Неприметное чудо на Рождество

Автор: Царапка (Шмель) Рейтинг: G Жанр: мелодрама Герои: надеюсь, узнаете Сюжет: альтернатива. Время и место действия – без изменений Ольга тихонько пристроилась на краешке кровати так, чтобы барон не дышал в её сторону. Утром казавшаяся лёгкой и остроумной затея ночью душила брезгливостью. Лечь в постель мертвецки пьяного мужчины, чтобы заставить его жениться - Господи, как низко пала фрейлина Калиновская! Обсуждая с сообщницей детали ловушки, полячка старалась думать о преимуществах. Корф, что ни говори, красивый мужчина, титулован, богат, когда-то был очень неравнодушен к прекрасной фрейлине. Ольга втайне надеялась, что прежнее увлечение, из-за которого барон стрелялся с наследником, не прошло без следа и сыграет роль в решающий миг, когда молодой человек окажется перед выбором между искушённой в любви и светской жизни женщиной и невежественной деревенской простушкой. Воспоминания о недавней крепостной девке приободрили красавицу. Что может быть слаще триумфа над соперницей, даже ничтожной, но, Ольга не могла этого вспоминать без зябкого возмущения, осмелившейся бросить ей презрительный взгляд. Уже ради того, чтобы поставить на место маленькую лицемерку, стоит трудиться, добиваясь брака с бароном. Мужское тело вдруг шевельнулось, молодой человек, что-то пробормотав, перевернулся на живот и задел без спроса забравшуюся в его постель женщину. Ольга непроизвольно отпрянула, позабыв, как на руку ей была бы неподдельная близость с Владимиром. Страх проснуться в объятиях человека, утолившего пьяную страсть, не зная имени женщины, одолел даже не разум - животное отвращение вызвало приступ тошноты и озноб. Полячка, разрываемая желанием зарыдать во весь голос и боязнью разбудить спящего, соскользнула с кровати и, ещё не отказываясь от своего плана, подошла к креслу. Но каждый уголок чужой спальни стал противен и страшен. Ольга отворила дверь, выбралась вон и опустилась на пол у порога. В старинном хорошо протопленом доме даже коридор целую ночь оставался тёплым, но на мягкой ковровой дорожке женщину трясло как в мороз. Ослепительный дворец, эфемерное счастье с любимым принцем - были они наяву или приснились, оставив глупой золушке кружевную сорочку и перегоревшую страсть? Надо возвращаться назад, в спальню, отвоёвывать место под солнцем, но непослушные слёзы заливали глаза, заставляя дрожать плечи и разжигая жалость к себе. Почему, зачем так горька плата за любовь без надежды? За сладость ночей, за нежность в глазах её Сашеньки покинутая любовница сполна испила чашу унижений, неужели их мало? Глубокая ночь утихомирила дом, а Ольга всё сидела у дверей спальни барона, уже не плача. Глаза различали в темноте детали большого подсвечника, стоявшего на комоде напротив, взгляд уныло скользил по изощрённому переплетению бронзовых веток в руках нимф и сатиров. Женщина погрузилась в воспоминания так глубоко, что слух её не уловил приближения вынырнувшего из темноты мужчины. - Панна Калиновская? Не ожидал застать Вас здесь, в таком виде. Ольга испуганно съёжилась и отпрянула от склонившегося над ней управляющего. - Что Вам нужно? Я - никакая не Калиновская... Долотова... Нет - Болотова... Дарья... - она запуталась окончательно. - Дарья нема, а Вы так красочно выражались в конюшне! Я просто наслаждался звуком Вашего голоса. - Вы меня выследили... - обречённо прошептала полячка. - Да, но не ожидал застать Вас здесь, скорее уж внутри, - в мелькнувшем свете луны блеснули глаза улыбающегося немца. - Вам донесла эта девка? - Польке и доносить не нужно, на лице всё написано. Смотрю - физиономию хитрую делает, носик приподнимает, щурится - ну точно планида на уме, как денег вытянуть или вольную. Стал приглядываться - прежде всего к Вам, я-то ведь знаю, что новую служанку не покупали. А сегодня нутром почуял - какие-то глупости бабы творят, вот и прошёлся по дому, когда все утихли. - Почему глупости? - Ольга обиделась и забыла про страх, - Из меня баронесса Корф выйдет получше, чем из этой... Карл Модестович не ответил, беззвучно смеясь. Полячка не могла хорошенько разглядеть его лицо, но силуэта на фоне окна, иронично встопорщенных усов, небрежно лежащей на комоде руки было довольно, чтобы понять - негодяй насмехался над ней. Женщина попробовала было заспорить, но всхлипнула. - Что теперь Вам от меня нужно? Немец медлил с ответом. Казалось, случай удобный - хоть жандармам сдай, хоть хозяина припугни, да и у самой подарочки августейшего любовника, наверное, припасены, но... Глядя на руки, уныло обхватившие колени, на подбородок, опущенный вниз, на шёлк, ниспадающий с плеч сжавшейся в комочек у его ног женщины, недавно высокой и своевольной, Карл Модестович протянул: - Ступайте-ка спать. К себе. - В эту гадкую конуру? - Могу предложить свою комнату. - Что? Вы негодяй! - Ольга вскочила и замахнулась на немца, успевшего увернуться. - Пани, пани... - Панна! - Это называется благодарность? Ольга на миг почувствовала себя прежней - гордой, прекрасной, принимающей поклонение, а не ищущей снисходительности. Она выпрямилась, не без удовлетворения обнаружила - наглец едва ли выше неё ростом, и прошествовала мимо. Карл Модестович покачал головой ей вслед. Наутро никаких достойных упоминания перемен в доме заметно не было. Барон, проспавшись, миловался со своей любезной Аннушкой. Беглянку оба старались не замечать. Князь Муранов - он же великий князь Александр Николаевич, прохлаждался где-то за пределами поместья. Горе-прислуга не утруждала себя маскарадом, а настоящая служанка ворчала на избыток работы, выпавшей на её долю. Кто кому ради скуки старался попасться на глаза, Карл Модестович и Ольга не думали, но, встретившись в библиотеке, играть в прятки не стали. - Вы ещё не позвали жандармов? - высокомерно спросила полячка. - Не могу рассчитать, что мне полезней - хранить Вашу тайну или разоблачить её. - Считайте внимательнее, как бы не ошибиться. Вы дорожите своим местом? - Как знать-с... За помощь властям обещают награду. - Но и враги у Вас окажутся не по плечу. - Вы о наследнике? - Конечно. - Даже если он узнает об участии столь ничтожного человека, едва ли удостоит меня преследованием. Скорее сочтёт исполнителем воли хозяина, или вообще не поинтересуется пустяком. Полячка прекрасно поняла более чем прозрачный намёк на равнодушие цесаревича. Улыбка превосходства погасла. Карл Модестович продолжил, пожалуй, сочувственно: - Почему бы Вам не вернуться домой? Вас не будет принимать в Варшаве после скандала? - Если бы только это! - вырвалось у Ольги, быстро отвернувшейся к окну. Немец недоумевал - чего эта женщина так сильно боится, раз пошла на немыслимое унижение прошлой ночью? Пока Карл Модестович размышлял, задать ли вопрос, или бросить, наконец, не своё дело, Ольга обернулась - и мужчина едва смог узнать её. - Вам ничего не понять! Он отвратителен! - Вас выдают замуж? - складывать два и два немец умел. Прекрасное лицо стало сплошным мокрым местом. - Он стар, уродлив, о его мерзких привычках вся Варшава судачит! Женится на мне ради денег и считает себя благодетелем! - Раз у Вас есть деньги... - У меня - ни гроша! - она истерически расхохоталась, - Я расплачивалась с этой девкой последними побрякушками, так что не надейтесь что-нибудь у меня вытянуть! Краткого объяснения было более чем довольно, но Карл Модестович не чувствовал себя разочарованным. Пожалуй, он, к собственному неудовольствию, стал жалеть незваную баронскую гостью, и рассердился. Не хватало только разнюниться и угодить в гости к жандармам! Управляющий - не барон, с ним обойдутся без церемоний. Мужчина развернулся на каблуках и отправился прочь, мысленно ругая себя: «Вздор! Мне-то что за печаль? Такая же девка, как Полька, какая разница - дворовая или дворцовая...». Подойдя к лестнице, Карл Модестович сверху узрел занимательную картину в прихожей. В дом вошёл целый отряд жандармов под началом молодого офицера в синем мундире, заносчиво объявившего: - Господин барон! Вы обвиняетесь в укрывательстве государственной преступницы Калиновской. Мы обыщем усадьбу и арестуем Вас, если подозрение подтвердится. - Кем подписан приказ? - барон сквозь зубы пытался противиться, а невеста испуганно схватила его за руку. Исполненный собственной важностью офицер показал бумагу и состроил любезную мину Анне. - Сударыня, не тревожьтесь, если я лишу Вас покровителя, я же и заменю его Вам. Барон рванулся было ударить нахала, но девушка повисла на нём: - Владимир, он нарочно, не надо! Оставшийся пока незамеченным Карл Модестович метнулся назад: - Прячьтесь! Живо! - Почему? Куда? Не тратя времени на объяснения, немец затолкал бывшую возлюбленную цесаревича в тайник за книжными полками и вернулся в прихожую. Жандармы уже приступили к обыску, снисходительно воспользовавшись угодливостью самозваного помощника. - Говорите, милейший, знаете каждый закуток в доме? - Так точно-с. Прошу извинить, господин барон, - Карл Модестович похлопал глазами в сторону с трудом усмирявшего бешенство хозяина, - При всём почтении, прежде всего - долг верноподданного. Через полчаса у офицера голова шла кругом от льстивой словоохотливости. - Извольте-с, чуланчик на кухне, кухарка муку хранит. Осторожно-с, Ваш прекрасный мундир перепачкаете! Пригнитесь, Ваше высокоблагородие, притолока низковата! Из подвала да на чердак, в дальнюю комнату и снова на лестницу, немец несколько раз делал вид, что забыл ещё одно укромное место в уже пройденной части дома и вынуждал охотников возвращаться. Офицер, может быть, заподозрил бы подвох, но приподнятые брови над возводимыми к потолку очами, ухоженные усы, чуть сутулая от усердия показать благоговение спина разбивали в прах иногда шевелившиеся догадки. Жандарм чертовски устал, а никаких следов пребывания в доме благородной особы, нуждающейся в слишком длинных для малышки - подопечной хозяина платьях найдено не было, и дамская туалетная оказалась только одна. Пришлось угрюмо проворчать извинения и удалиться. За спиной охотника немедленно разыгралась буря. - Владимир, где же она? Может, - Анна просветлела, - Уехала? Великий князь увёз её? - Не знаю, но от одной неприятности в доме я непременно избавлюсь, - барон зло усмехнулся и сказал управляющему: - Вы догадались, о ком я? - Ну разумеется, сударь! Хоть сейчас имуществу Вашему полную опись составлю, дабы преемника не утруждать... - Убирайтесь немедленно! Карл Модестович проигнорировал приказ: - Служанка новая, Дарья... - Где она? - растерялся барон. - В библиотеке, жандармов испугалась и спряталась. Не беглую ли Вам продали? Владимир несколько секунд ошеломлённо смотрел на немца, а потом, перешагивая через ступеньки, помчался наверх. Лицо Анны вытянулось, но она скоро очнулась и тоже поспешила в библиотеку, где застала Ольгу уже препирающейся с хозяином дома. - Это всё из-за Вас! Вы приказали закрыть меня в этом мерзком чулане! - Вы бы предпочли свежий воздух в обществе присланного за Вами офицера? Можете догнать его, если угодно! Полячка проворчала что-то нечленораздельное и умолкла, а барон, выходя прочь, бросил управляющему: - Я погорячился, можете оставаться. Ольга и Карл Модестович остались вдвоём. - Я должна поблагодарить Вас за спасение? - голос был полон язвительности, но испуганный взгляд не повиновался усилиям воле. - Ничего Вы мне не должны! - если бы Карла Модестовича спросили, почему он так поступил, немцу нечего было б ответить. - Тогда... Тогда... - панна подбирала заносчивые слова, но язык противился, и она прошептала: - Благодарю Вас... --- До вечера гостья и хозяева избегали друг друга, а позже темнота за окном принесла дурные новости. Его высочество вернулся и стал уговаривать бывшую любовницу смириться с судьбой и волей его августейшего родителя. Панна возмущалась, плакала, кричала, что скорее умрёт, чем станет женой отвратительного человека. Цесаревич не верил: - Пан Огинский - человек превосходной репутации, женится на Вас из почтения к Вашей семье! - Спасти моё имя от позора Вашей любви? - Не так давно Вы считали её не позором, а честью! Когда любовь разбита на ранящие осколки, говорить больше не о чем. Александр Николаевич настаивал на отъезде полячки, чуть смягчившись, заверял - никто не станет принуждать её к браку, но та не верила: - Ваш отец не успокоится, пока я не буду замужем! - Но, может быть, другой человек, если Огинский Вам так неприятен. Женщина только расхохоталась. Цесаревич уехал разгневанным. -------- Два дня для Ольги тянулось ожидание, тем более тягостное, что она не представляла дальнейшей судьбы. Хозяева, занятые подготовкой к свадьбе, не обращали на неё внимания. Даже Полина, разочарованная неудачей, пренебрегала сообщницей. Но подлинная опасность подкралась с негаданной стороны. Бог весть, был писарь местного столоначальника подослан нарочно, или, забредя на кухню, сам ради пущей важности стал под водку и пироги бахвалился знанием законов, но разговор рядом с печкой завязался опасный: - Ешь, Трофим Дмитрич, на твоём жаловании брюхо семь дней в неделе сведёт! - Зато чиновнику везде почтение! - с набитым ртом заспорил потрёпанный человечек в битом молью мундире, вызвав смех у наглого молодого лакея, - У Варвары душа добрая, не жаль добра барского, - не сиди напротив гостя управляющий, иногда получавший от писаря полезные сведения о губернских делах и потому приказывавший кормить гостя, парень бы без стеснения развалился на стуле, а теперь стоял и злился, - А то последнему холопу у нашего барина живётся сытнее чиновников поважнее Вас! - Я - человек маленький, зато свой. Вот, вы барские люди, захочет хозяин - даст вольную, захочет - выпорет или на каторгу вышлет. - Наш барин добрый, не мели языком! - оборвала кухарка. - Ну, не знаю, не знаю. Только за доброту господскую холопы благодарить не умеют. Кто сбежит, кто донос на барина учинит. - Не морочь слугам голову, - поморщился Карл Модестович, - За жалобу на хозяев кнутом бьют. - Смотря какую! - писарь выпрямился и поднял палец, - Ежели государственное дело, упаси Бог, измена, доносчику не токмо никакого наказания - вольную за казённый счёт выправят. На миг тишина показалась могильной, потом в печи хрустнуло догорающее полено, и все загалдели разом: - Типун тебе на язык! Скажешь тоже - измена! Пустое! Не сбивай людей, прости Господи! Карл Модестович не принимал участия в перепалке, пристально глядя на прислуживавшую за столом Польку. Щёки девки горели отнюдь не от кухонного тепла. С открытым ртом и распахнутыми глазами горничная внимала каждому слову гостя. «Какая же она красавица...» - некстати мелькнуло в мыслях немца, но он тут же почувствовал - ради вольной девка готова на всё. Проводив гостя, немец попробовал предостеречь подружку: - Полька, что у тебя на уме? С огнём играть вздумала? Огонь вспыхнул в ней: - Вечно Вы не в своё дело лезете! - Куда тебе против барина? - Ежели дело-то государево... - одно слово кружило ей голову, - А Вы не мешайте, пока сами под суд не попали! Есть справедливость на свете! - Дурёха, о чём ты? Не про тебя! - Анька того и гляди барыней станет, житья от неё совсем мне не будет, чем она лучше меня? Барин потешился раз и с глаз гонит прочь, дескать, прислуга почтительна должна быть... И ещё эта... - Кто, что ты знаешь? - Знаю, что прячется! В барыни норовила, да барон только смеётся! - девушка с силой оттолкнула немца, - Прочь с дороги! - Эвон ты как... - Карл Модестович покачал головой ей вслед и задумался. Запереть? Пригрозить? Подкупить, пообещав помочь с вольной? Ненадёжно, она отомстить хочет не меньше, чем освободиться. Да и... Не она одна писаря слышала. Чёрт знает, что на уме у этих холопов, таких угодливых перед господами и ворующих у них за спиной. Промедление слишком опасно. Управляющий потрудился разыскать Ольгу и приказал ей срочно идти с ним. - Куда? Я не хочу! - Хотите замуж за пана как там его? Угроза произвела волшебное действие. Женщина позабыла спесь и беспрекословно последовала за провожатым во двор чёрной лестницей, через калитку на узенькую тропу, уводившую из владений Корфа. - У Долгоруких искать Вас не станут. На краю их деревни старуха померла на неделе. Все болтали - колдунья, избу заколотили. Увидят огонь - примут за нечистую силу, близко не подойдут. Дом не промёрз ещё. - А потом? - Посмотрим... У Вас есть родня? Ольга задумалась. Поздний зимний вечер скрыл, как Карл Модестович принесённым с собой топором сбил приколоченные крест накрест доски с двери и впустил спутницу в покосившийся домишко. - Холодно... - Получше укутайтесь и держитесь поближе к печи. Я постараюсь поскорее проведать Вас. Чёрт! С полатей, громко мяукнув, спрыгнула крупная кошка, заставив Ольгу вскрикнуть и вцепиться в рукав мужчины. - Ну, ну... Не бойтесь, она не болтлива, - Карл Модестович успокаивающе погладил полячку по плечу. - Та... Старуха на самом деле была ведьма! - Только Ваших суеверий мне не хватало! Бабка как бабка. Умерла, схоронили, не бойтесь, за Вами не явится. Кошку возьмите к себе, согреет. Животное уже крутилось у их ног, привлечённое запахом колбасы. - Одеяла тёплые, на день-другой еды хватит, а там и тревога утихнет. - Но ведь жандармы уехали! - Полина донести хочет, возможно, не только она. - Подлая девка! - Устраивайтесь. --- Наверно, поминки по умершей справили накануне - печь ещё хранила тепло. Ольга затворила дверь за Карлом Модестовичем, залезла наверх, укуталась в меховое одеяло и заплакала от жалости к себе. Кто бы мог представить убожество, в котором окончится головокружительный роман! Трястись от страха и искать помощи у пройдохи... Но вернуться в дом Корфа полячка не смела - цесаревич очевидно принял решение, которому барон с радостью подчинится. Что дальше? Сутки спустя Карл Модестович застал свою подопечную совершенно несчастной. - Вы решили, где можете найти убежище? – не дожидаясь ответа, немец поставил на покосившийся стол бутылку шампанского и положил свёрток с закуской, - Ладно, денёк-другой есть в запасе, отметим пока Рождество. - Рождество? - Вы забыли? В России до него две недели, а нам с Вам справлять самое время. - Господи! Я… я правда забыла. Вы католик? - Евангелист, но праздник у нас общий. Полячка закрыла глаза и прошептала молитву, пока немец разлил вино по кружкам. - Уж простите, брать бокалы я не решился, дворецкий заметить мог. За Рождество. Женщина последовала совету, и скоро ей стало легче. Вино ли, хоть чьё-то участие послужило причиной, но полька внезапно вспомнила, где она сможет найти приют, и будущее перестало казаться мрачным. - Моя крёстная! Как я могла забыть о ней… - полячка вздохнула, - Правду сказать, забыла. Последние годы только на Рождество и Пасху писала ей. - Где она живёт? - В Митаве. - Мои родные края. - Она очень любит меня, довольно богата, не раз звала к себе… Но как мне попасть к ней? - Барон охотно поможет. - Он всё расскажет великому князю! - Вы думаете? - Конечно! - Ну и что? Думаете, Его высочество поделится новостью с августейшим родителем, а императору план выдать Вас замуж покажется более привлекательным? - Я не верю им! Никому… - Ольга уныло опустила голову. - Но тогда… Какие у Вас есть документы? - В моей комнате спрятан паспорт на имя Болотовой. - Ладно, придумаю что-нибудь. Деньги есть на дорогу? - Ничего… - Вот чёрт… - Вот, последнее, - полячка сняла золотой крест на цепочке, на опытный взгляд не стоивший и пятидесяти рублей. Они посидели ещё с полчаса, и Карл Модестович вернулся в усадьбу, где узнал – на сей раз хозяину повезло меньше. Жандарм вернулся, сумел спровоцировать драку, и ныне барон Корф почтил своим присутствием уездный застенок, его невеста рыдает где-то на приёме у полицейского начальника, а князя Муранова покамест не видели – он собирался в Санкт-Петербург. Дела Калиновской становились совсем плохи – Его высочеству придётся вызволят приятеля из тюрьмы, и если платой будет свобода опостылевшей любовницы, цесаревич согласится на это. Полячке придётся покинуть Двугорский уезд чем скорее, тем лучше. - Господи, и зачем я в это ввязался? – как ни жалей, теперь дело придётся довести до конца. В паспорте немец аккуратно исправил одну букву, вытащил из тайника припасённые на чёрный день деньги, на всякий случай придрался к Полине и приказал на два дня запереть её, и под покровом ночи опять появился в избушке. - Вас никто не тревожил сегодня? - Нет… - Ольга всхлипнула, - Ещё день, и я буду рада даже домовому! - Вот что, уезжать придётся сейчас. К счастью, меня не подозревают, я постарался заморочить жандарму голову. С Вами поедет конюх барона, Никита. Он не очень умён, но вполне надёжен и понял – Ваш арест кончится для хозяина скверно. Парень знаком с ямщиками и сумеет провезти Вас без подорожной до границы с Курляндией, там проще. Вот деньги. - Сколько здесь? Крестик не мог стоить так много! - Конечно. - Это передал для меня Корф? Нет? Тогда кто… Вы?! - Нет, Санта-Клаус. - Мне не до шуток! Как я верну их Вам? Что Вы хотите взамен? - Ничего. - Вы лжёте! Я Вам не верю! - Ничего!!! – немец кричал, - Вы можете это понять? Ответом ему был затравленный взгляд, но через секунду Ольга вспыхнула: - Я не так наивна, как Вы, наверное, думаете. У меня были отменные учителя. - Верить или нет – как Вам угодно. Вы возвращаетесь в дом барона или едете к Вашей крёстной? - Но всё-таки, почему? - Избавьте меня от расспросов, я и без того чувствую себя круглым болваном. - Но Вы… - в зелёных глазах перемешались страх и надежда, - Вы меня не обманете? - Раз уж до сих пор не выдал жандармов… У Вас мало времени, переоденьтесь, я с трудом отыскал это на чердаке. Через полчаса Никита, сидя рядом с приятелем-ямщиком, подъехал в скромном закрытом возке. Карл Модестович помог полячке сесть, но она долго не отпускала его руки. - Может быть, мы увидимся снова… Вы ведь сказали, что родились в Митаве. - Под ней. - Вы позволите Вам написать? - От имени Вашей крёстной – конечно. Буду рад узнать, что у Вас всё благополучно. - Вы… Вы очень великодушный и благородный человек… - Слышал бы Вас мой покойный хозяин! – Карлу Модестовичу оставалось только скрыть тоску смехом. Светало. Ранние солнечные лучи высветили уставшие лица немолодого рыжеватого мужчины, забывшего нафабрить усы, и женщины, сердце которой щемила разлука с мечтами, дорогими сердцу надеждами и со случайно встреченным человеком, чувств к которому она не могла разобрать, но помнить которого будет ей бесконечно теплее, чем тех, с кем она связана страстью и блеском. - Прощайте! - Храни Вас Господь! Возок тронулся, а Карл Модестович, поглядев ему вслед, разжал кулак. На ладони его блестел маленький католический крестик, который хотел он вернуть хозяйке, но не то забыл, не то передумал. КОНЕЦ