть и обидеть её, разочарование в ком заставляет такую красивую юную девушку трезво смотреть на блестящих поклонников? Граф знал в лицо молодого барона Корфа и подумал о нём с ревнивой неприязнью. Глупый, бессердечный мальчишка... Мысль о недавнем барине Анны застала её покровителя рядом с особняком. Задремавшая девушка вздрогнула, просыпаясь, смущённо протёрла глаза и сообщила - принимать знатных гостей в доме бывшего хозяина ей неловко. Граф не настаивал на визите и объяснил, что за неделю он подыщет и устроит квартиру. Узнав об отсрочке, актриса не сумела скрыть облегчения, к тому же ей оказалась приятна неуверенность поклонника в своей победе и нежелание вести её в какие-нибудь меблированные комнаты или во всегда готовый для утех приют. На прощание его сиятельство ограничился целомудренным поцелуем в лоб и обещал завтра навестить подопечную в театре после репетиции. --- Неделя пролетела гораздо быстрее, чем хотелось бы Анне. Граф каждый день навещал её в театре, не пропустив ни одного выступления. Собеседник он был очень приятный, шутил, рассказывал занимательные истории, радовался улыбке красавицы и с интересом расспрашивал её об Одессе. Актрисе довелось спеть и во дворце. Ей оказана была честь доставить удовольствие выздоравливающей императрице и выслушать ворох комплиментов цесаревича, принятых с невозмутимой почтительностью. Великий князь скоро понял, что растрачивает пыл понапрасну, заметил хмурый взгляд вельможи, пользовавшегося доверием и уважением августейшей фамилии, и принял великодушное решение не отнимать у старикана последнюю радость преклонных лет. Тем паче, что девица, хотя и лакомый кусочек, оказалось начисто лишена вкуса. С этой мыслью Его высочество понимающе подмигнул графу и, хоть и с сожалением, оставил певицу в покое. Анна улыбнулась своему покровителю сначала просто чтоб успокоить его, а потом, увидев, как он просветлел, развеселилась, и по дороге из дворца они вместе смеялись над любым приходившим в голову пустяком. Девушка раздумывала, стоит ли предупреждать будущего любовника о своей неопытности в отношениях с мужчинами, но так и не отважилась завести разговор на столь деликатную тему, а под конец решила - не всё ли равно? Ведь брак никогда их не свяжет, а невинность не имеет ни малейшего значения для актрисы. Всю неделю красавицу не покидало ощущение - что-то случится, должно, непременно, непредсказуемо, что-то изменит опять её жизнь, подарит надежду и свет - но, увы... Судьба, видно, сочла себя и без того слишком щедрой, а собственные силы Анны подходили к концу, и она смирилась тем легче, чем сердечнее с ней был покровитель. Навсегда покидая особняк Корфов, Анна не оборачивалась ни к дому, ни к прошлому. Её спутник с трудом сдерживал волнение, непросто и девушке было справиться с неловкостью, даже робостью, о подлинной причине которой граф поначалу не подозревал, опасаясь воспоминаний о молодом красивом возлюбленном. Как бы то ни было, Анна держалась принятого решения и оставила стыд за порогом действительно милого и уютного жилища. Её неопытность застигла мужчину врасплох - графу не приходило в голову, что новая любовница попадёт в его объятия невинной. Разумеется, сюрприз оказался приятным и льстил самолюбию, вельможа был чертовски рад, но у него хватило деликатности не разглагольствовать на эту тему и ограничиться ласковой просьбой впредь во всём доверять ему. За неделю Анна освоилась с новым положением и привыкла к присутствию рядом с ней мужчины. Граф умел развеселить её, держался просто, любовался красавицей и старался ей угодить. Из жизни актрисы вдруг исчезли заботы. В театре её окружала почтительность, мужчины льстили, надеясь на протекцию в будущем, женщины воздерживались от шпилек. Впрочем, Анна, как прежде, со всеми оставалась вежливой и доброжелательной, не собираясь изменять выработанной с детства привычке. В её новой квартире стояло отличное пианино, в библиотеке подобраны книги, так что утренние часы, когда граф был на службе, и в отсутствие репетиций девушке не приходилось скучать. Модистка, белошвейка, шляпница, даже башмачник приходили к ней на дом, драгоценности отличались превосходной работой, по лавкам красавица прогуливалась скорее ради развлечения и за компанию с приятельницами, чем ради покупок. Иногда девушка приобретала безделушки или гравюры, которые прежде себе не позволила бы, но очень скоро пресытилась. Не то, чтобы Анна стала совсем равнодушна к маленьким женским радостям, но купленное во времена строгого расчёта и экономии доставляло куда большее удовольствие, чем теперь, когда не нужно думать о деньгах - сколько бы не заломил подобострастный приказчик, всё будет оплачено. Разгоралась весна, оживляя сумрачный город и его обитателей. Между любовниками сложились тёплые доверительные отношения. Анна стремилась скорее приобрести дружбу своего покровителя, чем разжечь его страсть. Граф охотно шёл ей навстречу. Даже если дела вынуждали его к отлучке, вельможа заезжал хотя бы на полчаса побеседовать перед дорогой за бокалом вина, послушать негромкое пение, про себя считая дни до возвращения. Взыскательный вкус находил в любовнице всё новые достоинства. Графа привлекало в красавице всё - сдержанные манеры, изящество, внимание, с которым девушка слушала его рассказы, забравшись с ногами в кресло. Незаметно для себя мужчина переходил к разговорам о службе, о реформах, о трудностях и непонимании влиятельных лиц. В Анне порой просыпался нешуточный интерес - упоминание о планах по облегчению крестьянского быта находили в ней живой отклик. Иногда девушка вставляла краткие замечания, продиктованные накопившейся за годы рабства горечью. Любовнику становилось легко с ней. Он мог запросто высказать досаду на сослуживцев, поворчать на усталость, пожаловаться на резкую смену погоды, похвалить расторопного подчинённого. Даже в самые утомительные дни, погружённый в ворох бумаг в своём кабинете, вельможа порой улыбался при мысли о вечере, когда его встретит спокойная улыбка прекрасной женщины. Граф под любыми предлогами уклонялся от светского общества, разумеется, став предметом для сплетен - но он давно научился не обращать внимание на разговоры о своей важной персоне. К лету особы высшего круга разъезжались из Петербурга. Императорское семейство перебралось в царскосельскую резиденцию, неподалёку от которой граф несколько лет назад приобрёл прелестную усадьбу с конюшней и садом. Он избегал селить любовниц в собственном доме, хотя давно овдовел, но для Анны без колебаний сделал исключение. Летом большинство дел замерло, зной усыплял самых отчаянных крючкотворов, депеши, требующие неотложного решения, курьер приносил на дом, и только вызов на доклад к государю мог заставить графа расстаться с подругой. Даже в святая святых - кабинет, Анна была допущена. Ей нравилось смотреть, как покровитель, погружённый в заботы, что-то пишет, зачёркивает, бормочет или одобрительно кивает прочитанному. Пристроившись в кресле с книгой и гладя ленивую пушистую кошку, актриса порой непроизвольно подражала мимике его сиятельства - хмурила брови, морщила лоб, тёрла нос указательным пальцем. Однажды заметив, что стал предметом пристальных наблюдений, граф громко смеялся, величая смущённую красавицу егозой и плутовкой. Но больше всего удовольствия обоим доставляли верховые прогулки. Крепкий, подтянутый, не поддаваясь годам, граф отлично держался в седле, и приобрёл чистокровную кобылу для Анны, признавшейся, что она с детства лишена такой радости: - Мой барин считал, что я непременно должна бояться лошадей. - Как плохо он знал Вас, - улыбнулся вельможа, поднимая девушку на руки, - Я стану Вашим берейтором. Жарким летом белые ночи сменились звёздными. Любовники вместе считали яркие искорки на бесконечном небосводе, дразнящем теменью и неприступностью. Граф вспоминал всё, что в далёкой юности учил из астрономии, мешая серьёзный рассказ с легендами, многие из которых подсказывала Анна, а порой на ходу сочинял: - В созвездии Кассиопеи раньше было ещё две звезды - поясок, которым несчастную Андромеду привязали к скале. - Андромеда не так уж несчастна - её спас Персей. - Какая неприятность для проголодавшегося дракона! - Мне его почему-то не жаль, - смеялась Анна. Однажды мужчина проснулся среди ночи от пробившегося сквозь ставни луча лунного света. Спальня казалась призрачным приютом древнего колдовства, а разметавшаяся во сне, истомлённая жарой и ласками спящая рядом женщина - отлитой из серебра. Мягкие кудри растеклись по подушке, шёлковая рубашка не скрывала очертаний прекрасного тела, а ножки были и вовсе обнажены. Граф залюбовался подругой. Какая она красивая, молодая и хрупкая... Сколько счастья подарила ему за недолгие месяцы, как горько будет её потерять. Почему сейчас, когда Анна так близко, ему в голову вдруг прокралась мысль о разлуке? Проклятые годы! Мужчина хотел разбудить возлюбленную, но не решился потревожить её безмятежность. Тихонько поцеловал круглое колено, потом губы, что-то невнятно пролепетавшие, осторожно обнял красавицу и пробормотал, засыпая: - Кажется, я влюбился... Ближе к осени ученицу пару раз навестил синьор Марони, в своё время одобривший её шаг и с любопытством посматривавший на графа, забывавшего о разделяющих их с Анной годах. - Прекрасное лето, прекрасная женщина, жизнь прекрасна, не так ли? - Аннет - подлинное сокровище, - с чувством подтвердил граф. - И всё-таки так же глупа, как любая девчонка её возраста, - проскрипел итальянец. Вельможа удивился, но тут же забыл о странной фразе старого чудака. В город любовники вернулись золотой осенью, отдохнувшие и привязавшиеся друг к другу. Анна начала готовиться к выступлениям в новом сезоне, когда произошло событие, глубоко её огорчившее. Скончался синьор Марони, так и не исполнивший мечту последних лет повидать перед смертью родные края. На отпевании, состоявшемся в скромном католическом храме, к девушке неожиданно подошёл солидный господин, представившийся поверенным покойного, и попросил прийти на оглашение завещания. Певица подумала - сентиментальный старик отказал ей какую-нибудь безделушку на память, но она глубоко заблуждалась. Маэстро умер более богатым, чем о нём полагали друзья. Значительная сумма оставлена была приходу, кое-что театру, хозяйке квартиры и слугам, но основной наследницей завещатель назвал Анну Платонову - без малого тридцать тысяч. Вместе с документом стряпчий вручил потрясённой девушке объёмистый пакет, первая бумага в котором оказалась письмом. «Голубушка, простите старого глупца. Вы были одной из лучших моих учениц и оправдываете надежды во всём, что касается мастерства. Но когда Вы настаивали на повторном прослушивании, расспрашивали меня, преисполнившись решимости пожертвовать временем и деньгами ради нелёгкого обучения, я увидел в Вас большее, чем прекрасный голос, ждущий уроков, дабы раскрыться. В Вас была искра, огонёк, бес, как это смешно называют испанцы. Ваш дар разгорался в огне испытаний, я восхищался Вами до слёз, которые, наверное, напрасно скрывал. Ради этого, куда важнее, чем ради денег, я взялся учить Вас, это любой ценой стремился спасти - и ошибся. Не могу не похвалить Ваше прилежание и с каждым днём совершенствующееся мастерство, но Ваш бесёнок уснул на пуховых подушках. Я дал Вам скверный совет и не знаю, захотите ли Вы оставить благополучие и пробудить свой талант. Если решитесь - поезжайте в Италию. Окунитесь в лазурное море, перемешайте волосы с солнечным светом, полюбуйтесь древней зелёной страной, которую я долгие годы мог видеть только во сне. Денег хватит и на путешествие, и на найм компаньонки, и на несколько лет жизни там. В пакете Вы найдёте рекомендательные письма моим друзьям - учителям и директорам театров. Храни Вас Мадонна. Альберто Марони». Письмо Анна перечитывала и перечитывала - у поверенного, в коляске по дороге домой, дома. В ней всколыхнулись мысли и чувства, полгода назад подавленные страхом, усталостью и, отдохнув, воспрянувшие с новой силой. Что она добивалась в этой жизни и что добилась теперь? Вольная, талантливая, предмет забот почтенного человека, но всего лишь избалованная содержанка, игрушка для своего покровителя, как когда-то была барской игрушкой. Воспоминание о старом бароне в первый миг болезненно укололо её, но злость на Ивана Ивановича осталась в далёком прошлом. Пусть из прихоти, но он дал Анне прекрасное образование, не понимал её, но заботился, как считал наилучшим, и подписал-таки вольную, едва осознал угрожающую воспитаннице опасность. Старый глупец, где ему было догадаться? Наверное, Владимир Иванович был прав в своей убеждённости - отец боготворил маленькую крепостную, забыв о бесправии, изводившем прекрасного идола... Что же теперь? Что изменилось, что утрачено и что можно вернуть? Её тело стало женским, вкус - прихотливым, любовник потакал капризам настолько, что на них не стоило тратить труда. Машинально перебирая листки тонкими пальцами, в мыслях Анна искала каждую чёрточку, которая могла бы подсказать подлинное отношение к ней графа. Великодушен он был по природе и по воспитанию, богатство и высокое положение питали щедрость, жизненный опыт научил обращению с женщинами, так что разница в возрасте не особенно угнетала любовницу. Мужчина был бережен с Анной. Хотя девушке не с кем было сравнить его, с первой ночи она пришла к убеждению в его деликатности и стремлении доставить ей удовольствие. С вельможей было интересно поговорить, он спрашивал мнение любовницы, что льстило ей и давало хотя бы иллюзию небезразличия и чего-то большего, чем вожделение к молодому прекрасному телу. Но, быть может, для него её любознательность была лишь забавой и он снисходил к глупой девчонке, тщившейся выйти за рамки, назначенные развлечению? В этот вечер Анна была свободна и, не способная сосредоточиться ни на чтении, ни за фортепьяно, вплоть до прихода покровителя не находила себе места. Граф появился с прекрасным букетом белых хризантем. Поцеловав Анну и заметив её подавленность, он участливо выразил соболезнования, тут же прибавив: - Я ненадолго, сегодня допоздна задержусь во дворце. Вельможа лукавил - никаких особенных дел у него не было, но он догадался - оплакивающей своего маэстро актрисе не до любовных утех. Граф сел на диван рядом с ней, обнял, на миг прижался губами к тёплому пробору причёски, вдохнул аромат духов, которые сам выбрал ей, и заговорил с привычной лаской: - Синьор Марони был славный старик, мне очень жаль его. Хотя прожил - дай-то Бог каждому. Его спокойствие и уверенность, как будто вопрошали - что ты ищешь? Зачем тебе новые бури, грозящие обломать крылья? Но предсмертное письмо итальянца напомнило ехидным голосом старика - где они, твои крылья? Сложены или обрезаны? Граф погладил красавицу по щеке, повернул к себе её голову, ободряюще улыбнулся. - Аннет, Вы были к нему очень привязаны. - Да... - её голос звучал неожиданно низко. Мужчина смотрел на неё глазами умной и доброй собаки, девушка не знала, на что ей решиться. Просто показать письмо? Граф не заслужил обидных упрёков, Анна принадлежит ему добровольно. Она чувствовала, как по щекам текут слёзы, а любовник тихонько целовал её: - Поплачь, Аня, дорогая моя, тебе станет легче... Наконец, девушка высвободилась из объятий, встала, сделала несколько шагов по комнате. Граф, смутно тревожась, молчал и думал - сегодня не следует оставлять её совсем одну. Переночевать можно на диване в гостиной, раз Анна так расстроена похоронами. Наконец, девушка остановилась напротив любовника и выговорила: - Синьор Марони оставил мне тридцать тысяч и в письме советовал поехать учиться в Италию. - Что? - он неожиданного удара граф не понимал, на каком он свете, - Вы хотите уехать? - Я... - Анна не знала, что она хочет, вопросительно глядя на покровителя, - Маэстро дал мне рекомендации к известным учителям. Вельможа с трудом приходил в себя. Господи, как скоро всё кончилось! Девочка моя, что ты со мной делаешь! Не в силах вынести затянувшееся молчание, Анна заговорила первой: - На будущей неделе истекает мой контракт с театром, я пока не подписала его на второй год. Мужчина встал, положил руки на хрупкие плечики: - Вы хотите уехать? Девушка замерла, глядя умоляющими глазами на человека, в благородстве которого ни разу не усомнилась, и в душе предоставив ему решение своей судьбы. В висках графа стучала кровь, отчаяние едва не пробудило в нём гнев, усмирённый усилием воли. Зачем удерживать женщину, мечтающую о далёкой стране? Зачем мучить весну поздней осенней страстью? Её жизнь впереди, а его - клонится к закату, вспыхнувшему перед холодом ночи. Ещё на что-то надеясь, мужчина пристально всмотрелся в заплаканное прекрасное личико Анны, но в глазах возлюбленной он различил лишь отблески синевы итальянского неба. Что теперь? Умолять не бросать его? Сказать, что даже если она позабудет все до одной ноты, останется самым дорогим для него существом? На миг графу захотелось бросить всё самому, тоска перехватила горло, он прикрыл глаза и, собравшись с духом, ответил: - Я позабочусь о Вашем паспорте и удобстве в дороге. Анна почувствовала пробежавший по спине холод. Объяснение позади, она свободна... Почему же мысль об Италии, стране грёз, солнца и музыки, не согрела ей сердце? Почему, когда ей показалось - сейчас мужчина сожмёт её в объятиях, забыв о хрупкости женского тела, выкрикнет - я никуда не отпущу тебя! - она скорее обрадовалась, чем испугалась? Граф опустил руки, глаза его потускнели, он отвернулся и глухо напомнил: - Мне пора ехать... Анна еле дышала - друг старел у неё на глазах. Она робко коснулась его рукава, но вельможа не хотел жалости и утешений, и ушёл, не посмев произнести заветных простых слов: «Я люблю тебя, Анна!». --- Прекрасная Италия встретила Анну ласковым солнцем поздней осени, золотящим вершины гор, густой зеленью поросших лесами холмов и приветливыми взглядами беспечных жителей. Позади остались сомнения, горечь разлуки с человеком, о подлинных чувствах которого красавица так и не узнала, до самого последнего дня ожидая - что-то случится, остановит её. Но отзвучали прощальный спектакль, добрые пожелания друзей, завистливые вздохи и звон бокалов устроенного в её честь вечера - и вот Анна здесь, в стране детской мечты. Дорожные тяготы отвлекали девушку от не всегда весёлых мыслей. Анну сопровождала почтенная супружеская чета, нанятая графом, чтобы одиночество молодой женщины не привлекало к себе излишнего внимания. Путь певицы лежал в Милан. Знакомство с прославленным маэстро, древний собор, великолепие оперного театра потихоньку вытесняли тревоги о прошлом. Синьор Пирелли, исполненный важности, прочитал письма коллеги, прослушал певицу, изрёк вердикт о необходимости дальнейшей учёбы и редкостном везении синьорины - сейчас он располагает возможностью уделить ей внимание. О цене договорились к обоюдному удовольствию - в России итальянцы заламывали втрое выше, а здесь с очаровательной иностранки запросили лишь вдвое против обычной в Италии стоимости уроков. Одновременно Анна заключила соглашение о небольших ролях на второй оперной сцене - для Милана, знаменитого певческими талантами, девушка превратилась во всего-навсего дебютантку. Суматоха первых недель по приезде отнимала время и силы. Анна сняла премиленькую квартиру рядом с парком, удобную и для неё, и для компаньонов, на склоне лет вкусивших прелести путешествия. Со своими спутниками девушка отлично поладила - старик был добродушен и глух, а его жена отличалась здравомыслием, и каким-то образом, не зная ни слова по-итальянски, внушила к себе полное уважение и прислуги, и хозяина дома, и лавочников. Промозглая зима не понравилась путешественникам из суровой России. Мокрый снег, дождь, лужи, сырость, от которой спасались весёлым пламенем камина, увы, слишком редко уступали дорогу капризному солнцу. Даже пёстрое католическое Рождество навеяло грусть о разлапистых ёлках и причудливых глыбах льда на Неве. Всегдашняя нелюбовь Анны к зиме лишь усилилась отсутствием снега здесь, где настоящего мороза не было и в помине. Певица скоро свела знакомство с артистическим кругом Милана. Разумеется, у неё появились поклонники. Хорошенькое личико привлекало особенное внимание тем, что соотечественники его обладательницы были редки на севере, предпочитая селиться у моря. Впрочем, комплименты и приглашения танцевать казались девушке чем-то игрушечным. Подвижных, многословных и бурно жестикулирующих итальянцев Анна с трудом принимала всерьёз. Усердные занятия оставляли мало времени для развлечений, равно как и для грусти, а письма из России приносили радость вперемешку с печалью. Граф мило осведомлялся о её успехах и самочувствии, контральто горела желанием узнать всё об итальянской моде и с воодушевлением рассказывала о дорогих сердцу событиях, заполнявших жизнь труппы за кулисами. Анна читала о надеждах и разочарованиях друзей-актёров, о меццо-сопрано, брошенной покровителем и пребывающей в унынии, об одобрении великого князя, которого удостоилась вторая сопрано, неожиданно для всех пренебрегшая им и собравшаяся замуж за антрепренера, о бедняге баритоне, спивающемся после смерти жены, о простудах дочери контральто, о котятах любимой персидской кошки и о том, как скучает по своей хозяйке белая лошадь в царскосельской усадьбе. Но чем дальше, тем больше мысли девушки заполняла новая жизнь. «Русский жаворонок», как Анну однажды назвали в газете, была принята публикой одобрительно. Конечно, молодость ещё не позволяла ей выступать в полную силу, но начинающая, как говорится, подавала большие надежды. Маститые, сполна вкусившие славы и восхищения певцы и певицы Ла Скала вполне могли позволить себе добродушие, разумеется, если молодёжь не вела себя слишком дерзко. Учтивость и готовность безропотно слушать советы помогла Анне добиться благожелательного отношения именитой труппы. Короче всего гостья из России познакомилась с примой, тоже сопрано, но уже подумывающей оставить сцену и провести остаток дней на собственной вилле где-нибудь на берегу моря. Пока же дама не могла выбрать руку, которую осчастливит согласием стать хозяйкой дома, титула и состояния, и давала советы молодой приятельнице: - Поспешность легко завершится ошибкой, а в мои годы уже не удастся вернуться на сцену, если муж разорится. Вам известно о затруднениях мадам Зонтаг, графини Росси? - Мне посчастливилось слышать её пение в Санкт-Петербурге, хотя графиня давно оставила большую сцену. Приёмы посольства Сардинии славились на обе столицы. Её сиятельство очень любезна с певцами русской оперы, часто приглашала нас петь на своих благотворительных концертах. - Боюсь, графу недолго осталось поддерживать блеск оправы драгоценной супруги. - Мне трудно что-то ответить Вам. В России знатные господа не женятся на актрисах . - К счастью, в Италии предрассудки не столь сильны, хотя и не совсем отступили. Говоря откровенно, я не уверена, что титулованный человек станет для меня самой подходящей партией - аристократы напыщенны, не платят долгов, и у любого найдётся маменька или тётушка, поджимающая губы при слове «актриса». - Любящий муж... Синьора прервала девушку довольно резко: - Я уже вышла из того возраста, когда грезят о принцах и рыцарях - в том смысле, как это пишут в романах, - дама улыбнулась весьма саркастически, - Живые обладатели этих титулов далеко не всегда напоминают героев. Чуть помолчав, прима изволила смягчиться: - Вы молоды, у Вас мало опыта... - Больше, чем иллюзий, сударыня, - с долей горечи ответила Анна. - Тем лучше для Вашей карьеры, - усмехнулась величественная итальянка. Сопрано любезно порекомендовала Анну для одной из постановок в конце сезона, когда, по традиции, великий театр допускал на свою сцену неизвестных певцов. Лукавая Розина в её исполнении очаровала публику чистым колокольчиком голоса. Состоялись несколько концертов, где молодые актёры выступали в обычных костюмах и без декораций. На одном из них Анне удалось уговорить дирекцию позволить ей исполнить по-русски алябьевского «Соловья», принятого с восторгом, - и за кулисами, в тот день уставленными цветами не менее щедро, чем в Санкт-Петербурге, к девушке обратился кругленький смешной человечек, протянувший визитную карточку: «Лучано Лотти, театральный агент». Анна с удивлением воззрилась на незнакомца. Ростом он был не выше её, черноволосый, кудрявый и очень подвижный, несмотря на изрядную полноту. Разумеется, молчание продлилось недолго: - Синьорина удивлена? О, даже прекрасная, как Мадонна, - упомянув пречистую, синьор возвёл глаза к небу, но тут же вернулся к заботам грешной земли, - Даже такая обворожительная особа нуждается не только в преклонении. Вы недавно в Италии, покорены не меньше, чем публика покорена Вами, но, увы, увы... Цветов и аплодисментов недостаточно, чтобы платить за квартиру, уроки и прочее, прочее, прочее... - Благодарю за участие, синьор Лотти, - Анна оправилась от первого изумления, - У Вас ко мне деловое предложение? - О, синьорина предпочитает не мешкать? Похвально, похвально! - толстяк потёр руки, - Для начала позвольте угостить Вас чашечкой кофе. Они сели за столик театрального буфета, в дни концертов и спектаклей работающего до глубокой ночи. Анна представила нового знакомого подошедшей к ним компаньонке, и разговор, вопреки многословию итальянца, скоро обрисовал все значительные детали. - Сезон в Ла Скала скоро закроется, певцы разъедутся по курортам. Не отдыхать, о, Мадонна, не отдыхать! Это, увы, могут позволить себе немногие. Скоро вдоль моря соберётся лучшая публика, весьма щедрая, о, весьма! На концертах и постановках в летних театрах бывают превосходные сборы, клянусь зубом святого Франческо, превосходные! У меня отличные связи, воистину, редкостные! Кто из антерпренеров не знает Лучано Лотти? Покажите мне его, я заплачу Вам сто лир! У Анны начала побаливать голова от его чуть гнусавого голоса и мельтешения часто вздымаемых к небу рук. - Какие города Вы намерены посетить? Итальянец деловито назвал Лидо ди Эзоле под Венецией, Пезаро, давшее миру Россини, озеро Гарда, Ливорно и пару маленьких городков в окрестностях Неаполя. - Лучшая публика! Синьорину ожидает успех! Грандиозный успех! - Полагаю, Вы сделали предложения не только мне? Агент часто закивал в подтверждение догадки и назвал пару знакомых Анне имён - отменный бас и недурная меццо-сопрано. - Люблю начинающих! - он вздохнул, - Через пару лет, увы, мои подопечные забывают синьора Лучано, но я не обижаюсь, разумеется, не обижаюсь! Что такое скромный агент рядом с нашими славными голосами? Если знаменитая прима мимоходом обронит: «Синьор Лучано, по-прежнему колесите по нашим курортам?», - что ещё надо простому уроженцу Бергамо? Услышав название городка, Анна прыснула - настолько толстяк не подходил на роль вечно голодного Труффальдино. - О, Вы развеселились! Как я рад! Ваша улыбка - живи Вы во времена Рафаэля, он бы рисовал только Вас! - Вы мне льстите! – смеясь, запротестовала Анна. - Нет, нет, клянусь Мадонной! Будем в Пезаро, непременно заедем в Урбино, всякий скажет Вам то же самое, а уж кому лучше знать, как не землякам нашего величайшего гения! Актриса задумалась – совместить путешествие по стране с концертным туром ей весьма улыбалось. Девушка покосилась на почтенную Дарью Михайловну и вернулась к делу: - Каково будет Ваше вознаграждение? - О, увы, увы, золото, презренный металл! Даже сам Рафаэль был вынужден считать его, что же сказать о нас, грешных. Треть сборов после расходов. - Мне нужно несколько дней на размышление. - Конечно, да, разумеется! Завтра я нанесу Вам визит. - Я не буду готова дать ответ завтра. - Но Вы позволите лицезреть Вас и пожелать Вам доброго утра? - Конечно, не могу отказать столь любезному синьору, - Анна вновь улыбнулась. В коляске актриса подробно рассказала компаньонке о сделанном ей предложении и призналась, что её не раз посещало желание попутешествовать, а потому она, возможно, даст согласие. - Как знаете, голубушка, - старуха чуть нахмурилась, но, пожалуй, была не прочь увидеть места, о сказочных красотах которых была наслышана ещё в России. Милан даме успел надоесть, но, в силу своих обязанностей, она посоветовала подопечной поподробнее узнать о велеречивом синьоре. На другой день Анну навестили ещё два агента со схожими предложениями. Один затребовал половину сборов, другой – только десять процентов, но его Дарья Михайловна категорически отрекомендовала мошенником: - Помяните моё слово, если требует слишком мало, обворует, как пить дать, ещё и в долгах останемся. Отзывы актёров о синьоре Лотти оказались шутливо-благоприятными – толстяка действительно знали все певцы, певчие, осветители и даже театральные гардеробщики. Подписав соглашение и дождавшись окончания поста, трое певцов, сопровождаемые агентом, компаньонами Анны и прислугой, тронулись в путь. ---- Первой остановкой на пути маленькой труппы была Гарда, но здесь артисты провели всего несколько дней, дав три обычных концерта и приняв участие в благотворительном, на открытом небе. Прекрасное огромное озеро Анна невольно сравнивала с затерянными в лесах малютками Ингерманландии, где ей довелось побывать год назад с графом, и хрусталь чистейшей воды навеял скорее грусть, чем восхищение. Впрочем, знаменитый Бергамо, в котором они задержались на пару дней - синьор Лотти наносил визиты родне и друзьям, приятно её удивил. Красавица ожидала увидеть беднейшую в Ломбардии область, покидаемую жителями ради скудных заработков, но природная красота края прятала нищету лучше любых людских ухищрений. Выступления в Лидо ди Эзоле скоро привели артистов в сказочную Венецию, и с некоторой досадой Анна пришла к твёрдому убеждению - холодную северную столицу Северной Венецией называют напрасно. Красочный муравейник домов, паутина каналов, крошечные мостики и неразбериха узких кривых улочек разве что в насмешку или из лести неясно какому из городов можно было сравнить с величественным Санкт-Петербургом. Венеция оставила впечатление уютной тесноты и беспечного гвалта. Разве что Большой канал и прекрасную набережную путешественница, не кривя душой, сравнивала с Невой. Плавание по внутренним каналам под мерный скрип весла и песню рослого гондольера навевало дрёму, погружало в лень, а подмытые зеленоватой водой здания снизу казались безумно старыми, едва ли не ветхими, как нарумяненная старуха. Анна с облегчением улыбалась, когда нарядная лодка покидала душный калейдоскоп закоулков ради простора и ветра, открытого кораблям всех флагов, некогда приносившим Венеции несказанные богатства, а теперь - чаще всего путешественников. Сравнение южного города с северной полутёзкой подчёркивало скорее различия. Однажды, после прогулки по городу и обсуждения новых построек граф принёс из архива старинные документы, и они целый вечер любовались планами и гравюрами, изображавшими городские панорамы разных эпох. Рассматривать проекты, оставшиеся на бумаге, и рисунки облечённого в каменную плоть, не всегда вечную, утраченное и вновь отстроенное, оказалось безумно увлекательным. Разлинованный безжалостной рукой властелина, как чертёж железной машины, Петербург за столетие преобразился гением итальянских архитекторов, вырвавшемся на русскую волю. Пётр Великий не узнал бы своё творение. Был бы доволен, узрев вместо милых его сердцу опрятных и скромных домов роскошь дворцов свободных от службы аристократов? Венеция, куда более древняя, за пределами площади Сан-Марко росла не по замыслу, а как велела ей жизнь. Блестящий фасад встречал гостей золотом собора, строгостью площади и изяществом дворца Дожей, но первый же мост, между дворцом и тюрьмой, получил название Мост Вздохов. Многословный синьор Лотти успел наговорить множество душещипательных историй о злосчастных узниках, мрачном Совете десяти и навевавшем ужас суде трёх. Тёмное прошлое роднило Северную Пальмиру и Царицу Адриатики сильнее водной стихии. Театр «Феникс» в том году ремонтировался, открывался редко и принимал только именитых певцов, поэтому в Венеции актёры пробыли три дня, затем направившись морем в Пезаро. Городок, давший миру Россини, принял гостей благосклонно. Анна представилась ещё одному преподавателю, знакомому покойного синьора Марони, и за три недели под его руководством разучивала арию Царицы ночи, попробовав ещё Леонору, сложнейшая партия которой препятствовала постановкам «Фиделио», единственной оперы Бетховена. Маэстро посоветовал ученице не спешить и всерьёз заняться Бетховеном через годик-другой, пока набирая опыт на более лёгких вещах, но в целом его мнение весьма обнадёжило молодую певицу. Сам Пезаро, с остатками римской крепости, старинными церквями и хорошенькими виллами на берегу, Анне понравился, а вот мелкое грязноватое море разочаровало, поэтому мысль о скором продолжении путешествия девушку весьма грела. Дела шли отлично, довольный синьор Лотти потирал руки и не спешил исполнять обещание устроить поездку в Урбино. Знаменитый городок был слишком крошечным, чтобы даже самые удачные сборы окупили расходы на дорогу и гостиницу, но вмешался случай. Бургомистр, почитавший себя в какой-то мере преемником столетия назад исчезнувшего герцогского рода и ненадолго приехавший к морю, порой в память о великом прошлом покровительствовал искусству, насколько хватало средств. Разумный градоначальник обычно выбирал начинающих художников и актёров, обходившихся куда дешевле маститых. Накануне отъезда уважаемого семейства домой, в горы, агент получил приглашение – его подопечных будут рады видеть в Урбино, покажут им дворец и другие достопримечательности. Оплата гостиницы за счёт города существенно сокращала расходы, и компания отправилась в путь к изумрудному Марке и его маленькой, но славной столице. Синьор Лучано сетовал на утомительность петляющей вверх в горы дороги, но Анна в тот день забыла, что на свете бывает усталость. Горы не были ей в диковинку, и всё же причудливые изгибы, вольготно раскинувшиеся на склонах леса, вдруг открывающиеся просветы и отвесные стены именно здесь подлинно заворожили путешественницу из России. Порой коляска скрывалась в тени деревьев, и Анна чувствовала себя несмышлёным котёнком, робко ступающим в густую траву на лугу. Величественные панорамы под ослепительными небесами гордо напоминали – только здесь мог родиться гений гармонии. Здесь солнце подарило свой свет Рафаэлю, горы запечатлелись в его памяти и на картинах, краски Марке легли на палитру, за столетия не утратив сияния. Взор путешественников дразнили выглядывающие из крон задорные грибки башенок и церквей, и Анна наивно спрашивала – вон там – это уже Урбино? Синьор Лучано, бас и меццо-сопрано громко смеялись над провинциалкой. Наконец, показались массивные стены бывшей крепости, а ныне – сонного уютного городка, милого и благоустроенного. Девушка обратила внимание на тщательно вымощенные улицы и водостоки вдоль домов, опрятность и улыбчивость жителей, крутизну лестниц, ведущих к церквям. Маленькая чистенькая гостиница с цветами на окнах и балюстраде террасы ничуть не испортила впечатления. Синьор Лучано отвел подопечным два часа умыться с дороги и переодеться, и заказал ужин в таверне у форта, ставившей столики прямо на лужайке, с которой город был виден, как на ладони. Наверху царила оживлённая суета. В Урбино находился известный в Италии университет искусств, на смотровой площадке расположились художники и студенты с мольбертами, ловящие последние лучи солнца, вновь прибывших встретили радостными приветствиями. Со многими ломбардец был знаком не один год, толстяк умудрялся болтать с дюжиной человек одновременно, оказываясь то здесь, то там. Анна не пыталась следить за его суетливыми перемещениями, любуясь открывшейся перед ней красотой, и тихонько запела. Постепенно шум стих. Художники, местные жители, подошедшие потолковать между собой и с гостями, зеваки, оторвались от своих разговоров, с удивлением слушая забывшую обо всём прекрасную девушку, дарящую им дивные звуки, сливающиеся с дыханием погружающегося в темноту колдовского пейзажа. Не думая ни о чём, певица выбрала простую балладу, в опере показавшуюся бы безыскусной, но здесь, не смея соперничать с подаренной Богом красотой края, трогавшую полной гармонией. Забывшаяся в красоте сумерек девушка очнулась от аплодисментов. Художники кричали ей "Brava!", бас и меццо-сопрано подошли ближе и подхватили импровизированный концерт песнями родных краёв - Неаполя и Сицилии. Все трое увлеклись до самозабвения, когда синьор Лотти, успокаивая публику взмахом руки, взмолился: - Синьор, синьорины, время отдохнуть! - ночь уже заявила о своих правах блеском звёзд и лукавой улыбкой юного месяца. В гостинице агент мягко напутствовал: - Друзья мои, Вы пели прекрасно, но подумайте, кто придёт на настоящий концерт, если вас можно услышать бесплатно! Девушки, смеясь, дружно поцеловали его в пухлые щёки. Зал в герцогском дворце, предназначенный для концертов, поражал размерами, но убранство его было убого - не имевшая прав наследства дочь последнего герцога, навсегда покидая чудесный край, переходивший во владение римского папы, увезла с собой всё, что по её приказу сумели отодрать с пола и стен. С актёрами семья бургомистра держалась очень любезно, всех на второй день пригласили обедать. Анне, как гостье издалека, почтенная хозяйка учтиво задала несколько вопросов о России. Исполнив долг перед городом, в дальнейшем певцов предоставили самим себе. Все трое пели в здании университета, в церквях, с наспех сооружённого помоста на площади, и через неделю с ними здоровался весь городок. Разумеется, опытный агент не забыл о пожертвованиях, производящих благоприятное впечатление на публику, хотя сборы были куда скромнее полученных от курортников в Пезаро. Синьор Лучано заговорил об отъезде, но Анна уговаривала его остаться ещё на неделю и объездить окрестности. - Вы влюбились в эти края, не надумаете ли вовсе остаться? - ворчливо возразил синьор. - Ах, Анна, Вы не были у подножия Этны! - рассмеялась меццо-сопрано. - Неаполь! Вот прекраснейшее в мире место! - напыщенно вторил бас. Все четверо с итальянской живостью спорили целый час, пока Анна не предложила уступить свою долю вознаграждения, полученного в Пезаро и Урбино, и скоро труппа достигла согласия. Певцы пришли в превосходное настроение, предвкушая небольшой отдых, оплаченный Анной. Добродушная меццо была довольна и успехом, и заработанными деньгами, и разнообразными комплиментами - громкими криками во время концертов, робкими поклонами в церкви и тайно страстными признаниями, если дерзкий смельчак осмеливался в толпе или под покровом сумерек приблизиться к ушку очаровательной синьорины. Среди множества любовных записок встречались и предложения руки и сердца - что ещё надо для уверенности в своей привлекательности? Сицилийка, правда, подозревала, что урожай побед малютки сопрано ещё лестнее, но гордые великим земляком северяне, конечно, не могли должным образом оценить жгучие глаза и кольца чёрных кудрей. Бас, не обременённый заботами о сердечных делах, согласился сделать приятное дамам, хотя все усилия направлял на карьеру. Анна так обрадовалась, что готова была две коляски - для друзей и для компаньонов, нанять за свой счёт, но агент и певцы решили не мелочиться и решительно воспротивились. Воодушевление стало всеобщим. Не меньше удовольствие получил хозяин гостиницы, рекомендовавший харчевню брата в одной из прелестнейших деревушек: - Синьоры, синьорины, вы будете в полном восторге! Восхитительный воздух, лучшее домашнее вино! - почтенный трактирщик во весь рот улыбался, заметив, что его слова приняты благосклонно. Маленькое путешествие принесло всем волнующее удовольствие. Позволив себе не заботиться о доходе, молодые люди щебетали, отбросив безукоризненные манеры и запросто показывая пальцами на привлекавшие их внимание то необычное дерево, то бегущий с горы весёлый ручей, то высунувшую любопытную морду лисицу. Старшие снисходительно улыбались, а кучер затянул песню. Встреченные крестьяне снимали шляпы, женщины приседали и вручали цветы, благодаря за мелкие монетки. Лето ещё начиналось, и ревнивое солнце не успело выжечь бархатную траву, коварно лаская зелень и заманивая её расти навстречу беспощадным лучам. На первом же привале девушки потихоньку сбросили башмаки и чулки и затеяли догонялки. Итальянка, выше ростом, быстрее бегала, зато Анна ловчее её уворачивалась и пряталась за деревья. Около часа серебряные голоса, легко справляющиеся с благородными переливами знаменитейших арий, задорно звенели шутливыми криками: - Анна, тебе водить! - Симона, ты промахнулась! Старшие, вместе с подражавшим им степенностью басом, отдавали должное припасённым вину и закускам. Вечером компания вселилась в скромную, но недавно выбеленную харчевню, заняв все три гостевые комнаты, к блаженству хозяина, впервые принимавшему столь блестящее общество. Чуть позже в деревню въехал фургон бродячих артистов, очень смутившихся, когда старший из них узнал настоящих оперных певцов и агента. Но путешественники, смеясь, решили на сей раз сами превратиться в публику, и вечером общими усилиями был устроен настоящий праздник. Бедняги изо всех сил старались не осрамиться. Из их скромного репертуара были извлечены несколько фокусов, маленькая пантомима, а потом все запели весёлую плясовую, под которую крестьяне радостно встали в пары. Анне пришла в голову шаловливая мысль. Она купила у дочери хозяина праздничный наряд, быстро переоделась и присоединилась к танцующим. С детства девушка не веселилась так свободно и беззаботно! Распустив волосы, босиком, Анна кружилась то в тарантелле, то в каком-то местном танце, то, с трудом объяснив музыканту ритм и мотив, изящно подпрыгивала в мазурке, улыбаясь безнадёжно запутавшемуся в ногах партнёру - крестьянскому парню. Зрители бросали монетки, быстро подбираемые девочкой-акробаткой, и разошлись все далеко за полночь. За завтраком хозяин таинственным голосом предложил осмотреть нечто наверняка невиданное синьорами и синьоринами. - В горе мальчишки лет пять назад нашли расселину. Там настоящий подземный дворец! Наш маркиз побывал там и клялся - творение Господа несравнимо с людскими! Синьор Лотти возразил: - Под землёй холодно, мои подопечные простудятся, это опасно для их голосов. - Ничего страшного, если укутаться! - возразил трактирщик, жаждущий задержать гостей хотя бы на день, - Расселина широка, острых камней там в помине нет! Анна загорелась: - Я слышала о пещерах Богемии! - девушка запнулась, вспомнив восторженный рассказ графа, но продолжила ещё горячее, - Знающие люди уверяют, застывшие потоки насчитывают тысячелетия! - Как они умудрились так насчитать? - фыркнул ломбардец, не желавший мёрзнуть в мрачных глубинах горы. Проказливая Симона поддержала огорчённую было подругу. - Если уж осмотривать достопримечательности, как пропустить самое интересное? Синьор Роберто, - сицилийка с улыбкой обратилась к басу, - Вы ведь не боитесь заблудиться в темноте? Галантному неаполитанцу пришлось согласиться, а синьору Лотти - закатить глаза к небу, взывая к Мадонне. ---- По узкой тропинке экипаж проехать был не в состоянии, поэтому день наполнился хлопотами - нанять осликов, запастись угощением для пикника, осмотреть виноградники и уговорить почтенных спутников Анны принять участие в дальней прогулке. Дорога к расселине заняла время с рассвета до полудня следующего дня. Даже окажись каменные красоты далеки от цветистых описаний, Анна всё равно не жалела бы - с таким удовольствием певица ощущала пьянящий воздух, наполненный дыханием зелени. Лучики солнца пробирались сквозь листву и плетение шляпки, стараясь ущипнуть нос и глаза. Лёгкий ветерок растрепал золотые локоны Анны и смоляные Симоны, но ни та, ни другая не расстроилась из-за причёски. Достигнув цели, компания сделала привал. Путники наскоро перекусили и с любопытством осмотрели заботливо расчищенный проводником вход пещеру, чернеющий рядом с терновником. Зияющий провал веял холодом, все притихли, чувствуя робость. Синьор Лотти с надеждой посмотрел на Анну - не испугается ли красавица перепачкать белое личико, но девушка решительно заявила: - Мы с Симоной переоденемся потеплее и сейчас же вернёмся сюда. Мужчины, боясь предстать трусишками перед дамами, смирились, возразила только Дарья Михайловна, по-русски заявив подопечной: - Моему старику делать там нечего. Слава Богу, в тепле его радикулит приутих, зачем будить лихо? Я с ним останусь, а Вы ступайте. Почтенная дама помогла девушкам переодеться в припасённые шерстяные чулки, укутала шалями. Обе одели грубые крестьянские башмаки, взяли по фонарю и, в душе трепеща, последовали за проводником. Мужчины, запахнув сюртуки поплотнее, составили арьегард. Некоторое время дорога позволяла думать только о том, как не споткнуться и не ушибиться. Серые стены узкого коридора наводили уныние и удивление, что кто-то набрался терпения и любопытства для дальнейшей разведки подземных глубин. Впрочем, целью поисков, по словам парня, были не таинственные красоты, а всего-навсего залежи угля, и ошибка глубоко разочаровала незадачливого добытчика. Коридор расширялся. Чуткий слух певцов улавливал звон древней капели, так знакомый для Анны по весенней борьбе солнца со снегом и льдом. Проводник вдруг остановился, высоко поднял фонарь, и все замерли, поражённые блеском неровных белых камней в свете живого пламени. Вода стекала по стенам, капала сверху, причудливые узоры застывших потоков манили глаз дальше и дальше. Заворожённые люди следовали за своими тенями, открывая дорогу фантазии: - Смотрите, Мадонна! - А вон там - как щеночки! - Клянусь всеми святыми, здесь застыла музыка, а не вода! Путники сгрудились на небольшой относительно ровной площадке, по знаку проводника подняли свои светильники все вместе, и их взору открылась пещера, навсегда заставившая презирать лучшие залы роскошных дворцов. Анна почувствовала себя мановением руки кудесника перенесённой в зимний лес далёкой России, когда после оттепели вдруг ударит мороз. Белые сосульки свешивались с уступов, как с гнущихся под тяжестью льда веток. Где-то наверху далёкими звёздами мерцал свод. Девушка невольно стала искать созвездие Кассиопеи, пока не очнулась от напоминания - впереди ещё два таинственных грота. В проходах каменные уступы и стены поражали белизной снега, но на ощупь оказались тёплее, если не приходилось опускать руку в текущий поток. Огромные желтоватые колонны горделиво возвышались, смеясь над ничтожеством дерзких букашек, осмелившихся потревожить величавый покой. Люди сдерживали дыхание, замедляли шаги, запечатлевая в памяти воплощение волшебных сказок. Весёлый говор скоро умолк от стыда осквернить храм природы. Обойдя все доступные залы, путешественники окинули прощальным взглядом ненадолго открывшееся им чудо, и вернулись на солнечный свет. Горячий воздух окатил всех печным жаром, краски слепили. Мужчины и женщины поспешили избавиться от стеснявших их тёплых вещей, но долго не могли прийти в себя, потрясённые каменным совершенством. Дарья Михайловна не на шутку встревожилась: - Господи, что там такое? Анна ответила с вымученной улыбкой: - Камни, как снег, ручьи и сосульки. - Только-то? А я думала, вы чертей повстречали! - почтенная дама перекрестилась. Обратной знакомой дорогой Анна едва замечала так пленившую её прежде красоту гор. Ослик попался ей смирный, спутники молчали, и у девушки было время подумать. Щемящее в груди чувство не давало покоя. Почему ненавистная зима настигла её тоской здесь, в Италии, где мир радуется ласке солнца? Анна смотрела на ясное небо и вспоминала тяжёлые тучи над Санкт-Петербургом, ярко-зелёная трава перед её глазами блекла до нежной акварели первых ростков, пробивающихся из мёрзлой земли. Крутые склоны уходили за горизонт плавными линиями холмов русской равнины. Порой путешественница узнавала в коренастых деревьях с грубой корой и длинными иголками дальних родственниц корабельных сосен, но как же они непохожи! Мысли Анны превращали солнечные зайчики в язычки пламени, играющего в камине, перед которым красавица долгими вечерами слушала глубокий мужской баритон, рассказывающий о дальних странах. Графу довелось путешествовать и по Европе, и на восток. Он умел живописать свои приключения и красоты увиденных мест. Часто шутил, жестикулировал, делал страшные глаза, вплетая в рассказ драматические ноты. Время за разговором текло незаметно, а сейчас, вспоминая покровителя, Анна чаще всего представляла их дружеские беседы. Неужели соскучилась, едва привыкнув к суете новой жизни? Благодаря проводника, Анна вручила ему золотую монету. Потрясённый щедростью очаровательной синьорины, парень отнекивался, и, набравшись храбрости, выпалил вдруг: - Не надо! Лучше поцелуйте меня! - бедняга сам обомлел от своей дерзости. Красавица улыбнулась: - Бери! Я тебя поцелую и так! - привстав на цыпочки, Анна чмокнула парня в румяную щёку. Улыбаясь во весь рот, тот пытался вернуть монету, но агент остановил его смехом: - Синьорина не берёт золото за свои поцелуи! Анна не шелохнулась, но в глубине души почувствовала болезненный укол совести - хотя с графом её связывали уважение и признательность, она была его содержанкой. Ужин весёлой компании прошёл в тишине и усталости. Даже синьор Лотти ограничился короткой благодарностью: - Синьорина, я никогда не видел ничего подобного этим пещерам и едва ли увижу до конца своей жизни. Бас и меццо-сопрано согласно кивнули. - Я как будто заново родилась... - рассеянно ответила Анна. - Эта пещера похожа на материнскую утробу, только холодная, - кивнул добродушный толстяк. Путешественники рано разошлись по своим комнатам, решив завтра возвращаться в Урбино. Анне не спалось. Не желая беспокоить подругу, певица тихонько достала из саквояжа связку писем, листки чистой бумаги, перо, дорожную чернильницу, и тихонько спустилась во внутренний дворик. В крошечной беседке, увитой молодым виноградом, девушка зажгла свечу и под стрекот цикад с упоением перечитывала письма друга - простые, шутливые, грустные, или ей так лишь показалось? Находит ли могущественный вельможа минуту для тёплых воспоминаний о любовнице, или его привязывает к красавице привычка к покровительству и принятое когда-то правило заботиться о своих женщинах даже после разлуки? Вздохнув, Анна взялась за перо. Девушка начала письмо по-французски, но скоро стала перечёркивать слова одно за другим, и, скомкав первый листок, аккуратно вывела русскими буквами: «Здравствуйте, Алексей Иванович!». Вычурные французские фразы не подчинялись её настроению передать переполнявшие чувства. Восторг перед красотой беспечной Италии, благодарность, что друг отпустил её в сказочное путешествие смешались с печалью - он так далеко. Анна вернулась к языку своих мыслей, но даже он не покорялся ей. Ложась на бумагу, слова казались девушке скучными, бледными, не способными передать малой толики тепла, света и сожаления о разлуке. С огорчением певица признала - её перу далеко до остроты и наблюдательности путевых заметок графа, которые он как-то раз дал ей почитать, заботливо вырвав часть страниц. На наивный вопрос мужчина смутился, ответил невнятно. Анна покраснела, догадываясь - любовник писал о женщинах, и была тронута его деликатностью. Ненадолго прервавшись, девушка подняла глаза к тёмному небу - прекрасному и чужому, где даже звёзды светили иначе. В памяти возникла сцена прощания. Дорожная карета у крыльца, золотящиеся деревья бульвара и мужчина, забывший одеть шляпу. Ветер ворошил тёмные с обильной сединой волосы, глаза щурились, спасаясь от холодного осеннего солнца, пожелания благополучной дороги звучали твёрдо, но глухо, лоб бороздили морщины. Он поцеловал руку Анны и долго не выпускал из ладоней тонкие пальчики, напоследок любуясь прекрасным лицом уезжавшей. В карете Анна с трудом сдерживала рыдания, уткнувшись в платок, не заботясь, что подумает о ней суровая старуха с плотно поджатыми губами. Очнувшись, девушка вернулась к письму. Перечитав, вздохнула, решив, что в эпистолярном жанре ей высот никогда не достичь. Красоты Марке, лёгкость наполнившего душу горного воздуха, величие подземного дворца, упоение свободой и грусть одиночества её перо передать бессильно. Хотелось закончить изящным аккордом, прозрачной капелькой, лёгким мазком, но слова не слушались, ночь наполнила пальцы усталостью, глаза слипались, свеча догорала. Вспомнив прощальное напутствие: «Храни Вас Бог, Анна!», всхлипнув признательностью, девушка старательно вывела: «Я Вам так благодарна! Италия - это счастье!», постеснявшись прибавить: «Как жаль, что Вы не со мной». --- Вернувшись в Урбино, друзья решили три дня посвятить отдыху и продолжить турне. Анне пришлись по душе прогулки вдоль городской стены. Напротив ворот раскрывался великолепный вид на провинцию, любоваться на который не соскучишься и часами. Художников здесь бывало не меньше, чем наверху возле форта. С утра накануне отъезда Анна попросила слугу из гостиницы принести стул и пристроилась с книгой возле паребрика, заботливо оградившего пропасть. Дарья Михайловна и её муж отдыхали перед новой дорогой, Симона разбирала накопившиеся любовные послания, агент сводил доходы с расходами, а бас, любезно проводив Анну, ушёл дальше. Девушка приветствовала художников, удивившихся её одиночеству, и один из молодых людей, прежде побаивавшийся дуэньи, попросил разрешения написать портрет актрисы на фоне гор: - Я ничуть Вас не побеспокою, сидите, как Вам удобно. Анна улыбкой выразила согласие и погрузилась в чтение. Около часа девушка отдыхала за лёгким французским романом, достаточно занимательным, чтобы отвлечь от грусти, но не тревожащим глубин сердца, затем заказала кофе, а чуть позже к ней обратился хорошо одетый молодой господин, представившийся маркизом ди Фрасасси. - Простите за дерзость, я на-днях был в имении, и мои крестьяне рассказали о Вашем посещении гротов на моей земле. - Они великолепны! - с живостью ответила Анна, - Напоминают зимний лес в наших краях. - Приятно сознавать, что синьорина, прекрасная, как Мадонна, умеет ценить не только собственную красоту, - галантно продолжил итальянец, - Я имел удовольствие слушать Вас неделю назад, но срочные дела заставили меня уехать из города. Если бы я мог предположить, что Вы посетите наши края для осмотра пещер, Вам и Вашим друзьям не пришлось бы останавливаться в жалкой деревенской харчевне. - Благодарю за любезность. Впрочем, нам грех жаловаться. Чистые комнаты, простой сытный стол, отличное вино - что ещё нужно для путешественников? Мужчина улыбнулся в густую чёрную бороду и облокотился на каменное ограждение. - Вы неприхотливы. - Иначе сидела бы дома, - лукаво улыбнулась Анна. - Мой дом не роскошен, но всё-таки Вам было бы удобнее. - Не сомневаюсь. Бедняга трактирщик бы очень расстроился. В кои-то веки случилось сдать все три комнаты! - Вы очень добры к простолюдинам. - Не могу похвастаться знатным происхождением. Новый знакомый произвёл на певицу приятное впечатление. Ни наглости, на заносчивости не было и в помине, говорил он, как человек хорошо образованный, а едва беседа зашла о пещерах, чёрные глаза загорелись, выдавая бурный темперамент: - Я уверен, гроты Богемии - жалкое подобие наших! Я много времени провёл под землёй, с тех пор, как нашли вход, каждый раз забираюсь всё дальше и дальше! Для осмотра доступна лишь малая часть! - Исследование, должно быть, опасно... - Что в нашей жизни лишено риска? - маркиз пренебрежительно махнул рукой, потом улыбнулся, - Для Вас опасно даже мороженое, а Вы не боитесь подземного холода. Такое сравнение развеселило красавицу: - Тепло кутаться - дело нехитрое. Засмеялся и итальянец. Кажется, он хотел продолжить разговор о пещерах, но вмешался художник: - Портрет готов, синьорина! Анна удивилась, что достаточно всего одного сеанса, но пейзаж и очертания женской фигуры, лицо которой приобрело черты русской гостьи, были написаны раньше. Масло на холсте прекрасно передавало синеватую глубину воздуха, лёгкие облачка и изящество миниатюрной певицы, чуть искоса улыбающейся зрителям. - Я охотно куплю картину, - Анна осталась довольна. - Нет, я! - маркиз решительно прервал их беседу, но тут к спору присоединились другие. Художник и его очаровательная модель привлекли внимание гулявших синьоров, возвращавшихся домой к началу сиесты. Некоторые из них, в основном приезжие, ненадолго навестившие родину Рафаэля, достаточно состоятельные для бурного торга, ошеломили Анну выкриками – я даю больше! Молодой человек, поначалу растерявшийся, обрадовался и переводил горящие глаза с одного громко называвшего сумму покупателя на другого. Импровизированный аукцион расстроил девушку, как будто продавали её самоё. Победителем оказался маркиз. Анна безучастно смотрела, как художник трясущимися руками пересыпает золото в кошелёк, встала и тихо побрела прочь. Маркиз окликнул: - Куда же Вы, синьорина? Девушка холодно попросила позволения остаться одной. День был испорчен. Лучистое солнце, красота зелени, вид мощных башен не радовали красавицу. Наверное, студент беден, выручка за картину поможет ему продержаться или помочь близким, но... На душе Анны стало тоскливо и тяжело. Девушка смотрела вдаль, думая о далёком доме, если он у неё есть, этот дом, и не обернулась на стук кареты и удивлённый вопрос: - Синьорина, Вы обиделись на меня? Я купил картину, чтобы подарить её Вам! - Я не принимаю дорогие подарки от посторонних людей! - Анна не поворачивала головы в сторону сошедшего с подножки экипажа и следовавшего за ней мужчины. - Простите... - Оставьте меня! - девушке не хотелось быть резкой, но дурное настроение взяло верх. Высокий итальянец сделал несколько шагов за ней следом, пытаясь объясниться - Анна не слушала, вдруг сильные мужские руки подхватили её и, не успев опомниться, девушка очутилась в карете. Маркиз крикнул кучеру гнать что есть мочи, не выпуская Анну из рук, целовал отчаянно отбивающуюся добычу, клялся в охватившей его всепоглощающей страсти, восхищении, готовности всю жизнь исполнять малейший каприз. Анна притихла, но её пальцы нащупали выпавшую из волос шпильку. Скоро должен быть поворот... Карета замедлила ход, и тут красавица что есть силы вонзила своё оружие в бедро похитителя. Маркиз вскрикнул от боли, Анна дёрнула ручку дверцы, выскочила вон, упала в дорожную пыль, быстро поднялась и подбежала к обочине, срывающейся в пропасть. Карета остановилась в десятке шагов от неё. Маркиз, прихрамывая, вышел из экипажа и направился к беглянке, крикнувшей: - Не подходите! Я брошусь вниз! Мужчина пришёл в ужас: - Синьорина, Вы не можете, это самоубийство! Умоляю, отойдите от края! Анна облизала губы. На миг её грудь стиснул страх, перед глазами мелькнуло адское пламя с иконы в деревенской церкви, но отчаяние подсказало ответ: - Если внизу кусты, а не камни, я покалечусь, но выживу! Бойтесь за свою, а не за мою душу! - Клянусь Мадонной, я Вас не трону! Это было безумие, я не способен причинить вред Вам! Девушка немного отдышалась, но смотрела на похитителя недоверчиво, когда расслышала цокот копыт и крики бросившихся ей на помощь людей. Скоро мужчина и женщина оказались окружены возмущёнными горожанами, возглавляемыми тучным полицейским, на памяти которого подобные безобразия не случались лет десять. Анна, еле держась на ногах, отошла к середине дороги. Кто-то взял её под руку, расспрашивая, всё ли в порядке, она машинально кивала - да, да... Одного из самых знатных и влиятельных в округе аристократов тронуть не смели. Блюститель порядка, вынужденный исполнить свой долг, извиняющимся тоном обратился к маркизу: - Синьор, свидетели настаивают, что наша гостья против воли оказалась в экипаже Вашей милости. Я обязан арестовать Вас. Незадачливый похититель бросил на полицейского хмурый взгляд, приказал кучеру отогнать карету ниже, где можно развернуться, а сам, зажимая платком кровоточащую рану, пешком направился к городским воротам. Анне помогли забраться на низкорослую лошадку, и, несмотря на неудобство мужского седла, девушка благополучно добралась до гостиницы. Весть о происшествии успела достигнуть её друзей, устроивших невообразимый переполох. Синьор Лотти поминал святых и чертей вперемешку, бас уверял, что сумел бы дать отпор негодяю, Дарья Михайловна причитала: - Вас ни на минуту нельзя оставить одну! Симона, скорее восхищённая, чем испуганная, возбуждённо расспрашивала: - Неужели Вы засадите маркиза в тюрьму? Он настоящий красавец! И так влюблён! Услышав слово «тюрьма», агент отрезвел и задумался о последствиях неприятного дела: - Суд, свидетели, газеты, ужасно! - синьор Лотти схватился за голову! Вам придётся остаться здесь Бог весть как долго! - Я хочу уехать как можно скорее! - воскликнула Анна, - Господи, что же делать! - Для начала нам нужно пойти в полицию, - уныло напомнил толстяк, - О, Мадонна, как я мог допустить, что Вы остались одни! Здесь, правда, не юг, женщин не похищают, да ещё среди бела дня, кто бы мог подумать! В участок отправились целой компанией - оба мужчины и Анна под руку с компаньонкой, всю дорогу выговаривавшей, пользуясь незнанием спутниками русского языка: - Ваше поведение недопустимо! Я напрасно понадеялась на Ваше благоразумие! - Я не давала этому человеку ни малейшего повода! - Вы - актриса! - презрительно возразила почтенная дама, - Какого обращения Вы можете ожидать? Слава Богу, здесь не знают о Вашем прошлом! Впрочем, какое ещё оно может быть... - Дарья Михайловна немного успокоилась, но не смягчилась, - Всё время в Италии Вы вели себя безупречно, но, видно, я напрасно обольщалась на Ваш счёт! Анна вспыхнула от обиды: - Как я могла предположить такую дерзость? Между нами шёл благопристойный разговор о пещерах. Маркиз - хозяин этой земли, он был очень учтив и почти не ухаживал! - Вам же лучше, если Вы неповинны в его неистовстве, только мало кто в это поверит, - старуха вздохнула и перешла к увещеваниям: - Итальянцы-то сущие разбойники оказались! Вы очень недурны собой, потом, это пение... Вам следует быть вдвойне осторожной, а я уж теперь с Вас глаз не спущу! За разговором женщины и не заметили, как подошли к участку, где их встретили комиссар полиции, арестант, врач, бургомистр и настоятель собора. Все выглядели смущёнными и озадаченными нежданным скандалом. Рана маркиза была перевязана и он успел дать показания, полностью взяв вину на себя. По словам аристократа, именно нежелание синьорины принять его ухаживания довело его до безумия, что решение было порывом, которого он искренне стыдится. Маркиз заверял, что глубоко сожалеет о причинённом синьорине огорчении, восхищён её смелостью и готов искупить вину любым назначенным ею способом. Бургомистр вздыхал, рассказывая о почтенной семье и старинном роде синьора, священник, знавший молодого человека с раннего детства, вторил - его духовный сын всегда отличался набожностью и добропорядочностью. Слово осталось за Анной, успевшей принять решение: - Если господин маркиз поклянётся никогда не обращаться подобным образом ни с одной женщиной, мне нет нужды возбуждать дело. Её слова были встречены общим облегчением. Маркиз, доказывая своё раскаяние, уважение и серьёзные намерения, попросил руки Анны, холодно отвергнувшей: - Благодарю за честь, но наше знакомство слишком кратко и не слишком приятно, чтобы я могла дать согласие. Дело завершилось, еле успев начаться. Собравшиеся у дверей зеваки бурно обсуждали из ряда вон выходящее событие. До слуха Анны, молча следовавшей сквозь толпу, доносились отголоски разнообразных споров. Одни возмущались нарушившим законы гостеприимства земляком, другие, в основном женщины, - ловкой кокеткой из-за тридевяти земель, сбившей с пути истинного благородного кабальеро. Были и сочувствовавшие бедняге маркизу, потерявшему голову, да кто бы не потерял? К счастью, отъезд труппа назначила на другой день, не то от репутации Анны не осталось бы камня на камне - досужие сплетники припомнили бы каждое слово и взгляд. Синьор Лотти хотел отменить прощальный концерт, но Анна заупрямилась - ей незачем прятать глаза. Добродушие беспечных южан взяло верх над нелестным для девушки взбудораженным любопытством. Первые аплодисменты - приветствия были, пожалуй что скуповаты, но утреннее испытание не помешало прекрасному голосу звенеть серебряной флейтой. Вторую арию встретили полным восторгом, русскому романсу бисировали во всё горло, и, право, согласись белокурый северный жаворонок стать одной из первых в провинции дам, её муж оказал бы городу большую услугу - так сочли почитающие искусство урбинцы, посрамив сплетников и завистниц. Уже в гостинице, укладывая вещи, меццо-сопрано до поздней ночи не давала покоя подруге. Симона была принята очень тепло, хотя не столь оглушительно успешно, но сердце сицилийки заставило учащённо биться другое: - Неужели Вы равнодушны к такому чувству? - Господь с Вами, выходка его милости не заслуживает высоких слов. - Он очень красив! Анна лишь усмехнулась – бывший хозяин навсегда излечил её от власти мужской красоты, но Симона не унималась: - У нас под Мессиной каждый год кого-нибудь похищают! - На Сицилию я не поеду наверняка, - Анне разговор был совсем неприятен. - Северяне такие холодные, просто рыбы! – упрекнула подругу очаровательная брюнетка, - Или, - догадка заставила девушку пристально вглядеться в лицо загадочно неприступной красавицы, - Вы его очень любите? - Кого? – нахмурилась Анна. - Того, кому всю ночь писали письмо. Я слышала, как Вы вышли из комнаты, потом выглянула в окно и видела Вас в беседке, а вернулись Вы ближе к рассвету. Певица из далёкой России смолчала. Что ей было ответить? Турне продолжалось своим чередом. Марке, подаривший Анне блаженство, тоску и отрезвление от иллюзий безграничного очарования, остался далеко позади, чего нельзя было сказать о его пылком обитателе. Маркиз последовал за труппой в Ливорно. Красавица-певица привыкла узнавать букеты и корзины от своего поклонника. Аристократ всякий раз выбирал цветы одного вида, одинакового оттенка и чем-то намекавшие на романс или арию, которую публика требовала на бис в этом концерте. За «Соловьём» следовал букетик полевых фиалок с запиской: «Скромный серый певец чарует голосом, фиалки - своим ароматом». «Царица ночи» напоминала его милости какой-то особый сорт роз, распускавшихся к вечеру, Розина - что-то вроде больших ромашек, намёк на лукавство. Пожалуй, хозяин гротов не был обделён поэтическим даром, и если бы не его выходка, Анна ответила бы любопытством по крайней мере. Но теперь она лишь удивляла подругу своей подозрительностью. Симона пеняла: - Как можно остаться равнодушной и не простить приступ безумия страсти? - Приступ? Маркиз заметил, что я осталась одна, и поехал за мной в карете. Если бы не задумывал ничего дурного, догнал бы пешком. Душа романтически настроенной меццо-сопрано противилась столь низменному объяснению: - Карета была рядом, он только что приехал в Урбино. И мог схватить Вас сразу, без разговоров. Анна махнула рукой. Подруга восхищалась её поклонником с каждым днём больше и больше, спорить с ней было бессмысленно. Бедная Симона за две недели влюбилась и очень страдала, что глаза предмета её чувств обращены на другую. В разговорах со счастливой соперницей сицилийка становилась всё откровеннее: - Человек, который ждёт Вас в России... - Ради Бога, Симона... Едва ли меня кто-либо ждёт, - с каждой беседой Анне всё труднее становилось скрыть уныние. - У Вас совсем никого нет дома? - Родителей я даже не знаю, хозяин поместья, воспитавший меня, умер три года назад. - А... Тот человек? - Слишком знатен и занят государственными делами, чтобы я много значила для него, - вырвалось у Анны, ещё не получившей ответ на последнее письмо. Сицилийка помолчала и заговорила о себе: - У меня жив папаша и целая куча сестёр и братьев, - меццо грустно вздохнула, - Я - позор для семьи, что не мешает им принимать от меня деньги. - В Италии к актрисам относятся лучше, чем в России... - Путь на сцену далеко не всегда усеян розами без шипов, - горько усмехнулась брюнетка, - Наш князь заметил меня в церковном хоре, уж не знаю, приглянулась я ему больше лицом или голосом... - Но ведь Вы не рабыня... - Когда голодных ртов полон дом, невелика разница, - всегда весёлая Симона позабыла улыбку, - Он взял меня во дворец, приказал учить пению, а когда я стала постарше, научил и другому... - Мне повезло больше, - сочувственно ответила Анна, - Мой хозяин относился ко мне, как к дочери. - Может, Вы действительно его дочь? - догадка о знатном происхождении соперницы заставила Симону огорчённо насупиться. - Нет, он был вдов и признал бы меня. Я - подкидыш, меня записали рабыней, отпускную я получила после смерти барона и пошла на сцену - собственно, к ней меня всю жизнь и готовили. - И потом Вы встретили того человека? - Как большинство актрис, я не сумела обойтись без покровителя, который защищал меня от менее щепетильных поклонников, не брезговавших нанять клакеров, чтобы я стала сговорчивее, - сдержанно объяснила Анна. - Так Вы его не любили? - чёрные глаза Симоны лихорадочно блестели. - Он намного старше меня... Очень добр и великодушен, выручил без всяких условий, поэтому я и предпочла его остальным. Когда я получила наследство и совет поехать учиться в Италию, граф не помешал мне, хотя мог, конечно. Напротив, он позаботился о благополучии в путешествии. - И приставил дуэнью, которая считает Вас падшей, а меня и подавно, - фыркнула остроглазая сицилийка, - Не спорьте, я вижу, хотя и не понимаю ни слова. Анна грустно улыбнулась, не зная, хочет ли поскорее закончить становившийся всё откровеннее разговор или продолжать изливать душу. Сопровождающая подругу старуха ненадолго отвлекла внимание итальянки от сердечных дел холодной красавицы с севера: - Неужели Вы никогда не влюблялись? - Минут, наверное, на пять... - слабым оттенком позабытой горечи улыбнулась Анна, - Сын моего хозяина всю жизнь терпеть не мог маленькую выскочку, а после смерти отца вдруг объяснился в любви, - Анна резко втянула ноздрями воздух, - Для того, чтобы посмеяться. Мне повезло - обман длился недолго, барону нужна была только насмешка, мы, вернее сказать он, не зашёл далеко. Так что я должна благодарить его за недорогой урок - мужчина не прельстит меня молодостью и красотой. - Как можно так жить! - Симона вскочила, в волнении прошлась по комнате, вернулась, схватила подругу за руку и горящие чёрные глаза попытались проникнуть за прозрачно-серую завесу распахнутых глаз Анны, - Никому не верить, никого не любить, - удивление сменилось жалостью, - Вы очень несчастны! - Ну, отчего же... - белокурая северянка не представляла, куда заведёт разговор, тронет её или обидит. - Лучше тысячу раз быть обманутой, чем запереть своё сердце и приказывать каждому его движению, как дрессированной обезьяне! - Симона, Ваша пылкость заведёт Вас в беду... Сицилийка отчаянно тряхнула кудрями: - Холод и расчёт - вот подлинная беда, - она помолчала, - Едва княгиня начала обо всём догадываться, князь отправил меня в Милан... - девушка пожала плечами, - Мог обойтись и хуже. По крайней мере, его светлость меня ни в чём не обманывал, чего не скажешь о другом охотнике на юных певиц. - Вы любили его? - Да! - Симона возвысила голос, - Была счастлива и ни о чём не жалею, хотя он насмеялся надо мной после полной победы... Меня предупреждали - он берёт на прицел каждое свежее личико, но я не хотела никого и ничего слушать... За Вами он разве не ухаживал? - девушка назвала имя, показавшееся Анне смутно знакомым, но всё время в Милане она отдавала учёбе, репетициям, отдыхала, осматривая достопримечательности и попросту не замечала искателей. - Должно быть, Вы холодны по природе, как эти гроты, - вздохнула Симона, - Но клянусь Мадонной, я не завидую Вашему благоразумию, и, - девушки вскинула головку и добавила с вызовом, - Если мне удастся отвлечь внимание маркиза от Вас, я это сделаю, - с этими словами сицилийка выбежала из комнаты Анны. Разговор оставил русского жаворонка в смешанных чувствах. Сострадание к подруге и тревога, что новый роман закончится для неё горьким разочарованием, скоро уступили дорогу чему-то похожему на зависть - Анна действительно считала себя неспособной безоглядно предаться чувству. Виной ли тому природа или детские страхи и скрытность, сердце красавицы только раз дрогнуло, не послушав строгой узды, а потом вернулось в полное подчинение разума. --- В Ливорно певцы задержались надолго. Лето разгорелось, иссушая траву Тосканы и согнав к морю всех, кого судьба не принудила гнуть спину что под солнцем, что в мороз и метель. Сборы были отличные. На побережье жили несколько знатных русских семей, охотно посещавшие концерты и приглашавшие Анну петь на приёмах, а потом похвалявшиеся щедростью. Синьор Лотти, привыкший к любознательности своей подопечной, жалуясь на жару, всё же устроил поездку во Флоренцию, Сиену и Сан-Джиминиано, шутя: - Дамы Сиены со времён Боккаччо считаются красивейшими в Италии, но Вы, синьорина Анна, не уступите любой из них. Надеюсь, тосканцы всё-таки не станут пытаться украсть Вас. Впрочем, - он усмехнулся, - Наглецам придётся иметь дело с Вашим рыцарем, а он, клянусь моим святым покровителем, не робкого десятка. Маркиз отправился в путешествие вместе с труппой. Концерты, проходившие перед не самой блестящей публикой из тех, кто даже июльскую жару вынужден проводить в городах, окупили расходы и оставили достаточно времени для прогулок. Синьор ди Фрасасси не был навязчив. Молодой поклонник актрисы свёл короткое знакомство с агентом, которого щедро угощал лучшим вином в снятой у моря небольшой вилле, и не нарушал благопристойности даже в глазах Дарьи Михайловны. В поездке маркиз взял на себя на себя роль проводника - ему был знаком каждый уголок в знаменитейших городах Италии, которую исколесил ещё в ранней юности. В памяти синьора всегда находился сонет в честь Арно и гор, на каждой площадке при подъёме на колокольню Санта-Мария дель Фьоре молодой человек обращал внимание спутников на новые красоты Флоренции, в галереях Уффицци и Питти не уставал повторять, как синьорина Анна похожа на творение кисти Рафаэля или Симоне Мартини. Певица с севера шутила, что скоро сама станет считать себя произведением искусства, а бедная сицилийка совсем приуныла, лишь чуть ободрённая замечанием - Форнарина была темноволоса. Но подлинно глаза синьора разгорались, когда речь заходила о его гротах. - Однажды увидев красоту, не сотворённую человеческими руками, тайную, открывающуюся лишь тому, кто не испугается подземного мрака, я возблагодарил Господа за дарованную мне милость её созерцать! Я бывал в Германии, Франции, Швейцарии, искал красоту в чужих странах, не ведая о чуде, скрытом в земле моего собственного поместья! Симона пропала бесповоротно. Простой деревенской девочке, чуть набравшейся лоска и образованной куда хуже, чем Анна, маркиз казался почти небожителем. Хорошенькая брюнетка плакала по ночам, изнывая от неразделённой любви и уверенности - она недостойна даже мимолётного внимания учёного аристократа. Заслужить вежливо-снисходительную похвалу сицилийка могла надеяться только пением. Способности её были скромнее, чем Анны, Симона уступала подруге и усердием в занятиях, но горячее сердце и желание понравиться любимому человеку придало исполняемым ею ариям столько искренности, теплоты и душевности, что впервые за всё турне крики «Brava!» звучали ей чаще, чем прекрасной сопрано. Анна просто терялась. Чувство маркиза к собственной персоне она была не способна принять всерьёз. Девушке казалось – молодой человек по-настоящему влюблён в свои гроты, с которыми гостья с севера гармонировала белизной и к тому же сумела их оценить и восхититься ими. Мир маркиза был искусно прекрасен, но застарелое недоверие к богатым господам, заполнявшим досуг высокими материями, а потом унижающими слуг и крестьян, делало итальянца совершенно чужим. И что его милость думает об актрисах и обыкновенном для них прошлом? Быть может, их мир настолько далёк он него, что благородный синьор не имеет понятия о жизни за кулисами? Поклонника Анна воспринимала скорее как героя рыцарского романа, интересного, занимающего ум, но не чувства. Сердце своей дамы маркиз не затронул ни капли, разбудив лишь беспокойство – чем обернётся невольно вызванная им страсть для бедняжки Симоны. Вздумай аристократ поразвлечься – похищать пылкую южанку ему не пришлось бы, девушка побежала бы за ним хоть на край света по первому зову. По пути в Сан-Джиминиано компания остановилась за пару вёрст от удивительного городка, необычные колокольни которого производили особенное впечатление издалека. Дамы вышли из колясок, а мужчины спешились, направляясь к выбранной маркизом смотровой площадке у изгиба дороги. Молодой аристократ проявил изобретательность, успев первым подать руку Анне и провести её по узкой тропинке к небольшому выступу, где место нашлось лишь двоим. Красивая пара, в полном согласии с законами приличия, была открыта взглядам спутников, но слова, обращённые ими друг к другу, ветер уносил прочь. Синьор ди Фрасасси, наверное, хотел воспользоваться случаем поговорить о нежных чувствах и надеждах добиться взаимности, но, заметив строгое лицо красавицы, усмехнулся и приступил: - Эти изумительные колокольни - осколок далёкого прошлого. Если верить гравюрам, во времена Данте наши славные города были лесом из колоколен. Богатство придало разнообразие их нарядам, но в провинции каменная мода уснула на столетия... Анна, мало расположенная к лекции по архитектуре, решилась поговорить прямо: - Сударь, Ваш рассказ великолепен, но Ваши надежды, увы, напрасны. Маркиз хотел возразить, но Анна лёгким жестом руки попросила не прерывать её: - Я считаю Вас благородным человеком и давно извинила Ваше безрассудство, но не властна над своим сердцем - оно молчит, - девушка перевела дух, осторожно затрагивая волнующую её тему: - Я уверена, что Вы не станете играть чувствами даже актрисы, поэтому не хочу играть Вашими. - Ваша откровенность делает Вам честь, но зачем торопиться? - Вы размышляли недолго перед тем, как просить моей руки, у меня было времени больше. Поверьте, моё решение твёрдо. Я не испытываю к Вам сердечной склонности, которая вознаградила бы неблагоразумие брака с актрисой. Маркиз стал серьёзен, но не сводил глаз с лица собеседницы, подбирая слова для ответа: - Если Вы считаете меня наивным - напрасно. Я не обольщаюсь насчёт актрис, но, - высокий лоб пересекла складка, - Насчёт девиц и дам благородного происхождения питаю ещё меньше иллюзий. Я не считал похищение актрисы из ряда вон выходящим проступком, хотя на севере это, действительно, не часто случается. Вы заставили изменить мнение о Вас в лучшую сторону - это редкость не меньшая, чем красота, - последние слова вернули кавалеру обычную галантность. - Искренние глубокие чувства - вот подлинная редкость - не так ли? - негромко без тени улыбки произнесла Анна. - Настолько, что их можно не дождаться всю жизнь, синьорина, - маркиз перевёл взгляд на возвышающиеся вдалеке башни, - Право, уважение и симпатия - не худшая основа для брака. Я не безумец, чтобы считать глупость достоинством женщин. Подумайте. - Мой ответ - плод зрелого размышления. Я могу лишь повторить - надеюсь на Ваше благородство и мне будет очень жаль утратить к Вам уважение. - Вы на что-то намекаете? - маркиз вновь смотрел на прекрасное лицо собеседницы. - Я сказала всё, что должна была и хотела сказать, а теперь нам пора возвращаться к друзьям, - Анна повернулась к коляске. Кавалер без единого слова последовал за девушкой, но на лице его нельзя было заметить, какое впечатление произвёл разговор. Симона сидела рядом с подругой отчаянно бледная и несчастная, потеряв даже угольки от надежды и не откликаясь на попытки развеять её беспросветное горе. ---- Ещё несколько дней осмотр достопримечательностей чередовался с концертами. Маркиз был по-прежнему галантен, как прежде, у него находились учтивые похвалы и занимательные рассказы для обеих певиц, и Анна с облегчением заметила – его ухаживания за ней становятся всё более формальными. Во время прогулки по Сиене синьор предложил руку Симоне – в этом не было ничего примечательного, но странствие по закоулкам вокруг главной площади продлилось не менее часа, а кавалер не воспользовался ни одним поводом сменить даму. Заворожённая меццо слушала о старинных обычаях, конных состязаниях, робко призналась - город охры с зелёными ставнями показался ей мрачноватым после Флоренции, и в восторге внимала одобрительному: - Сиенцы лучшую свою красоту - своих дам, прячут за этими ставнями, не трудясь привлечь взор чужаков. В кафе перед склоном ракушки-площади компания набиралась сил перед подъёмом. Симона догадалась, что хозяин и скрипач - её земляки, попросила сыграть песню родных краёв и дарила нежность друзьям, птицам, случайным прохожим, всем, но пела для одного. Маркиз аплодировал смуглыми узкими руками с длинными пальцами, а сицилийка светилась огоньком счастья. Анна, не желая омрачить скромный праздник, сослалась на усталость и петь отказалась. По пути в гостиницу Дарья Михайловна разворчалась: - У девчонки никакого понятия о приличиях, опалит крылышки - к тому же не в первый и не в последний раз. - Полноте, не спешите, надеюсь, маркиз не поступит с ней дурно. - Все мужчины одинаковы, - пожала плечами старуха, - А здесь его и осуждать нечего - глупышка сама виновата, как на ней платье не загорелось? По возвращении в Ливорно между Анной и синьором ди Фрасасси осталась одна лишь учтивость. Он вполне убедился в бесплодности своего искательства, и яркое чувство Симоны не оставило равнодушным хозяина безразличных к людям пещер. Молодые люди всё чаще находили время и повод для разговоров. Должно быть, влюблённая девушка рассказала, что причина холодности Анны - несчастная, но ещё не истекшая надеждой любовь к земляку, и он окончательно оставил мысли завоевать неприступную мраморную богиню. Две недели пролетели, как один день, и вот почтенный синьор Лотти узнал - в его маленькой труппе остались только бас и сопрано. Пылкая меццо - с этого дня маркиза ди Фрасасси, покидает Ливорно, чтобы последовать за обожаемым мужем в Марке - или на край света, как ему будет угодно. Нежданная развязка ошеломила всех. Агент вздыхал о потере дохода, но добродушно пожелал счастья новоиспечённой титулованной даме. Анна пришла в себя так же быстро - случившееся принесло ей избавление от тревог, и девушка с лёгким сердцем поздравила счастливую чету. Разве что Дарья Михайловна посетовала на легкомыслие итальянцев, вызвав весёлый смех своей подопечной. Лёгкую грусть, оставленную расставанием с подругой, скоро развеяли два сразу письма, полученные поздним вечером. Анна поднялась к себе в комнату и с жадностью набросилась на письмо графа - увы, не такое длинное и подробное, как раньше. Алексей Иванович любезно выражал радость о её успехах, хорошем здоровье и приятнейшем путешествии. Похвалил превосходные описания пейзажей и гротов. Посетовал, что из-за важнейших дел долго не брался за ответ ей. Всё было, как обычно, мило и ласково, изысканный слог, добрые пожелания, рассказы о Петербурге и царскосельской усадьбе - лишь чуть короче, чем раньше. И, как всегда с волнением распечатав конверт, девушка отложила его с лёгким разочарованием и досадой - разве на тонких листках могло быть что-то иное? Второе письмо было начертано завитушками авторства доброй контральто. Дама перечисляла всевозможные события в театре, не отличая мелких от важных, хвалила прилежание младшей подруги, радостно сообщила - знакомые прислали ей из Милана газету с заметкой о русском жаворонке, пеняла Анне за излишнюю скромность и выразила надежду на скорый контракт с Ла Скала. В последних абзацах шло самое неинтересное - сплетни. Анна обычно проскальзывала их, но теперь взгляд её остановился, раненый именем - благодаря покровительству графа * в труппу поступила новенькая - лирико-колоратурное сопрано из провинции, и только Господь знает, выйдет ли из этой ужасной вульгарной особы какой-нибудь прок. Не веря своим глазам, Анна трижды перечитала, потом сжала виски, трясла головой, ходила по комнате пока, обессилев, не рухнула на кровать... На что надеялась глупая девчонка, не сумевшая оценить вельможной милости? На восхищение, теплоту, хоть сколько-нибудь особое отношение? Симона, слушающаяся только сердца - насколько ты мудрее своей благоразумной подруги! Анна положила два письма перед собой на подушку и в бессмысленной муке глядела, как белые пятнышки исчезают в наступающем мраке. Ей было плохо до тошноты, до головокружения, она чувствовала себя сорванной в пропасть безысходного одиночества. Сгущающаяся темнота смеялась, душила, дразнила жестоким напоминанием - ничтожная брошенная актёрка, потерявшая честь и право на гордость, утешайся золотом и успехом! Тихие всхлипывания хоронили остатки тепла, которому не поможет вновь загореться равнодушное солнце. Утром Анна твёрдой рукой начертала ответ: пожалуй, ей следует остаться в Италии ещё на год и, конечно, добиваться контракта в Милане на зимний сезон. Запечатывая конверт, пальцы дрогнули - на миг перед глазами девушки встал образ зимнего леса, в памяти вихрем пронеслись золотые листья, послушные ветру, ворошащему седину, сияющие звёзды родного неба и сумрак белых ночей. Но теперь ей не с кем делить привязанность к родному краю, некого слушать по вечерам, некого ждать, и никто не дождётся её. Анна передала письмо почтальону и почувствовала, как затворяется её сердце. Смертельную тоску оставалось завесить весёлостью. Певица несколько дней охотно принимала ухаживания, флиртовала, кокетничала, с одобрением слушала комплименты, но едва различала лица поклонников. Отказ от обычной сдержанности весьма оживил скучающих театралов, осаждавших гостиницу и гримёрную Анны, скоро удостоившейся строгого нравоучения. Перед отходом ко сну Дарья Михайловна, привычно раскладывая пасьянс, сурово отчитала свою подопечную: - Вы теряете голову! Среди всей этой публики не найти ни одного приличного человека! Стоило ли отваживать маркиза, хоть он и католик? Анна пожала плечами: - Его влюблённость была очевидной химерой. - А теперь? Даже обмануться нельзя - вы напрасно роняете достоинство в их глазах. Понимание правоты старухи вызвало гневный румянец на нежных щеках: - Я - всего лишь актёрка! - Его сиятельство весьма огорчится, если кто-нибудь из местных русских по знакомству решит позабавить его анекдотом о Вашей персоне. - Его сиятельству нет до меня дела! - на глазах Анны проступили невольные слёзы. - Гораздо больше, чем Вы заслуживаете, - фыркнула Дарья Михайловна, задумчиво перекладывая туза. Певица села напротив старухи, машинально следя за движениями её рук. Тоска и только тоска заставляла её искать забвения в пошлых пустых комплиментах скучающих кавалеров. Зачем? Разве от насмешек станет ей легче? Невесёлые раздумья прервал резкий голос: - Голубушка, мой старик до карт не охотник, с итальянцами играть не рискую - обжулят, а пасьянсы до смерти надоели. Перекиньтесь со мной в подкидного. Анна молча взяла колоду и стала тасовать её тонкими пальцами. ---- В строгом кабинете с добротной мебелью морёного дуба, за массивным столом, покрытым зелёным сукном, важный сановник оторвал взгляд от бумаг и перевёл его за окно. Город, истомлённый жарой, темнел в сумраке, напоминавшем о близкой осени. Это лето его сиятельство провёл в Петербурге, ссылаясь на занятость и отказываясь признавать - в царскосельской усадьбе его ждёт оглушительное одиночество. Из-за необходимости делать доклады граф порой останавливался на день или два вблизи летней императорской резиденции, и всякий раз торопился бежать из постылого приюта, где всего год назад был так счастлив. Прошла неделя, как он получил скованное холодом письмо Анны с решением остаться в Италии ещё на год, и понял - возлюбленная потеряна навсегда. Прежде казалось - между весёлыми строчками мелькает хоть изредка грусть, и однажды случится чудо - тоненькая фигурка вплывёт в комнату, улыбнётся, промурлычет: «Здравствуйте, Алексей Иванович! Как хорошо дома!». Долгие месяцы после отъезда подруги вельможа машинально следовал годами сложившимся привычкам - служба, доклады, проекты, дань обществу на светских приёмах. Пустота одолевала - вечером никуда не хотелось идти, меньше всего - в оперу. За квартиру, где жила Анна, граф по-прежнему платил, но заехал туда лишь однажды - защемило сердце, и его сиятельство поспешил прочь. Первые письма возлюбленной были обстоятельны, полны подробностей о поездке через Польшу и Австрию, занимавшей ум, но не оставившей заметного впечатления. Учёба и выступления в Милане принесли певице явное удовлетворение, но, жадно проглатывая строчку за строчкой, граф не разглядел желания посвятить искусству без остатка всю душу. Анне свойственно прилежание и упорство - что ж, она достигнет высот, но пока её сердце свободно, у оставленного любовника теплилась надежда на возвращение. Всё изменило турне, открывшее девушке затягивающую в колдовские сети красоту Италии. Острые замечания о Венеции, пожалуй, успокоили и насмешили - его умница сумела сравнить южную Пальмиру с северной, не обольщаясь суетностью старой разряженной торговки, носящей гордое звание Царицы Адриатики, но зачем чёртов агент повёз свою подопечную в Марке! Марке - живая, подлинная красота! Граф помнил, как в юности сам был околдован изумрудными далями под бесконечным небом, едва не взялся за кисть, но вовремя остановился, посрамлённый воспоминанием, какой гений родом из этого края. Анна, Аннет, Анечка, достойная полотна Рафаэля, золотой ангел, вспорхнувший к солнцу в горах, неужели самоцветные краски заставят тебя забыть северную акварель? Граф ревновал, как к мужчине. И вот - письмо, полное очарования счастья. Благодарность за свободу, подарившую красоту, дыхание новой жизни, восхищение вечной подземной зимой, опьянение воздухом. Письмо из крошечной деревеньки рядом с Урбино принесло боль - Анна счастлива вдали от него. Старый глупец, на что ты надеялся? Прекрасные глаза, светившиеся благодарностью, но не туманившиеся от страсти, юное послушное тело, которое любовник не смел разбудить, лаская сдержанно и осторожно. Анна слушала его рассказы, сидя на коленях мужчины и положив голову ему на плечо, а он порой запинался, усмиряя желание зацеловать красавицу до умопомрачения, не дожидаясь ночи. Его девочка была так доверчива и неопытна, много изведавший мужчина боялся напугать её своей страстью, повредить ей, обидеть, хуже того - позволить обратить взор на другого. Как дороги были мгновения, когда малышка, ласково улыбаясь, обвивала руками его шею... Граф помнил аромат её волос, кожи, грудной смех, хрустальный голос, внимательное личико задающей вопросы девушки, весёлый щебет задорной шутки, робкие поцелуи. Все время совместной жизни вельможа щадил стыдливость юной подруги, как будто она была ему не любовницей, а женой, втайне жалея, что не может получить над ней полную власть, надеясь - забота и нежность заставят Анну забыть разницу в летах, вызовут ответное чувство... И вот теперь потерял всё. Вспоминая надежды и боль, граф прошёлся по кабинету, встал перед зеркалом в бронзовой раме и усмехнулся, представив рядом словно сотканную из воздуха красавицу. Натиск лет ещё не сломил его, военная выправка держала осанку, верховая езда и занятия фехтованием мешали телу сгорбиться и обрюзгнуть, но как мало нужно, чтобы сдаться, наконец, старости - всего лишь письма. Что он теперь в жизни Анны? Бывший любовник, друг, тягостное воспоминание, стыд и ошибка, за которую придётся умолять о прощении истинного возлюбленного или мужа? Что остаётся ему? Долг, память о прошлом, надрывающая сердце тоска, мир, утративший краски? Попытки забыться? Конечно, граф позволял себе утешиться с женщинами - давними знакомыми в свете, хорошо изучившими его вкус и привычки, но лишь обострил своё одиночество. Об умеющих искусно угодить дамах не нужно было заботиться, тревожиться об их чувствах - больше всего хотелось забыть их, едва покинув постель. В Петербурге стояла жара, невыносимая на спрятанных под камень болотах, графа преследовали головные боли и навязчивая кузина, умолявшая спасти её мальчика от коварной соблазнительницы-актёрки. Не в силах спорить, вельможа, вопреки своим правилам, набросал директору оперы пару строк с просьбой прослушать девицу, которую не видел и не хотел видеть, и тут же выбросил из головы и родню, и ловкую интриганку, вернувшись к мыслям об Анне. С ней всё хорошо, иначе Дарья Михайловна давно написала бы. Не желая оскорблять возлюбленную надзором, граф дал её компаньонке строгие указания писать лишь в двух случаях: если её подопечная заболеет или попадёт в нешуточную беду. Ни одной строчки. Анна здорова, благополучна и благоразумна - он ей не нужен. Получив письмо из Урбино, Алексей Иванович долго не мог взять в руки перо для ответа. Потом исписал несколько черновиков, надеясь донести до неё жажду встречи, но вычёркивал раз за разом вопрос: «Когда Вы вернётесь, родная? Вернётесь ли?». Послание улетело, ничем не выдав мольбы. Приближается зимний сезон... Певицу контракт с Ла Скала превратит в приму европейского уровня, она если и вернётся в Россию, то звездой первой величины, не нуждающейся в покровительстве. Наверное, должно смириться. Как это странно, нелепо, уступить без борьбы, добровольно оставить надежду видеть возлюбленную - хотя бы на сцене, слышать любимый голос - пусть в опере, только бы слышать... Что ж, у него есть предлог. Вельможа старался не думать, что свободная женщина раньше или позже отдаст сердце молодому избраннику, о котором из далёкой Италии до него бы не дошли слухи - тяжесть разлуки лишала способности рассуждать. Граф решился на последнюю отчаянную попытку вернуть своё сокровище, и вечером навестил директора оперного театра. После краткого обмена любезностями за бокалами привезённого гостем бордо беседу начал хозяин, состроив осторожно скорбную мину: - Ваша протеже... - Что? - вельможа подался вперёд, полный тревоги - неужели до директора или кого-то из труппы дошли дурные вести об Анне? - Увы, её способности не подходят для оперы, лучшие преподаватели разводят руки в бессилии. Я погублю свою репутацию, выпустив на сцену мадемуазель N. - А, Вы об этой особе, - граф с облегчениям вздохнул и сделал небрежный жест рукой, - Поступайте, как знаете, не мне Вам советовать. Зря я поддался уговорам родни, голова в тот день раскалывалась, извините. - Понимаю, - директор наклонил голову и подобострастно продолжил, - Жаль, мадемуазель Платонова оставила труппу ради прекрасной Италии. - О ней я и хотел поговорить с Вами, - голос вельможи, решившего говорить прямо, звучал отрывисто, - Вы можете назвать русскую сопрано, подающую не меньшие надежды? - Сейчас впору говорить об успехе, а не о надеждах, - гримаса почтения сползла с лица старого театрала, уступив тёплой улыбке гордости и сожаления, - Если у Вас есть время, я покажу Вам газеты. - Конечно! - воскликнул граф, подумав - вдруг служащий консульства, которому он втайне поручил присылать все заметки об Анне, пропустил хотя бы одну. Кто бы узнал сурового государственного мужа в бережно листающем страницы человеке, не замечающем, как пачкает пальцы дрянная типографская краска. Большинство статей были вельможе знакомы. «Русский жаворонок, достойная ученица знаменитого маэстро Марони», «Публика, пришедшая из любопытства, не обманута в своих ожиданиях», «Невозможно не влюбиться в очаровательнейшую из Розин», «Разнообразие репертуара - редкое достоинство в наше время. Нужна немалая смелость, чтобы в Италии спеть на немецком. Но обитатели Ливорно, поначалу озадаченные, покорены голосом, придающим благородное звучание грубейшему из языков. Что говорить о гостях из Германии - они в восторге неистовом», «По слухам, некий лорд заплатил изрядную сумму, чтобы русская фея разучила несколько песен Шотландии. Осталось найти ноты», и, наконец, «Можно с уверенностью утверждать - зимний сезон синьорина Анна встретит на сцене Ла Скала». С сожалением оторвавшись от чтения, вельможа вернулся к прерванному разговору. - После успеха в Милане едва ли стоит ожидать возвращения певицы в Россию. - Увы, увы... Школа вокала у нас пока слабовата. Дамы благородного происхождения, конечно, не выступают на сцене. Прежде мы пополняли труппу, подбирая актрис из крепостных театров, но с каждым годом хозяева всё больше скупятся. - Вернее сказать, разоряются или, напротив, берутся за ум. - Да, обучение - недешёвое удовольствие, благоразумный хозяин предпочтёт делать из девок крепких работниц. Образование для крепостных выходит из моды, тем более, что меры правительства порождают известные слухи... - Будете по-прежнему приглашать итальянок? - граф вернул разговор в нужное русло. Директор подхватил на лету: - Если мне позволят предложить мадемуазель Платоновой контракт не менее выгодный... - Позволено и рекомендовано, - подтвердил граф, - Через год обойдётся ещё дороже. - Да. Нужно спешить, иначе агент певицы опередит нас, друзья мне писали - он весьма расторопен. - Завтра оформите документы, я вышлю их дипломатической почтой, - быстро ответил его сиятельство, пренебрегая понимающим взглядом опытного собеседника. - Вы оказываете театру большую услугу, Алексей Иванович, очень большую. Граф с трудом сдержал возражение - выгоды театра его заботят меньше всего. --- В конце сентября, уже переехав в Милан и со дня на день ожидая завершения переговоров синьора Лотти с Ла Скала, Анна получила любезнейшее приглашение посетить российское консульство. Письмо, составленное на гербовой бумаге, озадачило девушку смесью официальных оборотов с учтивостью. Его превосходительство приглашал мадемуазель Платонову нанести визит по известному адресу в указанное время, или же сообщить, когда ей будет удобно - консул готов пойти навстречу своей соотечественнице. Недоумевая, Анна не стала злоупотреблять оказанной ей честью, и скоро её пальцы передавали визитную карточку величественному швейцару солидного особняка, приобретённого Российской империей для дипломатических нужд. Актрису без промедления провели в кабинет, заполненный изящной золочёной мебелью, некоторые предметы которого показались гостье уместными скорее для дамского будуара. Навстречу девушке поднялся господин консул - тучный мужчина с огромными бакенбардами, которому улыбка придавала неожиданное сходство с приветливой жабой. Поздоровался с соотечественницей важный господин по-французски, и предложил кофе. За маленькими глотками под разглагольствования о погоде, особенно прекрасной при воспоминании об осенних российских дождях, девушка терпеливо ожидала объяснения оказанной ей чести, но только через полчаса многословный чиновник приступил к делу. - Мадемуазель, я надеюсь, очарование Италии не заставило Вас забыть о возвращении домой? - Вовсе нет, но я не могу назвать срок. - Известие о Вашем таланте и успехах достигли столицы. Сочтено неуместным приглашать в Императорский театр иностранных певиц, пренебрегая не уступающим им в мастерстве подданными Его величества. Высокопарная фраза заставила Анну пробормотать: - Я необычайно польщена. Консул важно кивнул и извлёк из глубин письменного стола пространный документ. - Ваш контракт на три года. Весьма и весьма привлекательный. - Благодарю, Ваше превосходительство. Позволите мне подумать? Чиновник нахмурился, как будто уязвлённый сомнениями, но указаний проявить строгость он не получал, потому величественно кивнул и отпустил посетительницу. - Надеюсь получить ответ в ближайшее время. - Разумеется, я не заставлю Вас долго ждать, - Анна присела в прощальном реверансе и удалилась. Утренний визит оставил час до полудня и ворох сомнений. Господи, что это значит? Влияние её доброго директора оказалось достаточно сильным, каприз кого-нибудь из знатных русских, живущих в Италии и написавших такой же знатной родне? Или... Об одном Анна боялась подумать, страшась вновь ошибиться. На последнее письмо графу девушка не получила ответа, неужели вот он - тайно желанный ответ? Что ей делать? Кто ждёт её в родном холоде? Последние недели в Ливорно, потом в Милане, протекли, полные внешней суеты и душевного спокойствия, верней сказать, лени. Усердно заучивая новые романсы, баллады и арии, прилежно повторяя давно знакомый репертуар, Анна запрещала себе обернуться, поднять глаза к небу, подставить лицо лёгкому бризу, грозящему в коварстве своём навеять воспоминания о суровом осеннем ветре, без тени сочувствия гнавшем её в путь год назад. Нашла ли северный жаворонок то, зачем полетела в Италию? Или судьба ей - метаться между землёй и небом, не зная ни покоя, ни дома? Пешая прогулка не принесла ни единой мысли, а в гостиной её уже ждал радостный визитёр. Синьор Лотти приплясывал в нетерпении, размахивая бумагами: - Вот! Он! Ваш контракт! Два спектакля в неделю! Триумф! - в его голос вдруг вкралось удивление, - Вы не рады? Анна молча достала из сумочки другой документ. Агент нахмурился: - Здесь по-русски, но контракт я различу хоть на китайском... - он сел за маленький столик, вгляделся, нашёл сумму, что-то успел в уме подсчитать и вздохнул, - Русские не первый раз перекупают певцов... - толстяк состроил унылую гримасу, - После сезона в Ла Скала Вы сможете запросить больше, или, - итальянец посмотрел на подопечную прямо, - Вы хотите вернуться? Бледная, обессилившая, Анна всхлипнула и закусила губу: - Я не знаю... - У Вас есть время до завтра... Директор назначил мне встречу на пять часов, я должен принести... или не принести подписанный документ, - радость агента таяла с каждым мгновением, он быстро встал и, на ходу бросив: - Надеюсь, Вы примете правильное решение, - вышел за дверь. Оставшись одна, Анна заплакала. Что ей делать, чтобы не жалеть вновь об ошибке? Не с кем поделиться сомнениями, не у кого спросить совета, а завтра так близко! Слушаться сердца? Что говорит глупое сердце, робким биениям которого непривычна свобода? Девушка, так и не сняв шляпку, вышла на бульвар, где росли большие каштаны. Припекал полдень, от которого прятали широкие листья, не думающие желтеть, вокруг бегали дети, их няньки оживлённо жестикулировали в бурном споре на итальянском. В поисках тишины Анна забрела дальше и села на маленькую скамейку, укрытую зарослями акации. Остаться в Италии, где ждёт её слава, или вернуться домой, с мыслями о человеке, которому, наверное, давно не нужна? Почему он позволил уехать, если любовница была дорога? Воспоминания захлестнули девушку горькой нежностью. Сколько раз друг шептал ей - девочка моя, моя радость... Ты - отрада, отдохновение, лучик солнца, ласковый дождик. Твои волосы - золотой ручеёк, в глаза твои не могу наглядеться, хрустальная моя капелька. Чем больше вёрст и дней отделяли Анну от прошлого, тем легче и теплее вспоминалось время, проведённое вместе, ласковые слова и бережные объятия, серьёзные беседы, срывавшиеся в весёлую шутку, долгий любующийся взгляд, тихое признание перед сном: «Ты возвращаешь мне молодость, мой ангел», и однажды приснившееся «Кажется, я влюбился». Переживая вновь и вновь сомнения и тревоги, год назад всколыхнувшие усталую душу, Анна не могла себя ни в чём убедить, терялась между вопросами и ответами, путалась в лабиринте, где острые камни порвали нить Ариадны. В попытке отвлечься девушка дошла до кондитерской, села за столик под тентом, взяла шоколад с крошечными пирожными, прикрыла глаза и заслушалась музыкой солнечной улицы. Разносчик выкрикивал: «Сахарные орешки!», ребёнок капризничал: «Папа, купите мне вафлю!», пробежала, смеясь, стайка девушек, погонщик ругался на мула... Что это? Русская песня? Нет, извозчик затянул что-то неаполитанское, наверное, бас посмеялся бы. Шоколад остывал, а душа Анна витала далеко-далеко, где солнце прячется за туманными тучами, сладкий миндаль - диковинка дальних краёв, жажду утолят кислым квасом, а не кровью благородной лозы. Очнувшись от услужливого: «Не желает ли синьорина чего-нибудь ещё?», Анна поблагодарила, расплатилась, и направилась к дому. Ей вдруг стало весело и легко, суетливая подавленность последних недель отступила, а всего-то нужно было понять - прекрасная Италия ей наскучила, пора возвращаться домой. Ждут её там или не ждут - Анна хотела вновь увидеть родные края, где искала признания, сражалась с предубеждением, шла против бури и однажды доверилась человеку, взявшему на себя защиту и заботу о ней. Быть может, напрасно, быть может, она совершила ошибку - но это была её собственная, бесконечно дорогая ошибка. Зачем под чужим небом торговаться с судьбой? Как угадать, где и с кем встретишь счастье? У подъезда её встретил добрый синьор Лотти. - Вы подумали и готовы ответить? - грустно встретил толстяк виноватую улыбку клиентки, - Я гулял тут, видел издалека Вашу прогулку, и как решительно Вы повернули назад, - шумный вздох, - Жаворонок возвращается в родное гнездо? - Мне жаль огорчать Вас... - Не надо слов, синьорина, - агент махнул рукой, - Я привык обманываться в мечтах. Мечтал видеть Вас на сцене Ла Скала, мечтал, что Вы оставите сцену и станете синьорой Лотти, но что такое мечты старого глупого толстяка? Анна не знала, как отвечать на такую тираду, но многословный итальянец не нуждался в ответе: - Поезжайте через Германию и остановитесь на пару дней в Баден-Бадене. Там много русских, они напишут о концерте друзьям, это пойдёт Вам на пользу. - Спасибо, я Вас никогда не забуду! - Анна быстро коснулась губами щеки добряка и побежала наверх по лестнице. Запыхавшись, девушка выпалила Дарье Михайловне: - Мы возвращаемся! - Давно пора! - обрадовалась почтенная дама, - Мой старик ноги-то подлечил, а скучает - сил моих нет. Да и мне словечком перемолвиться не с кем совсем стало бы, едва у Вас начались бы спектакли. - Я завтра отнесу консулу подписанный контракт, подорожную оформим - и в путь! - Как всё быстро у молодых! - не упустила случая поворчать Дарья Михайловна. Анна давно не смеялась так весело и беззаботно. --- Наконец - дорога домой. Поезд, свёртки, коробки, чемоданы, бумаги, гостинцы. Певица последовала дельному совету агента, но тёплый приём в Баден-Бадене оставил только досаду - муж Дарьи Михайловны встретил старого знакомого, лечившего на водах подагру, и задержаться пришлось на неделю. Господи, поскорей бы! Вот закончилась удобнейшая, хотя и подозрительная для стариков новинка - железная дорога. Вместо уютного вагона - карета и родные ухабы империи. Позади граница, Польша, Вильно. Дорога окуналась в золотой лес, рассекала сжатые поля с сухими стогами, экипаж стучал по деревянным мостам. Скоро покажется Санкт-Петербург! Душа Анны пела, забывая тревоги. Дома, она почти дома! В родном Двугорском уезде актриса велела остановиться и посмотрела на барскую усадьбу, где провела детство и юность. Прошлое умчалось так далеко... Три года, и что осталось от мечтающей о вольной маленькой крепостной? Надеясь не встретить бывшего хозяина, девушка на пару часов устроила спутников в трактире и зашла на помещичий двор, где её с трудом узнавали - барышня, кто Вы? Аннушка?! Неужели? Добрая Варвара совсем постарела, управляющий по-прежнему подкручивал усы, но не отказался принять табакерку. Слуги о чём-то расспрашивали, женщины благодарили за платки и бусы, а хозяев, к облегчению Анны, дома не оказалось. Случайной гостье нечего было сказать ни барону, ни его благородной супруге. - Может, дождёшься барина, Аннушка? А то не по-людски, будто украдкой... - Мне ехать пора, только зайду на могилу Ивана Ивановича, - девушка кольнул стыд воспоминания, какими недобрыми мыслями провожала она старика в последний путь. Ну вот и всё, с этой рекой Анна простилась навеки. К вечеру её экипаж проехал первую заставу Санкт-Петербурга, но тут певица растерялась - где приказать кучеру остановиться? Прежняя квартира или сдана, или, сердце болезненно сжалось, отдана другой обитательнице. Вздохнув, Анна велела подъехать к приличному постоялому двору, а там будет видно... На другой день путешественница проснулась поздно, потянулась, в одной сорочке подошла к окну и выглянула через неплотно зашторенные занавески. Взгляд её скользнул через Мойку к Летнему саду, успевшему сменить зелёный убор на багряный. Из груди вырвался вздох. Надо отправиться в театр, отдать контракт, встретить старых друзей, познакомиться с новенькими... И с той, о которой писала контральто? Певица опустила глаза к свинцовой воде, потом вновь подняла их к тяжёлым тучам. Что с того? Никакая протекция не заменит таланта и мастерства, когда актриса подойдёт к рампе! Пусть та женщина делает карьеру как ей угодно... Но уговоры и гордость не могли помешать тяжёлому чувству и робкой надежде - может, подруга ошиблась? Вызвав горничную, странница оделась, позавтракала и велела взять ей извозчика. Вопреки необходимости ехать в театр, Анна приказала отвезти её на Васильевский остров, вышла на стрелке и долго любовалась плеском Невы, маленькими корабликами, не ждущим ночи, когда разводят мосты, Петропавловской крепостью, пушка которой давно пробила полдень. Вздохнув, Анна тихонько перешла Дворцовый мост и в задумчивости бродила по набережной вдоль великого творения Растрелли. Отблеск Италии застиг её здесь - в дворцах, построенных по итальянским канонам, в скульптурах Летнего сада, ещё не укутанных от дождя и снега, и даже в лучике солнца, вдруг выглянувшего из-за туч. Алексей Иванович ещё на службе или уже вернулся домой? Анна никогда не переступала порог величественного особняка своего покровителя, но адрес, конечно знала, и сама не заметила, как ноги привели её к высокому каменному дому, олицетворению богатства и могущества графского рода. Что теперь? Девушка в нерешительности остановилась возле высокого крыльца. Может, просто оставить визитную карточку? Почему бы и нет? Зачем прятаться? Что за секрет - её возвращение? Если в жизни графа появилась другая женщина, с прежней любовницей он встретится как друг, и не услышит ни слова ревности или упрёка - всё кончено, незачем вспоминать. Переведя дыхание, Анна решилась навсегда развеять сомнения и выплыть, наконец, из волн прошлого. Звонок колокольчика, недовольный скрип петель, высокомерное: «Барина нету дома» от рослого лакея в ливрее. Что ж, ей здесь не место, быть по сему. Анна спокойно отдала дань учтивости, протянула визитную карточку, повернулась, хотела уйти, но шорох за спиной остановил её. До музыкального слуха донёсся кашель и знакомый по усадьбе в Царском селе голос старика-дядьки, ходившего за своим барином с самого детства. - Что? Кто? Почему не по-русски? Эй! - видимо, Анну приняли за просительницу. Девушка сердито обернулась, хотела бросить: «Отдайте его сиятельству карточку, а мне некогда», но удивлённый вид слуги, застывшего, раскрыв рот, помешал ей. - Вы... Господи, куда? - старик вышел на крыльцо вслед за гостьей, схватил её за руку и ввёл в прихожую, не обращая внимание на любопытство младшего лакея. - Что ты себе позволяешь? - Анна подумала - следует возмутиться подобной бесцеремонностью. - Вернулась? Из самой Италии? - Вернулась, представь себе. - Барин у себя, я проведу в кабинет! Анну вдруг захватила робость. - Но он ведь не принимает... - Я его с младых ногтей знаю, - проворчал старик, не собираясь отпускать возлюбленную хозяина, тоска по которой не укрылась от преданного слуги. Певица безропотно последовала наверх, в бельэтаж, осторожно ступая по толстым коврам. Стук сердца был слышен сильнее шагов. Старик остановился у тёмной дубовой двери, постучал. В ответ раздался до боли знакомый баритон: «Я занят!». Анна готова была отступить, но лакей решительно повернул ручку и без слов втолкнул гостью вовнутрь. Хозяин сидел за столом, заваленном грудой бумаг. Явно сердитый за нарушение приказа, граф поднял голову и замер, не выпуская из пальцев перо. Анна молчала, растеряв смелость, уверенность, слова и благие намерения. Что сказать? Попросту поздороваться, как ни в чём не бывало, как будто не было года разлуки или, напротив, он сделал их чужими друг другу? Но в тот день решение приняла не она. Мгновение - и девушка очутилась в объятиях человека, целуя, шептавшего: - Анечка, дорогая, любимая, ты вернулась! Никогда больше не отпущу тебя, моё сокровище! Дорогая, как я не сошёл с ума без тебя в этот год! Анна плакала, уткнувшись в широкую грудь мужчины и зная теперь, зачем ехала тысячи вёрст - не за щедрым жалованием по контракту, не за аплодисментами или славой. Она ехала, чтобы услышать эти слова - дорогая, любимая, к человеку, от которого жаждала их услышать. - Почему ты плачешь, родная? - Почему Вы не сказали мне раньше? - Потому что я - старый глупец! - Глупец, но не старый! Они с упоением целовались, впервые любовник не думал о хрупкости Анны, о годах, обо всём, что могло разлучить их. - Я едва не отчаялся... - Я не знала, нужна ли тебе... - Глупенькая, ты - моя единственная отрада, без тебя мне остаётся лишь долг и тоска! Анна не отвечала, обняв друга за шею, и, зажмурившись, положила на сильное плечо голову, с которой слетела итальянская шляпка. Они сели рядом на тесном диване. Мысли, вопросы путались, тесня друг друга. - Когда ты приехала? - Вчера вечером. Остановилась в гостинице... - Я сейчас же пошлю за твоими вещами! - Та квартира... - Я плачу за неё, но Бог с ней. Ты будешь жить здесь, у меня. - Это удобно? - Анна смутилась. - Я давно не устраиваю приёмов, не тревожься. Первые суматошные минуты свидания остались позади, и любовники смогли поговорить чуть спокойнее. - Мне прислали контракт... - Я знаю! - Ты устроил его? - Директор был счастлив, что ты возвращаешься в труппу, - улыбаясь, граф погладил подругу по растрёпанным золотым волосам. - Хитрец! - Я боялся никогда не увидеть тебя! - И ни слова не написал! - Мне казалось - ты счастлива без меня. - Я вспоминала тебя всё время в Италии! - Я думал о тебе каждый день! Простые слова, без прикрас, обольщенья или боязни выдать то, что накопилось на сердце, слова любви и безыскусного счастья, как они жаждали этих слов! Первый день встречи клонился к осенней тьме. Граф наконец-то поверил - чудо свершилось, Анна же, легкомысленно-беззаботная, дышала нежностью, навсегда прикованная к другу сорванными с неба звёздами пояска Андромеды. Через неделю красавица вновь ступила на знакомую столичную сцену, но как легко, чудесно и сладко петь для единственного слушателя, сколько бы их не было в зале! Узнавать цветы от него, дарить быстрый поцелуй между действиями, ехать домой, уютно устроившись в кольце сильных рук. Первый хмель прошёл через месяц. Вельможа стал замечать скабрезные понимающие улыбки сослуживцев, великих князей и самого государя - вид счастья скрыть труднее, чем глупость. От догадки, что Анна вызывает нескромное любопытство, граф скрежетал зубами, не от ревности даже, нет - нестерпимая мысль о пошлых сплетнях, смеющих оскорблять его ангела, начинала жечь сердце. Его доверчивая девочка не думала ни о чём, мраморный лоб не омрачался горечью. Высший свет для актрисы - всего-навсего зрители, но может ли так длиться вечно? Как быть уверенным, что до певицы не долетит злое слово, что она втайне от друга не терпит оскорбления уже теперь, снося их с обычной стойкостью и не желая попрекать своего защитника? Жениться на актрисе важный чиновник может только после отставки. В порыве раздражения против предрассудков граф раздумывал и об этом, но долг человека, посвятившего себя государственному служению, давно отнял право предпочесть частную жизнь. Назревали реформы, часть которых уже претворялась в жизнь и бросить которые на полпути означало предательство. Никто не понимал это так ясно, как самый близкий теперь человек - Анна. Вельможа занимался масштабным преобразованием управления казёнными крестьянами, целью которого было значительное расширение их свободы и снижение податей. Услышав рассказ, подруга спросила - а крепостные, как же они? Увы, здесь меры были половинчаты и ничтожны - вопрос о земле, которую считали своей и помещики, и крестьяне, казался неразрешим. Выслушав объяснения, любимая на миг опустила глаза, потом тихо ответила - я в тебя верю. Её голос, горячее сердце, нежность и восхищение давали силы и смелость - никакой груз забот об общественном благе не сломит, если рядом она. Никакие свершения не казались чрезмерны, чтобы стать достойным любви такой женщины, и легкомыслие их связи в глазах людей приносило мужчине подлинные терзания. Тайный брак? В его положении ничего скрыть невозможно. Оставалось надеяться на снисходительность государя, и граф воспользовался ближайшим предлогом - известием о женитьбе одного из германских принцев на даме далеко не королевского происхождения. - Морганатические браки входят в моду, - Его величество был не слишком доволен. - К сожалению, есть примеры куда худшие, - граф назвал несколько имён молодых и далёких от молодости высоких особ, чей образ жизни повергал в гнев и краску даже сластолюбивых Романовых. - Увы, нравы... Впрочем, прошлый век давал и не такие примеры, - криво усмехнулся император. - Я со своей стороны могу сожалеть, что морганатические браки - привилегия августейших особ. Николай Павлович с величайшим удивлением смотрел на серьёзное лицо вельможи, от которого отнюдь не ожидал столь глубокой привязанности к какой-то актёрке, хотя она и божественно хороша. Вспылить императору мешали отличный обед и новая пассия, с государственными делами Его величество на тот день собирался закончить, читать нотацию человеку, с которым они долгие годы отлично понимали друг друга, хотелось меньше всего. Государь решил явить милость, махнул рукой напряжённо застывшему подданному, небрежно пробормотал: - Устраивать частную жизнь на своё усмотрение, не привлекая внимание общества, порой может себе позволить и государственный деятель. Никакой почёт и признание заслуг не мог стать для Алексея Ивановича высшей наградой. Граф с трудом дождался окончания аудиенции и помчался домой. Анна, к счастью, была свободна от репетиций, и радостно повисла на шее друга: - Ты сегодня уже закончил с делами? - Да, дорогая, - он нежно поцеловал возлюбленную, - У меня важная новость. Анна опустилась на диван и приготовилась слушать. - Государь позволил нам обвенчаться. - Но ведь ты не уйдёшь в отставку? - встревожилась девушка, - Я не хочу, чтобы ради меня... - Любимая, нет, - он вздохнул и поцеловал её руку, - Тебя не будут принимать в свете как мою жену. Внешне всё остаётся по-прежнему, но теперь никто не посмеет сказать тебе ни слова упрёка. - Меня никто и ни в чём... - запротестовала актриса, - Ты хочешь этого? - Я - бессовестный себялюбец, - усмехнулся его сиятельство, - Я хочу услышать от тебя клятву верности в церкви. - Тебе тоже придётся её принести, я не уступаю тебе себялюбием, - глаза Анны сияли. --- Брак высшего сановника с знаменитой актрисой стал одной из тех многочисленных тайн, о которых известно всему свету. Свет покачал головой, поворчал и смирился - гласное возмущение милостью государя было немыслимо. Об Анне никто не смел говорить даже с тенью пренебрежения. На благотворительных концертах, куда приглашали певцов, супруги открыто появлялись вместе. Ближе к весне женщина поняла, как прав был возлюбленный, настаивая на браке. До конца сезона, пока беременность была незаметна, Анна выступала на сцене, а после рождения сына - лишь изредка, в любимых спектаклях. Самые тёплые поздравления в связи с замужеством, хоть и тайным, дама получила из Италии. Неунывающий синьор Лотти написал: «Надеюсь, синьор граф понимает, как ему повезло!». Их милость маркиз и маркиза ди Фрасасси ответили вместе. На одном листке сначала Симона вывела множество тёплых слов с несколькими грамматическими ошибками, затем следовали изысканнейшие фразы, которыми её учёный супруг превосходным почерком выразил радость, уверенность в будущем счастье синьоры Анны и её мужа, заверил в глубочайшем уважении и признательности за собственное полное счастье. --- Прошло несколько лет. Граф с прежним рвением занимался службой, его молодая жена, помимо детей и театра, много времени уделяла благотворительности. Лучшие минуты своей жизни супруги проводили вместе. Положение Анны стало привычно. Алексей Иванович избегал света, но порой наведывался вместе с женой в снисходительное артистическое общество. Однажды певица приехала на устроенный директором для собратьев по ремеслу приём прямо из театра, а граф припозднился, и среди гостей скучающий взгляд дамы различил бывшего барина. Барон Корф, разумеется, приехал один - его супруге не подобало находиться среди актёров, художников и прочих сомнительных персон. Владимир Иванович редко навещал столицу, одет был не слишком по моде, но оставался очень красивым мужчиной. Анна думала ограничиться простым поклоном, но барон подошёл, любезно приветствовал свою бывшую крепостную и поинтересовался здоровьем. - Благодарю, господин барон, я вполне благополучна. Как поживает Ваше семейство? - Превосходно, сударыня, баронесса и дети совершенно здоровы. - Я очень рада, - учтиво наклонила голову Анна. Владимир Иванович спокойно рассказывал о соседях и общих знакомых, пользуясь случаем разглядеть красавицу, достигшую всего, о чём она только могла мечтать. Анна, пожалуй, чуть пополнела, вернее, тоненькая фигурка налилась зрелостью - у неё ведь есть дети. Хороша, изумительно хороша… Разумеется, о якобы тайном браке барон был прекрасно осведомлён и почувствовал слабый укол зависти. Лёгкий аромат духов сидевшей рядом прекрасной женщины навеял воспоминания о юной девочке, однажды растаявшей от его поцелуя. Дарит ли она мужу хотя бы тень того доверчивого взгляда, который барон, как ни стремился, не мог забыть навсегда? Владимир сдержал клятву ни жестом, ни словом не упрекать жену в преступлении матери. За долгие годы, щадя друг друга, супруги ни разу не ссорились, являя пример образцового брака, но порой мужчине казалось - они оба смертельно устали от своей безупречности. Свободна ли Анна от воспоминаний о первом пробуждении чувств и первом обмане? Мысли мужчины прервало движение собеседницы, обернувшейся к двери. На прекрасном лице засияла улыбка, огромные глаза распахнулись от нежности - неужели такую радость доставляет ей появление мужа, ведь они видятся каждый день? Барон не ошибся - в залу вошёл величавый вельможа, спокойным поклоном приветствовавший общество и поспешивший к жене: - Дорогая, ну и денёк! - Я тоже устала, не пора ли домой? Я уже спела гостям, а для Вас спою дома, - тихие простые слова укололи случайного слушателя завистью теперь уже острой. Граф заметил, что жена беседует с каким-то знакомым, кивнул барону, узнав или, может быть, не узнав. На лице его не заметно было ни тени беспокойства или же ревности - полное доверие между супругами не вызывало сомнений. Они ушли, провожаемые почтительными поклонами, а барон остаток вечера провёл в раздумье - как сильно он ошибался в девушке, которую знал с ранних лет, не разглядел, потерял… Но в прошлое нет возврата - в утешение остаётся немало - семья, дети, безупречная репутация, и порой мелькающий в снах весенний блеск взгляда, разбившего и растопившего лёд, а затем вновь замёрзнувшего, чтобы однажды засиять для другого. --- Алексей Иванович оставался на службе вплоть до начала великих реформ, подготовке которых отдавал силы и душу, но осуществлять их довелось другим - более молодым соратникам нового императора. Анна покинула сцену и последовала за мужем в его имение, где супруги прожили вместе ещё несколько лет. Преданная спутница разделяла заботы, тревоги, сомнения, поддерживала стремления мужа, утешала ошибки и во времена службы, и в отставке, где граф занялся мемуарами, и в тот последний год, когда женщине пришлось превратиться в сиделку. Хотя дети с рождения носили имя и титул отца, Анна ни при жизни мужа, ни после его смерти не слышала обращённого к себе «Ваше сиятельство», но едва ли что-то другое на свете беспокоило её меньше. КОНЕЦ Послесловие Самый изменчивый мой фик :) Когда начинала, не знала, чем закончу. Анну сначала видела девицей расчётливой и холодной, но уже в первом отрывке её усложнила. Девушку жизнь заставляет притворяться и скрывать свои чувства, но она хочет понимания и любви. Связь с графом я планировала гораздо короче и проще - поэтому этот персонаж долго обходился без имени. Анна, по замыслу, становилась содержанкой по расчёту, покровитель хорошо к ней относился, но не более того, и помог он ей именно что с условием. Но Анна стала получаться бойцом, который от давления только сильнее упрямится - поэтому она здесь у меня уступает не от безысходности, а потому что ей предоставлен выбор. Особых предубеждений против внебрачной связи у неё нет, но и стремления продать себя подороже - нет, поэтому на связь с графом она соглашается, хотя на горизонте маячит цесаревич, и не набивает цену девственностью. В общем изменение образа Анны повлекло изменение и её любовника. Добившись женщины благородным поступком, граф влюбился поздней и болезненной страстью. Возраст и внешний облик оставляю на усмотрение читательниц - его разница тяготит, но Анне он с самого начала не противен, крепок, здоров и умеет обращаться с женщинами. Так что решайте сами, кого представить на его месте :) Я сначала планировала, что они расстанутся, у Анны будет после возвращения в Петербург связь, потом ссора, примирение и брак с художником, но в какой-то момент я почувствовала, что выложилась с графом, отдала ему слишком много сил и внимания, а новый персонаж выйдет бледнее и будет выглядеть утешительном призом. Главное - получалось, что Анна переступает через любящего её человека и это ломает его, за пару лет превращая в старую развалину. Колебалась я долго - не хотела, чтобы отношения Анны с графом получились похожими на В+А :) Что получилось (или не получилось), то получилось (или не получилось).