Сладкая месть

Автор: Царапка (Шмель) Рейтинг: R Жанр: драма / мелодрама Герои: Анна, Владимир, М.А.Долгорукая, остальные – время от времени. Сюжет: короткая альтернатива. Время и место действия – без изменений. День был прекрасный. Марья Алексеевна, возвращаясь из конюшни в принадлежащий теперь ей особняк Корфов, любовалась ярким зимним солнцем, недавно выпавшим снегом и что-то напевала себе под нос. Такая удача! Сонечка чуть-чуть помешала ей, но ничего. Можно растянуть удовольствие. Сегодня княгиня добилась главного, ради чего пошла на подкуп, убийство и подделала документ. Месть. Ничего нет прекраснее, много лет княгине не доводилось получить столько удовольствия, голова кружилась от сознания победы. Байстрючка, подлая девка, побочная дочь её никчёмного муженька – её холопка. Как удачно, что старый дурак барон вырастил её барышней – тем слаще втоптать её в грязь, где ей самое место. Молодая нахалка ещё трепыхалась, посмела возражать, чем дала её сиятельству законнейший повод прийти в ярость на глазах изумлённого управляющего. Теперь немец не заподозрит, что у хозяйки есть тайный повод раздавить эту Анну. Девка, видите ли, не может слышать, как о её благороднейшем воспитателе говорят дурно. Не то ещё услышишь, красавица, прежде чем проклянёшь день, когда появилась на свет. Лиза, умница, нашла старые документы, из которых княгиня узнала – неверный муженёк обзавёлся на стороне дочкой. Прижил с крепостной старого сводника Ивана Ивановича. Стало быть, месть покойному князю и Корфам ещё не закончена. У Марфы, связь с которой была дольше всех, есть дочь, возможно, байстрючка выжила. Где она? Услышав, что красавица воспитанница барона – всего лишь крепостная, Марья Алексеевна сначала удивилась, подумала, не утеху ли на старости лет завёл сумасброд, нет не похоже, а потом её мозг поразило открытие. Ну конечно. Дочь Петра Михайловича – крепостная Корфа. Кого, как не ребёнка лучшего друга, Иван Иванович растил бы, как родную. Просто родную признал бы давно. Немец многое рассказал. Вольную старый дурак не давал до смерти, да и то как забрал наследник, так бумагу и не видали. Подозревал молодой нахал, что холопка отравила хозяина, ловко княгиня следы замела. Поначалу Марья Алексеевна старалась не выдать особого интереса, допрашивая попавшуюся беглянку почти ласково и убедившись – она не ошиблась. Девушка очевидно не была любовницей своего хозяина, что бы там не болтал Карл Модестович, явственно шевелящий на неё усы. Подожди, рыжий немец, я ещё подумаю, кому достанется на сладкое. Итак, за побег, за возражения барыне, за то, что места не знает – выбить спесь на конюшне. Княгиня отдала приказ неумолимым тоном, наслаждаясь видом наполняющихся ужасом огромных серых глаз, и сама проследовала к месту наказания. Дальше было великолепно. Наглую девку обнажили до пояса, здоровенный конюх не смел противиться приказу новой барыни и ударил крутом. Крик раздался сладчайшей музыкой. Никогда ты, голубушка, так прекрасно не пела, а багровые рубцы отлично смотрятся на белоснежной коже. Анна пока были силы клялась, что ни в чём не виновата, не знает, зачем хозяин взял её в дом и воспитывал, как дочь, бежала, боясь быть проданной сумасшедшему. Умоляла пощадить, но на требование признаться в шашнях с бароном или покойным князем Петром Михайловичем упрямо мотала белокурой головой, которую вскоре не могла держать прямо, отзываясь на удары тупыми стонами, пробравшими даже немца: - Ваше сиятельство, пропадёт ведь товар! - Тебе-то что? Не про тебя. А может, и тебе достанется, коли живучая. Я ещё подумаю, - княгине не хотелось останавливать долгожданное зрелище. Но, увы, вмешалась Сонечка. Вернулась в дом с прогулки, узнала, что мать на конюшне и отправилась к ней спросить, не пора ли домой. Закричала, будто её хлещут, толкнула палача, откуда силы взялись, накинула на Анну платок, прикрыв ей грудь, и сквозь рыдания голосила: - Маменька, нельзя так! Она же живая! Вы убьёте её! В кого такая жалостливая? Аж осмелела, не в пример отцу, не мешавшему супруге наказывать провинившихся на своё усмотрения, благоразумно не заглядывая на конюшню, когда приживалка предупреждала – барыня проведала об очередной девке. Что бы княжне припоздниться? Хотя девка уже потеряла сознание, пришлось отливать и велеть нести её в дом – не в выделенную прежним барином комнату, а в каморку у чердака. Впрочем, в такой прекрасный день её сиятельству хотелось видеть лишь лучшее. Девка никуда не денется. Пожалуй, стоит позвать к ней доктора, пусть живёт. Для мёртвых всё позади, а для байстрючки – самое начало. В голове Марьи Алексеевны рисовались планы, один завлекательнее другого. Оставить при себе для самой унизительной работы. Продать сумасшедшему в Архангельск. Запороть до смерти, любуясь, как из прекрасного тела улетает душа. Изуродовать, покалечить. Огорчало, что все желания нельзя выполнить вместе – у подлой девки только одна жизнь. Потребовав кофе, велев глупенькой дочери умыться перед возвращением и уверяя – холопка наказана по заслугам, не более, её сиятельство обстоятельно обдумывала сладкую долгую месть. Жаль, дочь узнала, ещё брату пожалуется. Конечно, он отмахнётся, матери перечить не посмеет, но вдруг узнают Корф и Репнин? Жулик управляющий доложил – они прятали её в таборе. Что тот, что другой, а то и вместе могут взять в оборот молодого князя, Андрей и не заметит, как подпишет купчую. Корф опасен особенно, хотя клыки у него вырваны, но городской дом остался, найдутся и деньги. Продать? Молодые безумцы попробуют перекупить. Запороть немедленно? Слишком быстро. Под конец княгиня нашла наилучший способ. Объявить её мертвой, держать в деревне и награждать ею угодивших слуг. Забавно, она девица? Кому первому? Управляющему – слишком хорош для неё. Посмотрим, поищем самого грязного, самого грубого, самого гнусного. Подохнет с перепуга или, как ей и должно, уподобится бесчувственной скотине, знающей одно: «Да, барыня». Хорошая наука другим крепостным. 2 --- Домой княгиня возвращалась вместе с забившейся в угол кареты младшей княжной. К счастью, князь Андрей в городе, сразу не узнает, и дружки до него не тотчас доберутся, а пока за дочерью нужен присмотр. Чего доброго, вздумает разузнавать, как там Анна, Лизу попросит, впрочем, у той своих забот полно. Забавно. Разглядывая нежное тело, похожее на фарфоровую статуэтку, её сиятельству пришло на ум – как такое изящество произошло от деревенской бабы? Наверное, отцовская кровь, поморщилась дама, взяла своё. У неё даже родинка под грудью, как у Лизы. Хотя нет, у Лизы сошла ещё в детстве. Глупые няньки перешёптывались с кормилицей, думая, что лежащая после тяжёлых родов барыня не слышит – ах, под левой грудью пятно, не к добру. Марья Алексеевна усмехнулась, Анне уж точно не к добру, а Лиза ещё будет счастливой. Неудачи сойдут, как то самое родимое пятнышко, может быть, просто кусочек грязи прилип, или служанкам померещилось, но, наблюдая за купанием ещё малютки, мать как-то вспомнила разговор, услышанный у постели, пригляделась. Никакой родинки в помине нет, вот дуры болтливые. Княгиня вздохнула – как неудачно она выдала замуж дочь, заботясь избавиться от Корфа как возможного зятя. Но дело впереди – если Забалуева уличат как фальшивомонетчика и отправят на каторгу, Лиза будет свободна. Пока о ней думать рано, главное – со вкусом разделаться с ненавистной холопкой. Марья Алексеевна задумчиво глядела в окно кареты и заметила бредущую женскую фигуру. От нечего делать стала разглядывать, а когда экипаж обогнал путницу, обернулась увидеть лицо, и ахнула. Марфа. Пригляделась, вспоминая подзабытый облик соперницы, и с замиранием сердца поняла – вот оно. Последний мазок, дополняющий блеск абсолютного счастья. Княгиня велела остановить карету, сказала дочери, что желает прогуляться, а Соне велела ехать домой. Вышла, пошла Марфе навстречу, предвкушая, как разделается и с ней. Женщины глядели друг другу в глаза, одна угрюмо, другая с торжеством. Её сиятельство первой прервала молчание: - Давно я тебя не видела… - протянула дама, - Как забрела в наши края? - Да вот, - лицо Марфы ничего не выражало, - Зашла поглядеть на дочери Вашей приданое. Она теперь корфовского дома хозяйка, - похоже, бывшую крепостную это не расстроило. - Она, - княгиня не скрывала удовлетворения, - А сводника твоего сын ни с чем. Марфа пожала плечами: - Мне до него дела нет. Приданое Вы Лизавете Петровне справили, а вот муженька нашли гаже, чем в выгребной яме, - в голосе звучала странная мрачность, а не понятное злорадство, - Сосватали старику, про которого весь уезд говорит – нищий, да вороватый. Лучше бы молодому Корфу отдали, распутен, верно, да хоть месяц медовый жене в радость был бы, - карие глаза глядели недобро. - Ничего. От Забалуева скоро избавимся, говорят, деньги фальшивые делает – самое место на каторге. А дочери жениха найду ни чета Владимиру. - Добро бы, да только смотри, кабы на деле так гладко вышло, как на языке. - Не помешаешь, - Марья Алексеевна поджала губы, поймав себя, что оправдывается перед подлой бабой, и приступила к главному: - А твоя дочь как поживает? Глаза женщины подозрительно сузились: - Что за дочь? Откуда у меня дочь? - От князя Петра. Ты ведь с ним не Священное Писание в корфовском доме читала. - Нет у меня дочери. Померла. - А вот и ошиблась ты. Есть, хоть ты о ней и не ведаешь. Пойдём со мной, покажу, - Долгорукая направилась к недавно покинутой усадьбе. Марфа молча пошла следом. Дорогой её сиятельство размышляла. Байстрючка не похожа ни на кого из родителей. Прозрачные серые глаза показались княгине смутно знакомы, но через много лет вновь разглядев крепостную любовницу мужа, убедилась – в Анне нет ничего материнского, да и отцовского – ни капли. В кого уродилась? Может, всё-таки не она? Марья Алексеевна призадумалась. Конечно, смешно жалеть, что показала холопке её место, да за одно то, что ей благородные господа руки целовали, следовало высечь паршивку без всякой жалости, но тогда придётся вновь разыскивать Анастасию. И день окажется не таким уж удачным. Княгиня отбросила сомнения. На то Марфа и с ней, чтобы всё разузнать досконально. Она или знает, где дочь, тогда по лицу можно будет понять правду, или впрямь считает её мёртвой, тогда главное – поверила бы, что это Анна, Марья Алексеевна хоть на ней отыграется. Подошли к дому, поднялись по лестнице к чердаку. Княгиня шла впереди и, заслышав голоса, остановилась, притихнув. - Поделом Аньке! – кажется, голос рослой видной служанки Полины. - Дура ты, дура, Полька, - без сомнения, Карл Модестович, - Её сиятельство и тебе барыней будет. Ни за что Анну отходить велела, да так, что еле живая лежит, Бог весть, оправится ли. Думаешь, тебе не достанется на орехи? - Так я господам головы не морочила. - Да и Анька не своей волей рядилась. Чёрт разберёт старую каргу, может, весь дом перепороть захочет. А уж тебя, лентяйку, первой. Родителей ты не знаешь, уму-разуму не обучена, молчи уж. - Барыней здесь будет Лизавета Петровна, она добрая, - дерзкий голос сбавил уверенность. - Молодой вертихвостке только и дела до хозяйства, - усмехнулся немец, - По дому во всём мать послушает, а то и вовсе ей вожжи отдаст. - Ах! – Полине стало страшно. Правильно боишься, красавица, правильно, усмехнулась Марья Алексеевна. Ты вон какая, за версту видать – крестьянка, как ни рядись. Родителей не знает, может, она и есть? На всякий случай и ей стоит заняться, благо управляющий проговорился, будет, за что. Марфе надоело стоять, она буркнула: - Что ждёте-то? Княгиня продолжила путь, спугнув собеседников у самой двери коморки и удовлетворённо заметив испуг служанки. Погоди, и до тебя руки дойдут. Лежащей на убогой кровати лицом вниз девушке причитающая Варвара смазывала раны, начинающие рубцеваться, но ещё кровоточащие. Анна едва ли понимала, что с ней и где она, руки на подушке лежали безвольно. Вскрикнув от неожиданности, кухарка с ужасом уставилась на барыню, загораживая собой наказанную: - Оставьте, ради Христа, хоть помереть Аннушке дайте спокойно. - Убирайся, ей ещё жить, а умирать рано, мало наказана. Кухарка открыла рот, но на крик барыни зашёл Карл Модестович и повёл её за руку вон: - Тихо, Варвара, тихо, может, выживет, а ты только навредишь. Марья Алексеевна здесь хозяйка, не перечь. Утирая слёзы, толстуха позволила себя увести, в дверях столкнувшись с Марфой и испуганно прикрыв рот ладонью. Женщины остались в крошечной комнатке бесчувственной крепостной. Княгиня эффектным движением откинула простыню и с торжеством произнесла: - Вот твоя дочь, моя холопка. Любуйся на свою красавицу. 3 --- Княгиня не спускала глаз с Марфы, ловя каждое движение лица, когда-то пленившего её мужа, но с разочарованием поняла – женщина не выглядит потрясённой. С любопытством заглянув в лицо не приходящей в сознание девушки, пожала плечами, затем резко опустила голову, но Марья Алексеевна поняла – спрятала этим улыбку. Выпрямившись и сжав губы на оживившемся лице, Марфа произнесла: - Что мне до баронской воспитанницы? Она холопка? Не первая, не последняя господами на утехи выращена, и порют таких ревнивые барыни не впервой. Хоть помри, хоть лакеям отдай, мне дела нет. Марье Алексеевне не хотелось показывать разочарование, и она легкомысленным тоном попыталась разговорить женщину: - Иван Иванович не просто так холопку барышней рядил, нашёл твою Анастасию, пригрел, да вот, дурак, вольную выправить забыл. Марфа смотрела на соперницу не отрываясь, старательно пряча злое торжество: - Не дотянетесь до моей Анастасии, руки коротки. А эту хоть с кашей ешьте, доброго аппетита. - Притворяешься? Пытаешься выгородить свою байстрючку? Бывшая крепостная не удержалась, расплывшись в улыбке, но тут же выстроила скорбную мину: - За что невинную душеньку мучаете? Княгиня, не зная, что и подумать, ответила: - Я оставлю вас, приглядись внимательнее, - Марья Алексеевна неплотно прикрыла за собой дверь, надеясь подглядеть сквозь щель между петлями. Бывшая княжеская любовница, оставшись одна, не скрывала жестокой радости, любовно потрогала один из рубцов, потом глаза загорелись, и женщина плюнула на истерзанную спину Анны. Княгиня замерла. Она могла бы понять равнодушие к судьбе чужого ребёнка, пострадавшего вместо родной дочери, но ненависть Марфы к злосчастной девушке, казалось, превосходила испытываемую обманутой двадцать лет назад женой. Марья Алексеевна отпрянула от открываемой двери, вновь очутившись лицом к лицу с бывшей соперницей. Женщины без слов обменялись обуявшей их злобой, у Марфы смешанной с сознанием победы над гордой дамой. Боязнь выдать настоящую дочь боролась с одолевающим желанием нанести сопернице страшный удар. Бывшая крепостная повторяла: - Ничего ты моей кровиночке не сделаешь! А эта приблуда пусть подыхает, туда и дорога. - Откуда знаешь, что приблуда? Кто она? Управляющий говорит, дворовая, как все, чудил старик, только. Может, у неё родители венчаны, а мать – честная. - Честная? – Марфа залилась истерическим смехом, - Шила не утаишь в мешке! Короткая у тебя память, княгиня! - Что мелешь, холопка! Как тыкать мне смеешь? - Марья Алексеевна похолодела в предчувствии, - Где твоя проклятая дочь? – в ответ зазвучал лишь смех: - Я её хорошо спрятала! У княгини поплыло перед глазами, она, ещё не веря, выдохнула: - Лиза? Лиза! Отвечай, мерзавка! – прервавшийся смех убедил её сильнее шипения: - Догадалась, змея… - Как, - Долгорукая задохнулась, - Как ты посмела… Марфа не таилась дальше: - Лизанька нынче замужняя, тебе не подвластная, ничего не докажешь, ничего не сделаешь. Мужа сошлют на каторгу – свободная, богатая станет, другого по сердцу возьмёт. Спасибо, Марья Алексеевна, позаботились Вы о моей доченьке. Дворню Вы в кулаке держали, а чуть приболели, дом от рук отбился, только и знала прислуга, как спать да пьянствовать, - женщина откровенно насмешничала, - Я в доме каждый закоулок знала, прошла тихо, как мышь. Нянька с кормилицей не проснулись, не распознали другое дитя. А может, распознали, да сказать боялись. Знатные-то барыни родных деточек на руки не каждый день берут, не кормят, не умывают, где ж разглядеть чужого младенца. Помертвевшая княгиня узнавала в ликующей сопернице черты той, кого считала родной дочерью. Рослая, по-крестьянски грубоватая Лиза, немало взяв от отца, во многом походила и на Марфу. Как можно было быть такой слепой… Одними губами Долгорукая задала вопрос, ужасный ответ на который сдавил виски ударами кнута: - Где… Триумф соперницы достиг вершины, ей достаточно было с улыбкой взглянуть на дверь, но, желая продлить одно из лучших мгновений своей жизни, проговорила: - Петруши моего дитя я бы пальцем тронуть не посмела, кабы ему дочку богоданная супруга родила, да знала про проделки твои. Дворня многое знает, о чём господам неведомо. За мужем, как пёс цепной, следила, девок бедных секла безвинных и виноватых, чуть донесут на любую, а сама польстилась на молокососа, бесстыжая, вот я настоящую княжескую дочь отцу и принесла заместо приблуды, - переведя дыхание, Марфа презрительно продолжала, - Я твоё отродье придушить хотела да закопать в лесу. Пригляделась при свете – вдруг законного младенца жизни лишу. Нет, бела слишком, как и полюбовник твой, княгиня. Уж руку занесла, да гляжу – меченая. Знак верный, намается, вот и оставила её горе мыкать. Марфа тяжело дышала, продолжая рассказ: - Иван Иванович покойный повздыхал, когда я ему дитя вручила, но поверил, что друга его лучшего дочь. Обещал растить, а мне вольную дал. Ушла я в город, приходила, как могла, поглядеть на мою Лизоньку, на приблуду твою заодно. Ни волоска в ней Петрушиного нет, байстрючке худосочной, - голос зазвучал прощальным салютом, - Не выживет, хилая. А выживет – всё одно холопка, только лакею пригодная, а моя дочь – княжна. Ну, прощай, иди к ней, ломай над падалью руки, а мне здесь делать нечего. Мать Лизы отправилась своей дорогой, преградить которую её сиятельство была не в силах. 4 --- С истошным воплем «Где доктор?», барыня накинулась на огорошенного управляющего, перед разговором женщин предусмотрительно выгнанного на лестницу вместе с Варварой и Полиной: - Так, посылать не велели… - Велела, я помну, не морочь меня, - Карл Модестович удостоился оплеухи. - Как прикажете-с, - немец, совершенно ошалевший, вызвал лакея и велел ему мчаться за доктором Штерном. Бедная кухарка не сводила глаз с её сиятельства, поражённая переменой и не зная, что сулит её любимице появление давно отпущенной на волю Марфы, о чём-то долго говорившей с княгиней. Набравшись смелости, Варвара робко спросила: - Вы на Аннушку не гневаетесь больше, барыня? Не в состоянии выдавить ни звука из пересохшего горла, Долгорукая только покачала головой в знак отрицания и вернулась в коморку. Обессиленная, села на крошечный стульчик рядом с кроватью, слушая тяжёлое дыхание дочери и вспоминая забытый короткий роман с тем, чьи глаза сегодня напомнил полный боли взгляд Анны. Где были её собственные глаза… Её девочка похожа на отца так, как только может женщина походить на мужчину. --- Двадцать лет назад стояло чудное лето, всё цвело, благоухало, вызывало истому. Скверный муженёк чаще обычного приходил в супружескую спальню с вороватым лицом, по которому её сиятельство знала – развлекался с любовницей. С кем теперь? О дворовых или крестьянках не доносили, только потом узнала супруга – хитрец нашёл подружку среди соседских крепостных, к ней и ходил под видом игры в шахматы со старым приятелем – бароном Корфом. У соседей, Арсеньевых, гостил родственник – юный кадет, на редкость приятный взрослеющий мальчик. Невысокий, но прекрасно сложенный и весьма изящный, большеглазый и миловидный, как девушка. Довершали впечатление льняные волосы, отросшие за лето и обрамлявшие красивое лицо с тонкими чертами. Марья Алексеевна, скучавшая во время подозрительных отлучек мужа, часто навещала почтенную чету и охотно разговаривала с их славным гостем, оказавшимся большим любителем играть на фортепиано, чем вызвал лёгкую насмешку её сиятельства: - Я думала, музыкой больше развлекаются барышни, чем будущие офицеры. - И офицеры надеются быть приятными обществу, сударыня. Не выстрелами же из пушек занимать дам, - умом юноша тоже был недурён. Молодая дама с приездом соседского гостя стала находить в обществе добрых знакомых намного больше удовольствие. С любопытством наблюдала, как его обхаживают. Николя, из прекрасной семьи, должен был унаследовать немалое состояние и имел право надеяться на блестящую карьеру. Родство с милыми хозяевами было самое дальнее, визит он нанёс скорее на правах сына друга семьи, и был обласкан самым любезным образом, в чём Марья Алексеевна усмотрела скрытый замысел – как знать, не запомнит ли будущий офицер невинные забавы со старшей дочерью до того времени, как она станет на выданье, а он превратится в завидного жениха. Княгиня развлекалась наблюдениями, как милых детей стараются усаживать вместе, поощряя шуточное ухаживание за десятилетней девочкой, когда заметила, что мать семейства, не первой молодости, но, что называется, в соку, сама облизывается на гостя. Прелестно, желаете просветить милого мальчика? Марья Алексеевна, протягивая руку для поцелуя и обратив внимание на тонкие пальцы галантного юного кавалера, вдруг подумала, что сама не прочь им заняться. Прежде её сиятельство мужу не изменяла, светским кавалерам одна забота – похвастаться, но в это лето… И мальчик так мил, есть надежда, не проболтается. Дама поглядела на себя в зеркало, с удовольствием отметив бесспорное превосходство над соседкой. Да и разница в возрасте между ней и намеченным любовником не столь велика. Обдумав, как ей выгадать случай, однажды, предвидя грозу после обеда, отправилась к соседям верхом. Собралась обратно, поглядывая на тучи и мимоходом шепнула юноше, что подлинно галантный кавалер не отпустит даму одну, когда явно надвигается буря. Николя с готовностью подхватил её желание, объявив во всеуслышание, что проводит Марью Алексеевну. Княгиня не спешила, ехали они шагом. Кадет, даже если удивлялся её неторопливости, ничего не высказывал на сей счёт. Первые капли упали как раз тогда, когда они приблизились к намеченному дамой сеновалу на принадлежащем ей давно выкошенном лугу. Косарей едва ли здесь встретишь, страда в разгаре, а дворяне перед дождём сидят по домам. Молодым людям пришлось спешиться и укрыться под навесом. С первым звуком грома княгиня притворилась испуганной, и в поисках защиты прижалась к Николя. Юноша растеряно успокаивал её, она обнимала его с каждым ударом всё крепче, чуть подняла голову – он был немного выше её, и губы сблизились. Кадет, явно не искушённый, смущался, но ответил ей, пробуждающееся вместе с любопытством юное желание взяло своё, и торжествующая княгиня с величайшим удовольствием стала его первой женщиной. Ужасно смущённый, кадет извинялся, чувствуя себя негодяем, воспользовавшимся испугом добродетельной дамы, скрывавшей усмешку и поначалу охотно подыгрывавшей, но, не выдержав, рассмеявшейся. - Милый мой, ты ещё не знаешь, как коварны женщины. Николя с облегчением улыбнулся, целую руку любовницы. Они встречались ещё несколько раз до его отъезда, чаще всего вне дома, в беседке в глухом углу сада, но как-то Марья Алексеевна рискнула принять его в супружеской спальне, найдя это весьма пикантным, а проведённое вместе время – куда более приятным, чем в законных объятиях. На последнем свидании юноша горячо благодарил милую даму, уже услышав от неё о несчастливой семейной жизни и обещая при необходимости любую помощь. Милый, романтичный мальчик… Одновременно с краткой связью даме довелось пару раз исполнить супружеские обязанности, поэтому, через месяц обнаружив признаки беременности, у неё не было уверенности, кто стал причиной готового округлиться живота. Но тревоги сомнения не вызывали – муж очевидно ничего не подозревал, проявляя приличную случаю заботу и под предлогом беспокойства о ребёнке ночевал отдельно, едва ли, с усмешкой думала супруга, один. Девочка родилась раньше срока, крошечная, беленькая. Мать глянула на неё мельком, проваливаясь в сон. Позже, присматриваясь, к растущей Лизе, успокоилась, разглядев в ней черты князя Петра, хотя почувствовала некоторое разочарование. Память о Николя потихоньку стиралась, лишь раз через несколько лет довелось ей увидеть возмужавшего друга, ставшего офицером и любимцем дам. Обменялись парой пустых приветливых фраз, для приличия поинтересовались здоровьем, общими знакомыми, и расстались, чтобы никогда не встречаться вновь. 5 --- Княгиня осторожно погладила лежащую на подушке тонкую руку. Анна, вздрогнув, застонала, заставив мать отшатнуться в понимании, что вид злобной барыни может окончательно лишить сил её девочку. Марья Алексеевна с тоской обвела убогую обстановку назначенного баронской воспитаннице жилища. Переносить Анну слишком опасно, её может убить даже это, оставалось ждать, прислушиваясь к шагам на лестнице и скрипу дверей. Наконец, обострившийся слух уловил движение, княгиня вскочила, покинула каморку, и, не видимая приближающимися мужчинами, разобрала разговор. - Её сиятельство велела вызвать Вас к наказанной девке, уж не знаю зачем, - говорил непривычно серьёзный Карл Модестович, - Не верится, что смилостивилась, скорее, дальше издеваться над ней собралась, не насытились. - Что за девка? - Анна. - Какая? Не помню такой в доме. - Помните, Илья Петрович, только не знаете, кто она на самом деле. Барон её как благородную воспитывал. - Анна? – от изумления доктор Штерн остановился на ступенях, - Господи! И как её наказали? - Выпороли кнутом, прежестоко. Спина в клочьях. После такого не всякая простая дворовая жива останется, а уж наша неженка… - Что нашло на княгиню? Почему? - Чёрт её знает. Не то за побег, не то за любовь покойного, которого Марья Алексеевна терпеть не могла, даже мёртвого не оставляет. - Побег? - Её продать на север хотели, она и бежала, но поймали. - И что с ней теперь будет? - Не знаю. От Вас зависит, Илья Петрович. Вот и подумайте, нужно ли её с того света вытаскивать… - голос немца стал совсем тихим, в обычном состоянии княгиня не поняла бы ни слова. Не выдав себя, несчастная мать вернулась в каморку, в ужасе при мысли, что врач, защищая от неё Анну, сочтёт смерть лучшим выходом для несчастной. Вступив в разговор с переступившим порог Штерном, дама постаралась изобразить пренебрежительную надменность, догадавшись – он не поверит в её милосердие, потому заявила, что считает девку достаточно наказанной за побег и намерена продать её сыну бывшего хозяина, уже приславшему князю Андрею записку с просьбой позволить выкупить девушку, с которой рос, как с сестрой, и которой не успел выписать вольную, неожиданно лишившись поместья. Сделка представляется выгодной, поэтому доктор должен сделать возможное и невозможное для спасения и выздоровления девушки. Илья Петрович, видимо, убеждённый, заявил, что нравственное потрясение Анна испытала едва ли меньшее, чем физическая боль, и для неё опасно видеть всех, кто так или иначе связан с наказанием. Поняв намёк, Марья Алексеевна вышла, ни говоря ни слова. Через полчаса хмурый врач вернулся, кратко сказал, что надежда есть, он прописал укрепляющие лекарства, мази, но главное – полный покой. Перенести больную в более приличное помещение можно будет при улучшении её состояния, не раньше, чем через несколько дней. На пару минут девушка пришла в сознание и ответила на вопросы. Чувствует боль, но смогла поднять голову и, услышав, что в будущем ей не нужно бояться новых мучений, кажется, успокоилась, закрыла глаза, Илья Петрович надеется, заснула. Марья Алексеевна была не в силах сдержать вздох облегчения, удивив доктора, не решившегося высказаться. Боясь не выдержать и зайти в каморку дочери, её сиятельство отправилась домой, надеясь, что князь Андрей вернулся из столицы, и она потребует у него вольную для Анны. Как быть дальше, не знала. Доказать происхождение княжны немыслимо. Рассказать самой дочери? Поверит ли, не будет ли искать новую ловушку? Как во сне, Марья Алексеевна вернулась в собственное поместье, где вскоре её навестили непрошенные гости – князь Репнин и доктор Штерн, искавшие улики против отравителя барона Корфа. От них дама избавилась быстро, отдав им одни, и бросив в камин другие перчатки, прекрасно помня, какие были на ней в день убийства. Вздохнула, мыслями вернувшись в каморку у чердака недавно подлогом полученного дома, и оказалась под прицелом ледяных глаз мстителя – Владимира Корфа, доставшего из камина убийственную улику. За ней приехал урядник, но в последний момент женщина, нагло отрицая вину, вырвалась, вскочила в коляску и хлестнула вожжами коня. Мутнеющий рассудок вёл её в недавно покинутый дом. Перепуганная дворня отшатывалась от барыни, вбегающей вверх. По дороге, минуя гостиную, Марья Алексеевна увидела оружие на стене, вспомнила, что в кабинете видела пистолет, схватила его, и ноги понесли её вверх. Никто не посмеет коснуться её девочки, никто. Корф вернёт поместье, но не получит её, негодяй, уничтоживший вольную, чтобы безнаказанно бесчестить её Аню. Княгиня вспомнила рассказ немца, что старый барон подписал документ, попавший в руки наследника, и нашла объяснение исчезновению бумаги. Он не получит её, не получит… Дама тихо вошла в комнату, села рядом с кроватью не заметившей ничего девушки, и стала ждать, не сомневаясь, что преследователь скоро появится здесь и, ловя мгновения побыть рядом с дочерью, не думала, что можно дожидаться в любой другой комнате, не пугая больную выстрелом. 6 --- Вот и шум внизу. Не сравнимый ни с кем голос Владимира Корфа, требующий сказать ему, где княгиня. Женщина приготовила пистолет, прислушиваясь к разговорам. Варвара, ставшая у дверей вскоре после того, как Марья Алексеевна прошла в комнату, где лежала Анна, шептала бывшему барину: - Страшно мне, её сиятельство не в себе, сидит тихо, а на Аннушку гневается Бог весть за что, да и Вы сейчас зайдёте, не напугайте бедную нашу девочку. - Что с ней? – барон не знал ещё, что его бывшую крепостную не только разжаловали в простые холопки и поселили в комнате хуже, чем любая из предназначенных для прислуги, но и выпороли. Ответом ему был жалобный плач. Не теряя времени, Владимир распахнул дверь и оказался перед наставленным на него дулом. За ним стояла кухарка, из-за плеча которой робко выглядывал урядник. - Вам, сударыня, - барон глядел прямо в лицо женщины с пистолетом, - Одного убийства мало? Полноте, дочерям Вашим и так не сладко, каково дальше придётся? Марья Алексеевна вздрогнула, не понимая, как мог ненавистный человек угадать её главную боль, собирала силы спустить курок, когда услышала шорох и обернулась к кровати. От шума Анна очнулась, открыла глаза, слегка приподнялась, увидела княгиню и со стоном упала на подушку. Пистолет дёрнулся в нетвёрдой руке, бывший боевой офицер не растерялся и легко выхватил его, одним движением толкнув княгиню в сторону осмелевшего урядника. Женщина вырывалась, пытаясь помешать Владимиру приблизиться к дочери, но силы оказались неравны. Последнее, что она увидела, выводимая из каморки – фигуру барона, опустившегося на колени перед ложем больной, целующего ей руки и отчаянно шептавшего: - Анечка, дорогая, что с тобой сделали, девочка моя? Княгиня услышала хриплый ответ: - Пение не помогло. Марью Алексеевну вывели в гостиную, где их встретил только что приехавший князь Андрей, немедленно по возвращении из Санкт-Петербурга узнавший от Репнина невероятные кошмарные новости. - Маменька, что случилось? Как они смеют возводить на Вас такую нелепицу? – остановился, с изумлением глядя на застывшее лицо матери. Михаил тихо убеждал: - Андре, мне очень жаль, доказательства вины Марьи Алексеевне в убийстве Ивана Ивановича бесспорны. Владимир решил искать её здесь, пока я пытался узнать у Сони, куда княгиня могла так мчаться, и ты приехал. Твоя сестра только плакала, говорила о поместье Корфа, что здесь случилось ужасное, я не совсем понял её, но решил, и нам лучше приехать сюда. Урядник поддакивал. Долгорукий пытался слабо возражать, но был прерван громовым голосом бывшего хозяина дома: - Доктора! Где он, чёрт побери, вызовите немедленно! Друзья остолбенели, увидев искажённое болью лицо быстро спускающегося по лестнице барона. Карл Модестович, не пропускавший интересных событий, вставил слово: - Так уже был Илья Петрович, назначил лечение… - тут же пожалел о своей смелости, сражённый ударом в челюсть. Немец не спешил вставать, дабы избежать новых побоев, но Владимир, схватив его за грудки, поднял и прохрипел, бешено глядя в глаза: - Кто? Кто посмел поднять на неё кнут? - Так ведь, - управляющий скосился в сторону дамы, не сводившей с них остекленевших глаз, - Барыня наказать велели, - отпущенный, вновь упал. Резко повернувшись к княгине, Владимир, сжав кулаки, бессильно проклинал впитанную с молоком матери невозможность поднять руку на женщину. Марья Алексеевна, задыхаясь под его взглядом, схватилась за горло, бессвязно бормоча: - Не смей, проклятый, не смей коснуться, подлое племя… Урядник, взявший её под руку, осторожно повёл к выходу: - Сударыня, Вы должны поехать со мной, - еле удержал с помощью Репнина рванувшуюся изо всех сил женщину, которую вдвоём повели к двери. Барон угрюмо глядел на них, не помогая. Отвернулся к Варваре: - Что сказал Илья Петрович? - Говорит, есть надежда, покой нужен. Я ей раны-то смазала, дай Бог, горячка спадёт. - Иди к ней, Варя. Больше никто её тронуть не посмеет. Не терпящим возражения тоном Владимир обратился к Долгорукому: - Я останусь в этом доме, пока Анна не поправится, как бы не решилось дело с поместьем. - Конечно, Вольдемар, ты можешь жить здесь, я не против, Забалуев в тюрьме. Ты так беспокоишься за кого-то из своих людей, маменька успела наказать? Я знаю, она бывает строга, но ведь ты понимаешь, просто так… – князь сделал вид, что поправляет очки, скрывая испуг и отступив перед сделавшим к нему шаг бароном. Не отвечая на вопрос, Корф отчеканил: - Вечером приезжай, прибудет человек из столицы, я написал одному знакомому с просьбой порекомендовать знатока по подделке документов, привезти расходные книги мне уже обещали. Жаль, сразу не подумал, застала меня врасплох твоя матушка. Проверим, может, убийца и этим не брезгует. - Вольдемар, как ты можешь так думать… - Не важно, что думаю я, услышим мнение сегодняшнего гостя о почтеннейшей княгине. Долгорукий, убеждённый в решимости друга, испугался новой напасти и нового позора над своей семьёй: - Володя, не стоит раздувать скандал. Я верну тебе поместье и закладную, бумаги по приданому так и не подписаны. - Я поеду сейчас с тобой и с урядником, решим всё сразу. А Вы, Карл Модестович, услышали достаточно, чтобы исполнять мои приказания. - Так точно-с, - немец утёр с усов кровь. Владимир и Андрей вместе спустились с крыльца, глядя на всё ещё сопротивлявшуюся княгиню. Барон бесцеремонно, под робкое бормотание Долгорукого, затолкал её в арестантскую карету, пока вздохнувший с облегчением Михаил спросил его: - Какую Анну выпороли? Ведь не… Не может быть! - ответ был не нужен, князь слишком давно знал друга и понял его по напрягшимся плечам. - Где она? Я немедленно… - Не надо, Мишель, ей нужен покой, а не ты и не я, - в голосе звучала бесконечная усталость, Владимир не мог и представить, что будет проклинать день, когда к нему вернулось родовое имение. Слышавшая обрывки разговора Марья Алексеевна вдруг крикнула: - Не смейте! Моя девочка… Верните её мне! – Репнину пришлось схватить за руки друга, в последней вспышке ярости кинувшегося к княгине, но заставившего себя остановиться и глухо бросившего другу: - Пусти… Этот демон, как ни странно, всё-таки женщина. Полыхающие отчаянной ненавистью глубокие глаза барона были последним, что княгиня успела запомнить прежде, чем её рассудок погрузился во мрак. 7 --- Марья Алексеевна путала дни с видениями. Допросы, камера, свидания с детьми перемешались с кошмарами, в которых от неё уносили новорожденное дитя, и вот её умоляет о пощаде хрупкая девушка. Во сне княгиня знала, что крепостная, привязанная к столбу и кричащая от боли – её дочь, но собственный крик застревал в горле, и остановить наказание она не могла, слыша свист кнута. Перед ней мелькали лица, лица, мужа, детей, лицо Николя, обретающего черты Анны, а затем оборачивающееся следователем. Позже возникло новое лицо – участливого господина, мягко спрашивающего и серьёзно качающего головой на ответы невпопад, княгиня вздрогнула, когда ей послышался голос Корфа, истошно завопила, провалилась в темноту, и очнулась, увидев над собой балдахин в собственной спальне. Привстала на локте, повернула голову и обнаружила рядом высокую крепкую женщину средних лет. - Проснулись? Вот и славно, сейчас умоемся, потом покушаем, – незнакомка обращалась с её сиятельством, как с несмышлёнышем. - Ты кто? – Марья Алексеевна пыталась понять, что с ней произошло. - Ишь ты, второй месяц за ней хожу, познакомиться решили. Ну, будем знакомы, меня Степанидой Ивановной величают. Доктор велел меня в дом взять, он меня двадцать лет знает, давненько я при лечебнице служила, а вот довелось и у знатных господ больших детей нянчить, - голос удовлетворённо гудел. - Я была больна? - Думаешь, теперь здорова? – сиделка глядела испытующе, - Помнишь хоть, что натворила? Княгиня откинулась на подушки. Перевела взгляд за окно, прислушалась. Весна, весна точно. А тогда была зима. Несколько месяцев в беспамятстве. Женщина застонала, вновь, как наяву, перед её глазами встала окровавленная спина. Слабым голосом прошептала, не надеясь, что её поймут: - Как она? - О ком это Вы? – сиделка заподозрила, что её подопечная приходит в себя, и умерила обычную с больными фамильярность, - Коли о дочерях, обе живы, здоровы, слава Богу, - Степанида Ивановна на миг призадумалась, и продолжила угрюмо: - А коли о той, кого со свету сжить хотели, не радуйтесь, и она жива. Марья Алексеевна облегчённо прикрыла глаза, теперь могла вспоминать, слушая словоохотливую женщину: - Никак лучше Вам? Скоро доктора звать буду, отдыхайте пока, - совсем тихо, думая, что её не услышат, сиделка прибавила, - Перед каторгой. Княгине многое стало ясно. Рассудок не выдержал потрясения, оставил её, но вернулся вместе с памятью. Марья Алексеевна восстанавливала одно за другим события последнего года. Вот она бросает яд в графин Ивана Ивановича, потом подделывает расходные книги, выгоняет младшего Корфа из его поместья, находит ряженую крепостную, которую принимает за побочную дочь мужа… Дальше мысли отказывались повиноваться – слишком больно, но пришлось вспомнить и то, как выпоротая по её приказу до полусмерти девушка оказалась её собственной дочерью. Разоблачение, арест, ненависть Владимира, которому, как и прежде, вместе с домом принадлежит Анна. Если он узнает, кто она… Что дочь убийцы отца в полной его власти… Глаза княгини помутнели от ужаса, она застонала, вызвав внимание Степаниды Ивановны: - Что с тобой, опять? Марья Алексеевна быстро догадалась – ей придётся играть роль, и капризно потребовала: - Дайте мою девочку! Я оправилась после родов, покажите её мне! Где эта несносная кормилица? - Эх, ты опять… Я уж думала, в себя приходишь… Ну уж не к добру бы тебе было. - Я хочу встать! - Можно, давай, сейчас умоешься, оденешься. Хочешь спуститься к завтраку? - Хочу, - княгиня сложила губы. За столом сын и дочь, отвыкшие от её присутствия в столовой, насторожённо поглядывали на преспокойно сидевшую на своём обычном месте мать, повелительно отдававшую распоряжения: - Андрюша, сразу после завтрака учить французский! Не вздумай сбегать на речку с этим несносным Корфом! А ты, Сонечка, всё за мольбертом, тебе не грех погулять. Лизу я оставила взаперти, непоседу пора проучить, пойдёшь с нянькой, - про себя её сиятельство прикидывала, куда могла деться дочь Марфы. Князь Андрей вжал голову в плечи, вновь почувствовав себя ребёнком, глаза Сони наполнились слезами жалости. - Маменька, - мягко молвила она, - Мы уже выросли. - Тише, - прошипел князь, - Ты забыла, что с ней будет, если очнётся? И так я сам не знаю, как уговорил Владимира. Девушка с трудом досидела до кофе, и сбежала в сад. Марья Алексеевна важно прохаживалась по дому, за ней, как тень, следовала Степанида, пристально наблюдая. Княгиня отдавала приказы, нарочно путая имена, требовала прибрать в детской игрушки и грозилась вычесть из жалованья гувернантки разбитую Лизой чашку. Дворовые чуть не шарахались от барыни, повинуясь более её опекунше, делавшей им знак не перечить. Андрей, поразмыслив о произошедшей с матерью перемене, послал записку Владимиру. 8 --- Княгиня, ненароком услышав перешёптывания брата с сестрой, поняла, ей многое нужно узнать. Рядом с гостиной была маленькая каморка, не раз использованная для подслушивания и подглядывания, и на сей раз Марья Алексеевна решила воспользоваться ею. Но, увы, Степанида Ивановна не хотела потакать прихоти сумасшедшей. Её сиятельству пришлось изображать обиженное недовольство, жаловаться на детей, не устающих придумывать шалости, и неожиданно сиделка сдалась: - Ну ладно. Только и я с тобой в чуланчике посижу, - посмотрела с явным подозрением. Женщины устроились в тесноте. Вошедшие вскоре князь с княжной волновались перед встречей. Соня пристроилась на диване, Андрей расхаживал из угла в угол, подготавливая речь. Потом обратился к сестре: - Тебе последнее время, случайно, не доводилось видеть баронессу? - Ты считаешь наши встречи неподобающими, но я всё равно заходила поздравить со свадьбой. - Сонечка, ты должна заботиться о своей репутации, чтобы удачно выйти замуж. Раньше никому до неё дела не было, никто ничего не знал, но теперь уезд гудит сплетнями. Впрочем, хорошо, что зашла. Как она себя чувствует? Девушка задумалась, ей явно хотелось дать более благоприятный ответ: - Конечно, гораздо лучше, но, боюсь, прошлое не стёрлось в её памяти. Со мной они очень приветливы, но до прежней жизнерадостности далеко. Андрей нахмурился. - Владимира сложно будет уговорить, всегда был упрям. Если кто сможет на него повлиять, так это ты. Боюсь, если мы утаим от него начавшееся выздоровление маменьки, он узнает без нас и тогда слушать ничего не будет, потребует вернуть её в лечебницу, а то и под суд отдать. Марья Алексеевна елозила в нетерпении, покусывая палец, чтобы не забыться и не выдать своего присутствия. Владимир женат! Это очевидно из разговора. На какой-то сомнительной особе, которая ныне барыня её Ане! Невыносимо. И какое дело барону до Сони, которую он всю жизнь почти не замечал? Наконец, явился тот, кого ожидали. Княгиня подглядывала сквозь щёлку на по-прежнему красивого, несмотря на необычную серьёзность, молодого человека. Неудивительно, что когда-то негодница Лиза совсем голову потеряла. Не похож на счастливого молодого мужа. Долгорукая отметила, что с другом Владимир поздоровался весьма церемонно, княжне, напротив, поцеловал руку тепло и почтительно. - Зачем ты меня звал, Андрей? – глубокий голос не терял времени на любезности. - Вольдемар, маменька сегодня спустилась к завтраку, мне кажется, ей лучше. - Вот как? Марья Алексеевна более не нуждается в домашнем уходе? - Ты не так понял, - князь заторопился с ответом, - Она встала, но, как и ранее, не в себе. Маменька думает, что мы дети, она сама безобидна, как ребёнок. - По-прежнему требует вернуть ей украденную маленькую девочку? – лицо барона исказило подобие усмешки, больше похожее на гримасу боли. - Сегодня не слышал, но, боюсь, вернётся и это. - Что ж, спасибо, что рассказал, я отправлюсь в город… - Володя, прошу тебя, - князь Андрей взмахнул руками, беспомощно оглянувшись на сестру, - Не нужно. Мама безобидна, уверяю тебя, а если она вернётся в это страшное место, ей опять станет совсем плохо. Глаза барона сузились, но вмешалась Сонечка: - Владимир, за маменькой тщательно присматривают, она никуда не уйдёт, ничего не помнит и совсем беспомощна. Быть грубым с юной княжной, которой Корф считал себя бесконечно обязанным, барон не мог. Ответил ей мягко и терпеливо: - Соня, я только ради Вас не стал возражать против смягчения участи Марьи Алексеевны. Но она совершила слишком много жестокости, убийство отца мне даже легче понять, его покровительство связи покойного Петра Михайловича было постыдным, но зверство с Анной выходит за всякое разумение. Мне тяжело говорить Вам это о Вашей матери, но она слишком опасна. Едва к ней вернётся рассудок, даже Вы не сможете отговорить меня от принятия надлежащих мер предосторожности. Бедная девушка уткнулась в платок, понимая бессмысленность возражений. Андрей удовольствовался отсрочкой и, желая задобрить соседа, сказал на прощание: - Передай от меня поклон жене. Жаль, я не смог заехать поздравить… - Не беда, нам было довольно поздравления твоей сестры, - Владимир вновь поцеловал руку девушки, - Вы желанная гостья в нашем доме. - Я всегда рада видеть Вас и Анну. Только, - она замялась, - Я боюсь невольно напомнить ей об этом кошмаре. - Нам пришлось научиться стойкости. То, что нельзя забыть, вспоминаем, как пережитую болезнь. Вас, - в голосе зазвучала нежность, - Мы забывать не хотим, - с тем и откланялся. 9 --- Брат с сестрой продолжили прерванный появлением гостя спор: - Слава Богу, Владимир не настаивает, но тебе не следует принимать его приглашение, разве что изредка. О близкой дружбе с Анной и речи быть не может, - произнёс молодой князь назидательным тоном. - По-твоему, с крепостными можно только развлекаться? – возмущённо ответила раскрасневшаяся княжна. - Когда ты перестанешь попрекать меня ничтожной слабостью, за которую я и без того заплатил слишком дорого! - Я не могу обвинять Натали, сама на её месте поступила бы точно так же. - И напрасно. Я ведь услал Татьяну, выдал её замуж, после собственной женитьбы даже не виделся бы с ней, но Натали ничего и слушать не захотела! Боюсь, Мишель настроил её против меня. - Как ты не понимаешь! Натали не нужно было настраивать, твоё стремление избавиться от бедной Тани и собственного ребёнка возмутило её ещё больше. - Надеюсь, княжна не считала, что я должен жениться на крепостной, - прозвучало весьма язвительно. - Нет, но признать… - Потом сама бы меня попрекала! - Это бессмысленный разговор. Теперь, после свадьбы Михаила и Лизы, примирение между вами невозможно. Андрей помолчал. - Корф настоящий безумец. Анна красива, не спорю, прекрасно воспитана, но её происхождение… Хуже того, как подумаю, что её секли голой на глазах кучера и управляющего, - князя передёрнуло, - Репнин такой мысли не выдержал, а ведь был в неё не на шутку влюблён. От Владимира никогда не знаешь, что ожидать. - Он любит свою жену! - Да, несмотря ни на что, ей повезло. Любая на её месте согласилась бы вытерпеть порку, лишь бы стать потом баронессой. - Ты говоришь мерзости, слушать не хочу! – Соня быстро вышла из гостиной. Её брат постоял, пожал плечами, и направился к двери вслед за ней. --- Спрятавшиеся женщины покинули свой тайник. Княгиня приходила в себя от услышанного. Барон Корф женился на собственной крепостной, очевидно, не подозревая о её подлинном происхождении. Первое возмущение, что гадкому распутнику всё-таки досталась её дочь, бессильно улеглось в понимании – судьба Ани не могла сложиться удачнее после произошедшего. Даже сумей княгиня доказать подмену девочек, громкий скандал сделал бы известным и позорное наказание княжны. Анна едва ли смогла бы сколько-нибудь пристойно выйти замуж. С этим пришлось смириться, и мысли Марьи Алексеевны обратились к кукушонку – Лизе, но и здесь княгиню ждала досада. Дочери Марфы, очевидно, удалось избавиться от Забалуева и найти себе нового мужа, похоже, брата бросившей князя Андрея невесты. Когда она появится в родном доме? Дама сердито нахмурилась и бросила молчавшей сиделке: - Я хочу прогуляться. - Не спешите, сударыня, - Степанида Ивановна не спускала глаз со своей подопечной, - Вы, я вижу, опамятовались, пойдёмте-ка в спальню, посидите под замком, пока доктор с урядником не приедут. - Что? Как ты смеешь… - Это Вы, Ваше сиятельство, больно смелая стали, - сиделка явно смеялась над ней, - Набедокурили так, что чертям тошно, и думаете, как с гуся вода сойдёт? Мне велено доложить сразу, как к Вам разум вернётся. Княгиня попыталась вывернуться: - Меня опять не слушаются? – произнесла нарочито плаксиво. Опытная женщина, много лет ходившая за сумасшедшими, пожала плечами. - Морочьте меня, сколько угодно, Платона Кузьмича не обморочите. Не первая будете, кого он на чистую воду выведет, а то злодеи многие за помрачением ума прятаться хотят, не тут-то было. В растерянности Марья Алексеевна просительно пробормотала: - Неужто выдашь меня? Степанида Ивановна ответила изучающим взглядом, подумав, стала рассуждать вслух: - Как тебя заберут, и меня за порог выставят. Жалованье князь положил хорошее, дом богатый, в комнате такой я отродясь не живала, дворня почтительна. Да и барон Корф одаривает, чтобы я ему докладывала, как ты, не верит сыну твоему. Чем не житьё на старости лет? А у тебя, я так понимаю, денежки свои припрятаны, так, что никто и знать не знает, больно ты хитра. Удовлетворённо поглядев на усердное кивание княгини, изрекла: - Я тебя не выдам, а ты не скупись. И чтоб шагу без моего ведома не делала, - в голосе зазвучала угроза, - Новой беды я тебе натворить не дам, глаз не спущу. Живи дома, в довольстве, хватит с тебя, и того много. А чуть что заподозрю… - заканчивать необходимости не было. Марье Алексеевне пришлось смириться, затаиться, по крайней мере. Ночью они вместе дошли до дальней комнаты, где у княгини давно заведён был тайник. Она открыла его так, чтобы её цербер не могла понять, как добраться до денег, и дала несколько золотых. Вернувшись, попросила подробно рассказать ей новости. Степанида Ивановна сама не прочь была поговорить, с любопытством наблюдая за действием своих слов. - Дворня болтает, сынок твой девку одну обрюхатил, пока скучал перед свадьбой, Татьяну. - Помню корову дебелую, - нетерпеливо прервала княгиня, это её не интересовало. - Ну, так теперь её не увидишь. Княжна застала, как они миловались, услышала, как жених её уговаривал таить, от кого брюхо, обещал одарить на приданое, ну и порвала помолку, только её и видели. Кто-то усмехнулся, не больно ей надо было в семью входить, где в доме убийца безумная живёт, вот и не стала тянуть, а то ведь многие барышни на шашни сквозь пальцы, ежели жених богат да знатен. Потом уж станет хозяйкой, спуску не даст, а княжна Наталья Александровна не пожелала. Едва уехала, брат её тут как тут. Зять твой двоежёнцем вышел, ох и выдала ты дочку, брак расторгли, князь Репнин предложение сделал. Андрей Петрович поломался, дескать, поспешно слишком, но с Лизаветой Петровной спорить – ни Боже мой, а уж тем паче такому тюфяку, прости Господи. После Пасхи, едва отхристосовались, свадебку и сыграли. На день или два вслед за бароном Корфом, что на дворовой своей женился, чудной человек. Княгиня затаила дыхание, надеясь услышать подробности. Сиделка покачала головой: - Ох, на что тебе нынешняя баронесса? Неужто мало её отходила? Не верю, что совесть тебя заедает, не из таких ты. - Я тебя не учить меня просила, рассказывай, - раздражённо бросила Марья Алексеевна, успевшая привыкнуть к фамильярности сиделки. - Что рассказывать-то? Поправилась девка, хотя, говорят, прежде краше была, да ему всё одно милее белого света, вот и повенчался с ней. Чего в жизни не бывает, - женщина вздохнула, - Красавец писаный, богатый, барон, любая бы пошла за него с радостью, денег бы принесла, родню привела знатную, а вот полюбилась ему сирота крепостная, даром что воспитанная лучше барышни, всё одно ни роду, ни племени, и показаться с ней нельзя нигде. - Она не крепостная! – возмутившись, княгиня чуть не выдала свою тайну. - Конечно, он ей вольную вперёд выдал, да невелика разница, - на счастье Марьи Алексеевны, рассказчица не заметила чрезмерного волнения. Долгорукая прикусила язык, боясь, что за свои деньги Корф получит интересную историю, и Бог весть как отнесётся к известию, что его жена – дочь убийцы его отца. Засыпая за запертой дверью, дама, вынужденная притворяться безумной, размышляла о никогда не называвшей её мамой Анне, о Владимире, муже обретённой и потерянной дочери, не зная, что в этот день зять думал о ней не меньше. 10 --- Барон возвращался от Долгоруких, как и пришёл, пешком. Дорогой, подставив лицо ветру, раздумывал о женщине, непреклонность к судьбе которой ему пришлось старательно изображать. За Марьей Алексеевной нужен тщательный присмотр, она способна на любое преступление, но Владимир отдавал себе отчёт, что постарается избавить от заслуженной каторги мать жены, хотя Анна не догадывается о родстве. Он сам узнал накануне венчания, и твёрдо решил скрыть от возлюбленной тайну её происхождения. Вечером перед свадьбой Анна рано поднялась к себе, жених посоветовал ей побольше отдохнуть, и отправился в кабинет привести в порядок бумаги. Лакей доложил о женщине, желающей видеть барина. Владимир смутно помнил Марфу, виденную в детстве, но узнал её, спросив без уверенности: - Марфа? Я не ошибся? Та улыбнулась: - Ничуть, барин. Сколько лет прошло, выросли Вы, жениться собрались. - Хочешь поздравить? - Не с чем. Знаете, кого в жёны берёте? - Знаю отлично, тебя это не касается, - прозвучал холодный ответ. - А вот и не знаете, Владимир Иванович, - в голосе слышались победные нотки, Марфа быстро продолжила, боясь, что её перебьют: - Батюшка Ваш не простую холопку растил. Думал, она дочь князя Долгорукого, лучшего друга. - Вот как? – инстинкт заставил барона говорить как можно меньше, изобразив холодное безразличие. - Ошибался он, - в глазах появился лихорадочный блеск, - Совесть его, бедного, тревожила, что позволил Петру Михайловичу встречаться со мной у себя, - Лучше бы не позволил, - барон утратил сдержанность, Марфа вызывала у него отвращение. - Отчего же? Княгиня тоже гуляла, даром что вид строгий, всё наружность одна. - Мне до этого дела нет. - А вот и есть! Она от любовника дочь прижила, а я от князя, в один день родили мы. Только потом всё по справедливости решилось. Мне помог Господь подменить младенцев, родная дочь княжной стала, а приблуда – холопкой, - голос перешёл в визг, - Вашей холопкой, на которой Вы жениться надумали, ума, видать, решились. - Не твоего ума дело, - Владимир старался не выдать волнения, - Кто поверит такому глупому рассказу? - Марья поверила! – женщина торжествовала, - Оттого не в себе нынче. Спросите своих людей, они меня видели здесь. Спросите, грозилась ли потом барыня дальше наказывать свою холопку. - Это ничего не значит. Возможно, Марья Алексеевна действительно считала Анну побочной дочерью покойного мужа, ты её разубедила, она и поняла – напрасно сердилась. - Мне врать на что? Я Вам, в память батюшки Вашего, добра хочу, чтоб не женились на проклятой, на дочери убийцы… - Одними разговорами толку не добьёшься, я тебе не верю, - солгал барон, - Пошла вон. Или нет, - он позвонил, подождал слугу и велел: - Запереть эту женщину во флигеле, в комнате, где решётки, на два дня, чтобы никому ни слова. Есть и умываться давайте, а потом я распоряжусь, как с ней быть. - Не смейте! Я вольная… - её никто не слушал. Лакей вызвал подмогу, Марфу без труда скрутили и увели, не обращая внимания на её крики, которые, к счастью, не могла слышать Анна из своей комнаты. Барон спустился на кухню поговорить с Варварой. - Марфа приходила в дом в тот день, когда Анну выпороли? - Да, барин, уж не знаю, к добру или к худу. С её сиятельством они говорили долго в комнате Аннушки бедной, потом Марфа вышла, глаза горят, как у кошки, улыбается так, что мороз по коже, а княгиня за ней вскоре, лица нет, доктора потребовала для Ани. А нынче что ей занадобилось? - Не бойся, Варя, не получит она, за чем пришла. Владимир беспокоился, как заставить Марфу молчать, но любые действия решил предпринять после венчания, когда никто не сможет разлучить их с Анной. Вновь вспоминал день, когда увидел жестоко избитую возлюбленную, и другие дни, полные боли, волнений, надежды. 11 --- Вернувшись домой как законный владелец поместья, господина Шулера барон не застал. Григорий передал записку, где благоразумный Карл Модестович уведомлял, что если хозяин не станет беспокоиться о некоторых огрехах в расходных книгах, то и бывший его управляющий забудет о виденных им телесных приметах известной особы. Владимир заставил себя понять – исчезновение пройдохи – лучше, на что он может рассчитывать ради спокойствия Анны. Зайдя в её комнату и убедившись, что девушке не стало хуже, барон расспросил дворовых о причине наказания. Никто ничего толкового не мог ему доложить. Известно лишь, что Анну поймал и привёл в поместье немец, княгиня говорила с ней и приказала отвести на конюшню, верно, до смерти запорола бы, не вмешайся княжна Софья Петровна. Конюх бормотал: «Мы люди подневольные, я думал, законная барыня, вот и сделал, что велела. Бог даст, выживет холопка Ваша – услышав «холопка», Владимир вздрогнул, - я концом кнута стегал, пока барышня не прибежала». Понимая, что с крепостного спрашивать нечего, хозяин отослал его в дальнюю деревню, велев помалкивать, не то легко не отделается. Вызвал доктора Штерна, терпеливо объяснившего, что самое опасное для пациентки – горячка, глубоких ран на ней нет, рубцы тонкие, очень болезненные, но внутренние органы, по видимости, не повреждены. К вечеру в поместье приехал Репнин, весь день разбиравший что-то в документах о фальшивомонетчиках. Перед князем появилась надежда быть восстановленным в службе, и он только к вечеру добрался до поместья Корфа. Робко спросил угрюмого владельца: - Как Анна? - Спит, хуже ей не стало. Всё решат ближайшие несколько дней. - За что Марья Алексеевна наказала её? - По всей видимости, за побег. Может быть, ненависть к отцу распространилась на всех, кто был ему дорог. Ничего внятного никто сказать не может, управляющий бежал, да и чёрт с ним. - Господи, я был уверен, для Анны худшее позади после ареста Забалуева, что имение принадлежит Лизе! Отпустил её… - Что значит отпустил? Я узнал, что Анну привёл Карл Модестович, думал, он нашёл-таки её в таборе… - Анна решила уйти в столицу, мы встретились у могилы Ивана Ивановича. Я уверял её, что раз Лиза хозяйка, боятся ей нечего, но она не слушала, не могла смириться, что она всего лишь холопка, пусть у доброй барыни… - Ты считаешь, она должна была прийти в восторг? Миша замялся. - Нет, конечно, но в её положении это было не так уж и плохо. - По сравнению с тем, что произошло… Но требовать от неё радоваться уже тому, что не секут до смерти, не продают подонку, не слишком ли? - Ты не так понял! – Репнин совсем потерялся, - Просто, мне и в кошмарном сне привидеться не могло такое. - Мишель, не думай, что я обвиняю тебя, я себя простить не могу, что не отдал Анне вольную. Князь, не ожидавший от друга безудержного горя из-за девушки, прежде, как ему казалось, вызывавшей у хозяина неприязнь и желание унизить её, с удивлением глядел в потухшие глубокие глаза. - Володя, теперь ты освободишь её? – решился задать главный вопрос. - Конечно, - барон показал другу бумагу, - Как только ей станет лучше и она будет в состоянии подумать о жизни на свободе, я отдам ей вольную. Друзья помолчали. Михаил, думая, что, объяснившись в любви девушке, обязан будет заботиться о ней, не представлял себе общее будущее с ней. Сможет ли она пойти на сцену, как собиралась? Или душевные раны не затянутся до конца дней? Владимир молчал, уйдя в себя и не обращая внимания на князя, вскоре откланявшегося, уже поздно, а он остановился с сестрой у Долгоруких. Перед сном барон заглянул в каморку, и тихонько шепнул Варваре – до выздоровления Анны забота о ней – единственная обязанность доброй женщины. Через несколько дней доктор Штерн заверил – опасность позади, горячка отступила, раны затягиваются, и вскоре пострадавшая сможет встать на ноги. Девушку осторожно перевели в прежнюю комнату. Владимир часто заходил к ней, старался отвлечь от мрачных мыслей, и вскоре догадался – она угнетена скорее позором, чем болью. Целуя руки, шептал: - Не думайте об этом, Анна, весь позор – на сумасшедшей княгине, Вы не виновны, и стыдиться Вам нечего. Карл Модестович сбежал, кучера больше не будет в усадьбе, но он рассказал, как Вы отказывались клеветать на отца. Я восхищаюсь Вами, Анна, а отец гордился бы. Больная не отвечала, глядя на хозяина задумчивыми устремлёнными вдаль глазами. 12 --- Марью Алексеевну допрашивали безуспешно. Следователь заподозрил притворство, но вызванный из Москвы опытный врач подтвердил помрачение рассудка, и предложил направить её сиятельство в лечебницу. Платон Кузьмич особенно заинтересовался требованием женщины вернуть ей девочку, спросил князя Андрея, не было ли у него умершей в младенчестве сестры. Получив отрицательный ответ, счел его новым доказательством умопомешательства. Долгорукий пришёл в ужас, что его мать окажется вместе с больными самого подлого звания, в лечебнице различий не существовало, и попытался уговорить доктора поселить княгиню в поместье, как не представляющую опасности. Урядник не решался дать подобное разрешение без согласия барона Корфа, но ради Сонечки Владимир смирился с домашним арестом под присмотром опытной сиделки, рекомендованной врачом. Степаниде Ивановне барон без обиняков объяснил, что стремится обезопасить будущее высеченной девушки, воспитанницы отца, которая, по несчастью, не получила вовремя выписанную ей вольную, и проявленная княгиней жестокость к которой свидетельствует о неукротимой злобе, способной вернуться вместе с рассудком. Женщине Владимир втайне стал платить не меньше, чем Андрей, потребовав взамен рассказывать ему о всяких изменениях в сознании пациентки. --- Ещё неделя, и Анна начала вставать, ходить, поддерживаемая Варварой. Комнату не покидала, но её одевали в домашнее платье и причёсывали, чтобы девушка могла, сидя в кресле, принимать гостей. О ней не уставала справляться Соня, княжна обсудила с Владимиром, сможет ли Анна видеть её без ухудшения самочувствия, вызванного воспоминаниями, и решилась на встречу, на которой горячо просила прощения за несправедливость и боль, причинённую подруге обезумевшей княгиней. Анна оживилась, на ресницах дрожали слёзы благодарности за участие и за разговор, как с равной – добрая княжна, полная сострадания, и думать забыла, что перед ней – всего лишь крепостная. Андрей возражал против визитов одной к холостому повесе – Анны в глазах общества не существовало, и ради приличия сопровождал сестру, боясь разгневать друга, даже зашёл один раз к больной выразить соболезнования. Ему было неловко просить прощения у особы столь низкого происхождения, вспоминая к тому же обман, из-за которого князь не раз с восхищением целовал руки Анны, но пристальный взгляд барона заставлял его трепетать. Зашла пару раз и Лиза, вовсе не считавшаяся с братом, держалась просто, дружелюбно, болтала о собственных делах, заражая всех уверенностью, что беды бесповоротно уходят. --- Встречи с Михаилом почти не трогали девушку, давно понявшую безнадёжность их отношений. Что общего у князя и крепостной, даже если барин даст ей вольную? Владимир не мешал им, оставляя наедине, но бывшие влюблённые не знали, что сказать друг другу. Репнин чувствовал себя виноватым, пытался выразить это, но Анна слегка нахмурилась и покачала головой, останавливая многословные извинения. Он смотрел на былую возлюбленную, понимая, что никогда не знал её. Анна вошла в его жизнь видением, мечтой, и князь так и не сумел принять её действительный облик. Намёки самой девушки на какую-то тайну, предостережения друга привели молодого человека к уверенности – Анна – побочная дочь Ивана Ивановича, а Владимир недолюбливает сестру, не в силах простить отцу обиды за мать. Открытие истинного положения дел привело князя в шок, он и слушать не пожелал объяснений, злясь на загадочную красавицу за крушение собственных фантазий. Всё же Михаил оказался увлечён достаточно сильно, чтобы вернуться, просить прощения за грубость. Разум заставлял понять – Анна не виновна перед ним, даже не лгала, но душа не принимала неравенства, делавшего невозможным брак. Предложить девушке стать его содержанкой язык князя не поворачивался. Необходимость защитить беглую крепостную от ужасной участи рабыни человека настолько жестокого, что даже снисходительные к подобным шалостям власти выслали его из столицы, позволила откладывать всякое решение, и пуститься в приключения в таборе и поместье Забалуева. Но теперь, глядя на хрупкую, как снежинка, и бесконечно далёкую девушку, князь терялся в своём отношении к ней. Жалость, чувство вины, восхищение стойкостью, с которой Анна смогла оправиться от пережитой боли и позора, оставили ли хоть каплю любви? Серые глаза глядели безучастно, обладательница их вежливо внимала рассказам о расследовании, и довольно скоро просила извинить её, она очень устала, к тому же не хочет отнимать много времени у занятого человека. --- Михаил позволил себе заподозрить, что Анна не так уж и рада ему, пожалуй, меньше, чем Владимиру, порой заходившему в комнату. Расследование, в которое вмешалась неуёмная Лиза, привело к неожиданному открытию: Забалуев – многодетный отец семейства, и первая его супруга пребывает в добром здравии. Двоежёнец! Расторжение брака княжны Долгорукой стало вопросом времени, причём не долгого. Репнин оказался в положении, когда совместные поездки с дамой накладывают определённые обязательства, на которые прозрачно намекнул князь Андрей, понимающий, что после многочисленных скандалов выдать замуж сестёр, особенно старшую, будет нелегко. Сложившие обстоятельства не были неприятны Михаилу, и впрямь увлечённому девушкой, в противоположность Анне излучающей жизнерадостность, к тому же подходящего происхождения, но совесть его тревожила. Князь решил признаться Владимиру в щекотливой ситуации. Барон выслушал его холодно и спросил без обиняков, было ли у Михаила намерение жениться на Анне после того, как ему открылось её происхождение. Молчание опустившего глаза Репнина ответило более чем красноречиво, и Владимир, не допрашивая далее, взял объяснение с девушкой на себя. 13 ---- Барон зашёл к Анне вечером, предложил выпить вместе чаю, девушка охотно согласилась. Казалось, она начинает оттаивать, и Владимир с болью думал, как скажется на любимой новый удар. Наконец, решился: - Мишель последнее время так увлёкся своим расследованием, и Лиза охотно занялась необычным развлечением. - Я очень рада, что её судьба устраивается хорошо, - ровным голосом ответила Анна, - Брак Лизы был неудачен, она теперь избавлена от Забалуева, и сможет выйти замуж за достойного человека. На днях, помните, княжна заходила, Лиза поделилась со мной надеждой на особенное внимание князя Репнина. - Вот как? Вас это не удивляет? - Отчего же? Думаю, они способны сделать друг друга счастливыми. Растерянный, Владимир выдавил: - Простите, у меня нет права вмешиваться, но Ваши с ним чувства… - О глубоких чувствах не могло быть и речи, после того, как князю стало ясно моё происхождение, только его жалость и моя благодарность. Я была слишком наивна, обманывая себя, а теперь признательна Михаилу Александровичу за участие, и желаю ему счастья, - на тонком лице не дрогнул ни один мускул. - Анна, Вы… - собирая мысли, барон потёр лоб, и не успел помешать девушке продолжить: - Конечно, Вам я благодарна не меньше, Вы очень добры ко мне, я не знаю, смогу ли отплатить Вам когда-нибудь. - Господи, какая благодарность! Я виноват, не отдав Вам вольную сразу после смерти отца и допустив этот кошмар, - он опустился на колени, целуя ей руку, - Сможете ли Вы когда-нибудь простить меня, Анна? - Не надо себя винить, Владимир, видно, такая моя судьба, чем я лучше других подневольных? Мне слишком везло, однажды пришлось заплатить, - Анна спокойно говорила о том, что обдумывала долгие дни болезни, не отнимая руки, которую барин продолжал покрывать горячими поцелуями. Девушке хотелось погладить тёмные волосы человека, так отчаянно раскаивавшегося в жестокости, не сравнимой по силе с жестокостью едва ли, она думала, сожалевшей княгини. Анна искренне благодарила хозяина за заботу, но не хотела пробуждать в душе новые бесплодные надежды. Думать о будущем Анна не спешила, мысль о сцене не вызывала ни малейшего желания стать актрисой, блестящая мишура мира кулис казалась одной из иллюзий, обречённой рассыпаться горьким прахом. Дай Бог, к Пасхе она сможет чувствовать себя достаточно хорошо, а прежде девушка хотела лишь покоя и довольствовалась заботой, которой её во время болезни окружали в доме Корфа. Внезапно, так, что Анна вздрогнула от неожиданности, барон поднял голову, попросил подождать минуту, вышел и вернулся с вольной. Вложил документ в маленькую ручку и попросил девушку выйти за него замуж. Ошеломлённая, вспыхнувшая, бывшая крепостная пыталась сказать, что он пожалеет о безрассудном порыве, но Владимир не позволил ей вымолвить ни слова: - Анечка, девочка моя, не думай, что моё решение – дело минуты. Я всю жизнь обожал тебя, и всю жизнь прятался. Бесился, что не могу открыто добиваться твоей любви, ревновал, мучил тебя, родная. Думал, свет, служба разделяют нас непреодолимо, но теперь я свободен любить тебя, ничто мне не дороже надежды на счастье с тобой, Аня, я не могу быть счастливым без тебя. Прошу тебя, позволь мне объявить перед всеми, что наши жизни принадлежат друг другу, что никто и ничто не разлучит нас, - барон не сводил глаз с возлюбленной, не позволяя ей усомниться в его искренности. Глубокий голос обволакивал, Анна боялась проснуться, вдруг заплакала, обнимая Владимира и шепча: - Я никогда не смела даже мечтать о тебе… - Я был не храбрее, - барон чувствовал, как его нежность растапливает лёд, сковавший Анну, и благодарил Бога, что ему подарена любовь. --- Венчание назначили сразу после Пасхи. Доктор Штерн, призванный к ответу, заверил – телесное здоровье невесты к тому времени восстановится достаточно, а душевное он с чистой совестью передаёт под опеку барона Корфа. Анна скоро после помолвки стала выходить на улицу под руку с женихом, они вместе гуляли сперва по морозу, потом Владимиру всё чаще приходилось переносить её через ручейки растаявшего снега, на бледных щеках девушки заиграл румянец, она улыбалась. Но нередко взгляд её останавливался, и встревоженному возлюбленному Анна однажды призналась – то, о чём мечтает забыть, порой приходит во сне. Владимир не ответил, молча обняв её и заверив – кошмары исчезнут, после свадьбы наверняка. Молодые люди узнали об обручении князя Репнина с вернувшей прежнее имя княжной Долгорукой, ставшем возможным после расторжения помолвки брата невесты с сестрой жениха. Князь Андрей, по презрительному взгляду Натали, возвращающей кольцо, немедленно понявший – надежды на примирение нет, горячо одобрял брак, позволяющей ему снять с себя заботу хотя бы об одной из сестёр. Приближалась Пасха, а с ней и обе свадьбы. Лиза назначила день чуть позже. Друзья уговорились, что будут присутствовать на венчании друг у друга, Михаил был безмерно рад, что судьба девушки, любовь к которой он не сумел сохранить, устраивается наилучшим образом, и не слушал опасения будущего шурина, что брак барона и бывшей крепостной не приличен. Андрей сослался на дела службы и уехал в столицу, собираясь вернуться к свадьбе сестры и избежать присутствия на скандальном венчании друга, которого вместе с женой пришлось всё же пригласить к Лизе, но Долгорукий уговорил молодых устроить тихое семейное торжество, напомнив о болезни Марьи Алексеевны. Владимиру казалось, тучи над ними развеялись, пока в его кабинете не появилась Марфа. 14 --- Рассказ злобной женщины открыл новую опасность – Анна может узнать, какое чудовище её родная мать, будет страдать, сознавая, что она дочь убийцы отца её мужа. Заперев Марфу и избавившись от угрозы на ближайшие дни, барон думал только о невесте, следующую ночь встретившей его женой. Утром новобрачная проснулась умиротворённой, глаза туманились негой, сквозь дымку которой светилось счастье. Баронесса знала теперь, зачем ей жизнь – сделать счастливым своего мужа. Дождавшись, когда благополучно обвенчаются Михаил и Лиза, Владимир решился навестить пленницу флигеля. Отперев дверь, изобразил добродушную насмешку: - Ну, можешь ступать восвояси, Марфа, Лизе повредить не сумеешь, она замужем, слава Богу. Не понимая, женщина недоверчиво переспросила: - Нешто я кровиночке своей навредить хотела? Зачем Вы на меня поклеп возводите? - Не говорю, что хотела, да только от большого ума свадьбу её расстроить могла. Чего доброго, заявилась бы со своими тайнами на наше с Анной венчание, стала бы кликушествовать, а князь Репнин бы услышал. Ему и так, бедняге, многое невесте простить пришлось – замужем побывала за двоежёнцем, мать сумасшедшая. Услышал бы, что она не княжна к тому же, а побочная дочь, сбежал бы, упаси Бог. У Долгоруких и так скандал за скандалом, репутация Лизаветы Петровны была бы совсем разрушена. Мы с женой обсудили это хорошенько… - Так Вы женились? - Конечно. Твой рассказ кстати пришёлся, даже если врёшь. Анна беспокоилась, что она мне неровня, а, выходит, вовсе нет, - усмехнулся, - Дочь замужней дамы признать незаконной крайне затруднительно, тебе повод нужен был подменить девочек, вот и ухватилась. - Так ведь, - Марфа смотрела на него с ужасом, - Её мать отца Вашего убила. - Он поступил с ней довольно гнусно, она хотела отомстить, да не разобралась в яде. Доктор Штерн сначала удивлялся, почему этот яд привёл к смерти, обычно после него болеют довольно сильно, но выживают, потом списался с кем-то из знающих подобные зелья, оказалось, с крепкими напитками при слабом сердце случается, умирают, - Владимир старался врать как можно небрежнее, придав лицу скучающее выражение, - Откуда княгине знать подробности? Марья Алексеевна хотела ему удовольствие от спектакля испортить, сердита была, что поместье сразу отнять не удалось, не думала убивать. Бывшая крепостная разевала рот, переваривая услышанное, потом выкрикнула: - Не верю я Вам! Не сказали Вы ей ничего! Кто до полусмерти холопку пороть велел? - Анна страдала, что даже на Пасху от всего сердца простить не может, - не замедлил барон, - А подумала, каково пришлось княгине узнать, что она собственную дочь едва не изувечила, Долгорукая ведь рассудок потеряла от ужаса, так и простила. Родную мать не простить нельзя. Равнодушно глядя на бывшую крепостную, Владимир закончил разговор: - Ступай откуда пришла, мне до дела тебя нет. Репнин от законной жены не избавится, сколько бы глупостей ты не разнесла по уезду, а нам с Анной такие сплетни только на пользу. Добиваться признания моей жены урождённой княжной Долгорукой мы не станем, я не служу, о карьере заботиться нет нужды. Свет мне успел надоесть, да и Анна не нашла в столичной суете ничего привлекательного, но если пойдут слухи о благородном происхождении баронессы Корф, как знать, может, и пригодится. Намеренно портить жизнь Репнину я не собираюсь, так что, как решишь, так и будет. Глядя в спину удаляющейся Марфы, барон велел дворне никогда ни под каким видом не пускать её в пределы усадьбы. --- Первая неделя медового месяца прошла почти спокойно. Супруги наслаждались друг другом, но однажды ночью Владимир проснулся, чувствуя дрожь лежащего в его объятиях тела. Не пробуждаясь, баронесса всхлипывала и бормотала что-то невнятное, очевидно, мольбы о пощаде. Пришлось ласково успокаивать её сон, и действительно, вскоре женщина стихла, улыбнулась, но между бровей мужа пролегла горькая складка, которую днём он старательно разглаживал. --- Известие об улучшении самочувствия княгини Долгорукой обещало новые тревоги. К счастью, её состояние пока не позволяла вызвать к ней следователя, но визит к соседям дался Владимиру нелегко, он никогда не любил притворства. Вернувшись, зашёл в гостиную, стоя у дверей, любовался женой, устроившейся на диване с книгой. Юная дама почувствовала его взгляд, подняла голову, улыбнулась, собираясь спросить, где он был и чем озабочен, но муж не желал придумывать объяснения, поднял её на руки и молча понёс в спальню, благо любовь и желание к Анне всегда были в нём неподдельны. 15 --- Репнину по случаю свадьбы даны были только две недели отпуска, после которых князь и княгиня вернулись в Двугорский уезд. Остановились у Долгоруких, и уже через три дня Михаил, навестив друга и потребовав изрядную порцию бренди, обречённо сообщил ему о намерении драгоценной супруги разыскать-таки загадочную Анастасию. Корф поперхнулся водкой, которую предпочитал любимому напитку отца: - Лизавета Петровна не угомонится. Ты бы больше ей занимался, а не этим чёртовым расследованием! - Володя, что ты себе позволяешь! – князь вскинулся, но тут же сник, - Лиза заявила, что пока она не обременена заботами о нашем доме, а я занят службой, она не собирается скучать в родительском поместье. Помолчав, растерянно прибавил: - Она вбила себе в голову, что Марья Алексеевна – не её настоящая мать, что Анастасия – сама Лиза. Знаешь, - Михаил стал серьёзным, - В какой-то мере мою жену нетрудно понять. Княгиня рассудком вернулась лет на пятнадцать назад, когда дети были маленькими, ходит по дому, распоряжается, не обращая внимания, что никто не слушает, меня мороз по коже дерёт от её вида, и Лиза, хотя держится уверенно, в душе побаивается. Да ещё эта мерзкая сиделка бродит, как тень, за её сиятельством, кажется, ухмыляется за спиной. - Переезжайте ко мне. - Нельзя, Володя, Долгорукие нам родня. - Когда возвращаетесь в Петербург? - Пока не знаю. - Непременно заберите с собой Соню, она слишком долго жила с сумасшедшей, а по твоим словам выходит, дело ещё хуже, чем я представлял, раз даже Лизу проняло. Или нет, Андрей на днях уезжает, я скажу ему увезти сестру. - Боюсь, не выйдет. Он слишком занят, и пока не подыскал родственницу, которая бы сопровождала Соню в свете. - Подыскивает? - Не знаю. Мне кажется, ему свободнее без неё в городском доме, хочет, чтобы скандал подзабылся, только тогда вывозить младшую княжну, и то лучше в Москве. Барон в ярости сжал кулаки: - На Андрея рассчитывать не стоит, я могу на него надавить, но бедной девушке будет слишком тяжело. Заканчивай дела, как можешь скорее, и увози обеих из этого проклятого дома. Лизе только предлог нужен убраться, забудет всякие бредни про обменянных младенцев. Репнин отхлебнул ещё. - Боюсь, она проведёт своё расследование раньше меня. Ты представляешь, разыскала акушёрку, которая принимала роды, допросила её не хуже следователя и наслушалась про слабенькую девочку с дурной приметой – родинкой слева, а у неё такой нет, - изрядно пьяный князь пялился на потерявшего дар речи Владимира, не собиравшегося в качестве ответной любезности сообщать деликатные подробности о собственной супруге, вместо того со злостью встряхнувшего гостя за плечи. Опомнившись, Михаил виновато оправдывался: - Можешь представить себе, такой знатный род – единственное прикрытие ужасного происшествия с княгиней, а Лиза сама хочет его лишиться. Немудрено голову потерять от её выходки. - Растолкуй ей, пусть не будит лиха, - барон устал от глупого спора. - Я пытался, Володя, она слушать не хочет… Вздумала разыскать эту Марфу, боюсь, разыскала, пока мы тут сидим… - Что? – Владимир вскочил, - Лиза точно ополоумела, - Ей не нравится мать сумасшедшая, а ведь та тварь не лучше! - Ты её знаешь? - Она была крепостной моего отца. Злобная потаскуха, хорошо, что от неё избавились. - Где она? - Откуда мне знать? Вздор. Куда делся ребёнок Марьи Алексеевны? - Лиза решила, её дочь умерла, и она взяла чужую, чтобы привязать к себе мужа. Барон прикрыл глаза, чтобы удержаться от высказывания, что именно он думает о фантазиях княгини Репниной. Постарался терпеливо объяснить плохо сквозь винные пары понимающему князю: - Ты думаешь, Марья Алексеевна способна растить, как дочь, чужого ребёнка? - Вспомни, за кого она выдала Лизу замуж. Владимир попытался уцепиться за последнюю соломинку: - С братом своими мыслями твоя жена поделилась? - Он пришёл в такой же ужас, как я, но она обратила на него ещё меньше внимания. Не в состоянии представить, к чему приведёт правдолюбие Лизаветы Петровны, Владимир велел заложить карету для неспособного иначе добраться до соседского поместья Репнина, выпроводил друга, попытался смыть с себя прескверные новости и крайне нелицеприятные мысли о женщине, всему свету известной как урождённая княжна Долгорукая, и отправился в спальню, где его ждала деликатно оставившая друзей для спокойной беседы баронесса. 16 --- На другое утро, прикинув время, необходимое другу, чтобы выспаться, а Лизавете Петровне - сообщить супругу сиятельное мнение о нём и о круге его знакомства, Владимир отправился к Долгоруким в надежде утихомирить молодую княгиню Репнину. К несчастью, расчёт оказался неверен. Лиза, не дожидаясь пробуждения благоверного, весьма обиженная и на него, и на барона, вздумала искать Марфу сама. Для начала зашла в усадьбу Корфа, увы, разминувшись с хозяином, поздоровалась с баронессой и попросила у неё согласия на разговор с прислугой, не знает ли кто, где искать одну бывшую крепостную. Удивлённая Анна не возражала. Первым делом дамы позвали Варвару. - Варя, - обратилась к ней хозяйка, - Лиза разыскивает одну женщину, помоги ей. - Да, мне нужна твоя помощь, - затараторила только того и ждавшая княгиня, - Знаешь ли ты Марфу, с которой мой отец встречался здесь? - Знала в прежнее время, - осторожно ответила кухарка, - Да барин покойный давно вольную ей отдал. - Почему он отпустил её? - Лиза решила учинить подробный допрос. - На то его господская воля была, где мне знать. Княгиня нетерпеливо сдвинула брови: - Приходила сюда эта Марфа, после того, как свободной стала? - Бывала, - Варвара была необычайно немногословной, чем вызвала удивление баронессы, мягко заметившей: - Варенька, Лизавета Петровна ничего дурного Марфе не хочет, расскажи ей, что знаешь. - Так, ничего не знаю. Навещала порой, не брезговала. Деньги у неё водились, откуда сначала взяла, не ведаю, потом, говорит, домик сняла, да стала комнаты пересдавать, дела пошли, выкупила домик, давала деньги под заклады. Не то, чтобы разбогатела, но и не бедствует. - Адрес знаешь? - Не взыщите, барыня, я неграмотная, ни к чему мне. - Давно ли в последний раз приходила? – Лиза вновь взяла разговор в свои руки. - Так… - кухарка не знала, отвечать ли правду, но барон велел не пускать Марфу, а о прежнем не запрещал говорить, кто другой из прислуги проболтаться может, и решилась: - Накануне свадьбы барина с Аннушкой. - И месяца не прошло! Зачем приходила? - Простите, Ваше сиятельство, знать не знаю, с барином разговаривала. - Анна, что Владимир говорил Вам о ней? – княгиня с горящими глазами обернулась к соседке. - Ничего ровным счётом, я даже не слышала такого имени. Спасибо, Варенька, ступай. - Постой! – Лизе пришла новая идея, - Когда Марфа в наши края заходила, где останавливалась? - В трактире комнату снимала. - Теперь ступай, - победно изрекла молодая княгиня, и воодушевлённо заверила по-прежнему недоумевающую Анну: - Я непременно разыщу её! - Простите, Лиза, но зачем Вам эта женщина? Бывшая княжна Долгорукая нахмурилась. - Анна, Вы знаете, должно быть, почему мама так ненавидела Ивана Ивановича. - Очень смутно, - Анна говорила тихо, опустив голову и теребя оборку. Открытие тайной комнаты и разоблачение Марьи Алексеевны произошло, когда жестоко наказанная крепостная большую часть времени лежала в беспамятстве. Лиза спохватилась, но отступать было поздно: - Простите, я понимаю, как Вам тяжело, но я твёрдо намерена выяснить до конца. Мой отец был в связи с этой женщиной, в доме Ивана Ивановича происходили свидания… - Господи, какой стыд! – вскрикнула Анна, подняв на подругу большие глаза, - Но убивать из-за этого… - женщина на миг отвернулась, боясь выдать слёзы, - Так вот, - взявшись рассказывать, Лиза не собиралась отступать, - У них была дочь, Анастасия. И я хочу найти этого ребёнка. - Она уже не ребёнок, - откликнулась взявшая себя в руки баронесса, - Вы уверены, что Ваши поиски не повредят ей? --- Княгиня помедлила, но желание поделиться секретом превозмогло: - Мне кажется, я почти уверена, я – это она. - Господи, Лиза… - Анна пыталась остановить подругу, но та с жаром продолжила: - В церковной книге нет записи о моём крещении, все документы составлены позже. Ещё тогда, прежде… - на миг Лиза запнулась, - маменька сказала, что я родилась очень слабой, меня торопились крестить, и обряд прошёл дома, поэтому получилось так. Но я не верю! - Почему? Почему Вы не верите родной матери? - Стала бы родная мать грозить мне поркой? - увидев, как собеседница вздрогнула, поспешила продолжить, - Вызвать замуж за такого мерзкого старикашку, как Забалуев? Я думаю, она очень хотела вернуть внимание отца, поэтому согласилась взять его дочь от любовницы, вместо своей умершей. Да ещё, эта родинка… Повитуха говорила, у меня была родинка, но у меня её нет в этом месте. - Скольких детей принимала эта женщина, неужели всех помнит? Лиза, Ваши предположения не доведут до добра. Марья Алексеевна не в себе, Вы ничего не узнаете точно, зачем допытываться. Что подумают Ваш брат и Ваш муж? Ответное фырканье показало - этот вопрос беспокоит её сиятельство менее всего: - Что они могут думать? Им лишь бы приличия соблюсти, особенно Андрею. А каково знать, что родная мать, - оживление сменилось мгновенной хмуростью. Анна вновь попыталась угомонить правдолюбивую даму: - Вы не можете отвечать за поступки Марьи Алексеевны. Она оказалась очень жестока, - женщина стиснула пальцы, - Но Вы не станете так поступать, а Ваша сестра – самое доброе создание, Вы знаете, чем я обязана ей. Дамы какое-то время сидели молча. Баронесса спохватилась об обязанностях хозяйки и предложила гостье чаю, та из вежливости согласилась, но засобиралась дальше, едва осушив чашку. Путь Лизы лежал в трактир. 17 --- О Марфе расспрашивать не пришлось. Едва княгиня, вызывая удивлённые взгляды трактирных завсегдатаев, переступила порог и оглядела зал, она заметила, как женщина, обедавшая в углу, выронила ложку и уставилась на вошедшую, не сводя глаз. Лиза вспомнила найденный в вещах покойного отца портрет. Конечно, двадцать лет дали себя знать, но пристальное внимание женщины заставило решиться. - Тебя зовут Марфа? Женщина вздрогнула, очнулась, забормотала, не сводя глаз с княгини: - Пришла, сама пришла, нашла меня, сердцем почуяла, - лицо Марфы сморщилось, как перед плачем, она наклонила голову и шепнула: - Пойдём ко мне, кабы злые люди не услышали. Марфа повела княгиню за собой, взяв её разом похолодевшую руку. В скромной комнатке, плотно прикрыв дверь и усадив растерявшую всю свою уверенность даму на убогую кровать, бывшая любовница князя Долгорукого, не выпуская рук княгини Репниной из своих, тонко запричитала: - Лизонька, доченька, ты нашла меня, родненькая, красавица моя... Почти не сомневавшаяся, что Марья Алексеевна – не мать её, отчаянно пытавшаяся избавиться от даже в медовый месяц не отпускавшего страха перед безумием близкого человека, Лиза, столкнувшись лицом к лицу с другой женщиной, называющей её своей дочерью, оробела, не в силах узнать себя в ней. Они чужие, совершенно чужие… Именно теперь, достигнув цели, княгиня осмыслила безрассудство своих поисков. Вот она сидит рядом с посторонней женщиной и не знает, что ответить, когда та обращается к ней с материнской лаской. Лукавая память, усыпившая воспоминания детства, вдруг пробудилась и издевательски напомнила – не всегда жена отца была безжалостной тираншей. Долгие годы строгость не могла скрыть подлинной заботы о дочери. Как горевала Марья Алексеевна, когда Лиза тяжело заболела, как умоляла доктора спасти её девочку, как потом тайно плакала от облегчения, что тревоги остались позади, и сколько времени понадобилось, чтобы княгиня вновь стала хмурить брови на бесконечные проделки юной озорницы. Выдавая замуж, серьёзно убеждала – привлекательность молодого Корфа – ничто по сравнению с его распутством и неспособностью заботиться о жене, что солидный, степенный, любящий муж, пусть в летах, лучше самовлюблённого красавца, что титул баронессы принесёт княжне горькие слёзы, льющиеся о бесконечных изменах. И как потом кусала губы, разочаровавшись в зяте, подло обманувшем её. Потрясшее девушку уличение матери в убийстве, рассказ сестры о жестоком наказании Анны отступили, оправдываемые безумием ревности. Каково безупречной жене узнать, что муж долгие годы обманывал её? Лиза не могла и не хотела представить себе предательство Миши. Лиза обмерла, когда Марфа обняла её, полная долгие годы потаённых материнских чувств, не могла откликнуться, мечтая разувериться, проснуться… Освобождаясь от обхвативших её рук, княгиня Репнина осторожно спросила: - Ты уверена, что я твоя дочь? Я всего лишь хотела спросить тебя о записи в церковной книге, об Анастасии… - Так ведь тебя так крестили, девочка моя, - Марфа тревожно заглядывала в глаза дочери, - А потом я тебя Марье отнесла. - Мама всегда была добра ко мне, пока я не выросла и не влюбилась во Владимира, да и то уверяла, всё для моего блага, он дурной человек, не любит меня и счастливой не сделает, - голос Лизы звучал неуверенно, она боялась сидящей перед ней женщины. - Лизонька, ты мне не веришь? Марья ведать не ведала, что ты не её дочь, я тебя тайно в колыбельку положила. - Но тогда… Где тот ребёнок? Который родился у мамы? – дама не отдавала себе отчёта, что привычно называет матерью княгиню Долгорукую, хотя час назад готова была отречься от неё. - Не мать она тебе! А та… - Марфа снизила голос, стараясь скрыть злобу, - Умерла. Марья думала, моя дочь – холопка, что у барона Корфа в воспитанницах, вот и… - злорадство об ошибке соперницы явственно светилось сквозь сожаление, что судьба Анны сложилась в итоге не так уж и плохо. Лизе стало душно. Игра в дознание закончилась здесь, в убогой комнате, рядом с женщиной, внушающей безотчётный страх. Княгиня встала, пролепетала: - Мне пора идти. Муж будет спрашивать… - Ты не веришь мне, Лиза? – вскричала Марфа, решительно вставшая и заявившая, сдвинув брови: - Я с тобой пойду. Марья теперь знает, кто ты, оттого умом и поехала, но, говорят, лучше ей. Она, как меня с тобой рядом увидит, разом признается. Увидев, как тревога в глазах дочери превращается в ужас, засуетилась: - Не бойся, родненькая моя, людям не выдам, лишь бы ты счастлива была, никто не прознает, что ты не законная дочь, мы тайно повидаемся с этой гадиной… - Не говори так о маме! Лицо Марфы потемнело – Лиза ни разу не обратилась к ней так. Намерение заставить ненавистную княгиню проговориться стало неколебимым. Женщины вместе отправились в поместье Долгоруких. 18 --- Владимир, спросив друга и услышав ответ: «Михаил Александрович ещё не спускались», осведомился о княгине Лизавете Петровне, которая, как выяснил, отправилась на прогулку. Чертыхнувшись, барон через минуту приветствовал вышедших к нему хозяев и попросил Андрея вытащить Мишеля, если придётся, силком. Князь ответил изумлённым взглядом сквозь стёкла очков, удивилась и княжна. Владимир постарался успокоить девушку: - Софья Петровна, не волнуйтесь, никакой беды не приключилось, я всего лишь хочу оградить Вашу сестру от собственного сумасбродства, но без помощи её супруга не обойтись. Озадаченная и смущённая, княжна спросила о здоровье баронессы. Владимир с готовностью подхватил: - Прекрасно, благодарю Вас. Мне, увы, пришлось оставить её с утра… - Я охотно навещу Вашу супругу, мне недавно прислали модный журнал из столицы, мы посмотрим его вместе. Решение девушки устроило всех. Барон обрадовался, что, вразумляя Лизу, ему не придётся оглядываться на её сестру, Андрею, перепуганному поисками разгадки семейных секретов, было совсем не до Сонечки. Едва за юной княжной закрылась дверь, гость возобновил требование привести в чувство Мишеля и послать слуг разыскивать Лизу. Узнав от горничной, что барыня собиралась за пределы усадьбы, без церемоний направился в выделенную молодым супругам спальню, где в широкой кровати, раскинув руки, сладко спал взлохмаченный Репнин. Крикнув, чтобы принесли холодной воды и рассолу, барон решительно встряхнул друга за плечи. Тот застонал, открыл глаза, изумлённо уставился на Владимира, попытался отмахнуться рукой, как от пьяного бреда, но с грустью понял – перед ним не порождение сна. Сел в кровати, держась за голову, но в покое оставлен не был. Барон стащил его на пол, вылил на него кувшин воды, потом усадил в кресло и заставил принять целебный напиток, поданный лакеем, сохранявшим невозмутимую физиономию. Немного очнувшись, князь пожаловался, что с утра уже подвергался энергетическим процедурам, коим был удостоен женой, безбожно толкавшей его, не слушавшей отговорок на головную боль и, наконец, с обидой покинувшей спальню. - Куда она собиралась пойти? – сквозь зубы процедил барон. Мишель растерянно хлопал глазами: - Разве её нет в доме? - Нет! – гаркнул на него друг, - Боюсь, пока ты протрезвеешь, она успеет найти Марфу. - Марфу, - княжеская голова соображала весьма туго, - Что-то сказала об этом… Она Марфу ищет… - Где, чёрт тебя подери? – без всякой жалости вновь встряхнул застонавшего Мишу. - Кажется, у тебя… - Что ты мелешь, откуда у меня Марфа? - Она была твоей крепостной, может, твои дворовые знают, - князь медленно приходил в себя. Барон выругался, что его угораздило разминуться с взбалмошной женщиной, а теперь, если можно было хоть что-нибудь узнать, Лизе не помешаешь. Приказав другу одеться и спуститься в столовую, расспросил слуг, нигде не способных отыскать её сиятельство. В столовой столкнулся со старшей княгиней, обменявшись с ней холодными взглядами, и про себя отметив, что вид у Марьи Алексеевны подозрительно осмысленный. Не стесняясь, потребовал отчёта у Степаниды: - Как себя чувствует Ваша подопечная? - Без изменений. Не тревожьтесь, я приняла меры. Владимир, без слов понимающий – ему есть что узнать, вышел из комнаты. Последовавшая за ним сиделка успокаивающе заверила: - Я всё, что есть в доме, проверила, яды особливо, всё под замком. Дворню напугала, что барыня не в себе натворить может, они её слушаться бояться, коли что прикажет, только для виду соглашаются, и сразу ко мне. - Следи за ней хорошенько. - Не сомневайтесь, Ваше благородие. А ежели, - женщина помедлила, выжидающе глядя на щедрого господина, - Ежели притворство в ней заподозрю, сразу к Вам ведь? Что тогда? - Яснее ясного, - Владимир сделал вид, что не понял главного намёка, - Вызову доктора и урядника. - Ну, коли так… - сиделка не закончила и вернулась к пациентке. --- Корф решился дождаться Лизу у Долгоруких, понимая, что разыскивать её по уезду – пустой труд, и надеясь, что сегодня упорство молодой княгини останется тщетным. Времени прошло не слишком много, когда на пороге появились две женщины, и барон, узнав во второй Марфу, понял – сегодня ему везения не досталось. 19 --- Все взгляды обратились к вошедшим. Марья Алексеевна, только что закончившая распекать Андрея за невыученные уроки, замерла, напряглась, как тигрица, готовящаяся к прыжку. Подалась вперёд и сиделка, ни на минуту не забывающая о своих обязанностях. Для Марфы в комнате существовала только соперница, она сделала к ней шаг и прошипела: - Вы, говорят, Ваше сиятельство, ума да памяти решились, нечто и меня забыли? Долгие годы княгиня Долгорукая вращалась в свете, привыкнув скрывать от него страхи и боль, выглядеть надменной и строгой, не опускаться до сплетен, но знать каждую из них. Маска высокомерия служила ей верно, пряча страсти, помогла и теперь, вмиг подсказав, как извернуться, и, не выходя из своей роли, заставить Марфу проговориться. - Где моя девочка? – властный голос прозвучал так, что мужчины вздрогнули, Корф застыл, лихорадочно придумывая, как предотвратить разоблачение, казавшееся неизбежным, Михаил вновь застонал в похмелье, а Андрей открыл и забыл закрыть рот. - Отдай мою девочку, - Марья Алексеевна встала и угрожающе направилась к Марфе. Степанида Ивановна вскочила, чтобы ей помешать, но незваная гостья, забыв обо всём, ринулась навстречу с криком: - Это ты мою дочку отдай, моя она! – мать Лизы оказалась в опасной близости от Долгорукой, не замедливший вцепиться ей в волосы, тайно радуясь, что это сочтут лишь подтверждением сумасшествия. Марфа завопила, пытаясь разжать ей пальцы на глазах изумлённых зрителей: - Гадина! Лизанька моя дочь, не твоя, она сама пришла ко мне, почуяла, не мать ты ей! - Ты точно рехнулась, Марфа, - Владимир решил не мешать женщинам драться, и сиделке сделал знак не трудиться, но его ледяной голос изрядно остудил обеих. Княгиня с сожалением отпустила густые пряди, обе смотрели друг на друга с равной ненавистью, до смерти перепугавшей затеявшую переполох Репнину. Корф приказал сиделке: - Уведите Марья Алексеевну! – сам стиснул плечо Марфы, намереваясь вывести её вон, но та рванулась и заголосила: - Убийца! Воровка! Лизонька, доченька, не она твоя мать… - Воровка? А кто детей ворует? Отвечай, если Лиза – твоя, где моя дочь? - Умерла… - Марфа угрюмо понизила голос, но отчаянно сопротивлялась тянувшему её к двери барону, сумела укусить Владимира за палец, ухватилась за стул. Ни Андрей, ни Михаил не осмеливались помочь другу. - Врёшь! – княгиня не сдавалась, вырвавшись из цепких рук не ожидавшей такой силы Степаниды, - Ты только хотела её убить, украла её живую, Корфу, старому своднику, отнесла как свою, чтобы холопкой сделать! Потом хвасталась! - А ты её высекла! То-то я посмеялась… Владимир, решив, что мешать уже нечему, отпустил Марфу и посмотрел на пострадавший палец. Бывшая крепостная воспользовалась удачей и бросилась на Долгорукую, мгновенно расцарапав ей щёку. - Маменька! – простонала Лиза, подбегая вплотную. Обе женщины повернулись к ней, но умоляющие о прощении глаза Лизы не отрывались от Марьи Алексеевны: - Маменька, что она с Вами сделала! - Репнина, смочив платок, стала стирать кровь, шепча: - Вам опять плохо… Скажите, что это не так, Вас обморочили, - Лиза твердила то, во что хотела верить, желая забыть только что звучавшие слова о другом ребёнке, такой ужас внушала ей Марфа. - Лизонька, - позвала Марфа плачущим голосом, она робко коснулась руки дочери, резко отшатнувшейся. - Ты налгала мне! Я не верю, - всегда звонкий голос терялся в рыданиях, в поисках защиты Лиза прижалась к той, кого с младенчества считала матерью. Марья Алексеевна, догадавшись, как ей растоптать соперницу, обняла молодую женщину, спрятавшую лицо на её плече, бросив Марфе ехидный презрительный взгляд. Вздохнув с облегчением, Владимир вновь взял за руку обмякшую Марфу, ещё пытавшуюся бормотать: - Как же так, я всю правду сказала, хотела, чтобы ты княжна была, всё для тебя, доченька…, - но, услышав непримиримое: «Уходи!», шатаясь, позволила себя вывести. На крыльце барон крикнул кучера и приказал отвезти эту женщину прямо в Петербург, там - куда она скажет. Говорил настолько уверенно, что сомнений в его праве распоряжаться в чужой усадьбе не возникло. Владимир вернулся в гостиную, где Лиза продолжала рыдать в объятиях Долгорукой, размышлявшей, как ей поступить теперь, чтобы вернуть свою и не отдавать сопернице чужую дочь. --- Пришибленные князья не покидали дивана, но дышать им стало легче. Спрашивать молодую княгиню: - Вы одумались? Ступайте к себе, - пришлось человеку, не приходящемуся ей ни мужем, ни братом. Лиза подняла на него заплаканное лицо: - Как же я оставлю маменьку? - О ней позаботится Степанида Ивановна. Сиделка, ждавшая распоряжений и понимавшая, чьих нужно ждать, немедленно обхватила старшую княгиню сзади, взяла её за руки и стала выводить из комнаты, но женщин остановил возглас не пришедшего в себя Михаила: - Так значит, эта ведьма подменила Лизу и Анну? - Она сумасшедшая! И ты начинаешь сходить с ума вслед за ней! – заорал Владимир, - Андрей, - барон обернулся к хозяину дома, - Больше ему ни капли вина не давай! – Долгорукий послушно кивнул. Наконец, женщины оставили гостиную, а мужчины остались в мрачной тишине, прерванной Андреем: - Вольдемар, ты не собираешься верить этой женщине? - С какой стати? - Но получается, - из головы Репнина не выходили свои мысли, - Что настоящая княжна Долгорукая – Анна! Как я мог поверить в её низкое происхождение! - Сколько можно повторять этот бред! - барон понял, ещё немного, и он ударит Мишеля. - Но ведь Марфа призналась, что принесла девочку в ваш дом! - Не сказала, что Анну, может быть, Полину, - буркнул разозлённый Владимир. - Нет, невозможно! – вставил своё Андрей, - Эта Полина, совершенно вульгарная, подлая девка, хотя и красивая, я её помню отлично. - Но высекли Анну, - добавил Репнин упавшим голосом, - Это она. Как я мог быть так слеп… - Полину тоже высекли, - Владимиру было всё равно, что врать, лишь бы покончить с мерзкой историей, он радовался, что Лиза не слышит слов мужа, - И какая теперь разница! - Действительно, Вольдемар, - воодушевился князь Долгорукий, - Всё это едва ли можно доказать, такой скандал… Я и без того всегда относился к твоей жене с уважением, не говоря уж о Сонечке. Ты ведь не собираешься… - Успокойся, не собираюсь. Зачем? Мы живём уединённо, ворошить прошлое не вижу смысла, в отличие от тебя, Мишель. Репнин спохватился: - Конечно, Лиза поступила неблагоразумно, но, надеюсь, всё это не выйдет за пределы поместья, и будет сочтено фантазиями безумных. - Хотя бы теперь твоя супруга угомонится, - Владимир смотрел угрюмо. - Да, я непременно объясню ей, к чему приводят глупые поиски, и мы постараемся как можно скорее вернуться в столицу. - Возьмёте с собой Софью Петровну, - голос барона не терпел возражений. Андрей заикнулся, что боится оставлять мать совсем одну, но стушевался под тяжёлым взглядом синих глаз человека, от которого зависело, будет ли семья Долгоруких в центре новой грязной истории. Вернувшись домой, барон, обменявшись любезностями с вскоре покинувшей его дом княжной Долгорукой, велел затопить баню, чтобы в супружескую постель лечь, счистив себя физически ощущаемую муть, в которую пришлось окунуться с утра. Жена ни о чём не расспрашивала, чувствуя тяжесть на сердце любимого, только гладила его по щеке тонкими пальчиками, целуя которые, барон, наконец, отбросил заботы и о безумных, и о трусливых подлецах. 20 --- Доведя княгиню Долгорукую до спальни, Степанида Ивановна отвесила ей пару пощёчин: - Верно, на каторгу пора тебе! Нынче же отпишу Платону Кузьмичу, Бог с ними, с деньгами, довольно получила, а греха на душу брать не стану, ты ещё натворишь дел! - Да как ты смеешь! - вскинулась было Марья Алексеевна, едва дыша от унижения. - Смею, тварь поганая, мне ничто, что ты высоко возносилась, пора тебе на своё место, куда суд отправит за убийство, - грубый голос придавил гордую барыню. - Я тебе платила… - А я тебе велела тише воды сидеть, а ты вон как… Обе ведьмы, что одна, что другая, да только убийца – ты. - Марфа дочь мою украла, - голос княгини срывался на плач. - Слышала, не глухая. То-то барон сделал вид, будто не понял, как я намекнула, даст ли денег, когда расскажу – пора тебе собираться отсюда. Думала, он спит и видит тебя на каторге, а вон как обернулась. Нынче ничему не дивился, только заботился, как вашу ругань унять, чтобы князья не прознали. Уж не знаю, как, а обо всём раньше проведал. - Они всё знают теперь! Анна – урождённая княжна, а не эта, байстрючка от крепостной шлюхи. - Ну так и что? Барону не надо, чтобы жена прослышала – её мать родная секла и позорила, князю Репнину печаль, не догадались бы люди, на ком он женат, сыну твоему скандалов довольно, смеха боится. Помяни моё слово, господа ничего за порог не выпустят, - сиделка усмехнулась, - Зря ты трудилась и себя выдала, всё по-прежнему станется. Глаза княгини загорелись, как у кошки, но тут же смирились от слов: - Только тебя здесь не будет. Отбросив спесь, Марья Алексеевна умоляла: - Послушай, всё позади, я только ради дочери сегодня так, меня не заподозрили… - Им не надо, вот и смолчали. А ты здесь воду мутить будешь, чую, на Лизавету Петровну зуб точишь, хоть и дурная у неё голова, а всё одно живая душа, от неё тебя подальше убрать надобно. - На что мне холопкина дочь? Муж её слышал всё, знает, попрекать будет, жалеть, что не ту в жёны взял, мне и довольно. - Ой ли? – сиделка смотрела недоверчиво. - Клянусь, хочешь, на иконе… - Не греши, - Степанида села, задумалась, потом милостиво снизошла: - Ладно. Оставлю тебя пока, только дыхнуть не смей без меня. Вечером сиделка возражала Андрею Долгорукому, винившему её в утренней сцене: - Вы недостаточно следили за маменькой, вот она и вышла из себя, Степанида Ивановна преспокойно заметила: - Больно складно её сиятельство с этой Марфой ругалась, и не скажешь, что не в себе. Я так поняла, девочек впрямь подменили, а мать Ваша опамятовалась, пора доктора звать… Князь побледнел: - Что Вы, вовсе нет, я погорячился, Вы не могли предугадать выходку моей сестры. Я очень доволен Вашими хлопотами о моей бедной маменьке, жалованье Вам повышаю. - И отлично, - женщина довольно улыбнулась. Через десять дней Репнин увёз из поместья жену и свояченицу. Андрей жалел, что ему придётся оставаться ещё некоторое время под одной крышей с безумной матерью, но и он вскоре собирался вернуться к столичной службе и развлечениям. Присмиревшая Лиза последние дни старалась проводить с Марьей Алексеевной, своим поведением и старанием сделать ей приятное пытаясь искупить подозрения, которых искренне стыдилась. Когда женщины были вместе, Степанида Ивановна не спускала с них глаз, и старшей княгине пришлось удержать шпильки, приготовленные на языке, но с Михаилом ей удалось вырвать минутку для насмешки: - Жаль мне Вас, дорогой зятюшка, прогадали, уступили княжну распутному приятелю, променяли на байстрючку. Репнин покраснел, как рак, бессильно закусил губу, утешая себя, что хотя ничего не изменишь, известно о сомнительном происхождении жены свету не станет. Но с Лизой стал холоден ещё до окончания медового месяца, отговариваясь делами и намекая, что недоволен её сумасбродством, послужившим причиной отвратительной сцены и не менее отвратительных подозрений. Бедная женщина корила себя за обиды, якобы нанесённые матери и мужу, за неблагоразумие, была непривычно для супруга послушна, старалась угодить, смотрела на него виноватыми преданными глазами, так что Мишель стал даже рад перемене и бросил сердиться на вызвавшую её причину. Окончательно смягчился, когда у супруги утром накануне отъезда вдруг закружилась голова, она едва не потеряла сознание, а причиной дурного самочувствия доктор с поздравлениями объявил интересное положение её сиятельства. Домой Михаил Александрович возвращался гордым главой семейства, отбросив прежде иногда терзавшие его опасения однажды проснуться законченным подкаблучником. 21 --- С отъездом князя Андрея Степанида Ивановна вплотную занялась домом, а затем и поместьем. Отдавала распоряжения прислуге, начавшей лениться, проверяла кладовки, велела заготовить на зиму грибы, орехи и варенье, не слушавшихся служанок приказывала сажать в чулан на хлеб и воду, кого на день, упрямых и дольше. Поначалу дворецкий и управляющий удивлялись, пытались возражать, но сиделка оборачивалась к всюду следовавшей за ней Марье Алексеевне, согласно кивавшей, и противиться законной, хотя безумной, барыне не смел никто. Княгиня таилась, придумывая способы избавиться от унизительной опеки, но, прокравшись к тайнику с деньгами, обнаружила его пустым. Замерла, услышав за спиной насмешливый ненавистный голос: - Думала обмануть меня? Не выйдет. Зубы ядовитые у змеи вырвать – первое дело, нашла я способ открыть твою дверцу, не хитрее ты других сумасшедших. - Воровка! – со злобой обернулась Долгорукая, - Я уличу тебя! - Не выйдет, о деньгах не знает никто, не меченые. Тебя слушать не станут, а коли заподозрит кто, так я, себе отложив на старость, остальное попу отдала молиться за тебя, грешницу. Сказала, бывают у тебя просветления, вот и дала мне для него, раскаиваешься, дескать. Отец Павел где хочешь присягнёт, что по доброй воле ты меня наделила. Разбитая наголову, Марья Алексеевна хватала ртом воздух, пока мучительница продолжала: - Ступай спать, ночь на дворе, а то как бы до тебя Кондрат не добрался. На другой день её сиятельство, с больной головой не способная придумать новых уловок, захотела прогуляться. Сиделка подумала и согласилась: - Я окрестные места почти не видела, посмотрю с тобой, пусть только Архип пойдёт с нами, он знает, где владениям Долгоруких предел, а за них и шагу сделать нельзя. - Боишься? – тихо прошипела княгиня. - Мне что? Ты бойся, - невозмутимо ответила Степанида. Марья Алексеевна задумчиво брела по тропинке, сопровождаемая сиделкой, не мешающей выбрать дорогу, и лакеем. Поначалу не имея цели, княгиня вспомнила о полях, где владения Корфов граничат с Долгорукими. Небольшая принадлежащая соседям рощица на холме у излучины реки пленяла многих, и была излюбленным местом свиданий. Вдруг, женщина озарилась надеждой, и хозяин с женой не прочь навестить прелестный уголок? Дойдя до дороги между полями и услышав: «Нельзя дальше, барыня, там корфовские…», капризно нахмурилась, но смирилась и дошла до раскидистого дерева на своей земле, откуда открывался прекрасный вид на угодья барона. Стала терпеливо ждать, к удивлению сиделки, прогудевшей: - Любуешься? И впрямь, создал Господь красоту… Ну, смотри, может, и о Боге вспомнишь. Княгине повезло. Где-то через полчаса, когда Степанида начала терять терпение, показались два всадника, ехавшие шагом. Вскоре они приблизились на расстояние, достаточно близкое, чтобы Марья Алексеевна и её спутники могли разглядеть мужчину и женщину, в которых Долгорукая с замиранием сердца узнала барона и баронессу. Княгиня вжалась в ствол, но прятаться ей не стоило труда – очевидно, ни Владимир, ни его жена не имели ни малейшего намерения переступать черту соседских владений и даже не глядели в их сторону. Барон спешился, осторожно помог Анне спуститься на землю, и они, обнявшись, медленно побрели к реке, вскоре скрывшись из виду за деревьями рощи. Сиделка коснулась плеча своей подопечной: - Ну, довольно, пора возвращаться, - помедлив, миролюбиво прибавила, - Завтра опять придём. Они пришли и завтра, но прождали безуспешно, в тот день Корф выбрал другую дорогу. Её сиятельство чуть не плакала, утешаемая смягчившейся Степанидой: - Полно тебе, увидишь их ещё, придут полюбоваться, и ты на них наглядишься. Потом несколько дней шли дожди, Марья Алексеевна совсем приуныла, не обращая больше внимания на самоуправство прочно обосновавшейся в доме пришелицы. Наконец, солнце и радуга вызвали надежду вновь увидеть дочь, хотя бы издалека, и с самого утра её сиятельство еле сдерживала нетерпение, хмуря брови на неторопливо заканчивающую завтрак сиделку, приказавшую ставить ей прибор за господским столом и нимало не смущавшуюся неумением обращаться с ножом и вилкой. Степанида лишь усмехалась в ответ. 22 -- Мокрая трава не позволила Владимиру пустить любимую на пешую или верховую прогулку, они приехали в коляске, оживлённо болтая, даже издалека княгиня понимала – супруги больше любуются друг другом, чем чудесным пейзажем. Прогулки, оживив Марью Алексеевну, вытеснили из её головы прежние заботы. Степаниде, едва ей мерещилось непослушание, довольно было сердито постучать по столу с угрозой: «Сегодня останемся дома! Не пущу дальше сада», чтобы княгиня вновь послушно кивала головой. Так прошло лето. Осень, как обычно, дождливая, сделала странные свидания, не все участники которых знали о них, более редкими, но попытки Марьи Алексеевны отвлечься от мыслей о дочери возвращением власти над домом потерпели крах. Сиделка не имела ни малейшего намерения уступать, на намёки пожаловаться сыну отвечала угрозами вызвать Платона Кузьмича. Княгиня раз или два съязвила, что привыкшая к сумасшедшим женщина не справится с хозяйством, но наткнулась на невозмутимое: - Невелика наука. Грамоте я разумею, считаю плохо, твоя правда, но не беда, найду помощника. И впрямь, вскоре Степанида Ивановна приглядела среди дворни смышлёного паренька, сына дворецкого, строго допросила его и его отца, хорошо ли обучил его местный поп, и засадила за счёты, пообещав при хорошем поведении добиться у барина вольной для него, когда придёт время жениться. Мальчишка и его семья, убеждённые во влиянии суровой женщины на господ, стали по-собачьи преданы ей, к бесплодному неудовольствию управляющего. Письма законному хозяину с жалобами на занимающуюся не своим делом сиделку натолкнулись на страх князя Андрея перед той, кто могла вновь навлечь на семью ужас судебного разбирательства. Приезжая в поместье, Долгорукий поначалу удивился, но затем смирился с присутствием сиделки за своим столом, окончательно утвердив её право управлять домом. --- Барон и баронесса стали прогуливаться только в коляске, лишь иногда выходя и сделав заметной причину такой осторожности. В первый раз разглядев выступающий живот, по возвращении домой Степанида Ивановна поставила свою подопечную на колени перед иконами: - Ты мать, или чурбан бесчувственный? Я, чужой человек, и то перекреститься за них тянет, а ты? Глядеть глядишь, а нет, чтобы помолиться за дочь, Богородицу попросить за внука? Дай-то Господи, чтобы разрешилась баронесса благополучно, худая она, как дитя, да твоими стараниями здоровье ослабло. Марья Алексеевна послушно зашевелила губами. --- Поздней осенью, за месяц до Рождественского поста, дом ненадолго ожил. Князь и княжна приехали в поместье, сопровождаемые приятным молодым человеком, по знаку Сонечки опустившимся вместе с ней на колени перед Марьей Алексеевной, в руки которой кто-то подал икону. Княгиня под пристальным взором своего цербера с трудом нашла приличествующие случаю слова. Соседи навещали Долгоруких с поздравлениями. Владимир, перед тем, как привезти жену пожелать счастья жениху и невесте, прислал записку с просьбой побеспокоиться, чтобы во время их визита Марью Алексеевну к гостям не выпускали. Княгине оставалась лишь щёлка в чуланчике, через которую она не отрывала глаз от сидевшей к ней в профиль будущей матери, радующейся за подругу. Степанида боялась, что подопечная выдаст своё присутствие, и не отпускала её рук, впрочем, сама, много лет назад потерявшая семью, вздыхала, любуясь на красавицу Анну и умиляясь нежности заботливого мужа. Княгиня Репнина, несмотря на положение, свадьбу сестры не пропустила и приехала вместе с мужем. На время обеда Степанида Ивановна заперла княгиню в её спальне, не отказав себе в удовольствие посидеть с господами. Михаил, не в силах поверить её присутствию, растерянно обвёл взором друзей и родню, но безуспешно. Хозяин дома втянул голову в плечи, Владимир, усаживая жену, весело сверкнул глазами, молодой граф видел только невесту, и Репнину оставалось искать поддержки у собственной супруги, мило прощебетавшей: - Дорогой, в комнате прохладно. Будь добр, подай мне шаль, - под невинным взглядом Лизаветы Петровны князь покорно выполнил просьбу и больше не пытался протестовать против странных обычаев её дома. Не взять мать на венчание было невозможно, в церкви Корф старательно отгораживал жену от княгини, ему помогала Степанида, тихо увещевавшая Марью Алексеевну: - Да не оборачивайся на неё, напугаешь, не приведи Господи. Вон на ту дочь смотри, что под венцом стоит! Княгиня всхлипнула от обиды, что старшую дочь от неё прячут, как от прокажённой, и закрыла лицо платком. --- Новобрачные через неделю отправились в дом счастливого молодого мужа, Сонечка плакала, обнимая притихшую Марью Алексеевну, и со слезами просила сиделку не обижать маменьку, князь Андрей, избегая впадающей в детство матери, вскоре тоже покинул поместье, отмахнувшись от жалоб управляющего. Зимние месяцы тянулись тоскливо, пока Степанида Ивановна, не пожалевшая трудов завести знакомства среди местных кумушек, не узнала новость, которую милостиво сообщила её сиятельству: - Ну, радуйся, внук у тебя здоровый родился, и мать его, говорят, через день на ногах будет. Марья Алексеевна послушно расплылась в улыбке, подражая сиделке, вскоре нахмурившейся: - Не больно ты рада, или не поняла? – пристально всмотрелась в удивлённо округлившиеся глаза своей подопечной, и махнула рукой. О мальчике, рождённом в это же время княгиней Репниной, Степанида Ивановна решила не говорить. Едва просохли тропинки, Марья Алексеевна потребовала прежних прогулок. Сиделка не спорила. Соседи, сопровождаемые нянькой, появлялись не редко, и в эти дни её сиятельство была весела и довольна, в другие – плаксиво жаловалась на плохую погоду, невкусный суп, натёртую мозоль. Степанида Ивановна терпеливо слушала, качая головой и возвращаясь к не на шутку увлекшим её заботам о доме. Бывало, барон и баронесса не появлялись целыми неделями, и княгиня недоверчиво хмурилась на уговоры: - Не жди, успокойся, они в городе, я разузнала точно. Не всё же им в поместье сидеть, иногда в гости поедут, или в Петербург за покупками, что ты, как дитя малое. Да ты, - вздыхала, - И впрямь дитя. Через год Корфов не было всё лето, Марья Алексеевна едва не слегла, обвиняя Степаниду: - Ты нарочно устроила, что они не приходят! - Только мне и дела, что добрым людям мешать красотой любоваться. Я бы лучше тебя заперла. К морю они поехали, в Крым. Осенью вернутся, не хнычь. Княгиня не верила, полная обиды, но, действительно, едва зазолотились деревья, её глаза вновь заметили высокого темноволосого человека и хрупкую белокурую женщину, ведущую за руку малыша. В этот день её сиятельство ужинала с аппетитом, а Степанида удовлетворённо гудела: - Владимир Иванович меня не забыл, жалованье за три месяца, что в отъезде был, выдал разом, я заходила к ним, чаю откушала. Загорелый-то стал, красавец наш! А жену от солнца прятал, такая же беленькая. Мальчик шустренький, загляденье, глазки синие, смеётся. Бог даст, весной опять в семействе прибавление будет. Так и тянулось время. Завтрак, прогулка, на которой, привычно прислоняясь к вековому дубу, две пожилые женщины ждали, когда на тропинке покажутся он и она, пешком, верхом, в коляске, с нянькой или вдвоём, потом на руках матери семейства появился свёрток, о котором сиделка шепнула: «Твоя внучка», возвращение в хорошем или дурном настроении, но почему ей так нужно каждый день упрямо ходить к рощице у реки и глядеть на молодую семью, Марья Алексеевна давно позабыла. КОНЕЦ ПОСЛЕСЛОВИЕ Я обычно пишу послесловие, но задолжала его по "Сладкой мести". Попросту забыла, с чего всё началось. Сутью были отношения М. А. с сиделкой, а детали мне не сообразить. М.А., поглощённая местью, не в силах противиться сильнейшему - она тип "молодец против овец", как и в сериале. Когда её противник - профессиональная сиделка, работающая с сумасшедшими, М.А. бессильна. Отдельно об образе Степаниды. Сначала я рисовала её себе фигурой довольно зловещей, дорвавшейся до власти, но она вышла у меня добродушной тёткой, удачно пристроившейся на старости лет и не злобствующей. У неё есть подопечные - Долгорукие со своим имением, к Корфам относится по-родственному, замещая тёщу. А М.А. только и остаётся, что в детство впасть.