главная библиотека архивы гостевая форум


Сломанные игрушки
Автор: Царапка (Шмель)
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма / мелодрама
Герои: обитатели поместья Корфов + Репнин
Сюжет: альтернатива. Время и место действия – без изменений.

Что такое дворовая сирота в богатом помещичьем доме? Хлеба вдоволь, и растёт себе, как трава. Кто-нибудь да присмотрит, с другими детьми крепостных играть не заказано, одета, обута, что же ещё? Ещё с нами играл барчук, мы слушались, как взрослые - барина. Родители убирали комнаты, готовили еду, кололи дрова, ухаживали за лошадьми, а дворовые мальчики по приказу юного Владимира Ивановича ходили строем, изображая солдатиков, складывали снежные крепости, летом - из поленьев. Девочки встречали парад, хлопая в ладоши и размахивая косынками. Иногда барон забывался, попросту бегая наперегонки или в салочки, его темноволосая голова быстро мелькала между нашими белобрысыми, но были и куда менее безобидные игры.
Дети покрепче становились на четвереньки и превращались в лошадей, катавших по кругу маленьких всадников и всадниц. Я была не по годам рослой и одна из девчонок должна была брать в зубы уздечку для пони, а на спину мне барчук усаживал тщедушную Аньку. Худая, крошечная рядом со мной, малышка испуганно сжимала узду и шептала «не надо», но грозный взгляд и выпяченная нижняя губа барчука были страшнее тумаков, которыми я щедро награждала Аньку после игры. Иногда в её коня превращался увалень Никита, которому даже нравилось катать тихую девочку с большими глазами, одетую наряднее других и похожую на барышню, а ещё больше - на господскую куклу из тех, какие дарили соседским княжнам. Иногда мне казалось, барин и барчук любят играть в куклы, но только в живые - такой для них была Анна, сирота, как и я, но почему-то удостоившаяся милости быть приближенной к господам. За красивые платья, белые ручки, хорошую комнату ей приходилось слушать насмешки, терпеть щипки, и угождать барину прилежанием в уроках, особенно в игре на рояле и пении. Барон Иван Иванович не скупился на учителей для неё и даже представил соседям как благородную, дочь покойных друзей.
В тот день вечером я облила Аньку помоями, чтоб не задавалась, кухарке пришлось долго отмывать её в бане. К счастью, о моей выходке хозяин не узнал, не то мне бы не поздоровилось, а так дворовые дети прониклись почтением к моей храбрости и соревновались в устройстве каверз господской любимице. Не смевшей жаловаться девочке пришлось бы совсем худо, не вступайся за неё добродушный Никита, колотивший обидчиков-мальчишек и угощавший сластями девчонок. Страшнее всего Анне были визиты барина к соседям, когда он милостиво освобождал её от занятий и приказывал погулять в парке. Она безуспешно таилась где-нибудь на дереве между ветвей, в неё бросали гнилые яблоки, стряхивали и щипали до синяков. Развлечение заканчивалось незадолго до возвращения хозяина - обычно незлой барин, впадая в ярость, был грозен, о чём хорошо помнили поротые лакейские задницы, или до появления Никиты, умудрявшегося сбежать от отца, которому помогал на конюшне. Уже тогда обещавший стать богатырём малый утешал Анну, по доброй воле и куда усерднее, чем по приказу, изображая бьющего копытом коня, и она смеялась, как серебряный колокольчик, которым барин вызывал слуг. Потом Анька умывалась, переодевалась в чистое платье и барина встречала старательной улыбкой, не подавая виду, что больше всего ей хочется забиться в какой-нибудь уголок и вволю выплакаться.

Барчук к тому времени поступил в кадетский корпус, приезжал только на каникулы, и тогда Анне доставалось вдвойне - старый и молодой бароны не могли поделить любимую игрушку обоих. Владимир Иванович придумал неслыханную забаву - кукольный театр. В кукол превратились мы. Для барчука соорудили помост, к рукам и ногам нескольких дворовых детей привязали верёвки, и мы учились двигаться, повинуясь их приказам. Уроки доставались мучительно - наши тела упорно сопротивлялись, путались, падали. Барчук нетерпеливо подкреплял немые распоряжения голосом, ругая нас за бестолковость, барин над ним подсмеивался не реже, чем над нами, что не помешало ему включиться в забаву так же азартно, как сын.
Но спектакль всё-таки состоялся, к восторгу окрестных барчат - во многом благодаря Анне, легко угадывавшей движения и научившийся незаметно исправлять ошибки того, кто дёргал ненавистные путы. Между господами начались споры - отец желал видеть любимицу Коломбиной, а сын - Пьереттой или Розаурой. Девочка мерила один за другим наряды, сшитые только для неё, хозяева обсуждали, какой ей больше к лицу, пока Владимир Иванович насмешливо не заметил отцу:
- Коломбина - просто служанка, куда ей столько кружев?
Старый барон не нашёлся, что возразить, но взял верх над сыном иначе.
- Анне негоже играть вместе с дворовыми, пусть порепетирует, другие хоть немного подучатся, а во время спектакля будет аккомпанировать на рояле.
Младший барон вспыхнул, но, зная отцовское упрямство, не спорил, приняв вид безразличия, выпятил нижнюю губу и удалился, насвистывая. Ещё несколько дней выбранные девочки повторяли за Анной движения танца, барчук изображал кукловода, лениво дёргая за верёвки и позволяя нам танцевать без помех. Спектакль украсил устроенный бароном детский праздник, на котором мы, освободившись от верёвок, разносили сладости маленьким благородным гостям.

Вскоре я заметила, что мальчишки стали иначе относиться к Анне. Прежде безжалостно издёрганные волосы вызывали у них желание погладить, вместо щипков, достававшихся нарядной худышке, колотушки шли в ход друг для друга. Они похвалялись перед ней силой и ловкостью: «Анька, смотри!», к неудовольствию Никиты, ревниво берегущего звание её единственного защитника. Мои насмешки потеряли успех, и однажды на гневный упрёк, что он раскисает перед девчонкой, Никита признался: «Она такая красивая...». Не знаю, как я не задохнулась от ненависти. Выкрикнув: «Конечно, в барских-то платьях!», я убежала на сеновал, предавшись слезам.
---
Мы выросли и привыкли к несправедливости этого мира. У каждого из нас была работа по дому, только маленькие ручки Анны оставались белыми и мягкими. Она стала скорее барышней, чем одной из нас. Почтение к господину остудило нам кровь и подавило детскую зависть, Анна, озарённая милостью повелителя, теперь была неприкосновенна.
Старый барон любил повторять: «С Анечкой не сравнится ни одна из окрестных девиц, да и в столице немного найдёшь таких, как она», а молодой, ставший офицером, сердито кривил губы: «Она всего лишь ряженая крепостная». Отец и сын по-прежнему не могли её поделить. Владимир Иванович нарочито не замечал Анну, да и она избегала его, но, со скучающим видом выходя из гостиной, где Иван Иванович наслаждался звуками рояля и нежным голосом любимицы, оставшейся по-детски хрупкой, молодой офицер возвращался и слушал её у дверей.
---
Наша открытая вражда с Анной ушла в прошлое. Не то, что мы стали подругами, просто ей не с кем было поговорить по душам. Уездные барышни, милостиво принимая в свой круг незнатную бесприданницу, одетую лучше многих из них, подчёркивали свою снисходительность, а позорная тайна мешала Анне самой попытаться сблизиться с кем-то из юных дворянок. Другие служанки всё время шушукались за её спиной, угодливо глядя в глаза избранной. Я ей прислуживала, и подчас мы обменивались парой-другой доверительных слов. Анна была немного не от мира сего, как-то раз спросила:
- Поля, ты хотела бы научиться летать?
Я фыркнула:
- Зачем?
Она удивилась:
- Чтоб улететь,
- Куда?
- Далеко...
- Дурёха, кто тебя там кормить станет?
Она вздохнула и больше при мне не говорила о крыльях.
---
Я налилась уже к шестнадцати годам, ходила неспешно, не поворачивая головы к щёлкающим языками мужикам и парням. Соперница рядом со мной казалась бесплотной - ниже на полголовы, затянутая в корсет, с длинной шеей, тонкими пальцами, пушистыми волосами, вопреки щётке золотистым облачком выбивавшимися из причёски, а прозрачные глаза всегда казались чуть грустными, Анна будто извинялась за незаслуженную удачу.
Собравшись на Кавказ, Владимир Иванович получил месячный отпуск, которые провёл у отца, окружённый вниманием местного общества и восхищением барышень. Кто бы мог подумать, что надменный молодой барон тайно любуется одной из своих крепостных, что его холодность и придирки к не смевшей поднять на него глаза девушке - ревность, что он предпочел бы получить пулю, чем известие, что возвысивший дворовую девку отец милостиво примет её в своей спальне.
---
Никогда за свою жизнь я не видела мужчину красивее нашего молодого барина. Никакое почтение не могло удержать меня от желания ему понравиться, поймать хоть мимолётный одобрительный взгляд - я не мечтала о большем, зная о его любовницах из благородных и скрытой нежности к Анне. Подозревала ли тихоня о подлинной причине его нескончаемых колкостей? Бог весть. Владимиру Ивановичу соседские дамы и барышни скоро наскучили, он больше времени проводил дома, и я сгорала от зависти, наблюдая, как он смотрит на Анну.
Однажды худышка собирала цветы в саду, а молодой барин не сводил с неё глаз, стоя у окна гостиной. Должно быть, его предмет скрылся из виду, барон отвернулся, и его взгляд упал на меня. Я замерла, чувствуя, как заполыхали щёки, а он слегка приподнял в усмешке уголок рта. Подошёл ближе, тронул за подбородок, пристально посмотрел мне в лицо. Я попробовала улыбнуться. Барин чуть выпятил нижнюю губу, бесцеремонно рассматривая меня. Моё сердце ухнуло вниз, туго стянутая грудь заколыхалась, я залилась краской и еле заметно придвинулась к нему, удивляясь собственной дерзости. Мужское лицо стало лениво-довольным, Владимир Иванович взял меня за руку чуть выше локтя, отвёл в свою спальню и сделал женщиной.
Потом молодой барин, ничем не прикрытый, лежал на кровати и смотрел в потолок, а я всем телом прижималась к нему. Он хотел, чтобы с ним была Анна, а я мечтала принадлежать ему вечно. Очнувшись, барин потрепал меня по щеке, снисходительно бросил: «Роскошная ты девка, Полька!», приказал одеваться и уходить. Перед отъездом сделал мне щедрый подарок, я приняла, целуя ему руки, он поморщился, пробормотав: «Полно тебе», и не поняв, каким счастьем для меня было каждое его прикосновение.
В тот день я впервые отведала водки, с горя хватила лишку и уснула, забыв заложить засов, а проснулась в объятиях управляющего. Пыталась оттолкнуть его, но спросонья и спьяну не вышло, он осквернил моё тело прежде, чем я осознала своё падение. Взяв, что хотел, Карл Модестович чуть насмешливо ободрял меня: «Что это ты вдруг реветь вздумала, Полька? Весь дом знает, что с тобой развлекался молодой барин, за мной черёд!».
Черёд был за ним, потом за другими. Один из приказчиков, помогавший немцу сбыть потихоньку от барина часть урожая, давно на меня заглядывался, попросил разрешения поиграться, и управляющий велел мне принять его: «Что тебе, жалко? Голову потеряв, по волосам не плачут». Мне было всё равно.
Потом хитрец затеял отвлечь хозяина от своих проделок и купил мне новое платье с низким вырезом, как у дам, пообещав при успехе одарить, не скупясь - знал, расходы вернутся сторицей. Я подумала - верно, ежели приглянусь старому барину, он запретит другим меня трогать, стала ему улыбаться послаще, наклоняться пониже, будто невзначай почти до сосков приспуская ткань на груди, и, когда Иван Иванович входил в комнату, делала вид, что скребу пол, от усердия оголив руки и ноги. Старания не прошли даром - барин велел мне постелить ему свежее бельё, потом помочь раздеться и, наконец, снять платье самой. Довольно ворча: «Роскошная ты девка!», старик долго тискал меня, я уж думала - не может взять, но он справился. Гордый собой, барон милостиво разрешил: «От меня тебе мало достанется, гуляй вволю, я не обижусь, не пропадать же такому добру. Понесёшь - не вытравливай, прокормим».

Как в воду глядел. Через месяц, напрасно думая, что дурное настроение не проходит из-за досады на согласие хозяина делить меня с кем угодно, я поняла, что брюхата. Прислуга, смеясь, спорила, кто делал ножки, кто - ушки в моём животе, а барин с управляющим, не спрашивая меня и не стесняясь моего присутствия, рассуждали:
- Надо бы замуж выдать, Польку-то,
- Всем неженатым в доме какая досада! - в ответ скалил зубы немец,
- За кого?
- Найдём бедолагу, - Карл Модестович и барин отлично понимали друг друга, довольные, что об уверенности в собственном отцовстве говорить не приходится. Потом барон призадумался:
- Будет вместо распутной девки гулящая бабёнка. Стоит ли? Или совсем с глаз долой?
Мужчины окинули меня похотливыми взглядами.
- Ребёнка забросит, как все такие, - молвил один, другой подхватил:
- Какая из неё мать!
Подумав, барин решил:
- Ребёнка лучше в порядочную мещанскую семью отдать, я готов заплатить, подыщите-ка, Карл Модестович, кого-нибудь в соседнем уезде.
Потом лицо барона стало серьёзно:
- Анна ничего не должна знать. Пузо у Польки скоро на нос полезет, отвезите её в охотничий домик, там родит, оправится после родов и вернётся. Моей воспитаннице все должны говорить, что Полька разбила дорогой сервиз и в наказание будет год работать в дальнем имении. К... - он подсчитал, - Рождеству я её прощу будто бы.
Я вышла из комнаты, не видя дороги и не чувствуя ног.
---
Поздно ночью, когда дом стих, я услышала тихий стук в свою дверь. «Кто там ещё?» - крикнула я, подумав - неужто и теперь не угомонятся, но голос был не мужским.
- Это я, Поля, - что от меня нужно Анне?
Она вошла, чуть шелестя шёлком ночного наряда. Я стояла в одной рубашке, не заботясь хранить тайну. Анна молвила:
- Дядюшка сказал, что отсылает тебя из-за посуды, но сервизы стоят целы.
- Ну и что? - ответила я нарочито грубо, - На всё господская воля.
Анна опустила глаза вниз и шепнула:
- У тебя будет ребёнок?
- Тебе-то какая печаль?
- Ты уже слышишь его? Можно послушать?
Я легла на спину и задрала рубашку. Пусть любуется, недотрога. Анна осторожно погладила выпуклость, чувствовать кожей прикосновение тонких пальцев было, пожалуй, приятно, потом она приникла ко мне своим музыкальным ушком, что разобрала, Бог весть, улыбнулась, поцеловала, потом поправила мне сорочку и накрыла меня одеялом. Села на кровать и, запинаясь, сказала:
- У меня осталось немного карманных денег, возьми, пригодятся.
Я отвернулась, но пришлось выслушать дальше:
- Владимир Иванович позаботится о вас, когда вернётся с Кавказа, он добрый.
Я смогла только выдавить:
- Ты... Ты...
Анна ответила так же сдавленно:
- Я знаю, ты была с ним, мне на кухне в тот же вечер сказали.
Она смеялась? Неужели не знала обо всех остальных, или, как я, думала об одном? Заметить на губах Анны хоть тень улыбки мне не удалось, я пробурчала:
- Не польстился он на такую тощую, и не польстится.
- Оно и к лучшему... - я еле разобрала с тоской произнесённые слова.
---
Анна ушла, а я не могла заснуть. Грудь ныла, горло запер комок, я чувствовала, как бьётся сердце никому не нужного плода и решилась. Перед рассветом встала, пошла на конюшню, взяла вожжи и перебросила их через балку под крышей. Чуть помедлила, но уже надевала петлю, когда почувствовала чьё-то сильное прикосновение. Никита кричал:
«Не губи душу!», отнял мою смерть, я билась в его руках, но вырваться было невозможно. Обессилев, обмякла, а он утешал:
«Поля, дитя неповинное зачем убить хочешь? Барин отдаст его добрым людям, вольным, а ты - подневольная, не вини себя, Бог простит».
Я долго плакала, но мне полегчало, и я тихонько вернулась в дом. Никто, кроме Никиты, не узнал, что я хотела наложить на себя руки.
Через неделю меня увезли в уединённый домик, где я ждала родов, коротая время за вышиванием, а чаще смотря в окно под воркотню старухи, ругавшей меня бесстыжей бездельницей.
---
Я не знаю, мальчик у меня родился или девочка, не видела цвета волос, только услышала крик, потом плач и удаляющиеся шаги кормилицы вперемешку с баюканьем. Повитуха презрительно бросила: «Завтра на ноги встанешь, не гуляй хоть месяц», и я погрузилась в забытье. Через неделю вернулась в господский дом, где меня встретили кто насмешкой, кто осуждением. Анна улучила минутку спросить о ребёнке, я ответила: «Он умер», для меня это было правдой. Её жалость была хуже всего. Я изменилась - стала огрызаться на каждое слово, щедро оделяла тумаками распускавших руки, но скупых на подарки лакеев, взяла у знахарки зелье, чтобы не понести вновь. Барину льстила без устали, стараясь во всём угодить ему и надеясь настроить его против Анны - но этого не сумела добиться. Старик, много позволявший мне и милостиво выслушивавший всё, что я наговаривала на прислугу, бывшую о мной в ссоре, при имени воспитанницы менялся в лице, масляно ощупывавший меня взгляд становился суров, барон грозно одёргивал: «Не забывайся!», и я понимала - пока должна отступить. Анну окутывало его благоволение, на удивление бескорыстное - Иван Иванович и в мыслях не смел опорочить своего идола.

Его любимица расцветала, как диковинный, душистый цветок. Сколько я не язвила на кухне об её худобе, со мной не соглашались даже любители сочных девок вроде меня, вздыхая - «Кость у неё тонкая, будто впрямь из благородных. Чистый ангел», - я зеленела от злобы. Ничего в жизни я не хотела так, как втоптать Анну в грязь, сделать её такой же потехой для мужчин, как я. Всё, что напоминало мою ненавистницу, я старалась уничтожить, если могла. Разбила лучшую фарфоровую статуэтку, свалив вину на другую служанку, изодрала тончайшее кружево, выписанное на бельё «барышни», как Анну теперь называли в доме, подговорила мальчишек оборвать цветы юной вишни, впервые собравшейся плодоносить. Упорно подзуживала Карла Модестовича попытать счастье, но немец был слишком хитёр и осторожен: «Успеется, рано пока», иногда даже сердился: «Стану я из-за девки рисковать местом!», что не мешало ему облизываться на теперь всеми признанную красавицей девушку.
Мужчины любовались на Анну, размякали от её сладкоголосого пение, а я отдувалась, ублажая ночью то барина, то управляющего, то кого-нибудь из гостей, как часть предложенного хлебосольным хозяином угощения, то лакеев, скопивших или укравших денег на хороший подарок. Кто только не бывал в моей постели! К Никите я ходила сама - он один жалел меня, чуть смягчая мерзкую жизнь, о первом шаге к которой я никогда не жалела.
Совсем гадко стало, когда, ослабев после болезни, Иван Иванович вызывал меня не одну, а с парнем покрепче, и смотрел на нас, сидя в кресле и опираясь на палку. Но я привыкла и к этому, копя обиды, за которые однажды расплатится Анна.
---
Молодой барин вернулся с Кавказа ещё красивее, чем был, не юнцом, а мужчиной, всё нутро обмирало от единого взгляда, но, наслышанный обо мне, Владимир Иванович брезговал. Кипя яростью, я постаралась застать его одного в кабинете и пожаловалась, что старый барин совсем здоровье не бережёт, а всё Анька... Офицер подался вперёд, покраснел, потом кровь отступила, сильные пальцы, умеющие так нежно ласкать, стиснули налокотники кресла, он с бешенством прохрипел: «Пошла вон!», и я удалилась с победой. С моей ненавистницей молодой барин стал язвителен, хмур, не уставал напоминать ей её место, а она то удивлялась, то дерзила в ответ. Я мучалась желанием скорее столкнуть Анну в грязный омут рядом со мной, но у меня в глазах темнело от мысли, что она изведает теперь недоступное мне наслаждение в объятиях молодого хозяина. Как ни жаждала я падения невинной овечки, понимание вернейшего способа пустить её по рукам уступило ревности. Я старалась мешать каждому случаю, когда они оставались вдвоём, подучила служанку Анны - у дворовой была служанка! - перепачкать скромные платья, и волей-неволей наша красавица даже по будням ходила в нарядных, к отчаянию Владимира Ивановича, видевшего в этом свидетельство близости Анны с отцом, простодушно расхваливавшим красоту и таланты любимицы. Уезжая в столицу, молодой барон сумел убедить весь дом, наверное, и себя, что ненавидит Анну.
---
Старику стало мало самому любоваться любимицей и хвастаться ею перед уездными помещиками - он взял её в столицу показать большим господам. Я исходила злобой, взяла у ведьмы отраву, но прислуга знала о моей ненависти и боялась хозяйского гнева, не различавшего правых и виноватых. Мой тайник был найден, а меня, не уведомив барина, высекли, наказав близко не подходить к Анне, коль дорога своя голова.
---
Барин увёз своё сокровище в столицу и вернулся через две недели с ещё больше похорошевшей девушкой. Я разузнала причину, по которой в глазах Анны затаились искорки мечты и надежды - директор театра пришёл в восторг от её пения, а ещё за ней ухаживал молодой князь, не подозревавший о её истинном положении. О бешенстве молодого барина оставалось только догадываться, но недолго - скоро Владимир Иванович вернулся домой собственной персоной в гражданском платье - какой-то скандал заставил его уйти в отставку. Анна делала вид, что не замечает его колючих взглядов, за надменность платила холодностью и была подчёркнуто заботлива со старым барином, вскоре оставившем её полной собственностью единственного наследника. Как ни злился Владимир Иванович, он хорошо знал женщин и, пристально наблюдая за юной нахалкой, убедился в ложности моей клеветы. Недолгое облегчение уступило место новой ревности.

Незадолго до смерти Ивана Ивановича в дом приехал тот самый князь, которому и в голову прийти не могло, что на воспитание знатным бароном взята отнюдь не дворянская сирота. Михаил Александрович Репнин оказался недурен собой, весьма любезен, на Анну смотрел с обожанием, а она светилась от его взглядов, заставляя вспоминать сказки про королевишен из тридесятого царства. Наша скромница дарила поклонника нежной улыбкой, как никогда тщательно причёсывалась и скорее порхала, чем ходила по дому. Никогда не забуду, как Анна глядела на своего принца, будто надеялась - возлюбленный подарит ей крылья, о которых она грезила в детских снах. Угасавший старик снисходительно улыбался, не думая о неравенстве своей дорогой девочки и с каждым днём сильнее влюблявшегося в неё кавалера, молодой барин не упускал случая уколоть забывшуюся холопку и столь же прозрачно, сколь безуспешно, намекал другу о неблагоразумии выбора, который тот был готов сделать.

Всё изменила смерть старика, не оставившего ни строчки завещания. Дом погрузился в глубокий траур, для Анны превратившийся в новое украшение - чёрный цвет был ей удивительно к лицу, а мне позволивший передышку от бесконечных шарящих рук. Князь совсем пропал, уверенный, что вдруг возникшая отчуждённость избранницы вызвана горем о благодетеле, и готовый терпеливо ждать, когда приличия позволят ему сделать предложение. Бедняга по-прежнему не ведал правды, очнувшаяся же Анна призналась кухарке, что надеется на его скорый отъезд и что он никогда не узнает, с кем его связала мимолётная нежность, а пока держалась более, чем церемонно.
Новый хозяин за хлопотами не забывал наблюдений и, казалось, был доволен поведением своей благовоспитанной крепостной, но всё переменил случай. На другой день после сороковин Михаил Александрович решился на объяснение и пылко просил руки принимаемой за дворянку крепостной девки. Я давно следила за обоими и позвала барина, ворвавшегося в гостиную, где Анна со слезами на глазах лепетала: «Это невозможно, я Вас прошу, уезжайте!», а растерянный князь умолял рассказать ему причину произошедшей с ней перемены.

Владимир Иванович едва не открыл правду вместо неё, но сжалился над мольбой, плескавшейся на дне необыкновенно больших серых глаз, и ограничился холодным: «Мишель, разве тебе не довольно желания дамы? Она не хочет видеть тебя, смирись».
Князь, скованный господскими правилами, наклонил голову и быстро оставил их. Я затаила дыхание, ловя каждое слово. Анна, не подымая глаз, поблагодарила, но барин был суров:
- Ты зашла слишком далеко, завлекая Мишеля,
- Я отказала ему, он уедет и забудет меня,
- Бедняга будет вспоминать тебя чаще, чем ты того стоишь, чего доброго, начнёт искать собственную вину. Я не вправе обрекать его на терзания.
Анну охватил ужас:
- Что Вы намерены делать?,
- Всего лишь открыть глаза на тебя,
- Умоляю, не нужно, зачем? Князь найдёт достойную девушку, я - всего лишь мимолётное увлечение.
Барин подумал, помрачнел и возразил:
- Я хорошо знаю Репнина, он романтик, а ты... Обманчиво хороша.

Анна, ни жива, ни мертва, ждала приговора, боясь, что хозяин уничтожит даже память о её маленькой сказке. Владимир Иванович подошёл к ней совсем близко, взял за подбородок, криво улыбнулся:
- Неужели ты способна влюбиться?
Анна вспыхнула, дёрнула головой:
- Вы думаете, крепостным неведомы чувства? Напрасно.
Он стал похож на взбешённого волка:
- Не смей! Ты - моя крепостная! - ему было невыносимо от мысли, что у его Анны есть не принадлежащие ему уголки сердца.
- Все узнают об этом, и Мишель среди всех!
- Господи, что Вам день или два? Я буду исполнять все Ваши приказы, никто не сможет упрекнуть меня в небрежении, хотя бы в память отца подождите, пока князь не уедет!
- Ты будешь послушна? Докажи.
Анна стала бледной, как снег, прижимаясь к стене и шепча:
- Что Вам угодно?
- Ты будешь танцевать для меня нынче вечером.
Из груди Анны вырвался вздох облегчения, но она напрасно поторопилась. Гнев барона далеко не остыл:
- Танец Саломеи.
Анна вздрогнула - покойный Иван Иванович, не желая выдавать происхождение воспитанницы, исполнять бесстыдные пляски приказывал только простым служанкам, или выписывал девок из города, приглашая гостей - мужчин.
- Только танец? - наконец, выдавила Анна. Барон лениво приподнял брови:
- Что же ещё? Разве ты умеешь что-нибудь полезное в доме?
- Прикажите, я справлюсь и с чёрной работой,
- Я приказываю тебе танцевать, - нахмурился барин, - Или Мишель узнает, как бессовестно ты обманула его.

Анна наклонила голову, пряча слёзы, и вышла, а я побежала к князю, уже готовому покинуть дом, и посоветовала неожиданно вернуться к ужину. Конечно, можно было попросту рассказать, но я хотела полного унижения зазнавшейся негодяйки, и мне удалось устроить собственное представление. Князя я провела в дом чёрным ходом, и он увидел свою богиню, извивающуюся под томящую музыку в едва прикрывающем наготу прозрачном платье. Удар был ошеломительным, но ничтожным перед холодными словами барона:
«Ты вернулся внезапно, но кстати - теперь знаешь, почему я предупреждал тебя. Извини, я потакал отцовской прихоти, не то давно рассказал бы тебе, что ты восхищаешься крепостной девкой».
Князь с болью смотрел на развенчанную мечту, потом повернулся и пошёл прочь, не оборачиваясь на стон: «Простите, я забыла обо всём рядом с Вами!».
Анна и барин остались вдвоём, хозяин натянуто улыбнулся, а она вдруг набросилась на него:
- Это низко, подло! Где Ваше слово?
- Я не звал Репнина!
- Вы лжёте!
- Не забывайся!
- Вы нарочно подстроили, чтобы князь увидел моё унижение, опозорили меня перед ним!
- Вздор! Зачем... - Владимир Иванович перевёл дух, и Анна не позволила ему продолжить:
- Зачем Вы позволили другому видеть меня так, в этом костюме! - её голос стал мягче, смутив хозяина,
- Аня, у меня и в мыслях не было позволять кому-то смотреть на тебя...
- Ведь я теперь Ваша, только Ваша, - дерзкая девка приблизилась и склонилась над сидящим в кресле барином. Её ладошки легли ему на плечи, распущенные волосы щекотали шею, он чувствовал дыхание много лет желанной женщины и опьянел.

Я думала, он схватит её и отнесёт в спальню, может, возьмёт прямо здесь, но барон опустился на колени и стал целовать руки своей крепостной куклы, едва ли знатные дамы удостаивались таких почтительных и нежных лобзаний, как эта дворовая сирота. Анна была потрясена не меньше меня. Все колкости потерялись, упав с губ не высказанными, лёд в глазах исчез, растопленный жаром мольбы о прощении, натянутая струна тонкого тела ослабла, превращаясь в плющ, готовый обвиться вокруг сильного дуба, но лишь на миг Анна поддалась слабости. Мужские губы устремились выше, от запястий к локтям, коснулись живота, груди, занывшей и у меня, но тут притворщица вырвалась, засмеялась, смех хлестал, как пощёчины, и убежала стремительной ласточкой. Барон остался один, брошенный и раздавленный. Любимая игрушка, подразнив кукольника, сорвалась с верёвок и отняла у хозяина душу, безжалостно терзая добычу. Кто был игрушкой в ту ночь?

Владимир Иванович отвёл взгляд от двери, за которой скрылась насмешница, медленно встал и тяжело опустился в кресло, опираясь локтями о стол и закрыв лицо ладонями. Пришёл мой час. Я, разрываясь между надеждой и страхом, подкралась к нему и коснулась плеча. Барин вздрогнул, обернулся с надеждой увидеть Анну и едва не застонал от разочарования. Но его тело было разгорячено, сердце ранено и полно обиды, он горько усмехнулся и послушал веления похоти. На мою долю выпал жар, предназначенный Анне, и месть, что я - не она, но в мой час я не думала ни о чём, сгорая и плавясь в восторге краденой страсти. Огонь моего повелителя спалил меня, к утру оставив тлеющие угольки, готовые вновь разгореться, но потушенные холодным приказом прибрать в гостиной и разрешением потратить сколько угодно на новые платья.
По дороге в комнату мне пришлось отбиваться от бедняги Карла Модестовича, убравшегося из комнаты Анны не солоно хлебавши с прокушенной губой, а я, досадуя, бранила его ненаходчивость и обещала пустить к себе только после того, как он овладеет Анной - недотёпа мне ни к чему. Немец ушёл, ругая на чём свет стоит нас обеих.

---
Чуть позже я зашла к Анне, уже одетой и съёжившейся на кровати, разругала её бесстыдство, расплачиваться за которое пришлось мне. Дурёха удивилась, о чём это я, увидев мою усмешку, покраснела, залепетала извинения, я пришла в ярость и постаралась сделать ей больно - пусть не думает, что хозяйские поцелуи возвышают её надо мной:
- Молодой барин так-то горяч, думала, жива не уйду, тебя бы вовсе до смерти залюбил.
Она жалко изображала улыбку:
- Где там любовь, скажешь тоже, - ей было плохо.
Скоро появился хозяин, хмурым взглядом выгнавший меня, а потом покорно просивший прощения у своей королевишны, не желающей слушать. Судьба хранила девку, позабывшую своё место. Унижения, клевета и происки управляющего оказались напрасны, барин верил лишь отвергнувшей его Анне.
---
Прошло несколько спокойных недель, и искорка огня моего господина, затаившаяся в моём чреве, дала себя знать. Я шла в его кабинет, боясь единственного вопроса и зная - моему ответу он не поверит. Всё прошло не так страшно, но всё равно горько. Владимир Иванович вздрогнул, явно жалея о безумии, охватившем его после отказа Анны, но не сказал того, что, конечно, подумал - знаю ли я отца своего будущего ребёнка? Как было заставить его поверить, что я два месяца никому не позволяла коснуться себя? Я молчала, а барин, вздохнув, обещал о нас позаботиться, дать денег и вольную мужу, если кто-нибудь согласится жениться на мне, и поручить присмотреть, чтобы этот человек не смел меня обижать. Чего ещё могла желать гулящая дворовая девка? Я вышла, не попытавшись ни в чём его убедить. Первой мыслью после того, как я закрыла дверь кабинета, было рассказать всё лицемерной маленькой дряни, но стало дурно, едва я представила новую жалость.

Вскоре Владимир Иванович вновь сгорал от ревности к возлюбленному Анны, вдруг приехавшему сказать, что даже в городе не может забыть её, выслушать торопливые объяснения, новую просьбу уехать и возмущённый рёв нашего барина, требующего оставить в покое его подопечную - так барону было угодно величать Анну с этого дня. Князь разъярился не меньше, кричал, что у Ивана Ивановича была причина отличать воспитанницу среди прочих, а потому новый хозяин обязан отпустить её в театр, как было угодно отцу. Наш барин вдруг успокоился: «В театр? Будешь ей покровительствовать?». Князь уклонился от прямого ответа и предложил деньги. Анна вскрикнула, как подстреленная, барон бросился к ней с утешениями, обещая не продавать. Михаил Александрович, раздосадованный, как Анна поняла его слова, пытался оттеснить друга от кресла, куда опустилась обессилевшая красавица, чуть не упал от неделикатного толчка крепким локтем барона, обвинил бывшего полкового товарища в злоупотреблении властью над женщиной и получил уже кулаком. Анна вскочила, очутившись между мужчинами, готовыми драться за неё, как мальчишки, упрашивала угомониться, но бесполезно - князь вызвал обидчика на дуэль. Напрасно причина их ссоры заклинала успокоиться, помириться, напоминала, что она не достойна поединка между дворянами - соперники закипали сильнее, не уступая вожделенной награды, пока барон не сказал:
«Князь оскорбил Вас, Анна, я никому не позволю этого. Михаил Александрович, жду Ваших секундантов». Гость наклонил голову: «Честь имею!», и вышел. Анна вновь упрекала хозяина:
- Мне отвратительно Ваше лицемерие! Вы ничуть не заботитесь обо мне, просто ищете развлечение от скуки!
Владимир Иванович застыл со сжатыми кулаками и отчеканил:
- Не беспокойтесь, если я буду убит, Вы станете свободной и обеспеченной по моему завещанию.
- Нет! Ради Бога, я не хочу Вашей смерти!
- Может, я выживу, - он криво усмехнулся, - И останусь Вашим хозяином. Я стреляю куда лучше Репнина.
Полная ужаса, не зная, что делать, Анна выбежала из комнаты.
---
Ради ничтожной девчонки мой господин мог погибнуть! Я застала её на чердаке - Анна вспомнила об излюбленном детском убежище и сидела, забравшись с ногами, на сундуке со старыми игрушками. Я стала кричать:
- Дура! Из-за тебя нашего барина могут убить, кто наследником станет? Тебе что, он вольную пишет, а нам?
- Поля, ты же знаешь, я пыталась унять их,
- Пыталась! Знаю я тебя, дрянь! Тебе одна радость - чтоб за тебя ссорились! Теперь вот господа друг друга перестреляют! Кто жив останется, в острог пойдёт!
Анна рыдала, лицом уткнувшись в колени, а ночью вошла в хозяйскую спальню. Я видела белое облачко её пеньюара, скрывшееся за тяжёлой дверью, сквозь которую можно было разобрать только звуки голосов - мужского и женского, но не слова, потом голоса стихли, я осмелилась приоткрыть дверь и едва удержалась на ногах, убедившись, что барин забавляется со своей игрушкой не как ребёнок. Еле дыша, я побрела в свою комнату и всю ночь металась, преследуемая их стонами, мерещился крик Анны, утопающей в хозяйских объятиях и я не могла утешиться надеждой, что, скоро надоев барину, она, как и я, станет забавой любому.
---
Утро принесло горечь многим. Лакей, осмелившийся войти в спальню барина, не дождавшись колокольчика, удостоился громогласного: «Пошёл вон!», разглядел прячущуюся под одеялом фигурку и, ухмыляясь, рассказал на кухне о хозяйской зазнобе. Нянчившая Анну кухарка вздыхала, качая головой, Никита, врезав болтуну, хлебнул водки и убежал, размазывая кулаком слёзы, Карл Модестович прикидывал, когда и что ему достанется от барского лакомства, в то же время жалея, что яблочком придётся довольствоваться надкушенным. Я ругала распутницу, но не могла найти облегчения, тем более, что мне мало кто поддакивал, слуги были скорее угрюмы и сочувственно кивали Варваре, бормотавшей: «Что-то станется с нашей лебёдушкой?». Я первой очнулась на звук колокольчика, схватила поднос и понесла в столовую завтрак.
Анна сидела не на обычном месте напротив хозяина, а на хозяйских коленях, растерянная и не смеющая поднять глаза. Барин один в доме был доволен и безмятежен, не видел никого, кроме своей ненаглядной Аньки, обнимал её, кормил с рук, явной скованности найдя простейшее объяснение: «Тебе ещё больно, любимая?».
Я хотела, чтобы ей было больно, так же сильно, как завидовала сладкой боли, теперь доставшейся ей и памятной мне.

Вечер омрачил счастье нашего барина. Анна тайно послала записку князю Репнину, остановившемуся у соседей, и встретилась с ним в гостиной прежде, чем из кабинета спустился Владимир Иванович.
- Михаил Александрович, прошу Вас без промедления вернуться в столицу и забыть обо мне,
- Это невозможно, Анна, дело чести...
- Нельзя стреляться из-за крепостной девки,
- Вы - чистая, благородная девушка, Ваше происхождение...
- Нет! - перебила его Анна, закрыв лицо руками, - Я не такая, как Вы думаете обо мне, умоляю, уезжайте и не спрашивайте ни о чём! Владимир не станет настаивать, Вам больше не о чем спорить.
- Но... Что это значит? - он не понимал или не смел поверить, - Вчера...
- Вчера всё было не так, - Анна еле слышно шепнула признание, опустив руки и глядя в пол.
Князь больше не мог противиться правде...
- Вы... Владимир... - слова душили его, застревая поперёк горла, - Он приказал Вам...
- Нет, я всё решила сама, теперь Вы знаете, как обманулись во мне, уезжайте! - её приподнятые плечи и слегка разведённые руки стали похожи на крылья птицы, раненой камнем и упавшей на землю.
Князь вдруг засмеялся, но лицо его перекосилось, а глаза наполнились тоской, как у побитой собаки. Я расслышала звук шагов и еле успела отпрянуть от двери, уступая дорогу барину.
- Репнин, зачем ты здесь?
- Я позвала князя, чтобы сказать - дуэли не будет, - опередила бывшего поклонника Анна.
Барон сделал вид, что ничего не произошло:
- Если Мишель извинится за свои подозрения...
Не то хохот, не то плач несчастного князя донёсся до моих ушей, вызвав жалость:
- Твоя девка сказала, что извиняться мне не за что, - за свои слова бедняга едва не поплатился на месте, но Анна повисла на руках его противника:
- Довольно споров, пусть уйдёт с миром, Владимир, прошу Вас.
- Моя жизнь оплачена, Корф, - князь нашёл силы на последнюю колкость и, шатаясь, направился к выходу, ударился о не видимый сквозь слёзы косяк, с трудом устоял на ногах, собрался с духом и пошёл прочь уже твёрже.

Оставшимся в гостиной было не до него. Владимир Иванович, вцепившись в плечи любовницы, требовал ответа:
- Ты звала его? Зачем?
- Просила уехать,
- Смотри мне в глаза! - наверное, стальные пальцы причинили боль всхлипнувшей Анне, - Ты пришла ко мне ради него, боялась, что я его застрелю?
- Я не хотела никакого убийства, - ей было страшно, но Анна выполнила приказ не опускать головы.
- Ты пришла из жалости? Заплатить своей честью за жизнь Репнина?
- Какая честь у дворовой...
Я не видела её лица, только слышала увядающий, как осенний лист, голос, и различила отражение безнадёжности в глазах барина, вдохнувшего стужу. Взгляд Владимира Ивановича впился в нежные черты хозяйки его души. Ему оказалось вдруг мало покорности, что он желал? Может быть, стать её небом? Но Анна больше не хотела никуда улететь.
Единственный миг злой надежды наполнил меня предвкушением ярости оскорблённого мужчины, испепеляющей непокорную, я с замиранием сердца ждала приказа превратить Анну в простую дворовую, которую никто не защитит от нескончаемого падения, но гнев барина стих. Что сказала ему Анна своим шелестящим голосом, улыбнулась или беззвучно заплакала, не отводя взгляда, бросила дерзость или попросила пощады, для меня останется тайной. Я с разочарованием поняла, что лицо хозяина, на миг ставшее волчьим, смягчилось, хватка на плечах Анны ослабла, притворщица погладила его по щеке и добавила достаточно внятно: «Я ни о чём не жалею, мне было хорошо с Вами, я не сумела бы Вас обмануть». Пальцы барона скользнули по рукавам её платья, сомкнулись за её спиной в примирительной ласке, а счастливица прильнула к любовнику, обволакивая его коварной нежностью. Побеждённый мужчина шепнул: «Я просил говорить мне «ты», - и прибавил: - Ты никогда не будешь жалеть», но чёрные брови оставались сдвинутыми над задумчивыми глазами.
Больше мне нечего было подглядывать, я неслышно оставила тёмный закоулок у двери и побрела прочь, неспособная помешать удаче моей вечной соперницы.
Последним отзвуком ненависти я сумела шепнуть ей в один из предрождественских дней: «Теперь ты такая, как я!», она вздрогнула, будто ожёг заклеймил нежную кожу, не смея возразить, лицо исказил страх, но напрасно.

Анна оказалась подлинно любимой игрушкой. Первый же день после поста, когда можно было венчаться, сделал её баронессой Корф, законной хозяйкой нашего дома, а меня - женой Никиты, которому невыносимо было оставаться рядом с осквернённым ангелом. Мы ушли вместе, не нужные тем, кого на свою беду полюбили, но осели неподалёку - барон решил сдержать слово заботиться о моём ребёнке и поставил условием вольных и приданого, что его человеку будет не больше дня езды до нас.
Мы купили постоялый двор. Мой муж ухаживает за лошадьми, я хлопочу на кухне и прислуживаю гостям. Старший сын, такой же темноволосый, как дети Анны, учится в городской школе на деньги отца, о котором ещё не догадывается - он слишком мал, чтобы задуматься о несходстве с Никитой. Порой мне случается видеть барона, по-прежнему крепкого и красивого, но поплотневшего на деревенском воздухе, и баронессу - самую обворожительную и изящную даму в наших краях. Несколько тысяч, потраченных на кумушек и приживалок соседских господ, превратили безродную Аньку, когда-то боявшуюся последнего дворового в усадьбе хозяина, в побочную дочь вельможи, об имени которого ходили самые невероятные слухи, а осведомлённые люди из дворни сначала посмеивались, но после привыкли и добавляли подробности от себя. Не каждый год, но иногда я навещаю старинных недругов и друзей в усадьбе Корфов, любуюсь многочисленными цветами, стараниями барыни украшающими сад и оранжерею, отделкой комнат, восхваляемую благородными, и шумными хорошенькими барчатами, число которых увеличивается почти каждый год. Барин бережёт любимую игрушку и порой даёт жене отдохнуть, а завсегдатаи трактира при нашем постоялом дворе посмеиваются над мужем барыни, долго лечившейся от бесплодия и нашедшей лекаря в нашем уезде как раз тогда, когда очередные роды баронессы заставили доктора-немца беспокоиться о её здоровье. Анна, замечая меня, спрашивает о муже и детях, я почтительно отвечаю. Кто бы подумал, что много лет назад от моей милости зависело число синяков на маленьком белом тельце.
Я рассказываю Никите об усадьбе, он терпеливо ждёт, когда я небрежно произнесу несколько слов о хозяйке, вздыхает, вспоминая соплячку, катавшуюся на его спине, и надменного мальчика, требовавшего повиновения. Иногда бедняга уходит в запой, и мне достаётся управляться с конюхами, отлынивающими от работы, будто мало мне половых и кухарки - наши дела идут в гору, приходится брать в дом бездельников, которых давно надо бы выпороть, но это во власти лишь благородных. Я отучила негодников, что простых, что гостей, распускать руки, поминая мою прошлую гульбу, кружусь, как волчок, с утра до заката, даже когда на сносях - это Анну нужно беречь, а меня муж не бьёт - и на том покорнейше благодарю. Утирать носы приходится целой белобрысой ватаге, считая дни, когда на каникулы приедет мой старший, и стараясь не думать - какого же цвета волосы того или той, кто приходит только во сне.
Я пыталась узнать у Карла Модестовича имя приёмных родителей, предлагала деньги, немец лишь разбранил меня. Наверное, он прав. Наверное, я должна считать себя счастливой, наверное, счастлива Анна, улыбающаяся мужу в ответ на его одобрительную улыбку. Я порой думаю - какие слова она нашла в первую ночь и на другой день, что навек приручила его, призналась ли в любви, или о её чувстве, так же, как о моей похотливости, барин всё решил сам?

КОНЕЦ

Небольшой презент любителям В+А по случаю годовщины. Полина не знала, о чём говорили наблюдаемые, но нам-то ничто не мешает узнать :)
----
Сцена в спальне Владимира после вызова на дуэль.

Барон едва успел задремать - сон долго не шёл к нему, отгоняемый ревностью. Дом давно стих, когда дверь скрипнула, и на пороге показалась белая фигурка, едва различимая в лунном свете, пробивающемся сквозь неплотно прикрытые ставни. Владимир подумал - какой чудесный ему снится сон - Анна пришла к нему, в её волосах запутался серебряный луч, аромат её духов приблизился и окутал спящего, она рядом - и она далеко, до неё так близко дотронуться - и схватить пустоту вместо лёгкого кружева. Какой дивный сон, так бывает - спишь и уверен, что с тобой наяву твоя грёза. Прохладная ручка касается лба, убирает тёмную чёлку... Что это? Поцелуй? Её тёплое дыхание, мягкие губы? Анна, ты мне не снишься? - только сам обняв девушку, барон поверил в своё пробуждение.
- Я пришла к Вам...
- Аня, Анечка, сердце моё, дорогая... - поцелуй, поцелуй, поцелуй.
- Мне так страшно... Я не хочу потерять Вас, вольная, подневольная, всё равно.
- Я тебя не оставлю, любимая, - молодой человек горел давно сжигавшим его огнём, лаская невинную подругу.
- Пожалуйста... - Анна прижалась к груди хозяина, услышав отчаянный стук его сердца.
Где сон, а где явь, Владимир не разбирал, его мечта была рядом, трепещущая, послушная, отделённая только шёлковой тканью, соскользающей с плеч под натиском поцелуев. Полувздох, полустон, слабый крик, нежный шёпот – девушка утонула, уступая дорогу женщине. Любимой, с этой ночи единственной женщине. Анечка, как ты?
- Мне хорошо… - в глазах слёзы, на губах улыбка, руки обнимают сильнее, женское тело стремится навстречу мужскому, - Мне хорошо…
Ночь, где счастливая явь долго не даёт места сну, блаженная ночь, двое стали одним.
- Ты прекрасна, возлюбленная моя…
- Владимир… - в голосе как будто тревога, - Вы…
- Ты. Говори мне «ты».
Молчание, робкий выдох:
- Володя… - Анна боится поверить и затихает на сильном плече, гладя грудь своего мужчины, целует его, засыпая и бормоча незабываемо сладко: - Володя…
----

Вторая сцена – после ухода Репнина.
- Ты пришла из жалости? Заплатить своей честью за жизнь Репнина?
- Какая честь у дворовой...
Зачем ты напоминаешь мне то, что я хочу навеки забыть? Владимир застыл, в голове шумело, и только тихий голос смог вывести из оцепенения, едва не прорвавшегося вспышкой гнева:
- Лишь то, что дадите мне Вы, только это у меня есть, и только это мне нужно.
Лицо хозяина, на миг ставшее волчьим, смягчилось, хватка на плечах Анны ослабла, возлюбленная погладила его по щеке и добавила: «Я ни о чём не жалею, мне было хорошо с Вами, я не сумела бы Вас обмануть». Пальцы барона скользнули по рукавам её платья, сомкнулись за её спиной в примирительной ласке, а счастливица прильнула к любовнику, обволакивая его коварной нежностью. Побеждённый мужчина шепнул: «Я просил говорить мне «ты», - и прибавил: - Ты никогда не будешь жалеть».